CC BY
91
СУДЕБНАЯ, ПРАВОЗАЩИТНАЯ И ПРАВООХРАНИТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Пределы осуществления права законодательной инициативы высшими органами судебной власти
ГАНИЧЕВА Екатерина Севериановна, кандидат юридических наук, ведущий научный сотрудник отдела гражданского законодательства и процесса Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации
Российская Федерация, 117218, г. Москва, ул. Большая Черемушкинская, 34
В статье анализируются особенности осуществления высшими судебными органами Российской Федерации права законодательной инициативы. Для этих субъектов Конституция Российской Федерации устанавливает следующее ограничение: Конституционный Суд Российской Федерации и Верховный Суд Российской Федерации могут вносить в Государственную Думу законопроекты, соответствующие вопросам их ведения. Компетенция высших судов включает основные направления или сферы деятельности, функции, полномочия по рассмотрению конкретных категорий гражданских, уголовных, административных дел, а также дел о проверке конституционности законов. При их рассмотрении судами применяются нормы права, регулирующие те или иные правоотношения. Однако это не означает, что Конституционный Суд Российской Федерации и Верховный Суд Российской Федерации вправе инициировать законодательный процесс с целью изменения любого закона, который может применяться при рассмотрении подведомственных им дел.
Ключевые слова: законодательный процесс, право законодательной инициативы Конституционного Суда Российской Федерации и Верховного Суда Российской Федерации, компетенция государственных органов, компетенция высших судов, судебная подведомственность, обеспечение деятельности судов.
Limits of Exercise of the Right of Legislative Initiative by Supreme Judicial Authoritie
E. S. Ganicheva, PhD in law
The Institute of Legislation and Comparative Law under the Government of the Russian Federation
34, Bolshaya Cheremushkinskaya st., Moscow, 117218, Russia
E-mail: civil@izak.ru
The article analyses the features of the realization of the right of legislative initiative by highest judicial authorities of the Russian Federation. The Constitution of the Russian Federation establishes the following limitation For these subjects: The Constitutional Court of the Russian Federation and the Supreme Court of the Russian Federation can introduce bills to the State Duma on the relevant issues within their competence. The competence of superior courts includes major destinations or spheres of activity, functions, powers of investigation of categories of civil, criminal and administrative cases as well as cases on the constitutionality of the act. During the proceedings the courts apply the rule of laws regulating those or other relationships. However, it does not mean that the Constitutional Court of the Russian Federation and the Supreme Court of the Russian Federation have the right to initiate the legislative process in order to change any act that can be applied during proceedings.
Keywords: legislative process, right of legislative initiative of the Constitutional Court of the Russian Federation and the Supreme Court of the Russian Federation, competence of the public authorities, competence of superior courts, judicial jurisdiction, support of courts.
DOI: 10.12737/6089
Согласно ч. 1 ст. 104 Конституции РФ в редакции Закона РФ о поправке к Конституции РФ от 5 февраля 2014 г. № 2-ФКЗ «О Верховном Суде Российской Федерации и прокуратуре Российской Федерации» Конституционному Суду РФ (КС РФ) и Верховному Суду РФ (ВС РФ) принадлежит право законодательной инициативы по вопросам их ведения (в ранее действовавшей редакции ст. 104 Конституции РФ закрепляла такое же право за Высшим Арбитражным Судом РФ (ВАС РФ)). По свидетельству М. А. Митюкова, участника Конституционного совещания, проходившего 29 апреля — 10 ноября 1993 г., в ходе обсуждения проекта Конституции формулировка ст. 104 «вызвала серьезные замечания В. М. Савицкого, А. Б. Венгеро-ва, Б. С. Эбзеева, считавших, что она ставит суды в неравное положение с другими субъектами законодательной инициативы, что ошибочно говорить о предметах ведения судов: они обладают лишь определенной юрисдикцией»1.
Право законодательной инициативы Президента РФ, Совета Федерации, членов Совета Федерации, Государственной Думы, депутатов Государственной Думы, а также Правительства РФ, законодательных (представительных) органов субъектов РФ сформулировано в ст. 104 Конституции как неограниченное. Применительно же к высшим органам судебной власти использована формула, которая определяет сферу распространения их правомочий с помощью такой категории, как «вопросы ведения».
Анализируя содержание данной нормы, некоторые исследователи склоняются к ее расширительному толкованию. В частности, высказывалось мнение, что Верховный Суд РФ и Высший Арбитражный Суд РФ могут осуществлять свое право законодательной инициати-
1 Митюков М. А. К истории конституционного правосудия в России. М., 2002. С. 162.
вы применительно ко всем сферам нормативного регулирования, с которыми связана их правоприменительная деятельность при рассмотрении дел, подведомственных судам общей юрисдикции и арбитражным судам2. Сторонники данной позиции обращают внимание на то, что круг правоотношений, лежащих в основе дел, разрешаемых судами общей юрисдикции и арбитражными судами, предельно широк. В связи с этим С. А. Авакьян отмечает, что «любой вопрос жизни страны в той или иной форме может стать вопросом ведения соответствующего суда»3.
Если последовательно развивать эту мысль применительно к судам общей юрисдикции, то обнаруживается следующее: коль скоро судами могут применяться нормы практически любой отрасли права, то и объем полномочий Верховного Суда РФ при реализации права законодательной инициативы ничем не будет отличаться от полномочий иных субъектов, перечисленных в ст. 104 Конституции РФ. Но подобный вывод изначально неправомерен ввиду наличия в тексте указанной статьи оговорки, которая направлена на ограничение предметного содержания законопроектов, исходящих от высших органов судебной власти. Создается впечатление, что сторонники широкого понимания полномочий судов как субъектов права законодательной инициативы склонны недооценивать буквальное содержание указанной выше конституционной нормы.
Если не отдаляться от текста Конституции РФ, то при исследовании предметного содержания полномочий высших судебных органов как субъектов права законодательной ини-
2 См.: Котелевская И. Взаимодействие властей в законотворчестве: разногласия и поиски компромисса. Проблемы парламентского права России: сб. / под ред. Л. Иванова. М., 1996. С. 68—69 (цит. по: Авакьян С. А. Федеральное Собрание — парламент России. М., 1999. С. 286—287).
3 Авакьян С. А. Указ. соч. С. 285.
циативы необходимо уточнить смысловое значение категории «вопросы ведения», не смешивая ее с процессуально-правовым понятием подведомственности, обозначающим юридический механизм распределения дел между различными юрисдикци-онными органами, в частности, между судами общей юрисдикции, арбитражными судами, Конституционным Судом РФ и уставными (конституционными) судами субъектов РФ.
Споры о праве и иные юридические дела, рассматриваемые в судебном порядке, на основе четко установленных в законе признаков (критериев подведомственности) отнесены к компетенции различных судов. Воздействие, оказываемое ими на те или иные сферы общественных отношений, распределяется неравномерно. Наиболее широкий круг юридических дел относится к ведению судов общей юрисдикции. Юрисдикция арбитражных судов связана главным образом с предпринимательской деятельностью. Задачи Конституционного Суда РФ сосредоточены в сфере охраны конституционных основ государственного и общественного устройства.
Это весьма условное распределение сфер влияния закрепляется при установлении конкретных полномочий судов по рассмотрению различных категорий дел, относящихся к их ведению в соответствии со ст. 49 и 125 Конституции РФ, ст. 3 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 г. № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации», ст. 8, 29 УПК РФ, ст. 22, 122, 245, 262 ГПК РФ, ст. 27—33 АПК РФ, а также в соответствии с другими законами, в которые могут включаться нормы о подведомственности. Иными словами, в процессуально-правовом понятии «подведомственность» отражаются основные полномочия суда как элемент его компетенционно-го статуса. Но общий состав и содержание этих полномочий шире, нежели осуществление судопроизводства по делам, отнесенным к судебной
подведомственности, а сам институт подведомственности не является инструментом, который позволил бы в полной мере определить вопросы ведения высших органов судебной власти, о которых говорится в ст. 104 Конституции РФ.
В юридической лексике, традиционно используемой для раскрытия конституционно-правового статуса государственных органов, распространено близкое по смыслу выражение «предмет ведения». Исходя из семантического сходства (или даже родства) этих речевых оборотов, под вопросами ведения следует понимать вопросы, относящиеся к предмету ведения конкретных государственных органов. По нашему мнению, именно такая трактовка категории «вопросы ведения» должна быть взята за основу при выявлении предметной характеристики права законодательной инициативы, которым наделены высшие судебные органы.
В теории права предмет ведения государственных органов принято рассматривать как один из неотъемлемых элементов их компетенции, которая включает в себя функции, определяющие направления, сферы деятельности тех или иных органов, а также конкретные полномочия. Ю. А. Тихомиров, в частности, выделяет следующие компе-тенционные элементы: 1) нормативно установленные цели; 2) предметы ведения как юридически определенные сферы и объекты воздействия; 3) властные полномочия как гарантированная законом мера принятия решений и совершения действий4.
В соответствии с конституционно-правовым статусом судов основным и только им присущим направлением деятельности является осуществление правосудия в форме консти-туционного5, гражданского, админи-
4 См.: Тихомиров Ю. А. Теория компетенции. М., 2001. С. 55.
5 Ряд авторов отмечают существенное своеобразие конституционного судопро-
стративного и уголовного судопроизводства. Правом рассматривать юридические дела в отдельных случаях наделяются также и иные государственные органы и должностные лица, но правосудие, согласно ч. 1 ст. 118 Конституции РФ, может осуществляться только судами. Как отмечал С. С. Алексеев, «по самой направленности своей деятельности, ее организации и формам они призваны судить (и способны судить) "о праве", т. е. о самой правомерности поведения участников общественных отношений, с введением в действие всех вытекающих отсюда государственно-правовых последствий — назначением наказания за преступление, принудительным изъятием имущества и т. д.»6.
В целях эффективного осуществления правосудия в орбиту деятельности судов включены проблемы охраны и защиты права, выходящие за рамки непосредственного осуществления судопроизводства. В ряде случаев суд становится участником исполнения актов правосудия, а
изводства по сравнению с иными формами осуществления правосудия. По мнению Н. В. Витрука, хотя Конституционный Суд РФ является органом правосудия и составляющей частью судебной системы, тем не менее особая политико-правовая природа названного Суда дает основания рассматривать его самостоятельно, т. е. отдельно от судебной системы Российской Федерации (см.: Общая теория государства и права. М., 1998. Т. 2. С. 522). А. Д. Бойков обращает внимание на то, что деятельность Конституционного Суда РФ и его акты обладают существенными отличиями по сравнению с традиционной правоприменительной деятельностью и актами судов, поэтому термин «правосудие» применительно к конституционному судопроизводству следует использовать лишь в рамках рабочей гипотезы, основанной на текстуальном содержании Конституции РФ (см.: Бойков А. Д. Опасность негативного правотворчества (окончание) // Право и политика. 2000. № 9).
6 Алексеев С. С. Общая теория права. М., 1982. Т. II. С. 325.
также выполняет отдельные функции в досудебных стадиях производства по уголовным делам. Судебная форма защиты права обычно находится в неразрывном единстве с исполнением судебных актов, в ходе которого достигается цель правосудия — защита интересов общества и государства в целом, защита и восстановление прав граждан и организаций, восстановление законности в той или иной сфере общественной жизни и т. д., а закрепление за судами общей юрисдикции контрольных полномочий в отношении органов дознания и следственных органов в итоге направлено на создание предпосылок для эффективного осуществления государственной функции правосудия на стадии судебного разбирательства.
В той части, в которой указанные выше направления правоохранительной деятельности государства соприкасаются с правосудием, появляется целая группа смежных вопросов, которые с полным основанием можно отнести к предмету ведения судов как органов, осуществляющих правосудие. Эти «пограничные» вопросы могут находить отражение в законопроектах, разрабатываемых и вносимых высшими судебными органами страны.
Если же проанализировать их собственный статус, то становится очевидным, что высшим органам судебной власти предназначена особая роль в реализации правоохранительных функций, возложенных на судебную систему в целом. Речь идет прежде всего об обеспечении организационных, кадровых, материальных (в том числе финансовых) условий деятельности всех звеньев судебной системы.
Так, осуществление мер, направленных на создание условий для судебной деятельности арбитражных судов, было отнесено к компетенции Высшего Арбитражного Суда РФ Федеральным конституционным законом от 28 апреля 1995 г. № 1-ФКЗ «Об арбитражных судах в Россий-
ской Федерации» (ст. 10). Принятые в 2013—2014 гг. законодательные акты об объединении высших судов предполагают переход этих функций к Судебному департаменту при ВС РФ (ст. 6 Федерального закона от 8 января 1998 г. № 7-ФЗ «О Судебном департаменте при Верховном Суде Российской Федерации»).
Отсутствие у Верховного Суда РФ полномочий по непосредственному обеспечению деятельности нижестоящих судов не следует расценивать как сужение его компетенции применительно к осуществлению права законодательной инициативы, так как предмет ведения государственного органа не сводится только к его полномочиям. Нельзя не учитывать, что Судебный департамент действует как органичный элемент судебной системы. Он образован для обеспечения ее нужд, и это в итоге служит одним из важных факторов независимости судов (ст. 4 Федерального закона «О Судебном департаменте при Верховном Суде Российской Федерации»). Судебный департамент является обособленным органом, что объясняется необходимостью исключить любые предпосылки для его вмешательства в осуществление правосудия. Однако он ведет свою деятельность под непосредственным влиянием и контролем судейского сообщества. В соответствии со ст. 8 и 9 названного Закона Председатель ВС РФ с согласия Совета судей РФ назначает на должность и освобождает от должности Генерального директора Судебного департамента и по представлению самого Генерального директора назначает на должность и освобождает от должности его заместителей.
Поскольку деятельность Судебного департамента относится к сфере ведения Верховного Суда РФ, существующая ныне практика участия этого Суда в законодательном процессе по вопросам, составляющим круг полномочий Судебного департамента, может быть признана абсолютно правомерной.
Статья 33 Федерального конституционного закона от 31 декабря 1996 г. № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» весьма подробно описывает механизм участия высших судебных органов в урегулировании на законодательном уровне вопросов, касающихся финансирования судов, а именно в разработке бюджета. Наряду с этим высшие судебные органы страны вправе непосредственно выходить с законодательной инициативой по вопросам, касающимся финансирования судов.
Таким образом, предмет ведения высших органов судебной власти не ограничивается собственно юрисдикционными полномочиями, т. е. полномочиями по рассмотрению и разрешению дел, относящихся к их подведомственности и подсудности. И это не позволяет согласиться с приведенным выше высказыванием о том, что суды обладают только юрисдикцией и к ним неприменимо понятие «предмет ведения». Полномочия высших органов судебной власти не исчерпываются юрис-дикционными полномочиями. Следовательно, и предмет ведения, если определять его с помощью таких категорий, как сферы и объекты воздействия, осуществляемого в ходе реализации властных полномочий, не сводится лишь к тем правоотношениям, которые являются объектами, испытывающими воздействие в результате принятия соответствующих судебных актов.
Специфическое положение судов в системе органов государственной власти обусловливает тот сравнительно узкий сегмент, в пределах которого данные органы реализуют свое право законодательной инициативы. Практика его осуществления высшими судебными органами в основном демонстрирует их единство в понимании того, что упомянутые в ст. 104 Конституции РФ «вопросы ведения» представляют собой вопросы, относящиеся к порядку и условиям осуществления правосудия. Поэтому объектом их внимания при
реализации права законодательной инициативы могут становиться отношения в сфере судоустройства и организации судейского сообщества, вопросы, связанные со статусом судей и обеспечением деятельности судов, процессуальный режим осуществления судопроизводства и проблемы исполнения судебных актов; отдельно можно говорить о праве Верховного Суда РФ выступать с законодательной инициативой по проблемам реализации судами общей юрисдикции некоторых полномочий на стадиях возбуждения уголовного дела и предварительного расследования.
Если проанализировать предметное содержание законопроектов, которые вносились в Государственную Думу Верховным Судом РФ за весь период с момента принятия Конституции РФ 1993 г., то нетрудно обнаружить, что в подавляющем большинстве случаев реализация права законодательной инициативы была связана с изменением законодательства о судоустройстве, процессуального законодательства, правовых норм, регулирующих статус судей и органов судейского сообщества, пенсионное обеспечение судей в отставке, финансирование судебной системы (поправки к ежегодным законам о федеральном бюджете), информационное обеспечение, а также исполнение судебных актов, в том числе исполнение наказаний.
Но наряду с этим Верховный Суд РФ неоднократно вносил в Государственную Думу законопроекты, предусматривающие изменение уголовного законодательства. Признание за этим Судом особой роли в области совершенствования уголовно-правового регулирования основано, по-видимому, на положении ст. 8 Федерального закона от 13 июня 1996 г. № 64-ФЗ «О введении в действие Уголовного кодекса Российской Федерации». В соответствии с данной нормой проекты федеральных законов, предусматривающие принятие изменений и дополнений
в УК РФ, могут быть внесены в Государственную Думу только при наличии официальных отзывов Правительства РФ и Верховного Суда РФ. Впрочем, самостоятельное внесение законопроектов об изменении и дополнении норм УК РФ — это практически единственное направление непосредственного воздействия ВС РФ на законы, регулирующие те правоотношения, которые составляют предметное содержание дел, рассматриваемых судами.
Такой же сдержанный подход к реализации права законодательной инициативы демонстрировал и Высший Арбитражный Суд РФ. Лишь однажды им было принято решение, которое можно было бы признать отступлением от этой линии. Оно касалось внесения в Государственную Думу проекта первой части ГК РФ, в разработке которого данный Суд принимал активное участие. Постановлением от 23 февраля 1994 г. № 9 «О внесении на рассмотрение Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации проекта первой части Гражданского кодекса Российской Федерации» Пленум ВАС РФ одобрил законопроект и поручил Председателю внести его в порядке законодательной инициативы на рассмотрение Государственной Думы, а в случае внесения данного законопроекта Правительством РФ — представить в Государственную Думу документы о поддержке проекта. Однако в итоге ВАС РФ воздержался от реализации своих полномочий по внесению законопроекта и уступил инициативу Президенту РФ, который осуществлял свое право законодательной инициативы не только при принятии первой части Кодекса, но и всех его последующих частей.
Если бы высшие суды исходили из широкого толкования ч. 1 ст. 104 Конституции РФ и активно демонстрировали бы такой подход на практике, то перед законодателем в зависимости от конкретных политических условий могла бы возникнуть проб-
лема установления более ясных и недвусмысленных критериев объема и содержания предоставленного им права законодательной инициативы, которое на сегодняшний день ограничено не вполне четким условием. Однако его содержание, по нашему мнению, свидетельствует не столько о недостатках текстуальной формы или пробеле регулирования, сколько о расчете разработчиков проекта Конституции РФ на то, что в процессе освоения новой конституционно-правовой реальности высшие суды выработают для себя собственные критерии самоограничения.
Характеризуя содержание права законодательной инициативы, предоставленное высшим органам судебной власти, необходимо особо обозначить подходы к решению этой задачи применительно к деятельности Конституционного Суда РФ. Его практика показывает, что во многих случаях причиной обращения в указанный Суд становится не смысловое противоречие оспариваемой нормы положениям Конституции РФ, а недостатки или полное отсутствие механизмов реализации конституционных прав и свобод. Выявляя такого рода недостатки, намечая в своих решениях пути их преодоления, КС РФ никогда не усматривал в этом повода для реализации своего права законодательной инициативы. И эту позицию следует признать абсолютно верной. Впрочем, допуская возможность существования иной точки зрения, мы полагаем необходимым вновь обратиться к тексту Конституции РФ и использовать argumentum a contrario. При рассмотрении дел, подведомственных КС РФ, объектом его исследования и проверки на предмет конституционности может стать любая правовая норма, относящаяся к любой отрасли законодательства. Если предположить, что КС РФ вправе выступать с законодательной инициативой по всем без исключения вопросам, которые являются или могут стать предметом правового регулирования, то ого-
ворка о вопросах ведения, использованная в тексте ст. 104 Конституции РФ применительно к высшим судебным органам, становится просто излишней.
Представителями юридической науки было высказано и другое, еще более весомое замечание по поводу особенностей осуществления права законодательной инициативы Конституционным Судом РФ. С. А. Ава-кьян и В. В. Лазарев, в частности, обращают внимание на то, что нормы, принятые законодателем по инициативе КС РФ, сами могут стать объектом проверки на соответствие Конституции РФ7. Еще на стадии разработки и обсуждения проекта Конституции РФ подобного рода доводы высказывались некоторыми участниками Конституционного совещания, выступавшими против наделения КС РФ правом законодательной инициативы и говорившими о недопустимости рассмотрения этим Судом дел о проверке конституционности закона, являющегося его «собственным детищем»8.
Однако в 1993 г. возобладала другая точка зрения. Причем в современной литературе она получила весьма неожиданную интерпретацию. Так, по мнению И. А. Скворцо-ва-Савельева, наделение Конституционного Суда РФ правом законодательной инициативы является избыточным и служит цели соблюдения формального равенства между высшими федеральными судами9.
7 См.: Авакьян С. А. Указ. соч. С. 286; Лазарев В. В. Материалы Всероссийского совещания по проблемам исполнения федеральными органами государственной власти и органами государственной власти субъектов Российской Федерации решений Конституционного Суда Российской Федерации и конституционных (уставных) судов субъектов Российской Федерации (Москва, 22 марта 2001 г.). М., 2001. С. 68.
8 См.: Митюков М. А. Указ. соч. С. 161.
9 См.: Скворцов-Савельев И. А. Суды Российской Федерации как субъекты права законодательной инициативы федерального
С подобным объяснением согласиться нельзя, и причиной тому служит не его, так сказать, подкупающая простота, а то, что оно абсолютно не учитывает наличия вполне реальной потребности КС РФ участвовать в законодательном процессе посредством внесения законопроектов, связанных с обеспечением его собственной деятельности.
Тем не менее для Конституционного Суда РФ вопросы ограничения права законодательной инициативы имеют особый смысл. Его активное использование привело бы к появлению целой категории «привилегированных» норм, генетически связанных с КС РФ, изначально задуманных как средство наиболее полной и эффективной реализации положений Конституции РФ. Столь авторитетное происхождение этих новелл в случае оспаривания их конституционности поставило бы под сомнение объективность КС РФ, который был бы вынужден оценивать плоды собственной законотворческой деятельности. В подобных ситуациях конституционное судопроизводство воспринималось бы как формальное осуществление установленной процедуры, т. е. как процесс без правосудия, поскольку нельзя быть судьей в собственном деле.
Следует обратить внимание и на неблагоприятный морально-политический аспект активного участия Конституционного Суда РФ в законодательном процессе путем реализации права законодательной инициативы по широкому спектру вопросов правового регулирования. При таком развитии событий вполне обычным явлением могла бы стать публичная полемика между КС РФ и другими участниками законодательного процесса в рамках парламентских дебатов, конкуренция законопроектов и отклонение Государственной Думой той принципиальной позиции, которая ранее была
уровня: вопросы теории и практики: авто-реф. дис. ... канд. юрид. наук. СПб., 2010. С. 19.
закреплена в постановлении данного Суда, а затем нашла отражение в его законопроекте. Когда такой проект вносится в Государственную Думу другим субъектом права законодательной инициативы, принципиальная критика и даже резкое неприятие позиции КС РФ также не исключены, но подобного рода ситуации теряют свою остроту для самого Суда, поскольку между ним и парламентом встает фигура иного субъекта законодательной инициативы.
В тех случаях, когда Конституционный Суд РФ при рассмотрении подведомственных ему дел обнаруживает необходимость в совершенствовании отдельных правовых норм и институтов в целях обеспечения эффективной реализации положений Конституции РФ, он имеет все основания для того, чтобы воздержаться от реализации права законодательной инициативы. Для таких специфических ситуаций Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации» устанавливает особый механизм внесения изменений в действующее законодательство. Он предусматривает обязанность Правительства РФ осуществить разработку законопроекта и внести его в Государственную Думу. Такой порядок реализации постановлений КС РФ был установлен в 2001 г., т. е. по итогам почти десятилетнего опыта конституционного нормокон-троля10. Его можно воспринимать и как меру, направленную на усиление правотворческой роли данного Суда, и как своеобразную реакцию на его пассивность в сфере реализации права законодательной инициативы, и вместе с тем как средство, косвенным образом вводящее дополнительные ограничения этого права.
10 См. Федеральный конституционный закон от 15 декабря 2001 г. № 4-ФКЗ «О внесении изменений и дополнений в Федеральный конституционный закон "О Конституционном Суде Российской Федерации"».
На наш взгляд, особенности функций и полномочий Конституционного Суда РФ, а также его роли в политической жизни общества обусловливают существование объективной необходимости ограничения права законодательной инициативы в целях сохранения логической целостности института судебного конституционного нормоконтроля. В целом же установленное ст. 104 Конституции РФ ограничение права законодательной инициативы, как и демонстрируемая высшими судами РФ сдержанная и даже осторожная позиция в выборе поводов для реализации этого права, можно рассматривать в качестве одного из практических проявлений принципа разделения властей, соблюдение которого способствует поддержанию авторитета судебной власти.
Библиографический список
Авакьян С. А. Федеральное Собрание — парламент России. М., 1999.
Алексеев С. С. Общая теория права. М., 1982. Т. II.
Бойков А. Д. Опасность негативного правотворчества (окончание) // Право и политика. 2000. № 9.
Котелевская И. Взаимодействие властей в законотворчестве: разногласия и поиски компромисса. Проблемы парламентского права России: сб. / под ред. Л. Иванова. М., 1996.
Лазарев В. В. Материалы Всероссийского совещания по проблемам исполнения федеральными органами государственной власти и органами государственной власти субъектов Российской Федерации решений Конституционного Суда Российской Федерации и конституционных (уставных) судов субъектов Российской Федерации (Москва, 22 марта 2001 г.). М., 2001.
Митюков М. А. К истории конституционного правосудия в России. М., 2002.
Общая теория государства и права. М., 1998. Т. 2.
Скворцов-Савельев И. А. Суды Российской Федерации как субъекты права законодательной инициативы федерального уровня: вопросы теории и практики: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. СПб., 2010.
Тихомиров Ю. А. Теория компетенции. М., 2001.
