ИЗ ИСТОРИИ ЕВРОПЕЙСКОЙ ФИЛОСОФСКОЙ мысли
Ю. Е. Смагин
ПРИРОДА ЗНАНИЯ И ВЛАСТИ В ФИЛОСОФИИ АНГЛИЙСКОГО ЭМПИРИЗМА
В эпоху Возрождения формируется антропоцентрическая сфера сознания, в которой обосновывается и осмысливается новое отношение к природному и социальному миру. В перспективе этого отношения оформляется соответствующая «конфигурация» знания, выдвигающая на первый план понимание истины как достоверности. Механические часы становятся образом и моделью «новой науки» механики, а также и космологии. В новом миропредставлении осуществляется «механизация» мира, которая была предназначена элиминировать из природного универсума все аристотелевские причины, чтобы оставить только причины действующие. Средневековый учёный верил, что он знает определённо о строении мироздания, но только Бог имеет всеполнейшее знание как Творец универсума. В XVII в. механизация мира позволяла раскрывать природные феномены и процессы как «материю-в-движении». Во времени движение постигается не только как свойство материальных тел, но и как структурная характеристика универсума в целом. Движение является основополагающим началом природных вещей и явлений. Поэтому неудивительно, что основатели «новой науки» Галилей, Кеплер, Декарт и Бэкон считали, что они обладают достоверным знанием о тех динамических принципах природного сущего, благодаря которым возможно реконструировать мир таким, каким его создал Творец. Здесь необходимо отметить, что образ механических часов был наиболее подходящей аналогией в понимании не только природных, но и социальных процессов. Образ механических часов — это фундаментальная модель для нового познания мира посредством его «механизации». Часы, как механизм заведённый один раз, затем работают непрерывно сами по себе; работа этого механизма осуществляется регулярностью его движения. Природный мир, по определению совершенного механизма, функционирует сам по себе и сообщает непосредственно о ходе времени. По Декарту, живые организмы суть тоже своеобразные часы, об этом свидетельствует регулярное сердцебиение, кровообращение и т. д. Подобного рода подход к пониманию и рассмотрению человеческого тела прослеживается в философии Гоббса. Он намеренно применяет данный подход
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2012. Том 13. Выпуск 1
31
в интерпретации социально-политической структуры общества. Познание можно рассматривать в качестве последовательной цепи впечатлений или ассоциаций идей, которые могут демонстрировать процесс постижения вещей и явлений, при этом данный процесс подобен движению. Образ механических часов становится аналогией для научного познания и конструирования.
Провозглашённый Бэконом, Декартом и Гоббсом новый идеал науки основывается на познании как действии, или конструировании. По Бэкону, задача науки — открывать и познавать «формы вещей», а форма есть то, что способно производить вещь как таковую. При условии, что человек знает эти формы, он обретает власть над природой и тем самым становится способен подчинить природный мир своим намерениям, целям и проектам. В данной перспективе знание понимается как то, что увеличивает и приумножает могущество человека, поэтому оно должно быть силой. Античная мудрость и средневековая учёность не дают человеку такого знания, которое может быть руководством в его утилитарно-практической деятельности. Бэкон утверждал, что знание должно быть силой, способной производить новые вещи, необходимые человеку. Поэтому утверждается следующее положение: человек может познать исключительно только то, что он сам может сделать. Если Декарт говорил, что необходимо познавать природу при допущении творения мира Богом из ничего, т. е. природный мир есть просто протяжённая субстанция, которая оформляется врождёнными познающему человеку идеями, то, по мнению Гоббса, задача науки — сначала разрушить мир, т. е. сделать его «пустым», а затем этот уже «разрушенный мир» означивать с помощью однозначной системы знаков, созданной самим человеком. Такова в сущности знаковая теория языка и познания Гоббса. А поскольку государство создаётся с помощью общественного договора, постольку наука
о государстве более истинна, чем наука о природе. Человек не создал природу, поэтому ему сложнее и труднее «реконструировать» механизм природы, чем механизм общества и государства. Сквозь призму такого рода направленности мышления становится понятной механистическая тенденция новоевропейской философии и наук.
Суть дела не только в том, что, согласно утверждению Бэкона, знание — сила. При тщательном рассмотрении вопроса гораздо важнее положение Декарта, согласно которому необходимо быть свободным субъектом своих познавательных и практических действий для того, чтобы постигать истину как несомненную достоверность, тогда как природа непрерывно уподобляется функционирующему механизму, в действие которого не «вмешивается» Бог. Задача науки, по Декарту, заключается в том, чтобы познать этот механизм и точно также необходимо, по мысли Гоббса, познать действие государства как механизма, способного регулировать общее поведение человеческих индивидов. Природа и общество уподобляются механизму, который функционирует сам по себе. Задача «новой науки» заключается и выражается в том, чтобы познать такого рода механизм. Важное значение приобретает проблема соотношения знания и власти. Традиционно власть рассматривалась или в юридических терминах, или в политико-экономических отношениях, но не изучалась как выражение метафизики «практического разума», которая, начиная с Бэкона, Декарта и Гоббса определяла основную проблематику ново-европейской философии и науки. Сущность метафизики «практического разума» заключается в следующем: как стремление к господству и властвованию над природными и социальными стихиями порождает определённого рода знание, так и само это знание, называемое «новой наукой», порождает определённые властно-господствующие отношения. Иными словами, власть и знание в философии английского эмпиризма непосредственно и взаимно полагают друг друга. Без власти не существует области научного
знания, без знания нет и соответствующей сферы могущества человека. Именно в этом выражается скрытая тенденция философии представителей английского эмпиризма. Власть понимается как господство над природными и социальными стихиями, как точно выверенная технология подчинения природного и социального тела.
«Знание и могущество человека совпадают»1, — утверждает Бэкон, поэтому человек может лишь столько, сколько он знает, а для этого необходимо «очистить» человеческий разум от всякого рода «духовной диктатуры» и тем самым освободить его от того «стандартного сознания», которое препятствует постижению истины и раскрытию «форм вещей». Основная задача, которая включена в отрицательную, разрушительную часть бэконовского учения, — это раскрыть истинное лицо схоластической философии, её ненужность и даже опасность для человеческого познания; на место царства Божия поставить господство и власть человека. Сущность схоластического знания выражается в словесной учёности и культе авторитетов. И здесь важно: средневековая наука знает только учителей и учеников, она порождает лишь споры и диспуты, но не открытия и изобретения; она не понимает природу самих вещей и явлений, поэтому она не столько помогает, сколько препятствует человеку господствовать и властвовать над миром вещей и явлений. Церковная власть и схоластика контролируют разум человека, подчиняя его церковным догматам. Ренессансный гуманизм в лице представителей итальянского неоплатонизма старался преодолеть средневековый теоцентризм и выдвигал на первый план антропоцентрическое видение мира. Суть и замысел ренессансного антропоцентризма лежат в основе магико-утопических, архитектурно-художественных и научно-технических проектов. Гуманистический идеал Возрождения продолжается и до XVII в. Бэкон противопоставлял схоластическому стремлению к вере, обращению к «верному слову» апелляцию к Природе, к Вещам как таковым. Поэтому наука о природе для него есть основа всякого знания. Здесь радикальный поворотный пункт: теория становится практической, созерцательная наука — операциональной, познание — продуктивным, а опыт — изобретательным. Изобретение образует переход от интерпретации природы к господству человека над ней. По мысли Бэкона, необходима законодательная власть для свободы экономического предпринимательства и для мышления как науки, которая понимается в качестве свободного исследовательского предприятия. Тем самым философия превращается в метафизику прагматически направленного разума, который противопоставляется схоластике и разного рода университетской учёности. Новая наука и новая форма знания Галилея, Бэкона и Декарта выражает сущность политико-экономической реальности в её сугубо антропоцентрическом измерении.
Основанием философии и научного знания становится утилитарно-практически ориентированный разум, стремящийся к получению конкретных и определённых результатов, к разрешению непосредственно поставленных задач. По существу, Бэкон философски обосновал фундаментальное назначение практического разума (в его технологической направленности) для всей последующей философии и науки. Так, бэ-коновская программа «очищения» разума от всевозможных «идолов» связана с утверждением такого метода, который бы позволил обнаруживать без особых усилий истину, и таковая отождествляется с действенным знанием. По мысли Бэкона, оно есть прежде всего знание и искусство, которые завершают работу природы благодаря усилиям человека. Наука способна осуществить политико-экономическое и социальное преобразование общества. В философском учении Бэкона провозглашается идея, что новая
1 Бэкон Ф. Соч. В 2-х т. — Т. 2. — М., 1972. — С. 12.
эпоха человечества должна быть результатом научно-экпериментирующего знания. Для этого необходимо понимать природу и социум как результат человеческого творения. Поэтому идеальное общество «Новой Атлантиды» не является уже сугубо статическим по своему совершенству, т. е. проекцией завершённого идеала, как это имело место в «Городе солнца» Кампанеллы или в «Утопии» Мора. В «Новой Атлантиде» общество становится динамичным благодаря активному поиску такого знания, которое открывает возможность познания и подчинения природы. В данной устремлённости утопического мышления полагалось, что оно в состоянии разрешать любые проблемы человеческого бытия, поскольку разрешение этих проблем относилось к будущему. Основанием утопического мышления был метод, который позволял раскрывать возможность и сущность будущих реалий человеческой жизни. В XVII в. утопическое мышление преодолевается утилитаризмом, в результате чего постоянно возрастала значимость материальной стороны человеческого существования. Представители утилитаризма следовали тем же принципам, которые провозглашал Бэкон в «Новой Атлантиде», а это: стремление к познанию в его наибольшей пользе и истине. Утопическое мышление вводило в сферу человеческого знания особое прикладное назначение науки и технологии. Самое важное что утверждается в «Новой Атлантиде», — это инструментально-практическое назначение науки. Необходимо отметить, что у Бэкона существует одно преимущество: он определяет социально значимые возможности новой науки, о которых в его время немногие подозревали. Всё, что происходит в «Доме Соломона», есть не иное что, как подражание именно природе. Подражая природе и её силам, человек имеет возможность использовать её потенциально в своих собственных целях и устремлениях; иными словами, овладеть всей её мощью и создавать, таким образом, «империю» человека. Также в «Новой Атлантиде» рассматривается идея прогресса и науки как социальных институтов. Утопия создавалась на основе идеи прогресса и развития такого знания, которое понималось как средство увеличения человеческого могущества над природными и социальными стихиями. Образ новой науки в её социальной значимости получил необходимое обоснование в утопическом проекте Бэкона.
Методика практически-действенного разума XVII в., получившая широкое распространение как новый подход к божественным и человеческим делам, является своего рода секуляризацией теологии. Многие философы XVII в. полагали, что новая наука «снимает» традиционные способы теологизирования и отражает тенденцию математизации в рассмотрении как природных, так и социальных явлений2. У Гоббса данная тенденция «пронизывает» всю систему его философии, прежде всего в учении о теле. Необходимо отметить, что в рассматриваемый период времени методы математического исчисления переносились в физику, а из неё — в социальную философию. Подобного рода перенесение математического мышления в сферу социальной мысли принадлежит прежде всего Гоббсу. В математизации физики Декарт признавал только один атрибут материи — протяжённость, тела суть протяжённые вещи. В его представлении не доставало принципа физической индивидуации, который пытались ввести в философию Гоббс, а позднее Спиноза и Лейбниц. Гоббс, с одной стороны, сохраняет картезианскую идею конструирующего мышления, с другой, подчёркивает не только протяжённость, но и телесность, которую он понимает как то, что наделено силой и стремлением. Природный мир является телесным, где все тела наделены своего рода влечениями.
2 Cm. Funkenstein A. Theology and the scientific imagination from the Middle Ages to the seventeenth centures. — Princeton. N. J. PUR. 1986. — P. 80-89.
Общество — это тоже тело социальное, которое образуется из отдельных индивидов, наделённых изначальным влечением властвовать и подчинять всё то, что его окружает. Поэтому, согласно Гоббсу, учение о теле должно быть первой основой философии.
Тенденция математизации знания и, более того, попытка точного выражения мыслей раскрываются в логической концепции Гоббса. Уподобление логических операций математическим, точнее арифметическим действиям имеет важный момент в методологии Гоббса и знаменует собой принципиально новый подход к логическому мышлению. Его логика исчисления напоминает бэконовскую критику средневековой науки, которая апеллировала к «верному слову» и следовала «книжной мудрости». В горизонте возможности и способности наименования и перенаименования всего сущего, Гоббс интерпретирует суждения, логические связки и сам язык в целом. Логика исчисления выступает как введение в «Первую философию», поскольку все умственные операции сводятся к операциям сложения и вычитания. Мир познания есть мир конструкций, который осуществляется с помощью математических теорем и логических суждений. Идея конструкции особым образом рассматривается в учении о человеческой природе и концепции социального договора. В своей теории языка Гоббс утверждал невозможность познания нетелесных субстанций. В результате точного и однозначного языка полагалась сама возможность науки, которая не есть лишь инструмент для увеличения могущества человека (Бэкон), а есть прежде всего «точное знание». Все феномены и явления, которые изучает наука, редуцируются к телесности и движению. Поэтому геометрия для Гоббса есть не только новая модель математики, но и новый метод логической науки, а тем самым геометрия является наукой о человеке. Именно в геометрии человек конструирует объект своего познания. Гоббс провозгласил себя основателем «новой науки», т. е. науки о человеческом и социальном теле. Необходимо иметь в виду, что ни один мыслитель XVII в. так явно и последовательно, как Гоббс, не доказывал конструктивный характер всех человеческих феноменов и проявлений: язык, логику, науку и государство как политико-экономический порядок. Никто кроме Гоббса не подчёркивал так явно, что любое познание есть познание через действия. Основа политической теории Гоббса лежит в том представлении, что человек по своей природе, находясь в «естественном» состоянии, лишён всяких социальных склонностей, что человек в таком состоянии не стремится к социальной гармонии и усовершенствованию окружающего его мира. Человек от природы не имеет никаких внутренних склонностей, дарований и влечений кроме одного — стремление подчинять других и самому властвовать. Именно в «естественном» состоянии имеет место «война всех против всех». Подобно Галилею, который говорил о свободном падении тел в пустоте, Гоббс говорил о «естественном» состоянии человека, т. е. о пустом в социально-историческом смысле пространстве, где естественное право делает всех людей равными. Гоббс отрицал данность человеку социальной природы и особо выделял анархическое состояние человека. Его понимание человеческой природы вне гражданского общества получило поддержку у Гассенди, а впоследствии у Вико, которые считали, что социальные отношения и связи для человека не являются врождёнными, что они суть человеческие конструкции. А поскольку человек обладает разумом, постольку он знает, что в таком агонистическом состоянии никто не является защищённым. Поэтому человек пытается и стремится упорядочить социальное бытие путём договора между людьми о совместной жизни и о добровольном подчинении воле суверена (монарха). Следует отметить, что данное обстоятельство является наиболее важным и значимым в понимании «новой науки» у Гоббса. Применяя язык конвенции, «естественный закон» знаменует переход общества
из естественного состояния в гражданское, тем самым человек становится гражданином. Также утверждается опосредование между природой как таковой и человеческим соглашением. Значимость человеческих установлений, которые существуют в отношении людей — религия, мораль, право и т. д. — не может быть произведена из законов природы. Законы природы недостаточны в качестве условия обоснованности человеческих установлений. Именно естественная необходимость есть слабость каждого в «войне всех против всех»; иными словами, равная уязвимость всех людей в их природном состоянии и неизбежность страха перед смертью. В силу данного обстоятельства возникло подчинение договорным обязательствам (общественный договор), когда права людей передаются монарху. Поэтому отношение между гражданами (подданными) и монархом (сувереном) — это отношение подчинения и властвования. Установленное государство, или гражданское общество, не есть сугубо механическое образование, оно есть организм, конструкция человеческого ума, которая воедино соединяет различные стремления или просто человеческие тела — тела как простые, так и сложные. Государство основывается на соглашениях, тем самым оно есть «рациональное сущее», или своего рода «непрерывное творение», которое требует для своего собственного сохранения всегда определённых усилий со стороны монархической власти. Если Бэкон говорил, что знание должно быть силой, то Гоббс утверждал, что власть должна быть знанием или наукой о человеке и государстве, знание оказывается неотделимым от власти, а власть необходимо предполагает наличие знания человеческой природы, его социальных отношений и устремлений, а также природного мира в целом. Гоббс и Спиноза стремились интегрировать науку о природе с наукой о политическом теле и государстве. Здесь на первый план выдвигаются механические метафоры, общество понимается и осознаётся как продукт человеческого намерения и труда, как искусственное тело, которое создаётся умением и старанием людей. Понимание общества в такой перспективе уже утверждалось в утопиях Кампанеллы и Бэкона. Утопическое общество во всех своих аспектах и характеристиках оказывается искусственным, т. е. такой конструкцией, которая контролируется и «усматривается» во всех своих деталях и проявлениях. Можно утверждать, что у Гоббса рассматривается и выявляется своего рода технология власти, т. е. «новая наука» — это наука о государстве, власти, правах и обязанностях гражданина. В правовую практику включается всё многообразие научного знания. Гоббс начинает свою философию с описания природного тела, затем переходит к описанию человеческого тела, наделённого разумом и стремлением. Человеческое тело в столкновении с другими телами облекается отношениями властвования и подчинения. Иными словами, человеческое тело является «носителем» властно-подчинённых отношений. По существу, Гоббс выясняет и рассматривает основы «политической технологии» тела, и в этих основах ассоциировалась история властнообъектных отношений. Наука «политической технологии», которую создаёт Гоббс, — это наука властного присвоения тела в целях сохранения гражданского мира.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бэкон Ф. Соч. В 2-х т. — Т. 2. — М., 1972.
2. Funkenstein A. Theology and the scientific imagination from the Middle Ages to the seventeenth century. — Princeton. N. f. PUR., 1986.