CC BY
644© Н.В. Бергер, 2004
ПРЕДМЕТ И ГРАНИЦЫ ЖУРНАЛИСТСКОГО РАССЛЕДОВАНИЯ
Н.В. Бергер
Первым шагом «технологической» цепочки по созданию любого произведения журналиста является определение его темы. Что может стать темой журналистского расследования? Исследователи не раз задавались этим вопросом, пытаясь определить круг тем, заставляющих обратиться к расследованию. В формировании взглядов на границы предмета расследовательской журналистики можно проследить эволюцию от «каталожного» перечисления тем к попытке выделить основные, наиболее общие конституирующие признаки.
Так, A.A. Тертычный в монографии «Аналитическая журналистика: познавательно-психологический подход» выделял особый жанр журналистского расследования, считая, что его предметом «обычно... становится наиболее «кричащее» негативное явление, не заметить которое невозможно (это в первую очередь различные преступления, «из ряда вон выходящие» случаи, события, приковывающие внимание общества)»1. Как правило, журналистские расследования направлены на разоблачения злоупотреблений чиновников и коррупции. Однако уязвимость подобного определения очевидна: далеко не все публикации (в том числе и аналитические) на криминальные темы основаны на расследовании.
Позднее А.А. Тертычный, отказавшись от сугубо жанровой трактовки феномена расследовательской журналистки, уточнил свои взгляды и на ее предмет. Это «прежде всего разного рода преступления, происшествия, конфликты, существование которых кто-то пытается скрыть от общества, исторические и иные (кроме государственной и военной) тайны»2. Всю возможную тематику расследований автор распределяет по трем группам:
1. Нераскрытые дела, непонятные происшествия, громкие преступления, когда преступник не найден, а на вопросы «почему?», «как?» и подобные им никто не может дать четкого ответа.
2. Раскрытые дела, которые вызывают у журналиста некоторые сомнения.
3. Не начатые дела и скрытые преступления.
Тематический каталог, предлагаемый АА Тертычным, содержит шесть наиболее популярных «феноменов»: случаи коррупции, политические, экономические, экологические и социально-бытовые преступления, а также исторические тайны.
В.В. Ворошилов предлагает иной угол зрения на предмет журналистского расследования, сосредоточиваясь не на описании его эмпирических свойств, а на его внутренних, структурных особенностях. Он считает, что журналист тогда берется за расследование, когда противоречия в социальной действительности обостряются настолько, «что нерешаемые проблемы ведут к предконфликт-ному напряжению, а затем и к конфликту»3. Соглашаясь с тем, что конфликт действительно является неотъемлемой частью предмета расследования, мы все же считаем, что приведенное понимание предмета расследовательской журналистики ведет к практически не ограниченному расширению ее рамок.
Принципиальное дополнение к пониманию предмета расследования внес В. Римский. «В некоторых случаях, — считает он, — журналистское расследование позволяет обнаружить такие факты, которые не являются нарушением... законодательства, но могут рассматриваться как нарушение норм морали и этики. <...> В журналистское расследование вполне можно и нужно включать факты и события, которые либо не имеют однозначного толкования с точки зрения права, либо вообще не являются нарушениями законодательства, но спорны с точки зрения морали и этики»4.
Единого понимания того, что такое журналистское расследование и что может быть его предметом, нет и в профессиональной среде российских работников СМИ 5.
Англо-американская литература по изучаемому вопросу, больше сосредоточенная на описании «технологических» особенностей расследования, кратко останавливается на его предмете 6. Один из авторов коллективной монографии «Investigative Journalism: Context and Practice» Хьюго де Бург определение такого рода журналистики дает через описание
специфики работы профессионалов: «Журналист-расследователь — человек, чья профессия — открывать правду и находить нарушения, используя для этого все доступные средства. В принципе, такие действия и именуются расследовательской журналистикой. Ее отличие от практически сходной работы полицейских, юристов, аудиторов и регулирующих органов в том, что она не ограничена в выборе объекта (мишени), ее ход не регламентирован нормативными документами и она напрямую связана с оглаской»7.
Чтобы разобраться в вопросе о тематических предпочтениях расследовательской журналистики, коль скоро научная и практическая литература не в состоянии дать четких ответов, мы обратились к анализу практики, выбрав «дедуктивную газету» «Ваш тайный советник» (Санкт-Петербург). Выбор именно этого издания не случаен: его типологический анализ дает нам основание утверждать, что именно метод сбора и обработки данных — журналистское расследование — решающим образом влияет на характер и структуру «Тайного советника»8.
Данные, полученные с помощью контент-анализа, свидетельствуют о том, что 51 % всех публикаций «Тайного советника» рассказывают о различных видах преступлений, причем в 45 % из них речь идет об убийствах. Примерно 26 % всех публикаций «Тайного советника» посвящены проблемам социального блока и вопросам культуры. Последняя цифра свидетельствует о том, что метод журналистского расследования может быть положен в разработку таких условно некриминальных тем, как проблемы социальной сферы — здравоохранения, городского хозяйства, качества товаров и услуг, занятости населения и др.9
В целом результаты контент-анализа приводят нас к выводу, что тематические предпочтения расследовательской журналистики, во-первых, не могут быть сведены к какой-то одной сфере жизни общества (допустим, криминалитету), во-вторых, что любое журналистское расследование так или иначе связано с правонарушением.
Наиболее близкий к истине, хотя и выведенный на интуитивном, а не научном уровне, ответ на вопрос о природе расследовательской журналистики дала Ю. Шум: «...Расследование как жанр не может быть связано рамками какой-то определенной проблемы. Талантливый журналист сумеет сделать блестящий материал, настоящий детек-
тив, попытавшись, к примеру, выяснить, почему из ближайшего озера ушли бобры»10. Здесь содержится важное указание на то, что очертить тематические рамки расследовательской журналистики невозможно.
В самом деле, будет ли выяснение вопроса: «Почему из озера ушли бобры?» — темой журналистского расследования? Возможно, но чтобы принять решение, надо заранее иметь предположение о причинах «исхода» животных. Возможно, она кроется в изменении климата: тогда специалисты дадут журналисту информацию, и в расследовании не будет никакой необходимости. Может быть, бобры ушли из-за разразившейся экологической катастрофы, вызванной вредными сбросами в озерные воды. В этом случае уже есть перспектива расследования — ведь речь, скорее всего, идет о преступлении, творимом руководством предприятия, стоящего на берегу озера. Однако если журналист при сборе сведений не встретит никаких препятствий, ему останется только тщательно изучить полученную из открытых источников информацию и опубликовать ее. Если же необходимые данные получить будет трудно (отказ от интервью, отписки на официальные запросы и т. д.), можно предпринимать журналистское расследование.
Таким образом, мы видим, что есть два основных критерия, позволяющих отграничить предмет журналистского расследования, — наличие правонарушения (возможно нарушение как юридического, так и морального закона) и скрытость необходимых дан-ныхо нем. Причем если первый критерий является ключевым для содержательного уровня структуры расследования, то второй — уровня технологического. Следовательно, только в связке они образуют структуру, именуемую журналистским расследованием.
В принципе, во всех работах, посвященных журналистскому расследованию, так или иначе говорится о названных критериях, однако они не определяются как конституирующие и упоминаются в ряду других. Чаще всего фигурируют слова «преступление» и «злоупотребление» с дальнейшим перечислением их разновидностей. Однако, на наш взгляд, для характеристики предмета журналистского расследования как творческого метода необходимо отобрать наиболее общие признаки, присущие всему кругу входящих в него явлений. В противном случае любое определение неизбежно будет, с одной стороны, страдать избыточностью, с другой — будет недостаточ-
ным. Поясним эту мысль. Если дефиниция основывается на перечислении видов правонарушений (например, «халатность», «коррупция», «громкое убийство» и т. д.), то положенный в ее основу «список» никогда не будет конечным, всегда можно будет добавить еще какой-нибудь вид нарушений, и в этом смысле дефиниция будет недостаточной; избыточность же ее состоит в том, что любой из элементов «списка» всегда будет подходить под определение «правонарушение» и ничего нового к нему не добавит.
Определившись с границами понятия «журналистское расследование», мы можем кратко рассмотреть вопрос о его соотношении с понятием «публицистическое исследование». Нагляднее всего это можно представить схематично (см. рис., где П — наличие правонарушения; С — скрытость информации о нем; ЖР — журналистское расследование; 1-й уровень — технологический; 2-й уровень — «содержательный»).
Итак, можно дать рабочее определение исследуемого феномена:
Журналистское расследование — это частный творческий метод публицистического исследования, направленный на выяснение и обнародование скрыгыхданных о правонарушении.
Проследим на примерах, как проявляют себя обозначенные критерии метода на практике. Для большей убедительности мы возьмем материалы разных эпох, заметно отличающиеся по объему, опубликованные в отечественной и зарубежной печати. В выборе примеров мы руководствовались правилом, сформулированным Ц. Тодоровым: «...одна из главных особенностей научного подхода заключается в том, что вовсе не обязательно изучить все проявления данного феномена, чтобы дать его описание; для научного подхода характерна скорее дедукция»11.
Корреспонденция В. Гиляровского «Ловля собак в Москве» (Московский листок, 1887, 23 июня) рассказывает о том, как обстоят дела с выполнением распоряжения столичной полиции об уничтожении бродячих собак. Гиляровский подробно знакомит читателей с тем, кто, как и на каких условиях выполняет работы. Однако основной темой корреспонденции является рассказ о правонарушении. Некто Грибанов, подрядившийся ловить, содержать и уничтожать собак, творит произвол: его ловчие, вопреки указанию ловить собак «не употребляя жестокостей», пользуются сетями и железными ухватами, при этом «стараются поймать всегда хорошую, породистую собаку, а не действительно бродячую, которую они обязаны ловить и которую никто не выкупит». Главная корысть гражданина Грибанова — откуп и продажа породистых собак барышникам. Тот факт, что Гиляровскому приходится прибегать к мистификации, представляясь при посещении заведения Грибанова владельцем пропавшей собаки, позволяет сделать предположение о том, что часть интересующей журналиста информации была намеренно скрыта и получить ее официальным путем не представлялось возможным. Корреспонденцию Гиляровского, конечно же, нельзя назвать образцом расследовательской журналистки в ее современном понимании, тем не менее, ее с полным правом можно отнести к предтечам такого рода творчества. Думается, что именно такая журналистика закладывала основы будущего расследовательства. Замечательно при этом, что признаки, ставшие конституирующими для метода журналистского расследования, очень четко прослеживались уже при его зарождении, можно предположить, что именно они и способствовали выделению метода как особого вида журналистского творчества.
Цикл очерков А.И. Свирского «Ростовские трущобы», которые А.И. Станько вполне обоснованно считает журналистским расследованием, по времени выхода в свет относится к тому же периоду, что и корреспонденция В. Гиляровского (очерки публиковались в «Ростовских-на-Дону известиях» в течение 1892 года). Однако, в отличие от локальной ситуации, отраженной репортером «Московского листка», очерки А.И. Свирс-кого дают читателям панораму явления — жизнь ростовских трущоб, судьбы их обитателей. При всем кажущемся различии публикаций есть в них нечто общее. Первое и оче-
видное сходство — использование журналистской «маски» как единственной возможности получить достоверные сведения для публикации. Как и В. Гиляровский, ростовский журналист не скрывает от читателей своих методов: «...Победив в себе чувство гадливости и махнув на все рукой, я нарядился в соответствующий костюм и в продолжение нескольких дней скитался по ростовским тру-щобам»12. Есть и тематическая соотнесенность: в корреспонденции речь идет о конкретном правонарушении, в очерках — о преступной среде, где нарушения закона — будь то юридического или морального — на каждом шагу.
Подобных примеров можно было бы привести множество, но в этом нет никакой необходимости, они достаточно показательны и отражают тенденции, проявившие себя уже в конце XIX века, причем на ниве не только отечественной, но и зарубежной журналистики. Прослеживая зарождение расследовательской журналистики в Европе, Хьюго де Бург одним из ее источников называет популярные во второй половине XIX столетия произведения «документального реализма», в частности Эмиля Золя. «...Он соединил диккенсовское знание [бедноты] и сочувствие с техниками наблюдения, которые мы сейчас называем социологическими. Подобно русскому Достоевскому, Золя посещал трущобы и тщательно изучал условия жизни, которые после описывал в своих работах. <...> Если этот метод характеризует журналиста, специализирующегося на расследовании, то можно сказать, что документальные реалисты были первыми такими журналистами; им также был свойствен глубокий интерес к условиям жизни бедноты, глубокое знание несчастий, принесенных промышленной революцией»13.
«Техника наблюдения», о которой говорит британский исследователь, — это не что иное, как метод скрытого включенного наблюдения, активно используемый и современными расследователями, который конкретизировался, в частности, в метод журналистской маски или метод перемены профессии. Названный метод как нельзя лучше подходит для обнаружения скрытого. Им, как мы видели, активно пользовался В. Гиляровский, его же практиковали зарубежные коллеги Дяди Гиляя. Возникновение самой идеи журналистского расследования в Великобритании Хьюго де Бург связывает с именем Вильяма Стеда, который в 1885 году опубликовал сенсационную статью о детской про-
ституции и работорговле молоденькими англичанками. Для того чтобы расследовать и доказать преступления работорговцев, Стед купил двенадцатилетнюю девочку и даже был арестован и заключен в тюрьму. «Тем не менее, так как это была публичная инсценировка, и он не собирался воспользоваться своим приобретением, приговор суда не был суров. Журналист едко описал все произошедшее, что в конце концов обеспечило успех кампании против детской проституции»14.
Итак, мы видим, что уже при зарождении метода журналистского расследования были заложены его основные признаки — наличие правонарушения в предмете исследования и скрытость информации о нем.
К середине ХХ века этот метод окончательно оформился как особая система принципов, управляющих процессом создания журналистского произведения. По общему признанию специалистов и практиков, наиболее яркие расследования этого периода осуществлялись в США и Западной Европе. В 1972 году в Америке Роберт Вудворт и Карл Бернстайн предприняли беспрецедентное расследование нарушений закона о предвыборных кампаниях, получившее в дальнейшем название «Уотергейт» и приведшее в конце концов к отставке президента Никсона.
В Западной Германии в это же время творил свои расследования знаменитый мистификатор Гюнтер Вальраф. Его документальная книга «На самом дне» была опубликована в 1987 году и явилась результатом двухлетнего расследования, осуществленного в режиме «испытано на себе». Перевоплотившись в гастарбайтера, турка Али, Вальраф лично прошел через все «круги ада», через которые вынуждены были проходить иммигранты в Германии 80-х годов, чтобы обеспечить себе хотя бы нищенское существование. Страницы книги пестрят описаниями всевозможных преступлений, безнаказанно совершаемых нанимателями дешевой рабочей силы — от уклонения от уплаты налогов до продажи «живого товара» и использования людей в качестве подопытных экземпляров в фармацевтических фирмах. Убийственные разоблачения Вальрафа во многом стали возможны благодаря мистификации, к которой он прибег в очередной раз. Сведения, которые он получил, невозможно было бы добыть путем «открытых» бесед с настоящими гастарбайтерами, предпринимателями, использующими иностранную рабочую силу, да и чиновники, «надзирающие» за соблюдени-
ем прав человека в стране, вряд ли были бы искренни с журналистом. Именно благодаря скрытому наблюдению Вальрафу удалось осуществить расследование, основным выводом которого стало такое обвинение: «Один из вариантов апартеида имеет место у нас — в нашей демократии»15.
В современной России возрождение метода журналистского расследования связано с началом перемен, вызванных Перестройкой и Гласностью конца 80-х годов. Именно журналисты играли активную роль в формировании и пропаганде идеалов демократии и гражданского общества. Первым шагом на этом пути стал процесс, который мы бы назвали стремлением назвать вещи своими именами. «Я пришел... с зарядом невысказанного за двадцать лет»16, — сказал о себе известный публицист Отто Лацис, вернувшийся в журналистику в 1986 году после многолетнего перерыва. Виталий Коротич, бывший в ту пору главным редактором «Огонька», назвал период конца 80-х — начала 90-х годов «захлёбным»17.
О прессе этого времени Алексей Симонов вспоминает, что «сначала ее охватила высокая эйфория, связанная с тем, что исчезла (так казалось, во всяком случае) самоцензура. Затем исчезла и цензура...», «для прессы в целом почти не осталось закрытых тем»18. Из газет советские люди узнавали о том, что и у нас есть наркомания, проституция, коррупция и многое другое из того, что всегда считалось атрибутами «прогнившего» капиталистического общества. «Отцами» современной российской расследовательской журналистики коллеги-инвестигейторы по праву считают Аркадия Ваксберга и Юрия Щекочихина.
В 1991 году в петербургской молодежной газете «Смена» был создан один из первых в нашей стране отдел расследований, позднее трансформировавшийся в самостоятельное Агентство журналистских расследований (АЖУР), выпускающее собственную газету «Ваш тайный советник». Одним из наиболее показательных и «шумных» дел ажу-ровцев стала поимка киллера, убийцы депутата Законодательного собрания Петербурга.
Виктор Новоселов был убит 20 октября 1999 года. Ровно через два месяца, 20 декабря, убийца Александр Малыш был передан журналистами в руки правосудия. В течение 1999—2001 годов «Тайный советник» опубликовал более 30 разножанровых материалов по этому делу, сами авторы считают его «хрестоматийным примером журналистского расследования». Технологические и содержатель-
ные особенности текстов этого расследования заслуживают отдельного изучения, сейчас для нас важно то, что в расследовании убийства Новоселова наиболее ярко проявились конституирующие признаки изучаемого нами творческого метода. Правонарушение, ставшее отправной точкой журналистского поиска, — убийство по найму — одно из самых страшных преступлений. Сбор данных по этому факту с самого начала был затруднен не только для инвестигейторов, но и для правоохранительных органов: один из преступников был ранен и отправлен в больницу, второй скрылся. Журналисты начали собственное расследование, в какой-то момент они опередили милицию и, прежде чем передать убийцу начальнику Управления уголовного розыска, сумели еще и взять у него интервью. «Естественно, поиск и поимка подозреваемого в преступлении человека не являлись самоцелью журналистов, — признавались впоследствии ажуровцы, — а последующая передача Александра Малыша правоохранительным органам — скорее гражданский долг, нежели журналистская обязанность. Главное, что с помощью этого расследования мы получили уникальный материал — исповедь человека, ставшего волею судьбы киллером, и, между делом, спасли его от мести криминальных структур»19.
Ежемесячник «Совершенно секретно», так же как и «Ваш тайный советник», является одним из флагманов отечественной расследовательской журналистики. На страницах этого издания можно встретить очень редкие и для мировой журналистики образцы подлинных исторических расследований. Технология исторических изысканий журналистов заметно отличается от той, что ведется «по горячим следам», однако основные конституирующие признаки расследовательства как метода остаются неизменными. Яркое тому подтверждение — статья Е. Светловой «Принцесса из казанской психушки» (2002, № 4), в которой автор продолжает расследование обстоятельств гибели царской семьи и, в частности, версии о том, что Н.В. Иванова-Васильева, умершая в 1971 году в психиатрической больнице на острове Свияжске и похороненная в безвестной могиле, была младшей дочерью последнего русского царя. Несмотря на то что многие документы о расстреле венценосцев рассекречены, по-прежнему многое хранится в тайне: «Прошло восемь лет. Наступил новый век. Но очередная попытка ознакомиться с допросами и обвини-
тельным заключением по злополучному делу № 15977 («Дело Н.В. Ивановой-Васильевой». — Н. Б.), которое сегодня хранится в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), окончилось ничем». Тем не менее журналистке удалось получить фотографии предполагаемой Анастасии и несколько протоколов допросов из «сверхсекретного» дела. Эти и другие документальные свидетельства подводят читателя к выводу о том, что Н.В. Иванова-Васильева и Анастасия Романова — скорее всего, одно лицо.
Таким образом, мы видим, что с самого зарождения расследовательской журналистики, ее конституирующие признаки очень четко заявили о себе. Во всех рассмотренных текстах, а они отнюдь не уникальны, напротив — типичны для рассматриваемого творческого метода, так или иначе ведется рассказ о неком правонарушении, информация о котором скрывалась от общества.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Тертычный А.А. Расследовательская журналистика. М., 2002. С. 226.
2 Там же. С. 103.
3 Ворошилов В.В. Исследование и расследование в журналистике // Социология журналистики: Очерки методологии и практики. М., 1998. С. 147—148.
4 Римский В. Журналистское расследование на выборах // Выборы и журналистское расследование. М., 2001. С. 9.
5 Подробнее об этом см.: Бергер Н.В. Журналистское расследование: жанр или метод? // Акценты: Новое в массовой коммуникации. Вып. 3—4. Воронеж, 2001.
6 Подробнее об этом см.: Там же.
7 Hugo de Burgh. Introduction: a higher kind of loyalty? // Investigative Journalism: Context and Practice. L.; N. Y., 2001. P. 9.
8 Подробнее об этом см.: Бергер Н.В. Творческие предпочтения расследовательской журналистики (на материале петербургской газеты «Ваш тайный советник») // Методология прессы (идентичность творческой составляющей). СПб., 2003. С. 114-120.
9 Подробнее об этом см.: Бергер Н.В. Социальные расследования в петербургской газете «Ваш тайный советник» // Информационная политика в регионе: между прошлым и будущим: Материалы научно-практической конференции в МГУ им. Н.П. Огарева, 19 декабря 2002 г. Саранск, 2003. С. 157—160.
10 Шум Ю. Журналистское расследование: Методические рекомендации. М., 2000. С. 7.
11 Тодоров Ц. Введение в фантастическую литературу / Пер. с фр. Б. Нарумова. М., 1997. С. 1.
12 Цит. по: Станько А.И. Журналистские расследования. Ростов н/Д, 1997. С. 84.
13 Hugo de Burgh. The emergence of investigative journalism // Investigative Journalism: Context and Practice. L.; N. Y., 2001. P. 35.
14 Там же. Р. 38.
15 Вальраф Г. На самом дне // Он же. Репортер обвиняет: Пер. с нем. / Сост. М.Г. Федоров. М., 1988. С. 276.
16 Лацис О.Р. «Мы должны были развернуть эту пушку в другую сторону» / / Пресса в обществе (1959—2000): Оценки журналистов и социологов. Документы. М., 2000. С. 276.
17 Коротич В.А. «Быть соизмеримым со временем...» // Пресса в обществе (1959—2000)... С. 319.
18 Симонов А.К. «Мы проскочили момент личной ответственности» // Пресса в обществе (1959—2000)... С. 419, 430.
19 Журналистское расследование: История метода и современная практика / Под общ. ред. А.Д. Константинова. СПб., 2003. С. 417.
