CC BY
566
УДК 94 (47) "1825.12.14"
Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2014. Вып. 4
М. С. Белоусов
«ПРЕДАТЕЛЬСТВО» С. П. ТРУБЕЦКОГО: PRO ET CONTRA
В статье анализируется восприятие образа С. П. Трубецкого в основных историографических концепциях событий междуцарствия и восстания 14 декабря 1825 г. Подробное исследование проблемы подводит автора к выводу, что историография движения декабристов за почти 190 лет существования пережила две правительственные концепции восстания. Кроме того, указывается, что образ С. П. Трубецкого как труса и предателя является основным моментом официальных правительственных концепций. Первая начала создаваться окружением Николая I сразу после восстания и оказала серьезное влияние на всю дореволюционную историографию. Вторая — сталинская, была сформулирована М. В. Нечкиной и предопределила развитие советского декабристоведения. При этом о роли С. П. Трубецкого появлялись и противоположные, положительные мнения. Они были связаны с попытками отдельных историков отойти от канонических концепций и предложить свое истолкование событий междуцарствия 1825 г. Но статус и значение правительственных концепций предопределили негативное восприятие образа С. П. Трубецкого в массовом сознании. Библиогр. 33 назв.
Ключевые слова: декабристы, междуцарствие, восстание 14 декабря 1825 г., С. П. Трубецкой, историография.
M. S. Belousov
THE "TREASON" OF S. P. TROUBETZKOY: PRO ET CONTRA
This article analyzes the perception of an image of S. P. Troubetskoy in the main historiographical concepts of interregnum events and the revolt on December 14th, 1825. Detailed research of this problem brings the author to a conclusion that the historiography of Decemberist movement went through two governmental concepts of revolt in nearly 190 years of existence. It is indicated that the image of S. P. Troubetskoy as coward and the traitor is a main issue of official governmental concepts. The first of them started being created by Nikolay's I environment right after the revolt and had serious impact on all pre-revolutionary historiography. The second of them was formulated by M. V. Nechkina during the Stalin regime, and predetermined the development of Soviet studies of decembrism. There were also opposite, positive opinions regarding S. P. Troubetskoy's role. They were connected with attempts of certain historians to depart from initial concepts and to offer the interpretation of events of the 1825 interregnum. But the status and significance of these concepts predetermined negative perception of S. P. Troubetskoy's image in mass consciousness. Refs 33.
Keywords: decembrists, interregnum, the revolt on December, 14th, 1825, S. P. Troubetzkoy, historiography.
С. П. Трубецкой — один из основателей Союза Спасения, один из авторов Зеленой книги — устава Союза Благоденствия, один из лидеров Северного общества, избранный диктатор петербургского восстания. Казалось бы, из декабристов именно к этому персонажу должно быть приковано самое пристальное внимание исследователей. Но его неявка на Сенатскую площадь в решающий момент петербургского восстания 14 декабря в корне изменила восприятие С. П. Трубецкого в литературе. На передний план были выдвинуты другие декабристы, а за С. П. Трубецким закрепился образ труса и предателя, изменившего делу и товарищам. На каждом этапе развития историографии звучали и противоположные мнения, иначе трактующие
Белоусов Михаил Сергеевич — кандидат исторических наук, Санкт-Петербургский государственный университет, Российская Федерация, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9; [email protected]
Belousov Mikhail S. — Candidate of History, St.Petersburg State University, 7/9, Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russian Federation; [email protected]
события восстания 14 декабря. Тем не менее в массовом сознании закрепилось стереотипно негативное восприятие фигуры С. П. Трубецкого. Существуют ли у этого явления историографические причины — основной вопрос настоящей статьи.
Приступая к статье по историографической тематике, следует отметить, что в литературе уже была предпринята попытка обобщить эволюцию представлений разных историков о С. П. Трубецком. Речь идет о статье Н. Г. Ремизовой «Декабрист С. П. Трубецкой в русской и советской историографии» [1]. Эта работа написана в лучших традициях советской исторической науки. Автор выделила и проанализировала все существенные упоминания о С. П. Трубецком в литературе. Рассматривая эту статью, мы можем проследить, как изменялась оценка С. П. Трубецкого, но вопрос о причинах этих изменений до сих пор остается открытым.
Н. Г. Ремизова отмечала, что долгое время «исследователи заостряли основное внимание на поведении последнего (С. П. Трубецкого. — М. Б.) в день 14 декабря, а его деятельности в тайных обществах почти не уделяли внимания» [1, с. 14]. Следуя Н. Г. Ремизовой, можно сделать вывод, что восприятие фигуры С. П. Трубецкого диктовалось общим пониманием событий междуцарствия 1825 г. Анализ генезиса представлений о С. П. Трубецком неразрывно связан с анализом сложившихся в литературе общих концепций междуцарствия.
«Историография декабризма возникла сейчас же после того, как прогремели пушки на Сенатской площади» [2, с. 6]. Действительно, правительственная концепция восстания, как показала А. Г. Готовцева [3], начала формироваться сразу после разгрома восстания. «На следующий день официально в газете "Санкт-Петербургские ведомости" появилось написанное Блудовым первое сообщение о произошедших событиях» [4, с. 17]. Таким образом, перу Д. Н. Блудова принадлежит самая первая концепция междуцарствия и восстания. Результатом его деятельности стало создание «Донесения следственной комиссии» [5] — документа, отобразившего правительственную трактовку развития тайного общества, в том числе в декабре 1825 г.
Итак, согласно правительственной концепции, 27 ноября 1825 г., получив сообщение о смерти Александра I, лидеры Северного общества приняли решение об уничтожении организации. Но появившиеся слухи о том, что Константин Павлович не примет престол, дали заговорщикам возможность воспользоваться этими обстоятельствами. В первые дни междуцарствия С. П. Трубецкой был избран диктатором. В ходе совещаний был разработан план, согласно которому в момент переприсяги членам общества необходимо было провоцировать солдат к возмущению, а затем «с первым полком, который откажется от присяги, идти к ближайшему, а там далее, увлекая один за другим» [5, с. 53]. Вслед за этим должны были последовать переговоры с Николаем Павловичем, в результате которых необходимо было добиться созыва учредительного собрания. Согласно «Донесению...», К. Ф. Рылеев считал, что войскам необходимо идти на Петровскую площадь и переговоры вести с Сенатом, в результате которых учредить временное правление. Таким образом, в соответствии с «Донесением.», план восстания был предложен С. П. Трубецким, но в него были внесены коррективы К. Ф. Рылеева. Эти изменения и стали реализовываться в день 14 декабря.
В «Донесении. » С. П. Трубецкой изображен деятельным участником подготовки восстания. Он был избран диктатором — «полновластным начальником» [5, с. 59]. На встрече 8 декабря С. П. Трубецкой, согласно «Донесению.», совмест-
но с Г. С. Батенковым разработали план непременных преобразований государства в случае победы восстания [5, с. 50]. Он участвовал в собраниях тайного общества 12 и 13 декабря, где предлагал провозгласить императором Александра Николаевича [5, с. 52], а также разработал план восстания «от полка к полку» [5, с. 53] и Манифест [5, с. 54].
При этом в ходе подготовки восстания С. П. Трубецкой, согласно «Донесению...», проявлял нерешительность. 27 ноября именно он предложил распустить общество [5, с. 49]. В ходе обсуждения программы преобразований заявлял, «что войск за них, вероятно, будет очень мало» [5, с. 50]. Вечером 13 декабря стал проситься отпустить его на юг [5, с. 54]. И в итоге, «чем ближе подходило <...> роковое мгновение <...>, тем больше изъявлял нерешимости избранный им начальник, уже, видимо, волнуемый раскаянием или, по крайне мере, страхом» [5, с. 54].
После рассказа о подготовке восстания в «Донесении.» идет описание событий 14 декабря. События освещаются только с одной стороны: раскрывается, как поднимались полки. О том, как восстание было подавлено, не говорится ни слова. 14 декабря Николай I одержал важную военную и политическую победу. Но, видимо, пока воспоминания об этом событии не улеглись, власти не решились воспевать мужество и доблесть государя, расстрелявшего собственную гвардию.
Поэтому события 14 декабря описываются не как победа Николая I, а как поражение восставших. Подчеркивается их разобщенность, внутренние противоречия, хаотичность действий. И в конечном счете называется главная причина поражения: «Но из людей, кои были душою заговора или обещали принять главное начальство над вовлеченными в обман войсками, явился на сборном месте один Якубович и ненадолго <...>, он вскоре оставил мятежников» [5, с. 58]. Таким образом, причина поражения восстания, согласно «Донесению.» — измена лидеров: С. П. Трубецкого, К. Ф. Рылеева, Г. С. Батенкова, А. И. Якубовича и А. М. Булатова.
Измена последних объясняется в «Донесении.» следующим образом: 13 декабря они были представлены С. П. Трубецкому. У них возникло подозрение, что восстание может привести С. П. Трубецкого на престол, из-за чего они приняли решение не содействовать участникам мятежа [5, с. 55]. Отсутствие К. Ф. Рылеева объясняется так: «увидев, что нет князя Трубецкого на площади, поехал искать его и не возвращался» [5, с. 58]. Г. С. Батенков, узнав, как развиваются события, «спешил присягнуть, забыв о планах для перемен в государстве» [5, с. 58]. И наиболее малодушно повел себя С. П. Трубецкой: «скрывался от своих сообщников, он спешил в Главный штаб присягать <.>, ему несколько раз делалось дурно; он бродил весь день из дома в дом, удивляя всех встречавших его знакомых, наконец, пришел ночевать к своему свояку, посланнику австрийского двора» [5, с. 58].
Итак, в «Донесении.» предлагается первая по времени трактовка ключевых событий периода междуцарствия. События представлены следующим образом. Присяга Константину и перспектива переприсяги Николаю стали основной причиной начала подготовки восстания. В первых числах декабря 1825 г. С. П. Трубецкой был избран диктатором. Он предложил план восстания: один из коренных гвардейских полков отказывается от присяги, идет к ближайшему и присоединяет его к себе и т. д. При этом у К. Ф. Рылеева было особое мнение, что все неприсягнувшие полки должны идти на Сенатскую площадь. Так и произошло 14 декабря. Но в решающий момент все лидеры изменили, и в результате восстание потерпело поражение. Та-
ким образом, первая концепция 14 декабря указывает на пятерых предателей, один из них изменил по малодушию — С. П. Трубецкой.
Изданием «Донесения ...» реализация правительственной концепции не ограничилась. Сразу после подавления восстания Николай I проводил встречи с представителями дипломатического корпуса иностранных государств и давал поручения российским представителям за рубежом предлагать «верное» освещение событий. С. Н. Искюль [6] проанализировал мероприятия российского Министерства иностранных дел, связанные с освещением событий 14 декабря.
Эту деятельность можно охарактеризовать как интенсивную. В частности, 15 декабря К. В. Нессельроде отправил российским представителям за границей циркулярную депешу с описанием событий восстания. 16 декабря состоялась встреча К. В. Нессельроде с английским (Стрэнгфордом), французским (Лаферроне) и австрийским (Лебцельтерном) послами. 19 декабря российским представительствам был разослан циркуляр, уточнявший содержание депеши. 20 декабря состоялся официальный прием иностранных дипломатов Николаем I. Кроме того, в последних числах декабря были отправлены известительные грамоты главам европейских государств и президенту США.
В дипломатических документах и в ходе приемов предлагалось истолкование событий. Во время неофициальных встреч оно дополнялась акцентами и нюансами. В итоге на Западе было сформировано ясное представление о событиях 14 декабря, отразившееся в прессе и публицистике. А. Н. Шебунин, анализируя процесс освещения восстания на Западе, отметил, что восприятие основывалось на «Донесении.» и «что к нему прибавлялись ходячие слухи» [7, с. 309]. При этом А. Н. Шебунин специально в выводе работы подчеркивает: «Большая часть этих слухов пущена <...> в оборот еще в 1826 году и имеет официальное русское происхождение» [7, с. 310]. В данном контексте интересно наблюдение С. Н. Искюля о том, что российские дипломаты тщательно отслеживали публикации относительно событий 14 декабря и требовали излагать события в соответствии с официальной версией [6, с. 259].
Истолкование событий посредством Министерства иностранных дел вкупе со слухами и анекдотами, исходившими из того же источника, можно считать формой реализации правительственной концепции восстания. А. Н. Шебунин обратил внимание, что одним из наиболее повторявшихся в западной прессе сюжетов был рассказ об аресте и первом допросе С. П. Трубецкого [7, с. 290-291]. Этот эпизод изображался следующим образом: С. П. Трубецкой днем 14 декабря не явился на Сенатскую площадь, вечером и ночью прятался в доме князя Лебцельтерна, а когда был арестован и доставлен к Николаю I, на первом же допросе упал перед ним на колени и умолял о пощаде. В специальной статье мы показали, что события в ходе первого допроса развивались иначе, чем это преподносилось [8].
Но, имея в распоряжении подобный сюжет, публицистам сложно было отказать себе ярко его репрезентовать. А. Н. Шебунин так пересказывает сообщение французского «Le Moniteur universel»: «И вот, этот "сентиментальный филантроп, этот хороший муж" стал во главе "шайки тигров", стремившихся сделать стольких женщин вдовами и "утолить свою жажду крови на императорской семье". В день восстания этот "своеобразный Катилина" струсил»[7, с. 291].
Конечно, сюжет о падении на колени представлял собой находку для западной прессы. В 1820-е годы в Европе в литературе господствует романтизм. Писать об
исключительных персонажах в исключительных обстоятельствах — самое доходное дело. В случае с С. П. Трубецким сама история преподносила эпизод, полный художественного драматизма. Крупнейшая европейская империя, мятеж с целью свержения самодержавия, лидер заговорщиков — представитель одного из древнейших родов, избран «диктатором». И вот в решающий момент он не является к своим товарищам, скрывается в доме иностранного посла и после ареста во время первого же допроса умоляет сохранить ему жизнь. Чуть позже появляются сообщения о том, что за С. П. Трубецким в Сибирь последовала его супруга. Это сделало биографию С. П. Трубецкого одним из наиболее ярких и интересных эпизодов российской истории первой половины XIX в.
Этот вывод подтверждается анализом содержания европейской публицистики 1830-1840 гг. А. Н. Шебунин, рассматривая указанные произведения, в каждом из них обнаруживает рассуждение о неудачном выборе диктатора восстания [7, с. 295-310]. В европейском общественном мнении сложился стереотип о мягкости и нерешительности С. П. Трубецкого. В основе этого стереотипа лежит сюжет о падении на колени в ходе первого допроса, а значит, и искреннем раскаянии, и малодушии.
Этот стереотип органично дополнял содержание «Донесения.». Восстание потерпело поражение из-за предательства вождей, один из них это сделал из-за трусости — С. П. Трубецкой. В ночь на 15 декабря на первом допросе он молил о пощаде. Драматизм эпизода, внимание публицистов к этому сюжету именно неявку С. П. Трубецкого выдвинули на передний план. Отсутствие на Сенатской площади К. Ф. Рылеева, Г. С. Батенкова, А. И. Якубовича и А. М. Булатова из ключевого момента трансформировалось в малозначительное обстоятельство. Сформировалось четкое объяснение причины поражения — неявка «диктатора».
Дальнейшее развитие правительственной концепции связано с именами М. А. Корфа и М. И. Богдановича В работе М. А. Корфа «Восшествие на престол Николая I» [9] внимание фокусируется прежде всего на фигуре и деяниях самого будущего императора, С. П. Трубецкой ни разу не упоминается. В труде М. И. Богдановича [10] немало внимания уделяется истории тайного общества до 19 ноября 1825 г. Вызывает интерес характеристика, данная М. И. Богдановичем С. П. Трубецкому: «Вообще — Трубецкой являлся человеком надменным, желавшим играть видную роль и страшившимся исполнить собственные предначертания. Его бездействие в день 14 декабря 1825 года <.> ослабило пагубную решимость его сподвижников и уменьшило число жертв безумного покушения» [10, с. 444].
Эту короткую характеристику можно считать квинтэссенцией развития правительственной концепции в XIX в.: 1) ввиду доблести и мужества Николая I восстание изначально было обречено на неудачу (М. А. Корф); 2) лидеры восставших изменили делу («Донесение.»); 3) С. П. Трубецкой не явился на площадь из-за трусости и по малодушию (стереотип общественного мнения, сформировавшийся из-за слухов о его поведении на первом допросе).
В конце XIX — начале XX в. в литературе стали предприниматься попытки иначе трактовать поведение С. П. Трубецкого в день 14 декабря. Но, как показывает анализ Н. Г. Ремизовой [1, с. 9-14], это были не специальные исследования, а статьи для энциклопедий, публикации в прессе. Крупные работы, появившиеся в этот период, были посвящены изучению эволюции общественно-политических взглядов
декабристов. Речь идет об исследованиях А. Н. Пыпина [11], В. И. Семевского [12], М. В. Довнар-Запольского [13] и др. В них события междуцарствия оставались в стороне от внимания исследователей. Оно фокусировалось на изучении эволюции идеологии движения.
В этих обстоятельствах С. П. Трубецкой оказался на втором плане, ведь его перу принадлежат лишь комментарии к Конституции Н. М. Муравьева и набросок «Манифеста к русскому народу». Ярким примером, подтверждающим эту мысль, является монография А. Н. Шебунина «Декабристы» [14], написанная, правда, уже в 1920-е годы и не опубликованная до сих пор, а современному исследователю знакомая лишь в рукописном варианте. А. Н. Шебунин уделял пристальное внимание характеристике общественно-политических взглядов Н. М. Муравьева, П. И. Пестеля, И. Д. Якуш-кина, М. С. Лунина и в результате проведенного анализа выделил основные течения в идеологии декабризма. С. П. Трубецкого он отнес к одному из этих течений лишь на основании того, что им написаны комментарии к Конституции Н. М. Муравьева. Этим наблюдением и ограничился разбор его политического мировоззрения.
Поэтому смело можно сделать вывод о том, что когда в конце XIX — начале XX в. общественно-политические взгляды декабристов стали актуальной исследовательской проблемой, мировоззрение С. П. Трубецкого не привлекало пристального внимания. Отсутствие ясных представлений о характере политического мышления С. П. Трубецкого оставляло исследователям только один способ объяснить его поступки в день 14 декабря — анализировать отзывы современников о его личных качествах.
Конец XIX — начало XX в. было противоречивым периодом в развитии историографии движения декабристов. Лапидарные и неуверенные попытки отказаться от постулатов правительственной концепции сочетались с ее доминированием в большинстве работ. Говоря об этой противоречивости, Н. Г. Ремизова обращала внимание на то, что С. П. Трубецкого «наиболее резко характеризовали представители правящего лагеря» [1, с. 14]. Наверное, стоит отказаться от однозначности этого вывода.
Сложно одного из отцов-основателей марксисткой историографии М. Н. Покровского отнести к правительственному лагерю. А ведь в 1907 г. он совместно с К. Н. Левиным указывал на «весьма некрасивую роль» [15, с. 97], которую С. П. Трубецкой играл в заговоре, совместно с другими лидерами, отказавшись выполнять свои обязательства. Рассматривая первый допрос, исследователи указали, что Николай I «вышвырнул» С. П. Трубецкого «из кабинета пинком» [15, с. 132]. Таким образом, М. Н. Покровский в 1907 г. в точности воспроизводил правительственную концепцию, причем не соединяя ее элементы, а отдельно воспроизводя содержание «Донесения...» о событиях 14 декабря и сообщения о первом допросе С. П. Трубецкого.
Справедливости ради стоит отметить, что позже М. Н. Покровский несколько раз изменит свою точку зрения на фигуру С. П. Трубецкого. Но сложившееся благодаря правительственной концепции восприятие событий находилось в подкорке любого образованного человека того времени. Яркой иллюстрацией этому может служить произведение Л. М. Рейснер «Князь Сергей Петрович Трубецкой» [16]. Излишне подробно рассказывать о биографии известной советской журналистки и писательницы. Блестяще образованная дочь университетского профессора, объект
вдохновения многих поэтов, оживший образ революционной женской красоты, она пишет художественный рассказ о диктаторе восстания 1825 г.
В изображении Л. М. Рейснер С. П. Трубецкой «мерзкий» и «гнилой» человек. В ходе заграничного похода по молодости он увлекся европейскими идеями. Но уже через три года после основания тайного общества оно стало его тяготить, и он сбежал во Францию на два года. Известие о ликвидации Союза Благоденствия его обрадовало, но понимание того, что П. И. Пестель продолжает начатое дело, заставило участвовать в Северном обществе. Вся его деятельность была направлена на то, чтобы помешать П. И. Пестелю на юге, а К. Ф. Рылееву в Петербурге создать единую и крепкую организацию. Узнав о смерти Александра I и увидев активность К. Ф. Рылеева, С. П. Трубецкой осознал, что отойти от дел значило бы привести К. Ф. Рылеева к власти. Вся его деятельность в период междуцарствия — попытка сорвать выступление. Он предложил неудачный план, отговаривал участвовать и в конечном счете не явился на площадь, а весь день 14 декабря искал, как бы присягнуть Николаю I.
Л. М. Рейснер не просто воспроизводит николаевское восприятие событий, отдельные фрагменты она гиперболизирует и заостряет. Конечно же, знак минус в оценке движения и восстания меняется на плюс, но С. П. Трубецкой остается тем же, кем и был в правительственной концепции.
Эта статья была написана и опубликована в 1925 г., в год столетнего юбилея со дня восстания. Значение этой даты в историографии движения декабристов сложно переоценить. Как пишет М. М. Сафонов, «появление специальных работ, посвященных событиям 14 декабря, в которых подробно рассматривался план выступлений, было связано с празднованием столетнего юбилея восстания декабристов» [17, с. 256]. Среди этих исследований прежде всего следует назвать работы Е. В. Сказина «Восстание 14 декабря 1825 года» [18] и А. Е. Преснякова «14 декабря 1825 года» [19]. Они были подробно проанализированы М. М. Сафоновым [17] в отдельной статье. Он отметил, что в них превалировала мысль, согласно которой реального конкретного плана выступления тайное общество так и не выработало. Но они ознаменовали собой отказ от правительственной концепции восстания и стали попыткой предложить новое истолкование событиям 14 декабря.
Тогда же в 1925 г. выходит статья Н. Ф. Лаврова «Диктатор 14 декабря» [20], посвященная политической биографии С. П. Трубецкого. Работе Н. Ф. Лаврова присущи отличительные черты ранней марксистской историографии. На исторический процесс, пусть и не всегда последовательно, он стремился смотреть с позиции экономического детерминизма. Кроме того, стоит отметить еще один важный момент: Н. Ф. Лавров в своем распоряжении имел ограниченный круг материалов, что определило некоторую узость источниковой базы исследования.
Н. Ф. Лавров рассматривает основные проблемы биографии С. П. Трубецкого, начиная с детских лет и завершая днем восстания 14 декабря, а затем арестом. Пытаясь сфокусироваться на биографии С. П. Трубецкого, Н. Ф. Лавров зачастую уходит к решению общих вопросов истории движения декабристов. Необходимо подчеркнуть, что Н. Ф. Лавровым предложена оригинальная концепция восстания и определение роли С. П. Трубецкого в решающие дни периода междуцарствия.
Согласно Н. Ф. Лаврову, в первых числах декабря тайное общество внимательно следило за тем, как решался вопрос о престоле. 9 декабря было принято окончательное решение начать подготовку восстания. «Учет сил» дал возможность построить
план, «безошибочно сулящий успех» [20, с. 196] — речь идет о плане, подразумевавшем восстание полка и движение к следующему для «революционизации». Как пишет Н. Ф. Лавров, «конкретно предложено было», что восстание начнет Гвардейский экипаж, направится к Измайловскому полку, затем и к конному саперному эскадрону; Московский полк привлечет к восстанию Егерский, Гренадерский поднимет артиллерию, а Финляндский придет самостоятельно.
12 декабря стало ясно, что для реализации этого плана у общества недостаточно сил: «можно было рассчитывать только на 3 гвардейские части» [20, с. 200]. Недостаточность сил и понимание того, что «артиллерия палить будет», заставили С. П. Трубецкого изменить план. Ключевым элементом должны были стать арест и убийство Николая Павловича. Наряду со взятием дворца предполагалось захватить и Петропавловскую крепость силами Гренадерского полка под командованием помощника диктатора А. М. Булатова. «Овладение дворцом предполагалось после успешного сбора необходимых воинских частей» [20, с. 201], и эта задача возлагалась на другого помощника диктатора А. И. Якубовича. Распределяя обязанности, С. П. Трубецкой назначил начальником штаба Е. П. Оболенского, а на себя, по мнению Н. Ф. Лаврова, «принял политическую диктатуру и общее руководство восстанием» [20, с. 202].
13 декабря стало ясно, что нельзя рассчитывать ни на Финляндский, ни на Измайловский полки. Сомнение вызывал выход Гренадерского и Московского полков. В этой ситуации у С. П. Трубецкого «возникла мысль о том, чтобы отложить восстание в Петербурге и отправиться в Киев» [20, с. 203]. Но он этого не сделал и, согласно Н. Ф. Лаврову, внес еще одну коррективу в план: если ранее предполагалось, что войска соберутся на Петровской площади, а потом приступят к штурму Зимнего дворца, то теперь было решено, что «часть, которая придет первой на Петровскую площадь, должна немедленно захватить дворец» [20, с. 203].
Отсутствие С. П. Трубецкого на Сенатской площади Н. Ф. Лавров объясняет именно этими изменениями плана. Большую часть дня С. П. Трубецкой провел в здании Главного штаба, так как ожидал, что первая часть, вышедшая на Сенатскую площадь, отправится на штурм Зимнего дворца. Из представления о характере плана Н. Ф. Лавров сделал вывод и о виновниках его срыва: К. Ф. Рылеев и А. И. Якубович не пошли в Гвардейский экипаж, А. М. Булатов не возглавил Гренадерский полк, и даже А. А. Бестужев и Д. А. Щепин-Ростовский, выведя на Сенатскую площадь Московский полк, не повели его на штурм царской резиденции. С учетом срыва плана появление С. П. Трубецкого на Сенатской площади не смогло бы привести восстание к успеху, и поэтому его неявка, согласно Н. Ф. Лаврову, «была измена не делу, а товарищам» [20, с. 207].
Таким образом, Н. Ф. Лавров по-новому интерпретировал ключевые сюжеты истории междуцарствия. Первым высказал гипотезу о том, что «диктаторские» полномочия С. П. Трубецкого подразумевали прежде всего политическое руководство подготовкой и ходом восстания. Именно им был разработан первый план восстания, в который он затем дважды в связи с недостаточностью сил вносил коррективы. Н. Ф. Лавров указал, что именно С. П. Трубецкому принадлежала и инициатива захвата Зимнего дворца, а значит, и возможного цареубийства. Поведение С. П. Трубецкого в день 14 декабря нельзя трактовать как трусость. Восстание потерпело поражение из-за того, что ключевые исполнители решений диктатора, такие как
К. Ф. Рылеев, А. А. Бестужев, А. И. Якубович и А. М. Булатов, по большому счету саботировали распоряжения.
Кроме того, Н. Ф. Лавров рассматривает вопрос о поведении С. П. Трубецкого на первом допросе. Отметив, что вся информация о падении распространялась из окружения Николая I, он считал, что можно сомневаться в ее достоверности. Несмотря на высказанные сомнения, Н. Ф. Лавров пришел к выводу, что после ареста в ночь с 14 на 15 декабря на допросе у Николая I С. П. Трубецкой упал перед ним на колени. В результате у Н. Ф. Лаврова сложился противоречивый образ «диктатора 14 декабря»: не явился на площадь не в силу трусости, а из-за сложившихся обстоятельств, но после ареста проявил малодушие и унизительно повел себя на первом допросе.
В 1932 г. выходит статья Н. М. Дружинина «Трубецкой как мемуарист» [21], которая является по своей сути развернутым комментарием к публикуемым вместе с ней «Запискам» С. П. Трубецкого из архива И. Д. Якушкина. Следуя принципам экономического детерминизма, Н. М. Дружинин смотрит на участников движения декабристов, исходя из их имущественного положения и сословного статуса. С. П. Трубецкой вместе с Н. М Муравьевым и М. С. Луниным оказался в группе «буржуазного дворянства», которую «мелкобуржуазные группировки увлекли на революционную дорогу» [22, с. 363].
Согласно Н. М. Дружинину, представители этой группы (буржуазного дворянства), оказавшись на каторге и в ссылке, стремились «сознательно отмежеваться <.> от всякого политического радикализма» [22, с. 363] и поэтому в своих мемуарах предлагали подчеркнуто либеральное истолкование истории тайного общества и событий 14 декабря. Так, Н. М. Дружинин приходит к выводу, что «Записки» «не объективные и точные воспоминания участника, а тенденциозно-публицистическое произведение современника» [22, с. 370]. Подобное восприятие мемуаров привело к чрезмерному доверию к материалам следствия. В результате Н. М. Дружинин в отношении С. П. Трубецкого повторяет основные выводы «Донесения.», облачая их в категории марксистской историографии.
Но подобно тому, как на смену извилистым постройкам конструктивизма 1920-1930-х годов пришли величественные здания сталинского ампира, так научные концепции зари советской эпохи уступили место единой и стройной концепции истории движения декабристов. Экономический детерминизм, использовавшийся для объяснения частных моментов, стал методологической основой для восприятия целой эпохи. Речь идет о концепции М. В. Нечкиной. Ее предшественники использовали экономический детерминизм, чтобы связать аристократизм С. П. Трубецкого и его иногда достаточно осторожную позицию. Аграрный проект П. И. Пестеля истолковывался как мелкобуржуазный, и эта пресловутая мелкобуржуазная непоследовательность виделась в других его поступках.
М. В. Нечкина выбрала «иной путь». Она двигалась не от источника к его истолкованию и от истолкования к концепции исторического процесса. Она пошла в противоположном направлении: от концепции к истолкованию источника. В основу концепции были положены статьи В. И. Ленина. Анализ его работ дал М. В. Неч-киной точку опоры для создания концепции, определил ее будущие основные постулаты: 1) декабристы стояли у истоков освободительного движения против царизма;
2) по своему характеру декабристы — дворянские революционеры; 3) их революционность носила ограниченный буржуазно-демократический характер [2, с. 19-29].
Эти постулаты, вписанные в формационный подход, образовали основные элементы концепции. Согласно М. В. Нечкиной, Россия начала XIX в. находилась в периоде кризиса феодальной формации, о чем свидетельствовали многочисленные крестьянские бунты. Россия находилась на пороге буржуазно-демократической революции. Но в силу слабого развития буржуазии функции низвергателя прежних порядков взяли на себя дворянские революционеры — декабристы. Таким образом, как подчеркивает М. М. Сафонов, М. В. Нечкина «стремилась представить события 14 декабря как вооруженную попытку дворянских революционеров совершить переход России от феодальной формации к капиталистической» [17, с. 272].
Окончательная цель восстания, согласно М. В. Нечкиной, определяла все обстоятельства его подготовки. Поэтому анализ событий она начинает с реконструкции плана революционных преобразований. Если восстание — это попытка перехода от феодальной к капиталистической формации, а значит, и переходу от феодальной к капиталистической государственности, то для М. В. Нечкиной крайне важно показать, как декабристы планировали разрушить старую и создать новую политическую систему. По ее мнению, ключевой целью восстания являлся созыв учредительного собрания — Великого собора, который должен был бы принять конституцию. Как писала исследовательница, «Великий собор созывается для того, чтобы заменить устаревший и унизительный самодержавно-крепостной строй России новым — представительным строем» [23, с. 229]. В этой фразе отчетливо прослеживаются формационная концепция и идея о создании новой, буржуазной государственности. Но, по М. В. Нечкиной, созыв Великого собора предполагалось провести через три месяца после восстания, в ходе которого орган «старой государственной машины» — Сенат — должен был издать манифест, в котором провозглашались гражданские свободы, уничтожение крепостного права и рекрутства, а главное, объявлялось об «уничтожении бывшего правления».
Таким образом, уничтожение феодального государства начиналось в день восстания и завершалось принятием конституции. Поскольку издание манифеста, по М. В. Нечкиной, должно было стать ключевым, основным завоеванием восстания, то весь план его проведения был сконцентрирован на «принуждении» Сената. Сбор войск на Сенатской площади и давление на сенаторов в изложении М. В. Нечкиной превосходили и по значению все прочие действия: захват Зимнего дворца и Петропавловской крепости, покушение на императора. Все эти элементы плана играли подчиненную роль.
Для М. В. Нечкиной, что следует еще раз подчеркнуть, парадигма «декабристы — первые русские революционеры» играла чрезвычайно важную роль в восприятии конкретного исторического материала. «Тайному обществу» априорно приписывались организационные черты революционной партии, а именно демократический централизм в принятии решений. Поэтому М. В. Нечкина не могла допустить, что среди декабристов в ходе обсуждения плана действий могли возникнуть жесткие разногласия и даже расколы. Обсуждение плана М. В. Нечкина представила как «борьбу мнений» в ходе «долгих и страстных прений» [23, с. 225].
В результате был выработан приемлемый для всех план, причем, как замечает М. В. Нечкина, «неправильно сказать, что в этом плане победило мнение определен-
ной группы, с которым не согласилась какая-нибудь другая» [23, с. 227]. Этот план состоял в следующем: «Утром 14 декабря восставшие полки собираются на Сенатской площади и силой оружия принуждают Сенат издать "Манифест к русскому народу"»; «моряки-гвардейцы и измайловцы занимают Зимний дворец и арестовывают царскую семью»; «финляндский полк и гренадеры занимают Петропавловскую крепость» [23, с. 250-251].
Таким образом, согласно М. В. Нечкиной, события, в соответствии с планом, должны были развиваться так: гвардейские полки поднимают восстание, принуждают Сенат принять Манифест — программу революционных преобразований, учреждается Временное Правление. Оно созывает Великий собор, который принимает Конституцию. Так, согласно М. В. Нечкиной, декабристы должны были обеспечить победу в России буржуазно-демократической революции и переход из феодальной формации в капиталистическую. Объективные предпосылки для этого созрели.
Но восстание потерпело поражение. Неудачу М. В. Нечкина видит прежде всего в «ограниченной дворянской революционности»: П. Г. Каховский отказался совершить цареубийство, А. И. Якубович — вести гвардейский экипаж на Зимний дворец... А самое главное — «намерение изменить восстанию зародилось в душе С. П. Трубецкого» [23, с. 260]. Для М. В. Нечкиной С. П. Трубецкой — ключевая фигура подготовки восстания. С. П. Трубецкой был автором программного документа — «Манифеста к русскому народу», в котором провозглашались требования «ликвидировать крепостное право, т. е. изменить производственные отношения» [23, с. 273]. Представления о тайном обществе как о революционной организации однозначно определяли статус «диктатора». Это полновластный лидер, предводитель, вождь! И вот в обстоятельствах, когда в России созрели все предпосылки для прогрессивной на тот момент буржуазно-демократической революции, в дело вмешивается субъективный фактор — измена лидера. В обстоятельствах, когда восстание было подавлено, необходимо было найти виновника неудачи. Эту роль историк отвела С. П. Трубецкому — «обманувшему товарищей диктатору».
Рассматривая концепцию М. В. Нечкиной, следует еще раз подчеркнуть, что она ставила перед собой задачу показать декабристов как первых революционеров, зачинателей процесса, итогом которого стала Октябрьская революция. Поэтому в ее работах присутствует тенденция к героизации наиболее радикальных членов тайного общества. В частности, К. Ф. Рылеев и его ближайшие сподвижники представлены как пламенные революционеры. Но отсутствие К. Ф. Рылеева на Сенатской площади М. В. Нечкина если уж и заметила, то по крайне мере не объясняла трусостью и малодушием. Ведь она считала радикальность политической программы несомненным достоинством, а умеренность и осторожность — очевидным недостатком. Поэтому в адрес С. П. Трубецкого на протяжении всей работы звучат упреки и нелицеприятные характеристики.
Таким образом, взгляд М. В. Нечкиной на ход и характер восстания можно определить следующим образом: 1) объективно Россия к 1825 г. созрела для буржуазно-демократической революции; 2) поэтому главные причины поражения носят субъективный характер — характеры и цельность мировоззрения предводителей восстания (хрупкая дворянская революционность); 3) измена С. П. Трубецкого, предводителя восстания, сыграла решающую роль в поражении восстания.
Концепция М. В. Нечкиной стала классической для советской историографии. М. М. Сафонов обозначает ее как сталинскую [17, с. 272] концепцию движения декабристов. Наверное, вполне допустимо было бы ее определить как правительственную. Сопоставляя две правительственные концепции — николаевскую и сталинскую, обнаруживаем в них гораздо больше общих черт, чем существенных различий. Д. Н. Блудов должен был объяснить поражение восстания, избегая описания подавления восстания, и объяснил его изменой вождей. Происхождение и семейная связь С. П. Трубецкого с австрийским посланником заставили предпринять недюжинные усилия, чтобы его дискредитировать. Благодаря распущенным слухам трусость и измена именно С. П. Трубецкого стали видеться основной причиной поражения. М. В. Нечкина должна была объяснить причины поражения восстания, имея в виду постулаты «сталинской концепции общественно-экономических формаций». Всему виной хрупкая дворянская революционность, а самой непоследовательной, даже не революционной, оказалось революционность у избранного диктатора — С. П. Трубецкого.
Работа М. В. Нечкиной определила восприятие личности С. П. Трубецкого в последующей советской историографии [24-25]. Чрезвычайная идеологизированность и жесткость расстановки акцентов М. В. Нечкиной подталкивали ряд публицистов и исследователей к смягчению оценок деятельности С. П. Трубецкого. В 1981 г. в журнале «Дружба народов» вышла публицистическая статья Ю. Д. Полухина «Споры о Сергее Трубецком» [26]. Публицист предпринял попытку разобраться в характерных чертах личности С. П. Трубецкого. В работе отмечаются его осторожность, аккуратность, практичность. Ю. Д. Полухин предпринял попытку иначе посмотреть на причину неявки С. П. Трубецкого на Сенатскую площадь и дать иную трактовку моральной оценке его «предательства».
В этот же период (конец 1970-х — начало 1980-х годов) начинают появляться работы Я. А. Гордина. Его внимание к теме восстания декабристов в завершенном виде нашло отражение в работе «Мятеж реформаторов» [27]. Несмотря на публицистический характер работы, она содержит интересный взгляд на рассматриваемый сюжет.
Анализируя вопрос о плане восстания, существующие источники Я. А. Гордин трактовал следующим образом: план подразумевал, что гвардейский экипаж как самое надежное подразделение должен был захватить Зимний дворец, все остальные полки должны были собраться на Сенатской площади и образовать оперативный резерв, которым можно было бы распорядиться в зависимости от развития ситуации. Согласно плану С. П. Трубецкой распределил обязанности, назначив помощниками диктатора А. М. Булатова и А. И Якубовича. Накануне восстания А. М. Булатов и А. И. Якубович заподозрили С. П. Трубецкого и К. Ф. Рылеева в честолюбивых планах. Как пишет Я. А. Гордин, «Булатов был уверен, что Рылеев и его сподвижники стараются для того, чтобы сменить на российском престоле династию Романовых династией Трубецких» [27, с. 184].
Из этих подозрений выводится основная причина неудачи восстания — декабристов подвела не трусость С. П. Трубецкого и не неудачный план, а саботаж решений лидеров со стороны «декабристской периферии» в лице А. М. Булатова и А. И. Якубовича. Таким образом, ключевая идея Я. А. Гордина заключается в том, что в стане заговорщиков существовала группа противоречий между лидерами и ближайшими
сподвижниками. Именно эта разобщенность в конечном счете привела к поражению восстания.
В 1983 г. в серии «Полярная звезда» были опубликованы основные источники, касающиеся участия С. П. Трубецкого в движении декабристов. Издание открывается вступительной статьей В. П. Павловой «Декабрист С. П. Трубецкой» [28]. Рассматриваемая статья интересна прежде всего разнообразным сочетанием концептуальных оценок движения декабристов. В. П. Павлова свое исследование строит, базируясь на выводах М. В. Нечкиной. Тем не менее автор приводит ряд наблюдений, дающих возможность оправдать диктатора 14 декабря.
Работа В. П. Павловой была охарактеризована в статье Е. М. Даревской «Завершен ли спор о С. П. Трубецком?» [29]. Рецензент пришла к выводу, что В. П. Павлова «осветила и оценила жизнь и деятельность известного декабриста: его заслуги в создании первого тайного общества в 1816 г., длительную руководящую роль в Северном обществе, мужественное поведение на каторге и поселении, но также и драматические страницы восстания и следствия» [29, с. 159]. Однако, рассматривая события междуцарствия, по мнению Е. М. Даревской, В. П. Павлова, «к сожалению, увлеклась "новацией" Я. А. Гордина, расширила и углубила ее с целью оправдать Трубецкого» [29, с. 159]. С подобной характеристикой едва ли можно согласиться. В работе В. П. Павловой эклектически объединяются постулаты двух противоречащих друг другу концепций. В. П. Павлова предприняла попытку, как нам представляется, встроить наблюдения Я. А. Гордина в концепцию движения декабристов М. В. Неч-киной.
Тем не менее работы Я. А. Гордина и В. П. Павловой привлекли внимание к проблеме функций А. М. Булатова в день 14 декабря. Этому вопросу посвятила отдельную статью Н. Г. Ремизова. Проанализировав существующие в литературе мнения о возможной замене диктатора накануне выступления, она пришла к выводу, что «нет особых оснований утверждать с совершенной точностью, что эта замена Трубецкого Булатовым состоялась» [30, с. 18].
Статьи, посвященные участию С. П. Трубецкого в петербургском восстании, продолжили появляться и в постсоветской историографии. Следует отметить работу Н. Д. Потаповой «Позиция С. П. Трубецкого в условиях политического кризиса междуцарствия» [31]. Н. Д. Потапова предприняла попытку проанализировать череду встреч С. П. Трубецкого, связанных с поиском поддержки высшими органами государственной власти и наблюдением за развитием династического кризиса.
Следует отметить и вклад О. И. Киянской в разработку проблем, связанных с оценками деятельности С. П. Трубецкого в период междуцарствия. Занимаясь политическими биографиями П. И. Пестеля и К. Ф. Рылеева, она предложила оригинальный подход рассматривать ключевые моменты участия декабриста в тайном обществе в контексте его служебной карьеры. Этот метод был также реализован в совместной работе с А. Г. Готовцевой «"Человек, заслуживающий доверия": князь Сергей Трубецкой в заговоре и на службе» [32]. В статье в центре внимания находятся две проблемы: обстоятельства путешествия С. П. Трубецкого в Европу в 18191821 гг. и назначение его дежурным штаб-офицером 4-го пехотного корпуса в 1824 г. Относительно событий декабря 1825 г. отмечается, что «"для невыхода на площадь" у князя были свои, веские основания, анализ которых требует отдельного исследования» [32, с. 139]. При этом С. П. Трубецкому дается емкая характеристика: «и в за-
говоре, и на службе князь был самостоятельной фигурой», поэтому «трудно было бы ждать от того, кто не был пешкой в игре Дибича и Эртеля, роли пешки в игре Рылеева и Сергея Муравьева-Апостола» [32, с. 139].
Одним из крупнейших современных специалистов по истории междуцарствия является М. М. Сафонов. В ряде статей он, по сути дела, предложил новую концепцию развития заговора накануне петербургского восстания, в рамках которой предлагается оригинальная трактовка ключевых проблем участия С. П. Трубецкого в подготовке восстания. Следует отметить, что начальной точкой рассмотрения основных событий жизни тайного общества в период междуцарствия для М. М. Сафонова является выявление главных механизмов поведения декабристов на следствии и анализ эволюции их концепций защиты. М. М. Сафонов пришел к выводу, что в период следствия развернулась борьба между С. П. Трубецким и К. Ф. Рылеевым: «Рылеев обвинял. Трубецкой защищался, и очень умело» [33, с. 228]. Анализ противоборства двух лидеров тайного общества подвел М. М. Сафонова к любопытным выводам.
В частности, в статье «Зимний дворец в планах выступления 14 декабря 1825 г.» М. М. Сафонов указывает на ошибочность утверждений о том, что захват Зимнего дворца был элементом плана С. П. Трубецкого. Опираясь на показания Н. А. Бестужева, М. М. Сафонов показал, что захват Зимнего дворца — это корректива, внесенная К. Ф. Рылеевым поздним вечером 13 декабря. Именно К. Ф. Рылеевым было принято решение, что первый восставший полк должен направиться на штурм дворца. Согласно М. М. Сафонову, у заговорщиков было два основных плана: план С. П. Трубецкого, подразумевавший восстание «от полка к полку», и план К. Ф. Рылеева, подразумевавший сбор восставших на Сенатской площади. В конечном счете С. П. Трубецкой «в результате противодействия противников своего плана и прежде всего Рылеева был вынужден уступить и в конце концов согласиться с тем, чтобы отказавшиеся от присяги полки шли не к друг другу, а самостоятельно собирались на площади» [33, с. 235].
Таким образом, в ходе совещаний накануне восстания, согласно М. М. Сафонову, С. П. Трубецкому был навязан план К. Ф. Рылеева. 13 декабря С. П. Трубецкой, видя малочисленность сил, пытался предотвратить восстание, К. Ф. Рылеев, наоборот был готов идти до конца. Но накануне восстания был изменен не только план, но и конкретные исполнители. Согласно М. М. Сафонову, либо 13 декабря вечером, либо утром 14 декабря К. Ф. Рылеев сообщил С. П. Трубецкому о том, что поручил А. М. Булатову командовать войсками в ходе восстания. Поэтому глубоко ошибочна уверенность большинства членов тайного общества, «что именно ему (С. П. Трубецкому. — М. Б.) предназначалось возглавить войска, долженствующие собраться на Сенатской площади ...» [33, с. 257].
Резюмируя сказанное о концепции М. М. Сафонова, подведем итоги. Согласно его наблюдениям в начальный период междуцарствия С. П. Трубецкой разработал план восстания, подразумевавший сбор и вывод войск за город. «Характернейшая черта плана состоит в том, что он был основан не на принуждении Сената, а на содействии Сената и Государственного совета планам заговорщиков» [33, с. 257]. Но поскольку «лидеры конспирации противостояли друг другу не только во время расследования их деятельности, но и накануне решающего выступления» [33, с. 229], под давлением К. Ф. Рылеева С. П. Трубецкой принял план первого, подразумевающий сбор войск на Сенатской площади. Но оставался с ним внутренне несоглас-
ным и не верил в успех восстания. В тот же вечер или утром 14 декабря К. Ф. Рылеев объявил ему, что командовать восставшими полками будет А. М. Булатов. Но большинству участников восстания об этом не было известно. Поэтому они ошибочно ориентировались на неявившегося С. П. Трубецкого.
Итак, историография движения декабристов за почти 190 лет существования пережила две правительственные концепции восстания. Первая из них была создана окружением Николая I в период его царствования. Вторая — М. В. Нечкиной в 1950-е годы. Обе концепции сыграли ключевую роль в формировании восприятия движения декабристов. В обеих концепциях по идеологическим причинам, как показано в статье, С. П. Трубецкому отводилась роль предателя и основного виновника неудачи восстания. Эта парадигма стала определяющей в восприятии С. П. Трубецкого в общественном мнении и для широкого круга исследователей. При этом о роли С. П. Трубецкого появлялись и противоположные, положительные мнения. Они были связаны с попытками отдельных историков отойти от канонических концепций и предложить свое истолкование событий междуцарствия 1825 г. Но, к сожалению, подобные мнения известны лишь представителям профессионального исторического сообщества, а в массовом восприятии господствуют постулаты правительственных концепций.
Источники и литература
1. Ремизова Н. Г. Декабрист С. П. Трубецкой в русской и советской историографии // Проблемы историографии общественно-политического движения в России в XIX — начале ХХ в. Иваново: ИвГУ, 1986. С. 327.
2. Нечкина М. В. Движение декабристов. Т. 1. М.: Наука, 1955.483 с.
3. Готовцева А. Г. Движение декабристов в официальной прессе 1825-1826 гг. // Вестн. Росийско-го гуманитарного ун-та. Сер. Журналистика. 2007. № 9/07. С. 154-199.
4. Киянская О. И. Очерки из истории общественного движения в России в эпоху Александра I. СПб.: Нестор-История, 2008. 302 с.
5. Всеподданнейший доклад высочайше учрежденной Следственной комиссии от 30 мая 1826 г. // Восстание декабристов: материалы по истории восстания декабристов. Т. 17. М.: Госполитиздат, 1980. С. 24-62.
6. Искюль С. Н. 14 декабря 1825 года и деятельность МИД // Философский век. 1998. Вып. 6 (Россия в николаевское время: наука, политика, просвещение). С. 251-261.
7. Шебунин А. Н. Движение декабристов в освещении иностранной публицистики // Бунт декабристов. Л.: Былое, 1926. С. 284-310.
8. Белоусов М. С. «Видимо, в нем погиб блестящий юрист». (Восстание 14 декабря в показаниях князя С. П. Трубецкого) // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 2. 2011. Вып. 1. С. 129-136.
9. Воспоминания великого князя Михаила Павловича о событиях 14 декабря 1825 года (Записанные бароном М. А. Корфом) // 14 декабря 1825 года и его истолкователи. М.: Наука, 1994. С. 355-369.
10. Богданович М. И. История царствования императора Александра I и Россия в его время. Т. 6. СПб.: Типогр. Ф. Сущинского, 1871. 643 с.
11. Пыпин А. Н. Общественное движение в России при Александре I. СПб.: Типогр. М. М. Стасю-левича, 1885. 543 с.
12. Семевский В. И. Политические и общественные идеи декабристов. СПб.: Типогр. 1-й Санкт-Петербургской трудовой артели, 1909. 694 с.
13. Довнар-Запольский М. В. Тайное общество декабристов. Исторический очерк, написанный на основании следственного дела. М.: Типогр. Т-ва И. Д. Сытина, 1906. 340 с.
14. Шебунин А. Н. Декабристы // Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ). Ф. 849. Оп. 1. Д. 73.
15. Левин К. Н., Покровский М. Н. Декабристы // История России в XIX веке. СПб.: А. и И. Гранат, 1907. Ч. 1: Дореформенная Россия (18001840). Т. 1. Введение. История России в конце XVIII века. С. 67-131.
16. Рейснер Л. М. Князь Сергей Петрович Трубецкой // Лариса Рейснер. Избранное. М.: Худ. лит., 1965. С. 412-422.
17. Сафонов М. М. К истории формирования концепции восстания 14 декабря 1825 года в советской историографии // Сибирь и декабристы. Вып. 6. Иркутск: Иркутский музей декабристов, 2009. С. 256-274.
18. Сказин Е. В. Восстание 14 декабря 1825 г. М.; Л.: Московский рабочий, 1925. 84 с.
19. Пресняков А. Е. 14 декабря 1825 г. М.; Л.: Гос. изд-во, 1926. 226 с.
20. Лавров Н. Ф. Диктатор 14 декабря // Бунт декабристов. Л.: Былое, 1926. С. 129-222.
21. Дружинин Н. М. Трубецкой как мемуарист // Декабристы и их время. Т. 2. М.: Изд-во Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев, 1932. С. 23-43.
22. Дружинин Н. М. Трубецкой как мемуарист // Н. М. Дружинин. Революционное движение в России в XIX в. Избранные труды. М.: Наука, 1985. С. 357-372.
23. Нечкина М. В. Движение декабристов. Т. 2. М.: Наука, 1955. 505 с.
24. Васильев А. С. П. Трубецкой. Л.: Лениздат, 1965. 35 с.
25. Зеленцов В. Д. Декабристы-нижегородцы // Записки краеведов. Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1975. С. 31-57.
26. Полухин Ю. Д. Споры о Сергее Трубецком // Дружба народов. М.: ВААП-Информ, 1981. № 12. С. 215-237.
27. Гордин Я. А. Мятеж реформаторов: 14 декабря 1825 года. Л.: Лениздат, 1989. 395 с.
28. Павлова В. П. Декабрист С. П. Трубецкой. Т. 1. Иркутск: Восточно-Сибирское кн. изд-во, 1983. С. 3-70.
29. Даревская Е. М. Завершен ли спор о С. П. Трубецком?// История СССР. 1990. № 5. С. 151-160.
30. Ремизова Н. Г. Булатов или Трубецкой? // Общественное движение в России в XIX — начале ХХ вв. Иваново: ИвГУУ 1988. С. 519.
31. Потапова Н.Д. Позиция С. П. Трубецкого в условиях политического кризиса междуцарствия // 14 декабря 1825 года. Источники. Исследования. Историография. Библиография. Вып. 1. СПб.: Нестор, 1997. С. 46-57.
32. Готовцева А. Г., Киянская О. И. «Человек, заслуживающий доверия»: Князь Сергей Трубецкой в заговоре и на службе // Россия — XXI. 2011. № 6. С. 106-139.
33. Сафонов М. М. Зимний дворец в планах выступления 14 декабря 1825 г. // Декабристы. Актуальные проблемы и новые подходы. М.: РГГУУ 2008. С. 228-291.
Статья поступила в редакцию 31 марта 2014 г.
