CC BY
41
УДК 821. 161. 1.09"18"
Кустова Ольга Борисовна
Ивановский государственный университет [email protected]
ПРИРОДА В ЗЕРКАЛЕ СРАВНЕНИЙ И СОПОСТАВЛЕНИЙ В КНИГЕ ОЧЕРКОВ И.А. ГОНЧАРОВА «ФРЕГАТ "ПАЛЛАДА"»
В статье рассмотрены особенности использования сравнений и сопоставлений при создании образов природы в книге очерков И.А. Гончарова «Фрегат "Паллада"». Очевидно, что в сравнениях и сопоставлениях у Гончарова почти всегда можно вычленить доминантные мировоззренческие установки и лейтмотивы. Приемы сравнения при описании природы активно способствуют выражению эмоционально-эстетических и этических взглядов писателя, отражают его символические представления о мироустройстве, воплощают мысли автора об онтологической общности процессов природной, психической и духовной жизни, связи природы и человека. Сравнения при создании образов природы способствуют реализации познавательно-иллюстративной, эмоционально-эстетической, символической и этической функций в произведении. Особое внимание уделяется сопоставлению гончаровских сравнений с романтической эстетикой, в частности, с эссе И.В.Гете «Природа». В статье указывается на новаторство Гончарова в использовании сравнений при сопоставлении природных и урбанистических явлений.
Ключевые слова: сравнение, сопоставление, образы природы, пейзаж, И.В. Гете, И.А. Гончаров, миф, романтическая эстетика, функции сравнений.
Образы природы являются одним из важнейших идейно-смысловых центров очерков И.А. Гончарова «Фрегат "Паллада"». Ситуация «морского путешествия» предполагает тесное взаимодействие с природными стихиями, неразрывную связь человека и природы. Вслед за своим университетским преподавателем Н.И. Надеждиным Гончаров «исходил из шеллинговской идеи единства природы и духа, понятой как слияние этих противоположностей в полном философическом синтезе» [14, с. 68]. Близки взглядам писателя на природу и идеи И.В. Гете, которого Гончаров много переводил в юности. Великий немецкий писатель видел в природе диалектическое единство бытия и сознания, общего и индивидуального, пребывания и становления, покоя и движения, творения и разрушения.
По Гёте, природа «творит вечно новые образы, что есть в ней, того ещё не было; что было, не будет, всё ново - а всё только старое. Мы живём посреди неё, но чужды ей. Она вечно говорит с нами, но тайн своих не открывает» [1, с. 139]. В своем знаменитом критическом этюде «Лучше поздно, чем никогда» И.А. Гончаров словно продолжает мысль великого предшественника: «Природа слишком сильна и своеобразна, чтобы взять ее, так сказать, целиком, померяться с нею ее же силами и непосредственно стать рядом; она не дастся... Она позволяет приблизиться к ней только путем творческой фантазии» [3, с. 107]. В своем творчестве писатель стремится приблизиться к ней «путем творческой фантазии», постичь «артистические мечты» природы, проникнуться великолепием и стройностью ее замысла.
Мастерство Гончарова при изображении природы отмечено как его современниками, так и литературоведами XX-XXI вв. Восхищались описаниями природы А.В. Дружинин [5], Н.А. Добролюбов [6], С.С. Дудышкин [7] и др. Интересно наблюдение Д.И. Писарева над модификацией стиля по-
вествования при описании природы во «Фрегате "Паллада"»: «изменяется общий тон рассказа: хладнокровный, добродушно-веселый, слегка насмешливый юмор... исчезает; поэт безраздельно отдается обаятельному впечатлению. он только смотрит, думает, чувствует и создает стройную, прекрасную картину, в которой отражаются и его думы, и его чувства» [13].
В работах советского периода обращалось внимание на разные особенности гончаровского пейзажа. А.Г. Цейтлин [15] писал об особой пластике морских пейзажей, отличающихся разнообразием световой гаммы. К.В. Пигарев отмечал, что для природных описаний Гончарова характерны стройность композиции, четкое деление планов, а строятся они преимущественно по перспективно-панорамному принципу [12, с. 12].
Однако тема природы в творчестве Гончарова, как оказалось, до конца не исследована. В XXI веке появляются работы, где предлагаются новые взгляды на проблему. В частности, Н.Л. Ермолаева увидела в описании природы во «Фрегате "Паллада"» «своеобразные стихотворения в прозе со своими ритмом, напевом, композиционной оформленно-стью, внутренним локальным сюжетом» [8, с. 107], утверждая, что в этом произведении «появляется едва ли не единственный эпический образ природы» [8, с. 318], воплощенный автором «ожившим, очеловеченным, олицетворенным, наделенным нравственными качествами» [8, с. 103]. Опираясь на эпитеты, используемые Гончаровым при описании пейзажей, В.Г. Кочетова рассматривает картины природы, изображенные Гончаровым, с точки зрения их эстетической функции, эмоциональной окрашенности, психологической содержательности [10].
На наш взгляд, в описаниях природы проявилась важнейшая черта художественного мышления писателя - ассоциативность, умение видеть мир во всем его многообразии, о чём свидетельствует
130
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова «jij- № 5, 2016
© Кустова О.Б., 2016
большое количество сравнений и сопоставлений на разных текстуальных уровнях. В сравнениях и сопоставлениях у Гончарова почти всегда можно вычленить доминантные мировоззренческие установки и лейтмотивы.
Исследователи неоднократно говорили о приобщенности сознания Гончарова к мифу. Действительно, многие сравнения, сопоставления и противопоставления отсылают нас к мифологическим и архетипическим образам, тем самым способствуя символизации образов природы. Г.П. Козубовская в книге «Середина века: миф и мифопоэтика» пишет о том, что, «миф, осмысленный как поэтическая условность, бытует в истории культуры в двух разновидностях - собственно миф и театр» [9, с. 12]. Она разделяет писателей XIX века на представителей двух типов мышления - мифологического и немифологического. Первый тип предполагает идеалистический взгляд на природу как на «живой организм, обладающий душой, телом, функциями (Космос, подобный античному)» [9, с. 17], искусство для таких художников становится формой постижения мира и его сотворения по образу и подобию творчества демиурга-Бога. Второй тип воссоздает своеобразный «культурный миф», где литературный текст тесно взаимодействует с живописью, культурой, театром. Искусство для такого писателя остается «эстетической игрой, условность которой обнажается в поэтическом мире» [9, с. 18].
В творчестве Гончарова мы видим совмещение обоих этих типов мышления. Герой-путешественник, попеременно меняя точки зрения, то видит природу в роли Творца («Какое богатство, какое творчество и величие кругом в природе!» [2, с. 546]), то, культурно отстраняясь, пытается осмыслить её с помощью игры поэтического воображения через призму разных видов искусства.
Первое, с чем сравнивает повествователь природу, - это «баядерка», храмовая индийская танцовщица. Данный образ в сравнении собственно и закладывает обе концепции восприятия мифа, связывая теургию (акт творения завуалирован словами, поясняющими данное сравнение: «природа, как баядерка, дышит сладострастием» [2, с. 10]) с танцем как театрализацией. В своем знаменитом эссе «Природа» Гёте также подспудно сравнивает природу с танцовщицей: «Непрошенная, нежданная, захватывает она нас в вихрь своей пляски и несется с нами, пока, утомлённые, мы не выпадем из рук её» [1, с. 139]. То, что у Гончарова танцовщица восточная, принципиально важно: именно в этой части света, где встает солнце, по преданиям, берет начало сотворение мира, именно на Восток едет герой путешественник. Очевидно, что ещё до поездки Гончаров был приобщён к восточной культуре.
Во «Фрегате "Паллада"» мы встретим немало
сравнений природных явлений с явлениями театральными. К семантике театра (зрелищность) отсылает нас, в частности, сравнение морских животных с фосфорическими искрами [2, с. 30]. Описывая заснеженные сибирские леса на побережье Лены, писатель восторженно сопоставляет их с декорациями к опере Винченцо Беллини «Норма»: «Взошел молодой месяц и осветил лес, чего тут нет? Какой разгул для фантазии: то будто женщина стоит на коленях, окруженная малютками, и о чем-то умоляет: всё это деревья и кусты с нависшим снегом; то будто танцующие фигуры; то медведь на задних лапах; а мертвецов какая пропасть! <... > Сквозь эту ледяную решетку лес кажется совсем фантастическим. Это природная декорация «Нормы» [2, с. 705]. В воображении путешественника деревья становятся актерами, месяц - театральным прожектором.
«Культурная ориентация» мироощущения Гончарова проявилась и в сравнении пейзажа с картинами живописи: «наслаждаешься этими тонкими изделиями природы, как произведениями искусств. На каждом дереве и кусте лежит такая своеобразная и яркая красота, что не пройдешь мимо его незаметно, не смешаешь одного с другим» [2, с. 280]. Берег представляется повествователю как «уже оконченная, полная картина» [2, с. 492]. Один из пейзажей он сравнивает с эскизами художника Н.А. Майкова, к которому обращается в одном из посланий, вошедших во «Фрегат...»: «В таких же бледных очертаниях, как ваши эскизы, явились сначала мне Ликейские острова» [2, с. 492].
Гете сравнивал природу с «художником» [1, с. 139], и Гончаров следует этой традиции, освежая в нашем сознании изначальное значение этого слова, пришедшего из французского языка: «Природа - нежная артистка здесь» [2, с. 252] (в словаре В.И. Даля: «артист - художник, занимающийся изящными искусствами, художествами» [4]). Как и у Гёте, это сравнение предельно развёрнуто в тексте: «Много любви потратила она на этот, может быть самый роскошный, уголок мира. Местами даже казалось слишком убрано, слишком сладко. Мало поэтического беспорядка, нет небрежности в творчестве, не видать минут забвения, усталости в творческой руке, нет отступлений, в которых часто больше красоты, нежели в целом плане создания. Едешь как будто среди неизмеримых возделанных садов и парков всесветного богача. Страстное, горячее дыхание солнца вечно охраняет эти места от холода и непогоды, а другой деятель, могучая влага, умеряет силу солнца, питает почву, родит нежные плоды и... убивает человека испарениями» [2, с. 252].
Природа у Гончарова изображается в тесной соотнесенности с человеком. Порой через сравнения Гончаров рисует пейзажные образы предельно антропоморфными: вот пальма «грациозно наклони-
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова «¿j- № 5, 2016
131
лась; листья, как длинные, правильными прядями расчесанные волосы» [2, с. 248], а вот на гористом берегу «громады пиков, один другого выше, с такими сморщенными лбами, что смотреть грустно» [2, с. 612]. Кроме того, как видно из этих примеров, на образы природы часто ложится отблеск эмоциональности повествователя. Тропические пейзажи напоминают путешественнику страстную красавицу, которой перестаешь любоваться, поняв, что за её внешней красотой нет красоты духовной: «Едешь: от воздуха жарко, от воды чуть-чуть веет прохлада. И круглый год так, круглый год - подумайте! те же картины, то же небо, вода, жар! Как ни приятно любоваться на страстную улыбку красавицы с влажными глазами, с полуоткрытым, жарко дышащим ртом, с волнующейся грудью; но видеть перед собой только это лицо, и никогда не видеть на нем ни заботы, ни мысли, ни стыдливого румянца, ни печали - устанешь и любоваться» [2, с. 267]. Образ природы, напоенной сладострастием, заявленный в сравнении, близок романтической стилистике.
Ю.В. Лебедев отмечает: «Небо у йенских романтиков спускается на землю и животворит её <.. .> Романтики обожествляют человеческое воображение, творческую фантазию, сказку. В них они ищут разгадку смысла жизни, тайны мироздания» [11, с. 135]. Именно тайны мироздания и пытается открыть для себя герой-путешественник. Для этого он объединяет времена и пространства: «Но вот луна: она не тускла, не бледна, не задумчива, не туманна, как у нас, а чиста, прозрачна, как хрусталь, гордо сияет белым блеском и не воспета, как у нас, поэтами, следовательно, девственна. Это не зрелая, увядшая красавица, а бодрая, полная сил, жизни и строгого целомудрия дева, как сама Диана» [2, с. 123]. Образ целомудренной древнеримской богини женственности и плодородия Дианы отвечает этико-эстетическим идеалам автора.
Однако в представлении Гончарова природа не всегда идеальна. Устав от тропической жары, он воссоздает в своем воображении картины, при описании которых использует сравнения, отсылающие нас к символике ада: «Вдаль посмотреть нельзя: волны сверкают, как горячие угли, стены зданий ослепительно белы, воздух как пламя - больно глазам» [2, с. 575]. Природа-баядерка лишается своего прежнего очарования: «Нет, не вынесешь долго этой жизни среди роз, ядов, баядерок, пальм, под отвесными стрелами, которые злобно мечет солнечный шар!» [2, с. 259]. Море у Гончарова обладает мощной силой, нередко враждебной человеку: «палуба вырывается из-под ног и море как будто опрокидывается на голову» [2, с. 17]. В описании разбушевавшихся стихий активно проявляет себя семантика зверя: «Ветер ревел; он срывал вершины волн и сеял их по океану, как сквозь сито: над волнами стояли облака водяной пыли. да, это
толпа диких зверей, терзающих в ярости друг друга...» [2, с. 297]; «Вода крутилась и кипела, ветер с воем мчал ее в виде пыли, сек волны, которые, как стадо преследуемых животных, метались на прибрежные каменья, потом на берег, затопляя на мгновение хижины, батареи, плетни и палисады» [2, с. 339].
Анализ сравнений и сопоставлений во «Фрегате "Паллада"» показал, что с природой у Гончарова связаны не только представления мифологические или эстетические, но и этические. Гармоничные отношения человека и природы являются для путешественника идеалом, глядя на неё, повествователь пытается поверить дружеские чувства. В дружбе им ценится прежде всего бескорыстное наслаждение отношениями без обязательств и долженствования: «Не лучше ли, когда порядочные люди называют друг друга просто Семеном Семеновичем или Васильем Васильевичем, не одолжив друг друга ни разу, разве не нарочно, случайно, не ожидая ничего один от другого, живут десятки лет, не неся тяжести уз, которые несет одолженный перед одолжившим, и, наслаждаясь друг другом, если можно, бессознательно, если нельзя, то как можно менее заметно, как наслаждаются прекрасным небом, чудесным климатом в такой стране, где дает это природа без всякой платы, где этого нельзя ни дать нарочно, ни отнять?» [2, с. 37-38].
Слияние с природой, по Гончарову, позволяет человеку достичь чувства внутренней гармонии, а острое ощущение её красоты духовно преображает его: «Наверху царствует торжественное, но не мертвое безмолвие, хотя нет движения в воздухе, нет ни малейшей зыби на воде. Но сколько жизни покоится в этой мягкой, нежной теплоте, перед которой вы доверчиво, без опасения, открываете грудь и горло, как перед ласками добрых людей доверчиво открываете сердце!» [2, с. 254]; «Как прекрасен этот союз северного и южного неба, будто встреча и объятия двух красавиц!» [2, с. 575].
Новаторство Гончарова очевидно при сравнении им природных и урбанистических явлений: Финский залив, например, он сопоставляет с Невским проспектом [2, с. 23]. Описывая страшное безмолвие сибирских пустынь, он тем не менее замечает: «А пугаться нечего: вы едете безопасно, как будто идете с Морской на Литейную» [2, с. 681].
Во «Фрегате.» неоднократно встречаются сравнения образов природы с архитектурными сооружениями: «Под покровом черной, но прекрасной, успокоительной ночи, как под шатром, хорошо было и спать.» [2, с. 254]; «Исполинские скалы, почти совсем черные от ветра, как зубцы громадной крепости, ограждают южный берег Африки» [2, с. 126].
Особенно часто повторяются сравнения раз-
132
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова «¿1- № 5, 2016
личных явлений природы с «башнями» и «храмами»: «высокие, как башни, деревья» [2, с. 14], камни «торчали из воды в бухте, как две башни» [2, с. 302]; «А замки, башни, леса, розовые, палевые, коричневые, сквозят от последних лучей быстро исчезающего солнца, как освещенный храм...» [2, с. 122]; «Я вышел вон и стал на холме. Пней множество, настоящий храм друидов» [2, с. 705].
Новый опыт, приобретенный путешественником, позволяет увидеть мир с новой стороны. Описывая сибирскую природу, повествователь замечает: «Не раз содрогнешься, глядя на дикие громады гор без растительности, с ледяными вершинами, с лежащим во всё лето снегом во впадинах, или на эти леса, которые растут тесно, как тростник, деревья жмутся друг к другу, высасывают из земли скудные соки и падают сами от избытка сил и недостатка почвы» [2, с. 681]. Как видим, сравнение далее разворачивается через ряды однородных членов, в которых деревья постепенно обретают олицетворенность, а новая образность создается посредством сопоставления хорошо знакомого и нового явления.
Противопоставляя русскую природу природе тропической, Гончаров выходит на своеобразное отражение национального характера: «А разве, скажете вы, нет никогда таких жарких дней и обаятельных вечеров и у нас?.. Выдаются дни беспощадные, жаркие и у нас, хотя без пальм, без фантастических оттенков неба: природа, непрерывно творческая здесь и подолгу бездействующая у нас, там кладет бездну сил, чтоб вызвать в какие-нибудь три месяца жизнь из мертвой земли. Но у нас она дает пир, как бедняк, отдающий всё до копейки на пышный праздник, который в кои-то веки собрался дать: после он обречет себя на долгую будничную жизнь, на лишения» [2, с. 576].
В описаниях увиденных стран (в сравнениях) просматривается единая этико-эстетическая позиция писателя. Мотив механизации английской жизни перенесен им и на природу: «какая там природа! ее нет, она возделана до того, что всё растет и живет по программе. Люди овладели ею и сглаживают ее вольные следы. Поля здесь - как расписные паркеты. С деревьями, травой сделано то же, что с лошадьми и с быками. Траве дается вид, цвет и мягкость бархата» [2, с. 49-50].
Японию он видит прежде всего страной экзотической, отсюда и неожиданная образность в сравнениях: «Вдали видны японские лодки; на берегах никакой растительности. Множество красной икры, точно толченый кирпич, пятнами покрывает в разных местах море». Икра эта сияет по ночам нестерпимым фосфорическим блеском» [2, с. 610]. При описании Страны восходящего солнца становится особенно насыщенной «светоносная лексика»: «Вчера свет так был силен, что из-под судна как будто вырывалось пламя; даже на
парусах отражалось зарево; сзади кормы стелется широкая огненная улица; кругом темно; невстрево-женная вода не светится» [2, с. 610].
Суровая природа сибирской земли дана в сопоставлении с морской стихией: «Пурга стоит всяких морских бурь: это снежный ураган, который застилает мраком небо и землю и крутит тучи снегу» [2, с. 687]. Рассматривая огромные величественные утесы (щеки) по берегам Лены, путешественник отмечает, что таких «.мало видал и на морских берегах» [2, с. 709].
Нередко сопоставление своей и чужой природы носит номинативно-аналитический характер: «Погода была сегодня так хороша, тепла, как у нас в июле, и так ясна, как у нас никогда не бывает» [2, с. 382]. Однако, как правило, такие сравнения помещены в контексте с другими изобразительно-выразительными средствами. В частности, когда герой в финале путешествия хотел выразить мысль о похожести звезд на всем мировом пространстве, он использует сравнения, главные семантические компоненты которых указывают на признаки света этих звезд («ярко», «лучисто»), да и объект сравнения (другие страны - «не столь суровые небеса») описывается поэтически иносказательно: «Звезды в этом прозрачном небе блещут так же ярко, лучисто, как под другими, не столь суровыми небесами» [2, с. 700].
Сравнения и сопоставления, являясь одной из стилистических доминант «Фрегата "Паллада"», способствуют реализации в художественной ткани произведения познавательно-иллюстративной, эмоционально-эстетической, символической и этической функций. Они воплощают представления автора об онтологической общности процессов природной, психической и духовной жизни.
Библиографический список
1. Гёте И.В. Природа // Гёте И.В. Избранные сочинения по естествознанию. - М.: Издательство Академии наук СССР, 1957. - С. 139-140.
2. Гончаров И. А. Фрегат «Паллада». Очерки путешествия в двух томах // Гончаров И.А. Полное собрание сочинений и писем: в 20 т. Т. 2. - СПб.: Наука, 1997. - 746 с.
3. Гончаров И.А. Лучше поздно, чем никогда: (Критические заметки) // Гончаров И.А. Собрание сочинений: в 8 т. Т. 8. Статьи, заметки, рецензии, автобиографии, избранные письма. - М.: Гос. изд-во худож. лит., 1955. - С. 64-113.
4. Даль В.В. Толковый словарь живого великорусского языка [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://v-dal.ru/ (дата обращения: 2.06.2016).
5. Дружинин А.В. «Русские в Японии в конце 1853 и в начале 1854 годов»: Из путевых заметок И. Гончарова [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://az.lib.ru/d/druzhinin_a_w/text_0320. shtml (дата обращения: 24.06.2016).
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова № 5, 2016
133
6. Добролюбов Н.А. «Фрегат "Паллада"». Очерки путешествия И. Гончарова: в 2 т. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://royallib.com/read/ dobrolyubov_n/fregat_039pallada039.html#0 (дата обращения: 24.06.2016).
7. Дудышкин С.С. Из путешествия г. Гончарова: «Русские в Японии в конце 1853 и в начале 1854 годов». «Из Якутска». «Атлантический океан». «Остров Мадера». «Ликейские острова и Манила» // Отечественные записки. - 1856. - № 1. -С. 35-50.
8. Ермолаева Н.Л.Эпическое мышление И.А. Гончарова. - Иваново: Ивановский государственный университет, 2011. - 324 с.
9. Козубовская Г.П. Середина века: миф и мифо-поэтика. - Барнаул: АлтГПА, 2008. - 273 с.
10. Кочетова В.Г. Пейзаж в художественном мире И.А. Гончарова // Гончаров: живая перспектива прозы: науч. статьи о творчестве И.А. Гон-
чарова. - Сомбатхей: Изд-во «University of West Hungary Press», 2012. - С. 68-83.
11. Лебедев Ю.В. Религиозно-художественный космизм йенских романтиков // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. - 2014. - № 2. - С. 134-138.
12. Пигарев К.В. Русская литература и изобразительное искусство: Очерки о русском национальном пейзаже сер. XIX в. - М.: Наука, 1972. - 122 с.
13. Писарев Д.И. «Фрегат "Паллада"». Очерки путешествия И. Гончарова: в 2 т. - СПб., 1858 [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// az.lib.ru/p/pisarew_d/text_1858_goncharov.shtml (дата обращения: 24.06.2016).
14. Постное О.Г. Эстетика И.А. Гончарова. - Новосибирск: Наука, Сибирское издагельско-полиграфиче-ское и книготорговое предприятие РАН, 1997. - 240 с.
15. Цейтлин А.Г. И.А. Гончаров. - М.: Изд-во АН СССР, 1950. - 492 с.
134
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова «jij- № 5, 2016
