CC BY
31УДК: 811.512.1
Каксин А. Д.
доктор филологических наук Хакасский НИИ языка, литературы и истории
ПРИТЯЖАТЕЛЬНОСТЬ (ПОСЕССИВНОСТЬ) КАК УНИВЕРСАЛЬНАЯ КАТЕГОРИЯ И ЕЕ ВЫРАЖЕНИЕ В ХАКАССКОМ ЯЗЫКЕ
В статье с позиций лингвистической типологии очерчен круг основных посессивных отношений (или значений), а также средств их выражения, в современном хакасском языке. При описании средств выражения больше внимания уделено словосочетаниям, в составе которых один из элементов имеет специальный аффикс категории притяжательности.
Ключевые слова: языковые универсалии, притяжательность, средства выражения, аффиксация, хакасский язык
Обратившись к работам по общему языкознанию и лингвистической типологии, можно найти немало определений притяжательности (посессивности) как универсальной языковой категории. (Эти наименования искомой категории большинство лингвистов считает абсолютными синонимами, и мы тоже придерживаемся данного мнения). К примеру, в авторитетном энциклопедическом словаре под притяжательностью понимается «одна из универсальных понятийных категорий языка, основное значение которой — определение названия объекта через его отношение к некоторому лицу или предмету (относительная номинация), напр. «книга Петра», «сын Николая», «любитель чтения», «хвост осла». ... Глаголы (вершинные предикаты) со значением 'иметь', 'обладать' образуют т. наз. посессивную конструкцию предложения» [1, с. 388].
Таким образом, с содержательной стороны категория притяжательности (понятийная и, затем, грамматическая) — очень объемная, и не только значения собственно принадлежности и обладания входят в ее объем. В него, в этот объем, входят и такие смыслы как тесная, неотъемлемая связь, отношение (например, части к целому), владение, нахождение в собственности и т. п.
Важным для нашего рассмотрения является то, что в приведенной выше дефиниции указано на всеобщее распространение посессивной семантики, а также на то обстоятельство, что выражаться в том или ином языке она может любыми способами и средствами, не обязательно — морфологическими. Все же в большинстве языков (и хакасский здесь не исключение) формируется, как мы видим, грамматическая категория притяжательности (или посессивности). Если рассмотреть формальную сторону явления с позиций общей лингвистики, а выводы затем экстраполировать на конкретные языки (или группы), то можно получить соответствующую типологию. В этой связи надо заметить, что выражение рассматриваемой категории в хакасском языке относится к одному из нескольких, самых распространенных, типов. Этот тип можно назвать общетюркским на том основании, что есть ряд признаков, объединяющих тюркские языки и противопоставляющих эти языки другим алтайским. Напр.:
«Как известно, порядковое расположение основных грамматических показателей в тюркских языках и в тунгусо-маньчжурских языках не совпадает: в тюркских языках в именной словоформе в ее правой части показатели имеют порядок — суффикс числа — суффикс принадлежности — суффикс падежа., в тунгусо-маньчжурских языках — суффикс числа — суффикс падежа — суффикс принадлежности» [2, с. 272].
Это что касается порядка следования аффиксов в "притяжательной" словоформе; есть и другие дифференцирующие факторы. В частности, противопоставление тюркских языков другим алтайским отмечается и по линии развития (этимологии) средств, имеющих отношение к притяжательности:
«Личные местоимения в тюркских языках выступают в заметно преображенном виде по сравнению с исходной системой, наилучшим образом сохраненной в маньчжурском языке и в монгольских языках. В тюркских языках «эновые» формы обрели статус местоимения-подлежащего, множественное число местоимений 1 и 2 лица би-з и си-з образуется морфологически — иначе, чем в монгольских и тунгусо-маньчжурских языках» [2, с. 279].
При этом известная степень различия (относительно категории притяжательности и средств ее выражения) у отдельных языков рассматриваемой семьи все же имеется [3, с. 27-29].
Притяжательность (и ее обозначение), как одна из самых существенных сторон языка, привлекала и привлекает к себе внимание многих лингвистов. В тюркских языках категория притяжательности была выделена во II половине XIX в.: о ней можно прочитать в трудах А. К. Казем-Бека, О. Бетлингка, Н. И. Ашмарина, Н. Ф. Катанова, П. М. Мелиоранского и других тюркологов. С момента создания первых академических грамматик тюркских языков описание категории притяжательности является неотрывной частью обязательных разделов, предназначенных для изучения. В упомянутых грамматиках, равно как и в других, более поздних, работах выделяются обычно следующие общие способы выражения категории притяжательности: морфологический, синтаксический, смешанный
[напр.: 4, с. 137-140; 5, с. 278-286; 6, с. 82-83; 7, с. 114-116].
В хакасском языке данная категория выражается с помощью базовых средств (специальных суффиксов); их присоединение осуществляется двумя способами: а) морфологически: агазым «[мое] дерево»; агазыц «[твое] дерево»; агазы «[его] дерево»; б) синтаксически (при участии личных местоимений): минщ агазым «мое дерево»; синщ агазыц «твое дерево»; аныц агазы «его дерево» [5, с. 62-65].
Во втором случае видим классическое «тюркское» построение: личное местоимение стоит в форме родительного падежа, а определяемое слово снабжено лично-притяжательным суффиксом. Примеры:
Хызын оолгыма сурчам 'Его дочь сватаю за своего сына' [ХРС, 522].
Анымчох, харачхай, чай тооза ырлаан ырларыц халчалар минщ чуреемде 'До свиданья, ласточка, песни твои, что пела все лето, остаются в сердце моем' [ХРС, 648].
Аргызымнац хада чол сыгар полгабыс, пуун урбалыбысты '[мы] с моим товарищем вместе собирались в путь, а сегодня [он] отказывается' [ХРС, 730].
Далее, авторы Грамматики хакасского языка выделяют четыре разновидности основной посессивной конструкции (используя при этом термин 'категория принадлежности'):
1) субъект принадлежности и объект принадлежности стоят в единственном числе (минщ книгам «моя книга»);
2) субъект принадлежности стоит в единственном числе, а объект — во множественном (минщ книгаларым «мои книги»);
3) субъект принадлежности стоит во множественном числе, а объект — в единственном (тстщ книгабыс «наша книга»);
4) субъект принадлежности и объект принадлежности стоят во множественном числе (тстщ книгаларыбыс «наши книги») [5, с. 64].
Ниже приведем ряд примеров с использованием притяжательных форм (отдельных слов и словосочетаний):
Романныц холын сшгт ала изеннезт, харлос уннец тылбырап сыххан (Х, 4) — Поздоровавшись, тряся руку Романа, стал тараторить хриплым голосом.
Аныц кдцт угаа мацат полган, наа тогыс хыныг даа, чапсых таа п1лд1рген (Х, 4) — У него настроение было хорошее, новая работа была интересной.
Синщ мал-хузыцныц учун, машина тогызынац сыгартып, чаргаа юрбестн (Х, 5) — Из-за твоего скота я не хочу быть уволенным и попасть под суд.
Минщ столым кистгнде тгзгц хычырадып одырба! (Х, 41) — Не гневайся (букв. не скрипи зубами) за моим столом!
Разумеется, в хакасском языке представлены и другие виды словосочетаний «притяжательного характера», входящих, в свою очередь, в состав простых или осложненных предложений. Вот, к примеру, как выглядит употребление притяжательных имен в сочетании со служебными именами:
Тойга чыылысхан чонньщ аразында Надя iчезiн кор таапча (Т, 15) — Надя увидела [свою] маму среди собравшихся на свадьбу людей.
Ол арада Надистщ чалбах чарыныныц кисттде сыбых-сабых хойыпчатхан (Т, 8) — В тот момент за широкой спиной Надиса усиливался (букв. сгущался) шепот.
Вербализация ситуации «один из многих» происходит следующим образом: есть только определяемое слово, определение отсутствует («один из кого» выявляется из контекста):
Мац пирбезелер дее, сыырагы хазыра тарт килт, ацдарыбысча (Т, 70) — Хотя и силы были равны, но тот, кто здоровее, приподняв, кидает наземь.
- Ойка-а! Ойка! — аахтас сыхханнар. Надя андар харах албин хараан. Че ттлер^ хыр инт, чт чор1б1скеннер (Т, 71) — Стали звать: Ойка-а! Ойка! Надя смотрела туда, не отрывая глаз, но те (из них) исчезли, спустившись вниз по горе.
Еще один частный случай — это предложения, где можно видеть сочетание существительного с притяжательным аффиксом с субстантивированной глагольной формой (именем действия):
Митяй, инейнщ андаг хыныг чоохха тр^кетн хылыхха албин, пурдайыбысхан (Т, 71)
— Митяю не понравилось, что старушка вмешалась в такой интересный разговор, и обиделся.
Артайныц чиирi килче, арага агаа кирек чогыл (Т, 105) — Артаю хочется кушать,
водки ему не надо.
Часто формы категории притяжательности обозначают некоторое «составное понятие» как единое целое (схема: существительное в номинативе + существительное с притяжательным аффиксом):
Ипч1 ограда iзиин чабарга чоре халган (Т, 104) — Женщина ушла закрывать ворота ограды.
Мал азыгынац хызыл паргам, кумым коп нимес пирд1 (Х, 4) — Мне нужен корм для скота, [мой] кум дал немного.
В ряде случаев наблюдается выражение посессивной семантики при «отсутствии» субъекта, которому что-то принадлежит (на самом деле он есть, но выражен имплицитно). Кто является посессором, становится ясно из контекста:
Азыгыбысты хайдар таарлапчазар? Кем чаратхан?! Шчтцер козгдщер! (Х, 4) — Зачем (букв. куда) грузите [наше] зерно? Кто разрешил? Показывайте [ваши] документы!
- Кабинадагы араганы агылдах. Пу чиит аргызыбыс, тооп, майых таа парган полар,
— чоохтанган олох ирен (Х, 5) — Принеси-ка из кабины водку. Этот [наш] молодой друг, наверно замерз и устал, — сказал тот же мужчина.
Семьям пар. Ус паламны син азырабассьщ (Х, 5) — [У меня] есть семья. Ты не будешь кормить [моих] троих детей.
Можно заметить, что иногда в рассматриваемых конструкциях возникают дополнительные коннотации, которые могут нивелировать (перекрывать) семантику притяжательности. Это связано с тем, что «посессивность связана с такими категориями, как детерминация, предикативность, атрибутивность, локативность, релятивность (наличие в семантической структуре слова релятивной семы)» [1, с. 388].
Но об этих дополнительных смыслах, возникающих при употреблении форм категории притяжательности (посессивности), нужно говорить отдельно.
Итак, грамматическая категория принадлежности в тюркских языках обладает как
общими структурными и формальными, так и заведомо различными чертами. Что касается категории принадлежности, существенно, проявляется ли указанное свойство (обозначать принадлежность) только в сфере имени, или также в других сферах. Как известно, тюркские языки в этом отношении едины: в них аффиксы притяжательности функционируют и за пределами системы именного словоизменения. Так, в сфере хакасского глагола наблюдается два типа лично-числовых суффиксов — их называют личными окончаниями первой категории и личными окончаниями второй категории. Но парадигматически они распределяются асимметрично: форманты первой категории, производные от личных местоимений, обслуживают темпоральную сферу настоящего и будущего, а также перфекта, а форманты второй категории, аналогичные притяжательным аффиксам имен, присоединяются к формам прошедшего времени на -ды и условного наклонения. Нетрудно заметить, что и при таком раскладе (т.е. в оформлении всей предикативной конструкции маркерами притяжательности) сохраняется общий "посессивный смысл": обозначается «принадлежность действия» (тому или иному лицу). Итак, в результате анализа содержательной стороны выявляется главное: в хакасском языке, как в большинстве языков мира, имеется ядро в общем семантическом массиве притяжательных конструкций.
Имея в виду формальные аспекты, можно констатировать следующее: в хакасском языке, как и в других тюркских языках, наблюдается строго морфологическое и, далее, грамматическое оформление категории притяжательности. Незначительные различия между тюркскими языками в этой сфере незначительны, что позволяет объединить их в одну группу (по указанному признаку) и, далее, противопоставить другим языкам (реализующим другие модели репрезентации такой важной языковой универсалии, как притяжательность). Другими словами, в системе хакасского и других тюркских языков 1) способы формального выражения посессивной семантики (если брать все языки) типизированы, 2) структура соответствующей грамматической категории отличается от языка к языку. Расхождения проявляются по-разному, но больше всего — в следующих аспектах формального выражения категории принадлежности: группы слов, для которых выражение принадлежности не существенно; разряды слов, имеющих специфическое отношение к выражению категориального значения принадлежности; морфологические особенности употребления аффиксов принадлежности; значения и функции аффиксов принадлежности в сочетании со словами, относящимися к различным частям речи; закономерности и специфика образования сложных существительных, оформленных аффиксом принадлежности; синтаксические особенности слов и словосочетаний, имеющих формы принадлежности.
Литература
1. Журинская, М. А. Посессивность // Лингвистический энциклопедический словарь / Главный редактор В. Н. Ярцева. — М. : Советская энциклопедия, 1990. — С. 388-389.
2. Бурыкин, А. А. Местоимения, посессивные суффиксы, личные суффиксы глаголов в алтайских языках: новый взгляд // Alkis bitig. Scripta in honorem D.M. Nasilov. Сборник статей к 80-летию Д. М. Насилова / Отв. ред. Е.А. Оганова. — М. : ООО «Издательство МБА», 2015. — С. 272-281.
3. Гаджиева, Н. З. Тюркские языки // Языки мира: Тюркские языки / Отв. ред. Э. Р. Тенишев. — М. : Издательство «Индрик», 1997. — С. 17-34.
4. Анжиганова, О. П. К семантической классификации именных словосочетаний хакасского языка // Ученые записки Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории. — 1973. — Выпуск XVIII. — №2. — С. 128-141.
5. Грамматика хакасского языка / Редколлегия: М. И. Боргояков, А. И. Грекул, Г. И. Донидзе, Д. Ф. Патачакова / Под редакцией проф. Н. А. Баскакова. — М. : Наука, 1975. — 420 с.
6. Черемисина, М. И. Языки коренных народов Сибири: Учебное пособие / Новосибирский государственный университет. — Новосибирск, 1992. — 92 с.
7. Краснощеков, Е. В. Выражение категории притяжательности в тюркских языках с помощью местоимений // Филологические науки. Вопросы теории и практики. — 2014. — №5(35). — В 2 частях. — Часть II. — С. 113-118.
Список источников иллюстративного материала
Т — Казачинова Г., Халларов А. Той. Повесть паза чоохтар. — Абакан: Хакасское отделение Красноярского книжного издательства, 1979. — 157 с.
Х — Тюкпиеков Н. Хыстагда. Повесть, чоохтар, хормачы ойыннар. — Абакан: Хакасское отделение Красноярского книжного издательства, 1977. — 110 с.
ХРС — Хакасско-русский словарь = Хакас-орыс соспк / Коллектив авторов-составителей. — Новосибирск: Наука, 2006. — 1114 с.
