CC BY
73
УДК 316.3
Пшидаток Мурат Русланович
адъюнкт кафедры философии и социологии Краснодарского университета МВД России milena.555@mail.ru
ПРАВОВЫЕ ТРАДИЦИИ И ЦЕННОСТИ БЕЗОПАСНОСТИ ЛИЧНОСТИ В РОССИИ: МОДЕЛИ И ТИПОЛОГИИ
В данной статье говорится о правовой традиции и ценности безопасности личности в России: модели и типологии. Исторически складывающиеся правовые традиции определяют метаюридическую ценность личной безопасности как представления о желаемом типе организации и функциях защиты жизненно важных интересов личности от внешних и внутренних угроз.
Ключевые слова: модель, типология, традиция, ценность, личность, безопасность, Россия.
Анализ общесистемных предпосылок формирования института защищенности жизненно важных интересов личности от внешних и внутренних угроз в социальной системе позволяет выявить его производность от содержания и принципов функционирования экономических и политических институтов, которые задают положение личности по отношению к государству. Эти принципы определяют две модели защиты прав и свобод личности - социоцентричную и персоноцентричную (гражданско-правовую).
Социоцентричная модель безопасности личности определяется государственной защитой и поддержанием легальности порядка во всех сферах жизнедеятельности общества. Политический монополизм, процессы централизации и бюрократизации органов государственной власти ведут к отчужденному отношению народа к деятельности политических институтов. Карающая функция политико-правовых институтов зависит от позиции и вмешательства их представителей в частные права и свободы граждан. Социокультурным основанием данной модели безопасности личности является личностно-коллективная самоидентификация, в рамках которой восприятие права личности осуществляется с учетом общенародных представлений о справедливости законотворчества и правоприменения, заимствованных из христианского мировоззрения.
Г ражданская (персоноцентричная) модель предполагает реализацию принципа защиты свобод и прав личности публичноправовыми и государственными институтами, обеспечивающими поддержание порядка и соблюдение законности. Демократизация деятельности политических и правовых институтов ведет к признанию значимости их деятельности
Pshidatok Murat Ruslanovich
Postgraduate of the Department of Philosophy and Sociology of Krasnodar University of the Ministry of Internal Affairs of Russia milena.555@mail.ru
LEGAL TRADITIONS AND VALUES OF PERSONAL SAFETY IN RUSSIA: MODELS AND TYPOLOGIES
The present article considers legal tradition and values of personal safety in Russia: models and typologies. Historically developing legal traditions define meta-legal value of a personal security as representation of desirable type of organization and functions of protection of the vital personal interests from external and internal threats.
Key words: model, typology, tradition, value, person, safety, Russia.
гражданами, повышению авторитета и доверия. Защитная функция этих инститов выражается в квалифицированном обеспечении конституционных и иных прав и свобод граждан. Социокультурным основанием гражданской модели безопасности личности является метаюридиче-ская ценность права личности, закрепленная в Конституции и Декларации прав человека, которые выступают основанием для правосудия, преодолевая свой односторонний характер запрета или разрешения.
Системные предпосылки института безопасности личности образуют его приспособление к внутренним и внешним структурным изменениям политического, экономического, технологического, социального, демографического и иного характера, вызванное последующей дифференциацией деятельности. К внешним системным предпосылкам формирования безопасности личности относится культурное наследие данного общества и его социальное окружение. Это исторически складывающиеся правовые традиции, на основе которых формируются ценности личной безопасности как представления о желаемом типе организации и функциях защиты жизненно важных интересов личности от внешних и внутренних угроз.
Российские правовые традиции определяются: преобладанием коллективных форм хозяйствования (община), опирающихся на трудовую элиту, взаимопомощь, традиции трудовой демократии и местного самоуправления; доминированием коллективистских элементов правосознания и размытости границ частных и политических прав личности; традиционным единством права, государства и православия с его акцентом на духовной жизни человека и четкой этической позиции. «Самобытность славян-
ской правовой семьи, и прежде всего российской правовой системы, обусловлена не столько технико-юридическими, формальными признаками, сколько глубокими социальными, культурными, государственными началами жизни славянских народов» [1].
Социокультурным основанием безопасности личности в России являлись коллективные формы организации производства и быта. Например, крестьянин осознавал себя членом общества «не как индивид, а как член конкретной общины, конкретного “мира”».[2] Естественно, что защита интересов членов общины происходила от ее имени, а суровым наказанием являлось изгнание из общины, когда крестьянин терял налаженные способы обеспечения своей безопасности. В общине воспроизводилось «радикальное отрицание всякого личного права ... Решения мира, каковы бы они ни были, закон. “Кто смеет идти против мира!” - восклицает с удивлением русский мужик» [3]. Следовательно, община с кровнородственными, патриархальными отношениями препятствовала формированию личностного начала.
Низкий уровень развития правосознания личности был обусловлен отсутствием в России
XIX - начала XX вв. «правовой идеи». Отсутствие отечественных аналогов «О гражданине» и «Левиафана» Т. Гоббса, «Общественного договора» Ж.-Ж. Руссо вызвано игнорированием ценности правового порядка в политической и повседневной жизни русского народа. Хотя в этом многие видные ученые (А. Герцен, К. Аксенов и др.) усматривали известное преимущество. Они приветствовали развитие русского народа путем «внутренней правды», а не западным образцом «внешней правды и государства» [4].
Таким образом, правовые традиции в России, которые духовно осваивал социальный опыт, не содержали альтернативных представлений о принципах взаимодействия личности и государства. Поэтому институционализировалась та часть наследия, которая соответствовала принципам нормативного порядка, устанавливаемых господствующими органами власти. Неприкосновенность прав и свобод личности находилась на периферии общественного сознания и являлась, по сути, третьестепенной ценностью. Это было связано с низким уровнем правового сознания, нетерпимостью к чуждому мнению интеллигенции и чиновничества, их слабым стремлением к компромиссам, которые носили скрытый характер и основывались исключительно на личных отношениях. Русских либералов конца XIX - начала XX вв. объединяло общее понимание идеи права как системы «строго формализованных, абстрактных норм поведения, регулирующих горизонтальные свя-
зи между субъектами прав - формально равными индивидами», осуждение правового позитивизма, признание права в качестве автономной от государства сферы, юридическое обоснование прав личности, обоснование «принципов нового, социального либерализма».[5]
Советское общество унаследовало основные правовые традиции и ценности в отношении прав и свобод личности, существовавшие в дореволюционной России. До 1930-х гг. господствовали нигилистические взгляды по отношению к праву личности как явлению буржуазному, ожидалось скорейшее отмирание правовых институтов (вместе с государством), отрицалась возможность социалистических правовых отношений. Однако со второй половины 1930-х гг. возобладала позиция, признающая социалистическое право в виде совокупности норм и установлений.
Для этого периода характерна социоцен-тричная модель безопасности личности, в рамках которой государство выполняет карающую функцию контроля прав и свобод личности под влиянием процессов централизации и бюрократизации. Это вызвано вмешательством государственного аппарата в частную сферу личности. В СССР это было связано с приоритетом политических, а не правовых рычагов влияния партийных чиновников в отношении населения. В частности, одним из способов правового влияния было обращение в вышестоящие партийные инстанции, в ЦК КПСС.
Социокультурным основанием тенденции централизации, характерной для социоцентрич-ной модели является личностно-коллективная самоидентификация русского человека. К ее особенностям относится формирование и проявление вовне личностного и индивидуализированного восприятия права с учетом общенародных представлений о нем, «с учетом самоидентификации индивида в качестве члена семьи, коллектива, народа в целом» [6]. Содержательным наполнением личностно-коллективной самоидентификации выступает идея справедливости законотворчества и правоприменения, заимствованная из христианского мировоззрения и обладающая силой консолидации различных слоев общества. Искажение этой идеи под влиянием процессов централизации и бюрократизации ведет к отчужденному отношению народа к судопроизводству, способному доходить до откровенного отвращения к любой форме участия в его отправлении. Однако терпимость российского народа к самым тяжелым лишениям и страданиям, которые он мужественно переносил во имя осознанной им и воспринимаемой цели, отвечающей идее справедливости, и генетически закрепившаяся установка на жертвенное исполнение общенародного долга по-
зволяют выявить его социокультурный потенциал.
В 1970-80-е гг. в советской теории права появляется концепция различения права и закона, критикующая антиправовое законодательство. Это позволило рассматривать право в качестве всеобщей и равной меры свободы [7]. По мнению ученых, предпосылками новой правовой традиции и утверждением ценности права были: труды представителей русской «юридической школы» последней трети XIX - начала
XX в. (Б.Н. Чичерин, Л.И. Петражицкий, П.И. Новгородцев, Б.А. Кистяковский); советская лагерная литература (А.И. Солженицин, В.Т. Ша-ламов, Л. Копелев); самиздатская правозащитная литература 1970-80-х гг. [8]. В результате новым базисным основанием концепции прав человека стала формула - правовая свобода как признанная внутренняя необходимость сознающего себя самое персонального бытия. Попытки внедрения этой формулы в жизнь осуществляло правозащитное движение, участники которого отстаивали права «разумных эгоистов», преследующих частную выгоду.
Формирование гражданской модели вызвано институционализацией безопасности личности как составляющей национальной безопасности. Преобразования в этом направлении были намечены в начале 1990-х гг. в Законе РФ «О безопасности», Концепции национальной безопасности Российской Федерации. Основными принципы безопасности были впервые сформулированы впервые в документах ООН: всеохватность, которая обеспечивает согласование деятельности самих граждан, общественных и государственных институтов безопасности; равноправие партнеров, что обусловлено единством и неделимостью пространства безопасности. Безопасность человека интерпретировалась как не просто безопасность страны, это безопасность народа; не просто безопасность, достигнутая в результате обладания оружием, это безопасность, достигнутая в результате развития; не просто безопасность государств, это безопасность каждого человека в своем доме и на своем рабочем месте; не просто защита от конфликтов между государствами, это защита от конфликтов между народами [9]. Законодательно закреплено прямое действие Конституции РФ и международноправовых актов в области прав человека при рассмотрении судами уголовных дел.
Социокультурным основанием интересов и прав человека в рамках гражданской модели является метаюридическая ценность права личности, закрепленная в Конституции, Декларации прав человека, различных конвенциях. «Данный вид правосудия, пишет Г.Б. Власова, -способствует устранению антагонизма между
человеком и природой, человеком и обществом, человеком и буквой закона, между правом и моралью, между различными правовыми культурами, преодолению внутреннего вакуума после утраты религиозного чувства как факта массовой культуры» [10]. Происходит это в результате изменения отношения к праву как инструменту насилия и принуждения, поскольку права личности становятся основанием для правосудия, преодолевая свой односторонний характер запрета или разрешения. Права личности становится полновесным регулятором культурного опыта, а принцип справедливости может быть определен «как состоящий в стремлении каждого его участника при осуществлении принадлежащих ему прав и исполнении лежащих на нем обязанностей учитывать интересы других лиц и общественные интересы, нормы морали и нравственности, (выражающемся, в частности, в отказе от злоупотребления правом), соблюдать равенство, а для законодателя и органов правопорядка - в стремлении обеспечивать такую возможность» [11]. В современных российских условиях сложно, но необходимо наполнить это понятие, добиться стабильного взаимообусловленного влияния друг на друга процессов законотворчества, правоприменения и народного правосознания.
В настоящее время ряд исследователей зафиксировал повышение роли ценности законности в системе ценностей россиян. Согласно исследованиям, законность наряду с общением и семьей доминирует в ценностном сознании россиян. В 2006 г. их одобряли 61-65% респондентов (в «горячих точках» - 65-80%). Через 4 года рейтинг этой группы ценностей вырос на 8-9%. На первом месте в этой группе оказалась законность, понимаемая, однако «не в общеправовом, а в конкретном человеческом смысле, как жизненная потребность в установлении государством такого порядка в обществе, который на деле обеспечивает безопасность индивидов». Острота потребности в безопасности, ощущаемая практически всеми россиянами, выразилась и в том, что «инструментальная ценность законности оказалась, как исключение, впереди терминальных. Особенно велик ее отрыв (80% против 65%) в «горячих точках, где царит правовой беспредел» [12]. 54% респондентов в отношении безопасности личности считают, что правовой порядок в стране, скорее всего, можно обеспечить в результате строгого исполнения законов. Однако 66% россиян намерены при столкновении закона и здравого смысла отдавать предпочтение последнему. Лишь 13% будут действовать по закону [13].
Результаты опроса подтверждают сохранение элементов правовой российской традиции утилитарного отношения к законам со сто-
роны населения. На причину подобной ситуации указывал еще А.И. Герцен: «...Правовая необеспеченность, искони тяготевшая над народом, была для него своего рода школою. Вопиющая несправедливость одной половины его законов научила его ненавидеть и другую; он подчиняется им как силе. Полное неравенство перед судом убило в нем всякое уважение к законности. Русский, какого бы он звания ни был, обходит или нарушает закон всюду, где это можно сделать безнаказанно...» [14].
Таким образом, социоцентричная и гражданская модели безопасности личности - это идеальные модели. В реальности, в процессе трансформации социальной системы функционирует смешанная модель, которая характеризуются совмещением функций контроля легальности порядка и безопасности личности определяется культурно-правовыми традициями. Особенности смешанной модели суда могут быть вызваны аномией - быстрыми, глубокими изменениями экономической, политической подсистем обществ и разрушения прежних нормативных отношений. Аномия представляет собой временное явление, которое способствует созданию новых образцов действия, часть из которых институционализируется и легитимируется культурой. К внутрисистемным условиям дисфункциональности социальной системы от-
носится недостаточная функциональная интеграция, вызванная последствиями проводимых политических реформ. Изменения, решающие проблему в политической сфере, привели к дисгармонии в социальной сфере. К структурным факторам этой дисфункциональности относятся процессы быстрого экономического спада, урбанизации, ведущие к углублению социальной стратификации. В советский период контроль государства преобладал в ущерб защите субъективных прав и свобод граждан, что было обусловлено огосударствлением частной сферы. В настоящее время защищенность жизненно важных интересов личности от внешних и внутренних угроз во всех сферах жизнедеятельности и жизнеобеспечения становится важным условием устойчивого социального развития России.
Следовательно, специфика смешанной модели обеспечения безопасности личности, где преобладают или совмещаются функции контроля легальности порядка и защиты интересов и прав граждан, обусловлена в ряде случаев правовыми традициями или аномией. Именно исторически складывающиеся правовые традиции определяют метаюридическую ценность личной безопасности как представления о желаемом типе организации и функциях защиты жизненно важных интересов личности от внешних и внутренних угроз.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ
1. Синюков В.Н. Правовые системы и правовые семьи // Теория государства и права. Курс лекций. М., 2007.
2. Лурье С.В. Культурно-психологические факторы распада крестьянской общины // Человек. 1992. № 4.
3. Бакунин М.А. Государственность и анархия // Философия. Социология. Политика. М., 1989.
4. Кистяковский Б.А. В защиту права (Интеллигенция и правосознание) // Вехи. Из глубины. М., 1991.
5. М.Б. Смоленцкий. Правовая культура: опыт социологического анализа. Ростов-н/Д, 2002.
6. Дювернуа Н.Л. Источники права и суд в Древней России: опыты по истории русского гражданского права / пре-
дисл. А.В.Коновалова. СПб., 2004.
7. Нерсесянц В.С. Право. Свобода. Демократия (материалы «Круглого стола») // Вопросы философии. 2002. № 6.
8. Соловьев ЭЮ. Россия и Запад: взаимодействие культур (материалы «круглого стола») // Вопросы философии.
1992. № 6.
9. Кузнецов В.Н. Социология безопасности. М., 2003.
10. Власова Г.Б. Феномен суда в развитии мировой цивилизации // Философия права. 2007. № 4.
11. Дювернуа Н.Л. Опыты по истории русского гражданского права // предисл. А.В. Коновалова. СПб., 2004.
12. Лапин Н.И. Модернизация базовых ценностей россиян // Социологические исследования. 2010. № 5.
13. Там же.
14. Цит. по: Кистяковский Б.А. В защиту права (Интеллигенция и правосознание) // Вехи. Из глубины. М., 1991.
