получать подготовленные кадры, имевшие образование и определенный опыт службы, из других министерств и ведомств.
Целесообразность учреждения специальных полицейских школ не вызывала сомнений у правительства и представляла обширные возможности законодательным органам для закрепления в законоположениях основ устройства организации и деятельности данного вида заведений. При постепенном росте общеобразовательного уровня в Российской империи и в МВД у чиновников полиции должна была быть соответствующая подготовка, особенно в области законоведения, специальных дисциплин. Но действующее законодательство не предусматривало устройство полицейских школ. Соответственно, в бюджете государства отсутствовала статья расхода на содержание учебных заведений для полиции. Министерство финансов не проявляло должной настойчивости в разрешении создавшейся ситуации, предполагая, что увеличение расходов на образование полицейских неминуемо приведет к необходимости повышения финансовых затрат для других категорий государственных служащих.
1 См.: Глушаченко С.Б. Русские юристы второй половины XIX - начала XX веков о правах личности и правовом государстве (историко-правовое исследование): Автореф. дис. ... докт. юрид. наук. СПб., 2000. С. 20-21.
2 См.: Ковалевский М.Е. Записка члена Государственного совета сенатора Ковалевского, заключающая материалы, касающиеся положения и деятельности полицейских учреждений по данным, обнаруженным при ревизии губерний Казанской и Уфимской. СПб., 1881. С. 148.
3 Всеподданейший отчет о деятельности Санкт-петербургской городской полиции за 1867 г. СПб., 1868. С. 12.
4 См.: Санкт-Петербургская столичная полиция и градоначальство: Краткий исторический очерк. СПб., 1903. С. 261.
5 См. там же. С. 262.
6 Резерв Санкт-Петербургской столичной полиции. Специальная школа для чинов полиции и музей столичной полиции. СПб., 1901. С. 9-11.
7 См.: Клейгельс Н.В. Основы полицейской службы. СПб., 1905. С.27-32.
8 См.: Лысенко В.В. Правонарушения в сфере общественной нравственности и полиция России. (История и современность). СПб., 1997. С. 137.
9 См.: Юхневич К. Учебные заведения полиции царской России // Вестник Санкт-Петербургской высшей школы МВД России. 1996. № 5-6. С. 7.
10 РГИА. Ф. 1604. Оп. 1. Д. 533. Л. 3.
УДК 341.43
В.М. Боер*, A.B. Маркитан**
Правовые проблемы фильтрации (специальной государственной проверки) советских репатриантов в послевоенные годы (1945-1946 гг.)
Следует изначально признать, что более чем полувековой дискурс о способности права предотвратить войну, а в случае, если это не удалось осуществить, то ответить на вопрос, должно ли право (способно ли) заниматься ее последствиями, еще не завершен. И это вопрос не только к прошлой истории войн, но и к сегодняшнему дню человечества.
Известный на Западе специалист по международному гуманитарному праву доктор Ханс-Петер Гассер, размышляя о праве и войне, задается вопросом: «Неужели Цицерон был прав, утверждавший, что законы безмолвствуют во время войны»?1. Немало оказалось и тех, кто был убежден в том, что право, регулирующее последствия войны, придает ей некий ореол респектабельности и т.п.2, таким образом рассматривая ее как правовое явление3.
Ьв
гъ
съ
I
?
а
I
съ
I
X
S
сь
I
съ
S
I
съ
К)
* Доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации.
** Аспирант кафедры теории и истории государства и права юридического факультета СПб ГУАП.
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 2 (34) 2007
Война есть зло по определению. Так, по крайней мере, было зафиксировано в решении Нюрнбергского трибунала по делу о главных военных преступниках. И вряд ли будут оправданы чьи-нибудь усилия доказать обратное. Напротив, вновь открывающиеся в процессе изучения разнообразных материалов ее обстоятельства формируют проблему регулирующего начала права, в первую очередь, в деле устранения последствий войны.
При этом такие ее проблемы, как репатриация населения оккупированных территорий, его фильтрация и проверка, уголовно-правовые санкции по отношению к коллаборационистам, военным и иным уголовным преступникам приобрели после ее окончания особенно острое звучание4.
В западных районах страны, в том числе и на территории Ленинградской области, начиная с осени 1944 г. стали создаваться специальные фильтрационные подразделения (СПП, ПФП и ПФЛ), осуществляющие специальную проверку (фильтрацию) бывших советских военнопленных и «внутренних перемещенных лиц», объединенных общим названием «репатрианты». Поток этого контингента особенно возрос в 1945 г. и только по Ленинградской области (в границах после 1944 г. -В.Б., А.М.) к 1947 г. составил почти 200 тыс. человек5. Росло и количество арестованных репатриантов, не прошедших государственной проверки и имеющих компрометирующие на себя основания.
Однако говорить о массовом характере уголовных преследований репатриантов в этот период вряд ли обоснованно. Так, если к началу 1946 г. в масштабах всего Советского Союза было арестовано чуть больше 338 тыс. человек (6,8 % от числа репатриированных), то в Ленинградской области эта цифра едва достигала 4,1 %6. Вместе с этим нельзя и утверждать, что процесс репатриации не сопровождался грубейшими нарушениями прав проверяемых советских граждан, отклонениями в установленной процедуре фильтрации, беззакониями и произволом отдельных представителей военных и граждан властей и т.п.
Чтобы понять, почему это стало возможным, почему спецпроверка (фильтрация) приобрела характер репрессии, а лица, прошедшие ее, на долгие годы были поставлены на спецучет и негласный контроль, нужно обратиться хотя бы к краткому анализу правового основания этой деятельности, которой занимались не только органы государственной безопасности и МВД, но и местные партийносоветские структуры.
Следует заметить, что еще в конце декабря 1941 г. ГКО в целях организации спецпроверки (фильтрации) бывших военнослужащих РККА, находящихся в плену и окружении, своим постановлением № 1069сс обязал Управление по делам военнопленных НКВД СССР (УПВИ НКВД СССР) создать специальные лагеря7. В частности для Карельского, Ленинградского, Волховского и Северо-Западного фронтов в декабре 1941 и январе 1942 гг. разворачивались Грязовецкий и Череповецкий (Волгоградская область) спецлагеря НКВД. С марта 1945 г. они были переведены в категорию проверочно-фильтрационных лагерей. Расширялся и контингент проверяемых в них лиц.
Наряду со спецлагерями НКВД (впоследствии - ПФЛ НКВД) с конца декабря 1941 г. определенные проверочно-фильтрационные задачи выполняли армейские и фронтовые сборнопересыльные пункты (СПП). Если армейские СПП занимались в основном первичной проверкой военнослужащих, вышедших их окружения и бежавших из плена, после которой их направляли либо в резервные формирования, либо в спецлагеря НКВД для углубленной проверки, то фронтовые СПП с 1944 г. были переключены на фильтрационную работу репатриируемых гражданских лиц, угнанных противником в разное время войны.
К концу лета 1944 г. существующая сеть армейских и фронтовых СПП уже не могла справиться с функциями учета и фильтрации репатриантов в связи с огромным потоком этих лиц. Поэтому уже осенью на линии Западной государственной границы были созданы КПП и проверочнофильтрационные пункты НКВД СССР (ПФП) и утверждена Инструкция о работе ПФП8. На пограничной линии СССР и Финляндии организовывались четыре КПП и два ПФП в г. Выборге и Сортавале. Фильтрационные пункты брались под охрану войсками НКВД. Для проведения проверки и фильтрации в них формировались проверочно-фильтрационные комиссии (ПФК) из представителей НКВД, НКГБ и Главного управления контрразведки НКО «СМЕРШ».
Хотя упомянутая Инструкция о работе ПФП обязывала ПФК осуществлять предварительную проверку репатриантов в течение 10 суток со дня их прибытия на пункт, на деле она довольно часто длилась до 1-1,5 месяцев, что вызывало массовое возмущение проверяемых. В целях устранения этих недостатков СНК СССР своим постановлением № 30-12с «Об организации приема и устройства репатриированных граждан» от 6 января 1945 г. обязал Ленинградский и ряд других облисполкомов Северо-Запада РСФСР организовать городские и районные приемно-распределительные пункты (ПРП) по приему репатриированных и их доставке к прежнему месту жительства9.
СНК РСФСР в начале июля 1945 г. своим распоряжением устанавливал порядок отправки этих лиц, а также полномочия и правовые основания деятельности местных ПРП10. Так, на них
возлагались задачи по организации первичного учета и проверки граждан, возвращающихся из эвакуации, т.е. из тыловых районов страны.
Завершающейся частью фильтрации вернувшихся в советскую Россию репатриантов являлась их проверка по месту жительства. Порядок этой проверки определялся приказом НКВД-НКГБ от 16 июня 1945г.11, а в Ленинградской области - приказом УНКВД-УНКГБ ЛО от 4 июля 1945г.12. Согласно этому приказу, в каждом районе создавались проверочно-фильтрационные комиссии (ПФК) из четырех оперработников (по два сотрудника от РО НКВД и НКГБ). Ее возглавлял начальник райотдела НКВД. Такой порядок фильтрации был установлен для регионов, подвергшихся оккупации. Госпроверка (фильтрация) репатриантов, направленных в восточные районы страны, осуществлялась областными ПФК13.
Основными элементами структуры государственной проверки (фильтрации) определялись ПФК НКВД СССР (в последствии - ПФЛ) и районные ПФК. Однако, как замечает исследователь этой проблемы В. Иванов, применительно Ленинградской области ведущим органом фильтрации репатриантов выступал ПФЛ НКВД СССР. Он, в частности, пишет, что «военно-политическое руководство страны основным звеном госпроверки советских граждан избрало не СПП и ПФП, а ПФЛ НКВД, организованные в том числе на Северо-Западе в районах крупных восстановительных, строительных и других работ»14.
Такое заключение было верно лишь отчасти. Во-первых, потому что через ПФЛ НКВД прошло фильтрацию значительно меньше граждан, чем через СПП и ПФП НКВД. Так, к началу 1946 г. в СССР в 29 ПФЛ НКВД содержалось свыше 120 тыс. человек15, тогда как только один Выборгский ПФП НКВД «пропустил» через себя около 127 тыс. человек16.
В этих «расчетах» акцент следует делать на уровни фильтрации. Если в приграничных ПФП (Выборгский, Сартавальский) осуществлялась главным образом «облегченная» госпроверка, то в ПФЛ НКВД - «углубленная» фильтрация17.
Во-вторых, нельзя не учитывать роль районных ПФК, которые в условиях массовой репатриации проделали гигантскую работу по фильтрации граждан. Практически к весне 1946 г. через них прошло около 190 тыс. репатриантов - жителей Ленинграда и области, тогда как в ПФЛ НКВД, расположенных в регионе, - только 12,3 тыс. человек18.
И вновь проблема скорее в уровнях проверки. Ведь по количеству арестованных репатриантов ПФП НКВД и ПФК действительно уступали ПФЛ НКВД почти наполовину. Это, видимо, и позволило некоторым исследователям утверждать, что приоритетными элементами системы фильтрации были именно ПФП и ПФК.
Следует согласиться с выводом упомянутого выше автора о том, что в создании и деятельности ПФЛ НКВД СССР важную роль играл хозяйственно-экономический фактор. Как центральное, так и местное руководство использовали фильтрантов как дешевую рабочую силу, чего не происходило в СПП, ПФП и тем более в районных ПФК. Под предлогом более тщательной (углубленной) проверки репатриантов задерживали в лагерях на длительные сроки, создавая из их числа производственные бригады и планируя производственные задания на длительную перспективу19.
В этих условиях возникал один закономерный вопрос: что было важнее для властей в деятельности ПФЛ НКВД: своевременная и качественная госпроверка спецконтингента, или использование репатриантов в качестве рабочей силы на восстановительных и строительных объектах города и области? Ведь совмещение этих задач можно было расценить как свидетельство полного отсутствия у фильтрантов каких-либо гражданских прав, ведомственную вседозволенность и произвол. Явно напрашивался и вывод о возможном «сговоре» производственных подразделений лагеря с их фильтрационными службами в интересах отдельных народнохозяйственных наркоматов и главков, остро нуждающихся в дешевых рабочих руках, и т.п.
Ответить на эти и другие вопросы отчасти помог бы анализ самой процедуры фильтрации, который, в отличие от организации производственной занятости проверяемых, имел вполне определенные нормативно-правовые основания. Если специальные службы госпроверки репатриантов не выполняли требований директивных органов по соблюдению сроков и последовательности фильтрации (даже при наличии полностью укомплектованных штатов), то происходящее можно было объяснить наличием фактора умышленного ее сдерживания или (что было возможным в исключительных случаях) полной некомпетентностью проверяющих сотрудников.
Как уже отмечалось ранее, на территории Ленинградской области, кроме двух ПФП НКВД, фильтрацию проводили еще три ПФЛ НКВД: №№ 0316, 0317 и 0323. Они считались одними из крупнейших во всей сети проверочно-фильтрационных органов в СССР. Помимо них, в СевероЗападном регионе такую проверку вели Петрозаводский ПФЛ № 0313 и Пудожский лагерь № 032620.
В ФПЛ НКВД основными подразделениями, осуществляющими процедуру фильтрации репатриантов, были созданные в них оперативно-чекистские отделы (ОЧО). Целиком задачи этих
Ьв
гъ
съ
I
*
I
съ
I
X
S
сь
I
съ
S
I
съ
К)
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 2 (34) 2007
органов были сформулированы в «Инструкции о работе оперативно-чекистских отделов проверочнофильтрационных лагерей НКВД СССР», утвержденной в НКВД и НКГБ СССР 13 апреля 1945 г.21
В Инструкции приоритетной задачей ОЧО при проверке и фильтрации прибывающего в лагерь контингента назывались прежде всего выявление и арест гласных и негласных сотрудников разведывательных, контрразведывательных, полицейских и карательных органов противника, предателей, активных помощников оккупантов, агентов иностранных разведок и др.
Более конкретно задача выявления «агентов других иностранных разведок» (английских, американских, французских - В.Б., А.М.) была сформулирована чуть позже в циркулярах НКГБ СССР
от 25 января и 6 февраля 1946 г., где описывались возможные способы заброски этих агентов с
22
массовыми потоками репатриантов22.
В директиве НКВД СССР № 63, вводившей в действие Инструкцию от 13 апреля 1945 г., ставились задачи по выявлению активных участников РОА, «Национальных легионов» и членов других карательных подразделений. Вместе с ними разыскивались и члены антисоветских организаций КОНР, РОВС, ОУН, НТСНП, участники различных националистических комитетов, союзов и т.п.
Спецконтингентом ПФП НКВД (с февраля 1945 г. - ПФЛ НКВД) определялись не все репатрианты. Если с лета 1944 г. в ПФП упрощённую проверку проходили в основном гражданские репатрианты23, то с весны 1945 г. - главным образом три категории фильтрантов: первая -военнопленные и окруженцы; вторая - гражданские, подозреваемые в изменнической деятельности; третья - гражданские лица (мужчины) призывных возрастов, проживавшие на территории, занятой противником24.
Нетрудно заметить довольно широкое «представительство» названных учетных групп, особенно, если учесть, что толкование понятия «лицо, подозреваемое в изменнической деятельности» к указанному периоду было достаточно широким. Поэтому не случайно в общей массе спецконтингента лагерей оказались не только «антисоветские» элементы, но и так называемые «невозвращенцы» (граждане, не желающие возвращаться в места своего прежнего жительства).
Процедура фильтрации требовала кропотливой подготовительной и текущей работы, в первую очередь сотрудников ОЧО. К весне 1945 г. выполнение вновь обозначенных задач, определенных Инструкцией НКВД СССР, имеющимся штатом отдела было попросту невозможным. Численность отдела (6-8 человек) явно не соответствовала обьему каждодневных заданий по проверке и фильтрации прибывающих в лагерь репатриантов. Поэтому, к примеру, в марте этого же года начальник Управления КРО «СМЕРШ» Ленфронта Л. Быстров просил начальника ГУКР «СмЕРШ» НКО СССР В. Абакумова усилить отдел ОЧО ПФЛ № 0317 с 6 до 22 человек. Аналогичные просьбы касались и других лагерей региона25.
При запрашиваемом Л. Быстровым штате сотрудников ОЧО проверка фильтрантов должна была заметно ускориться. К тому же Инструкция определяла двухмесячный срок для этой работы, а в отдельных случаях, когда это вызывалось оперативной необходимостью, срок содержания в лагере мог быть продлен и до 4 месяцев.
Сам процесс проверки и фильтрации прибывающего спецконтингента состоял, во-первых, из проверки каждого лица по розыскным спискам 2-го Управления НКГБ СССР, ГУКР НКО «СМЕРШ» и по розыску, объявленному 1-м Спецотделом НКВД СССР. Во-вторых, из тщательного допроса проверяемого и знающих его свидетелей. В-третьих, из агентурной разработки проверяемых, организации агентурно-оперативных комбинаций с элементами шантажа, провокаций и подстав. В-четвертых, из запросов в органы НКГБ-НКВД по месту прежнего жительства, работы или преступной деятельности проверяемого в период оккупации противником территории советской России26.
В ходе госпроверки репатриантов, пребывающих в ПФП и ПФЛ НКВД, главное внимание обращалось на выявление и арест советских граждан, сотрудничавших с вражескими спецслужбами и оккупационными властями. Практика ОЧО фильтрационных пунктов и лагерей НКВД, расположенных в Ленинградской области, не была исключением27. Так, например, в ПФЛ № 0317 за январь-сентябрь 1945 г. из более чем 3 тыс. бывших военнослужащих РККА, прибывших из Норвегии, было арестовано почти 180 человек, сотрудничавших с немецкими властями28. В июне 1945 г. ОЧО Выборгского ПФП арестовал 26 бывших советских солдат и офицеров, выполнявших задание немецкой военной контрразведки в Скандинавии.
Выявление и арест этой категории репатриантов главным образом стал возможным благодаря данным, полученным из розыскных списков ГУКР «СМЕРШ» НКО и различным оперативным комбинациям, разрабатываемым ОЧО ПФП и ПФЛ НКВД.
Следует заметить, что упомянутые розыскные списки ГУКР «СМЕРШ», да и 2-го Управления НКГБ СССР, были далеки от совершенства. В большинстве случаев в них отсутствовали данные, изобличающие советских граждан в пособничестве врагу и т.п. К тому же в их редакцию постоянно вносились разного рода дополнения и справки, нередко противоречащие начальной оперативно-
поисковой информации29. Да и общая содержательная направленность этих справочников явно тяготела к антисоветской проблематике, т.к. выявление и арест «антисоветчиков» были приоритетами в деятельности территориальных органов госбезопасности, чьи представители в основном заполняли штаты ОЧО пунктов и лагерей, а также районных ПФК.
Сравнительный анализ декадных информационных телеграмм всех ПФЛ НКВД на Северо-Западе РСФСР о ходе спецпроверки показал, например, что ОЧО лагерей имели на эту подучетную линию более совершенную схему агентурных учетов и разработок30. Так, из 73 арестованных репатриантов в ПФЛ № 0316 в июне 1945 г. 69 были отнесены к антисоветским элементам (АСЭ). В июле к ним прибавилось еще 46 человек. Из 52 арестованных фильтрантов 95% арестованных в августе также были причислены к АСЭ.
Хотя в УК РСФСР (в редакции 1926 г.) не предусматривалось уголовной ответственности за «невозвращение» из страны пребывания лиц, перемещенных туда оккупационными властями31, тем не менее при аресте в ПФП или ПФЛ НКВД им вменялись в вину «измена Родине», «сотрудничество с антисоветскими организациями» и т.п.32 И вновь здесь можно было наблюдать неправовое толкование категории «невозвращенец», даже если власти страны, где укрывались советские граждане, не представляли им своего гражданства. Так, в ходе фильтрации в 1945 г. в ПФЛ НКВД, расположенных в Ленинградской области были арестованы и осуждены Военным трибуналом 23-й армии Ленфронта бывшие военнослужащие РККА П. Сорваль, В. Прохоров, П. Янин-Яковлев, И. Мельников, В. Цывакин, Э. Паркинен и др. за попытку укрыться в Финляндии от возращения в Советскую Россию33. Трое «невозвращенцев» были расстреляны, а другие (10 человек) приговорены к 10 годам ИТЛ. Вообще уклониться от репатриации в СССР смогли 451,5 тыс. бывших советских граждан, по отношению к которым оставались в силе нормы чрезвычайного законодательства34. По подсчетам же А. Шевякова, за границей укрылись более 500 тыс. бывших советских подданных35.
Но даже и те из них, кому, например, финские власти выдали правительственные документы и трудоустроили их, будучи обнаруженными специально созданными в СССР и действующими на территории Финляндии репатриационными комиссиями, были насильно доставлены в Выборг и осуждены. В мае 1945 г. к длительным срокам заключения были приговорены «невозвращенцы» -жители Ленинградской области: М. Хямяляйнен, Е. Лессонен, Ф. Макара, М. Петров, Н. Агонен, А. Таппи, С. Касков и многие другие. Из материалов их дел явствует, что «новые» граждане Финляндии не совершили никаких преступлений, они лишь попросту не желали возвращаться в страну, где господствует чрезмерное государственное насилие36.
Чуть позже, в начале октября 1945 г., циркуляр НКГБ СССР № 104 разъяснял и требовал от руководства проверочных фильтрационных лагерей и местных органов госбезопасности усиления мер по выявлению репатриантов, скрывающихся от регистрации, не только на территории Финляндии, но и прибалтийских республик37. В то же время признавался тот факт, что имеющиеся розыскные списки 2-го Управления НКГБ СССР, ГУКР «СМЕРШ» НКО и 1-го Спецотдела НКВД СССР содержат лишь установленные и проверенные данные на лиц, разыскиваемых органами госбезопасности, контрразведки и милиции.
Куда более эффективным был тщательный допрос сотрудниками ОЧО ПФП и ПФЛ проверяемого и знающих его свидетелей. Нормативно-правовым основанием этого элемента процедуры фильтрации репатриантов служили:
- приказ НКВД СССР № 00762 от 26 ноября 1938 г. «О порядке осуществления постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении
следствия»38;
- приказ НКВД СССР № 00865 от 21 июля 1945 г. «Об объявлении Инструкции о порядке учета
39
и регистрации репатриированных граждан»39;
- директива НКВД СССР № 63 от 13 апреля 1945 г. и др.
В ходе допроса подробно выяснялись обстоятельства, по которым проверяемый оказался на территории, занятой противником, и его деятельность. В соответствие с п. 6 Инструкции о работе ОЧО ПФЛ НКВД СССР, допросы проверяемых должны были быть использованы для выяснения у них известных им лиц, причастных к агентуре противника или других иностранных разведок, участников антисоветских организаций и др., а также для вербовки агентов и осведомителей для разработки лагерного контингента40.
Обычно всем бывшим бойцам и командирам РКК на первом допросе всегда задавался один и тот же вопрос: «Признаете ли вы себя виновным в том, что нарушили военную присягу Красной Армии и сдались в плен врагу»? Не признающий этого и сражающийся за себя фильтрант, как замечает В. Иванов, имел больше шансов быть освобожденным, чем колеблющийся, не помнящий, путающийся41. Это еще раннее подметил очевидец этих событий А. Солженицин42.
Ьв
гъ
съ
1
?
а
I
съ
I
X
S
сь
I
съ
S
I
К)
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 2 (34) 2007
Процесс проверки и фильтрации, проводимый ОЧО в лагерях, не мог обойтись без агентурной разработки проверяемых. Нормативно-правовым основанием этой работы служили Инструкция о работе ОЧО ПФЛ НКВД СССР от 13 апреля 1945 г., циркуляр НКГБ СССР № 104 «Об агентурной работе по выявлению репатриантов, скрывающихся от регистрации» и др. В них устанавливалось, что агентурная сеть должна насаждаться в среде спецконтингента с таким расчетом, чтобы были охвачены осведомлением абсолютно все проверяемые, а также объекты их работы и жизнепребывания.
Сотрудникам ОЧО лагерей ставилась задача проводить вербовку общей агентурной сети для обслуживания контингента по признакам землячества, совместного пребывания в лагерях противника, а также совместной работе в организациях и формирования, созданных противником. В Инструкции от 13 апреля 1945 г., в частности, прямо указывалось на необходимость иметь осведомителей, начиная от отделения и выше43.
Определялись и требования к вербовке агентов и осведомителей. К числу лиц, с которыми должны были работать сотрудники, были отнесены:
- патриотически-настроенные репатрианты;
- добровольно заявившие о своих преступлениях;
- лица, в отношении которых имелись компрометирующие материалы (но только после дачи откровенных показаний по существу этих материалов).
Следует заметить, что среди спецконтингента практически не находилось желающих сотрудничать с властями. Поэтому основной костяк агентурно-осведомительной сети составляли лица, на которых имелись компрометирующие материалы в органах фильтрации. Так, из 251 осведомителя, резидента и агента, завербованного в ПФЛ НКВД № 0317 с января по октябрь 1945 г., около 90% были именно такие репатрианты. Из 377 человек в лагере № 0316 на 1 августа имелись компматериалы более чем на 80% их44.
Не смотря на тщательные, а порой круглосуточные допросы, широко раскинутую сеть агентов и осведомителей, а также увеличение штатов сотрудников ОЧО, резкого увеличения пропускной способности ПФП и ПФЛ НКВД до июля 1945 г. практически не произошло. Углубленная проверка части спецконтингента превосходила установленные сроки в 2 и даже 4 месяца. Под предлогом перепроверки полученных данных, а иногда и агентурно-осведомительных сообщений на проверяемых, сотрудники ОЧО вынуждены были соглашаться на массовое привлечение репатриантов к работе на объектах хозорганов.
Дело в том, что организационно оперативно-чекистские отделы лагерей подчинялись начальникам ПФЛ, а те, в свою очередь, являлись «субъектами финансово-хозяйственной деятельности», т.е. руководителями строительно-ремонтных, восстановительных и даже производственных объектов, имеющих сводные планы и бюджетные обязательства. Их выполнение было тесно завязано на тот наличный контингент, которым они фактически владели. К тому же все ПФП и ПФЛ НКВД, осуществлявшие фильтрацию спецконтингента, не имели бюджетного (ведомственного) финансирования и находились в соответствии с существующей практикой ГУЛАГа НКВД СССР на самообеспечении и самофинансировании. Надо ли комментировать эту ситуацию?
Нормативно-правовая база, являющаяся основанием всей процедуры проверки и фильтрации репатриантов в 1945-1946 гг., свидетельствует, что, во-первых, у ОЧО не было ни одного нормативного документа, определяющего методику их работы в этом направлении. Получалось, что даже списки фильтруемых, оставляемых каждый день в расположении лагеря для проведения необходимых установочных, следственных, оперативных и иных мероприятий, приходилось согласовывать с руководством лагерей и «отбивать» их у производственников и плановиков хозорганов и т.п.
Во-вторых, попытка ведомственными актами (приказами, распоряжениями и указаниями) «передислоцировать» сотрудников ОЧО из своих кабинетов в ПФП и ПФЛ на хозяйственные объекты, для выполнения там задач проверки и фильтрации носили явно волюнтаристский характер и завершились тем, что темпы «углубленной» проверки настолько замедлились, что уже в середине лета 1945 г. проблема приобрела государственное звучание45. Позже циркуляр МГБ СССР № 9 от 6 февраля 1946 г. «Об ускорении окончания работы по проверке репатриантов и об отчетности по репатриантам» прямо указывал на необходимость скорейшего завершения агентурно-оперативных мероприятий по репатриантам46.
В совместном приказе МВД и МГБ СССР от 9 декабря того же года «О работе органов МВД-МГБ по репатриированным советским гражданам» впервые, хотя и косвенно, признавалось, что сочетание производственной деятельности и фильтрации не совсем оправданно, и что агентурная работа по ним должна отличаться большим динамизмом47. Столь запоздалое признание стало возможным скорее потому, что, с одной стороны, ПФЛ НКВД как производственные субъекты оказались в итоге нерентабельными, а с другой, потому что более эффективным звеном массовой
госпроверки репатриантов на территории Ленинградской области стали все же районные ПФК, которые, как мы уже отмечали, не хуже справлялись с задачами и «углубленной» проверки.
Впервые попытки доказать нерентабельность проверочно-фильтрационных лагерей НКВД СССР на территории Ленинградской области в 1945 г. предпринял В.Иванов, одновременно показав порочность методики переноса трудового аналога ГУЛАГа на такое звено фильтрационной системы, как ПФЛ. При этом исследователю удалось обосновать тезис о репрессивной доминанте всей проверочно-фильтрационной практики в эти годы. Автор подчеркивал, что свыше 90% проверенных репатриантов в Ленинградской области прошли углубленную проверку и были признаны невиновными, одновременно поставив под сомнение серьезность правовых последствий заявления Генерального прокурора СССР от 29 июня 1941 г. о том, что «все сдавшиеся в плен есть изменники Родины и предатели» и что по отношению к ним и их родственникам власти будут применять самые суровые меры48. Идеологическая, пропагандистская риторика и здесь брала верх над целесообразным юридическим процессом.
Действительно, летом 1945 г., когда ПФЛ НКВД, расположенные в Ленинградской области, были максимально наполнены проверяемым спецконтингентом, все их подразделения (лаготделения, отделения комендатуры и т.п.) выполняли плановые задания едва лишь на 70%. К тому же дебиторская задолженность хозорганов за проделанную лагерями работу к июлю 1945 г. составила около 316,5 тыс. рублей. Даже весьма поверхностные и «щадящие» ведомственные проверки общей организации трудового использования фильтруемых репатриантов на объектах этих хозорганов показывали, что по отношению к работающим проявлялись откровенные обсчеты и грубая их эксплуатация49. Однако нормативно-правовая база действовавшего в 1945-1946 гг. института госпроверки (фильтрации) репатриантов не включала в себя многие нормы, регулирующие различные аспекты их трудоиспользования, отдыха, лечения и реабилитации.
Отчасти это происходило потому, что структурно сама система органов фильтрации на местах создавалась «один в один» по организационно-штатному расписанию исправительно-трудовых лагерных подразделений ГУЛАГа НКВД СССР. А в них, как известно, приоритеты «перепроверки» заключенных определялись исправительно-трудовым законодательством. Уголовная репрессия в эти годы была еще и элементом властвования50.
Безусловно, испытывая огромные затруднения хозяйственно-экономического порядка, стремясь одновременно решать фильтрационные вопросы, органы репатриации в лице руководства ПФЛ НКВД избрали самую упрощенную методику своей деятельности: через каждодневную практику трудового использования свести к минимуму затраты на содержание спецконтингента, параллельно осуществляя процедуру его проверки и фильтрации.
Были полностью «забыты» наработки НКВД РСФСР в области фильтрационной работы в годы гражданской войны и сразу после ее окончания. И это в тот период, когда, в сущности, еще не был отменен циркуляр ОГПУ № 250/00 от 15 июля 1930 г. «О мерах фильтрации репатриантов», идеи которого не развивались в русле «гулаговской чистки», а ориентировали территориальные органы госбезопасности, подразделения контрразведки и милиции на привлечение советских общественных организаций к делу скорейшей и качественной фильтрации репатриантов51.
Следует отметить, что в этот период оказалась некодифицированной вся нормативно-правовая база фильтрационной работы. Если правовые основания создания и функционирования основных элементов репатриации все же были разработаны и внедрены в повседневную практику, то проверочно-фильтрационное законодательство впитало в себя уже известные и апробированные в ГУЛАГе НКВД ведомственные нормативно-правовые акты. Они, как показал анализ этой деятельности, входили в явное противоречие с задачами фильтрации советских граждан.
И хотя на территории Ленинградской области последний пункт приема репатриируемых граждан СССР перестал существовать в сентябре 1959 г. (в соответствии с приказом КГБ при СМ СССР от 5 августа 1959г.52), нормативно-правовая база проверочно-фильтрационной деятельности так и не была скорректирована с учетом опыта этой работы органов госбезопасности и внутренних дел в годы Великой Отечественной войны и сразу после ее окончания.
Ьв
гъ
съ
I
?
а
I
съ
I
X
S
сь
I
съ
S
I
съ
1 Гассер Х.-П. Международное гуманитарное право. Введение. МККК, 1995. С.8.
2 См.: Messerchmidt M. Der Minsker Prozes 1946. Gedanken zu einem sowjetischeu Krigsverbrechertribual. Ln Heer, Hannes / Naumaun, Klaus (Hg.): Vernichtungskrieg. Verbrecheu der Wehrmacht 1941-1944. Hamburg, 1995$ Zeidler M. Stalinjustiz contra NS -Verbrecheu. Die Krigsverbrecherprozesse gegen deutsche Krigsgetangene in der UdSSR inder Jahren 1943-1952. Kenntnisstand und Forschungsprobleme. Dresden, 1996 и др.
3 См.: Walzer М. Just and Unjust Wars. New York, 1977; Pictet J. Development and Principles of Humanitarian Law. Dordrecht / Geneva, 1985 и др.
4 См.: Полян П.М. Жертвы двух диктатур: Жизнь, труд, унижения и смерть советских военнопленных и остарбайтеров на чужбине и на родине. М., 2002. С. 344-355.
Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России № 2 (34) 2007
5 См.: Иванов В.А. Механизм массовых репрессий в советской России в конце 20-х - 40-х гг. (на материалах Северо-Запада РСФСР): Автореф. дис. ... докт. ист. наук. СПб.,1998. С. 37.
6 См.: Говоров И.В. Репатриация на Северо-Западе РСФСР 1944-1949 гг.: Дис. ... канд. ист. наук. СПб., 1998.
7 См.: Военнопленные в СССР 1939-1956: Документы и материалы / Сост. М.М. Загорулько и др. М., 2000. С. 29. УПВИ продолжало руководить спецлагерями до лета 1944 г., затем по приказу НКВД СССР № 0149 они были переданы в подчинение ГУЛАГу НКВД СССР
8 См.: Иванов В.А. Механизм массовых репрессий в советской России в конце 20-х - 40-х гг. (на материалах Северо-Запада РСФСР): Дис. ... докт. ист. наук. СПб.,1998. С. 425-426.
9 См. там же. С. 427.
10 См.: Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (далее - ЦГА СПб). Ф. 7179. Оп. 53. Д. 106. Л. 288-292.
11 См.:
Центральный государственный архив историко-политических документов г. Санкт-Петербурга (далее - ЦГАИПД СПб). Ф. 25. Оп. 2в. Д. 5558. Л. 135.
12 См.: Иванов В.А. Указ. соч. С. 453.
13 См.: Говоров И.В. Указ. соч. С. 178.
14 См.: Иванов В.А. Указ. соч. С. 429.
15 См.: Государственный архив Российской Федерации (далее - ГАРФ). Ф. 9408. Оп. 1. Д. 5. Л. 51.
16 См.: Иванов В.А. Указ. соч. С. 428-429.
17 См.: Говоров И.В. Указ. соч. С. 218.
18 См.: Служба регистрации архивных фондов Управления ФСБ РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области (далее -СРАФ УФСБ РФ по СПб и ЛО). Фонд фильтрационных материалов (далее - ФФМ). Д. 195443, 195444, 195446, 195449.
19 См.: Иванов В.А. Указ. соч. С.429.
20 См.: СРАФ УФСБ РФ по СПб и ЛО. Арх. № 56 (1945). Л. 318, 332.
21 См.: Отдел специальных фондов Информационного Центра при ГУВД Санкт-Петербурга и Ленинградской области (далее - ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО). Ф. 2. Оп. 1. Д. 70. Л. 272-274.
22 См.: Иванов В.А. Указ. соч. С. 444.
23 См.: Полян П.М. Указ. соч. С. 363-364.
24 См.: Земсков В.Н. К вопросу о репатриации советских граждан 1944-1951 годы // История СССР 1990. № 4. С. 40.
25 См.: Иванов В.А. Указ. соч. С. 445.
26 См.: ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 70. Л. 272 об.
27 См.: Ковалев Б.Н. Нацистский оккупационный режим и коллаборационизм в России (1941-1944 гг.). В. Новгород, 2001. С. 14.
28 См.: Иванов В.А. Указ. соч. С. 445.
29 См.: СРАФ УФСБ РФ по СПб и ЛО. Арх. № 58 (1945). Лл. 112, 116-120, 122 об.
30 См.: Иванов В.А. Органы государственной безопасности и массовые репрессии на Северо-Западе в 30-50-е годы (историкоправовой обзор репрессивной документалистики). СПб., 1996. С. 38-39
31 См.: Полян П. «OSTbi» - жертвы двух диктатур // Родина. 1994. № 2. С. 57.
32 См.: Кардин В. Долгая война и короткая память // Московские новости. 2001. № 18-19. С. 3.
33 См.: СРАФ УФСБ РФ по СПб и ЛО. Арх. № 57 (1944-1945). Л. 93 об. , 94.
34 См.: Полян П. Указ. соч. С. 57; Янгол Н.Г. Чрезвычайное законодательство и исключительные правовые режимы: история и современность: Монография. СПб., 2000. С. 312.
35 См.: Шевяков А.А. «Тайны» послевоенной репатриации // Социологические исследования. 1993. № 8. С. 6.
36 См.: Кудрявцев В.Н., Трусов А.И. Политическая юстиция в СССР СПб., 2002. С. 148.
37 См.: СРАФ УФСБ РФ по СПб и ЛО. Ф. 8. Оп. 59. Д. 353. Л. 223.
38 См.: Лубянка, Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина: Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937-1938 / Под ред. А.Н. Яковлева. М., 2004. С. 612-615.
39 См.: ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 66. Л. 29-31 об.
40 См. там же. Д. 70. Л. 272 об.
41 См.: Иванов В.А. Миссия Ордена. Механизм массовых репрессий в Советской России в конце 20-х - 40-х гг. (на материалах Северо-Запада РСФСР). СПб., 1997. С. 397.
42 См.: Солженицин А.И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918-1956: Опыт художественного исследования. М., 1991. Т. 1. С. 239-240.
43 См.: ОСФ ИЦ ГУВД СПб и области. Ф.2. Оп.1. Д.70. Л.273.
44 См.: Иванов В.А. Механизм массовых репрессий. С. 449.
45 Речь идет о проекте записки Отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкову «О ходе репатриации, об устройстве на работу репатриированных советских граждан и об организации политической работы с ними» от 26 июля 1945 г. // Советская жизнь. 1945-1953 / Состав. Е.Ю. Зубкова, Л.П. Кошелева, Г. А. Кузнецова и др. М., 2003. С. 368-377.
46 См.: СРАФ УФСБ РФ по СПб и ЛО. Арх. № 380 (1946). Л. 10.
47 См. там же. Арх. № 376 (1946). Л. 44.
48 Имелся в виду совместимый приказ НКГБ СССР, НКВД СССР и Генерального прокурора Союза ССР от 29 июня 1941 г. / Подробнее см.: Кардин В. Указ. соч. С. 3-4.
49 См.: Иванов В.А. Указ. соч. С. 431-434.
50 См.: Соломон П. Советская юстиция при Сталине / Пер. с англ. М., 1998. С. 10-13.
51 См.: СРАФ УФСБ РФ по СПб и ЛО. Ф. 8. Оп. 59. П. 72. Т. 2. Л. 310.
52 См.: Иванов В.А. Органы государственной безопасности и массовые репрессии на Северо-Западе в 30-50-е годы (историкоправовой обзор репрессивной документалистики). СПб., 1996. С. 57.