даже незначительные на первый взгляд действия групп людей ... могут различным образом изменить векторы и институциональные формы системы» [3, 20].
Это означает, что пути развития рассматриваются не как необходимость, а как возможность, реализация которой зависит от совокупности факторов, среди них случайные могут играть определяющую роль. Этот подход основан на признании вероятностной логики развития любых исторических систем, на чем делает акцент социальная синергетика.
К числу процессов, подрывающих структуры мирового капитализма, ведущих к снижению нормы прибыли в мировом масштабе, И. Валлерстайн относит исчезновение деревенского образа жизни, долгое время создававшего возможность подключать большие массы людей к производству на условиях низкого уровня оплаты труда, рост социальных затрат на увеличение цены продукции предприятий, демократизацию мировой системы, легитимирующей выполнение социальных ожиданий, ослабление во всем мире государственных структур как гаранта экономической стабильности [3, 18-20].
Однако и эти процессы тоже являются долгосрочными, как и те, что подталкивали к кризису феодальную систему. В этой связи очевидно, что генетическое объяснение в долгосрочной временной перспективе вовсе не противоречит признанию роли вероятности и случайности в истории, а стало быть, лишь возможности, а не неизбежности общественного прогресса, и, следовательно, вполне совместимо с принципами синергетики.
Случайные явления в системе при определенных условиях могут стать спусковым механизмом лавинообразного нарастания кризисных тенденций. То, что принято называть переломными моментами истории, представляет собой не что иное, как сложное взаимодействие долгосрочных и случайных процессов, и в исследовании причин, сути и направленности долгосрочных процессов генетический подход играет далеко не последнюю роль.
Список литературы
1 Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М, 1986.
2 Бродель Ф. История и общественные науки. Историческая длительность // Философия и методология истории : сборник статей. М., 1977.
3 Валлерстайн И. Социальное изменение вечно? Ничто никогда не изменяется? // Социологические исследования. 1997. № 1.
4 Фурсов А. И. Возникновение капитализма и европейская цивилизация: социогенетические интерпретации // Социологические исследования. 1990. № 10.
5 Wallerstein I. The West, Capitalism and Modern World-System //Science and Civilization in China. 1989. Vol.7.
6 Wallerstein I. World-Systems Analysis // Social Theory Today. Stanford, 1987.
УДК 316
Н.В. Шихардин
Курганский государственный университет ПРАВО НА ГОРОД
Аннотация. В процессе обсуждения концепции социального пространства, предложенной Анри Лефевром, сформировалось представление о двух ипостасях «права на город»: право на участие и право на присвоение. Право на участие включает требование местного самоуправления, поддержки и развития институтов гражданского общества, непосредственного участия горожан в обсуждении и принятии решений по всем вопросам, относящимся к городскому пространству. Право на присвоение утверждает, что открытые городские пространства в равной мере должны быть доступны всем желающим как для проведения досуга, так и для волеизъявления.
Ключевые слова: градостроительная идеология, городское пространство, повседневная жизнь, право на город.
N.V. Shikhardin Kurgan State University
RIGHT FOR THE CITY
Annotation. In the discussion of A. Lefevre's social space conception the perception of two incarnations of "the right for the city": a partnership right and a right for conversion was formed. The partnership right includes the demand of the local government, support and development of civil society institutions, direct participation of city people in discussions and urban space decision making. The right for conversion maintains that city open spaces should be available for all comers both for leisure activity and for act and deed.
Keywords: urban planning ideology, urban space, everyday life, a right for the city.
Эхо майской грозы, в 1968 году обрушившейся на Париж, разнеслось по всему миру. Студенческие волнения прокатились по Бельгии
112
Вестник КГУ, 2017. № 1
и Югославии, охватили ФРГ и Западный Берлин, мощные манифестации прошли в Чикаго, были жестоко подавлены выступления студентов в Мексике. Со всей очевидностью подтвердилась истина, что «демократия требует публичной видимости, а публичная видимость требует материального публичного места» [1, 20]. Достаточно вспомнить греческую агору - рыночную площадь и одновременно народное, судебное или военное собрание свободных граждан.
В том же 1968 году Анри Лефевр на философском и социологическом уровнях связал проблему публичного городского пространства с проблемой прав человека. «Право на город» как одно из неотъемлемых прав человека было заявлено им в одноимённой работе «Le Droit à la ville». Дальнейшее развитие идея получила в исследованиях «Space and politics» (1973 г.) и «The production of space» (1991г.)
Среди тех, кто подхватил императив Лефевра, были Дон Митчелл, Р. Мозес, М. Дэвис, но прежде всего Дэвид Харви. Харви - обладатель самой престижной международной премии в области географии, теоретик и популяризатор марксизма, в работе «Право на город» отстаивает тезис о его естественной укоренённости в повседневной практике обыденной городской жизни [2]. Как и Лефевр, он вкладывает в это требование, прежде всего, политический посыл.
Вместе с тем получили распространение и иные интерпретации идеи Лефевра, в которых политический аспект скрыт за экономическими и экологическими требованиями. В этом случае право на город включает право на доступное жильё и продуманную инфраструктуру. Наряду с правом на жилище и чистую воду право на город вошло в перечень прав на предметы первой необходимости в ряде документов ООН. На соблюдение этого права претендуют не только горожане, но и бизнес, готовый принимать на себя корпоративную ответственность за территорию, на которой он присутствует [3].
Что касается критиков концепции Лефевра, то они, прежде всего, опасаются радикализации социальных, политических и экономических отношений и настроений как в городе, так и за его пределами, спонтанных, неконтролируемых и зачастую весьма разрушительных последствий активности маргинальных групп [4].
Однако, несмотря на критику, интерес к концепции Лефевра не ослабевает, особенно в связи с волной «бархатных» и «цветных» революций, «арабской весной» и одновременным усилением в ряде стран авторитарных режимов. Можно согласиться с мнением А.Ф. Филиппова о том, что «в условиях выхолащивания формальных политических институтов, институтов правосудия, гражданского общества в целом - политические действия принимают внеинституциональные формы» [5]. Разумеется, политический протест представляет лишь одну из форм актуализации права на город.
Несо мненно , что массовы е а кц и и 1 968 года СЕРИЯ «ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ», ВЫПУСК 13
подтолкнули Лефевра к категорическому требованию «права на город», но превращение его в самостоятельную концепцию, имеющую теоретическое обоснование, укоренено в более ранних работах и не прекращается после 1968 года.
Лефевр занимает достойное место среди основоположников социологии пространства. В фокусе его интересов взаимоотношения человека и пространства: власть над пространством, его репрессивные функции, истоки человеческой активности и пассивности, скрытые в социальном пространстве.
В ряде работ Лефевра складывается трёхчленная модель структуры пространства: пространство как оно воспринимается, понимается и проживается. Чтобы представить социальное пространство (а его важнейший признак состоит в том, что оно произведено) в единстве этих трёх аспектов, Лефевр вводит понятие «тело». Тело - это то, что мы воспринимаем (физическое), форма социального бытия. Что касается репрезентаций тела, то они могут быть детерминированы накопленными о них знаниями, это область понимаемого (ментальное). Репрезентации пространства носят символический характер, нередко имея закодированный смысл, они обладают аксиологическими характеристиками, связанными с духовной жизнью индивида и общества [6,33]. Лефевр замечает, что в зависимости от того, что принимается за икону: Собор Парижской богоматери, Триумфальная арка или Эйфелева башня, Париж предстаёт перед нами как религиозный, военный или политический город. Сама Эйфелева башня - первоначально инженерное сооружение, свидетельство победы металла над камнем, стала символом женственности и изящества столицы Франции.
Лефевр не скрывает, что идеей производства пространства, он обязан Марксу, однако он вынужден уточнить различие между творением и продуктом: «Творение содержит в себе нечто уникальное и незаменимое, тогда как продукт можно воспроизвести» [6, 85].
Лефевр задаёт вопрос: что такое город -пространство, полное активности, творение или продукт? Ответ предлагается им в эссе «Другие Парижи» [7] и в оде Венеции в книге «Производство пространства»: горожане строят город, город создаёт, преобразует своих горожан в условиях, которые они не могут полностью выбирать и контролировать. Что в городе окажется творением, а что продуктом, обычно обнаруживается только в ретроспективе. Д. Харви, развивая этот тезис, пишет: «мы поодиночке и сообща в своей повседневной деятельности, принимая политические, интеллектуальные и экономические усилия, строим город. Все мы, так или иначе, архитекторы нашего городского будущего» [8].
Городское пространство как результат производства и воспроизводства превращается в область, где капитал и власть пускают глубокие корни и ка к сл ед ств и е в облает ь полити ч е ско го п ротиво-- 113
стояния: революция сносит Бастилию и меняет символическое значение места: «Здесь танцуют!»
Париж сегодня видится Лефевру и как могущественный Вавилон, и как разваливающаяся на части Вавилонская башня. На одном пространстве сосуществуют город богатых и бедных, город рабочих и политический центр, есть квартал знаний с Сорбонной, есть Ситэ и Монмартр, гетто наркоманов и клошаров, этнически однородные районы. Места, заполненные присутствием власти и капитала, как и жизнь гетто, надёжно скрыты от посторонних глаз.
Анализ трансформаций, происходящих с городским пространством, позволяет Лефевру сделать вывод о возможности подмены «проживаемого» отвлечённым [9]. У каждого свой город, но задан он не личными воспоминаниями, собственной биографией, а прагматическими соображениями: кратчайшим расстоянием от дома до гимназии, конторы, фабрики. Этот локальный сегмент города превращается в пространство повседневной жизни, создавая иллюзорную устойчивость бытия. При этом кардинально меняется назначение монументальных сооружений, определяющих лицо города: они наделяются функцией ориентиров в безликом пространстве, одновременно присваивая право подменять «проживаемое».
В ряде работ Лефевр обращается к анализу многочисленных иллюзий, ассоциируемых с городом. Как известно, термин «иллюзия» восходит к латинскому «играть», «обманывать». Это некое неадекватное восприятие, когда воспринимается не сам объект, а его деформированный или искажённый в процессе восприятия образ. На объект наслаиваются некоторые фантомные элементы, либо существенные для его характеристики элементы исключаются [10, 67].
Город - символ власти, одновременно является свидетельством «государственной» иллюзии: уверенности в том, что она знает, как управлять, и умеет это делать наилучшим образом. Государство - почти бог, чей апостол - чиновник. Этой иллюзией вдохновляются клерки различного масштаба, вплоть до политических лидеров. Сама идея государства, по мнению Лефевра, предполагает эту иллюзию, с её развенчанием власть государства стремительно слабеет и сокращается как шагреневая кожа [11].
Городское пространство имеет всевозрастающую стоимость, оно источник прибыли, отсюда произрастают спекуляции недвижимостью, коррупция, сюда устремляется капитал, и чиновники хотят иметь свой доход от сделок. «Градостроительство, - пишет Лефевр, - предполагает вмешательство власти, превышающее авторитет знания» [11, 213], то есть налицо один из существенных признаков идеологии.
Градостроительная идеология преувеличивает обоснованность и весомость тех решений, которые принимает власть, как и степень свободы архитектора. Архитектор - жертва иллюзии: он увер е н , ч то соз_д а ё т п р о с_т р а н с_тво, с п а с а ет ег_о ,
114
наделяет смыслом. Градостроители не только живут иллюзиями, но и экстраполируют их на горожан, тех, кто пользуется плодами их профессиональной деятельности.
Градостроительная иллюзия призвана скрыть, кто владеет пространством, придаёт ему символическое значение. Что касается рядового гражданина, то его роль редуцирована до функции обитателя отведённой зоны пространства, его потребителя, временного пользователя, арендатора, само проживаемое пространство сведено к минимуму - это даже не дом - квартира.
Власть имущие и творцы социального пространства: планировщики, строители, архитекторы, дизайнеры, создавая способы репрезентации пространства, программируют повседневную жизнь обитателя, не позволяя обнаружить, что его исконное право на город экспроприировано, превращено в фикцию. Когда-то человек, спасаясь и защищаясь от произвола власти, бежал в город за свободой и анонимностью, но репрессивное пространство, наполненное знаками и символами чуждой ему власти, настигло его и там.
Если в эссе о Париже Лефевр обращает внимание на противоречивую природу пространства, его репрессивные функции, то в книге «L^ Irruption de Nanterre au sommet» он раскрывает способность городского пространства не только разъединять, но и объединять людей. Исторически город порождает дисциплинированность, создавая сегменты пространства, имеющие общественное значение, добивается согласия обывателей в отношении этих объектов. Он подчиняет общим правилам и одновременно внутренне освобождает личность [12]. Город не только пространство адаптации, конформизма, но и сцена городского бунта, революции, герильи.
Лефевр, анализируя события мая 1968 года, раскрывает, каким образом особенности пространства сказались первоначально на психологии, а затем идеологии, практике политической деятельности в начатом студентами мятеже против репрессивных функций культуры, образования, города.
Хроника майских событий точно соотнесена Лефевром с их локализацией в пространстве Парижа, с причинами и следствиями их динамики в этом пространстве. Бунт начался в Нантере, тогда пригороде Парижа: «грустное место, печальный пейзаж, где несчастье обретает форму, работа теряет смысл» [13, 115].
Лефевр отмечает, что по своей драматичности майские события напоминали Парижскую Коммуну, но их пространственные характеристики имели различную направленность. В 1871 году народ заполняет улицы и площади, сражается, празднует, а буржуа оставляют столицу. В мае 1968 года бунтовщики пришли в Париж извне, оттуда, куда они были вытеснены, теперь они идут в центр, чтобы завоевать его. Пространство становится не только полем борьбы, но и ставкой, приз о м в э_т о й б о р ь б е .
Вестник КГУ, 2017. № "Ï
Пространство в ходе этих событий кардинально меняется. Разрушение репрессивной функции города стирает границы, раскрывает способность города объединять людей. Повседневная жизнь выходит на улицу, возрождается, казалось бы, навсегда потерянный Париж - большая деревня. Бульвар Сен-Мишель, освобождённый от машин, становится местом народных гуляний [13, 231].
В результате взаимодействия центра и периферии создаётся новая общественная и политическая среда, которой соответствуют и новые пространственные ориентиры. Когда в один из майских дней колонна демонстрантов проходит мимо здания Биржи, оказалось, что его символическое значение утрачено, оно воспринимается как нечто второстепенное по отношению к знаковым центрам новой политической реальности.
Переосмысление пространства происходит через его оккупацию, придание ему новых смыслов. Многочисленные граффити несут не только идеологическую, но и эстетическую нагрузку. Сорбонна, над которой развиваются красные и чёрные флаги, перестаёт быть только местом учёбы, это символ вызова, брошенного репрессивной культуре.
В процессе обсуждения концепции социального пространства, предложенной Лефевром, сформировалось представление о двух ипостасях «права на город»: право на участие и право на присвоение. Оба они опосредованы территориальной структурой государственной власти, городской администрацией с её бюрократическим аппаратом, поэтому их реализация приобретает политический аспект, но представлен он в разных формах и с разной степенью интенсивности.
Политически город требует самоуправления, ослабления над ним власти государства, минимизации политической составляющей в организации городской жизни [11, 237]. Государство в свою очередь стремится вернуть город к учреждениям, к рынку, принудительно организуя пространство, не считаясь с интересами горожан. Несовместимость города и государства представляется Лефевру непреодолимой.
Право на участие включает требование местного самоуправления, поддержки и развития институтов гражданского общества, непосредственного участия горожан в обсуждении и принятии решений по всем вопросам, так или иначе относящимся к городскому пространству. Это могут быть проблемы топонимики, застройки, установки различного рода мемориальных сооружений, изменения или развития инфраструктуры и т.д.
Право на присвоение утверждает, что открытые городские пространства в равной мере должны быть доступны всем желающим как для проведения досуга, так и для волеизъявления. Отстаивая право на присвоение пространства, власть и горожане используют противоположные аргументы, но чем демократичней власть, тем меньше препон она возводит на путях реализации данного права.
Ор га н и з ато р ы м а ссо в ых м е ро п р и ятий в це н -СЕРИЯ «ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ», ВЫПУСК 13
тре Лондона на Трафальгарской площади обязаны обеспечить соблюдение двух основных требований: громкость динамиков не должна превышать семьдесят пять децибел, а используемые радиочастоты не должны создавать помехи для проведения службы в ближайшей церкви [5].
И Лефевр, и Харви подчёркивают, что «... это не просто условное право доступа к тому, что уже существует, это активное право на преобразование города, на приведение его в соответствии с нашими общими нуждами и желаниями.» [8, 93].
Право на город не является даром, его требуют и добиваются, оно может быть реализовано там, где есть пространство, в котором общественные организации имеют возможность представить себя публике. Среди политических причин пассивности обывателя Лефевр выделяет давление идеологии. Её механизм с наибольшей эффективностью действует в городе, где сосредоточен политический аппарат с его многочисленными рычагами власти. Но одновременно именно урбанизированная среда содержит наибольший потенциал перемен. Город обостряет и обнажает социальные противоречия, тем самым усиливая их, становясь центром политической борьбы.
Массы, приватизировав повседневную жизнь, сделали свой судьбоносный выбор. Свободная, автономная, эта жизнь позволяет себе не считаться с требованиями бюрократического механизма, превращаясь в место его отрицания. Если традиционно повседневная жизнь представлялась как область скуки, однообразия, рутины, то для Лефевра это точка бифуркации в историческом процессе. Это место желаний, возобновлений и возникновений, она балансирует между скукой и праздником, объединяя своим требованием права на город, казалось бы, уже рассыпавшиеся окончательно фрагменты. «Говорят, - пишет Харви, - что городской воздух делает свободным. Сейчас этот воздух загрязнён. Но его всегда можно очистить» [8, 94].
Список литературы
1 Mitchell D. The right to the city: social justice and fight for public space. Minnesota. Univ. press, 2003.
2 Harvay D. The right to the city // New Left Review. 53. September-October, 2008.
3 Журавлев С. Корпоративное право на город. URL: http://www.bricsmagazine.com/ru/articles/26_skolkovo_ru.
4 Purcell M. Excavating Lefebvre. The rights to the city and its urban politics of the inhabitant. Geo Journal. 58. 2002.
5 Гайдар-клуб. как реализовать «право на город»? URL: http://club.gaidarfund.ru/articles/1162/.
6 Lefebvre H. Production de l'espace. Paris : Ed. Antropos, 1974.
7 Лефевр А. Другие Парижи //Логос. 2008. 3 (60).
8 Харви Д. Право на город. Логос. 2008. 3 (60).
9 Мошкин М. Пространство как социальный продукт. Теория спатиализации А. Лефевра URL: http://konservatizm. org/konservatizm/theory/130910173911.xhtml
10 Социальная философия. Словарь. М. : Академический проект, 2003.
11 Lefebvre H. Revolution Urbaine. Paris : Ed. Antropos, 1974.
12. Филипов А. Ф. Социология пространства. СПб. :
Владимир Даль, 2008.
13 Lefebvre H. L' Irruption de Nanterre au Sommet. Paris : Ed. Antropos, 1968.