CC BY
40
А. А. Фокин
«потребительский» вариант восприятия коммунизма
советским населением на рубеже 50-60-х годов
В статье рассматривается один из вариантов восприятия населением коммунистических идей, выраженных в III Программе КПСС. Демонстрируется, что часть населения воспринимала коммунизм как «кормушку», что явилось существенным фактором провала коммунистического строительства.
Идея коммунистического общества возникла в марксизме для обозначения идеальной формы общественного устройства, вырастающего из прежних форм и одновременно их отрицающая. Коммунизм — это теоретическая абстракция, своеобразная «сказка», которую предстояло рано или поздно сделать былью, согласно законам исторического развития. Приход к власти большевиков сделал коммунизм одним из основных элементов официального советского дискурса.
Совместно с официальным образом коммунизма существовали образы, рожденные народным сознанием. Эти образы ярче всего проявляются в письмах, присланных в ходе «всенародного обсуждения» проекта III Программы КПСС летом-осенью 1961 г. Наиболее часто встречающийся образ коммунизма в этих посланиях говорит о том, что у значительной части населения коммунизм представал в виде «кормушки». Это позволяет говорить о «потребительском» варианте восприятия коммунизма, который возник вследствие взаимодействия идеологии и повседневной действительности.
Советская жизнь предоставляла достаточный материал как для оптимизма, так и для скептицизма. Практически любой автор, обращающийся к 50-60-м гг., отмечает, что в советской действительности происходили существенные изменения в лучшую сторону. В июне 1956 г. была введена новая система пенсионного обеспечения, что увеличило размер пенсии. Вместе с этим вводился один из самых низких в мире пенсионный ценз — для мужчин 60 лет, при стаже работы в 25 лет, для женщин 55 лет, при стаже в 20 лет. Исключительное значение имело то, что впервые в стране устанавливалось государственное пенсионное обеспечение для колхозников1. 1961 г., ознаменованный принятием новой Программы партии, начался с денежной реформы, в 10 раз укрупнившей рубль, что было следствием экономических успехов в предшествующее десятилетие. Рост среднемесячной номинальной заработной платы рабочих и служащих составил за 10 лет практически 50 %: 679 р. в 1953 г. и 98 р. 50 к. (987 р.) в 1964 г. Возросло потребление мяса, молока, рыбы2. Успехи Советского Союза венчались полетом Ю. А. Гагарина в космос. Все это подготавливало почву для оптимистичного восприятия положений Программы партии, принятой в 1961 г. XXII съездом КПСС и обещавшей построить основы коммунизма за 20 лет.
Вместе с тем в советской действительности было множество нелицеприятных моментов, постоянные столкновения с которыми в повседневной жизни мешали процессу слияния с коммунистической «утопией». Об этих проблемах активно писал «Крокодил», но любой советский человек и без журнала знал, что недостатков в советском обществе еще предостаточно. Простые люди на себе ощущали, особенно
после кризисных явлений первой половины 60-х гг., невыполнимость поставленных задач. Данный факт можно проиллюстрировать письмами в редакцию журнала «Коммунист»: «Как можно требовать от советских людей какой-то социалистической идеологии, когда социализм не дал реального обеспечения для развития человеческой личности. <...> Возьмем не вашу государственную статистику, а возьмем реальную жизнь советских людей в массе. Возьмем "конкретную экономику" советских людей, возьмем в массе советскую интеллигенцию: инженеров, врачей, учителей и т. д. Ведь это сплошная нищета». В другом анонимном письме писалось: «часто по радио болтают, что у нас подходят к коммунизму, да подохнем до коммунизма. У Вас, конечно, коммунизм, ну а у нас голодизм и дороговизм»3. Подобный скептицизм бытовал не только среди обычных людей, но и среди партийно-государственных деятелей. Так, А. Т. Твардовский записал от публики в санатории «Барвиха» такие воспоминания: «Живут люди под одной крышей, здороваются, встречаются в столовой, в кино, на прогулках — люди больные и здоровые, но люди не рядовые, руководящие, видные партийные. И никогда не произносят слова "коммунизм" иначе, чем в шутку, — по поводу бесплатного бритья в парикмахерской и т. п.»4.
Параллельное существование двух отношений к обещанному коммунистическому обществу, порожденных столкновением коммунистического идеала с действительностью, будило у его носителя стремление поскорее переделать ее5. «Минусы» советской действительности самим своим существованием призывали к собственному уничтожению и созданию общества без недостатков, а «плюсы» подтверждали верность выбранного курса, который уже сейчас начинал давать позитивный результат. И то и другое могло стимулировать население на активное участие в решении поставленных Программой задач.
Ю. В. Аксютин провел интересное социологическое исследование, в ходе которого попытался выяснить отношение населения СССР к хрущевскому периоду и, в частности, к коммунистическому проекту. Два опроса проходили в 1998 и 1999 гг. На вопрос «Как вы вообще тогда относились к идее создания общества всеобщего равенства и благоденствия?» получены следующие ответы, %:
Ответ 1998 1999
Верили в коммунизм 51 53
Сомневались 5,5 2
Не верили 18,5 16
Не задумывались 2,5 2
Нет ответа 17 17,5
На вопрос «Верили ли вы обещанию построить коммунизм через 20 лет, т. е. к 1980 г.?» (из тех, кто положительно ответил на первый вопрос) получены следующие ответы, %:
Ответ 1998 1999
Верили 37 37
Сомневались 5 5
Не верили 26 39
Затруднились с ответом 1 2
Нет ответа 7,5 3
Согласно материалам опросов число веривших в коммунизм (51-53 %) в три раза превышало число не веривших (18,5-16 %), однако провозглашенные на XXII съезде КПСС сроки его построения показались достижимыми только 35-37 %6. Несмотря на прошествие определенного числа лет, в результате сравнения с комплексом письменных источников, результаты исследования могут быть признаны достоверными, следовательно, уверенность в неизбежности прихода к коммунизму уживалась со скепсисом по отношению к заявленным срокам.
Б. А. Грушин на основании собственных исследований общественного мнения 60-х гг. выделяет по отношению к коммунизму 5 групп населения: 1) люди, осознававшие себя активными строителями коммунизма, искренне разделявшие принципы этого движения и стремившиеся реализовать их на практике; 2) люди, осознававшие себя активными строителями коммунизма и хотя и не участвовавшие по тем или иным (преимущественно объективным) причинам в строительстве коммунизма, тем не менее активно поддерживавшие его принципы, испытывавшие к ним явный позитивный интерес; 3) люди, не ставившие под сомнение общую идею развития советского общества по направлению к коммунизму, более того, готовые активно участвовать в этом процессе, но не разделявшие принципов обсуждаемого движения, стоявшие в оппозиции (явной или скрытой) по отношению к нему, полагавшие, что у движения нет ни настоящего, ни будущего; 4) люди, участвовавшие в движении либо поддерживавшие его, однако делавшие и то и другое (в силу определенных политических, идеологических причин либо из соображений выгоды, стремления быть как все и т. д.) лишь формально, на словах, без сколько-нибудь искреннего желания строить коммунизм; 5) люди, стоявшие полностью в стороне от обсуждаемой проблематики — как правило, вовсе не верившие в победу коммунизма и, уж во всяком случае, не осознававшие себя участниками «коммунистичес-
7
кого строительства» .
Позитивное отношение к коммунизму в различных группах советского общества было связано также с возможностью творчески переработать образы официального дискурса, этим могли заниматься не только писатели и публицисты, но и любой советский человек. Практически любой мог найти в глобальном коммунизме свой отдельный кусочек «светлого будущего». Для бюрократов коммунизм являлся дополнительным оправданием для расправ с непослушными гражданами, стремившимися ускользнуть от экономического (теневики, тунеядцы) и идеологического (некоторые представители интеллигенции, стиляги) контроля. Для поэтов-шестидесятников он выступал альтернативой будничному быту, господству рутины и был своего рода щитом в их своеобразной оппозиции новому классу8. П. Вайль и А. Генис добовляют к этому: художники-модернисты усмотрели в параграфах Программы разрешение свободы творчества, академисты и консерваторы — отвержение антигуманистических тенденций в искусстве; молодые прозаики взяли на вооружение пристальное внимание к духовному миру человека; любителям рок-н-ролла открывались государственные границы; перед приверженцами «Камаринской» — бездны патриотизма; руководители нового типа находили простор инициативе; «сталинские» директора — призывы к усилению дисциплины; аграрии-западники разглядели зарю прогрессивного землепользования; колхозные консерваторы — дальнейшее обобществление земли9. Все вышеизложенное позволяет не только разделить отношение населения СССР к коммунизму на позитивное
и скептическое, но и предположить наличие большего разнообразия вариантов в рецепции официального дискурса.
Определенную роль в процессе «уверования» в коммунизм могла сыграть потребность человека в неком идеале, мечте, надежде на лучшее, которую можно было противопоставить действительности. Как отметила Г. Н. Шербакова: «В хорошую жизнь в будущем верили, а как она будет называться — коммунизм или нет — для нас было не важно»10. В существовании множества разноплановых образов коммунизма можно видеть одно из объяснений стремления власти придать импульсу строительства коммунизма единообразие и унификацию, о чем писалось выше.
К тому же вера в «коммунистическое завтра», о которой люди заявляли как в 60-е, так и в 90-е гг. (что было выявлено в ходе социологического исследования), еще не определяла внутреннего содержания объекта веры. В «Крокодиле» приводилось высказывание одного человека о предстоящей жизни в коммунистическом обществе: «Вот это будет житуха! <...> Поди проверь, какие у меня способности. Кажу, что у меня их кот наплакал, и буду работать вполсилы! А по потребностям мне подай»11. Потребительское отношение к коммунизму, с которым нещадно пытались бороться всеми возможными способами, базировалось как на психологии отдельной личности, так и на мифологизации коммунистических перспектив. Процесс мифологизации начался еще в первые годы советской власти и заложил основы для дальнейшего восприятия официальных постулатов. В результате преображения идеологем ленинизма в крестьянском сознании складывался псевдорелигиозный тип миропонимания, в котором образы будущего выступали в языковых значениях традиционно христианской и марксистской терминологии. Марксистская терминология осваивалась в традиционно христианских смыслах. Образовывался ряд, в котором «социализм», «коммунизм» и «рай» оказывались тождествами. Тема «Коммунизм — рай земной», «Царство Божие на земле» была одним из часто употребляемых в прямом, а также метафорическом и неявном виде комплексов-индикаторов, зафиксированных в письмах крестьян12.
Несмотря на то что в построение коммунизма в 1980 г. верили не все граждане СССР, это не мешало им желать совершить как можно более быстрый рывок в «светлое будущее». Даже если совсем не верить в возможность завершения коммунистического строительства, то стремиться к коммунистическому изобилию можно. По словам Т. П. Кищенко, в 60-х гг. «вера в лучшую жизнь вовсе не означала веру в коммунизм»13. Понятный обычному человеку «потребительский коммунизм» был, как показывают письма, и активная борьба с ним со стороны официального дискурса, одним из самых распространенных вариантов «светлого будущего». Выше отмечалось, что для населения самым популярным и распространенным был момент, выраженный в лозунге, в сознании большей части людей связанном с коммунизмом, — «от каждого по способностям, каждому по потребностям». Поэтому Ю. М. Тихомиров своим письмом пытался закрепить в Программе партии следующее определение: коммунизм — это общество, где человек «волен работать или не работать вовсе»14. Стремление к распределению по потребностям порождало у некоторых граждан нетерпение; особенно это можно обнаружить в письмах людей пожилого возраста, которые говорили, что они, к сожалению, не смогут дожить до коммунизма и поэтому хотели уже во время своей жизни посмотреть на жизнь в будущем и насладиться коммунистическим изобилием. Так, группа участников
Гражданской войны и революционного подполья на основании своих былых заслуг перед Родиной предлагала предусмотреть в Программе льготы для себя: «бесплатное жилье, бесплатный проезд на всех видах городского транспорта, лечение в санаториях»15. Некто Н. Князев писал: «Очень хорошо, что молодежь будет жить при коммунизме. Но людям старым, участникам революции, следует тоже дать это почувствовать — надо сейчас установить единую для всех пенсию по старости, освободить от платы за воду, свет, баню, кино и за проезд по городу»16. Некоторые люди предлагали уже в 60-х гг. перейти к бесплатному снабжению населения товарами первой необходимости — дешевым хлебом, спичками, солью и т. д.17.
Описание обращения населения к коммунистическому будущему как средству управлением настоящим опирается на теоретические построения М. А. Барга, который в своей работе писал: «общественный индивид в состоянии жить, смотря вперед, только в том случае, если его мысль оглядывается назад»18. М. А. Барг в первую очередь рассматривал проблему исторического сознания в историографии, но представляется, что его идеи могут иметь более широкое применение.
Будущее конструируется из элементов личного или социально усвоенного опыта. Человек как элемент социума одновременно является субъектом и объектом формирования социальной памяти, которая является хранителем социального прошлого. Сконструированное на основании прошлого представление о будущем является для настоящего эталоном, который определяет модусы поведения человека. Движение в будущее рассматривается как развитие положительных черт современности, приводящих к построению идеальной системы. Социальная память, как и природная, обладает способностью избирательно забывать некоторые факты прошлого. Потребности настоящего влияют на выбор элементов пережитого опыта, определяя образ социального прошлого. Все три времени оказываются взаимосвязаны.
Советский человек, как и политическая верхушка, находился в рамках мифологической системы, которая делила время на три части: светлое будущее всего человечества — коммунизм; настоящее, которое призвано воплотить в действительность коммунизм; и прошлое, логика развития которого предполагала возможность перехода из настоящего к ожидаемому будущему — коммунизму. Для обеспечения нужной логики развития прошлого в советской действительности имелась особая концепция отбора и интерпретации фактов, которая выдавала необходимый образ прошлого. Коммунизм III Программы КПСС представлял собой одновременно и отречение от всей прошлой истории, и ее итог, поскольку он был подготовлен всем предшествующим развитием общества19.
Официальный дискурс, отмечая элементы коммунистического общества в настоящем, ставил своей задачей закрепление и обоснование существующего положения дел. Население апелляцией к «светлому будущему» пыталось оказать давление на властные структуры для изменения ситуации и получения дополнительных благ. Расплывчатость определений в трудах классиков и партийных документах позволяла интерпретировать определенные цитаты в нужном русле. Поскольку опровергнуть классиков было невозможно, власти приходилось включаться в игру.
Официальный дискурс о коммунизме требовал от населения напряжения усилий и некоторых лишений, которые окупятся в будущем, а «потребительский коммунизм», наоборот, настаивал на том, что с построением социализма основные
трудности в развитии уже преодолены и можно пользоваться плодами своего или чужого труда. Н. А. Чальян предлагал: «По мере достижения изобилия того или иного продукта переходить к его бесплатному распределению по потребностям»20. К тому же после опубликования проекта и его принятия XXII съездом КПСС, по сути, начинался обратный отсчет времени до наступления коммунизма, а значит, с каждым днем и часом коммунизм становился все ближе и ближе.
Необходимо подчеркнуть, что причина существования «потребительского коммунизма» заключается в его крайней доступности и понятности. Нормальный человек, в котором еще не были изжиты «родовые пятна» прошлого, в силу своего сознания извлекал из текста Программы партии моменты, которые были для него близки и понятны. Современники отмечали, что для населения Советского Союза самыми впечатляющими положениями Программы партии были отнюдь не самые важные с точки зрения авторов. Все говорили о том, что будет бесплатный транспорт, бесплатные коммунальные услуги, бесплатные заводские столовые, а не о дальнейшем развитии принципов социалистической демократии. Данный факт объясняется тем, что Программу партии читали как художественный текст, в котором конкретные и внятные детали брали на себя функцию пересказа21.
Имеющиеся источники позволяют провести разделение «светлого будущего» еще на два варианта: индивидуальный и общественный «потребительский коммунизм». В первом случае главными признавались личные потребности одного конкретного человека — автора послания. В сводке поступивших писем группа, в которой выделяется индивидуалистический вариант, охарактеризована следующим образом: «Имеются письма, появление которых обусловлено, видимо, личной неустроенностью, бытовыми трудностями, носящие по существу характер жа-лоб»22. Зачастую личное неблагополучие авторов писем и их жалобы на свое положение в посланиях связывалось с коммунизмом. Примером может служить письмо О. Д. Гордова, где он, жалуясь на отсутствие в своем районе бани и прачечной, пишет: «Очевидно, через 20 лет, т. е. при коммунизме, люди вообще не будут мыться, если нас уже сейчас лишили этого элементарного гигиенического удобства»23. Таким образом, человек, обращаясь к официальным властям, апеллировал к коммунистическому будущему как к некому идеалу общественного устройства, для того чтобы изменить свое настоящее. Помимо вполне обоснованных просьб по улучшению жилищных, продуктовых и других бытовых условий, попадаются весьма курьезные послания, демонстрирующие крайнюю степень «индивидуалистического потребительского коммунизма». Некоторые трудящиеся интересовались, будут ли при коммунизме бани и нельзя ли в 60-х гг. уже ввести бесплатное пользование ими24. Н. Я. Прилепов из Риги в своем письме обращал внимание на необходимость по мере продвижения к коммунизму улучшать сбор сырья с населения, поскольку в 60-х гг. «с населения принимаются только утильсырье, макулатура, металл и бутылки исправные, отечественные. Отечественные я называю потому, что другие бутылки из братских стран не принимаются, а их очень много у нас»25.
«Общественный потребительский коммунизм» заключался в получении благ не только конкретным индивидом, но и всем обществом в целом. Н. И. Шершов предлагал в течение пяти лет обеспечить гражданам Советского Союза и приезжающим в Советский Союз выдачу хлеба стоимостью до 17 к. за 1 кг бесплатно26. Б. Л. Кербер прямо указывает, что он представляет себе коммунистическое обще-
ство не как общественную формацию, в условиях которой можно будет «кушать все, что хочешь, и в неограниченных количествах». Это, на его взгляд, наименее значимая сторона, «но вот возможность быстро связаться по телефону в любое время суток как по служебным, так и по личным вопросам, — это одно из очень важных обстоятельств»27. Собственно, такой вариант «потребительского коммунизма» в значительной степени пересекался с официальным образом и образами в редакции ряда медиаторов. Предполагалось, что свойственное всей коммунистической формации противоречие между постоянно растущими потребностями членов общества и достигнутым в каждый данный момент уровнем производства должно было составить могучий стимул развития общества по пути прогресса28. Естественно, что для нормального взаимодействия официального и народного образов коммунизма «общественный потребительский» вариант не должен был выходить за определенные границы.
Следует отметить, что широкое бытование в народной среде «потребительского» варианта восприятия коммунизма может служить одним из факторов неудачи проекта «развернутого строительства коммунизма». Несоответствие ожидаемых населением перспектив с реальными трудностями начала 60-х гг. не способствовало мобилизации основной массы советских граждан. А именно в этом виделось одно из основных условий выполнения задачи коммунистического строительства. Недостаточная мобилизация населения привела к тому, что произошло постепенное затухание импульса коммунистического строительства и на смену пришла доктрина «развитого социализма», которая ввела страну в «застой».
Примечания
1 См.: Пыжиков А. В. Оттепель: идеологические новации и проекты (1953-1964). М., 1998. С. 97.
2 См.: Аксютин Ю. В. Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 19531964 гг. М., 2004. С. 345.
3 Цит. по: Пыжиков А. В. Указ. соч. С. 100-101.
4 Цит. по: Аксютин Ю. В. Указ. соч. С. 332.
5 Там же. С. 331.
6 Там же. С. 333-339.
7 См.: Грушин Б. А. Четыре жизни России в зеркале опросов: Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина. Кн. 1. Эпоха Хрущева. М., 2001. С. 252.
8 См.: Аксютин Ю. В. Указ. соч. С. 332.
9 См.: Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. М., 1998. С. 14.
10 Цит. по: Аксютин Ю. В. Указ. соч. С. 333.
11 Шатров С. Стоп! Дальше колымага не пойдет! // Крокодил. 1961. № . 24. С. 2.
12 См.: Шаповалова Н. Е. Коммунистическая перспектива в представлениях крестьян Европейской части России (1921-1927 гг.). Дис. ... канд. ист. наук. Армавир, 2001. С. 62, 65.
13 Цит. по: Аксютин Ю. В. Указ. соч. С. 334.
14 РГАСПИ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 302. Л. 84.
15 Там же. Л. 161.
16 РГАНИ. Ф. 1. Оп. 4. Д. 75. Л. 4.
17 РГАСПИ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 310. Л. 257.
18 Барг М. А. Историческое сознание как проблема историографии // «Цепь времен»: проблемы исторического сознания. М., 2005. С. 13.
19 См.: Шацкий Е. Утопия и традиция. М., 1990. С. 249.
20 РГАСПИ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 302. Л. 10.
21 См.: Вайль П., Генис А. Указ. соч. С. 16-17.
22 РГАСПИ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 298. Л. 24.
23 Там же. Ф. 599. Оп. 1. Д. 211. С. 40.
24 Там же. Ф. 586. Оп. 1. Д. 300. Л. 32.
25 Там же. Л. 73.
26 Там же. Л. 3.
27 Там же. Ф. 599. Оп. 1. Д. 179. Л. 42.
28 Там же. Д. 219. Л. 6-7.
