ФИЛОСОФИЯ, СОЦИОЛОГИЯ, КУЛЬТУРОЛОГИЯ
УДК 340.11:316
Е. В. Масловская
Право как социальный контроль: российская традиция в зарубежной социологии права
В статье обсуждаются особенности становления российской традиции в социологии права. Выделяется анализ проблематики социального контроля в работах отечественных исследователей. Характеризуется историческая роль российской традиции, ее влияние на зарубежную социологию права. Подчеркивается, что труды российских ученых способствовали институционализации социологии права в ряде европейских стран и США.
The article discusses the peculiarities of formation of the Russian tradition in sociology of law. The analysis of the problem of social control is singled out. The historical role of the Russian tradition and its influence on western sociology of law are characterized. It is emphasized that the works of Russian scholars contributed to institutionalization of sociology of law in some European countries and the USA.
Ключевые слова: история социологии, социология права, социальный контроль, Л. Петражиц-кий, Ж. Гурвич, Н. Тимашев, П. Сорокин.
Keywords: history of sociology, sociology of law, social control, L. Petrazycki, G. Gurvitch, N. Timashev, P. Sorokin.
В российской науке дореволюционного периода к правовой проблематике обращались представители не только юриспруденции, но и других дисциплин: истории, философии, социологии. В то же время в работах юристов в некоторых случаях присутствовали элементы социологического подхода к анализу правовых институтов. Исследования сферы права нередко являлись междисциплинарными. Не случайно Н. И. Кареев выделял даже целое направление в социологии, представители которого характеризовались им как «русские юристы-социологи» [1].
Наметившаяся тенденция к отходу от формализма правовой теории, большее внимание социальным отношениям, связанным с правом, роли права как формы социального контроля, поиск внеюридических параметров права, однако, не привели к формированию социологии права как отрасли социологии. Для России было характерно сравнительно позднее формирование юридической традиции, сопровождавшееся одновременным развитием различных направлений правовой мысли, которые в западных странах складывались в течение длительного времени. Тем не менее наряду с трудами классиков социологической мысли можно выделить таких авторов, как Л. И. Петражицкий, Н. С. Тимашев, Ж. Гурвич, П. А. Сорокин, работы которых проложили путь для развития социологии права. Важное значение в этом процессе имела не только психолого-правовая теория Л. И. Петражицкого, но и его интерпретация права как средства установления социального контроля.
Собственно социологические теории права представлены в работах Гурвича, Тимаше-ва, Сорокина. Правда, эти работы были опубликованы уже в зарубежный период их научной деятельности. В силу сложившихся исторических обстоятельств начиная с 1920-х гг. носителями российской традиции в социологии права оказались русско-польский (Петражицкий), русско-французский (Гурвич) и русско-американские (Тимашев, Сорокин) ученые. В связи с этим раскрытие влияния идей Петражицкого и его учеников на развитие социологии права -
© Масловская Е. В., 2014 6
в институциональном и теоретическом аспектах - в ряде европейских стран и США представляет значительный исследовательский интерес. Это позволит определить историческую роль работ указанных авторов в теоретическом развитии к более зрелой социологии права.
В рамках общей для отечественной правовой мысли начала ХХ в. тенденции к критике юридического позитивизма Петражицкий стремился обосновать собственно научную теорию права. Именно это, а не привлечение психологии, близкой естественным наукам, согласно точке зрения известного американского исследователя М. Дефлема, и можно рассматривать в качестве заслуги Петражицкого в формировании социологии права, направленной не на решение практических юридических задач, а имеющей скорее академические цели [2].
Согласно взглядам Петражицкого, право, как и мораль, реально существует только в человеческой психике, где право принимает форму психического переживания особого рода. Данная форма правового опыта, с одной стороны, включает обязанность лица (мотивационное давление) совершить какие-либо действия либо воздержаться от них (императивная импуль-сия), а с другой - притязание другого лица (атрибутивная составляющая) на осуществление этих действий либо воздержание от них. Следовательно, специфичность такого рода психических переживаний состоит в двустороннем, императивно-атрибутивном характере. Тем самым, трактовка права, предложенная Петражицким, выделяет активную мотивацию и активную позицию субъектов права в качестве основных факторов действенности права.
Правом Петражицкий называл все виды этического опыта, содержащие императивно-атрибутивные эмоции, независимо от того, соотносятся ли они с какими-либо нормативными фактами. Главную роль в сфере права, по мнению Петражицкого, играют социально-психические процессы, «которые вызывают появление и определяют направление развития этических эмоционально-интеллектуальных сочетаний... содержание которых соответствует общественному благу в мотивационном и воспитательном отношении» [3]. Тем самым фокус исследовательского интереса Петражицкого был направлен на познание права в действии, «в его функционировании как явления, вплетенного в индивидуальную и коллективную жизнь» [4].
Для социологии права оказались чрезвычайно плодотворными проведенные Петра-жицким исследования воздействия права на психологию и поведение людей. Его исследования правовой психики продемонстрировали, что правовая действительность намного богаче той, которая регулируется государственным законодательством. Опираясь на психологические критерии, Петражицкий выявил основополагающее для его теории различение между интуитивным и позитивным правом, провел тщательный сравнительный анализ этих объектов, придавая огромное значение исследованию конфликтов между ними.
Интуитивным правом Петражицкий назвал тот опыт, в котором идеи нормативных фактов отсутствуют. Другими словами, Петражицкий считал, что в данном случае правовая эмоция возникала без соотнесения с каким-либо авторитетом. Его источником было автономное определение личности или социальной группы. Интуитивное право Петражицкий называл первичным и древнейшим видом права, которое выступило в качестве бессознательного массового психического приспособления. Оно было ближайшим к природе регулятором, средством мотивационного давления на поведение, приводя к реальному исполнению прав и обязанностей без каких-либо специальных внешних средств принуждения и сформулированных норм - моделей поведения. В результате, как считал Петражицкий, системой подобных психических переживаний и была создана «своеобразная структура человеческих сообществ, состоящая в закреплении за отдельными индивидами известной суммы благ... известной сферы господства и свободы» [5]. Однако объективным свойством интуитивного права Петражицкий признавал его неопределенность и растяжимость, что вызывало групповые или индивидуальные конфликты в человеческом сообществе. Поэтому уже на начальных этапах истории появляются тенденции позитивации, то есть выработки определенного нормативного факта (данное понятие включает явления, которые в традиционной юриспруденции определяются как источники права), в соответствии с которым формируется массовое эмоциональное состояние общества, отдельных групп и индивидов.
Установление позитивного права, в свою очередь, способствовало появлению новых правовых импульсий, которые могли быть преобразованы на интуитивном уровне. В связи с этим особая роль законодателей в осуществлении социальных изменений заключается в
возможности определенным образом направлять эти импульсии. Таким образом, Петражицкий указывал на значимость функции социальной инженерии. Кроме того, существование интуитивного права обеспечивает переход от юридически узаконенных к социально принятым положениям, постоянный обмен между формальной и интуитивной сферами, отражая как обучающее воздействие официального законодательства на общественное мнение, так и кодификацию общественных ценностей. При этом Петражицкий подчеркивал, что «это постоянное взаимодействие есть идеал, лишь отчасти достижимый в реальности» [6]. В действительности взаимное обогащение нередко заменено постоянным конфликтом или отсутствием коммуникации. Тем самым он обозначил одну из актуальных социолого-правовых проблем, связанную с выявлением причин, условий, явных или латентных системно-структурных эффектов данного взаимодействия.
Необходимой предпосылкой для научного понимания социальных изменений и воздействия на них Петражицкий считал изучение индивидуального и группового поведения и того, в какой мере человеческое поведение определяется правовыми нормами. Другими словами, законодатели должны опираться на данные наук - психологии и социологии - с тем чтобы определить влияние их правотворческой деятельности на человеческое сознание. Отказ рассматривать абстрактные нормы в качестве предмета исследования и внимание к конкретному человеческому опыту свидетельствуют о том, что Петражицкий использовал подход, внешне напоминающий разработанный Дюркгеймом социологический подход, согласно которому право является индикатором социальной солидарности. Однако, несмотря на неортодоксально расширительное понимание права, Петражицкий не располагал пространство норм на социальном уровне, в отличие от Дюркгейма [7].
Еще один вид напряженного взаимодействия - официального и неофициального права - был выделен Петражицким и плодотворно развит его учениками. Если первое - это право, подлежащее применению и поддержке со стороны представителей государственной власти [8], то второе - право, которое не имеет такого значения в государстве. Таким образом, официальное право является не только «привилегированным», но вместе с тем отличается лучшей приспособляемостью, по мнению Петражицкого, к удовлетворению потребностей, коренящихся в атрибутивной природе права вообще. В соответствии с учением Петражицко-го, к официальному праву относится внутригосударственное, а также и некоторые негосударственные нормы и системы норм или их части (например, церковное право) [9].
Психолого-правовая теория Петражицкого неоднократно подвергалась критике со стороны юристов. Негативное отношение представителей юриспруденции к данной теории было отчасти связано с тем, что Петражицкий «скептически оценивал попытки абсолютизации естественного права» [10]. Кроме того, критики Петражицкого ставили под сомнение научный характер психологического подхода к анализу правовой сферы, что можно объяснить особенностью понимания науки в юриспруденции. В социологии того времени отношение к идеям Петражицкого также было неоднозначным. Например, Н. И. Кареев считал подход Петражицкого «антисоциологическим». По мнению этого социолога, Петражицкий «подменил понятие права понятием правовой психики, притом психики индивидуальной, что оставляет за бортом право как систему правовых норм, особенно правовые учреждения» [11]. Несмотря на это теория Петражицкого пользовалась широким признанием в российской науке дореволюционного периода. Эта теория получила определенное распространение, хотя и в модифицированном виде, в марксистской юридической мысли 1920-х гг. в России [12]. В целом в развитии социологии права работы Петражицкого институционально сыграли значительную роль, хотя «в теоретическом отношении они и выступали, скорее, в качестве негативной модели» [13], за исключением, пожалуй, концепции польского ученого А. Подгу-рецкого.
Действительно, Петражицкий внес значительный вклад в формирование социологии права в Польше, куда он переехал в 1919 г. и где основал и возглавил первую кафедру социологии в Варшавском университете. Но за время своей научной деятельности в Польше с 1919 по 1931 г. Петражицкий опубликовал лишь несколько небольших по объему работ. После смерти ученого остались обширные рукописи, которые были утрачены в годы Второй мировой войны. Лишь часть этих трудов была опубликована учениками Петражицкого в 30-е гг. В послевоенный период с установлением в Польше нового политического строя идеи Петра-жицкого отвергались как противоречащие марксистско-ленинской теории. Однако частич-
ная либерализация режима после 1956 г. сопровождалась ослаблением идеологического контроля в сфере социальных наук. В результате польская социология стала «теоретически и институционально дифференцироваться, она вступает в плодотворный контакт с мировой социологией» [14]. Все это позволило последователям Петражицкого вновь обратиться к его научному наследию. В 1959-1968 гг. ряд работ этого ученого был опубликован на польском языке. После 1989 г. интерес к идеям Петражицкого в польской социологии и философии права еще более возрос [15] в связи, в частности, с тем, что в последнее время в Польше активно формируется корпус классических текстов и классиков национальной школы социологи права.
В то же время в американской и западноевропейской социологии права влияние теории Петражицкого не столь значительно. Восприятию идей Петражицкого долгое время препятствовало отсутствие переводов, в том числе на английский язык. Лишь в 1955 г. в США вышел сборник текстов Петражицкого, объединявший избранные главы из двух его трудов. В 60-70-е гг. публиковались отдельные статьи западных исследователей, посвященные тем или иным аспектам теории Петражицкого. В ряде статей американских социологов проводились параллели между теорией Петражицкого и структурным функционализмом, а также символическим интеракционизмом.
Популяризации идей Петражицкого в зарубежной социологии способствовали работы Ж. Гурвича, П. А. Сорокина, Н. С. Тимашева: «Будучи социологами первой величины, они привлекли внимание к трудам Л. И. Петражицкого как своими оригинальными идеями, вобравшими многое от своего учителя, так и пропагандой и переводами его произведений» [16].
Гурвич, Тимашев и Сорокин - представители школы Петражицкого - внесли существенный вклад в развитие социологии права, в целом отказавшись от абсолютизации психологического понимания права и рассматривая право как социальный институт. Научный анализ отдельных социальных феноменов, в том числе и права, Гурвич развивал на основе своей общей социологической теории. И хотя Н. Тимашев считал, что интерес Гурвича к юридическим вопросам «носит не столько социологический, сколько философский характер» [17], современные исследователи подчеркивают, что Гурвич в той или иной степени испытал влияние классической социологии права в лице Э. Дюркгейма [18] и социологической юриспруденции в лице Е. Эрлиха [19]. Характеризуя его творчество в целом, утверждают, что Гурвич - «пожалуй, первый из социологов, кто после Дюркгейма последовательно реализо-вывал во Франции программу построения общей социологической теории» [20].
С точки зрения Гурвича, право и социальная действительность неразрывно связаны и не могут мыслиться порознь. Степень связанности права с социальной действительностью даже более интенсивна и прочна, в сравнении с другими формами социального контроля, действующими в обществе. Право нуждается в коллективном признании, поскольку без такого признания невозможно его функционирование. При этом сама социальная действительность представлена в концепции Гурвича в виде социальных структур. Рассмотрение права в связи с социальными структурами позволяет Гурвичу анализировать не только право, но и само общество, а главное, интегрировать социологию права в общую социологию. Однако оригинальность теории Гурвича заключается скорее в его попытке создать типологию социальных структур, которая позволила бы социологу идентифицировать и исследовать все многообразие видов права. Заслугой Гурвича является также переход «от уровня индивидуального сознания к социальной группе как реальности sui generis» [21].
Согласно Гурвичу право - это аспект социальной жизни, проявляющий себя не только в институциональной форме, такой как современное государство, но и за пределами «официальной» правовой системы и ее формализованных институтов - во всем многообразии социальных отношений. Эти более спонтанные проявления права не являются просто отражением институционального уровня и не столько определяемы позитивным правом, сколько находятся в оппозиции к нему: неофициальное право «всегда находится до некоторой степени в борьбе с кодифицированным правом» [22].
Понятие спонтанного социального права в работах Гурвича - это своего рода аналитический инструмент, благодаря которому социология права может развивать собственную парадигму права, свободную от юридических дефиниций, сконцентрировав внимание на типах социального поведения и видах социальных отношений, характерных для права как формы социального контроля. При этом социология не связывает все существующие формы
социального контроля с правом. Напротив, социология права стремится продемонстрировать, что отличительной чертой, смыслообразующим началом права, как подчеркивал Гур-вич вслед за Петражицким, является справедливость.
Согласно Гурвичу, справедливость выражает необходимость интеграции в обществе и трактуется скорее как динамичный, постоянно изменяющийся баланс между конфликтующими субъективными и объективными социальными ценностями. Поэтому Гурвич подчеркивал, что любой правопорядок вырабатывается обществом в процессе реализации тех или иных ценностей и идеалов, а право всегда предстает, как «попытка реализовать коллективные ценности, прежде всего - ценность справедливости» [23]. При этом справедливость в сфере юридического опыта не является неизменным элементом, но меняется вместе с правовой действительностью. Говоря о социальных ценностях, Гурвич берет за аксиому выдвинутое Дюркгеймом положение о том, что основой права, морали, религии выступают системы ценностей, источником которых являются коллективные идеи.
В отличие от преобладающего в западноевропейской правовой традиции методологического индивидуализма, Гурвич считал, что первичным субъектом права являются не индивиды, а формы социабельности, наиболее нестабильные элементы социальной жизни. Социальное право есть функция форм социабельности, и оно не может быть данным извне, а только лишь спонтанно возникшим внутри реальных социальных отношений. С точки зрения Гурвича, право вырабатывается в рамках динамичных, а не статичных социальных единиц. Это еще не формализованное право основывается на нормативных фактах, со свойственным только им ценностным содержанием, от которого и берет свое начало императивный характер правовых предписаний.
Подобно Петражицкому, для Гурвича наполнение догматического понятия «нормативный факт» новым оригинальным содержанием явилось формой объяснения того, как происходит восприятие коллективным сознанием через юридический опыт мира ценностей. Под нормативными фактами Гурвич понимал различные социальные группы, «организация которых порождает само право» [24]. Возникшие спонтанно нормативные факты структурируются в систему социального права и трансформируются в правовые нормы. При этом юридический - в понимании Гурвича - характер спонтанного социального права приносится в жертву политической власти, и господство заменяет право.
Гурвич выделяет следующие типы права: социальное право, которое основано на единстве взаимопроникающих правомочий и обязанностей участников и выполняет функцию интеграции; индивидуальное право, которое базируется на межличностных отношениях, предполагающих не только кооперацию, но и антагонизм; субординационное право, представляющее своего рода соединение социального права и индивидуального. Согласно Гурвичу, хотя социальное право может быть дополнено другими формами права, оно все-таки всегда выступает ядром любого правового порядка. Социальное и индивидуальное право могут быть обнаружены наблюдателем в любой форме коллективности, однако индивидуальное право, скорее, проявлено в ежедневном социальном контексте, в то время как социальное право действует как бы глубоко внутри коллективной жизни и обнаруживает себя лишь в сложные периоды, спровоцированные конфликтами, кризисами, социальными изменениями.
Следует отметить, что общая социологическая теория Гурвича не получила широкого признания во французской социальной науке. Гурвич характеризовался как «фигура в известном смысле нетипичная не только для французской, но и для всей западной социологии своего времени» [25]. При этом критические замечания в адрес Гурвича «в большинстве случаев касаются множества классификаций, которые сопутствуют изложению его социологической системы» [26]. Социально-правовые идеи Гурвича также в целом не соответствовали традиционному для французской социальной науки того времени пониманию права. Однако в США идеи Гурвича активно обсуждались и оказали определенное влияние на эмпирические социально-правовые исследования. Отметим, что и в настоящее время англоязычные исследователи указывают на необходимость обращать большее внимание на идеи Гурвича [27].
При построении научной теории права как актуального социального явления Н. С. Тимашев предлагал использовать в качестве основного метода каузальное исследование, а среди конкретных методов отдавал предпочтение интроспекции, т. е. точному последующему анализу состояния сознания по поводу права. Ссылаясь на Гурвича, Тимашев подчеркивал, что для получения необходимого результата нужно применить постепенную ре-
дукцию или инверсию - метод, аналогичный используемому школой Фрейда при исследовании подсознательных психических процессов. В числе методов исследования Тимашев рассматривал также наблюдение и эксперимент. Для проверки достоверности информации, собранной с помощью наблюдения и эксперимента, предлагал использовать данные этнологии и исторической юриспруденции, а также детской психологии [28].
Изучая право, Тимашев придерживался принципа, согласно которому эмпирическое изучение права должно представлять собой изучение фактов, а не идей. Он также подчеркивал, что реальность права должна подтверждаться на материале биопсихического опыта человека. В отличие от Петражицкого, влияние которого все-таки вполне различимо, Тимашев считал, что биопсихический опыт человека, связанный с правом, носит коллективный характер. Поэтому такой опыт может и должен рассматриваться социологически [29]. Отталкиваясь от теории Петражицкого, Тимашев отмечал, что для научного понимания права важно учитывать в качестве основных два следующих социальных факта: во-первых, наличие в каждой длительно существующей группе такого порядка, который может быть выражен в нормах и который через посредство сложных механизмов делается обязательным для членов группы, во-вторых, наличие социальной власти [30]. Следовательно, в праве «равная интеракция», образующая суть признания норм социальной группой, сочетается с «неравной интеракцией», связанной с властью [31].
Тем самым, сосредоточив внимание на социальном уровне поведенческих моделей, Ти-машев утверждал, что правовые нормы содействуют достижению социального порядка посредством, с одной стороны, признания и подчинения им членов общества, с другой - будучи признаваемы центральной властью. В результате нормы, не признанные государством, являются частью обычая или морали, но не правом. В то же время не соответствующее правовым ожиданиям поведение выводит индивида за пределы социального порядка. Другими словами, правомерное поведение и есть нормальное поведение.
Таким образом, согласно Тимашеву, право локализовано на вершине социальной иерархии, в то время как для Гурвича оно рассеянно в силу разрыва между политической и юридической суверенностью. Тимашев рассматривал данные формы суверенности как комплементарные, подчеркивая, что политическая суверенность выражает суть права. Каждый из этих теоретиков отстаивал собственную парадигму развития социологии права.
Работы Тимашева внесли вклад в институционализацию социологии права в США. Следует учитывать, что в американской социальной науке в 40-50-е гг. еще не сложилась развитая традиция исследований правовой сферы с позиций социологии. В частности, в связи с этим труды Тимашева обсуждали главным образом представители правоведения [32]. С другой стороны, тот факт, что «Тимашеву не удалось исследовать причины предполагаемого пересечения функций и последствий права, тем более противоречия между ними, способствовало тому, что его работы в меньшей степени были востребованы в социологии, где функции и последствия права разделяются именно для того, чтобы сделать возможным их анализ» [33]. Идеи этого социолога в целом находились в русле наметившегося в то время перехода от социологической юриспруденции к социологии права. При этом позиция Тимашева, по мнению одного из британских исследователей, кажется близкой той парадигме, которая является основой современных «социально-правовых исследований» в Великобритании [34].
Если Н. С. Тимашев уделял преимущественное внимание именно социолого-правовым проблемам, то для П. А. Сорокина эта проблематика не имела первостепенного значения. Тем не менее Сорокин анализировал с позиций своей общесоциологической теории в том числе и правовые институты. На формирование Сорокина как социолога определенное влияние оказали идеи и методология Петражицкого. Сорокин обращался к социально-правовой проблематике уже в своей ранней работе «Преступление и кара, подвиг и награда» (1914). Однако общая социологическая теория Сорокина еще не была сформулирована в момент публикации данного исследования. Основы этой теории были заложены в работе «Система социологии» (1920), в которой рассматривались различные формы социального взаимодействия, давалась классификация социальных групп, характеризовались взаимоотношения между индивидом и обществом.
Основные идеи «Системы социологии» получили развитие в американский период научного творчества Сорокина в работе «Общество, культура и личность: их структура и динамика», где рассматривалось, в частности, групповое регулирование индивидуального пове-
дения. При этом Сорокин стремился объяснить механизмы поддержания социального порядка в различных группах и организациях. Опираясь на методологию Петражицкого, Сорокин предпринял попытку, не ограничиваясь применением термина «официальное право» к государству, перенести различение официального и неофициального в пределы отдельных социальных групп, например семьи, корпорации. Сорокин рассматривал официальное право группы как совокупность правовых норм, обязательных для ее членов, защищаемых и навязываемых всей властью самоуправления группы или самой группой. Другими словами, любая правовая подсистема могла бы квалифицироваться как имеющая собственное официальное право, но по отношению к государству она может быть квалифицирована как обладающая неофициальным правом.
В своем наиболее фундаментальном труде «Социальная и культурная динамика» Сорокин выдвинул теорию циклического изменения культурных систем, рассматривая три разновидности таких систем: идеациональную, чувственную и идеалистическую. Каждую из этих систем отличают особые формы философии, религии, искусства, науки, этические и правовые нормы, собственная экономическая и политическая организация. Сорокин прослеживает динамику идеациональной и чувственной культуры на примере различных сфер общественной жизни, в том числе этики и права [35].
Оригинальность этого анализа заключается, прежде всего, в широком использовании эмпирических данных в исследовании социальной динамики. Однако изучение права являлось для Сорокина лишь одним из элементов всестороннего исследования социальной динамики. В западной социологии традиционно подчеркивалось значение работ Сорокина 20-х гг., в особенности исследования социальной мобильности, в противовес его концепции социокультурной динамики. Несмотря на сугубо социологический статус работ Сорокина, со-циолого-правовые аспекты концепции социокультурной динамики не нашли широкого отклика в американской социологии права. Даже ближайший коллега Сорокина Н. С. Тимашев отмечал, что проведенные им аналогии между флуктуациями в эволюции системы наказаний и динамикой культуры в целом «не вполне убедительны» [36]. В настоящее время некоторые западные исследователи указывают, что творчество Сорокина «остается за пределами господствующей тенденции современной социологической теории» [37]. Тем не менее в американской социологии сохраняется интерес к теоретическому наследию Сорокина [38].
В целом в работах Гурвича, Тимашева, Сорокина были сформулированы оригинальные социально-правовые концепции, которые занимают достойное место в истории социологии права. Труды этих ученых способствовали институционализации социологии права в период, когда это направление исследований было недостаточно развитым, в особенности в американской социологии. Однако непосредственное влияние данных концепций на современные направления французской и американской социологии права оказалось не столь значительным. С одной стороны, школа Петражицкого «рассеялась географически и распалась в институциональном смысле» [39]. С другой стороны, представители российской традиции продолжали поддерживать идею о роли социологического анализа в привнесении в право большей моральности и справедливости, что не нашло широкого отклика в западной социологии права. Дальнейшее развитие западной социологии права опиралось на иные теоретические источники. В связи с этим заслуживает внимания то, какое место отводится концепциям Петражицкого и его учеников в наиболее значительных обобщающих работах по социологии права современных западных исследователей.
Ж. Карбонье, характеризуя историю социологии права, рассматривает подходы Гурвича и Петражицкого [40], но не упоминает Тимашева и Сорокина. Но следует учитывать, что Карбонье в большей степени ориентируется на европейскую социологию права. Р. Коттерел в своей работе «Социология права» лишь однажды ссылается на труды Петражицкого и Тимашева [41], несколько больше внимания уделяет концепции Гурвича [42] и совсем не ссылается на работы Сорокина. Однако М. Дефлем в своем исследовании исторического развития и современного состояния социологии права посвящает отдельную главу идеям европейских теоретиков, в числе которых он выделяет Петражицкого, Гурвича, Тимашева, Сорокина, а также Е. Эрлиха и Т. Гейгера. Правда, Петражицкого и его учеников этот исследователь относит к «восточноевропейской» традиции в социологии права [43]. Разумеется, идеи Петражицкого принадлежат как российской, так и польской науке. Тем не менее концепция Петражицкого сложилась в российский период его научной деятельности, а Гурвич,
Тимашев и Сорокин также сформировались как ученые еще в России. По-видимому, более правомерно говорить о российской традиции в социологии права, получившей воплощение в трудах указанных социологов [44].
В целом теоретическая традиция, заложенная Петражицким и развитая Гурвичем, Ти-машевым и Сорокиным, не стала классической в западной социологии права. В силу различных обстоятельств никто из учеников Петражицкого не создал собственную школу, и непосредственных последователей у этих социологов практически не было. Но следует учитывать тот факт, что в последние годы в социологии права наблюдается рост интереса к теоретическим истокам данной дисциплины. В связи с этим происходит определенная переоценка вклада различных социологов в ее формирование. Во всяком случае, сегодня невозможно игнорировать труды представителей российской традиции при всестороннем изучении истории социологии права.
Примечания
1. Кареев Н. И. Основы русской социологии. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 1996. С. 103-151.
2. Deflem M. Sociology of law: Visions of a scholarly tradition. Cambridge: Cambridge University Press, 2008. Р. 93.
3. Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб.: Изд-во «Лань», 2000. С. 544.
4. ПодгурецкийА. Очерк социологии права. М.: Прогресс, 1974. С. 251.
5. Петражицкий Л. И. Очерки философии права. Вып. 1. СПб., 1900. С. 30.
6. Clifford-Vaughan M., Scotford-Norton M. Legal norms and social order: Petrazycki, Pareto, Durkheim // British Journal of Sociology. 1967. № 2. P. 274.
7. Deflem M. Op. cit. P. 94.
8. Петражицкий Л. И. Указ. соч. С. 184.
9. Там же. С. 489.
10. Красовицкая Н. Социологическая школа права в России: Л. И. Петражицкий (1867-1931) // Рубеж. 1997. № 10-11. С. 27.
11. Кареев Н. И. Указ. соч. С. 146.
12. Спиридонов Л. И., Честнов И. Л. Петражицкий: жизнь и научное наследие // Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб.: Изд-во «Лань», 2000. С. 16-17.
13. Deflem M. Op. cit. P. 94.
14. Голенкова З. Т., Нарбут Н. П. История социологической мысли в странах Центральной и Восточной Европы: учеб. пособие. М.: Изд-во РУДН, 2003. С. 115.
15. Kojder A. Leon Petrzycki's socio-legal ideas and their contemporary continuation // Journal of Classical Sociology. 2006. Vol. 6. № 3. P. 349-351.
16. Спиридонов Л. И., Честнов И. Л. Указ. соч. С. 17.
17. Тимашев Н. С. Развитие социологии права и ее сфера // Беккер Г., Босков А. Современная социологическая теория в ее преемственности и изменении. М.: Изд-во иностр. лит., 1961. С. 486.
18. McDonald P. The legal sociology of Georges Gurvitch // Sociological perspectives on law / ed. by R. Cotterrell. Aldershot: Ashgate, 2001. Vol. 1. P. 317.
19. Карбонье Ж. Юридическая социология. М.: Прогресс, 1986. С. 113.
20. Гергилов Р. Е. Теория и методология социологии Г. Д. Гурвича // Социологические исследования. 2008. № 4. С. 129.
21. Deflem M. Op. cit. P. 94.
22. Gurvitch G. Sociology of law. L.: Routledge and Kegan Paul, 1947. P. 7.
23. Ibid. P. 54.
24. Ibid. P. 241.
25. Гофман А. Б. Классическое и современное: Этюды по истории и теории социологии. М.: Наука, 2003. C. 571.
26. Гергилов Р. Е. Указ. соч. С. 136.
27. Cotterrell R. Subverting orthodoxy, making law central: A view of sociolegal studies // Journal of Law and Society. 2002. Vol. 29. № 4. P. 635.
28. ТимашевН. С. Что такое социология права? // Социологические исследования. 2004. № 4. С. 110.
29. Тимашев Н. С. Указ. соч. С. 488.
30. Там же.
31. Тимашев Н. С. Что такое социология права? С. 109-110.
32. Deflem M. Op. cit. P. 94.
33. Ibid. P. 95
34. McDonald P. Op. cit. P. 328-329.
35. Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат, 1992. С. 494-499.
36. Тимашев Н. С. Развитие социологии права и ее сфера. С. 486.
37. Ритцер Дж. Современные социологические теории. СПб.: Питер, 2002. С. 76.
38.Johnston B. Introduction // Sorokin P. On the practice of sociology. Chicago: The University of Chicago Press, 1998. P. 49-51.
39. Deflem M. Op. cit. P. 82
40. Карбонье Ж. Указ. соч. С. 112-113.
41. Cotterrell R. Op. cit. P. 39.
42. Ibid. P. 302-303.
43. Deflem M. Op. cit. P. 78.
44. Масловская Е. В. Социологические теории права и анализ правовых институтов российского общества. Н. Новгород: Изд-во НИСОЦ, 2007. С. 34-48.
Notes
1. Kareev N. I. Osnovyi russkoy sotsiologii [Fundamentals of the Russian sociology]. Saint-Petersburg. Publ. of Ivan Limbakh, 1996. Pp. 103-151.
2. Deflem M. Sociology of law: Visions of a scholarly tradition. Cambridge: Cambridge University Press, 2008. P. 93.
3. Petrazhitsky L. I. Teoriya prava i gosudarstva v svyazi s teoriey nravstvennosti [The right and state theory in connection with the moral theory]. Saint-Petersburg: "Lan'" Publ., 2000. P. 544.
4. Podguretsky A. Ocherk sotsiologii prava [Sketch about sociology of law]. Moscow: Progress, 1974. P. 251.
5. Petrazhitsky L. I. Ocherki filosofiiprava [Legal philosophy sketches]. Is.1. Saint-Petersburg. 1900. P. 30.
6. Clifford Vaughan M., Scotford Norton M. Legal norms and social order: Petrazycki, Pareto, Durkheim//British Journal of Sociology. 1967, No. 2. P. 274.
7. Deflem M. Op. cit. P. 94.
8. Petrazhitsky L. I. Spec. work. P. 184.
9. In the same place. P. 489.
10. Krasovitskaya N. Sotsiologicheskaya shkola prava v Rossii: L. I. Petrazhitskiy (1867-1931) [Sociologycal school of law in Russia: L. I. Petrazhitsky (1867-1931)] // Rubezh -Boundary. 1997, No. 10-11, p. 27.
11. Kareev N. I. Spec. work. P. 146.
12. Spiridonov L. I. Chestnov I. L. Petrazhitskiy: zhizn i nauchnoe nasledie//Petrazhitskiy L. I. Teoriya prava i gosudarstva v svyazi s teoriey nravstvennosti [Petrazhitsky: life and scientific heritage//Petrazhitsky L. I. the right and state theory in connection with the moral theory]. Saint-Petersburg: "Lan'" Publ., 2000. Pp. 16-17.
13. Deflem M. Op. cit. P. 94.
14. Golenkova Z. T. Narbut N. P. Istoriya sotsiologicheskoy myisli v stranah Tsentralnoy i Vostochnoy Evropyi: ucheb. posobie [History of sociological thought in the countries of the Central and Eastern Europe: tutorial]. Moscow: Publ. of RUDN, 2003. P. 115.
15. Kojder A. Leon Petrzycki's socio-legal ideas and their contemporary continuation//Journal of Classical Sociology. 2006, vol. 6. No. 3, pp. 349-351.
16. Spiridonov L. I. Chestnov I. L. Spec. work. P. 17.
17. Timashev N. S. Razvitie sotsiologii prava i ee sfera [Development of sociology of the law and its sphere]//Becker G., Boskov A. Sovremennaya sotsiologicheskaya teoriya v ee preemstvennosti i izmenenii [The modern sociological theory in its continuity and change]. Moscow: Publ. of foreign literature. 1961. P. 486.
18. McDonald P. The legal sociology of Georges Gurvitch//Sociological perspectives on law/ed. by R. Cotterrell. Aldershot: Ashgate, 2001. Vol. 1. P. 317.
19. Karbonye Zh. Yuridicheskaya sotsiologiya [Jural sociology]. Moscow: Progress, 1986. P. 113.
20. Gergilov R. E. Teoriya i metodologiya sotsiologii G. D. Gurvicha [Theory and methodology of sociology of G. D. Gurvich]// Sotsiologicheskie issledovaniya - Sociological researches. 2008, No. 4, p. 129.
21. Deflem M. Op. cit. P. 94.
22. Gurvitch G. Sociology of law. L.: Routledge and Kegan Paul, 1947. P. 7.
23. Ibid. P. 54
24. Ibid. P. 241.
25. Hoffman A. B. Klassicheskoe i sovremennoe: Etyudyi po istorii i teorii sotsiologii [Classic and modern: Etudes on stories and the sociology theory]. Moscow: Science, 2003. P. 571.
26. Gergilov R. E. Spec. work. P. 136.
27. Cotterrell R. Subverting orthodoxy, making law central: A view of sociolegal studies//Journal of Law and Society. 2002. Vol. 29. No. 4. P. 635.
28. Timashev N. S. Chto takoe sotsiologiya prava? [What is sociology of law?] // Sotsiologicheskie issledovaniya - Sociological researches. 2004, No. 4, p. 110.
29. Timashev N. S. Spec. work. P. 488.
30. In the same place.
31. Timashev N. S. Chto takoe sotsiologiya prava? [What is sociology of law?]. Pp. 109-110.
32. Deflem M. Op. cit. P. 94.
33. Ibid. P. 95
34. McDonald P. Op. cit. Pp. 328-329.
35. Sorokin P. A. Chelovek. Tsivilizatsiya. Obschestvo [Chelovek. Civilization. Society]. Moscow: Politizdat, 1992. Pp. 494-499.
36. Timashev N. S. Razvitie sotsiologii prava i ee sfera [Development of sociology of the right and its sphere]. P. 486.
37. Rittser Dzh. Sovremennyie sotsiologicheskie teorii [Modern sociological theories]. Saint-Petersburg: St. Petersburg, 2002. P. 76.
38. Johnston B. Introduction//Sorokin P. On the practice of sociology. Chicago: The University of Chicago Press, 1998. P. 49-51.
39. Deflem M. Op. cit. P. 82
40. Karbonye Zh. Spec. work. Pp. 112-113.
41. Cotterrell R. Op. cit. P. 39.
42. Ibid. Pp. 302-303.
43. Deflem M. Op. cit. P. 78.
44. Maslovskaya E. V. Sotsiologicheskie teorii prava i analiz pravovyih institutov rossiyskogo obschestva [Sociological theories of the law and analysis of legal institutes of the Russian Publ.society]. N. Novgorod: NISOT B, 2007. P. 34-48.
УДК 378
С. М. Окулов, Е. В. Разова
Знания или компетенции? («Ложится мгла на старые ступени» [1])
На основе сравнения Государственных образовательных стандартов второго и третьего поколений формулируется гипотеза об истинных причинах внедрения последних.
Методологической базой работы является классический системный анализ. Показано, что целостность системы, а высшее профессиональное образование есть сложнейшая система, нарушается. Схема нарушения целостности: перевод элементов системы в другое состояние с размытыми и неопределенными целевыми установками. Они функционируют по-другому и, в целом, система становится другой, решает другие задачи, обладает другими качествами и свойствами. Одним из приемов перевода является внедрение того, что называют «компетентностным подходом». Фактически, осуществлена замена четкой и ясной знаниевой парадигмы образования на совокупность утверждений, из которых логически завершенная система не выстраивается.
On the basis of comparison of the State educational standards of the second and the third generations a hypothesis about the true reasons for the introduction of the latter is formulated. The classic system analysis is the methodological basis of the work. It is shown that the integrity of the system (higher vocational education being a complex system) is disturbed. The scheme of the integrity violations: the system elements are transited into another state with vague and uncertain target installations. They function differently and, in general, the system becomes different, solves other problems, has other qualities and properties. One of the methods of transition is the introduction of what is called "the competency approach". In fact, a concise and clear knowledge paradigm of education is replaced with a set of statements, out of which a logically completed system is not built up.
Ключевые слова: образование, государственные образовательные стандарты, знания, компетенции.
Keywords: education, state educational standards, knowledge, competences.
В высшем профессиональном образовании (ВПО) России фактически осуществлен переход на деятельность в соответствии с Федеральными государственными образовательными стандартами (ФГОС) третьего поколения. Тем самым как бы считалось, что образование по Государственным образовательным стандартам (ГОС) второго поколения не отвечало
© Окулов С. М., Разова Е. В., 2014