Правонарушение и деликтные отношения в обычном праве донских казаков Текст научной статьи по специальности «История и археология»

ПРАВО, ГОСУДАРСТВО, ВЛАСТЬ, УПРАВЛЕНИЕ

Г. Г. Небратенко

ПРАВОНАРУШЕНИЕ И ДЕЛИКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ В ОБЫЧНОМ ПРАВЕ ДОНСКИХ КАЗАКОВ

Настоящая статья посвящена проблеме применения обычного права в деликтных отношениях донских казаков. В досоветский период закон имел ограниченное действие. Автор показывает, что доминирование обычного права в данной сфере наблюдалось до конца XVIIстолетия и в дальнейшем сложившаяся региональная практика сохранялась.

Ключевые слова: преступление, правонарушение, наказание, казачество, войско Донское, деликт, обычай, обычное право, судебный прецедент, аналогии в праве.

В досоветский период применение обычаев на Дону при вынесении наказаний за совершенные правонарушения было распространенным явлением. Для обычного права характерны различные санкции, базирующиеся на казачьей и христианской морали, партикулярном представлении «о правде и справедливости» (обыденном правосознании), с учетом которых происходило формирование самобытной судебной практики. Последняя строилась на основе традиционалистских воззрений и принципа «как раньше было» [ 1, с. 12-13]. Рассмотрение же казусов приводило к появлению прецедентов, становившихся примером для аналогий, и, как следствие, к генезису новых обычаев. Кроме того, особое влияние на общественные отношения оказывало право соседних государств и народов, в частности, русского, тюркских и калмыцкого.

Концептуализация деликтных отношений на Дону имела невыразительный характер, проявляясь в том, что преступление, правонарушение или проступок у казаков не имели специфических наименований, свидетельствующих об их отличиях. Этимологией этих явлений на практике служили термины, непосредственно обозначавшие сами правонарушения (например, убийство, предательство или некрепкая служба). Впрочем, в соответствии с существовавшей тогда русской традицией преступников на Дону именовали «ворами», а их шайки - «воровскими казаками», что могло являться результатом заимствования данных категорий из царских грамот, поступавших в войско Донское, или вербальных форм дипломатического общения казаков при царском дворе или в Посольском приказе. Также «воровских казаков» называли «буйными». «Оди-

ночных преступников», совершавших умышленные деликты, именовали «злодеями», а уже приговоренных к наказанию - «пенными», порочных лиц - «бесчестными». Причем все вышеназванные «статусы» приводили к ограничению (лишению) гражданских прав человека на территории войска Донского.

Казачьи обычаи не предусматривали устойчивых дефиниций, предлагая естественным образом руководствоваться обыденным правосознанием, интеллектуальным восприятием «деликта» и меры «народного возмездия» за его совершение. Регулируемые таким образом отношения в ходе научного исследования целесообразно именовать де-ликтными. Справедливость выбранного подхода подтверждается тем, что обычное право донских казаков в силу своей технико-юридической примитивности не классифицировало правонарушения на преступления и проступки, и в традиционном обществе ответственность не всегда являлась прямым следствием вины, а соразмерность наказания - реально причиненному вреду. Общеизвестно, что «.. .по обычаю за бездельные дела часто казнили смертью, а важными пренебрегали» [2, с. 81]. Это, конечно, противоречит принципам справедливости и гуманизма, закрепленным в современном законодательстве.

При реализации деликтных отношений казаки использовали аналогии, а также местное толкование обычаев, всегда воспроизводимых в публичной форме. Целью наказания являлось восстановление справедливости и устрашение (превенция последующих правонарушений), а поскольку основой деликтной регламентации выступали казачьи обычаи, отражавшие интересы автохтонов (коренных жителей), то обеспече-

ние принципа равенства было невозможно. Неказачье население за одни и те же деяния наказывалось жестче, чем казаки. Поэтому в XVIII веке рассмотрение дел с участием представителей «невойскового сословия» перешло в компетенцию общероссийского суда.

Между тем при рассмотрении дел и вынесении приговоров учитывались не только национальность, но и должностное положение, место жительства и семейный статус. В деликтных отношениях донских казаков допускалось объективное вменение, то есть ответственность за невиновное причинение вреда, наступающая при отсутствии причинно-следственной связи действия (бездействия), посягающего на объект правонарушения, и возникших негативных последствий. Так происходило при использовании принципа круговой поруки, когда, например, все население казачьей общины по приговору войскового круга признавалось «вне закона», наиболее жестоко наказывались атаман, есаулы и старики.

Впрочем, во второй половине XVIII века в отношении войсковой старшины, наоборот, стало проявляться большее снисхождение, когда для них ответственность носила материальный статусный характер (например, лишение чина), а для рядовых - физический (битье плетями). Хотя ранее равенство казачества в части деликтоспособности было абсолютным, особенно в XVI-XVII веках, когда каждый казак, старшина и даже атаман могли подвергнуться любому наказанию, вплоть до смертной казни: «дом виновного и пожитки грабили, и самого хозяина обществом бивали, что часто над их старшинами случалось, за обиду, неправильное суждение и за обдел кого в полученных добычах, надуванье...» [3. 26]. Кроме того, в обычном праве донских казаков допускалось наказание одного лица за деяние, совершенное другим, например, глава семейства отвечал за проступок члена семьи, или, наоборот, дети за невыполнение деликтных обязательств отца отрабатывали сумму долга «в заживе» у займодавца.

Между тем само применение обычаев в де-ликтных отношениях являлось особой вольностью (привилегией) донских казаков, именовавшейся «казачьим присудом». Нормативным инструментом последнего выступало обычное право, которое имманентно (внутренне) состояло из «войскового права» и «станичного права», воспроизводимых, соответственно, на общеказачьем и местном уровнях. «.Войсковое и станичное право отражало сложившиеся представления о морали, справедливости, свободе и равенстве, признанных в среде, составляющей социальную основу сообществ» [4, с. 111].

Классифицированные таким образом обычаи

действовали на территории войска Донского (в том числе в отношении иностранцев), а также применялись за его пределами к донским казакам, отчасти к представителям других казачьих войск. Причем войсковое право стало формироваться позже станичного, а именно с момента возникновения в Раздорском городке войскового круга, на котором выбирался войсковой атаман (начало 70-х годов XVI века). Даже российское правосудие до 70-х годов XVII века признавало правовой суверенитет Донского казачьего войска и не рассматривало деликты, совершенные его представителями на территории Московского государства. «Москва не только признавала "казачий присуд", но, более того, московское право не распространялось на казаков. Соборное уложение 1649 года предусматривало наказания только служилым - городовым казакам» [5], а еще «полковым и станичным», донцы же до конца XVII столетия представляли собой вольное казачество, а не служивое.

Иными словами, «войсковое право» имело государственное признание и было достаточно широко распространено. Внутри же казачьих общин, размещенных в городках или имеющих временный нестационарный характер, например, ватаг, действовало «станичное право», позволявшее рассматривать не только проступки, но и преступления, выносить приговоры и даже применять смертную казнь. Формировавшаяся таким образом местная судебная практика в настоящее время не позволяет точно определить природу возникновения тех или иных «деликтных обычаев». Кроме того, с 70-х годов XVII века в «юридическую практику» войска Донского началось активное проникновение «русского права» за счет ограничения «казачьего присуда». Повод к этому дал «воровской атаман» Степан Разин, настолько обостривший взаимоотношения российского правительства с казачеством, что в 1671 году войсковой круг выслал своего старшину на суд в Москву, причем данный акт имел прецедентный характер.

С этого времени «высылка» за пределы края стала носить уже принудительный характер. Данная «норма» применялась не только к государственным преступникам, но и нарушителям крепостного права. «Население Дона, особенно в верховьях, быстро росло за счет беглых. Так, в 1672 году на пути от Москвы до Черкасска насчитывалось 48 городков, а к началу XVIII века их было уже 150» [6, с. 36]. Между тем «в 1682 году было издано запрещение казакам принимать свободных и помещичьих людей. По войсковой границе поставили пропускные посты и стали осматривать идущих в Войско людей» [7, с. 131].

Кроме того, после «крестного целования»

Философия права, 2015, № 1 (68)

казаков в 1671 году, царь присвоил себе не только право экстрадиции с Дона преступников, но и их помилования. Так, например, в войско Донское пришла царская грамота от 24 октября 1683 года, которая содержала требование «унять буйствовавшего на Волге» походного атамана Максима Скалозуба. «.Если он на Дону, поймав его, прислать в Москву, других злейших его соумышленников казнить, а остальных наказать по войсковому праву. Если же он находится на Волге, то послать к нему лучших старшин, уговорить о возвращении на Дон с обещанием прощения вин ему и товарищам его, если они принесут повинную государю. В противном же случае сказать, что послана будет за ним многочисленная рать и истребит их» [7, с. 337].

Далее, после взятия Азова в 1696 году, московское правительство стало еще активнее вмешиваться в дела казачества: «.последовали указы, запрещавшие казакам доступ в корабельные леса, ограничивавшие лов рыбы близ Азова. Казаков отстранили от выгодного Бахмутского соляного промысла, запретили набеги на Турцию. Строго запрещено также принимать беглых крестьян» [6, с. 36-37]. В начале следующего столетия на Дон стали направлять «сыщиков» с карательными отрядами, которые разыскивали и высылали «беглых лиц» мужского и женского пола неказачьего происхождения, при этом «жен казачьего рода» и детей, родившихся от «беглых», оставляли. Так, в 1703 году на север войска Донского с целью «переписи населения» прибыли стольник Пушкин и Кологривов.

Кроме того, был издан указ, в котором говорилось, «а буде в котором городке за утайкою такие новопришлые люди сыщутся, и того городка атаману, а с ним лучшим людям по их казацкому войсковому праву учинена будет смертная казнь, а городок тот весь разорить и от юрта отказать» [9, с. 185]. В 1706 году, в разгар Астраханского бунта, войсковой атаман Аким Филипь-ев информировал царицынского воеводу: «Откроется кто в заговоре из донских казаков, таковых... вешать, не спрашивая войскового разрешения» [9, с. 171]. В июле 1707 года для борьбы с «беглодержательством» на Дон прибыл Юрий Долгорукий «с пристойною командою». Как известно, деятельность князя вызвала недовольство среди казаков. По казачьим станицам, размещенным по Северскому Донцу, вплоть до Бах-мутского промысла, «пошла грамота, написанная с тем, чтобы станичные атаманы и казаки до того выискивания не допускали, а старались бы тому воспрепятствовать и князя Долгорукова до того не допускать, в противном же случае сыщиков всех бить до смерти» [3, с. 132].

Систематическое нарушение казачьих традиций привело в 1707 году к народному восстанию под предводительством смотрителя бахмутских солеварен Кондратия Булавина, подавление которого еще более ограничило донскую самобытность. В октябре 1707 года «войсковое правительство» докладывало в Посольский приказ о расправе над задержанными участниками «возмущения», осуществленной по русскому праву: «рядовым участникам в количестве 100 казаков носы резали», а остальных плетями били. «Пущих заводчиков, которые в собрании быв злой оный совет умышляли... в количестве десяти человек повесили по деревьям по обыкновенности своей за ноги, и иных перестреляли в смерть. Пришлые лица из казачьих городков были отправлены в приграничные с Доном русские города» [10, с. 16].

Впрочем, после Булавинского восстания выявлением «преступников» в войске Донском занимались преимущественно «нарочные старшины», а затем «сыскные», уполномоченные для этих целей, и им в помощь разрабатывались специальные инструкции. Одна из них, адресованная старшинам Каршину и Арчакову, содержалась в войсковой грамоте от 25 марта 1741 года: «Если у новопришлых людей пасынки, падчерицы - казачьи дети, тех не только не отдавать, но и крепко о том об их отцовских пожитках исследовать, и ничего не выдавать, кроме, что еще до женитьбы нажито, если что прожито, тогда на них весьма взыскивать и во владение наследникам отдавать». Высылать с Дона предлагалось с женами и детьми только в том случае, «если жена и дети того захотят», в противном случае их оставляли при станице, а высылали только «беглого» главу семейства [11, с. 45]. Участь последнего была горька: его, предварительно избив плетьми, отправляли в Новохоперскую крепость Азовской (Воронежской) губернии. Подобного же удостаивались и некоторые «особо отличившиеся» казаки.

С целью исполнения войсковой грамоты старшины Григорий Кашин и Алексей Арчаков огласили ее в станичном круге и 26 апреля 1741 года получили у станичного атамана, стариков и «лучших» казаков станицы Кумылженской «подписку» об обязанности выполнения следующего содержания: «По заповеди Святого Евангелия и под обязательством смертной казни не будем скрывать и держать у себя беглых, не будем выдавать за них замуж как своих дочерей, так ровно и сами не будем жениться на пришлых и брать из городов и домов, и базов, и прочего селения, також отводить и позволять давать это не будем.» [11, с. 44].

Между тем ко второй половине XVIII столетия сложился особый порядок рассмотрения «донских дел», предусматривающий также воз-

можность подачи апелляций в Сенат (для неказачьего населения) или Военную коллегию (для казаков), где применялись Соборное уложение (в том числе «новоуложенные статьи»), Артикул воинский и прочие акты российского законодательства. В то же время тяжкие преступления неполитического «бытового характера», например, убийства, кражи, разбои, поджоги, насилие, кровосмешение, совершенные донскими казаками и крестьянами до последней четверти XVIII века, рассматривались на Дону по обычному праву. Таким образом, проведенный краткий анализ деликтных отношений донских казаков показывает, что данная тематика является слабоизученной и представляет определенный научный интерес.

Литература

1. Новак Л., Фрадкина Н. Как у нас-то на Тихом Дону: историко-этнографический очерк. Ростов н/Д, 1985.

2. Петрухинцев Н. Раскол на Яике // Родина. 2004. № 5.

3. Регильман А. И. История о донских казаках. Ростов н/Д, 1992.

4. Татарченко М. В. Государственно-правовые институты и правовая природа донского казачества XVI - начала XX века в отечественной историографии. Ростов н/Д, 2013.

5. Дулимов Е. И. История власти и казачей государственности на Дону. Ростов н/Д, 1999.

6. Левченко В. С., Чеботарев Б. В. История Донского края. Ростов н/Д, 1982.

7. Картины былого Тихого Дона: краткий очерк истории войска Донского. М., 1992. Т. 1.

8. Сухоруков В. Историческое описание Земли войска Донского. Ростов н/Д, 2001.

9. Самойлов Г. В., Супрун В. И. Царицынские картинки: воеводы и коменданты. Волгоград, 2002.

10. Отписка войска Донского в посольский приказ о расправе с булавинцами (октябрь 1707 года) // История власти и казачей государственности на Дону. Ростов н/Д, 1999.

11. Марков В. К. Крестьяне на Дону // Сборник Областного войска Донского статистического комитета. Новочеркасск, 1911. Вып. XI.

К. М. Маштаков

РЕАЛИЗАЦИЯ ЮРИДИЧЕСКИХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ В ПРОЕКТАХ ГОСУДАРСТВЕННО-ЧАСТНОГО ПАРТНЕРСТВА

В статье рассмотрены характеристики субъективных прав в контексте реализации юридических возможностей при осуществлении проектов государственно-частного партнерства.

Ключевые слова: субъективное право, частный интерес, государственно-частное партнерство.

Сегодня Россия переживает очередной этап трансформации всех сфер общественной жизни, который обусловлен неблагоприятными внешними политическими (санкции) и внутренними экономическими (состояние основных фондов, износ объектов инфраструктуры, отток иностранных инвестиций) факторами. Инновационная политика и стремление государства стимулировать отечественного предпринимателя, решать основные общегосударственные задачи не в последнюю очередь связаны с созданием государственно-частного партнерства, то есть единства общества и государства, направленного на дальнейшее поступательное, демократическое развитие нашей страны.

Инновации - это актуально значимые нововведения, обеспечивающие качественное развитие общества и государства. Так, развитие современ-

ных отраслей экономики происходит благодаря применению новой наукоемкой продукции, расширению рынка интеллектуальной собственности. Однако инновационность заключается не только в ориентации на современные достижения науки и техники, но и использовании новых подходов, способов, механизмов развития общественных отношений. При этом одним из актуальных решений развития экономики выступает государственно-частное партнерство (public-private partnership).

Как подчеркивается в пояснительной записке к законопроекту, зарегистрированному в Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации под номером 238827-6, «в настоящий момент в России отсутствует возможность осуществлять финансирование публичной инфраструктуры, необходимой для реализации полномочий Российской Федерации,