CC BY
58
ПОВСЕДНЕВНОСТЬ ПЛЕНА: ИНОСТРАННЫЕ ВОЕННОПЛЕННЫЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ В НИЖНЕМ ТАГИЛЕ (1943-1949 ГГ.)
О.С. ПОРШНЕВА
Кафедра истории России Уральский государственный технический университет - УПИ 620002, Екатеринбург, ул. Мира, 19
М.В. ДОЛИНОВА
Кафедра отечественной истории Нижнетагильская государственная социально-педагогическая академия 622031, Нижний Тагил, ул. Красногвардейская, 57
История повседневности - направление современной историографии, ставшее одним из воплощений «антропологического поворота» в исторической науке на рубеже ХХ-ХХ1 вв. В ряду источниковедческих подходов, характерных для него, можно выделить придание особой значимости источникам личного происхождения, введение в оборот новых документальных комплексов, использование методов «устной истории». Анкетирование и интервьюирование участников исторических событий, являясь по своему происхождению методами социологии, находят все более широкое применение при изучении истории повседневности. Проведение глубокого (нестандартизированного) интервью является методом «устной истории», широко практикуемым в западной науке1, а в последние годы - и отечественными исследователями. Объективное содержание этого источника может быть выявлено при его сопоставлении с другими документальными комплексами и сравнительном анализе их данных. В то же время его интерпретация позволяет не только изучать социальную реальность во всех ее проявлениях, но прежде всего дает возможность реконструировать человеческую повседневность событий прошлого в восприятии самих их участников.
Актуальность изучения повседневности плена Второй мировой войны как одной из составляющих более крупной проблемы - повседневности человека воюющего, определяется рядом факторов. Во-первых, необходимостью воссоздания в полном объеме, конкретном своеобразии и «голографичности» картины исторических событий войны и послевоенного времени во всех их проявлениях; во-вторых, значимости изучения стратегии выживания человека и его поведения в условиях военного плена, восприятия иной цивилизации, реакции на ситуацию, в которой он оказался. Интересно также проследить, как проявлялись культурные особенности и социокультурные характеристики военнопленных, каково было их взаимодействие с местным населением, восприятие последним поверженного врага.
Проблема повседневной жизни в плену рассматривается нами на материале лагеря военнопленных № 153, существовавшего в г. Нижнем Тагиле в 1943-1949 гг. Источниковой базой ее изучения является комплекс документальных данных официального и личного происхождения, как опубликованных, так и архивных, в том числе источники международно-правового характера, документы высших и местных органов власти; материалы печати, источники личного происхождения. Важным источником в изучении проблемы стали также воспоминания бывших немецких военнопленных в СССР, собранные и изданные под руко-
водством и редакцией специалиста по социальной истории Эриха Машке2. Серьезная н ная разработка темы немецких военнопленных была произведена в одном из обширных и следований, проведенных в Германии между 1957 и 1974 гг. Среди документации заад мающей в целом 22 тома, фигурируют воспоминания шести немецких пленных в Советском Союзе. Были проанализированы тысячи сообщений, воспоминаний, результатов опросов интервью с людьми, затронутыми войной3. ’
Особую ценность при изучении вопроса имели материалы «устной истории», полученные в ходе интервьюирования инспектора Учетного отдела лагеря № 153, а ныне пенсионера Василия Сергеевича Дергачева. Значение этих материалов, даже с учетом их «субъективного» характера, велико, поскольку по целому ряду вопросов рассматриваемой проблемы они служат бесценным источником сведений. Прекрасная память Василия Сергеевича, его заинтересованность, доброжелательность и готовность отвечать на вопросы, любовь к истории делают его свидетельства во многом уникальными с точки зрения изучения темы С учетом всего комплекса документальных данных они помогают воссоздать образ немецкого военнопленного, дают возможность почувствовать атмосферу того времени, психологический фон событий, без которых немыслимо их понимание.
Среди источников международно-правового характера следует отметить «Положение о военнопленных от 01.07.1941г.», утвержденное постановлением СНК СССР. Это был основополагающий документ, определявший условия содержания и использования труда военнопленных. Основные пункты «Положения» соответствовали Гаагской конференции «О законах и обычаях сухопутной войны» и Женевской конференции «Об обращении с военнопленными». Высокоинформативными источниками являются также акты высших органов государственной власти. Большинство в этой группе документов составляют ведомственные нормативно-правовые акты НКВД и ГУПВИ СССР, которые отражают эволюцию политики государства по отношению к военнопленным, зависевшей от общей ситуации в стране и мире, интересов экономического развития СССР.
Распорядительные и отчетные материалы местных органов власти дают возможность проследить реализацию политики центра в отношении военнопленных, особенности, которые приобретало ее осуществление под воздействием местных условий. Среди них надо выделить делопроизводственные документы треста «Тагилстрой», содержащие информацию о расположении лагерных отделений, производственной деятельности, медицинском и продовольственном обеспечении военнопленных. Анализ материалов периодической печати позволяет рассмотреть вопрос об идеологическом обеспечении военного противоборства, способах формирования общественного мнения и массовых представлений по основным проблемам участия СССР в войне, содержании основных стереотипов представлений.
Геополитическое положение Урала сыграло ключевую роль в возможности размещения на этой территории вражеских военнопленных. В течение всей войны Урал находился далеко от фронтовой полосы, поэтому он был «принимающей территорией» не только эвакуированного сюда с запада гражданского населения, но и военнослужащих армий противника, захваченных в плен. Свыше 250 тыс., или 6 % общего числа военнопленных, были размещены на этой территории. Большая их часть находилась в Свердловской области4. Лагеря военнопленных были созданы в рамках уже существующих лагерных систем Урала - Ив-дельлаг, Севураллаг, Тагиллаг, Богословлаг, Лобвинлаг, Востураллаг, Тавдинлаг5.
Вклад военнопленных в восстановление и развитие народного хозяйства СССР был весьма существенным. По подсчетам НКВД, с 1943 по 1949 г., т.е. до завершения массовой репатриации, военнопленные и интернированные отработали более 1 млрд. человеко-дней. Их вклад в реализацию послевоенного четвертого пятилетнего плана составил 8 % .
Несмотря на достаточно «человеколюбивое» отношение к военнопленным, соблюдение личных и имущественных прав, условий содержания, материального обеспечения, которые были закреплены в «Положениях», военнопленные, безусловно, испытали все трудности неволи и разделяли вместе с местным населением тяготы военного и послевоенного времени.
История создания первых лагерей для содержания военнопленных солдат и офицеров гитлеровской армии берет свое начало весной 1943 г. В Нижнем Тагиле была начата работа да ор-
«низации Тагильского отделения военнопленных (впоследствии спецлагеря № 153). В архивном фонде треста «Тагалстрой» найдено распоряжение по Тагилстрою-Тагиллагу НКВД СССР от 9 марта 1943 г., подписанное начальником строительства генерал-майором инженерно-технической службы Я.Д. Рапопортом. В соответствии с ним начальнику шестого района МА Гладкову поручалось в трехдневный срок освободить помещения лагучастка от заключенных и немедленно приступить к переоборудованию бараков для размещения в них прибывающего в Нижний Тагил спецконтингенга военнопленных7. Передаче подлежал весь жилой и коммунальный фонд, подсобные помещения и хозяйственный инвентарь лагучастка заключенных8.
После смены руководства Тагилстроя НКВД в мае 1943 года дело создания лагеря военнопленных в Нижнем Тагиле продолжил М.М. Царевский. Уже в начале лета заместителю начальника НКВД СССР комиссару госбезопасности второго ранга Круглову было сообщено о том, что «в Тагильском отделении военнопленных к 21 июня закончены все основные работы по переоборудованию лагеря и благоустройству территории»9.
Большая часть из поступивших военнопленных, как свидетельствует телефонограмма №463 от 21.06.1943 г., прибыла из Тавдинского отделения (623 человека) и из Лобвинского отделения военнопленных (253 человека). Всего же списочный состав лагеря № 153 насчитывал 1369 человек10.
Условия размещения военнопленных, по оценке B.C. Дергачева, в целом были неплохими: «...тепло, светло, не то, что наших военнопленных (содержали. - О.П., Ы.Д■)■ Одевали их, простынь под ними, одеяло сверх, подушка, нары были и кровати»11. Василий Сергеевич вспоминает, что жилые помещения представляли собой одноэтажные бараки, в которых пленные жили по 20-30 человек. Материалы Годового отчета треста по основной деятельности за 1944 г. подтверждают это свидетельство: «Жилфонд лагеря военнопленных состоит из бараков, снабженных теплыми тамбурами, цоколями, завалинками. Нарная система заменена вагонкой, койками, топчанами. Норма жилой площади на одного человека составляет 2,20 м2. Лагучастки снабжены водопроводами, банями, кухнями и сушилками»12. Воспоминание одного из немецких военнопленных, находившихся в лагере под Свердловском (ныне Екатеринбург), «Асбестовом лагере» (по выражению самих пленных), свидетельствует, что «бараки в Свердловске были чистые, имелся душ, можно было играть в футбол»13.
Таким образом, лагеря военнопленных представляли собой достаточно оборудованные (с точки зрения бытовых стандартов нашей страны того времени) территории, где функционировал целый комплекс коммунального и бытового назначения. Этим определяется оценка их B.C. Дергачевым как вполне приемлемых. Однако необходимо учитывать, что на восприятие условий содержания самими военнопленными немцами оказывало влияние различие культурных традиций и бьгговых стандартов повседневной жизни в двух странах. Этим можно объяснить ярко выраженное стремление военнопленных к благоустройству лагерей, которое они осуществляли собственными силами с помощью средств и материалов, предоставляемых хозяйственными органами14. На территории одного лаготделения могли одновременно проживать до 2 тыс. человек. Управление участком было сосредоточено в руках отделов: ОВС (Отдел вещевого довольствия), САНО (аптека, врачи), Отдел режима (охрана), Учетный отдел, Планово-производ-ственный отдел (производственные вопросы, договоры о работе), Оперчекотдел15.
Многие из первоначально поступивших пленных были больны, истощены и ослаблены. По данным медицинского освидетельствования, из числа отправленных в Нижний Тагил (шло 247 здоровых, в то время как 296 составляли ослабленный контингент и 80 подлежали госпитализации . Поэтому главной задачей руководства лагеря № 153 на начальном этапе, как отмечалось в телеграмме на имя М.М. Царевского от 30 июня 1943 г., было «прекращение смертности, оздоровление контингента с целью перевода всех больных и ослабленных в категорию здоровых»17. В целом руководство НКВД СССР выражало удовлетворение мерами, принятыми М.М. Царевским по организации Тагильского лагеря военнопленных и размещению первых прибывших эшелонов.
В наиболее тяжелом состоянии находились военнопленные, прибывшие в Нижний Тагил в 1943-1944 гг., после ликвидации окруженных группировок противника под Сталинградом, в
районе Воронежа и других местах. Это было самое массовое поступление военнопленных всю историю существования лагеря. B.C. Дергачев вспоминает: «После того, как была мзб * Паулюсовская армия под Сталинградом, сюда прибыла основная масса военнопленных Orvnw вают ворота - а там деревяшки. Они ведь все больные были. Привезли сюда тиф, дизентео все сотрудники переболели. Именно среди них был самый высокий процент смертносш. Как^ там квадраты, их всех в кучу хоронили в могилах по 15-20 человек»18.
К такому массовому поступлению ослабленного контингента военнопленных и размещению их в сжатые сроки лагерь № 153 готов не был. Не хватало оборудованных лагерных отделений, продовольствия, обмундирования. Положение усугублялось плохим физическим состоянием военнопленных. Об этом свидетельствуют многочисленные телеграммы в Москву, в которых говорилось о тяжелом положении спецпоселенцев. «Люди в большинстве разуты, раздеты, спят на голых нарах. Наступившие холода уже вызывают заболевания и простой рабсилы»19. «В связи с поступлением большого пополнения создалось чрезвычайно тяжелое положение в обеспечении продовольствием: муки осталось на два дня, мяса, рыбы - на пять, жиров нет. Необходимы особые меры для предотвращения катастрофы»20.
Большое количество нетрудоспособных военнопленных снижало экономическую эффективность их использования в народном хозяйстве. Об этом, в частности, говорилось в Годовом отчете треста за 1943 г.: «Неукомплектованность штата рабочей силы и снижение удельного веса лиц, годных для использования на трудоемких работах, связано с поступлением неполноценных этапов, затруднением в получении некоторых видов продовольствия»21. Все это заставляло руководство лагеря уделять внимание улучшению условий содержания военнопленных и их физическому состоянию. Судя по данным Годового отчета треста за 1944 г необходимые меры были приняты, что позволило «повысить цифру предоставляемой строительству рабочей силы с 450 человек на 01.01.1944 до 6075 человек на 01.12.1944»22.
Постепенно количество военнопленных в спецлагере № 153 увеличивалось и достигло своего пика к середине 1945 г. Сложно определить точное их количество. Но данные о том, что в 1945 г. в тресте было занято 7537 человек и эта цифра составляла 87,9 % рабочей силы общего числа военнопленных позволяют предположить, что всего в лагере № 153 в этот период находилось как минимум 10 тыс. человек23. В 1949 г. на момент слияния лагерей № 245 и № 153 списочный состав спецпагеря № 153 насчитывал 15000-15800 человек24.
Среди пленных были солдаты и офицеры шестой армии генерал - фельдмаршала Пау-люса, «Голубой дивизии» (Испания), соединений СС - «Великая Германия», «Герман Геринг», разгромленные группировки войск с острова Борнхольм (Дания) и из района Ростока, а также 608 гражданских интернированных немок, прибывших в Нижний Тагил из проверочно-фильтрационного лагеря в городе Гвауденц (Восточная Пруссия)25.
Национальный состав военнопленных был представлен пестрым этническим конгломератом людей более чем 30 национальностей. Среди них были немцы, австрийцы, венгры, еврея румынские и венгерские, итальянцы и даже люксембуржцы26. Все они являлись военнослужащими германской армии, воевали на стороне Германии, но при этом каждый оставался представителем своей страны, своей нации, осознавал себя таковым. Даже трудности плена, одинаково тяжелое положение всех военнопленных не способствовали объединению представителей разных национальностей, их взаимовыручке и помощи в трудной ситуации. По наблюдению В.С Дергачева, среди них существовала ярко выраженная «национальная замкнутость». Так, в лагере создавались футбольные команды, часто проводились «товарищеские матчи» между командами разных лагерных отделений. И если, к примеру, венгры шрали против немцев, то болельщики «переживали» не за команду своего лаготделения, а за представителей своей национальности. «Когда немец забивает мяч, даже если он из другой зоны пришел, ему аплодируют все немцы». Как подчеркивает Василий Сергеевич, «хоть открытых конфликтов и не было, но национальная рознь была очень ощутимой»27. На наш взгляд, данное обстоятельство можно объяснить развитым чувством национальной исключительности у немецких военнопленных, формировавшимся у них под воздействием фашистской пропаганды с 1930-х гг., когда в массовое сознание активно внедрялась идея об особой исторической роли германского государства н народа в мировой истории и неполноценности представителей других наций.
Поскольку лагеря военнопленных создавались как производственные, то все зоны ла-отделений были организованы на базе предприятий и организаций, за которыми ^ннопленные были закреплены. Лагерь № 153 находился в ведомстве треста «Тагилст-В й» В записке управляющего трестом Н.Г. Кратенко заместителю председателя Совета министров СССР И.Т. Тевосяну говорилось: «На протяжении всего периода строительства •шест базировался на рабочую силу из числа спеконтингента»28. Это были прежде всего заключенные, военнопленные и спецпереселенцы.
Лагерь № 153 состоял из 7 лагерных отделений (См. Приложение). Все они были созданы на базе уже существующих участков, где проживали заключенные. Места их расположения позволяют определить основные производственные объекты, на которых работали военнопленные. Они строили площадки Нижнетагильского металлургического завода, Огнеупорного производства, возводили жилье, детские сады, школы, мостили и прокладывали дороги, работали на предприятиях треста «Тагилстрой», добывали железную и медную руду на шахтах «Магнетитовая» и «Капитальная», валили лес в Серебрянке. Сооруженные ими двух- и трехэтажные дома в 32-м и 33-м кварталах по улице Ленина-Мира (Мопра), два общежития и дом преподавательского состава горно-металлургического техникума, Дворец культуры НТМК и другие постройки до сих пор определяют архитектурный облик нашего юрода. Можно судить об использовании рабочей силы военнопленных в лагере № 153, в частности, на основании справки треста «Тагилстрой» за 1946 г., где указываются производственные объекты и количество трудившихся на них военнопленных. Среди основных предприятий можно назвать строительно-монтажное управление (2538 человек), механический завод (537), предприятие по производству стройматериалов (537), ДОК (686), Желдорст-рой (713), Горжилстрой (926), гужевой и автотранспорт (107), машинопрокатная база (41)29.
Все военнопленные делились на три группы трудоспособности. «В целях улучшения трудового использования военнопленных, поднятия производительности труда и максимального вывода военнопленных на работу» приказ № 247/57 от 21.09.1944 управляющего лагерем № 153 определил для первой категории трудоспособности десятичасовой рабочий день, для второй - восьмичасовом °.
Военнопленные, отнесенные к этим категориям трудоспособности, были заняты на основных работах. Существовала специальная номенклатура работ с классификацией по степени сшжносга: тяжелые, средние, легкие. Этот документ использовался при расстановке военнопленных на рабочих местах в соответствии с их категорией трудоспособности. Например, на вывозке леса, в горнорудной промышленности, железнодорожном строительстве использовалась военнопленные только первой категории. На лесозаготовке, деревообработке, складских и погрузочных работах, при отделке помещений работали военнопленные второй категории31.
При распределении работ учитывалась гражданская специальность военнопленных. Нарушение этого положения вызвало появление специального распоряжения управляющего Трестом от 11 января 1945 г. В нем подчеркивалось, что нужно «срочно организовать проверку по лагерям, составить именные списки специалистов и вернуть всех военнопленных ва работу по специальности, поскольку на производстве не хватает уже обученных, квалифицированных рабочих»32.
В третью категорию трудоспособности входили военнопленные, которые по состоянию здоровья не могли привлекаться к работам даже средней тяжести. В связи с этим главное внимание уделялось созданию на территории лагучастков специальных производственных гяхов: «портновский, сапожный, жестяной, кожевенный»33. Тем самым решалось сразу две проблемы: привлечение сил ослабленных пленных и производство всего необходимого для использования в быту - одежды, обуви, инвентаря.
Эта работа была значительно легче, чем на основном производстве, и, по замечанию В.С. Дергачева, многие военнопленные умышленно не ели, чтобы попасть в разряд ослаблении« контингента. Старшие по лагучастку дежурили и следили, чтобы военнопленные съеда-ш порцию хлеба и у них не было возможности обменять ее на табак или что-нибудь еще34.
В условиях военного времени проблема дефицита рабочей силы была чрезвычайно острой. Обваружениые архиве материалы позволяют подтвердить случаи нарушения постановлений
НКВД СССР, которые запрещали использовать лиц третьей категории трудоспособности основном производстве. Об этом свидетельствует, в частности, приказ начальника «Тагилсшоя-Тагиллага» генерал-майора М.М. Царевского от 2 августа 1945 г., в кагором давалось разреш ние «в порядке опыта использовать третью категорию трудоспособности на тяжелых работах» При этом должны были соблюдаться следующие условия: продолжительность рабочего дня - не более восьми часов, нормы выработки - ниже на 50%, выделение пайка «усиленного питания» независимо от норм выработки. В документе оговаривалось, что в случае ухудшения физиче^ ского состояния работающих их использование должно прекращаться35.
В «Положении о военнопленных» было закреплено право высших командных чинов армии - офицеров и генералов привлекаться к работам лишь с их добровольного согласия36 В лагере № 153 по свидетельству B.C. Дергачева такими чинами были подполковник и майор37. Они работали в «обслуге» или назначались старшими на производственных зонах. В их обязанности входило обеспечение порядка и дисциплины на территории лагучастка38.
Система содержания военнопленных была аналогична структуре воинских подразделений. Военнопленные объединялись в отделения, взводы, роты, батальоны. Старших в этих подразделениях выбирали сами военнопленные. Звание значения не имело. Старшим мог быть и рядовой солдат, которому подчинялись командиры батальонов и рот. Это обстоятельство, однако, не говорит о несоблюдении военнопленными субординации воинских чинов. Наоборот, по свидетельству B.C. Дергачева, никогда старший по званию не садился за один стол с рядовыми, и в бараках, где жили пленные, офицеры «какой-нибудь фанерой, но отделяли свое «спальное место». Отношения между немецкими военнопленными даже в этих условиях строго регламентировались системой воинских чинов и званий39.
В 1944 г. был установлен распорядок дня для военнопленных. Подъем - в 6 часов утра, затем развод и с 8.00 - начало работы. Работали до 17.00 с перерывом на обед в 12 часов. После работы - ужин, затем свободное время. В 21.00 - вечерняя проверка, и в 22.00 - отбой40.
На работу военнопленные шли строем, с соблюдением воинской дисциплины. Их сопровождал конвой, чаще всего один человек охраны. Охраняли их репатрианты, а после окончания войны - румыны, которым, по словам B.C. Дергачева, «доверяли как соцлагерю». После 1949 года военнопленные стали бесконвойными, на работу ходили большой колонной по четыре человека в ряд, которую сопровождал командир из «своих». Это объяснялось тем, что управление лагеря было уверено, что они никуда не убегут. Да и куда можно было убежать во «вражеской» стране без еды и документов? Однако отдельные попытки побегов были. Так, за время работы B.C. Дергачева было четыре случая побега. Он вспоминает: «Один военнопленный до Куйбышева доехал в боксе теплом, второй умер в лесу от голода. Третьего ребятишки привели от Фатеева, спрятался он там. Четвертый с Вагонки уже убежал, из лагеря № 245, но и его быстро нашли. Так что никуда они убежать далеко не могли, да и не стремились»41. Исследования истории пребывания немецких военнопленных в СССР, проведенные в Германии, также свидетельствуют, что ни одному немцу не удалось осуществить бегство на родину42.
Нормы питания военнопленных зависели от установленных НКВД СССР норм суточного довольствия и от норм выработки, т.е. производительности труда пленного. В приказе № 199 от 25.07.1946 г. было отмечено: «для дальнейшего стимулирования производительности труда для военнопленных, перевыполняющих нормы выработки, вводится дополнительное питание»43.
В период войны питание пленных, по оценке B.C. Дергачева, было относительно сносным, но не всегда стабильным. Кормили их 3 раза в день, каждый обед состоял из трех блюд. Набор продуктов был достаточно разнообразным. Военнопленным давали шоколад, масло, красную рыбу, сыр, но в «мизерных количествах». Как правило, они копили эти продукты, с тем чтобы потом обменять на что-нибудь более существенное в столовой, напрн-мер на макароны44. Однако нельзя не учитывать, что на эту оценку могло повлиять отношение к военнопленным как вчерашним врагам-агрессорам и та «точка отсчета» - общее тяжелое положение с продовольствием в стране, - которая определяла представления о «снос-
ом» питании. Безусловно, питание пленных было недостаточным с точки зрения <<СН к ддЯ них норм как военного, так и мирного времени. Одной из причин плохого веского питания пленных была, по оценкам исследователей, криминализация созна-людей во время столь длительной войны. Личный состав лагерей и госпиталей, также испытывая трудности с продовольствием, пытался решить их за счет военнопленных45.
Однако были и поступки, прямо противоположные по своему значению. Так, начальник лесопильного цеха ДОКа выдавал справки на питание с завышенными объемами выполнен-военнопленными работ. Действительная производительность их труда составляла всего
ных
19-32 %, а справки выдавались на норму 130-140 % . Пойдя на должностное нарушение, он повышал нормы суточного довольствия для военнопленных. В условиях послевоенного голода 1946-1947 гг., перебоев с продовольствием и директивами МВД СССР о снижении норм питания в лагерях , такой шаг позволил хоть и кратковременно, но повысить низкий уровень продовольственного снабжения военнопленных и поддержать их жизненные силы.
Приказ НКВД СССР от 5 июня 1942 г. «О денежном содержании военнопленных» распространялся и на военнопленных лагеря № 153, за свою работу они получали заработную плату. Судя по распоряжению № 186 треста «Тагилстрой» от 18 июля 1946 г., где сказано, что «в целях стимулирования и повышения производительности труда военнопленных на них должна быть распространена сдельно-прогрессивная оплата труда»48, заработная плата военнопленных зависела от нормы выработки в течение месяца. B.C. Дергачев отмечал, что «некоторые пленные даже не питались в столовой, покупали еду в магазинах. Практически на всех предприятиях находились киоски, где можно было что-нибудь купить»49.
Необходимость использования труда военнопленных делала актуальным вопрос качественного медицинского обслуживания. Согласно «Положению», оно должно было производиться наравне с военнослужащими Красной Армии. Задачи обеспечения пленных медицинской помощью были возложены на медико-санитарную службы лагеря № 153. Были созданы лазареты и санитарные части. В течение войны главными оставались проблемы нехватки врачебных кадров и отсутствие медикаментов. Первая проблема частотно решалась за счет привлечения к лечению военнопленных-врачей °. Вторая же проблема оставалась актуальной вплоть до начала 1950-х гг.
Имеющиеся свидетельства указывают на безусловную зависимость физического состояния пленных от качества медицинского обслуживания. Заболеваемость и смертность были наивысшими в военной период в связи с отсутствием нормальных условий содержания и рядом проблем в сфере медицинского обслуживания. Основными заболеваниями были так называемые «социальные болезни» - тиф, дифтерия, дизентерия. Но руководство лагеря делало все возможное, чтобы прекратить их распространение. Для этого при поступлении новых этапов военнопленным в обязательном порядке делали прививки против тифа, паратифов и дизентерии51. К середине 1950-х гг. основными причинами смертности пленных стали старость, воспаление легких, производственный травматизм, а иногда и «халатное» отношение руководства лагеря к вопросам материально-бытового обеспечения военнопленных.
Если в целом характеризовать материально-бытовое обеспечение военнопленных, то нужно отметить, что вплоть до конца 40-х гг. этот уровень оставался достаточно низким. Закрепленные постановлениями НКВД СССР нормы продовольственного и медицинского обеспечения не соответствовали действительности и чаще всего занижались. Это было следствием ряда причин: условий войны, экономического кризиса, недобросовестного от-аошения администрации лагерей.
Несоблюдение мер безопасности при выполнении работ военнопленными повышало уровень травматизма. Многие несчастные случаи заканчивались смертельным исходом. Об этих фалах свидетельствуют докладные записки на имя управляющего трестом за период 1945— 1946 гг. . Причем во всех случаях отмечалось, что причинами являлись допуск на работу без прохождения инструктажа по безопасным методам работы, нарушение правил техники безо-rBCHOCm- В связи со сложившейся ситуацией 17 марта 1946 г. был подписан приказ «О мероприятие по снижению производственного травматизма среди работающих на строительстве
военнопленных». В нем указывалось на необходимость проведения расследования и тия ния виновных к ответственности по каждому случаю производственного травматизма53 ^
Были случаи, когда в условиях сильных морозов военнопленные оказывались необеспеченными необходимым зимним обмундированием. Такой факт имел место зимой 1944-1945 гг. В распоряжении начальника лагеря сказано, что «значительное число обмопо ний, увеличение количества заболевших связано с тем, что администрация лагеря не по ла своевременных мер по сезону, а санитарная служба не обеспечила наллежяттгй „
54 р**ч __ ^ о 4 ЩИЦ КОН*
троль» . Эта ситуация была расценена как чрезвычайная, но факт того, что она была по щена, свидетельствует о нарушении на практике предписаний органов НКВД о материала но-бытовом положении военнопленных.
Наверное, картина повседневной жизни лагеря № 153 оставалась бы неполной, если бы наше внимание было сосредоточено только на «трудовых буднях» военнопленных. Большой интерес представляет и их досуговая жизнь, формы проведения свободного времена Свободного времени у пленных было не так много. После 8-10-часового рабочего дня сил на занятия по «душе», как правило, уже не хватало. Обычно вечернее время уходило на стирку одежды, ее ремонт, подшивку обуви55.
Были у военнопленных и выходные - три дня в месяц. Это время они проводили по-разному. Кто-то просто старался отдохнуть, кто-то занимался любимым делом. B.C. Дерга-чев вспоминает: «В воскресенье они отдыхали. Письма через Красный Крест писали, делалв безделушки какие-то, вешали их над кроватью. Производили гончарное - тарелки, кружки. Но больше всего любили играть на музыкальных инструментах - скрипках, губных гармошках. Сами их делали, а иногда организовывали и целые оркестры»56.
Большим праздником для военнопленных были дни, когда показывали художественные фильмы. Для этого их водили на территорию 6-го лагерного отделения, где был специальный Дом отдыха. Василий Сергеевич как-то смотрел с пленными фильм «Два бойца». Несмотря на то что фильм был на русском языке, многим пленным он понравился57, что объясняется, по-видимому, универсальным характером многих черт фронтового быта и психологии «Человека ВОЮЮЩеГО» (В ТОМ ЧИСЛе феномена фрОНТОВОГО товарищества), нятетпттх художественное воплощение в кинофильме, близких и понятных пленным.
Активную политико-пропагандистскую работу среди военнопленных вел антифашистский актив. В 153-м лагере его возглавлял старший лейтенант И.А. Лавров. За деятельностью этого органа следил специальный отдел в ОПВИ. У актива была программа, устраивались собрания. По утверждению B.C. Дергачева, отношение к нему у военнопленных было неоднозначным: некоторые участвовали в его работе, другие продолжали верить в победу Гитлера. Один австриец написал даже «Марш Победы Гитлеру»5.
При организации лагерей для военнопленных широко заимствовался опыт создания исправительно-трудовых лагерей и колоний ГУЛАГа НКВД СССР. Были воспроизведены структура управления лагерями, принципы организации и детальной регламентации внутри-лагерной жизни, охрана и режим содержания военнопленных, система градации контингента по физическому «профилю» и широкое использование труда военнопленных в экономик страны. В этом смысле бывшие солдаты и офицеры иностранных армий рассматривались лишь как часть огромного по своей численности и составу образования, объединенного под названием «спецконтингент»59. В то же время советское руководство должно было учитывай тот факт, что это иностранные подданные. Их положение было определено международным правом и не должно было противоречить существующим конвенциям, предусматривавши«, что военнопленные должны содержаться в условиях, соответствующих быту военнослужащих пленившего их государства В условиях военного времени и послевоенной разрухи выполнение данного обязательства оказывалось не всегда возможным. Предусмотренные постановлениями НКВД и ГУПВИ СССР нормы продовольственного и медицинского обеспечени, а также закрепленные в «Положении о военнопленных» требования по охране их ipjP, принципам трудового использования часто не выполнялись. Поэтому военнопленные шц* № 153, безусловно, испытали все трудности и тяготы военного и послевоенного времени.
Довольно сложно в отсутствие достаточного количества воспоминаний тех, кто непосред-
нно общался или хотя бы видел военнопленных, восстановить то отношение к ним, котобыло распространено среди большей части гражданскою населения. По воспоминаниям ¡^пожилов нашего города, контактов между военнопленными и местными жителями почти е было Гражданское население боялось60. Отношение к военнопленным было очень неоднозначным. Для многих людей пленные были - и остаются до сих пор - фашистами, извергами, палачами. Однако наряду с такой тональностью встречались если и не самые добрые, то, по тайней мере, не враждебные чувства по отношению к военнопленным, сочувствие к их страданиям Бывшая жительница поселка Лосиный Н. Селезнева вспоминала: «Бараков у нас в поселке всегда было много. Часть из них огородили и сказали, что там будут жить пленные... Жители с уфа вышли к паровозику - «Кукушке». И вот в 4 часа вечера подошел паровоз, открыли вагоны, а пленные стоят и боятся выходить. Потом вышли, так народ с обеих сторон начал надвигаться. В это время вышла пожилая женщина и сказала: «Они такие же дети и ощы, которых приказом отправили на эту войну!» Жители постояли и стали расходиться»61.
Василий Сергеевич, как фронтовик и человек, который непосредственно сталкивался с фашистами в бою, увидев вчерашнего врага, теперь уже пленного, подумал: «Взятого не убивают. Он - солдат и я - солдат. Какая теперь может быть разница»62. Такое отношение к пленным можно во многом объяснить исторически сложившимся стереотипом поведения русского солдата. Установка на то, что «взятого в плен не убивают, пленный не враг» формировалась в русской армии веками. Во время русско-японской и Первой мировой войн за основу воспитания офицерского корпуса был взят рыцарский кодекс поведения по отношению к врагу. Военные должны были следовать «Наказу русской армии о законах и обычаях сухопутной войны». В нем, в частности, говорилось: «Рази врага в честном бою. Безоружного врага, просящего пощады, не бей. Пленный уже не враг твой»63. В лагере № 153 не было случая, чтобы пленных специально били или издевались над ними. Рукоприкладство было строго запрещено. Те, кто пересекался с военнопленными на работе, отмечали их трудолюбие, умение навести порядок, дисциплинированность, свойственные немецкому характеру.
Ценным источником сведений о военнопленных являются воспоминания П. Шурдели-на, который во время войны был заключенным «Тагиллага» и работал бригадиром на заводе металлоконструкций. Он пишет: «Пробыли военнопленные на заводе около полугода. Каждое утро приходили колонной. Станки, рабочее место, материалы, заготовки - все у них содержалось в образцовом порядке. Если мы, зэки, после гудка на работу долго чухались, что-то выясняли, то они сразу приступали к работе. Во всем чувствовалась дисциплина. Трудились не спеша. Выработка у них была самая большая - 125 %. Приходилось задание давать с завышением. Очень не любили, когда их после выполнения задания вновь заставляли работать. Ругали всех - Сталина, Гитлера, но шли и делали то, что прикажешь. С рабочего места уходили только на обед. Во время обеденного перерыва (обед им привозили из лагеря и разливали в миски) собирались где-либо в углу цеха, разметали пол и танцевали под губную гармошку. Играли на гитаре и пели негромко песни» .
В своих воспоминаниях жители Урала подчеркивают дружелюбие военнопленных, их учтивое отношение к гражданскому населению, особенно к женщинам. B.C. Дергачев свидетельствует: «Работала у нас в лагере, в учетном отделе, женщина-инспектор. И каждый раз, когда она выходила из кабинета, кто-нибудь из военнопленных помогал ей одеться, открывал дверь». Женщин жалели, старались им помочь, проявить внимание. Это относилось и к женщинам-военнопленным, которые работали в лазарете лагеря - Гертруде Новация, Елене Фохт, Эдит Шастек. За все время ни один пленный не сказал им грубого слова, не поднял руки. «Женщина для них была реликвия»65.
Привычки и поведение военнопленных прежде всего были обусловлены культурными и национальными традициями тех стран, гражданами которых они являлись в мирное время. В большинстве своем пленные принадлежали к западной культуре, элементы которой они всячески стремились сохранить в своей повседневной жизни, даже будучи в плену. Так была» в лагерном отделении № 3 или, как его называли, «Майер»-лагере. По воспоминаниям, собранным В. Чевардиным, еще в конце 1944 г. по инициативе пленных этого подразделе-
ния, членов СДПГ, были созданы оркестр и хоровая группа во главе с хормейстером К па боте удалось привлечь даже несколько солистов оперетты. Немецкие умельцы самостоя тельно, из подручных материалов, изготовили скрипки, барабаны и другие музыкальные инструменты. Начались репетиции. Первый концерт состоялся накануне Рождества 1945 г и был принят на бис. Группа активистов-энтузиастов подготовила летнюю площадку в папке им. Бондина, работники лагеря № 153 Миллер и Рис, советские немцы, перевели текст пьесы «Встреча на Эльбе» на немецкий язык, и начались репетиции, шедшие по восемь часов в день. Позднее состоялись премьеры пьес «Вас вызывает Таймыр» и «Ваш выходной день» Валентина Катаева. Годы спустя военнопленные вспоминали постановки «Веселой вдовы» Легара и «Графини Марицы» Кальмана.
Большой популярностью среди артистов пользовался Пилярж, судетский немец из Чехословакии, который специализировался на исполнении женских ролей (именно он сыграл главную роль в оперетте «Веселая вдова»), причем так вошел в образ, что директор клуба УВЗ после спектакля пытался отыскать женщину, исполнявшую эту роль. Директор клуба неоднократно выручал артистов, помогая достать костюмы, различную атрибутику для спектаклей. В оформлении сцены главную роль играл берлинский художник Рейд.
Особенно выделялся среди артистов оперетты Майер, «в честь» его и было названо лаг-отделение № 3. Будучи начальником по труду среди военнопленных, Майер установил образцовую дисциплину. Г.Г. Миллер вспоминал: «Ходили по идеально чистым дорожкам жили в идеально чистых бараках. Вечерами, сидя в бараках, отмечали свои дни рождения, пели песни. Ходили подтянутыми, в аккуратно подогнанных по фигуре формах своих армий. Пленные сами создали кафе-штунде, где можно было встретиться с друзьями, выпить стакан кофе. На территории лагеря был и ларек, где продавалась продукция созданного ими кооператива. Особенно тщательно готовились к праздникам, собирали по пять рублей из тех 50 процентов платы за свой труд, выдававшейся на руки, а администрация давала им лошадь, и в лагере появлялись те продукты, которые редко можно было встретить на столе рабочего-тагильчанина»66.
Разрешенная после войны переписка способствовала прорыву информационной блокады. Сюда, в Нижний Тагил, военнопленным приходили посылки от родных и из Международного Красного Креста. Много хлопот администрации лагеря, цензуре доставило письмо пленных, опубликованное в берлинской газете «Ночной экспресс» и вызвавшее лавину ответных писем. Несколько немцев пожелали познакомиться с девушками и женщинами, чтобы после освобождения из плена создать семью. И пошли на Урал письма с фотографиями, с предложениями знакомства. Но цензура не пропускала их в лагерь, боясь спровоцировать этими посланиями нарушение лагерного режима.
И все же любовь пришла и за колючую проволоку. Стройный, подтянутый, голубоглазый Майер, уроженец Кельна, стал для начальника санитарной части лаготделения № 3 врача Семеновой воплощением этой любви. А в спецчасть уже поступали доносы и на Семенову, и на Майера. Администрация лагеря под руководством старшины Задорожного оттягивала, сколько могла, этот скандал, спасая талантливого организатора и несомненного лидера военнопленных. Однако уполномоченный оперчасти дал делу ход. Судья, по свидетельству B.C. Дергачева, сразу же оговорил, что процесс не затрагивает личной жизни обвиняемой Семенову судили за злоупотребление служебным положением, за выдачу по просьбе Майера необоснованных справок, освобождавших немецких рабочих, изготавливавших мебель, от основной работы. По приговору суда Семенову отправили в лагеря сроком на семь лет, а Майер, разжалованный из начальства в рядовые, был отправлен в лаготделение № 7, находившееся в деревне Реши. После освобождения Майер жил в ГДР, был директором завода . Сведения о сексуальных контактах части немецких пленных и русских женщин имеются в воспоминаниях бывших военнопленных. Интересным представляется и тот факт, что некоторые пленные не допускали этого, по их собственной оценке, под влиянием национал-социалистической пропаганды, «из соображений национальной гордости». Важно отметить, что женщины, по свидетельству бывших военнопленных, чаще проявляли милосердное отношение к ним, помогали в самых разных формах68. Русская или, что было еще более неожи-
о для них, «еврейская женщина-врач», которая мягко относится к пленным и постоянно даНН° т от Требований выйти на работу со стороны лагерного начальства, выдавая больные листы или направляя на более легкие работы, - это прямо-таки смысловой центр мно-воспоминаний69. Георг Клёппер в своих «Воспоминаниях» рассказывает, как он зимой на свою просьбу «Можно погреться?» крайне редко получал в русских жилищах отрицательный ответ «Часто русские женщины и матери при первой же возможности спрашивали... о фото-а<Ьиях родителей, братьев и сестер... Они выражали сочувствие - даже плакали - и давали мне также краюху хлеба или несколько картофелин»70.
Реконструкция повседневной жизни людей невозможна без изучения их восприятия окружающей действительности, мотивов поведения. Рассматривая задачу изучения этих аспектов повседневности плена в качестве перспективы дальнейшего исследования, выскажем некоторые соображения. На основании имеющихся данных71 можно утверждать, что для всех (или абсолютного большинства) военнопленных русский плен был центральным событием их жизни, которое и через 50 лет в значительной степени продолжает оставлять глубокие следы в их сознании. Никто не хотел бы снова пережить плен, для всех он представляется временем исключительных телесных и душевных страданий. Эрнст К. убежден в том что смерть обоих его первенцев была вызвана губительными для здоровья последствиями заключения. Вильгельм Веш, который вплоть до своего возвращения в 1948 г. в тяжелых условиях работал в лагере на кирпичном заводе на Южном Урале (Орск), подытожил в письме в ноябре 1998 г.: «Плен был ужасным временем. Я вспоминаю (о нем. - О.П., МЛ) с содроганием. Многие товарищи не вернулись на родину»72.
Все вовлеченные в проект Эриха Машке опрашиваемые высказывали точку зрения, что плен был для них «потерянным временем». Однако при более близком рассмотрении и тщательных расспросах чаще всего выявлялась гораздо более дифференцированная картина. В частности, для многих плен стал своеобразным «университетом»: он расширил их кругозор, многому научил, в том числе новым профессиям и навыкам, изменил представления о человеке вообще и русском народе - в частности, способствовал овладению русским языком (для многих - единственным иностранным). Плен был еще и временем мучительнейшего осознания, что война была погоней за фальшивыми идеалами: «Я был втянут в войну как убежденный сторонник режима, но в конце концов я вынужден был признать, что моя преданность идее была использована преступной системой, основанной на насилии. Поэтому я рассматривал плен как хорошее время, время учения, возможность возрождения и встречи с русским народом»73.
Большинство бывших военнопленных сообщают позитивные сведения о контактах с русским населением. Один из них пишет: «Я должен сказать, люди были там очень дружелюбны, я никогда не ощущал ненависти к себе». Другому позитивные переживания от контактов с населением помогли «сохранить веру в “хорошее в человеке”». Третий рассказывает, как жители колхозной деревни недалеко от Свердловска сначала были очень замкнуты, но потом их отвращение к пленным превратилось «... чуть было не сказал, в дружбу». Когда пленные должны были переместиться на другое место работы, «колхозная деревня организовала для нас настояний прощальный вечер... И у нас у всех немного защемило сердце»74. Регулярно появляются в воспоминаниях вернувшихся сведения о доброте и гуманности русских, которые глубоко запечатлелись в памяти и определили представление о России как о «плохой системе» и «добрых» русских людях. Интерес к русской культуре и истории, событиям в СССР, а затем - современной России, нравственное очищение благодаря пережитым страданиям также являются отличительной чертой сознания и поведения многих бывших военнопленных.
Пребывание иностранных военнопленных Второй мировой войны на Урале, в частности в Нижнем Тагиле, представляет собой сложную картину. Однако фрагменты этой картины выстраиваются с определенной логикой - отношением Советского государства к вражеским военнослужащим, изменениям, которые эти отношения претерпевали, и формами, в которых они выражались на местах. Складывалась эта логика из нескольких компонентов - пра-8** политики, экономики. В зависимости от того, какому из названных компонентов отдава-
лось предпочтение, от выстраивания последовательности приоритетов и зависели судьбы иностранных военнопленных Великой Отечественной войны .
Представленная статья - начало той работы, которая должна быть проведена для воссоздания истории лагерей военнопленных Второй мировой войны. Для ее продолжения требуется доступ к архивным фондам, помощь старожилов. Именно старожилы нашего города хорошо помнят, как в первые годы после Великой Отечественной войны на стройках работали тысячи пленных разных национальностей.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: Тош Д. Стремление к истине. Как овладеть мастерством историка. М., 2000. С. 263-284.
1 Они использованы в фрагментах, опубликованных в работе профессора Рюсса, содержащей также ценные обобщения источникового материала: см.: ROß H. Kriegsgefangen in der Sowjetunion - 50 Jahre danach //Deutscheauf dem Ural und in Sibirien (XVI-XX. Jh.). Ekaterinburg, 2001. S. 280-300. Авторы выражают благодарность Порпше-вой А.С. за перевод указанной работы на русский язык.
3 Там же.
4 Суржикова Н.В. Иностранные военнопленные Второй мировой войны в воспоминаниях уральцев // Вторые уральские военно-исторические чтения. Материалы региональной научной конференции. Екатеринбург, 2000. С 183
3 Кириллов В.М. История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала 1920-е - начало 50-х гг. Ч. 2. Тагшшаг в 1940-е- нач. 50-х гг. Нижний Тагил, 1996. С. 7.
6 Полян П.М. Интернированные немцы // Вопросы истории. 2001. № 8. С. 115.
7 ОДААНТ. Ф. 229. On. 1. Д. 363. Л. 44.
‘Тамже. Д. 419. Л. 21.
9 Там же. Д. 365. Л. 105.
10 Там же.
“ Материалы интервьюирования B.C. Дергачева (21.03.2002 г.). и ОДААНТ. Ф. 229. On. 1. Д. 394. Л. 28-30.
0 Rüß H. Op. cit. S. 284.
14 Материалы интервьюирования.
Хзм ЖС
16 ОДААНТ. Ф. 229. Оп.1. Д. 365. Л. 106.
17 Там же. Д. 365. Л. 104.
18 Материалы интервьюирования.
19 ОДААНТ. Ф. 229. Оп.1. Д. 365. Л. 95.
20 Там же. Д. 365. Л. 74.
21 Там же. Д. 367. Л. 14-16.
12 Там же. Д. 394. Л. 27.
23 Там же. Д. 405. Л. 11-12.
24 Материалы интервьюирования.
23 Там же.
26 Там же.
^ Там же
24 ОДААНТ. Ф. 229. Оп.1. Д. 363. Л. 22.
29 Там же. Д. 406. Л. 60-61.
30 Там же. Д. 386. Л. 44.
31 Там же. Д. 390. Л. 25-56.
32 Там же. Д. 455. Л. 6.
33 Там же. Д. 404. Л. 49.
34 Материалы интервьюирования.
35 ОДААНТ. Ф. 229. Оп.1. Д. 419. Л. 17.
36 Положение о военнопленных И Военно-исторический журнал. 1991. № 10. С. 52.
37 Материалы интервьюирования.
31 ОДААНТ. Ф. 229. On. 1. Д. 386. Л. 44.
39 Материалы интервьюирования.
40 ОДААНТ Ф. 229. Оп.1. Д. 386. JL 50.
41 Материалы интервьюирования.
42 Rüß H. OP. cit.. S. 281.
43 ОДААНТ. Ф. 229. On. 1. Д. 424 Л. 108.
44 Материалы интервьюирования.
45 Безбородова И.В. Организация трудоиспользования военнопленных и интернированных в лагерях НКВД-МВД СССР в годы Второй мировой войны И Проблемы военного плена: история и современность. Материалы международной научно-практической конференции. Вологда, 1997. Ч. 2. С. 55.
«ОДААНТ. Ф. 229. On. 1. Д. 424. Л. 197.
47 Горбунов И.Ю. Указ. соч. С. 139.
41 ОДААНТ Ф. 229. On. 1. Д. 424. Л. 79.
4* Материалы интервьюирования.
50 Jgjj же.
51 ОДААНТ. Ф. 229. On. 1. Д. 405. Л. 11.
52 Там же. Д. 423. Л. 2; Д. 424. Л. 511-512.
"Тамже. Д. 424. Л. 145.
54 Там же. Д. 386. Л. 59.
“Материалы интервьюирования.
“Там же.
57 Там же. я Там же.
55 Суржикова Н.В. Указ. соч.
60 Материалы интервьюирования.
41 Суржикова Н.В. Указ. соч. С. 183.
“ Материалы интервьюирования.
63 Цит.по: Ухач-Огорович H.A. Психология толпы и армии. Киев, 1911. С. 44. м http://www.ntagil.ru
45 Материалы интервьюирования.
“ Чевардин В, МаЙер-лагерь // Тагильский рабочий. 1992. 19 августа. С. 3.
67 Там же. С. 3.
“RüßH. Op. cit. S. 284.
69 Там же.
70 Rüß H. Op. cit. S. 285-286.
71 По оценке доктора Рюсса, данные проведенных в рамках указанного проекта обследований имеют достаточно высокую степень репрезентативности: см.: Rüß H. Op. cit. S. 281, 283.
72 Там же. С. 286.
73 Там же. С. 287.
74 Цит. по: Там же.
73 Суржикова Н.В. Указ. соч.
EVERY DAY LIFE IN CAPTIVITY: PRISONERS OF WORLD WAR II IN NIZHNI TAGIL (1943-1949)
O.S. PORSHNEVA
Department of Russian History Technical State University of Ural 19 Mira Str., Ekaterinburg, 620002 Russia
M.V. DOLINOVA
Department of Russian History Social Pedagogical State Academy of Nizhni Tagil 57 Krasnogvardeyskaya Str., Nizhni Tagil, 622031 Russia
The authors deal with different aspects of World War II prisoners' every day life in captivity on the basis of the data of Nizhni Tagil camp № 153 for war prisoners. The investigation is based on the diversity of official and personal sources, »chiding some «oral history» data The authors research such questions as prisoners of war employment in local economy, tbeir labor and living conditions, health care, problems of every day life, leisure and way of life in captivity. They also tooch upon the reciprocal image of the local citizens and prisoners of war.
