УДК 81.2 ББК 81.7
Бутахина Л.А., Филиппова А.В.
ПРЕЦЕДЕНТНЫЕ ФЕНОМЕНЫ В ТЕКСТАХ ПОЛИТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА Butakhina L.A., Filippova A. V.
PRECEDENT PHENOMENA IN THE TEXTS OF POLITICAL DISCOURSE
Ключевые слова: прецедентный феномен, прецедентное имя, политический дискурс, когнитивная сфера.
Keywords: precedent phenomena, political discourse, cognitive sphere, precedent name.
Аннотация
В данной статье рассматриваются прецедентные феномены в текстах политического дискурса, способы трансформации данных феноменов и их видов в СМИ. Языковые феномены рассматриваются в контексте условий функционирования социума и развития его культуры.
Abstract
This article examines some precedent phenomena especially in the texts of political discourse, the ways to transform these phenomena and their types in the media. Linguistic phenomena are considered in the context of the conditions of society and the development of its culture.
Как известно, этническая культура детерминирована характерной концептуализацией мира. В сознании индивида, как представителя определенной этнокультурной общности, культура существует в форме национально-культурного пространства. Национально-куль-турное пространство - это бытие культуры в сознании её носителей. Оно включает в себя все существующие представления о феноменах культуры у членов национального лингвокультурного сообщества. «Ядром» культурного пространства является когнитивная база (КБ). В.В. Красных определяет ее как «структурированную совокупность знаний и представлений, которыми обладают все носители того или иного национально-культурного менталитета»1. Основными компонентами когнитивной базы каждого лингвокультурного сообщества являются прецедентные феномены, которые и составляют его национально-культурную специфику. Прецедентные феномены функционируют в вербальном виде (прецедентное имя, прецедентное высказывание, прецедентный текст) и в вербализованном виде (прецедентная ситуация). О.А. Корнилов утверждает, что «вербализованная когнитивная база народа, состоящая из вербальных прецедентных феноменов, является неотъемлемой частью национальной языковой картины мира (НЯКМ)»2. Национальная языковая картина мира, по мнению
А. Вежбицкой, одновременно отражает менталитет и формирует речевые стереотипы носителей языка3. Она связана с существованием особых обычаев и общественных установлений, с особенностями системы ценностей, принятой в данной культуре. Феномен понимания и задача интерпретации текста являются фокусом, в котором сосредоточены самые разные подходы. В своем диалоге с автором романа читатель, наряду с трактовкой собственно авторских рассуждений, должен декодировать и диалог писателя с другими авторами, которых он цитирует или вспоминает всерьез или с
1 Красных, В.В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность? (Человек. Сознание. Коммуникация). - M.: Диалог-МГУ. 1998. - 352 с.
2 Корнилов, О.А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. - М., 2003. - С. 139.
3 Вежбицкая, А. Язык. Культура. Познание. - М., 1996 - С. 231.
иронией. При интерпретационном анализе текста особый интерес вызывают прецедентные феномены. Однозначного определения функций прецедентных феноменов и их количества не существует. Каждый исследователь предлагает свою версию.
Прецедентные феномены функционируют, будучи погруженными в некий культурный континуум или культуросферу, заполненную разнотипными и находящимися на разном уровне организации культурными образованиями, к которым принадлежит и текст. Предметом нашего исследования являются вопросы, каким образом и посредством чего этот процесс осуществляется.
Прецедентные феномены характеризуются полифункциональностью, так как в них заложены возможности переосмысления и насыщения текста новыми смыслами. Некоторые исследователи, такие как Г.Г. Слышкин, выделяют номинативную, персуазивную, людическую и парольную функции, другие4; например А.Е. Супрун, считает, что прецедентные феномены используются для осуществления определенных задач: эстетической, кумулятивной или исторической, подтверждения правильности или ссылки на авторитет (или по терминологии Г.Г. Слышкина "персуазивной")5. Н.А. Фатеева, рассматривая функции не конкретно прецедентных феноменов, а вообще интертекстуальности в художественном дискурсе, утверждает, что "интертекст (текст, полученный в результате использования прецедентных феноменов) позволяет ввести некоторую мысль или конкретную форму представления мысли...";таким образом, выделяется еще одна, смыслообразующая функция 6. И.В. Арнольд сравнивает интертекст с вариантом выдвижения, а его функции отождествляет с изученными в стилистике декодирования функциями типов выдвижения. Выдвижением в стилистике декодирования называется такая организация контекста, которая фокусирует внимание читателя на важных элементах сообщения, устанавливает семантически и иерархически релевантные отношения между ними, усиливает эмоциональный, оценочный, экспрессивный потенциал текста, способствует передаче импликации, иронии и разных модальных оттенков7.
Ж.Е. Фомичева выделяет всего лишь две взаимодополняющие функции интертекстуальных включений: контактоустанавливающую и функцию диалогизации. Контактоустанавливающая функция цитат состоит в организации контакта между цитируемым и цитирующим текстами, в подготовке читателя к восприятию информации. Осуществляемая цитатными включениями функция диалогизации художественного текста рассматривается как потенциал диалогического взаимодействия интертекстуальных включений с цитирующим текстом, обеспечивающий передачу наряду с предметнологическим содержанием текста оценочной, образной, экспрессивной, эмоциональной и эстетической информации8.
Так, для рассмотрения прецедентных феноменов с точки зрения взаимодействия авторского и "чужого" слова, которое можно понимать как оценочное отношение субъекта речи (а через него и автора) к действительности, выраженное при помощи чужих высказываний и в диалоге с ними, целесообразно использовать понятие модальности. Текстуальная модальность, в отличие от традиционного лингвистического понимания этого явления как грамматической или семантической категории, субъективна и проявляется как контраст с фрагментами объективного отражения реальности.
4 Слышкин, Г.Г. От текста к символу: лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе [Текст] / Г.Г. Слышкин. — М.: Флинта: Наука, 2000. - 430 с.
5 Супрун, А.Е. Текстовые реминисценции как языковое явление [Текст] / А.Е. Супрун // Вопросы языкознания. 1995. - № 6. - С. 17 - 29.
6 Фатеева, Н.А. Контрапункт интертекстуальности, или Интертекст в мире текстов [Текст] / Н.А. Фатеева. -М.: Академия, 2007. - С. 200.
7 Арнольд, И.В. Проблемы диалогизма, интертекстуальности и герменевтики (в интерпретации художественного текста) [Текст] / И.В. Арнольд. - СПб.: Образование, 1995. - С. 217.
8 Фомичева, Ж.Е. Интертекстуальность как средство воплощения иронии в современном английском романе [Текст]: автореф. дис ... канд. филол. наук / Ж.Е. Фомичева. - СПб., 1992. - С. 17.
В случае, когда прецедентный текст используется как "пароль" при передаче "кода" в общении, мы можем говорить о коммуникативной цели функционирования прецедентного явления. Она проявляется в том, что отсылки к каким-либо текстам в составе данного текста могут быть ориентированы на совершенно конкретного адресата -того, кто в состоянии интертекстуальную ссылку опознать, а в идеале и оценить выбор конкретной ссылки и адекватно понять стоящую за ней интенцию. Эту цель выполняют преимущественно лозунги, девизы, или фразы, используемые в средствах массовой информации, в рекламе или фильмах, которые могут быть использованы в устной речи.
Указанные особенности текстов политического дискурса, с одной стороны, и прецедентных феноменов - с другой, объясняют активное обращение в текстах СМИ к прецедентным феноменам. Материалом исследования послужили статьи на политические темы из газет «Московский комсомолец» (МК), «Завтра», «Итоги», «Аргументы и факты» (АиФ), «Известия» (Изв.), «Правда» (Пр.), «Московские новости» (МН), «Независимая газета» (НГ). Рассмотрим лишь несколько примеров, демонстрирующих:
- обращение к прецедентной ситуации, нашедшей свое классическое воплощение в прецедентном тексте:
Тот кавалерийский задор, с которым генпрокуратура и ФСБ накинулись на империю Березовского, свидетельствует: за главного политического интригана взялись всерьез. Отрадно сознавать, что мышкой (см. русскую народную сказку «Репка») выступила наша газета (МК. 1996. 5 февр.);
- обращение к прецедентной ситуации через прецедентное высказывание:
После того как Акела промахнулся во второй раз, не добившись отставки Скуратова, часть депутатов готова поддержать импичмент (МК. 1999. 28 апр.);
- обращение к прецедентной ситуации через прецедентное имя:
Сегодня Примаков напоминает Гулливера, которого лилипуты опутали тысячами нитей (МК. 1999. 28 апр.); Ельцин, изуродованный съедающей его болезнью, сидит в Кремле, как Наполеон, а вокруг него бушует русский пожар (Завтра. 1999. № 16);
- обращение к прецедентной ситуации, имеющей фиксированное именование:
Должны ответить те, кто устроил Чернобыль в финансах (АиФ. 1998. № 36);
- различного рода операции с прецедентными высказываниями:
Много Шум(ейко) и... ничего (МК. 1995. 14 мая); Мавр(оди) сделал свое дело... (МК. 1995. 23 июня);
- оперирование прецедентными именами:
Русский экстремизм - это экстремизм Пересвета, Ивана Сусанина, Александра Матросова... (Завтра. 1999. № 2); Требуется маршал Жуков для финансового
фронта (Изв. 1998. 30 мая); В высшей степени странной выглядит забота добрых дядей из правительства о процветании алмазного Остапа Бендера (АиФ. 1999. № 3).
Востребованность прецедентных языковых единиц в газетном тексте обусловливается тем, что, обладая довольно устойчивой формально-семантической структурой, они способны реализовать конструктивный принцип языка публицистики -
9
«чередование экспрессии и стандарта» .
Прецедентные тексты очень часто встречаются в современных СМИ, в массовой литературе, в интернете и особенно в газетной продукции, в частности - в газетных заголовках. Целью коммуникации автора газетной статьи с читателем является не только передача основной информации, но и формирование у него определенных представлений, ассоциаций,
с помощью которых автор может оказать определенное воздействие, влиять на эмоциональное состояние. Газетный заголовок является своего рода «аннотацией» к статье, кратко и четко пересказывая ее содержание. Чаще всего для достижения такого результата в названиях газетных статей используются отсылки к прецедентным текстам
9 Корнилов, О.А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. - М., 2003. - С. 139.
(или их модификации) как наиболее узнаваемые читателем. С помощью такого приема авторы статей делают материал ярче, доступнее, компактнее.
Нужно отметить, что для современных газет более характерно использование цитат в заголовках. Прецедентные тексты в современной газете используются как в неизменном, так и в трансформированном виде:
«Мигранты: быть или не быть?» (АиФ, 12. 04. 2006); «Быть или слыть?» (АиФ, 06.04.2005).
Очевидно, что трансформация делает стандартную речевую формулу экспрессивной, способствует созданию эффекта новизны. Выделяются следующие способы трансформации заголовков - цитат:
а) замещение: «Не в бровь, а в газ» (Пр., 26. 09. 2006);
б) усечение: «Я спросил у Путина...» (АиФ, 01. 11. 2006);
в) добавление: «Мертвые души военкомов» (МК, 30. 03. 2007);
г) контаминация: «Позолоти “медвежью”лапу» (АиФ, 30. 08. 2006).
В результате анализа собранного материала были выделены следующие виды прецедентных текстов:
- фразеологизмы, пословицы, поговорки: «Старый друг лучше новых двух» (МК, 31.03.2007); «Паркуй “железо”, пока горячо» (МК, 30. 07. 2005);
- названия и цитаты из художественных произведений: «Война и МИД» (МК, 02. 05. 2007); «Кому на Руси сидеть хорошо?» (МК, 27. 04. 2007);
- названия кинофильмов, телесериалов: «Место кражи изменить нельзя» (МК, 10. 03. 2007); «Гражданин молчальник» (НГ, 23. 04. 2007);
- строки из популярных песен: «Без СНГ России “лететь с одним крылом”...» (АиФ,
16. 02. 2005); «Губитлюдей не пиво, а... акциз» (МК, 11. 05. 2007);
- разговорные изречения: «Премьер- молоток» (АиФ, 16. 03. 2005); «Ответ Миллера “Газпрому”: “Горько”» (НГ, 13. 11. 2006);
- исторические и мифологические лица, события, понятия: «Киевские яблоки раздора» (МН, 26. 01. 2007); «Опасались, что киргизская оппозиция с подачи американских советников совершит очередную “бархатнуюреволюцию» (АиФ, 02. 03. 2005);
- политические лозунги: «”Мир, труд, май” по-апрельски» (АиФ, 18. 04. 2007); «Пятилетку в четыре года» (НГ, 27. 11. 2004);
- рекламные тексты: «Хорошо иметь еще и домик в деревне» (МК, 16. 05. 2007);
- библейские цитаты: «Второе пришествие Путина ...во Вьетнам» (МН, 17. 11. 2006);
- игры: «Президент против парламента, стенка на стенку» (МК, 03. 04. 2007)
Особым способом использования прецедентных языковых единиц следует
считать использование прецедентных имён и наименований. Именно они обладают большим потенциалом экспрессивности, потому что вызывают ассоциацию не только с каким-либо конкретным персонажем или образом, но и осуществляет отсылку сознания читателя ко всему соответствующему произведению. Напр.: «В “засадном полку” единороссов - Александр Невский»> (НГ, 19. 02. 2007).
Остановимся теперь на вопросе о том, с какой целью авторы текстов политического дискурса употребляют в них прецедентные феномены или указания на них, обращая особое внимание на функционирование прецедентных имен.
Напомним, что «пантеон» представлений, связанных с прецедентным именем, формирует ядерную часть системы эталонов национальной культуры, задавая определенную парадигму социального поведения. В этом отношении прецедентные имена сближаются с абстрактными именами (АИ), за которыми стоят ключевые концепты национальной культуры. Многие концепты, на которые указывают АИ, могут быть объяснены через прототипические ситуации10, последние же часто сводятся к
10 Вежбицкая, А. Язык. Культура. Познание. - М., 1996. - С. 231.
прецедентным ситуациям, знаками которых являются соответствующие прецедентные имена. Они в этом случае выступают как символы определенных концептов (предательство - Иуда, лень - Обломов, скупость - Плюшкин).
Для подавляющего большинства членов лингвокультурного сообщества означаемое абстрактное имя данного типа существует не в дискурсивном виде, но представляют собой многомерный и недискретный образ. Операции с подобными образами нуждаются в редукции и конкретизации, тут на помощь приходит стоящее за прецедентным именем представления, предлагающие конкретное воплощение абстракций, служат для их реификации (овеществления), что приводит к регулярной субституции абстрактных имен прецедентными (ср.: «Слово становится плотью: в каждое мгновение мы претворяем это иносказание в жизнь, полагая, что слову должна соответствовать реальность. Так, понятие харизмы, расплывчатое и неясное, кажется нам воплощенным в личности Ганди, покоряющего своим хрупким силуэтом людскую массу, или в жесте Иоанна-Павла II, благословляющего толпу»)11. Вот лишь один, но весьма яркий пример подобной операции из современного российского политического дискурса. Можно вспомнить выступление
Н.С. Михалкова в программе «Тема» (ОРТ, 12 дек. 1998), где он в общении с телеаудиторией последовательно применял принципы общения вождя с массой. В своей речи он достаточно редко употреблял такие слова, как родина, патриотизм, духовность и т.п., но при этом постоянно использовал такие прецедентные имена, как Александр Невский, Дмитрий Донской, Пушкин, Толстой, Столыпин, Александр III, те. апеллировал не к абстрактным понятиям, а к конкретным образам.
Сказанным не исчерпывается специфика употребления прецедентных имен в текстах политического дискурса, многие из этих имен могут включаться в такой механизм прагматической семантики, как признаковый дейксис, т.е. при необходимости экспликации оценки указывают на образец - конкретный или условный. «Культурный предмет», на который указывает прецедентное имя, выступает в качестве «порождающей модели» для целого класса объектов в качестве эталона, с которым сопоставляется тот или иной феномен. Например:
Узнав о симпатиях Затулина к движению «Отечество», Геннадий Андреевич предложил «Державе» покинуть ряды своей «непримиримой оппозиции». «Не потерплю двоеженства», - сдвинув брови, пригрозил на президиуме НПСР Зюганов, словно классический Угрюм-Бурчеев (МК. 1999. 26 янв.); От народа же вы требуете на протяжении всего «Русского стандарта» «терпения, терпения... и труда». Прямо Салтычиха какая-то, а не певец чекистов и цекистов (Завтра. 1999. № 2).
При признаковом дейксисе прецедентные имена употребляются, как правило, для указания на те представления, которые не могут быть адекватно вербализованы, либо их вербализация оказывается чрезвычайно громоздкой (ср.: улыбка Джоконды, история в духе Гоголя и т.п.). Однако в некоторых случаях ПИ имеют «синонимы» среди имен нарицательных, например: Айболит = доктор, Джеймс Бонд - шпион, Архимед = ученый, изобретатель. Рассмотрим следующие примеры:
Кого лечат думские Айболиты? (МК. 1999. 30 янв.); И какая бы она (Чечня) ни была дикая, чудовищная, средневековая, сколько бы ни было здесь обезглавлено Джеймсов Бондов, - все равно останется надеждой и опорой английских планов на Кавказе (Завтра. 1999. № 1); Выставка «Невостребованные возможности российской науки» собрала самых разношерстных изобретателей. Российские Архимеды показали народным избранникам машину «Сапер» с дистанционным управлением (МК. 1999. 16 февр.).
Во всех приведенных высказываниях прецедентные имена выступают в качестве почти полных синонимов слов, которые употребляются для прямой номинации. Для чего же тогда авторы высказываний используют именно прецедентные имена? Первая из причин лежит на поверхности. Речь идет об эффекте экспрессивности, практически всегда
11 Московичи, С. Машина, творящая богов. - M., 1998. - С 172.
возникающем при употреблении прецедентных имен, а, как уже говорилось выше, экспрессивность является обязательной характеристикой суггестивных текстов.
Экспрессия неизбежно оказывается связана с оценкой. Можно заметить, что прецедентные имена участвуют в выражении не рациональной, но эмоциональной оценки. Высказывания, содержащие ее, претендуют не столько на выражение объективных свойств того или иного феномена, сколько на выражение субъективного отношения автора к указанному свойству (комплексу свойств). Оценка, выраженная с помощью прецедентного имени, не претендует на объективность, она подчеркнуто эмотивна и субъективна. Например: Комментаторы, обсуждая недавнее интервью Березовского, поражаются: как может человек, признанный гением (хоть и злым), выражаться так нагло и бессвязно, подобно Хлестакову (МК. 1999. 11 сент.).
Прецедентные имена активно используются для выражения непрямой эмотивной оценки, особенно в случаях, когда эти имена замещают пейоративные лексические единицы. Например: Коммунистический союз нужен, чтобы не пришел в Москву из Барвихи Кинг-Конг и не случилось в год выборов кровавого безобразия (Завтра. 1999. № 3); Генпрокурор готов побить все рекорды Казановы (МК. 1999. 5 апр.).
Для текстов политического дискурса, использующих прецедентные имена в интенсиональном (служащем для характеризации) употреблении, не характерна нейтральность. Эти имена, как правило, участвуют в создании либо комического эффекта (от легкой иронии до откровенного ерничества), либо «высокой», пафосной серьезности, например:
Что вымолвят теперь преемники Пересвета и Осляби, православные священники, схимники и монахи? (Завтра. 1999. № 2); Как только девушка в приемном окошке возьмет у меня конверт, то корабли будут сожжены. Непрядва перейдена, и для меня начнется неведомая жизнь с неведомыми последствиями (Завтра. 1999. № 9).
Заметим, что активное обращение СМИ к средствам создания комического эффекта во многом объясняется стремлением к установлению кооперативного контакта с собеседником. Кооперативность подчеркивается и апелляцией к единому фонду знаний, важную роль при этом играет «парольность» прецедентных имен, служащих знаками для идентификации «своих» (см. последние два примера). Подобная «парольность» многих прецедентных феноменов является еще одной из причин активного употребления этих единиц в текстах политического дискурса. Прецедентные феномены играют важную роль в консолидации того или иного социума - именно общность стоящих за ними представлений и связанных с ними оценок служит осознанию членами некоторой социальной группы своего единства. Идеологи группы (формальные и неформальные) стараются (осознанно или нет) сформировать подобные единые представления, активно используют их в своих попытках воздействовать на сознание членов группы.
Заметим, что прецедентные феномены задают еще и определенные «сюжеты», типизированные ситуации, в которых эти модели находят свою реализацию. «Мир типизируется не в форме предикатов и даже не в форме событий «в чистом виде», а в форме индивидов; событие, если оно типизируется и приобретает обобщенную форму, приурочивается к какому-либо лицу» 12.
Прецедентное имя задает область определения своих предикатов. Ему приписываются некоторые функции. Лицо, которое обозначается этим именем, включено уже в известный сюжет и само стремится реализовать себя в рамках данного сюжета. Проиллюстрируем сказанное лишь тремя примерами из современной отечественной прессы.
Судебный процесс над коррумпированными чиновниками необходим Примакову для дальнейшего закрепления образа чудо-богатыря Ильи Муромца (МК. 1997).
12 Степанов, Ю.С. В мире семиотики // Семиотика: Антология. - М., 2001. - С 219.
Березовский в роли Кота Базилио. Российские олигархи используют различные аргументы, пытаясь убедить Кириенко в необходимости девальвации рубля (МК. 1998).
Телевидение тоже отважно вторглось в естественный эволюционный процесс и обратило несколько месяцев назад Гадкого Утенка в Лебедя - не сказать, чтобы прекрасного, но гордого и неуправляемого (Изв. 1996).
Во всех этих случаях употребление прецедентного имени объясняется не только механизмом признакового дейксиса. Тому или иному реальному лицу не только приписывается определенный комплекс характеристик, эталонным носителем которого выступает образ, означенный прецедентным именем, но с помощью этого имени данное лицо включается в определенный сюжет, находящий свое воплощение в прецедентном тексте и/или в прецедентной ситуации. Указанному лицу приписываются действия, заданные той позицией, которая представлена в сюжете, той моделью поведения, которая характерна для соответствующего персонажа. Так, Илья Муромец должен громить врагов Руси и очищать землю от всякой нечисти, как «внутренней» (Соловей-разбойник), так и «внешней» (собака Калин-царь); коту Базилио следует мошеннически отнимать деньги у наивных простачков, заманивая их в Страну Дураков; Гадкий Утёнок должен подвергаться несправедливым гонениям и унижениям, чтобы расправить могучие крылья и воспарить над жалким и суетным птичьим двором, и т.д. и т.п.
Состав прецедентных феноменов подвижен. Одни прецеденты устаревают и выпадают из употребления, другие приобретают дополнительные смыслы и таким образом способствуют появлению новых прецедентных феноменов. Развитие общества, смена моральных ценностей также влияют на изменения в составе прецедентных феноменов. Отметим, что раньше прецедентными становились имена, выражения, ситуации, связанные с учеными (Эйнштейн, Ломоносов - прецедентные имена, «Эврика!»
- прецедентное высказывание), художественными произведениями и историческими
событиями (Титаник - прецедентное имя, актуализирующее прецедентную ситуацию, Жанна Д’Арк - прецедентное имя). Сегодня
с возросшей популярностью телевидения прецедентными становятся, скорее, названия масштабных телевизионных проектов, фильмов, заглавия книг, имена политиков и общественных деятелей. Например, известное телевизионное шоу «ДОМ 2», имена политиков, ставшие прецедентными, - Путин, Жириновский, Барак Обама. В приведенных выше примерах из прессы рассмотренные сюжеты не развертываются, представлены имплицитно, но без труда могут быть эксплицированы практически любым входящим в русское лингвокультурное сообщество.
Прецедентные феномены - это явление культуры. Они входят в фонд исторической памяти социума (этноса). Знание национально-прецедентных феноменов есть показатель принадлежности к данной эпохе и ее культуре, тогда как их незнание, наоборот, есть предпосылка отторженности от соответствующей культуры и неполной включенности в культуру. Главная функция прецедентных феноменов одна - смыслообразующая, которая достигается посредством выражения авторского отношения, убеждения, коммуникации, ретроспекции и аккумуляции информации.
Библиографический список
1. Арнольд, И.В. Проблемы диалогизма, интертекстуальности и герменевтики (в интерпретации художественного текста) [Текст] / И.В. Арнольд. - СПб.: Образование, 1995.
- С. 217.
2. Арутюнова, Н.Д. Язык и мир человека [Текст] / Н.Д. Арутюнова. - М.: Языки русской культуры, 1998. - С. 896.
3. Вежбицкая, А. Язык. Культура. Познание. - М., 1996. - С. 231.
4. Караулов, Ю.Н., Петров В.В. От грамматики текста к когнитивной теории дискурса // Дейк Т.А., ван. Язык. Познание. Коммуникация. - М., 1989.
5. Корнилов, О.А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. - М., 2003. - С. 139.
6. Красных, В.В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность? (Человек. Сознание. Коммуникация.). - M.: Диалог-МГУ, 1998. - 352 с.
7. Красных, В.В., Гудков Д.Б.. Захаренко И.В., Багаева Д.В. Когнитивная база и прецедентные феномены в системе других единиц и в коммуникации // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9 “Филология”. - 1997. - № 3.
8. Московичи, С. Машина, творящая богов. - M., 1998. - С. 172.
9. Почепцов, Г.Г. Теория коммуникации. - М.; Киев, 2001.
10. Слышкин, Г.Г. От текста к символу: лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе [Текст] / Г.Г. Слышкин. - М.: Флинта; Наука, 2000. - 430 с.
11. Степанов, Ю.С. В мире семиотики // Семиотика: Антология. - М., 2001. - С. 219.
12. Супрун, А.Е. Текстовые реминисценции как языковое явление [Текст] / А.Е. Супрун // Вопросы языкознания. 1995. - № 6. - С. 17 - 29.
13. Трубецкой, Н.С. История. Культура. Язык. - М., 1995.
14. Фатеева, Н.А. Контрапункт интертекстуальности, или Интертекст в мире текстов [Текст] / Н.А. Фатеева. - М.: Академия, 2007. - С. 200.
15. Фомичева, Ж.Е. Интертекстуальность как средство воплощения иронии в современном английском романе [Текст]: автореф. дис.... канд. филол. наук / Ж.Е. Фомичева. - СПб., 1992. - С. 17.
16. Цивьян, Т.В. Лингвистические основы балканской модели мира. - М., 1990.
17. Элиаде, М. Аспекты мифа. - М., 1995.
18. Cassirer, E. Symbol, myth and culture. New Haven; London, 1979.