CC BY
141К. И. Бринев
ПРОБЛЕМА ЭКСПЕРТНОЙ ОЦЕНКИ ОСКОРБЛЕНИЯ. ОСКОРБЛЕНИЕ В ПРАВОСОЗНАНИИ ЛИНГВИСТА. ОСКОРБЛЕНИЕ КАК РЕЧЕВОЙ АКТ
В лингвистической экспертологии проблема квалификации оскорбле-ния является, пожалуй, одной из самых неясных проблем. В теории судебной лингвистической экспертизы, а также при производстве конкретных эксперт-ных исследований, собственно лингвистическое исследование речевого по-ведения говорящего зачастую «смешивается» с психологической категорией потенциальной обидности речевого произведения, за которой, очевидно, сто-ят достаточно субъективные представления эксперта о том, какие из инвек-тивных средств могут обидеть адресата, а какие - нет. С другой стороны, в правосознании лингвистов сложились определенные представления об оскорблении, которые, по нашему мнению, не соответствуют правовым нор-мам. В первой части статьи нами будет рассмотрена концепция оскорбления, которая в настоящее время доминирует в правосознании лингвиста-эксперта. Во второй его части - предпринята попытка прагмалингвистического описа-ния оскорбления.
В правосознании лингвистов сложилось следующее устойчивое представление о делах, связанных с правовой защитой чести и достоинства, и месте в них лингвистической экспертизы. В лингвистике противопоставляет-ся оскорбление как уголовное преступление «гражданско-правовому» умале-нию чести и достоинства, которое имеет форму распространения не соответствующих действительности порочащих сведений. Таким образом, считается, что от умаления чести и достоинства, выраженного в неприличной форме, «защищает» отрасль уголовного права, а от распространения порочащих сведений, не соответствующих действительности, - отрасль гражданского права. (Ср. «Гражданско-правовые ограничения на запрет перверсивных высказываний касаются только порочащих сведений, которые: 1) распространены в СМИ; 2) не соответствуют действительности»... [Кусов, 2005, с. 52]). Такое понимание, безусловно, порождено текстовыми факторами, а именно названием ст. 152 ГК РФ «Защита чести, достоинства и деловой репутации». В результате сопоставления названной статьи со ст. 130 УК РФ правосознание лингвиста приходит к заключению, что умаление чести и достоинства в гра-
жданском праве отождествляется с распространением не соответствующих действительности порочащих сведений. Ранее мы тоже считали, например, что оскорбление - это уголовное преступление, для того чтобы компенсировать моральный вред, причиненный оскорблением, необходимо в уголовном процессе доказать факт оскорбления.
Нужно сказать, что для такой интерпретации нет правовых оснований -оскорбление также является и гражданско-правовым феноменом, и умаление чести в неприличной форме может быть защищено и в гражданско-правовом порядке в рамках .ст. 150-151 ГК РФ. Поясним данный тезис. Право на защи-ту чести и достоинства относится к конституционным правам человека: «Достоинство личности охраняется государством. Ничто не может быть основанием для его умаления» (ст. 21 (ч .1) Конституции РФ), «Каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни , личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени» (п. 1 ст. 23 Конституции РФ). Причине-ние ущерба чести и достоинству влечет за собой санкции. Данное положение конкретизируется в гражданском кодексе, где фактически перечислены фор-мы защиты нематериальных благ, к которым (нематериальным благам) отно-сится честь и достоинство гражданина. В гражданско-правовом аспекте предусмотрены следующие способы защиты нематериальных благ:
1. Компенсация морального вреда ст. 151 ГК РФ. («Если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда»).
2. Опровержение порочащих, не соответствующих действительности сведений ст. 152 ГК РФ. («Гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений, ес-ли распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности. По требованию заинтересованных лиц допускается защита чести и достоинства гражданина и после его смерти»).
3. Ответ в том же средстве массовой информации, при условии ущемления законных прав и интересов п. 3 ст. 152 ГК РФ. («Гражданин, в отношении которого средствами массовой информации опубликованы сведения, ущемляющие его права или охраняемые законом интересы, имеет право на опубликование своего ответа в тех же средствах массовой информации»).
Таким образом, статья 152 ГК РФ не является определением способа нанесения вреда чести и достоинству, но является, наряду со статьей 151, определением формы защиты от посягательств на нематериальные блага [Кирилин, 2002]; [Кречетов, 2000]. Оскорбление же является всего лишь одной из форм причинения морального вреда личности, эта форма квалифицирует-ся законодателем как общественно опасная, а потому признается преступле-нием (ст. 14 УК РФ). Иными словами, оскорбление выделяется в отдельную
группу правонарушений по признаку степени общественной опасности87, с этой точки зрения признак объективной стороны названного преступления -«неприличная форма» выступает в качестве критерия этой степени (отметим, что возможно оскорбление без признака неприличной формы, поэтому возможно положительное решение по ст. 151 ГК РФ - имели место формы речевого поведения, направленные на умаление чести и достоинства, при отсутствии неприличной формы, тогда как для обвинительного приговора по ст. 130 УК РФ в данном случае нет оснований в виду отсутствия неприличной формы). Таким образом, в правовом аспекте доказанность факта причинения морального вреда является основанием для его компенсации (в том числе и при оскорблении). Подчеркнем, что юридически категория морального вреда вариативна и вариативна она, прежде всего, в аспекте степени. Степень морального вреда может быть разная . «При определении размеров компенсации морального вреда суд принимает во внимание степень вины нарушителя и иные заслуживающие внимания обстоятельства. Суд должен также учиты-вать степень физических и нравственных страданий, связанных с индивиду-альными особенностями лица, которому причинен вред» ст. 151 ГК РФ. В праве соблюдается баланс между дозволенными способами коммуникации и способами , которые приносят ущерб, факт доказанности морального вреда совместно с фактом доказанности дозволенности действия или бездействия (в частном случае, речевого поведения) означает, по нашему мнению, с точки зрения юриспруденции, отсутствие причинно-следственной связи между обозначенным действием и состоянием субъекта, состояние которого являет-ся состоянием морального вреда.
Сказанное позволяет сделать следующие выводы:
1. Законодательство предполагает различные степени и формы причи-нения морального вреда.
2. Оскорбление является преступным деянием ввиду его общественной опасности, признак «неприличная форма» как признак объективной стороны состава названного преступления является признаком, который отграничива-ет (несмотря на его оценочность) речевые (и неречевые) действия от осталь-ных правонарушений, связанных с причинением морального вреда.
Эти выводы представляются нам важными с точки зрения определения границ компетенции лингвиста-эксперта по делам об оскорблении и шире -делам, связанным с причинением морального вреда. Вариативность степени причинения вреда снимает необходимость в подведении всех речевых актов, содержащих инвективу к оппозиции оскорбительно / неоскорбительно. Наличие / отсутствие морального вреда оценивает суд, так что теоретическая возможность совместимости следующих признаков: наличия инвективного (в любом смысле) речевого акта, факта обращения в суд за защитой чести и достоинства и факта отсутствия нравственных и / или физических страданий,
87 ..
Мы осознаем условность этого тезиса.
влечет за собой отсутствие, по крайней мере, гражданско-правового деликта88, равно как и наличие факта нравственных и / или физических страданий совместно с фактом обращения в суд для защиты чести и достоинства при отсутствии должных форм речевого поведения (например, инвективных речевых актов). Признаки речевых актов инвективы настолько разнообразны, что, по нашему мнению, в будущем позволит юридизировать различные степени причинения морального вреда, а также его отсутствие.
3. Перейдем к описанию оскорбления как отдельного вида речевых актов (=отдельного вида речевого поведения говорящего). Прежде чем перейти непосредственно к описанию, отметим, что мы не проводим различий между теорией речевых актов и теорией речевых жанров, которая представлена, например, в [Антология, 2007]. В этих теориях относительно эмпирических фактов есть один общий момент, который и положен в основу нашего описа-ния: обе теории прямо или косвенно описывают наблюдаемые ситуации ре-чевого поведения говорящего и возможные реакции слушающего, при этом такие единицы, как «речевой акт» или «речевой жанр», - это единицы эмиче-ского уровня, которые выполняют функцию отождествления и дифферен-циации (этический уровень) конкретных коммуникативных ситуаций. (Тезис о неповторимости любой коммуникативной ситуации, как и тезис о неповторимости конкретного произнесенного звука другому звуку, не нуждается, по-нашему мнению, в обосновании). Другими словами, эссенциалистские проблемы: «Что такое оскорбление и что такое речевой акт?», переформулированы нами в фактическом (номиналистическом) ключе. Мы полагаем, что иллокутивные аспекты речевых произведений кодируются в сообщении, и в этом смысле речевой акт является единицей эмического уровня (уровень кода). При этом оскорбление является одним из видов иллокутивных актов, ре-чевых произведений-действий, как они описаны в теории речевых актов [Ос-тин, 1999]. Другими словами, когда мы используем речевой акт «оскорбле-ние», мы тем самым выполняем действие, то есть оскорбляем.
Перейдем к описанию структуры и свойств речевого акта оскорбления.
Структура речевого акта. Речевой акт оскорбления имеет следующую структуру.
1. Участники.
Участник 1 - инвектор, Участник 2 - инвектум , Участник 3 -наблюда-тель. Обязательными участниками являются первые два, последний (наблю-датель) - факультативный участник.
2. Иллокутивная цель высказывания - Участник 1 пытается причинить ущерб Участнику 2 в области психики.
3. Условия успешности инвективного акта. Участник 1 знает, что высказывание Х может причинить ущерб Участнику 2 и хочет, чтобы Участ-
88
Если признать, что состав преступления 130 ст. УК РФ формальный, то наличие фактического морального вреда необязательно.
ник 2 знал, что в отношении Участника 2 Участником 1 произведено инвек-тивное высказывание.
4. Инвективное высказывание. Высказывание, выполняющее функ-цию инвективы в самом общем смысле как «резкое выступление против к-л, ч-л.; оскорбительная речь; брань, выпад» [Жельвис, 2000].
На языке описания, принятом в [Вежбицкая, 2007], речевой акт оскорб-ления, по-видимому, будет представлен следующим образом.
A) Знаю, что Х способно причинить тебе психологический ущерб. Б) Хочу, чтобы ты знал, что я говорю Х.
B) Говорю Х, чтобы причинить тебе психологический ущерб.
Из описания (пункт Б) видно, что речевой акт оскорбления бывает двух видов - контактный и дистантный. При дистантном инвективном акте необ-ходим третий участник, который и является каналом передачи информации об оскорблении лица. В развернутом виде дистантное оскорбление выглядит следующим образом:
A) Знаю, что Х способно причинить тебе психологический ущерб. Б) Хочу, чтобы ты знал, что я говорю Х.
B) Говорю Х по отношению к тебе третьему лицу (У3). Г) Знаю, что У3 передаст тебе, что я говорил Х.
Д) Говорю Х для того, чтобы причинить тебе психологический ущерб. При контактной форме оскорбления факт произнесения инвективного высказывания в присутствии инвектума удовлетворяет условию Б, так что в развернутой форме контактное оскорбление выглядит следующим образом:
A) Знаю, что Х способно причинить тебе психологический ущерб. Б) Хочу, чтобы ты знал, что я говорю Х.
B) Знаю, если скажу тебе Х, ты будешь знать, что я говорю тебе Х. Г) Говорю Х, чтобы причинить тебе психологический ущерб. Наличие выделенных компонентов обязательно для
инвективного ре-чевого акта или, другими словами, акта оскорбления, отсутствие какого- либо компонента лишает речевой акт названного статуса. Проиллюстрируем дан-ный тезис примерами. Условие ущерба.
А) Очевидно, что если инвектум не знает, что Х способно причинить ущерб, то налицо коммуникативная неудача. Пример такой коммуникатив-ной неудачи часто обыгрывается в кинофильмах и литературе, так, в повести Л. Лагина старик Хоттабыч называет Вольку балдой, не зная условий упот-ребления данной лексемы.
Б) Знание о том, что Х не может причинить инвектуму ущерб , также переводит данные речевые акты в разряд нейтральных речевых актов оценки (или суггестии). Такие речевые акты возможны между друзьями , другими словами, между коммункантами , у которых общение при помощи инвектив-ных высказываний регулярно и является коммуникативной нормой. (Ср. «В юридической практике полезно учитывать, что часть оскорблений может
время от времени использоваться в прямо противоположном смысле, как выражение восхищения или дружеского расположения : «Как он, собака, хоро-шо танцует!», «Что- то тебя, еб*ный-в-рот, давно не было видно!» Отличить такое употребление от брани довольно легко: для него характерна особая дружественная интонация и практически обязательная улыбка; без двух этих последних слушающий вправе рассматривать эти слова как обидные» [Жель-вис 2000, с. 235]).
Условие стремления к перлокутивному эффекту оскорбления . В дис-тантном оскорблении, например, уверенность инвектума в том, что Наблю-датель не передаст, что относительно инвектума было произведено опреде-ленное высказывание, переводит произведенный речевой акт в разряд оце-нок.
A) Знаю, что Х способно причинить ему ущерб.
Б) Не хочу, чтобы он знал, что я говорю Х.
B) Говорю тебе Х о нем.
Г) Говорю Х для того, чтобы ты знал, как я его оцениваю.
Для контактных инвективных речевых актов отсутствие этого условия также ведет к трансформации данного речевого акта в оценку (в терминах юриспруденции - отказ от преступления), яркой иллюстрацией таких актов является инвективный речевой акт, произнесенный таким образом, что у ин-вектума нет возможности его услышать, например, шепотом и / или «в спи-ну».
Контексты типа «Сейчас п*зды дам» входят, по нашему мнению, в ре-чевые акты угрозы, они могут соотноситься с оскорблением в своих вторич-ных функциях, выступая в речевых актах речевого насилия. В данном случае структура речевого насилия такова:
A) Знаю, что не можешь предпринять контрмеры по нейтрализации угрозы.
Б) Высказываю угрозу в твой адрес.
B) Делаю Б, чтобы причинить тебе психологический ущерб.
Речевой акт оскорбления может являться элементом более
сложных коммуникативных установок, описание таких «вхождений» -перспектива юридической лингвистики , здесь же укажем на две установки, в которых ос-корбление используется в качестве средства для достижения коммуникатив-ной цели. К первой из них относится речевое насилие , для которого харак-терно то, что инвектор имеет основания полагать, что у оскорбленного нет возможности предпринять контрмеры, направленные на пресечение оскорб-ления (ср. «Какой-нибудь жалкий «опущенный» заключенный воспримет « П*дер!» или «П*дорас!» со смирением, потому что слышал это оскорбление в свой адрес много раз и не может ничего на этот счет возразить» [Жельвис, 2007, с. 191]).
Второй случай, когда оскорбление выступает в качестве средства для провокации конфликта. Начнем описание такого случая с примера. Предпо-
ложим такую ситуацию. Х идет навстречу группе людей. Когда Х проходит мимо этой группы, то за спиной слышит следующее высказывание: «Эй ты, лох, ну-ка иди сюда». Х не видит перед собой никого (интерпретируя при этом фразу как обращенную к нему), поворачивается к группе людей и спра-шивает: «Это вы мне?». Произнесший фразу отвечает: «Тебе!», хотя фраза была произнесена по отношению к своему приятелю, который задержался и не находился в поле зрения Х-а. По нашему мнению, данная коммуникатив-ная ситуация будет являться примером того, что оскорбление может являться инструментом провокации конфликта. В общем случае такая установка свя-зана с тем, что говорящему необходимы те действия , которые вызываются классическим речевым актом оскорбления (например, дальнейшая словесная перепалка). Оскорбление в данном случае является составной частью мани-пулятивного речевого акта с измененным параметром условий искренности.
A) Знаю, что Х способно причинить тебе психологический
ущерб. Б) Считаю, что говорить в твой адрес Х необоснованно.
B) Говорю тебе Х.
Г) Говорю тебе Х затем, чтобы ты реагировал на Х. Думаем, что с точки зрения юриспруденции вторичные функции ос-корбительных речевых актов не будут важными, так как цели и мотивы про-изводства таких речевых актов несущественны.
Инвективное высказывание. Все типы инвективных средств русского языка можно разделить на два вида. Первый из них обладает свойством «ин-вективной жесткости». Инвективно жесткие контексты - это такие контексты, которые не реагируют на изменение пропозициональных установок, так вопрос: «Ты падла?» остается речевым актом оскорбления, вопроситель-ность, возможно, выступает в качестве смягчающей иллокутивной силы, но в целом трудно представить себе ситуацию, когда это вопрос интерпретировался бы именно как вопрос. Таким образом , высказывание «Ты падла?» им-плицирует «Ты падла!» (имплицирует в том смысле, в котором это представ-лено в теории речевых актов).
Второй тип контекстов - контексты «нежестские», или деактуализи-руемые. Это контексты, в которых инвективная интенция деактуализируется под воздействием пропозициональной установки. Например, в контексте «Да Вы негодяй!» с игровой иллокутивной установкой (по образцу: «Да Вы ша-лун!») инвективный заряд слова « негодяй» нейтрализуется89. Выявленное свойство полезно при исследовании спорных речевых произведений, инфор-мация о которых представлена косвенными источниками ( например, свиде-тельскими показаниями). Для исследования таких случаев достаточно уста-новления факта, что Х использовал жесткое инвективное высказывание, на-личие / отсутствие речевого акта оскорбления в данном случае не зависит ни от интонации, ни от условий употребления. Так, «инвективно жесткое» вы-
89 Свойство деактуализации инвективной функции у слов «негодяй», «мерзавец» выявлено Н.Д. Голевым [Голев, 2000].
сказывание, произнесенное в чей-то адрес с доброжелательной интонацией, способно лишь усилить эффект оскорбления, этот эффект и возникает из противоречия оскорбительности высказываемого и доброжелательной формы воплощения, которая как бы заставляет воспринимающего реагировать на оскорбление как на пожелание добра. Особо, пожалуй, стоит остановиться на ограничениях, связанных с применением принципа «инвективной жесткости» при экспертизе, основанной на косвенных источниках. Это ограничение ка-сается контекстов, в которые входят слова и обороты ««с*ка», « бл*дь», и т.п. Контекст «Ты, с*ка, че делаешь ?» должен, по нашему мнению, признаваться фактом нейтрализации речевых актов, поэтому для категорического вывода по поводу наличия / отсутствия речевого акта оскорбления недостаточно ус-тановления факта, что Х сказал в адрес У-а то-то, так как возможно, что при-сутствовало междометное употребление перечисленных инвективных лек-сем.
Очевидно, что свойства инвективной жесткости и нежесткости языко-вых средств связаны с различной степенью предрасположенности вызывать перлокутивный эффект оскорбления, и этот факт , как мы думаем, не носит метаязыкового характера, как это характерно для явления неприличной формы. Так, например, в результате проведенных экспериментов было обнаружено, что «тенденция к определенности места слова на шкале инвективности вполне реальна» [Голев, 2000, с. 37]. Безусловно, этот факт не может быть объяснен нормативно, как такой, что в русском речевом коллективе считает-ся, что слово «дурак» менее оскорбительно или более прилично, чем слово «гнида», и это факт нашего решения, а не свойство лексем русского языка. Например, нам известен факт, что слово «с*ка» носителями русского языка на метаязыковом уровне оценивается как литературное или как, по крайней мере, находящееся на грани литературного языка, тогда как очевидно, что в реальных речевых произведениях (на уровне пользования языком) оно, ско-рее, тяготеет к обсценным. Так, например, на речевой акт « Ты с*ка» более вероятна реакция обсценным рядом слов, чем словом «дурак» или «баран».
Потому более вероятно предположение, что инвективные характеристики лексем и выражений «накапливаются» в них в результате функционирования, так что каждое инвективное слово обладает конкретной степенью предрасположенности вызвать у адресата перлокутивный эффект оскорбления. Вероятно и предположение о том, что все носители языка умеют пользо-ваться этими предрасположенностями, и когда они высказывают эти слова, то способны предугадать эффект (в том числе и стараются добиться эффек-та), который эти слова могут вызвать.
Очевидно, что в данном случае выделяются три тождества (подчеркнем, что под тождествами в данном случае мы понимаем не классы единиц, типологии в данном случае не имеют никакого значения, а тождественные формы поведения и взаимодействия говорящего и слушающего). Первое тождество организуется вокруг параметра «обладать предрасположенностью
оскорбить собеседника равной единице». Сюда, безусловно, относится об-сценная лексика и фразеология.
Противоположный полюс составляет слабо инвективная лексика и фразеология, обладающая предрасположенностью оскорбить, стремящейся к нулю. Например, если кто-то хочет оскорбить кого-то, употребляя слово « негодяй», то он должен приложить к этому определенные усилия, увеличить силу голоса или выбрать соответствующую агрессивную интонацию, тогда как для кодирования оскорбления при помощи матов, как мы уже отметили, это-го не требуется. Слабоинвективные речевые акты могут обсуждаться так же, как обсуждаются оценки (и в этом смысле они являются утверждением оцен-ки). В общем, если кому-то сказали «Вы плохой человек» или «Вы негодяй» возможен вопрос «Почему это, по-вашему, я плохой человек (негодяй)?», то-гда как при высказывании «Вы с*ка» он невозможен, по крайней мере, в том плане, чтобы в этом вопросе соблюдалось условие искренности (очень веро-ятно, что за вопросом, если даже он будет задан, последует инвектива). Сла-боинвективные контексты могут быть противопоставлены сильным контек-стам и в аспекте иллокутивных свойств. Так, например, из фразы «Девушки, сгиньте отсюда» не вытекает коммуникативного намерения оскорбить, так как можно предположить и коммуникативную неудачу, вызванную сбоем в кодировании (хотел сказать одно, а сказал другое), а также низкий уровень владения языком (с этой точки зрения для говорящего нормально то , что он сказал). Между двумя названными полюсами расположена остальная лексика и фразеология, часть которой тяготеет к обсценным словам (такое слово, на-пример, как «гнида», по степени оскорбительности близится к матам). Другая же часть тяготеет к оценочным ресурсам русского языка, к этой части, на-пример, относится слово «дурак».
В настоящее время не представляется возможным дать более точное описание инвективных ресурсов русского языка, чтобы осуществить это не-обходимо проведение экспериментов с привлечением большого количества информантов, думаем, что это для юрислингвистики дело недалекого буду-щего.
Библиографический список
1. Антология речевых жанров: повседневная коммуникация. - М.: Лабиринт, 2007. - 320 с.
2. Вежбицкая А. Речевые жанры [в свете теории элементарных смысло-вых единиц] / Вежбицкая А. // Антология речевых жанров. - М.: Лабиринт, 2007. - С.68-81.
3. Голев Н.Д. Юридизация естественного языка как юрислингвистиче-ская проблема / Голев Н.Д. // Юрислингвистика-2: Русский язык в его естественном и юридическом бытии: Межвузовский сборник научных трудов / под ред. Н.Д. Голева. - Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2000. - С. 9-46.
4. Жельвис В.И. Инвектива / В.И. Жельвис // Антология речевых жанров. - М.: Лабиринт, 2007. - С. 187-195.
