Принципы иконизма и экономии в сфере числовых противопоставлений Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей: Антология. СПб.,

1997.

Ставропольский государственный университет 10 августа 2005 г.

© 2006 г. Г.Д. Архипкина

ПРИНЦИПЫ ИКОНИЗМА И ЭКОНОМИИ В СФЕРЕ ЧИСЛОВЫХ ПРОТИВОПОСТАВЛЕНИЙ

В обзоре трудов по проблеме иконизма [1, с. 100-120] отмечается возросшее число исследований иконизма на разных уровнях языковой системы и тот факт, что «сегодня говорить об иконичности для одних - признак хорошего вкуса, для других - дань моде». Мода повлекла за собой и некоторую «размытость» термина: иконичность стали даже отождествлять с символичностью.

Хотя об иконичности языкового знака подробно говорили основоположники семиотики Ч. Пирс и Ч. Моррис, эти идеи оказались «подзабытыми» из-за доминации соссюровского положения о произвольности знака (тесно связанного с другой основополагающей позицией - представлением о системном характере языка). Впрочем, можно отметить стремление ограничить сферу функционирования в языке произвольного (немотивированного) знака и расширить сферу знаков мотивированных. Если с помощью языка люди передают не только мысли, но и чувства, отношение к обсуждаемому, то слова, используемые для этого, не могут быть «немотивированными». В первую очередь это касается таких сфер, как переносные значения, полисемия, грамматическая полифункциональность.

Однако гораздо чаще «семиологический портрет языка», нарисованный Ф. де Соссюром [2], безоговорочно принимался и оставлял в тени разные виды иконичности, присущие языкам. И только активное введение в рассмотрение иконических языковых знаков поколебало соссюровские постулаты. В моррисовской трехчастной системе индекс связан с объектом, на который он указывает, отношением фактической естественной смежности; иконический знак связан с изображаемым отношением естественного сходства, а символ характеризуется отсутствием необходимой, естественной связи с обозначаемым объектом. Связь между означающим и означаемым символа основана на произвольной, конвециональной смежности. Таким образом, структура символов и индексов предполагает отношения смежности, а сущность иконических знаков составляет сходство с изображаемым объектом. Никакое семантическое отношение не может быть полностью иконическим - иначе произойдет совпадение с оригиналом.

Иконический знак основан на фактическом подобии означающего означаемому: такой знак может служить знаком просто потому, что ему случилось быть похожим на свой объект. «При прочих равных условиях, коди-

руемый опыт легче хранить, обрабатывать и передавать, если код максимально изоморфен этому опыту» [3].

Если в языке имеется редупликация (полная или частичная) как продуктивный способ (слово- или формообразования), то в числе значений, выражаемых способом редупликации, есть значение и з м е н е н и я количества или степени. Причем редупликация может обозначать как увеличение, так и уменьшение количества или степени. В индонезийском orang - 'человек', orang - orang - 'люди'; baik - 'хороший', baik- baik 'очень хороший'. С другой стороны, в хауса ja - 'красный', ja-ja - 'красноватый' (напротив, выражает ослабление признака) [4, с. 15].

Иконические знаки делятся на изобразительные (или образы) и диаграммы. К первым относятся ономатопоэтические слова, ко вторым - знаки, сущность которых состоит в том, что сходство между означаемым и означающим касается только отношений между частями. Диаграмматическим является тот знак, отношения между частями которого аналогичны отношениям между частями некоей вещи, обозначенной им: наглядная схема вовсе не должна иметь чувственного сходства с объектом; достаточно, чтобы была аналогия между частями той и другой. То есть здесь отношения сходства более абстрактны.

Как правило, вычленяются степени иконичности: образ - диаграмма -метафора. От образа к метафоре степень иконичности уменьшается. Для языка в целом и в особенности для грамматики наиболее важна диаграмма-тичность. В современном языкознании типы знаков, выделенные Ч. Пирсом [5], рассматриваются как различные способы представления когнитивного содержания. В иерархии от иконического знака к символу уменьшается степень зависимости знака от своего аналога в реальном мире и / или сознании интерпретатора.

О принципе иконизма, т.е. непроизвольном, неслучайном соответствии между формой и функцией, пишет Д. Хэйман [6]; Ван Валин [7] полагает, что грамматика не автономная область, а, напротив, мотивированная семантическими и коммуникативными факторами. Морфологическая маркированность сохраняет (отражает) семантическую или когнитивную маркированность. Иконические отношения возникают там, где семантически менее маркированная категория не получает специального маркера, а семантически более маркированная получает (или у семантически маркированной категории маркер содержит большее число фонем, чем у немаркированной): единственное число и множественное, именительный падеж и косвенные и т.п. Более иконичные и более прозрачные комбинации знаков создают психолингвистически благоприятную атмосферу коммуникации, и предпочтительны парадигмы, которые построены так, что когнитивно маркированная категория в них маркируется на уровне кода.

В индоевропейских языках маркированные формы (такие, как множественное число, претерит, косвенные падежи, компаратив) длиннее соответствующих немаркированных. В морфологии существенна закономерность,

согласно которой протяженность знака иконически отражает его сложность. При этом возможно:

1) максимально иконическое кодирование (англ. book - books);

2) минимально иконическое кодирование (англ. foot - feet);

3) антииконическое кодирование (англ. sheep - 'овца' и 'овцы');

4) контриконическое кодирование (асимметрия с точки зрения семантического маркирования: нем. Eltern-teil - 'один из родителей', Eltern - 'родители').

Проблемы иконизма разрабатывались в рамках направления, получившего название «естественной морфологии», общая ориентация которой на семантическую (когнитивную) интерпретацию морфологических процессов вызвала изменения в трактовке такого традиционного грамматического понятия, как продуктивность. Если в традиционном языкознании продуктивность часто отождествляют с количественными параметрами, то в естественной морфологии под это понятие подводится «психическая реальность». Другими словами, продуктивен тот морфологический процесс, который обладает значительным иконическим и функциональным потенциалом, т.е. обеспечивает прозрачность (Transparenz) образуемых форм [8, S. 124-131]. Такое понимание продуктивности позволило теоретикам естественной морфологии ответить на вопрос о том, является ли диаграмматический ико-низм одним из принципов организации морфологической системы. Утвердительно отвечает на этот вопрос В. Вурцель [9, S. 175-186], полагающий, что во флективной морфологии «фаворизируются парадигмы, которые построены так, что семантически (когнитивно) маркированная категория в них маркируется на уровне кода».

Обращение к феномену иконичности служит объяснением языковых фактов во многих направлениях когнитивной лингвистики. Так, Дж. Байби [9] подчеркивает, что ее основная задача заключается в поиске когнитивно-психологических объяснений для наблюдаемых в разных языках общих свойств морфологических систем, и провозглашает принципиальную взаимосвязанность между планом выражения и планом содержания: утверждается, что в морфологической структуре словоформ непосредственно иконически отражаются те семантические свойства входящих в нее морфем, которые связаны шкалой релевантности. По замечанию А.А. Кибрика и В.А. Плунгяна [11, с. 302], в том, как Дж. Байби отрицает случайный характер языковых фактов даже в морфологии, традиционно считавшейся оплотом произвольного и идеосинкретичного, немало сходства с семантической морфологией А. Вежбицкой.

Конечно, нереально ожидать от естественного языка абсолютной предсказуемости - многое является градуированным, значительна при этом роль конвенций [12, с. 1992]. Ясно и то, что наличие семантически мотивированных числовых форм не равносильно постулату об исключительной иконичности категории числа. Данные многих языков свидетельствуют о различном числовом оформлении названий одних и тех же предметов. Названия

одних и тех же ягод сингулярны в русском языке, но имеют формы множественного числа в английском (ср. англ. strawberries и русск. земляника). Русские земляника, малина, смородина и польские truskawki (букв. 'земляники'), maliny, porzechki по-разному концептуализируют объект, при том что ни по способу произрастания, ни по размеру или способу использования в пищу (а именно эти признаки, как отчасти сумела доказать А. Веж-бицкая [13], влияют на числовое оформление названий плодов и овощей) не различаются в русской и польской культуре.

Следует отметить, что иногда диаграмматический иконизм в морфологии относят к периферийным явлениям, отказывая ему в статусе одного из системоорганизующих принципов морфологии (при этом, однако, признается его языковая и психологическая реальность в синтаксисе) - см. [1, с. 111]. Однако гораздо более распространено представление о важной роли иконических знаков, которые образуют естественный, общепонятный субкод. Причем этот субкод обладает свойствами изобразительности и выразительности, чем и определяется его важность как для грамматики, так и для риторики.

Помимо иконического кодирования, объяснение языковых фактов, в том числе и в сфере морфологии, часто видят в экономии. Еще сравнительно-историческое языкознание накопило множество фактов того, что языки в ходе своей эволюции упрощаются - утрачиваются избыточные грамматические формы (ср. историю двойственного числа), исчезают целые типы склонения. Дж. Хэйман [6] называет экономию конкурирующей тенденцией наряду с иконизмом: при прочих равных условиях выбираются более экономные, более короткие формы.

Стремление к экономии на всех возможных уровнях (ср. аккомодацию, ассимиляцию, редукцию, стяжение, приоритет нулевых аффиксов, эллипсис, синтаксическую неполноту и проч.) - онтологически главное антропоцентрическое свойство языка. Под действием закона экономии происходят «быстрые изменения». В начале ХХ в. форма много вольт за двадцать лет практически полностью вытеснила форму много вольтов и таким образом в руской морфологии возникла новая подсистема склонения.

Еще М.В. Ломоносов видел в категории числа «своеобразный краткий способ обозначения предметов», проявление человеческой склонности к «сокращению слова». В этом смысле все грамматические категории - род, число, падеж - есть средство экономии. Так, исследователи справедливо отмечают близость форм в обобщенно-собирательном значении к разновидности метонимии - синекдохе. А метонимия является средством экономии усилий: это в первую очередь способ сокращения, компрессии, сжатия языковых средств при передаче заданного содержания, позволяющий имплицировать информацию, экономно и эффективно выделить главное -актуализировать его. Особый когнитивный и коммуникативный статус метонимии в том, что, заменяя часть на целое или наоборот, т.е. выделяя главное и важное, метонимия сокращает способ указания на объект и представ-

ления информации о нем, фокусирует вниамние на главном и тем самым «повышает эффективность общения, обеспечивает ясность и прозрачность смысла» [14, с. 325]. Метонимия (синекдоха) на основе категории числа -одно из самых распространенных явлений в языках мира. Причину этого явления часто видят (см., например, [15, с. 203]) в исконной «двойственности» слова, которое может называть как общее, так и единичное. Поскольку общее включает в себя единичное, взаимопереход осуществляется достаточно легко.

Антииконическое кодирование может быть обусловлено отсутствием необходимости форм множественного числа, функцию которых вполне могут выполнять числительные. Во многих языках множественное число не имеет ярко выраженных формантов или используется крайне редко (китайский, японский, алтайские языки).

Б.Т. Ганеев [15, с. 204] назвал «количественным парадоксом» такие случаи, когда форма единственного числа количественно (фонематически, орфографически) превосходит форму множественного числа (это характерно, например, для арабского языка с его неправильным, «разбитым» множественным числом).

Таким образом, иконическое и антииконическое кодирование сосуществуют в рамках грамматической категории числа. Если иконическое кодирование и более прозрачные комбинации знаков создают более психолингви-стически благоприятную атмосферу коммуникации, то антииконическое обладает всеми преимуществами, связанными с экономией речевых и мыслительных усилий.

Литература

1. Сигал К.Я. Проблема иконичности в языке (обзор литературы) II Вопросы языкознания, 1997. № б.

2. Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию: Пер. с франц. М., 1977.

3. Givón T. Iconicity, isomorphism and non-arbirary coding in syntax II Iconicity in syntax I Ed. J. Haiman. Amsterdam, 19S5.

4. Успенский Б.А. Отношения подсистем в языке и связанные с ними универсалии II Вопросы языкознания. 19б8. № б. С. 3-15.

5. Пирс Ч.С. Логика как семиотика: теория знаков II Метафизические исследования. СПб., 1999. Вып. 11.

6. Haiman J. Iconic and Economic Motivation II Language. 19S3. Vol. 59.

7. Van Valin R. D. Jr. A Sinopsis of Role and Reference Grammar. 1993. S. Mayerthaler W. Morphologische Natürlichkeit. Wiesbaden, 19S1.

9. Wurzel W.U. Flexionsmorphologie und Natürlichkeit. Berlin, 19S4.

10. Bybee J.L. Morphology as Lexical Organization II Theoretical Morphology: Approaches in Modern Linguistics. San Diego, 19S5.

11. Кибрик А.А., Плунгян В.А. Функциональные и когнитивные теории II Современная американская лингвистика: фундаментальные направления. М., 2002.

12. ЛангаккерР.У. Когнитивная грамматика I Пер. С.П. Петрова, М., 1992.

13. ВежбицкаяА. Семантические универсалии и описание языков. М., 1999.

14. Рябцева Н.К. Метонимия как средство экономии и выражение количества // Логический анализ языка. Квантитативный аспект языка. М., 2005. С. 319-334.

15. ГанеевБ.Т. Противоречия в языке и речи: Дис. ... д-ра фил. наук. Уфа, 2002.

Ростовский государственный университет 23 ноября 2005 г.

© 2006 г. Т.К. Алиева

МОРФОЛОГИЧЕСКИЕ ВАРИАНТЫ СЛОВ В КАРАЧАЕВО-БАЛКАРСКОМ ЯЗЫКЕ И ИХ ОТНОШЕНИЕ К ЛИТЕРАТУРНОЙ НОРМЕ

Известно, что присущая вариантам слова особая функциональная нагрузка превращает их в важное стилистическое средство литературного языка, способствующее уточнению мысли. Вариантность вызывает необходимость выбора, вследствие чего появляется проблема нормы. «В сущности из-за наличия вариантности и возникает „конфликт" нормы, порождаются сомнения и колебания говорящих» [1, с. 17 ]. Как отмечает К.С. Горбаче-вич, однотипные вариантные пары следует рассматривать «в их парадигматических, деривационных и формально-структурных связях. Этот прием рассчитан не только на выявление внутрисистемных причин варьирования и определение его характера, но и служит для установления коммуникативных преимуществ продуктивного варианта» [2, с. 5]. Таким образом, для получения научно обоснованных данных характера нормативности лексических вариантов следует обратиться к природе их возникновения и функционирования.

Отметим, что карачаево-балкарскому языку присуща некая гетерогенность, другими словами, он развивается в условиях обслуживания двух самостоятельных социумов, проживающих в разных республиках - КЧР и КБР. Как отмечает А.И. Домашнев, в такой ситуации «язык не может развиваться, не приобретая своих характерных черт, совокупность которых в процессе исторического становления и образует разновидность системы и нормы литературного языка, называемого национальным (среди карачаево-балкарских лингвистов принят термин „региональный вариант". - Т.А.) вариантом» [3, с. 81].

Развиваясь в рамках общей системы литературного языка, так называемые национальные (региональные) варианты в то же время имеют собственные литературные нормы, развивающиеся в русле системы языка на паритетных условиях. Следовательно, нормативными могут быть признаны как варианты, сосуществующие на уровне литературного карачаево-балкарского языка, функционирующего в двух республиках - в КЧР и КБР, так и варианты, употребляемые внутри каждой из его разновидностей (карачаевской и балкарской). Так называемые «региональные варианты» также считаются нормативными, функционирующими в «своих» регионах. При