CC BY
52
Д.Исхаков,
доктор исторических наук
ПРОБЛЕМА ЭТНИЧЕСКОГО
ЕДИНСТВА ТАТАР
Под грифом Института этнологии и антропологии РАН, получившего специальный грант Госкомстата РФ на разработку перечня народов Российской Федерации, в 2001 г. вышло отдельное издание, посвященное Всероссийской переписи населения. В этой работе говорится о том, что “в зависимости от... точек зрения, в том числе и политической конъюнктуры, список этнических групп татар может быть существенно увеличен. В этой связи прежде всего замечу, что в мировой этнологической науке существует и совершенно иная точка зрения относительно природы этносов. Получившая название примордиализма, она исходит из того, что у современных наций есть глубокое историческое измерение, не позволяющее создавать их “из ничего”. Речь идет о том, что без культурного материала, включающего и общий исторический багаж в виде “мобилизуемого прошлого”, с конструированием ничего не получится. Самый свежий пример подобного рода относится к крымским татарам, среди которых недавно происходила большая дискуссия по вопросу об идентичности - быть ли им “крымскими татарами” (къырым татарлары, къырым татар халкы) или принять название “крымчан” (къырымлы, къырым халкы). Конечное решение было в пользу общенационального этнонима “къырым татарлары”, ибо идеологи и политики крымских татар вовремя осознали, что именно за этим наименованием скрывается вся их история: как сформулировал один из участников дискуссии, «пока... существует такая этническая идентичность, как “татар”, существует и моральное право на великое наследие предков». Являющееся отнюдь “не мифическим, оно имеет достаточно четкие географические, экономические, политические и культурные параметры”. Учитывая современное положение крымских татар - народа без государственности, сказано более чем убедительно.
Вряд ли сегодня кто-нибудь может взять на себя смелость оспорить ключевое положение, сформулированное современной исторической наукой, а именно: общим предком всех общностей, имеющих этноним “татары”, является этнос средневековых татар, сложившийся в рам-
ках державы мирового уровня - Золотой Орды (Улуса Джучи). Несмотря на то, что это государство было многонациональным, его “державным народом”, государствообразуюшим этносом были татары. В этом отношении Золотая Орда являлась национальным государством всех татар. Распад этого государства привел к формированию целого созвездия татарских государств: Казанского, Крымского, Касимовского, Астраханского, Шейбанидского (на его основе - Тюменского, позже - Сибирского) ханств, Большой и Ногайской Орд. В границах этих позднезолотоордынских государств, за исключением распавшейся около 1502 г. Большой Орды, шло формирование самостоятельных татарских этнополитических общностей. Сегодня в лице разных этнических групп татар мы в большинстве случаев имеем дело с наследниками указанных этнополитиче-ских образований. Хотя те этнические общности, которые в ХУ-ХУ вв., иногда и позже (крымские татары и др.), переживали в рамках этих государств процесс становления, можно было бы по принятой в науке классификации именовать феодальными народностями (халык), на деле они сохраняли между собой обширные политические и этнокультурные контакты, поддерживаемые сложившимися ранее институциональными механизмами. Поэтому период татарских ханств остается временем продолжения этнической истории золотоордынско-татарской этнополитиче-ской общности.
В русле рассматриваемого вопроса тут очень кратко хотелось бы сказать еще о Ногайской Орде, безусловно, являвшейся одним из позднезолотоордынских татарских государств и входившей в их “созвездие” как полноправный член. Начну с того, что ученые Башкортостана любят преувеличивать значение Ногайской Орды в истории Приуралья ХУ-ХУ1 вв., чтобы преуменьшить значение в этом регионе Казанского ханства. Однако при этом у них возникает противоречие, которое они не замечают: при большой роли ногайской этнополитической общности в политическом плане, в формировании этнических групп населения Приуралья ногайцы, по их мнению, сыграли незначительную роль. С этим мнением согласиться невозможно. Объективное изучение родоплеменного состава тюркского населения Северо-Западного Приуралья показывает, что известные тут в ХУГ-ХУП вв. “племена” (волости) состоят из двух групп, одна из которых, кстати, наиболее многочисленная, прямо или косвенно представлена именно в родоплеменной номенклатуре Ногайской Орды. Учитывая, что среди ногайцев в ХУ1 в. источники фиксируют функционирование этнонима “татар” (понятие “ногай” - это политоним), а дошедшие до нас грамоты знати из Ногайской Орды ХУГ-ХУП вв. были
маркированы русскими адресатами как написанные на “татарском языке”, приходится констатировать, что татарская этнополитическая общность в лице “ногайских татар” в Приуралье присутствовала еще до начала переселения туда татар начиная со второй половины ХУ1 в. из Поволжья. Поэтому вряд ли случайны выводы ряда исследователей о том, что потомки этого населения, в том числе и уже числившиеся в составе сословия “башкир”, в ХУП-ХУШ вв. были татароязычными.
Думаю, сказанного достаточно для вывода о глубине исторических корней этнического единства татар. Об этом, правда, московские исследователи писать не любят. Имея в виду, что речь идет все-таки о нашей национальной истории, нам самим надо концентрировать усилия татарстанских историков по раскрытию общности исторического прошлого татар. Причем в условиях, когда Татарстан является единственным политически организованным центром татар в Евразии (исключением не являются и не восстановившие еще свою государственность крымские татары), имеющим полноценную академическую историческую науку, именно в национальной истории, готовящейся тут, должны найти полноценное отражение истории всех татарских групп и их государств, включая и Крымское ханство. Как мне представляется, никто в обиде на нас за это не будет.
Есть еще один вопрос, который в связи с общей проблематикой, рассматриваемой мной, заслуживает особого внимания: имею в виду этническую консолидацию татар на этапе нациеобразования. Так как об этом мне уже приходилось писать неоднократно, ограничусь некоторыми общими выводами. Основной вывод сводится к тому, что в ХУ111 - начале ХХ в., на стадии становления татарской нации, одним из главных направлений этнических процессов, происходивших среди татар в России, являлась общенациональная консолидация, в которую были вовлечены волго-уральские, астраханские и сибирские татары. Ведущее положение в формировавшейся при этом общности национального типа в силу своей многочисленности заняли татары Волго-Уральского региона, образовавшие ядро татарской нации. Но консолидацию этих трех этнотерритори-альных групп татар (волго-уральских, сибирских и астраханских) нельзя понимать
как вхождение последних двух групп в этнический состав первых - хотя взаимное этническое смешение, причем значительное, представителей ядра с периферийными общностями имело место. Процесс сближения скорее протекал путем некоторой интеграции всех трех перечисленных этнических образований в новую, более широкую этнонацию.
Другой важнейший вывод из изучения трансформации этнической культуры татар на национальном этапе заключается в том, что у них уже на рубеже ХІХ-ХХ вв. сложилась культура национального типа, охватывающая как низовой (народный) ее слой, так и ее так называемую “высокую” страту (в последней это формирование общенационального языка, системы образования на нем, периодики и книгоиздания, вообще профессиональной культуры и т.д.). Хотя в некоторых аспектах “высокая” культура татар не была “достроена” до 1917 г., отчасти получив определенный импульс уже в рамках советского Татарстана, само ее наличие, являющееся одним из базовых индикаторов нациеобразования, оспорить невозможно. Именно эта культура, как в советское время, так и в постсоветский период, поддерживалась и продолжает развиваться благодаря разветвленной системе национальных СМИ, школ, театров и ансамблей, издательств, научных учреждений и т.д., являясь той самой основой, на которой функционирует татарская национальная общность.
Поэтому, когда в ходе подготовки к предстоящей переписи в головах некоторых московских научно-статистических кругов возникла идея о возможности создания вместо татарской нации ряда новых этнообразо-ваний, эти, не побоюсь употребить данный термин, политтехнологи фактически пошли по пути урезания рамок функционирования национальной культуры. При этом те этнические группы татар, которые пойдут за этими политтехнологами и выберут для себя данную парадигму, в перспективе будут иметь только две альтернативы — или опуститься до уровня носителей этнографической культуры, или ассимилироваться в иной культурной среде.
Так будет прежде всего потому, что в эпоху растущей глобализации, когда трудно выжить даже старым национальным культурам, им не успеть построить новую национальную культуру. Об этом приходится говорить потому, что за общенациональной идентичностью в конечном счете стоит единая татарская культура современного типа. Отказ от национального этнонима в пользу других наименований явно таит в себе угрозу разрыва с этой культурой, вырабатывавшейся усилиями большого числа интеллектуалов продолжительное время. Национальная научная элита обязана предупредить о возможных последствиях указанного выше опрометчивого шага по “выделению” из поля деятельности национальной культуры. По моему мнению, оптимальным для тех групп, которые все-таки хотят самоопределиться, является выделение их в рамках единой татарской нации, вплоть до использования принципа “несколько этнических образований - одна нация”. Причем претендующие на отдельный
статус этнические формирования татар должны заранее известить о своем желании быть учтенными в рамках единой татарской национальной общности государственные органы и научные учреждения как Татарстана, так и Российской Федерации.
Последний вопрос. Начиная с 70-х годов появилось большое число работ, описывавших этнические процессы, происходившие при формировании татарской нации. В них были раскрыты сложная, иерархическая структура татарской этнонации, соподчиненность раз-ных внутринациональных этнических образований, многослойность национального самосознания. Многие из этих идей для федеральных научных и статистических органов оказались неожиданными.
Кроме того, в ходе начавшегося со второй половины 80-х годов национального возрождения появились некоторые новые тенденции в этническом развитии самих татар. Это явление можно было бы назвать всплеском этнорегионального и этноконфессионального самосознания: в Астраханской области, в Западной Сибири, в некоторых районах проживания татар-мишарей; среди кряшен возникло движение за этнокультурное обособление от основной массы татар, точнее, от “татарской нации”, под которой в данном случае понимали казанских татар (в скобках замечу, что термин “казанские татары” - сугубо научное понятие; те, кто по культурно-языковым особенностям может быть причислен к этой этнической группе, себя так никогда не называли и не называют, их самоназвание - “татар”).
Подобные дезинтеграционные процессы, происходившие в рамках татарской национальной общности, были вызваны ослаблением культурно-информационных связей этнического ядра нации, сосредоточенного в Татарстане, с ее периферийными частями. А это, в первую очередь, объяснялось особенностями партийно-государст-
венной политики советского периода, направленной на ликвидацию всех механизмов сохранения этнонациональной целостности. Другой важной предпосылкой подобной дифференциации уже, казалось бы, сложившейся достаточно давно единой татарской этнонации на новые этнообразова-ния стала закрепившаяся с 40-х годов традиция писать национальную историю татар в узких рамках Татарстана и булгарской теории происхождения народа. В итоге история периферийных групп народа оказалась за скобками канонизированных “историй ТаССР”. Более того, некоторые исследователи, в угоду своим узкотеоретическим построениям, сознательно старались “вытолкнуть” отдельные этнические группы татар за рамки национальной общности.
В формировании у локальных групп татар сознания своей исключительности, особости эти татарстанские деятели оказались в трогательном союзе с некоторыми российскими этнографами, лингвистами и т.д., изучавшими те или иные татарские этнокультурные формирования сугубо изолированно, не раскрывая должным образом их исторических, культурных и языковых связей с другими группами татар, не указывая их нахождения в общенациональном информационно-языковом поле (обслуживание татарской прессой, учебниками, методической литературой, музыкой, литературными произведениями и др.). Поэтому надо признать, что татарская гуманитарная интеллигенция, вернее, ее определенная часть, несет прямую ответственность за попытки разрушения нации.
Случай с крещеными татарами (кряшенами) имеет отличия от вышеописанного. Из-за усилившегося в последние годы процесса возврата религиозных ценностей между основной массой татар-мусульман и православной их частью возникла серьезная “конфессиональная граница”. Так как этот феномен вовремя не был осмыслен исследователями, а соответствующие государственные органы вплотную не занимались организационными мерами, вытекающими из специфики функционирования в современных условиях кряшенской идентичности, проблема крещеных татар оказалась сильно запущенной. Постепенно дело приблизилось к самоопределению данной этноконфессиональной общности в качестве отдельной этнической единицы (в резолюции конференции национальнокультурных объединений кряшен РТ, проходившей 13 октября 2001 г. в Казани, говорится о поддержке проекта Декларации по “самоопределению кряшен” как “этноса” и ставится задача созыва Всероссийского съезда кряшен для организации такого самоопределения в масштабах страны). Несмотря на то, что это решение принято достаточно узким кругом политизированной части крещеных татар, оно в целом отражает общие тенденции, наметившиеся в рамках данной группы татарского этноса. Кроме того, за стремлением крещеных татар к обособлению отчетливо просматривается прямая поддержка определенных кругов российского общества, включая Русскую православную церковь и политический истеблишмент. В этой связи я бы хотел сказать, что существующая татарская национальная идентичность, основанная на чисто светской этнично-сти (“татарстве”), абсолютно не мешает быть татарами не только православным, мусульманам, но и уже появившимся среди татар кришнаитам, бахаистам, протестантам, тенгрианцам и др. Если мы на основе православия будем выделять крещеных татар как этнос, это приведет к возвращению на исходную ситуацию второй половины Х1Х в., или даже
более раннего времени, когда еще существовал проект создания мусульманской нации.
Другой аспект проблемы обособления кряшен имеет отношение к вопросам этнокультурного характера. Дело в том, что крещеные татары татароязычны, обучаются в татарских школах или изучают татарский язык, читают татарскую прессу и т.д. Как их изолировать от этого культурно-информационного поля? Конечно, иногда среди кряшенских радикалов можно услышать предложения о создании “кряшенского языка”, но из-за того, что статус кряшенских говоров (нет единого диалекта) находится на низшем уровне говоров групп деревень, такое просто невозможно. Да и в целом в этнокультурном отношении крещеные татары обладают в решающей степени общностью с остальными татарами. У них уникальным является только тот слой культуры, который связан с православием. Это говорит о том, что этнокультурное обособление кряшен проблематично.
“Научный Татарстан”, Казань, 2002 г., № 2, с. 12-18.
