CC BY
81
Е.В. Ковалева
Ковалева Евгения Вячеславовна — студентка 5 курса юридического факультета Тверского государственного университета
Презумпция интересов матери и ее неконституционные интерпретации
Семья, материнство, отцовство и детство — важнейшие социальные ценности, определяющие прогрессивное развитие общества и преемственность поколений. В соответствии со статьей 38 Конституции РФ материнство и детство, семья находятся под защитой государства, а в соответствии с пунктом «ж» части 1 статьи 72 Конституции РФ такая защита семьи, материнства, отцовства и детства находится в совместном ведении Российской Федерации и субъектов Российской Федерации.
Забота о семье, материнстве, отцовстве и детстве означает создание обществом и государством правовых, социально-экономических, политических и нравственных предпосылок для их полноценной защиты.
Представляется, что при защите рассматриваемых социальных ценностей особое место занимают нормативно-правовые предпосылки, выражающиеся в создании прочной и непротиворечивой нормативной базы, обеспечивающей полноценное и правильное регулирование вопросов семьи, материнства, отцовства и детства, а также защиту прав матерей, отцов и детей от разного рода злоупотреблений.
Защита семьи, материнства, отцовства и детства, имеет комплексный характер — осуществляется путем действия норм различных отраслей права (гражданского, семейного, административного, трудового и т. д.). Защита семьи, материнства, детства предусматривается и международными актами (Всеобщей декларацией прав человека 1948 года, Международным пактом об экономических, социальных и культурных правах 1966 года, Конвенцией ООН о правах ребенка 1989 года)1.
Вместе с тем, анализ действующих нормативно-правовых актов, регулирующих рассматриваемые нами вопросы, позволяет говорить о том, что и создание емкой законодательной базы, обеспечивающей нормальное существование и развитие семьи, ее социальную защиту, не исключает возможности злоупотребления семейными правами, правами детей, отцов и матерей, защита которых предусмотрена Конституцией РФ. Ведь, как указывает В.И. Крусс: «Законодательство — это не панацея
V '■'2
от патологий совести и вдохновленных ими исканий разума»2.
В частности, представляется, что фундамент для злоупотребления правом составляют такие нормы действующего законодательства, которые в своем единстве обеспечивают презумпцию интересов матери в родительском правоотношении как правовое явление в случае их неконституционной интерпретации.
Применительно к семейному праву возможно выделение целого комплекса фактических презумпций (выводимых путем толкования закона), касающихся доминирования прав матерей в родительских правоотношениях, которые в своей совокупности образуют презумпцию интересов матери как правовое явление.
На проблемы гендерного равенства в семейных правоотношениях неоднократно обращали внимание специалисты-правоведы, занимающиеся вопросами семейного права. Понятие «презумпция интересов матери» своим появлением обязано именно разработкам в области семейного права3. Однако оценка данного понятия с точки зрения конституционализма еще не имела места до настоящего времени, поэтому попытка рассмотрения презумпции интересов матери является весьма актуальной.
В соответствии со статьей 19 Конституции РФ мужчина и женщина имеют равные права и свободы и равные возможности для их реализации. О пользовании правами и свободами без какой бы то ни было дискриминации по признаку пола говорит и статья 14 Конвенции о защите прав человека и основных свобод4. Статья 1 Международного пакта о гражданских и политических правах5, статья 1 Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин6, Конвенция МОТ № 156
1 См.: Комментарий к Конституции Российской Федерации / Под ред. В.Д. Зорькина, Л.В. Лазарева. — М., 2009. — С. 129.
2 См.: Крусс В.И. Злоупотребление правом: Учебное пособие. — М., 2010. — С. 152.
3 См.: Ильина О.Ю. Права отцов: де-юре и де-факто. — М., 2008, — С. 2.
4 Собрание законодательства РФ. — 2001. — № 2. — Ст. 163.
5 Ведомости Верховного Совета СССР. — 1976. — № 17. — Ст. 291.
6 Ведомости Верховного Совета СССР. — 1982. — № 25 (2151). — Ст. 464.
Ковалева Е.В. Презумпция интересов матери, и ее неконституционные интерпретации
«О равном обращении и равных возможностях для трудящихся мужчин и женщин: трудящиеся с семейными обязанностями»1 также провозглашают принцип равноправия мужчины и женщины.
Более того, часть 2 статьи 38 Конституции РФ специально закрепляет конституционный принцип правового регулирования равенства родительских прав и обязанностей в Российской Федерации. Подкрепляет данную норму и положение статьи 18 Конвенции ООН о правах ребенка, в соответствии с которой государства-участники предпринимают все возможные усилия к тому, чтобы обеспечить признание принципа общей и одинаковой ответственности обоих родителей за воспитание и развитие ребенка.
Семейный кодекс РФ2 (далее — СК РФ) не указывает принцип равенства прав и обязанностей родителей в качестве основного начала семейного законодательства, но содержит норму, содержащую прямое указание на равенство прав матери и отца в родительском правоотношении, так, в соответствии со статьей 61 СК РФ родители имеют равные права и несут равные обязанности в отношении своих детей (родительские права).
С этой позиции мужчина и женщина, становясь субъектами родительского правоотношения, приобретают дополнительные, особые и в идеале равные по объему прав и обязанностей юридико-социальные статусы соответственно отца и матери.
Таким образом, принцип равенства прав родителей имеет конституционно-правовое и нормативное признание. Однако современное российское законодательство, регулирующее отношения материнства, отцовства и детства нельзя признать полностью соответствующим данному принципу. Так, в ряде правоотношений, например, связанных с реализацией репродуктивных прав мужчины и женщины, с предоставлением социальных и трудовых гарантий и льгот отцам и матерям и некоторых других, четко прослеживается тенденция к определению приоритета матери в родительском правоотношении3.
Обратимся к Основам законодательства РФ об охране здоровья граждан4. В соответствии со статьей 36 каждая женщина имеет право самостоятельно решать вопрос о материнстве. Искусственное прерывание беременности при отсутствии соответствующих социальных и медицинских показаний проводится только по желанию женщины. Очевидно, что в такой ситуации женщиной предрешается не только вопрос о материнстве, но и вопрос об отцовстве, что в корне противоречит принципу равноправия матери и отца в родительском правоотношении и в определенных случаях создает реальную базу для злоупотребления правом женщины на защиту материнства и воспитание детей, что в свою очередь противоречит правам и интересам мужчины-отца.
Мы понимаем под злоупотреблением правом недобросовестное деяние, направленное на осуществление намерений (целей), противных идее конституционного правопорядка, включая несправедливое (неконституционное) приобретение благ посредством:
1) нарушения конституционных принципов правопользования в их актуальном (каузальноситуационном) сочетании;
2) нарушения основных прав и свобод человека и гражданина (в значении, коренным образом отличном от позитивистского понимания правонарушения);
3) деформации (умаления) конституционных ценностей в силу фактического нарушения их актуального конституционного баланса5.
На основе указанных выше положений можно сделать вывод о том, что самостоятельное решение женщиной вопроса о материнстве в ряде конкретных ситуаций, будучи основанным на недобросовестной расстановке жизненных приоритетов (когда отсутствуют социальные или медицинские показатели для искусственного прерывания беременности), неконституционной интерпретации, будет противоречить идее конституционного правопорядка путем нарушения конституционного принципа равенства прав обоих родителей, тол есть неконституционной интерпретацией фактической презумпции интересов матери — злоупотреблением правом в его конституционно-правовом значении.
Важно, конечно, понимать, что право самостоятельного решения женщиной вопроса о материнстве, зафиксированное в Основах законодательства об охране здоровья граждан, само по себе обусловлено особым социальным статусом женщины, потенциальной матери, а также спецификой гендерной физиологии. Вместе с тем, недобросовестное использование любого, основанного на нормах права, жизненного блага может привести к дисбалансу конституционных ценностей — нарушению конституционного правопорядка. Так, указывает В.И. Крусс, лицо, злоупотребляющее правом, независимо от того, насколько оно осознает данное обстоятельство, неверно соизмеряет актуальные кон-
1 Собрание законодательства РФ. — 2004. — № 32. — Ст. 3284.
2 Собрание законодательства РФ. — 1996. — № 1. — Ст. 16.
3 См.: Асланов Х.Г. Обеспечение интересов отца в родительских правоотношениях по семейному законодательству Российской Федерации: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — М., 2009. — С. 5—6.
4 Ведомости СНД РФ и ВС РФ. — 1993. — № 33. — Ст. 1318.
5 См.: Крусс В.И. Злоупотребление правом: Учебное пособие. — М., 2010. — С. 33—34.
ституционные принципы, недобросовестно учитывая лишь те из них, которые выгодны для него, и тем самым нарушает конституционный баланс основных требований1. Представляется, что при самостоятельном, единоличном решении женщиной вопроса о материнстве как раз и возникает огромный риск неверного соизмерения потенциальной матерью необходимых конституционных принципов, что в перспективе повлечет необратимое неконституционное использование своего права (материнства, воспитания ребенка) в противоречие конституционным интересам мужчины — потенциального отца ребенка.
Специфическая ситуация возникает и в правоотношении по суррогатному материнству: в соответствии с абзацем 2 пункта 4 СК РФ, лица, состоящие в браке между собой и давшие свое согласие в письменной форме на имплантацию эмбриона другой женщине в целях его вынашивания, могут быть записаны родителями ребенка только с согласия женщины, родившей ребенка (суррогатной матери). Соответственно интересы супруга суррогатной матери в данной ситуации не учитываются, договор об имплантации эмбриона его супруге заключается без учета его согласия, и супруг лишается возможности приобретения отцовства в отношении ребенка его супруги, если последняя дает согласие на запись в качестве родителей лиц, заключивших с ней договор о суррогатном материнстве. Очевидно, что в подобной ситуации также возникает реальная возможность женщины злоупотребить своим правом материнства, ибо достаточные гарантии защиты потенциального отцовства супруга суррогатной матери законодательно не предусмотрены.
И в данном случае злоупотребление правом может иметь место, а может отсутствовать. Все упирается в проблему конституционности понимания суррогатной матерью своего права-обязанности, в проблему ее добросовестности. То есть, либо суррогатная мать учитывает интерес своего супруга «в частном порядке» (поскольку иной порядок нормативно не признан необходимым), либо, руководствуясь существующей в семейном законодательстве презумпцией согласия супруга суррогатной матери, нарушает конституционный принцип равенства прав мужчины и женщины в родительском правоотношении (причем, независимо от того, осознает или не осознает суррогатная мать данное обстоятельство).
В целом, считаем весьма важным устранение презумпции интересов суррогатной матери и наделение правом дачи согласия супруга суррогатной матери на заключение соответствующего договора о суррогатном материнстве с потенциальными родителями ребенка, так как ввиду общепризнанной коммерческой сущности данного договора (его возмездности, высокой цене) риск злоупотребления конституционными правами, а также риск прямого нарушения субъективных прав супругов, суррогатной матери, супруга суррогатной матери и несовершеннолетнего является весьма существенным и необратимым. Поэтому мы разделяем мнение о целесообразности включения в СК РФ конкретной нормы о необходимости получения согласия супруга суррогатной матери на заключение последней договора о суррогатном материнстве2. Введение нормы подобного содержания не только устранит недостатки регулирования правоотношений суррогатного материнства, но и будет качественно способствовать противодействию злоупотреблением правом со стороны суррогатной матери.
На одно из проявлений презумпции интересов матери в законодательстве Российской Федерации обращено внимание Конституционного Суда РФ в постановлении «По делу о проверке конституционности части 1 статьи 5 Федерального закона “Об обеспечении пособиями по временной нетрудоспособности, по беременности и родам граждан, подлежащих обязательному социальному страхованию” в связи с запросом Автозаводского районного суда города Тольятти Самарской области» от 6 февраля 2009 года № 3-П. В указанном постановлении Конституционный Суд РФ разрешил вопрос о соответствии Конституции РФ части 1 статьи 5 Федерального закона «Об обеспечении пособиями по временной нетрудоспособности, по беременности и родам граждан, подлежащих обязательному социальному страхованию»3. Так, в соответствии с частью 1 статьи 5 данного Федерального закона пособие по временной нетрудоспособности выплачивается гражданам, подлежащим обязательному социальному страхованию, в случаях утраты трудоспособности вследствие заболевания или травмы, необходимости осуществления ухода за больным членом семьи, карантина застрахованного лица либо ребенка в возрасте до 7 лет или другого члена семьи, признанного в установленном порядке недееспособным, осуществления протезирования по медицинским показаниям в стационарном специализированном учреждении, долечивания в санаторно-курортных учреждениях непосредственно после стационарного лечения.
По мнению заявителя, рассматриваемое положение, не предусматривая — в отличие от ранее действовавшего регулирования — выплату пособия по временной нетрудоспособности отцу (или дру-
1 См.: Крусс В.И. Злоупотребление правом: Учебное пособие. — М., 2010. — С. 37.
2 См.: Асланов Х.Г. Обеспечение интересов отца в родительских правоотношениях по семейному законодательству Российской Федерации: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — М., 2009. — С. 6.
3 Российская газета. — 2006. — № 297.
Ковалева Е.В. Презумпция интересов матери и ее неконституционные интерпретации
гому члену семьи) ребенка в возрасте до полутора лет в случае болезни матери, находящейся в отпуске по уходу за ребенком, лишает тем самым отца ребенка равного с матерью права на воспитание и заботу о детях (ст. 38 и 39 Конституции РФ), а также в нарушение статьи 55 части 2 Конституции РФ отменяет право отца на социальное обеспечение для воспитания детей, которое было закреплено в нормативных правовых актах Союза ССР, то есть до принятия названного Федерального закона1.
Конституционный Суд РФ посчитал рассматриваемую норму не противоречащей Конституции РФ, однако указал на то, что существующий на практике механизм предоставления отцу отпуска по уходу за ребенком с выплатой соответствующего пособия в случае болезни матери не может гарантировать в полной мере защиту интересов семьи и ребенка, что означает невозможность осуществления в полном объеме конституционных прав на заботу о детях и их воспитание, а также на социальное обеспечение для воспитания детей.
Получается, что беспрепятственное получение отпуска по уходу за ребенком с выплатой пособия по уходу за ребенком нормативно закреплено лишь за матерью ребенка, в то время как для отца ребенка право на заботу о ребенке и на социальное обеспечение в связи с воспитанием детей обременено совокупностью формальных требований, только при соблюдении которых данное право может быть должным образом реализовано.
Представляется, что и отраженная в рассматриваемой норме презумпция интересов матери ребенка может явиться предпосылкой для злоупотребления ее правом на воспитание детей и социальное обеспечение, поскольку недобросовестная реализация матерью ребенка механизма предоставления отпуска по уходу за ребенком отцу в случае ее болезни (отказ от обращения к своему работодателю с заявлением о прекращении отпуска) полностью лишает отца ребенка равного с матерью права на воспитание и заботу о детях, а также отменяет право отца на социальное обеспечение для воспитания детей. В связи с этим, верен вывод Конституционного Суда РФ о том, что изменение правового регулирования обеспечения пособиями по временной нетрудоспособности и по уходу за ребенком предполагает наличие такого правового механизма, который позволял бы отцу ребенка в случае болезни матери, находящейся в отпуске по уходу за ребенком, беспрепятственно реализовать предусмотренную статьей 256 Трудового кодекса РФ возможность самому использовать на этот период отпуск по уходу за ребенком и тем самым осуществить гарантированные статьями 38 части 2 и 39 части 1 Конституции РФ права на заботу о ребенке и на социальное обеспечение в связи с воспитанием детей. При этом, поскольку одновременное предоставление отпуска по уходу за ребенком нескольким членам семьи исключается, переход права на использование отпуска по уходу за ребенком и, соответственно, на назначение и выплату пособия по уходу за ребенком должен происходить посредством максимально удобных для родителей ребенка процедур.
На основе приведенных примеров можно сделать вывод, что неконституционная интерпретация фактических презумпций матери в родительском правоотношении, в комплексе обеспечивающих существование презумпции интересов матери как правового явления, создает объективные предпосылки для злоупотребления женщиной правом на воспитание детей, охраняемым Конституцией РФ, а также создает риск нарушения конституционного принципа равенства мужчины м женщины в родительском правоотношении, что в свою очередь гипотетически ведет к нарушению справедливого баланса конституционных ценностей — нарушению подлинного конституционного правопорядка.
1 Российская газета. — 2009. — № 123.
230 -----------------------------
