CC BY
197
References
1. Lermontov M. Works: in 2 vol. - M., 1988-1989
2. Turgenev I.S. Completed Works: in 30 vol. - M., 1982. - The Сomposition: in 12 vol.
3. Kurlyandskaya G.B. Structure of the novella and the novel by Ivan Turgenev 1850-s - Tula, 1977
4. Lermontovskaya encyclopedia [Electronic resource]: [web site]. Mode of access: http://feb-web.ru/feb/lermenc/default.asp?/ feb/lermenc/lre/lre.html
5. Literary legacy. Mikhail Lermontov. T43/44. - M., 1941-1948. - Book 1.
6. MaksimovD.E. Lermontov's poetry- M., 1964.
7. Mikhail Lermontov. Problems ideal: the interuniversity collection of scientific works.- Kuibyshev, 1989
8. Nestor (Kumysh) Christian trends in the Lermontov's poem «Pesnya pro tsarya Ivana Vasilievicha, molodogo oprichnica i udalogo kuptsa Kalashnikova» // Lermontov's Reads -2007.- SPb., 2007. - p. 97-104
9. Martyanova S.A. Value aspects of Russian classics of the XIX century in the literature of the XX century // The Science of literature in the XX century (history, methodology, literature process). - M., 2001.- p.59-77
10. NikolskijS.A., Filimonov V.P. Russian worldview. The meanings and values of Russian life in the Russian literature and philosophy XVIII - mid XIX century.- M, 2008
11. UdodovB.T. M.Lermontov // Anoshkina V.N., Gromova L.D. History of Russian literature. 1800-1830.- M., 2008.- p. 460-520
12. Fatalist. Overseas Russia and Lermontov / ed. by Filin M.D. - M., 1999
13. Halizev V.E. «Heroes of time» and «righteousness» in coverage of Russian writers of the XIX century // Russian literature of the XIX century and Christianity - M: Moscow State University, 1997. - Рp.111-119
УДК 070+316.77 А. Л. ДМИТРОВСКИЙ
кандидат филологических наук, доцент кафедры журналистики и связей с общественностью Орловского государственного университета E-mail: dmitrovsky@pochta.ru
UDC 070+316.77
A.L. DMITROVSKY
сandidate of Philology, associate professor of journalism and public relations,Orеl state university E-mail: dmitrovsky@pochta.ru
ПРОБЛЕМА ФАКТА В МЕДИАТЕКСТЕ FACT PROBLEM IN THE MEDIA TEXT
Статья посвящена разъяснению взаимодействия таких существенных для функционирования журналистики категорий, как «факт» и «медиатекст», в рамках предлагаемой автором концепции экзистенциальной теории журналистики. Даны определения, примеры; намечены причины и решение проблемы неверного толкования факта теоретиками журналистики.
Ключевые слова: экзистенциальная теория журналистики, факт, медиатекст, философия журналистики, творческая деятельность, публицистика, беллетристика, журнализм, массовая коммуникация, смысл.
Article is devoted to an explanation of interaction such essential to functioning ofjournalism of categories as «fact» and «media text» within the concept of the existential theory ofjournalism offered by the author. Definitions, examples are given; the reasons and a solution of the problem of incorrect interpretation of the fact are planned by theorists of journalism.
Keywords: existential theory of journalism, fact, media text, journalism philosophy, creative activity, journalism, fiction, journalism, mass communication, sense.
Журналистика, как деятельность в рамках вро-щённого в плоть общества социального института, протекает в пространственно-временном континууме социальной коммуникации. Следовательно, понятие социальной (смысловой) коммуникации выступает для теории журналистики родовым, а понятие массовой -видовым понятием.
Стоит отметить важный момент. Схемы «коммуникационного акта» (модели, процесса) кочуют из одно-
го учебника журналистики (монографии) в другой, но никого, почему-то, за редчайшим исключением, не настораживает вопиющая подмена: для понимания человеческой («социальной», «массовой» и т.д.) коммуникации предлагается телефонно-телеграфная модель связи.
Подобный техницистский подход к человеку, принижающий его до простого «приёмо-передатчика», превращает разнообразное и сложное человеческое общение в «обмен информацией», примитивно-бихевиористскую
© А. Л. Дмитровский © A.L. Dmitrovsky
схему «стимул-реакция». «Техническая схема передачи информации по сути дела есть разновидность материальной, точнее - модулированной энергетической коммуникации»1.
Понятно, что оправдана такая модель лишь в некоторых технических сферах (проводная и радиосвязь, теория информации, телекоммуникация и т.д.), т.е. в собственно информационной коммуникации, но никак не приемлема в социальной (хотя бы потому, что закодированные сообщения движутся не в социальном, а в геометрическом пространстве-времени).
Социальная же коммуникация есть «движение смыслов в социальном времени и пространстве»2. Предпосылками её выступают генетическая (биологическая, видовая) и психическая (внутриличностная) коммуникации. Все три типа являются смысловыми, т.е. «в качестве передаваемого сообщения выступает не данная в ощущениях вещь или вещественное свойство, а умозрительно постигаемый смысл». При этом соблюдается следующий закон коммуникации: «сообщения смысловых коммуникаций всегда имеют идеальное (духовное) содержание и, как правило, но не всегда -материальную, чувственно воспринимаемую форму». Пример последних - телепатия или подражание. Ясно, что подобное «движение смыслов» возможно лишь между субъектами социальной коммуникации, т.е. людьми (личностями, если говорить точнее). Ключевыми выступят, таким образом, три категории: «смысл», «социальное пространство», «социальное время».
Автор общей теории социальной коммуникации А.В.Соколов, выделяя в целесообразной социальной коммуникации три основных цели, преследуемых коммуникантами и реципиентами (познавательную, побудительную и экспрессивную), пишет о сущности понятия смысл следующее:
«Не будем стремиться к ответу на вопрос: «что такое смысл вообще?» и не будем уточнять смыслы, скрытые в небесной механике, системе кровообращения и моделях атома. Нас интересуют те смыслы, которые содержатся в социально-коммуникационных соотношениях. <...> Для достижения этих целей содержание коммуникационных сообщений должно включать: знания и умения (коммуникант нечто знает или умеет и может поделиться этим опытом с другими людьми); стимулы (волевые воздействия, побуждающие к активности); эмоции (коммуниканту важно эмоционально «разрядиться», получить сочувствие, а реципиент ищет положительных эмоций и душевного комфорта). Именно эти продукты духовной человеческой деятельности мы называем смыслами»3.
К этому стоит добавить небольшое уточнение: Если знания и умения как содержание «познавательной» сферы социальной коммуникации не вызывают возражений, то содержание «побудительной» сферы («стимулы») должно, на наш взгляд, быть до-
1 Соколов А.В. Общая теория социальной коммуникации. СПб., 2002. С. 28.
2 Там же. С. 27.
3 Там же. С. 30.
полнено мотивами4. Это объясняется тем, что стимулы выступают для человека внешними побудительными воздействиями, но не менее важна ведь и внутренняя мотивация человека, особенно высокоразвитого. Мотивы как раз и признаются психологией внутренними побудительными причинами действий и поступков человека, личности.
То же касается и третьей сферы социальной коммуникации и соответствующего содержания - «экспрессивного». Необходимо отметить, что человеческая потребность «выразиться», «разрядиться» возникает не только от эмоциональной переполненности, подверженности той или иной эмоции, страсти, чувству. Она возникает (опять же, у высокоразвитых индивидуумов) и в силу длительных (эстетических, нравственных и т.п.) размышлений о происходящем вокруг, о себе и смысле своего существования. То есть в результате экзистенциальной рефлексии.
Следовательно, содержание «экспрессивной» сферы социальной коммуникации должно включать помимо указанных А.В.Соколовым эмоций ещё и эк-зистенциалии - рефлексивные переживания, возникающие в результате осмысления человеком себя как проблемы в ситуации непосредственного личностного выбора. Так, например, тоска - чувство, т.е. длительная, устойчивая эмоция, а осознание безысходности
- экзистенциалия, ибо является продуктом рефлексии
- осмысления человеком своего положения (человек здоров, сыт-обут-одет, но... «соседи злы, начальство не ценит, коллеги неинтересны» и т.д.).
Таким образом, можно заключить, что содержанием коммуникационных сообщений в социальной коммуникации должны выступать: стимулы и мотивы, знания и умения, эмоции и экзистенциалии. Перейдём к понятию социального пространства и социального времени, или - социальному хронотопу.
«Социальное пространство - это интуитивно ощущаемая людьми система социальных отношений между ними»5. Система социальных отношений разнообразна и многомерна, поскольку включает отношения родственные, служебные, интимные, соседские, случайные знакомства и т.д. Когда произносится фраза «он пошёл вверх» («круто поднялся» и т.п.) или «он опустился на социальное дно», то имеется в виду как раз социальное пространство.
«Социальное время - это интуитивное ощущение течения социальной жизни, переживаемое современниками. Это ощущение зависит от интенсивности социальных изменений. Если в обществе изменений мало, социальное время течёт медленно; если изменений много, время ускоряет свой ход. Согласно «социальным часам», десятилетия застоя равны году революционной перестройки»6. Движение смыслов в социальном времени, соответственно, - есть длительность сохранения
4 Дмитровский А. Л. Мотивация и развитие личности журналиста // Учёные записки Орловского государственного университета. 2010, №1. Ч.2 «Гуманитарные и социальные науки» («Филология»).
5 Соколов А.В. Общая теория социальной коммуникации. -С. 37.
6 Там же. С. 38.
ими своей ценности и актуальности для общества.
Выделение таких категорий, как социальные время и пространство, связано с тем, что смыслы имеют идеальную природу, а потому и измеряться должны «идеальными инструментами», коими как раз и выступают категории социального пространства и времени. В отличие от технической коммуникации, оперирующей сообщениями, текстами, сигналами, т.е. объектами, имеющими материально предъявленную форму, смыслы никак не могут быть «отслежены в земной атмосфере или измерены сверхточным хронометром».
Ещё одна особенность социальной коммуникации в том, что коммуникант никогда не стремится к простой передаче сообщения «из пункта А в пункт В»; его интересует доведение его послания до той социальной группы (отдельного реципиента), с которой он состоит в тех или иных социальных отношениях. Более того, этот смысл должен не просто «дойти», но и быть ими понят. Иначе социальной (смысловой) коммуникации не случится.
Журналистика как вид коммуникационной деятельности относится к групповому управлению обществом, когда группа (в нашем случае - социальный институт) воздействует на массовую совокупность людей, руководит ею. Это становится возможным благодаря тому, что, являясь творческой, данная группа способна генерировать и транслировать в массы те или иные мировоззренческие смыслы, определяющие духовную жизнь управляемого общества.
Мировоззренческие смыслы, с философско-антропологической точки зрения, являются совокупностью объясняющих мир знаний, ценностей и поведенческих императивов, а также идеальных представлений, представляющих определённую «концепцию человека», которая фундирует все важнейшие общественные связи, нормы и понятия: право, нравственность и мораль, тип государственного и общественного устройства, иные отношения.
Таких - исторических, «принципиальных» - концепций человека может быть выделено четыре: условно обозначаемых как период «Тела», период «Души», период «Разума», период «Экзистенции». В наше время (вторая половина XX века - первая половина XXI века) отмечается кризис «культуры Разума» и переход человечества к новому пониманию сущности человека - как существа экзистенциального7 (по крайней мере, об этом писали ведущие философы-антропологи -Шелер, Франкл, Фромм, Ясперс и др., ставя проблему самого физического выживания человека в ближайшем будущем).
Современное понимание человека в журналистике, базирующееся на философско-антропологическом подходе, предполагает выделение трёх акторов (действующих лиц) журналистско-коммуникационной деятельности: автора-журналиста, Читателя (адресата) и Героя публикации. «Антропологическое изучение жур-
7 Дмитровский А.Л. Проблема теории журналистики в свете научно-методологических и философских подходов XXI века // Учёные записки Орловского государственного университета. 2011, №4. Ч.2 «Гуманитарные и социальные науки» («Философия»).
налистики предполагает обращение не только к выделенным субъектам - автору, герою и адресату, но и к типам взаимоотношения между ними»8.
Поскольку основное взаимодействие между ними осуществляется в рамках создания автором коммуникационного сообщения и понимания его смысла реципиентом-читателем (коммуникационным пониманием, в отличие от познавательного, когда речь идёт о понимании причинно-следственных связей вообще), представляется интересным рассмотреть соответствующие «типы» авторов (коммуникантов) и читателей (реципиентов) на основе выделяемых коммуникативи-стикой форм коммуникационного понимания.
А.В. Соколов выделяет в коммуникационном понимании три формы9:
- коммуникационное познание (реципиент получает новое для него знание; при этом коммуникационное познание сливается для него с познавательным);
- коммуникационное восприятие (реципиент, получив сообщение, не способен постичь его глубинный смысл, хотя может быть автором разумных утвердительных высказываний по поводу его содержания);
- псевдокоммуникацию (реципиент запоминает, повторяет, переписывает отдельные слова или фразы, не понимая даже поверхностного смысла сообщения.
«Однако представляется возможным и необходимым дополнить предложенные три формы коммуникационного понимания ещё одной (мельком упоминаемой самим же А.В.Соколовым как «сопереживание») - коммуникационным самопониманием. Это связано с тем, что понимание в широком смысле есть не только мыслительный, но и чувственный процесс. Посему можно утверждать, что понимание смысла может быть не только познавательным (результатом гносеологической интенции), но и эмоционально-чувственным, т.е. результатом моего рефлексивного переживания (сопереживания; воспроизведения в моём субъективно-интимном внутреннем мире тех состояний и процессов, что были закодированы автором-коммуникантом в сообщении, и их кристаллизации в виде экзистенциалий).
Таким образом, понимаемый мной смысл и мои экзистенциальные переживания становятся соотносительными. Меняется и мой статус как субъекта понимания: установка на самоценность понимаемого смысла приводит к ясной установке на собственную самоценность и, далее, к своего рода субъект-субъектному взаимодействию - единству «исследования» и самопознания. В данном случае я не просто «узнаю» нечто новое (получаю новое для меня знание), но и, одновременно «думая» о себе и пытаясь найти основание всем моим поступкам (выборам), отвергаю или не понимаю многого в себе, либо наоборот, обнаруживаю в себе вы-сокоценимые качества. Тем самым я меняю собственную духовную и личностную структуру, перестраиваю
8 Блохин И.Н. Антропология журналистики: интерпретации, основания, действующие лица // Теория журналистики: в поисках смысла, структуры и назначения / Ред.-сост. М.Н.Ким. СПб., 2007. С. 91.
9 Соколов А. В. Общая теория социальной коммуникации.
С. 33-34.
себя. Таким образом, коммуникационное самопонимание выступает высшей формой коммуникационного понимания: сообщение (и, соответственно, смысл) не просто пространственно дошло до меня, воспринято и осмыслено мной, но и произвело в моей духовной структуре определённую «перестройку».
Начальным источником знаний, умений, стимулов, мотивов, эмоций и экзистенциалий является индивидуальная психика, где эти смыслы зарождаются и движутся в психическом времени и пространстве. Для того чтобы началась социальная коммуникация, коммуникант должен «опредметить», овеществить свои смыслы, то есть воплотить их в содержании коммуникационного сообщения. Коммуникационное сообщение движется в материальном пространстве и времени (например, в виде газетного текста или телепередачи), достигая в конце концов своего реципиента. Для того чтобы социальная коммуникация завершилась, реципиенту нужно «распредметить» смысловое содержание сообщения, то есть понять его и включить понятые смыслы в свою психику, точнее - в индивидуальную память, в структуру собственной личности.
Как видим, в предложенной А.В. Соколовым общей теории социальной коммуникации, являющейся для журналистики (массовой коммуникации) управляющей («детерминирующей») надсистемой, понятие факта практически отсутствует. Он заменён «смыслом» (смыслами). С другой стороны, дана достаточно применимая на практике дефиниция этой категории, которая, как мы помним, является ключевой для определения «границ» факта, его структуры и объёма.
Однако факт, с точки зрения философии науки (что также было отмечено), имеет не только смысловую составляющую, но и ряд других, например, социальную или онтологическую. Эта троичная структура факта отмечается и в филологии, о которой и пойдёт речь ниже.
Структура факта в филологии
Понятия факта в чистом виде (как предмета изучения) в филологии нет. Здесь под фактом, скорее, понимается текст. Текст - как некое свершённое событие, как факт создания (и само существование) некого произведения, отражающего некую жизненную реальность. Как оказалось, определений понятия «текст» существует очень много. Мы остановились на наиболее частотном, принадлежащем И.Г.Гальперину:
«Текст - это произведение речетворческого процесса, обладающее завершённостью, объективированное в виде письменного документа, произведение, состоящее из названия (заголовка) и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединённых разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющее определённую целенаправленность и прагматическую установку»10.
Как видим, по большинству параметров это определение текста вообще подходит и для текстов журналистских. Разница будет уже в качестве и характере «типов
10 Цит. по: Бабенко Л.Г. Филологический анализ текста. Основы теории, принципы и аспекты анализа. М., Екатеринбург, 2004. С. 30.
связи» внутри «документа». А также будет зависеть от характеристик той среды (культура и социум), в которой будет функционировать данный документ (текст). Это подтверждает и сам исследователь:
«Текст представляет собой некое завершённое сообщение, обладающее своим содержанием, организованное по абстрактной модели одной из существующих в литературном языке [журналистике] форм сообщений (функционального стиля, его разновидности и жанров) и характеризуемое своими дистинктивными признаками»11. При этом - любой текст подразумевает и некую «схему» его реализации, создания (пусть и не осознаваемую автором), своего рода алгоритм.
Текст, как и факт, имеет весьма сложную - многослойную и многоуровневую - структуру и потому существует много подходов к его анализу. В результате их рассмотрения Л.Г. Бабенко приходит к следующему выводу:
«Текст в зеркале интерпретации - это словесное художественное произведение, представляющее реализацию концепции автора, созданную его творческим воображением индивидуальную картину мира, воплощённую в ткани художественного текста при помощи целенаправленно отобранных в соответствии с замыслом языковых средств (в свою очередь, также интерпретирующих действительность), и адресованное читателю, который интерпретирует его в соответствии с собственной социально-культурной компетенцией»12.
При этом исследователь приводит слова Д.С. Лихачёва, отмечавшего теснейшую связь художественного текста с действительностью, реальностью, жизнью общества и культуры: «Литературное произведение распространяется за пределы текста. Оно воспринимается на фоне реальности и в связи с ней. Город и природа, исторические события и реалии быта - всё это входит в произведение, без которых оно не может быть правильно воспринято. Реальность - как бы комментарий к произведению, его объяснение. Наиболее полнокровное и конкретное восприятие нами прошлого происходит через искусство и больше всего через литературу. Но и литература отчётливее всего воспринимается при знании прошлого и действительности. Нет чётких границ между литературой и реальностью»13.
Эту же мысль, но в гораздо более жёстком варианте можно адресовать журналистским текстам: однако, если у художника (писателя, поэта) есть право на вымысел и домысел в работе с фактическим материалом, то журналиста «правда жизни» интересует не в философско-эстетическом, а в самом непосредственном виде, в виде «жизни как она есть». В последние десятилетия специалисты (прежде всего в Америке) заговорили о так называемом «новом журнализме», когда внимание репортёра сосредоточено на восприятии характерных деталей, мельчайших подробностях быта своего героя. При этом, в противовес «объективному журнализму», журналисту предоставляется право не
11 Там же. С. 33.
12 Бабенко Л.Г. Филологический анализ текста. С. 46.
13 Цит. по: Бабенко Л.Г Филологический анализ текста. С. 62.
столько констатации фактов без их анализа, но наоборот, от него требуют стремиться раскрыть их причины и следствия, дают право на выражение своего мнения и оценок (что вновь возвращает, в какой-то мере, журналистику к истокам, литературе и искусству)14.
В литературе и искусстве, особенно в связи с распространением постмодернистского проекта, роль субъекта также возрастает. Правда, эффект оказывается обратным - «смерть автора», релятивизм (относительность всех традиций, принципов, морали и т.д.). Уолтер Онг высказался ещё парадоксальнее: «Каждое письменное произведение для автора является его собственной эпитафией». Он и другие последователи ма-клюэнизма считают, что письменно-печатные средства информации разрушают интерактивность и естественность устных форм дописьменных коммуникаций и превращают понятие «читателя для писателя» в иллюзию. Ими введён и обоснован термин «фиктивность писательской аудитории». В своей жёсткой форме эта концепция ведёт к нивелированию понятия авторства15.
Тем не менее, роль автора в художественном произведении (как и в журналистике) всегда оценивалась (и оценивается) высоко, особенно в связи с развитием в ХХ веке идей антропологии:
«...Вершину иерархии семантических компонентов содержания текста составляет индивидуально-авторская концепция мира, ибо любое произведение представляет собой субъективный образ объективного мира действительности. Это универсальная черта любой индивидуальной картины мира, которая всегда «несёт в себе черты своего создателя». В этом заключается парадоксальный секрет художественного текста: отображая действительность, художник обнаруживает себя, и наоборот, выражая свои думы и чаяния, он отображает мир и себя в мире. В результате этого плоть художественного произведения, отторгнутая материально от своего создателя, в то же время несёт на себе его печать. Она, как двуликий Янус, имеет лицо создателя (образ автора) и лик объективной действительности (образ мира)»16.
То же можно сказать и о журналистике. Речь идёт об «индивидуально-мифологической картине мира» (А.Л.Дмитровский)17, (в отличие от «индивидуально-авторской») которая, с восхождением на всё более высокие уровни мастерства, начинает проявляться всё явственнее в творчестве публициста. Мы помним массу примеров, когда газетные репортёры становились (или являлись одновременно), публицистами, а потом и писателями или поэтами.
Повторимся: в большей части элементов понятие «текст» (в литературе) и «факт» (в журналистике) схожи. Другое дело, на каком из внутренних элементов сделан акцент, тем более что для классификации «кванта
14 Землянова Л.М. Зарубежная коммуникативистика в преддверии информационного общества. М., МГУ, 1999. С. 141, 146.
15 Там же. С. 244.
16 Бабенко Л.Г. Филологический анализ текста. С. 97.
17 Дмитровский А.Л. Экзистенциальная теория журналисти-
ки: попытка метатеории // Знак: проблемное поле медиаобразования.
2012. №2 (10). СС. 61-82.
информации текста» художественного произведения многие исследователи-лингвисты называли смысл, объясняя это тем, что в художественном произведении заложен смысловой заряд, сила воздействия которого не ограничена местом и временем, ибо содержание художественного текста не замкнуто, относительно бесконечно и потому великие произведения искусства не утрачивают актуальности многие века, получая в разные времена различную интерпретацию.
Из предыдущих размышлений мы помним, что смыслами оперирует и социальная коммуникация -надсистема журналистики, и именно смыслом предлагалось отграничивать факт от несущественного информационного мусора, шумов. Можно говорить, что именно смысл (точнее, смыслы определённого типа) составляет, пожалуй, наиболее значимую часть содержания любого текста. Для обозначения содержательной стороны текста в более широком смысле используется и термин «семантическое пространство».
«.Семантическое пространство текста - это ментальное образование, в формировании которого участвует, во-первых, само словесное литературное произведение, содержащее обусловленный интенцией автора набор языковых знаков - слов, предложений, сложных синтаксических целых (виртуальное пространство); во-вторых, интерпретация текста читателем в процессе его восприятия (актуальное семантическое пространство)»18.
Содержание, таким образом, формируется как ментальное образование, моделирующее тот фрагмент действительности, о котором говорится в тексте, а смысл - это мысль об этой действительности, т.е. интерпретация того, что сообщается в тексте. Содержание базируется на денотативных (референтных) структурах, отражающих объективное положение вещей в мире (то есть реальных фактах, имеющих пространственно-временную привязку). Смысл же базируется на единицах иного рода, связанных с интуитивным знанием, личностными переживаниями.
«Универсальные смыслы «человек», «пространство», «время» являются доминантами семантического пространства текста, а соответствующие им текстовые категории выполняют общие текстообразующие функции. К ним относятся моделирующая, координирующая и характерологическая функции. Учитывая значимость этих категорий в формировании семантики художественного текста, считаем необходимым выделить в качестве важнейших следующие сферы семантического пространства, которые требуют специального рассмотрения и лингвистического анализа. Это концептуальное, денотативное и эмотивное пространства текста»19.
Попытаемся рассмотреть каждое «пространство» текста, поскольку, по нашему мнению, здесь кроется ключевая мысль для нашей работы - характеристика основных элементов, слагаемых факта (понимаемого в широком смысле - как события, ставшего содержанием журналистского выступления). В данном же случае
18 19
Бабенко Л. Г. Филологический анализ текста. С. 99. Там же. С. 103.
- текста вообще.
1) Итак, содержание концептуального пространства текста составляет т.н. «содержательно-концептуальная информация», которая, по мнению И.Р. Гальперина, «сообщает читателю индивидуально-авторское понимание отношений между явлениями, описанными средствами содержательно-фактуальной информации, понимание их причинно-следственных связей, их значимости в социальной, экономической, политической и культурной жизни народа, включая отношения между отдельными индивидуумами, их сложного психологического и эстетико-познавательного взаимодействия»20.
Эта информация выводится из всего текста как целого и потому анализ текстов с этой позиции, как правило, ограничивается частной задачей - анализом так называемых «концептов». Это достаточно сложная категория, о которой в науке ведутся горячие споры. Мы не будем глубоко вникать в нюансы этих дискуссий, ограничившись общим пониманием идеи концепта.
Прежде всего, надо отметить, что концепты составляют не только содержание индивидуального сознания, сколько богатство всей культуры, носителем которой выступает человека и язык его нации. Концепты являют собой своего рода общие для всей нации символы, знаки и понятия: счастье, труд, любовь, добро и зло и т.д. Благодаря набору тех или иных концептов, люди одной нации (ментальности), даже плохо зная язык, способны понимать друг друга. Можно сказать даже, что концепты очень близки таким понятиям, как «ценности» (например, «западные ценности» или традиционные, «христианские» и т.д.) или «мифологема» (сказки, поверья, фольклор). Концепт - это своего рода сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. Зачастую (большинством простых людей), концепты даже не осознаются. Именно поэтому важнейшая роль в их совершенствовании принадлежит писателям, поэтам, религии. Простейший классический пример общенациональных концептов-символов - флаг, герб и гимн.
Следует также отметить, что концепты многокомпонентны и представляют собой поле знаний, представлений, понятий, ассоциаций, имеющих ядро и периферию. Можно, наверное, говорить о том, что ядро концепта составляет общенациональный культурный смысл, а наполнение периферии - уже личный опыт человека. Так, к примеру, в творчестве русской писательницы Н.А. Тэффи, прожившей нелёгкую жизнь, одним из важнейших концептов стал концепт «счастье», имеющий, в целом, положительную окраску. Однако жизненный опыт наполнил его периферию как минимум двумя трактовками счастья: счастье может быть злым, пожирающим человека зверем (когда герои рассказов радуются не своим удачам, а неудачам окружающих -например, рассказ «Счастье»); и счастье может быть счастьем-мукой (когда героиня подпадает под власть вещи, например, воротничка - «Жизнь и воротник»). Эти отрицательные трактовки счастья породили любимый персонаж Тэффи - «русскую дуру», а фактически -20 Цит. по: Бабенко Л.Г Филологический анализ текста. С. 104.
новый культурный концепт, наравне с «обломовщиной» или «новыми русскими» вошедший в нашу культуру.
2) Следующий элемент текста - денотативно-событийное пространство. Его изучает так называемый «денотативный подход», также находящийся в стадии разработки, который «нацелен на выявление отображённого в художественном тексте объективного мира»21: на материале преимущественно одного законченного текста исследуются закономерности отображения реальной действительности «в её дискретности и континуальности одновременно22». Ведь автор, выделяя реалии из целостной окружающей действительности, воспринимает некоторую реальную ситуацию, как раз и называемую «денотативным источником текста».
Эта реальная ситуация (то есть некое событие, факт), подтолкнувшая автора к написанию текста (известно, что многие свои сюжеты, например, Достоевский черпал, в том числе, в светской и криминальной хронике, прессе), рассматривается двояко:
1) как повод к написанию текста,
и 2) как «организатор» его содержания.
Если с «ситуацией» в первом значении всё достаточно просто - это конкретный жизненный факт (в том числе, возможно, отобранный писателем из газеты или ТВ, либо лично увиденный, пережитый), то второе значение особенно интересно для данной работы и требует пояснения:
«. Это воплощённое в тексте индивидуально-авторское знание о мире, представленное в интерпретированном отображении глобальной ситуации, состоящей из макроситуаций и микроситуаций, связанных определёнными отношениями и в совокупности раскрывающих главную тему литературно-художественного произведения». Таким образом, компонентами денотативного пространства текста являются: глобальная, макро- и микроситуации. Все они связаны в структуру, аналогичную структуре факта: «Глобальная ситуация имеет характер события и связана с раскрытием главной темы в целостном тексте, макроситуации описывают конкретный текстовый эпизод в рамках текстового фрагмента, а микроситуации репрезентируются отдельным высказыванием или цепочкой высказываний»23.
Даже невооружённым глазом видно, что структура, описанная выше, почти полностью совпадает с классическим строением журналистского текста:
- опорная идея (опорный эпизод; яркий факт как повод к выступлению);
- система конкретных ситуаций (эпизодов) и размышлений к ним;
- подробности (беседы, мнения, статистика, описания, интересные детали и т. д.).
3) Третий элемент текста - эмотивно-смысловое пространство.
«Основополагающие категории художественного
21 Бабенко Л.Г Филологический анализ текста. С. 155.
22 «Дискретный» - «раздельный, состоящий из отдельных частей» (Ожегов С.И. и Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. С. 167); «континуальный» - «непрерывный» (Лебедев С.А. Философия науки. С. 208).
23 Бабенко Л.Г. Филологический анализ текста. С. 160-161.
текста, являющиеся носителями субъективного и объективного, - автор и персонаж, которые всегда занимают центральное положение в художественном произведении вследствие его абсолютной антропоцентричности. Это обуславливает и путь интерпретации художественного текста, в основе которого всегда лежит антропоцентрический подход.
Чувства, которые автор приписывает персонажу, предстают в тексте как объективно существующие в действительности (диктальные), а чувства, испытываемые автором и выражаемые им, имеют субъективную окраску (модальность). В целостном тексте гармонически переплетаются диктально-эмотивные смыслы (уровень персонажей) и модально-эмотивные смыслы (уровень авторского сознания), совокупность которых и составляет ядро эмотивного содержания текста»24.
Таким образом, различие между текстами художественными и текстами журналистскими будет заключаться в том, что в художественном тексте эмотивные смыслы персонажей, как правило, имеют преобладающее значение (мы следим и сопереживаем именно героям), и одновременно они созданы автором, его воображением, «объяты» его активной волей и его эмо-тивными смыслами (включёнными в структуру образа автора). В журналистском тексте, очевидно, эмотивная составляющая героя публикации (его мысли, мнения, оценки и эмоции),
во-первых, реальна - это живой конкретный человек со своими переживаниями,
во-вторых, если не преобладает над эмотивностью автора публикации, то, по крайней мере, имеет не меньшее значение.
Кроме того, (3) публицист не скрывается за маской «образа автора» (который может быть каким и кем угодно), а выступает прямо, открыто делясь с читателем своими взглядами и, зачастую, непосредственно участвуя в событиях.
Рождается очевидная мысль: из взаимодействия вышеозначенных трёх «пространств» складываются различные типы текстов, в зависимости от акцента на той или иной из них. Причём не только, к примеру, художественных и журналистских, но и текстов внутри журналистики. Текстов различных сфер деятельности журналистов - репортёрской, публицистической, беллетристической.
Причём, если вспомнить теорию фракталов, то текст по отношению к факту будет иметь статус интерпретирующей системы (надсистемы), т.е. системы более высокого уровня. И то, что верно для текста в целом (на своем «горизонтальном» уровне он состоит из трёх видов пространства), будет верно и для его «малого элемента», «кирпичика» - факта.
Это косвенно подтверждает и философ науки С.А.Лебедев, выделяя в структуре предложения (выражения, высказывания, суждения) (а простой факт, как правило, укладывается в одно предложение - «суждение факта», по М.И.Стюфляевой») денотат, значение и смысл.
24 Там же. С. 203-204.
«Денотат - объект (область значений), обозначаемый любым именем. Денотатом собственного имени является один-единственный предмет (например, создатель общей теории относительности, пятая проблема Гильберта и т.д.). Денотатом общего имени является класс однородных предметов (электрон, атом, прямая линия и т.д.). Существуют имена, у которых денотат отсутствует (например, «круглый квадрат», «совершенное общество» и т.д.). Денотаты могут быть как конкретно-чувственные (планета, протон и т.д.), так и абстрактные (число, идеальный газ, теория и т.д.)»25. Ясно, что основой факта могут быть лишь конкретно-чувственные, денотаты собственного и общего имени.
«Смысл - мысленное содержание любого выражения в отличие от обозначаемого этим выражением предмета (денотата). Усвоить смысл некоторого выражения - значит понять ту конкретную информацию о некотором предмете, которую это выражение содержит. Например, выражения «создатель частной теории относительности» и «создатель общей теории относительности» обозначают одного и того же учёного -А.Эйнштейна, но сообщают о нём разную информацию, то есть имеют разный смысл»26. То есть смысл - то личное, что вкладывает в высказывание (текст) журналист («Что он хочет сказать?»). Вспоминается классическое упражнение актёров: произнести какое-либо слово, например «любовь», несколько десятков раз с различной интонацией. Каждый раз смысл меняется (от, например, нежности или иронии до презрения), хотя значение слова остаётся прежним - «чувство» (в этом, очевидно, преимущество радио перед газетой, а телевидения перед ними вместе - можно не только понимать и слышать интонации, но и видеть мимику).
Самое сложное для понимания понятие -«значение».
«Значение - содержание, высказываемое в том или ином языковом выражении. Значение выражения необходимо отличать, с одной стороны, от денотата, а с другой - от его смысла. Денотат представляет собой лишь одну сторону значения выражения. Два разных имени могут иметь один и тот же денотат, но разные значения (например, «создатель частной теории относительности» и «создатель общей теории относительности»). Другим аспектом значения языкового выражения (имени, предложения, текста) является его смысл. Смысл -это то содержание выражения, которое усваивается в процессе его понимания (например, имя «атом» имело разный смысл в физике XIX в. и в физике XX в.»27.
То есть значение выполняет роль связующего звена между денотатом и смыслом, создаёт своего рода условия, среду для осознания человеком его восприятия и его дальнейшего осмысления и выражения, а также служит для понимания нас другими людьми. В этом плане значение носит социально-нормативный характер (прежде всего, в узком смысле слова - это слова, значение которых зафиксировано в словарях), но говоря в целом,
25 Лебедев С.А. Философия науки. С. 344.
26 Там же. С. 537.
27 Там же. С. 366-367.
можно сказать, что «значение» в широком смысле слова - это совокупность механизмов мышления и общения (то, с помощью чего мы способны понимать высказывания друг друга).
Получается, исходя из определения факта, данного М.И.Стюфляевой28, что фактически денотатом выступает предикативное суждение, то есть субъект высказывания и уточняющий его предикат с атрибутивной группой - то событие, что попало в поле зрения журналиста. Смыслом - то, что хотел сказать (имел в виду) журналист. А значением выступит «концептуальная информация», начиная от языкового выражения воспринятого и заканчивая ментальными (культурными) концептами, на которых журналист строит свое произведение. Выходит, что значение и смысл оказываются теми самыми «оценочными ореолами», а собственно ядро факта составит денотат.
Однако повторимся: денотат, значение и смысл можно разграничить, это, в принципе и желательно мысленно делать («отделять факты от мнений», чтобы не запутаться в собственных мыслях), но надо учитывать и то, что они представляют собой неразрывное целое. Это объясняется тем, что восприятие человека избирательно, субъективно (эмоционально) окрашено и «категоризировано» (по пути от «онтологичности» к «концептуализированности»). Объективного восприятия не бывает, это аксиома психологии.
Тем не менее, можно дать такое определение факта, которое помогло бы журналисту в любой трудной ситуации чётко и быстро отделить оценочный ореол от собственно факта:
факт в журналистике есть совокупность проверяемых деталей.
Теперь можно обратиться к специфике медиатек-стов и рассмотреть особенности использования в них фактов.
Факт в журнализме Традиционно к «информационным», а в нашей интерпретации информационно-аналитическим жанрам относят: сообщение, заметку, репортаж, интервью, корреспонденцию и отчёт. А.А.Тертычный добавляет к ним ещё один - некролог.
При этом надо отметить, что учёный не пользуется понятием факта, заменяя его термином «событие», хотя даже беглого взгляда хватает, чтобы увидеть сильное «сходство» его «события» с вышеприведёнными формулировками факта (например, словарными или М.И.Стюфляевой):
«Событие можно определить как точно фиксированный в пространстве и во времени (т.е. с ясным началом и концом) шаг в общественном процессе»29.
Напомним, что основная цель деятельности репор-
28 Факт выступает в форме суждения, в котором установление общих свойств посредством предикативной связи сочетается с указанием на единичные свойства, что достигается при помощи разного рода атрибутов. При этом любое суждение строится по формуле «8 есть Р», где 8 - субъект высказывания (о чём/ком говорится), а Р - предикат, сказуемое (что говорится).
29 Тертычный А. А. Жанры. С. 14.
тёров - поиск, обработка и оглашение значимых (востребованных аудиторией) фактов.
А важнейшие характеристики факта - его пространственно-временная привязка и свершённость. Этимология же слова «событие» предполагает дление, со- бытие, то есть незавершённость, динамику происходящего. Именно это отсутствие завершённости и требует от публицистов и экспертов выстраивания прогнозов. Подобное разделение (на факт, как завершённый, а событие - как длящийся «общественный процесс»), предлагаемое в том числе и нашим научным руководителем, нам кажется более точным и корректным, поскольку позволяет более ясно понимать предмет отображения.
Так, уже на следующей странице, А.А.Тертычный приводит примеры «событий», качественно отличающиеся друг от друга:
Событие 1. Двадцать миллионов человек участвуют в забастовках трудящихся, проходящих в стране в эти дни под лозунгами: «Зарплату вовремя!», «Нет безработице!»
Событие 2. Правительство обсуждает на очередном заседании вопрос о повышении платы за проезд в городском транспорте.
Событие 3. Коллектив завода освоил выпуск новых детских велосипедов.
Событие 4. Известный путешественник и альпинист Ф.Конюхов покорил новую горную вершину в Южной Америке.
Если исходить из его же определения события, то первые два примера - ими не являются. Их ключевые слова - «участвуют» (1) и «обсуждает» (2). То есть «ясного конца» их мы не наблюдаем: забастовки могут длиться ещё сколь угодно долго, а правительство может обсуждать иные вопросы годами. Одно из двух: либо определение хромает, либо исследователь объединил под одним термином два качественно различных явления («было» и «происходит»).
Если же ввести предложенное выше разделение на факт и событие (как длящийся факт), то путаница исчезает и журналисту будет легче и проще осуществлять свою профессиональную деятельность: для факта он изберёт одну жанровую форму (например, заметку или сообщение), а для события более ёмкую и адекватную - репортажа.
Кроме того, Событие 1 вообще трудно назвать фактом: оно расплывчато, недостаточно конкретно: «двадцать миллионов», «в эти дни», «в стране». Событие 3 тоже не отличается конкретикой: какой завод? Когда?
Собственно фактом, как получается, можно признать лишь последний, четвёртый, пример.
Думается, что уже из вышеприведённого вытекает логичная мысль: репортёров в сфере информационно-аналитической деятельности интересует преимущественно денотативное преломление факта или события, их, так сказать, непосредственная «фактичность»: конкретные характеристики места, времени, действия, затем - персонифицированные участники (очевидцы) события, привлекаемые именно для выяснения деталей, конкретных подробностей произошедшего, и уже
в третью очередь - причины и мотивы произошедшего.
Именно поэтому классический шестерик включает в себя четыре главных (что? когда? где? кто?) и два уточняющих вопроса (как/каким образом? и почему/ зачем?).
Приведём пример:
«ОСЕНЬ. БЕЗРАБОТИЦА ПОТЯНУЛАСЬ КНИЗУ
На 7 сентября уровень фиксированной безработицы, по информации заместителя руководителя Управления труда и занятости Орловской области Николая Макеева, уменьшился к соответствующей дате прошлого года на 0,1 процента и составил 1,3 процента.
Всего же за восемь минувших месяцев в областную службу занятости обратилось 58,3 тысячи человек, из них 16 тысяч - в поиске работы. Не секрет - у безработицы женское лицо: 51,7 процента обратившихся -женщины. Найти подходящее дело смогли 9,3 тысячи человек.
<.> [далее следует аналогичная информация]
.В среднем по области коэффициент напряжённости - один человек на одно свободное рабочее место. На соответствующую дату прошлого года конкуренция была повыше - полтора человека на место.
Интересно, что наибольшим спросом у работодателей на рынке труда области пользовались менеджеры, водители, швеи, врачи, медицинские сёстры, каменщики, продавцы продовольственных товаров, подсобные рабочие». («Орловская правда», 10 сентября 2011 г.)
Видимо не зря в профессиональной среде подобные заметки называют «информациями»: это действительно, «просто информация». Её основу составляет факт выступления (пресс-конференции?Рассылки пресс-релиза?) областного чиновника с отчётом о состоянии дел с безработицей. Но факт этот практически нивелирован - указана лишь должность и имя. Всё остальное содержание текста - некомментированные данные, либо тенденции, то есть абстракции, на невозможность признания которых фактами указывала М.И. Стюфляева.
И прямо рядом опубликована совершенно иная заметка:
«И ВИНЫ НЕ ВИДЕВШИЕ
7 сентября Верховский районный суд вынес обвинительный приговор в отношении бывшего специалиста Управления федеральной службы по ветеринарному и фитосанитарному надзору по Орловской и Курской областям за злоупотребление должностными полномочиями.
В 2009 году старший государственный инспектор решил изменить показатели результативности своей работы в лучшую сторону, добавив в них несколько фактов якобы выявленных нарушений. Он составил административные протоколы на 12 ни в чём не повинных жителей Орловской области, которые будто бы торговали на рынках Верховского района животноводческой продукцией без необходимых ветеринарных справок.
Весной этого года прокуратура Верховского района совместно с УМВД по Орловской области проводили проверки, которые подтвердили факты злоупотребления должностными полномочиями инспектора.
- В ходе проверки мы узнали, что в документах паспортные данные людей, на которых были составлены протоколы, порой даже не совпадали с настоящими, - рассказывает прокурор Верховского района Денис Сапов, - а некоторые граждане вообще не знали, что в отношении их были составлены протоколы. Мы подробно изучили большое количество протоколов и выявили, что пострадали 12 человек.
Верховским судом 7 сентября теперь уже бывший инспектор признан виновным, и в отношении его вынесен приговор с назначением наказания в виде штрафа в размере 180 тысяч рублей».
Как видим, данная заметка, несмотря на свою «малость», структурно выстроена точно по принципу построения художественного текста: основу составляет опорный факт «суд вынес решение» (главная ситуация), являющийся темой заметки; затем он подтверждён двумя эпизодами (макроситуациями) - «суд установил» и «беседа журналиста с прокурором, участником проверки». Дополнен текст микроситуацией «размер наказания». Следует также отметить, что заметка имеет кольцевую композицию.
В отличие от первой заметки, расплывчатой в силу абстрактности, невыявленности факта, данный текст содержит в себе и составляющую «значения». В частности, ту часть концептуальной информации, что отсылает к общекультурным ценностям. Здесь неявно использован концепт «справедливость», что придаёт заметке глубину, а читателю предоставляет повод к размышлению.
Итак, в журнализме первостепенное значение получает денотативная составляющая факта (конкретные пространственно-временные характеристики). При этом неявное, либо наоборот, сознательное включение в текст концептуальной информации позволяет вписать частный, «голый» факт в общекультурную систему общественного сознания.
Публицистический факт
Традиционный жанр публицистики - статья и её разновидности. К разновидностям относятся рецензия, обозрение, обзор, письмо и обращение (воззвание), адресный очерк и др. (включая эссе; все почему-то считают его жанром беллетристики, но это в корне неверно). Основа этих жанров - постановка и/или разрешение какой-либо социально значимой проблемы (ситуации). Сходное мнение имеет и А.А.Тертычный (говоря о предмете «аналитической журналистики»):
«Ситуацией можно назвать определённое, повторяющееся на протяжении достаточно большого отрезка времени состояние отношений, сложившихся между членами какого-либо коллектива, между коллективами, между социальными группами, слоями, между странами и т.п., соотношение сил, взаимных требований и ожиданий»30.
Специфика статьи - в предмете публицистического исследования. Предметом публицистики выступает факт, содержащий в себе социальную проблему (соци-
30 Тертычный А. А. Жанры... С. 18.
альная проблема - ситуация, характеризующаяся наличием разрыва между ожиданиями аудитории и реальным положением дел). Преломление факта в таком случае получает свою специфику, определяемую целью выступления. Хорошо об этом сказано у М.И. Стюфляевой:
«Предметом исследования публициста является не конечный процесс, а его становление, отдельные, наиболее выразительные моменты. Как правило, в каждой конкретной публикации не предусматривается окончательное решение проблем. Важно увидеть ростки новых идей и отношений, обратить внимание общественности на формирующиеся тенденции.
В качестве факта в точных науках выступает результат акта единичного наблюдения. Обычно при этом имеются в виду не случайные явления, попавшие в поле зрения учёного, а итоги специально поставленного эксперимента. Но сам по себе такой факт ничего не значит, он должен быть помножен на статистический коэффициент. Вот почему эксперимент воспроизводится многократно в тех или иных вариантах. <.>
Однако подобное «умножение» фактов достаточно редко встречается в публицистике и художественном творчестве; гораздо более распространено явление иного порядка: здесь сохраняет значение факт как итог единичного наблюдения. Будучи одним из кирпичей общего здания концепции, он не утрачивает своей изначальной ценности. Это - отдельная нота, звучание которой делает возможной общую гармонию.
Публициста привлекает в факте не только проявление общего, но и в не меньшей мере признаки единичного, неповторимого. Вывод строится не на отрицании частных мотивов, а на их утверждении. Создаваемая теория-концепция в свою очередь придаёт новое освещение входящим в неё фактам.
Вот почему в литературе и публицистике возможна типизация одного факта, с наибольшей полнотой и очевидностью выражающего ситуацию, концентрирующего социальный опыт»31.
Из приведённого отрывка можно сделать как минимум три значимых вывода. Во-первых, стоит взять на вооружение мысль о том, что публицист нацелен не на исследование фактов как свершившихся процессов, а именно на «ростки нового», на те, пока скрытые, но уже набирающие ход тенденции, которые в будущем могут привести к тем или иным последствиям. То есть публициста интересуют в большей степени как раз события, а не факты. Происходящее и будущее, нежели прошедшее.
Во-вторых, публицист, тем не менее, ограничен «правдой факта», он не имеет права на домысел. Изначальный факт (опорный факт) выступает отправной точкой для выстраивания концепции. Задача - найти и соединить отдельные, на первый взгляд, факты в систему фактов.
Затем, в-третьих, спрогнозировав складывающуюся ситуацию и получив вероятностный результат развития событий дать ему оценку. И уже далее, в зависимости от положительного или отрицательного развития собы-
31 Стюфляева М.И. Поэтика публицистики. СС. 18-20.
тий, либо критиковать наметившуюся тенденцию, либо пропагандировать.
Можно сделать вывод, что в публицистике факт преломляется своей концептуальной стороной. Напомним, что концептуальная информация содержит в себе, во-первых, набор средств выражения содержания, а, во-вторых, включает культурный пласт, представленный в сознании человека концептами, базовыми культурными ценностями.
Именно поэтому факт в публицистике ценен не сам по себе (хотя без него она невозможна), а тем, что на его основе, через сознательное и умелое использование концептов (так сказать, социальных архетипов), публицист активизирует глубинные культурные слои аудитории (общественности), побуждая её к тем или иным действиям. По всей видимости, в этом суть образного выражения «публицистический образ вырастает на стволе публицистической идеи». Публицистическая идея в данном случае - конкретный, заряженный социальной проблемой, факт (денотат), а образ (публицистическая метафора) - задействованный для интерпретации факта культурный концепт.
Таким образом, один и тот же факт будет в журнализме задействован своей преимущественно денотативной стороной, в публицистике же акцент сместится на концептуально-значимую составляющую.
Однако следует отметить ещё один момент. Публицистика - всегда пристрастное, личностно заинтересованное исследование социальных процессов. Поэтому здесь начинает проявлять себя и эмотивно-смысловое начало, правда, как и фактологичность, не имеющее довлеющего значения. Фактологическое и эмоционально-смысловое начала как бы уравновешиваются в публицистике концепцией публициста, причинно-следственным анализом проблемы.
Факт и образ в беллетристике
В рамках беллетристики, как третьей сферы деятельности в журналистике, мы выделяем «опорный» жанр - рассказ и составляющие её периферию безадресные очерк и фельетон, зарисовку, путешествие и ряд новых для нашей журналистики жанров, объединяемых термином «сторителлинг» - фиче, бытовую, любовную и криминальную историю (лавстори, крим-стори), реконструкцию «нового журнализма).
В отличие от художественно завершённых, «замкнутых» в своей завершённости и потому оторванных от живой жизни произведений искусства, произведения беллетристические прямо связаны с происходящими в обществе событиями, посвящены им, их осмысляют. Добавим, что от публицистики они отличаются «без-адресностью», отсутствием конкретных упоминаний (изменением, часто незначительным) фамилий, имён, мест и дат, хотя само событие или персонаж читателем, без сомнения, легко угадываются (например, в фельетоне или рассказе).
Таким образом, беллетристику можно определить как сферу деятельности журналистики, связанную с удовлетворением потребности аудитории в
художественно-образном ценностном осмыслении происходящих событий. Именно поэтому предметом отражения в беллетристике (а в советской теории печати - в художественно-публицистических произведениях) выступает человек во всём разнообразии его отношений с окружающей действительностью.
Следовательно, как индивидуально-профессиональную деятельность, беллетристику можно охарактеризовать как публичную смысло- и образо-порождающую деятельность на основе ценностного осмысления бытия человека в мире. Говоря просто, беллетристы пытаются рассказать аудитории, каковы другие люди в различных обстоятельствах и объяснить, почему.
А.А. Тертычный, характеризуя ситуацию с беллетристикой (по его терминологии - «художественно-публицистическими жанрами») пишет:
«В настоящее время традиционные полнокровные жанры российской журналистики, наиболее полно представляющие использование художественного метода (очерк, фельетон, памфлет), значительно потеснены или где-то в полной мере вытеснены из коммуникационного «оборота» информационными или аналитическими [т.е. публицистическими] жанрами. Однако это не означает, что художественный метод отображения действительности (отображения её своеобразными средствами) исчез из арсенала современного журналиста. Художественный анализ по-прежнему существует»32.
Предметом осмысления и описания выступают люди, наши современники, зачастую - наиболее яркие личности. Тот же исследователь выделяет несколько основных аспектов, могущих привлечь интерес публики:
- пристрастия какого-либо человека (редкие и/или экзотические увлечения, хобби);
- необычные возможности личности, выходящие за пределы «нормы» (магнетизм, экстрасенсорика, феноменальная память или необычная физическая сила);
- высокие профессиональные качества;
- физиологические особенности (необычная или яркая внешность, рост и т.п.);
- нравственные примеры и пороки («гении» и
32 Тертычный А. А. Жанры. С. 46.
«злодеи»).
Как видим, нетрудно убедиться в том, что в жанрах беллетристических эмотивно-смысловое начало превалирует. И аудиторию, и соответственно журналиста интересует внутренняя жизнь личности, её переживания, эмоции, отношения к окружающим событиям. Здесь наиболее слабым является денотативное начало (факт нужен лишь как повод, окаймление «бриллианта личности»), а на первое место выходят эмоции и экзистен-циалии самого автора и его героев.
Факт, особенно в рассказе, типизируется (упрощается до фабулы) и служит, как в традиционном художественном тексте, общим организующим сюжет и перипетии элементом. Впрочем, повторимся: полного отрыва, как в искусстве и литературе, от современности не происходит - события и люди узнаваемы. Однако использование художественного метода осмысления современных событий дает авторам больший простор в интерпретации реальности.
Как пример можно привести деятельность известного питерского журналиста-расследователя Андрея Константинова. Помимо своей нормальной журналистской работы, он пишет «романы» о сотрудниках правоохранительных органов, жизни «бандитского Петербурга» и т.п. Это связано во многом и с тем, что накопленного материала и «оперативных разработок» -масса, но реализовать эти сведения в прессе не хватает доказательств. На помощь и приходит беллетристика. Часто книги предваряются специальной оговоркой, что это - художественное произведение и совпадения с жизнью случайны. Но канва событий и персоналии российской действительности настолько узнаваемы, что даже далёкому от политики человеку ясно, о ком идёт речь (в интернете по этому поводу, кстати, идут жаркие дискуссии: кто-то считает его слишком откровенным, кто-то наоборот - сильно вуалирующим реальные события).
В любом случае: беллетристическая форма позволяет автору прямо высказать свою трактовку и понимание событий, а также мнение и оценки по поводу происходившего. В данном случае фактографическое начало отходит на второй план, а на первом месте оказывается концептуально-смысловая составляющая,с преобладанием в ней последней.
Биб.шографический список
1. Бабенко Л.Г. Филологический анализ текста. Основы теории, принципы и аспекты анализа. М., Екатеринбург, 2004.
2. Блохин И.Н. Антропология журналистики: интерпретации, основания, действующие лица // Теория журналистики: в поисках смысла, структуры и назначения / Ред.-сост. М.Н.Ким. СПб., 2007.
3. Дмитровский А.Л. Мотивация и развитие личности журналиста // Учёные записки Орловского государственного университета. 2010, №1. Ч.2 «Гуманитарные и социальные науки» («Филология»).
4. Дмитровский А.Л. Проблема теории журналистики в свете научно-методологических и философских подходов XXI века // Учёные записки Орловского государственного университета. 2011, №4. Ч.2 «Гуманитарные и социальные науки» («Философия»).
5. Дмитровский А.Л. Экзистенциальная теория журналистики: попытка метатеории // Знак: проблемное поле медиаобра-зования. 2012. №2 (10).
6. Землянова Л.М. Зарубежная коммуникативистика в преддверии информационного общества. М., МГУ, 1999. С. 141, 146.
7. Лебедев С.А. Философия науки: краткая энциклопедия. М., 2008.
8. Ожегов С.И. и Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений / Российская академия наук. Институт русского языка им. В.В.Виноградова. 4-е изд., доп. М., 2003.
9. Соколов А.В. Общая теория социальной коммуникации. СПб., 2002.
10. СтюфляеваМ.И. Поэтика публицистики. Воронеж, 1975.
11. Теория журналистики: в поисках смысла, структуры и назначения / Ред.-сост. М.Н.Ким. СПб., 2007.
References
1. Woman L.G. Filologichesky text analysis. Theory bases, principles and aspects of the analysis. - M, Yekaterinburg, 2004.
2. Blochin I.N. Antropologiya ofjournalism: interpretations, bases, characters//journalism Theory: in search of sense, structure and an appointment / Edition - сост. M. N. Kim. - SPb. 2007.
3. Dmitrovsky A.L. Motivation and development of the identity of the journalist//Scientific notes of the Oryol state university. -2010, No. 1. - Ch.2 «Humanitarian and social sciences» («Philology»).
4. Dmitrovsky A.L. Problema of the journalism theory in the light of scientific and methodological and philosophical approaches of the XXI century//Scientific notes of the Oryol state university. - 2011, No. 4. - Ch.2 «Humanitarian and social sciences» («Philosophy»).
5. Dmitrovsky A.L. Existential theory of journalism: metatheory attempt//Sign: problem field of media education. - 2012 . - No. 2 (10).
6. Zemlyanova L.M. Zarubezhnaya коммуникативистика in anticipation of information society. - M, Moscow State University, 1999. - Page 141, 146.
7. Lebedev S. A. Filosofiya of science: short encyclopedia. - M, 2008.
8. Ojegov S. I. and Shvedova N. Yu. Explanatory dictionary of Russian: 80 000 words and phraseological expressions / the Russian Academy of Sciences. Russian institute of V.V.Vinogradov. - 4 prod. additional - M., 2003.
9. SokolovA.V. General theory of social communication. - SPb. 2002.
10. StyuflyaevaM. I. Poetika ofjournalism. - Voronezh, 1975.
11. Journalism theory: in search of sense, structure and an appointment / Edition - сост. M. N. Kim. - SPb. 2007.
УДК 821.161.1(091) ЗАЙЦЕВ Б.К.
UDC 821.161.1(091) ЗАЙЦЕВ Б.К.
Е.Ф. ДУДИНА
кандидат филологических наук, руководитель научного отдела Орловского государственного университета E-mail:L.Dudina-n@yandex.ru
E.F. DUDINA
candidate of philological sciences, head of scientific department, Orel state university E-mail:L.Dudina-n@yandex.ru
ТЕМА МЕЩАНСТВА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Б.К. ЗАЙЦЕВА 1910-Х ГОДОВ (НА МАТЕРИАЛЕ РАССКАЗОВ «МАТЬ И КАТЯ», «КАССАНДРА»)
NARROW-MINDEDNESS SUBJECT IN THE WORKS B. K. ZAYTSEVA 1910TH YEARS (ON A MATERIAL OF STORIES «MOTHER AND KATYA», «CASSANDRA»)
В статье рассматриваются произведения Б.К. Зайцева 1915 года. Анализируются художественные способы и приемы раскрытия мещанской психологии: речевая характеристика, характеристика героя через вещное и личностное окружение, восприятие его другими персонажами, сюжетная типология, авторская ирония и т.д.
Ключевые слова: русская литература, мещанство, мещанская психология, неореализм, речевая характеристика, вещное окружение, сюжетная типология, авторская ирония, комедия положений.
In article the works are considered B. K. Zaytseva 1915. Art ways and methods of disclosure of Philistine psychology are analyzed: the speech characteristic, the characteristic of the hero through a real and personal environment, perception his other characters, subject typology, author's irony, etc.
Keywords: Russian literature, narrow-mindedness, Philistine psychology, neo-realism, speech characteristic, real environment, subject typology, author's irony, situation comedy.
В биографических сведениях (письмо С.А. Вен-герову) от 1912 года Б.К. Зайцев писал: «Ход литературного развития приблизительно таков: начал с повестей натуралистических; ко времени выступления в печати - увлечение так называемым «импрессионизмом», затем выступает элемент лирический и романтический. За последнее время чувствуется растущее тяготение к реализму» [6: 91]. Помимо новых веяний западных
и российских символистов, на его творчество оказал огромное воздействие опыт классической литературы. «. Мы сызмальства питались Пушкиными и Гоголями. Отрочество наше озарял Тургенев. Юность - Лев Толстой, позже пришли Достоевский, Чехов. Мы выросли во мнении, что литература наша очень хороша, но она - продолжение всего нашего склада, наших мнений, троек, охот» [3: 9], - написал Б.К. Зайцев в «Слове
© Е.Ф. Дудина © E.F. Dudina
