CC BY
56
Политические науки
УДК 327
Алиев Заур Табризович Zaur Aliev
ПОТЕНЦИАЛ ПОЛИТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА-ДИАЛОГА: ПОЛИТИЧЕСКАЯ КОНКУРЕНТОСПОСОБНОСТЬ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ
THE POTENTIAL OF POLITICAL DISCOURSE-DIALOGUE: POLITICAL COMPETITIVENESS AND POLITICAL MODERNIZATION
Рассматривается политический дискурс-диалог современных государств в международной конкурентоспособности. Отмечено, что без политической модернизации и соблюдения равных условий конкуренции в региональном и глобальном масштабах будет сложно сформировать долгосрочное эффективное сотрудничество и сохранить стабильность общемирового развития.
Исследуя методологические предпосылки глобального развития, авторы, занимающиеся анализом проявления «мягкой силы», стоят на позициях рассмотрения ее действенности с учетом изменения ее применения, с точки зрения межнационального государственного дискурса-диалога, на ее большую значимость, с точки зрения диалога новых глобальных акторов.
Существенные искажения в понимании характера политических процессов в незападных регионах мира (как «отсталых» и обреченных вечно стремиться вдогонку за великими державами-лидерами) породило у западных теоретиков и политиков соответствующее противодействие, послужившее отчасти формированию программ военной модернизации и переоценки фактора силы. Хотя угрозы мировой ядерной войны и утратили приоритет, но наличие значительных ср едств оружия массового поражения не устранило возможностей глобальной катастрофы.
Дискурс-диалог между негосударственными участниками международных отношений нуждается в улучшении и интенсификации, поскольку он
The article discusses the political discourse, dialogue of modern states in the international competitiveness. It is noted that without political modernization and observance of equal conditions of competition in the regional and global scale, it will be difficult to form long-term effective cooperation and preserve the stability of global development.
Exploring the methodological background of global development, the authors involved in the analysis of manifestations of «soft power», stand on the positions of the consideration of its effectiveness, taking into account changes in its application, in terms of international public discourse-dialogue on its great significance in terms of the dialogue of new global actors.
Significant distortions in understanding the nature of political processes in non-Western regions of the world (as «backward» and doomed forever strive in pursuit of the great powers — leaders) gave rise to the Western theorists and politicians corresponding resistance, partly served as military modernization programs of power factor's formation and revaluation. Although the threats of world nuclear war also lost priority, but existence of considerable means of weapons destruction didn't not eliminate opportunities of a global disaster.
The discourse-dialogue between non-state actors in international relations needs to improve and intensify as it becomes a factor in the creation of a more stable world order and condition of effectiveness of the system interaction and cooperation, contributing to the transformation of political mechanisms.
становится фактором создания более стабильного миропорядка и условием эффективности системы взаимодействия и сотрудничества, способствуя трансформации политических механизмов.
Россия сегодня возвращается в качестве ключевого игрока на международной арене. Она как никогда заинтересована в укреплении своих позиций в стратегически значимых регионах. Следовательно, возвращение России как посредника и миротворца, исходя из того, что практика разрешения политических конфликтов ей знакома, задача не только экономической целесообразности, но и вопрос международного престижа
Russia is back as a key player in the international arena. It is interested in strengthening its position in the strategically important regions as never before. Consequently, the return of Russia as a mediator and peacemaker, proceeding from the fact that the practice of resolving political conflicts is familiar to it , the problem is not only economic viability, but also a matter of international prestige
Ключевые слова: политический дискурс, международная конкуренция, политическая модернизация, эффективный диалог, региональная и глобальная политическая стабильность
Key words: political discourse, international competition, political modernization, effective dialogue, regional and global political stability
Политические и социально-экономические трансформации конца ХХ — начала XXI вв. привели к тому, что современное общество вступило в такой новый этап своего развития, когда уже отнюдь не исключительно западные страны, как это происходило ранее, стали определять не только сами параметры этой эволюции, но и научные рамки ее осмысления. На протяжении достаточно длительного времени теоретическое осмысление особенностей азиатских и африканских регионов, с точки зрения сравнительно-политической перспективы, заметно отставало от рассмотрения аналогичных процессов в западном мире. Роль восточных государств практически не учитывалась, считаясь второстепенной, прежде всего, с точки зрения влияния на международные отношения и мировую политику, творившуюся великими колониальными, а затем великими ядерными державами. Такая политика в конечном итоге стала вызывать рост национализма разного рода как конструктивного, так и деконструктивного и агрессивного характера в незападных сегментах мира.
Существенные искажения в понимании характера политических процессов в незападных регионах мира (как «отсталых» и обреченных вечно стремиться вдогонку за великими державами-лидерами) породило
у западных теоретиков и политиков соответствующее противодействие, послужившее отчасти формированию программ военной модернизации и переоценки фактора силы. Хотя угрозы мировой ядерной войны и утратили приоритет, но наличие значительных средств оружия массового поражения не устранило возможностей глобальной катастрофы.
С точки зрения глобальных тенденций, на фоне относительной стабильности в 1990-х гг. стало выкристаллизовываться Североатлантическое постиндустриальное ядро (США и Великобритания), ответственное за формирование новейших технологий и контролирующее финансовые потоки. С этим ядром тесно связана «мировая фабрика», формирующаяся в Южной и Юго-Восточной Азии (Япония, Тайвань, Южная Корея, КНР, Индия, Индонезия, Филиппины). Здесь стали располагаться основные промышленные предприятия ТНК, воплощающие новейшие технологии в высокотехнологичные промышленные товары. К «мировой фабрике» стали присоединяться и страны, выполняющие наименее технологичные операции. В комплексе инструментов политики влияния наиболее развитых стран стали проявляться невоенные средства — экономические, финансовые, научно-технологические,
информационные и другие, условно получившие наименование «мягкой силы» [1]. Значение «мягкой силы» в общем властном балансе каждого государства неминуемо возрастает в условиях взаимообусловленности экономического развития. «Мягкая сила», изменяя политическую систему, влияет и на политические режимы, что нашло свое проявление в череде «цветных» революций, когда происходил процесс смены правящей группы при широкой массовой мобилизации населения, причиной которой стал протест против официальных выборов государственных органов власти, заставивший по-новому переосмыслить мировой политический процесс и систему международных отношений.
Исследуя методологические предпосылки глобального развития, авторы, занимающиеся анализом проявления «мягкой силы», стоят на позициях рассмотрения ее действенности с учетом изменения ее применения, с точки зрения межнационального государственного дискурса-диалога, на ее большую значимость, с точки зрения диалога новых глобальных акторов (компаний, организаций, индивидов), задействованных в политических процессах (Идея «умной власти» стала развитием концепции «гибкой власти», впервые сформулированной профессором Дж. Найем в 1990 г. и получившей окончательное оформление в 2004 г. в работе «Soft Power».«Гибкая власть», в определении Ная, предполагает способность достичь поставленной цели через привлечение, а не через принуждение. Причем, как неоднократно повторял автор концепции, принуждение не ограничивается использованием военной силы — экономические методы воздействия на объект, такие как экономические санкции, также относятся к жесткой власти. Основными инструментами гибкой власти являются социокультурные и политические ценности и идеалы субъекта власти, которые могут оказаться привлекательными для объекта и изменить его поведение в соответствии с целями субъекта.
Субъект власти должен быть привлекательным во всех своих проявлениях, как
внутриполитических, так и внешнеполитических. Он должен представлять собой образ «прекрасного будущего», дарить надежду и предлагать своим примером ориентиры развития).
Основная проблематика мирового дискурса о связи военно-политической и экономической модернизации и влиянии этих процессов на мировое развитие и мировые стратегии держав стала вращаться вокруг двух стержневых гипотез.
В соответствии с первой, экономический рост сопровождает, а с определенного момента и поддерживает появление устойчивых демократических форм модернизи-
о о г~\
рованной политической системы. Экономический рост, основанный на расширении поля экономического взаимодействия и взаимосвязанности, укрепляется единством модернизирующихся политических систем. Концепция национального суверенитета трансформируется, предполагая контроль наиболее значимых параметров, а не абсолютно всех экономических, политических и социальных практик. Национальные государства становятся более открытыми; мир становится все более открытым, и его поступательное развитие основывается на все большей открытости. В соответствии со второй гипотезой, подсказанной реальной жизненной практикой (и стихийно озвученной сначала политиками, а затем экономистами и политологами), существует обратная причинная связь — для ряда трансформирующихся сообществ, заключающаяся в том, что «политика может предшествовать экономике», т.е. сначала нужно целенаправленно форсированными темпами модернизировать политические институты, невзирая на сопутствующую быструю трансформацию национального суверенитета, а затем, вследствие этого, неизбежно ускорится экономическое развитие. В соответствии с этим предположением укрепляющееся политическое единство, основанное на общем понимании характера и направления мировых политических процессов, неизбежно приведет и к экономическому расцвету. Укрепляющееся же политическое единство приведет к сни-
жению национальной конкуренции, что и «гармонизирует, в конечном счете, трансформируемые национальные суверенитеты» [2; С. 13].
Центральной в стратегическом плане, соответственно, становится проблематика идеальной модели, т.е. наиболее конкурентной модели экономического и политического устройства, а также политика приближения существующих региональных моделей развития к этой идеальной модели на основе степени допустимости региональной/государственной вариативности ключевых параметров. Понятна и прямая связь дискурса с практикой внутри государственных трансформаций («подталкивание» и «стабилизация») и их влияние на международные отношения, мировую политику, практическую дипломатию и выработку внешнеполитической стратегии в условиях глобализации.
Теория политической модернизации, возникшая в первой половине ХХ в., рассматривала процесс модернизации как переход от традиционного к современному обществу, развивающемуся в результате реформирования политической системы, научно-технического прогресса, социальных изменений, преобразования нормативно-правовой и ценностной систем.
Важным элементом политически модернизированного государства является его демократичность, находящая свое выражение в развитии политико-правовой культуры и диалогового общения. Среди вызовов глобального управления одна из ключевых проблем — это проблема демократического дефицита. Наиболее весомо ее проявление в современной Европе. Так, по мнению Ю. Хабермаса, страны Евросоюза «в ходе европейского объединения утратили значительную часть демократической субстанции» [3; С. 74]. Единственным решением, считают зарубежные исследователи, может стать расширение участия гражданских акторов в процессах политического дискурса и принятия политических решений.
Дискурс-диалог между негосударственными участниками международных отношений нуждается в улучшении и ин-
тенсификации, поскольку он становится фактором создания более стабильного миропорядка и условием эффективности системы взаимодействия и сотрудничества, способствуя трансформации политических механизмов. Это особенно заметно на примере парламентских связей. Так, в начале 90-х гг. в США Институтом по проблемам достижения консенсуса совместно с некоммерческой частной организацией была разработана теория «параллельных международных переговоров». Ее концепция была апробирована в ходе нескольких раундов переговоров по проблемам торговли и окружающей среды, проходивших в середине 90-х, а также в период подготовки конференций по проблемам изменения климата в Киото (1997) и в Буэнос-Айресе (1998). В переговорах параллельно официальным приняли участие представители неправительственных организаций и официальные делегации. Встречаясь в неформальной обстановке, они могли вести свободную дискуссию, что практически невозможно на заседаниях форума.
Опрос участников диалогового общения продемонстрировал, что они были удовлетворены ходом переговоров, результатом которых было достижение определенных соглашений на официальном уровне [4]. Поскольку политико-дипломатическими методами не исчерпываются возможности средств международного сотрудничества, то неправительственные организации могут вносить определенный вклад в диалоговый процесс в контексте политической модернизации. Многие исследователи теории политической модернизации приходят к мысли о том, что модернизация предполагает не искоренение традиционности, а развитие с использованием традиций, которые по сути своей задают тон модернизацион-ного процесса, а также могут быть и стабилизирующим фактором в этом процессе. Именно развитая культурная традиция способствовала восточным странам эффективно трансформироваться в современный миропорядок, интегрироваться в высокотехнологические отношения, сохранив при этом национальные формы политической,
экономической и социальной жизни и традиционной религиозной культуры.
В настоящее время часть американских и европейских исследователей и политиков стали считать, что построение системы открытого социального доступа, т.е. «идеальной модели», есть некоторая спонтанная аномалия социальной эволюции, а соответственно, стратегия построения этой системы невозможна для повторения всеми странами в силу их интеллектуальной и социально-политической неготовности к этому. Параллельно возникло объяснение, в соответствии с которым в действительности переход части государств к системе открытого доступа имел свою собственную жесткую логику. То есть фактически оно выходило на сочетание принципов «мягкой силы» с принципами «жесткой традиционной силы».
Императив экономического развития, основанного на создании рыночного пространства, шире, чем территория национального государства, требовал трансформации национального суверенитета таким образом, чтобы обеспечивать контроль только ключевых параметров, без чего было бы невозможно как активное принятие извне инвестиционных, финансовых и торговых потоков, так и свое собственное расширяющееся экономическое проникновение на внешние рынки. Понимание этого императива потребовало трансформировать и развить теории и национальной, и международной безопасности и разработать национальные стратегии построения системы открытого доступа, которые оказались успешными для целого ряда государств. Постепенно стало ясно, что рост межгосударственного взаимодействия на региональном и макрорегиональ-ном уровнях, в качестве значимой тенденции мирового развития, экономическая и политическая модернизация, открытый регионализм, регионализация и появление феномена макрорегионального и трансрегионального сотрудничества ( трансрегионализма) способствуют и конкурентоспособности государств, и развитию политического дискурса-диалога как фор-
мата разрешения противоречий. Именно с этими новыми глобальными тенденциями и соответствующими им внешнеполитическими стратегиями связано действительное повышение роли стран Востока в мировых процессах, которое определяется не только экономическими, но также политическими, социально-культурными и цивилизаци-онными факторами, поскольку в каждом из региональных сегментов существует свой уникальный состав национальных государств с разными типами социального порядка.
В связи с этим, адекватное складывающимся политическим и экономическим условиям развития миропорядка понимание нашло свое проявление в концепции «умной силы», лежащей на стыке силы «мягкой» и традиционной. Концептуально понятие «умная сила» изложено в докладе «Более умная, более безопасная Америка», подготовленном в 2007 г. американским Центром стратегических и международных исследований (ЦСМИ — Center for Strategicand International Studies, CSIS)
[5]. А затем прозвучало в речи Х. Клинтон, с которой она выступала в Сенате 13 января 2009 г.: «Мы должны использовать так называемую «власть интеллекта», полный набор имеющихся у нас средств — дипломатических, экономических, военных, политических, правовых и культурных, — выбирая нужное средство или сочетание средств в каждой конкретной ситуации
[6]». «Власть интеллекта» предполагает сбалансированное сочетание ресурсов двух типов власти, не зря она называется «умная власть». Это значит, что она не исключает военных операций в ответ на насилие и агрессию или гуманитарных военных миссий, как в Ливии, но они лишь один из ресурсов нового типа власти. Чтобы обеспечить свои интересы в мире параллельно с военными средствами, по мнению американских аналитиков, США должны использовать общественную дипломатию, различные программы помощи, культурно-образовательные программы, которые помогут создать более популярный образ США в мире и привлечь большее число стран в лагерь
своих союзников. В контексте формирования наднационального политического пространства, приобретающего подлинно глобальный характер, но разной степени глубины на региональном уровне, будет изменяться функциональность политического диалога трансграничного сотрудничества, как специфической формы глобализации в новых условиях, связанной с формированием на этой базе мировых центров (включая новые) разной степени конкурентоспособности, одновременно с проявлением культурных, экономических, политических и иных противоречий между ними.
В интеграционных условиях современного развития вполне вероятен переход мировой системы к реальной полицентрич-ной структуре со сложной конфигурацией взаимодействия Запад — Восток / Север — Юг. Эта структура будет основываться на усилении политико-экономической интеграции внутри регионов, на появлении и проявлении противоречий, связанных с необходимостью государств (с разным типом социально-политической и экономической системы) конкурировать и сотрудничать с пограничными регионами и одновременно развивать трансрегиональное сотрудничество. Развитие межрегиональной конкуренции не должно восприниматься как «война всех против всех». Должна действовать такая система, которая побуждает регионы к конкурентному взаимодействию.
Интеграция обладает не только преимуществами, но и недостатками. Преимуществами являются:
— увеличение размеров рынка — эффект от масштабов производства (для стран с малой емкостью национального рынка), на этой основе необходимо определение оптимального размера предприятия;
— рост конкуренции между странами, входящими в группировку;
— обеспечение лучших условий торговли, расширение торговли одновременно с улучшением инфраструктуры;
— распространение передовой технологии: возможность противостоять конкуренции третьих стран. Отрицательные последствия состоят в усложнении эконо-
мических отношений с третьими странами, не вошедшими в группировку, что приводит к частичной потере выгоды отдельными странами. Отток ресурсов (факторов производства) из более отсталых стран ведет к перераспределению в пользу более сильных партнеров вследствие олигопольного сговора между ТНК стран-участниц.
Современные официальные парадигмы международных отношений, признавая необходимость сотрудничества, осознают эти процессы пока, в основном, в рамках переосмысленного реализма и неореализма и плохо увязывают процесс мирового развития кооперативистского типа, требующего выработки новых способов и методов защиты своих национально-государственных интересов, с внешними и внутренними аспектами проблематики экономической и политической модернизации.
Новый виток трансрегионального сотрудничества и совершенствования системы глобального управления будет совершаться уже на основе сформированных макрорегиональных и трансрегиональных объединений разной степени конкурентоспособности и разной степени приспособляемости к мировым экономическим и политическим реалиям, если специально не подталкивать мир к военному противостоянию. Особенностью великих стран является их способность управлять этими объективно разворачивающимися мировыми процессами, т.е. ускорять или тормозить их поступательное развитие. Непонимающие этих мировых тенденций национальные сообщества с их политическими элитами «выпадают из основного потока мирового развития, вытесняются на периферию, в соответствии с грамшианской концепцией «культурного гегемонизма», подчиняют свое существование более совершенным, более универсальным заимствованным концепциям мирового развития или же вынуждены тратить все большие и большие ( но все же ограниченные, а не беспредельные) национальные ресурсы, чтобы «поспеть за ходом истории» и осуществить «модернизацию догоняющего типа», «противостоять внешнему влиянию» или «внешним и внут-
ренним врагам», не «скатиться на обочину» всемирного исторического процесса, что приводит к истощению сил национального государства и его народа, кризисам и/или национальным катастрофам» [12].
В настоящее время Россия на международной арене выступает в качестве ключевого игрока. Она как никогда заинтересована в укреплении своих позиций в стратегически значимых регионах. Следовательно, возвращение России как посредника и миротворца, исходя из того, что практика разрешения политических конфликтов ей знакома, задача не только экономической целесообразности, но и вопрос международного престижа.
Россия имеет обширный и разнообразный опыт миротворческой деятельности на пространстве СНГ. Однако, помимо опыта, ключевым условием успешности России в управлении международными конфликтами на миротворческой основе является наличие собственной культурно-цивилизационной модели, основанной на национальных технологиях воздействия на системы ценностей конфликтующих сторон. Выработка собственной модели управления конфликтами позволяет российскому государству занять достойное место среди уже утвердившихся на этом поле внешнеполитических игроков, каждый из которых в управлении международными конфликтами опирается на собственную ценностную культурно-цивилиза-ционную парадигму [7].
Если перейти от исторического развития российской модернизации к ее современным признакам, то можно взять за основу, предложенную О.Л. Лейбовичем, их классификацию с некоторыми уточнениями [8]:
— основной субъект и инициатор модернизации — государственная власть;
— цели и задачи модернизации определяет элита по своим интересам;
— общественные институты отчуждаются от модернизации;
— состояние модернизации — незамкнутый цикл, включающий череду незавершенных реформ и контрреформ, в которых переход от одной к другой сопровождается разрушительными кризисами;
— методы и средства модернизации имитируют западные образцы и недостаточно адаптированы к социокультурным реалиям России;
— модернизация неравномерна в пространстве и времени, что порождает эффекты территориальной дифференциации политической системы.
Таким образом, модернизация по-российски имеет черты «незападного политического процесса», определение которого дал Л. Пай [9; С. 66-86]. Среди них — невыраженность границ между сферами общественной жизни; раскол общества в понимании базовых целей и средств политики; преобладание элит и групп интересов в принятии решений; разрыв между словами и действиями политических акторов; резкие различия в политических ориентациях сегментов общества (поколений, страт, этнических групп и т.д.); символизм и эмоциональность в восприятии политики и т.д.
Российская модель политической модернизации неоднородна. Она включает черты непоследовательности и противоречивости вследствие определенных традиций социально-исторического развития общества. Реформы проходили в социокультурной среде, для которой свойственна «государственно-центричная матрица» развития (Е.Н. Мощелков) [10], основанной на соединении власти и собственности, на ведущей роли государства в развитии и обеспечении общества.
В настоящей перспективе политическая модернизация связывается с высокоразвитым рынком, с инновационным развитием, высокомобильной социальной структурой, в которой преобладает средний класс, с высоким качеством жизни и ограничением неравенства доходов. Социокультурные выражения модернизации — секуляризация, научное рациональное мировоззрение, индивидуалистическая «картина мира», ускорение и открытость потоков коммуникаций. В любом сообществе «именно культурная общность и единые ценности позволяют принимать понятные всем решения. Напротив, при отсутствии таких ценностей или при верховенстве не-
ких частных интересов ...достичь соглашения можно только благодаря так называемой политике минимального согласия или при условии господства одной группы людей над другими. В результате... решения демократически избранного правительства не будут ... достаточно легитимными» [11].
Политическая модернизация имеет функциональные проявления, выражен-
Литература_
1. Наумов А. Фактор «мягкой силы» // Стратегия России. 2010.
2. Яшкова Т. А. Политическая модернизация России в условиях глобальных трансформационных вызовов. М., 2007. С. 13.
3. Хабермас Ю. Ах, Европа. Небольшие политические сочинения. М., 2012. С. 74.
4. Martines J., Sussking L. Parallel Informal Negotiations: An Alternative to Second Track Diplomacy// International Negotiation. 2000. Vol. 5. № 3.
5. Smarter А. More Secure America. Режим доступа: http://csis. org/files/media/csis/ pubs/071106 _ csissmartpowerreport.pdf
6. Clinton's Confirmation Opening Statement. Режим доступа: http: / / www. cbsnews. com/ stories/2009/01/13/politics/main4718514.shtml
7. Карпович О.Г. Управление международными конфликтами во внешней политике России // Мир и политика. 2011. № 10.
8. Лейбович О.Л. «Законы исторических ситуаций» Льва Кертмана // Вестник Пермского университета. Сер. История. 2008. Вып. 2(19).
9. Пай Л. Незападный политический процесс // Политическая наука. 2003. № 2. С. 66-86.
10. Мощелков Е.Н. Переходные процессы в России: Опыт ретроспективно-компаративного анализа социальной и политической динамики. М., 1996.
11. Куарони К. Европейская идентичность, или как помочь людям ощутить себя гражданами Европы // Журнал Европейского Союза. 2004. Режим доступа: //http://www.delrus.ec.curopa.eu/ cm/39/eu35_07.htm>.
12. Быков О.Н. Национальные интересы и внешняя политика. М., 2010.
ные в создании дифференцированной политической структуры с высокой специализацией ролей и институтов; упрочении правового государства; активном политическом участии полноправных граждан в конвенциальных формах; замене традиционных элит на модернизаторские; появлении рациональной политической элитной бюрократии.
_References
1. Naumov A. Strategiya Rossii (Strategy of Russia), 2010.
2. Yashkov T.A. Politicheskaya modernizatsiya Rossii v usloviyah globalnyh transformatsionnyh vyzo-vov [Political modernization of Russia in the context of global transformation calls]. Moscow, 2007. P. 13.
3. Habermas J. Ah, Evropa. Nebolshie politicheskie sochineniya [Ah, Europe. Small political essays]. Moscow, 2012. P. 74.
4. Martines J., Sussking L. International Negotiation (International Negotiation), 2000, vol. 5, no. 3.
5. Smarter A. More Secure America (More Secure America) Available at: http: // csis. org / files / media / csis / pubs / 071106 _ csissmartpowerreport.pdf
6. Clinton's Confirmation Opening Statement (Clinton's Confirmation Opening Statement) Available at: http: //www.cbsnews.com/stories/2009/01/13/ politics/main4718514.shtml
7. Karpovich, O.G. Mir i politika (World and politics), 2011, no. 10.
8. Leibowitz O.L. Vestnik Permskogo univer-siteta. Ser. Istoriya (Bulletin of Perm University. Ser. History), 2008, vol. 2 (19).
9. Pay L. Politicheskaya nauka (Political science), 2003, no. 2, pp. 66-86.
10. Moshchelkov E.N. Perehodnye protsessy v Rossii: Opyt retrospektivno-komparativnogo analiza sotsialnoy i politicheskoy dinamiki [Transition processes in Russia: Experience retrospective comparative analysis of social and political dynamics]. Moscow, 1996.
11. Kuaroni K. Zhurnal Evropeyskogo Soyuza (Journal of the European Union). 2004. Available at: //http://www.delrus.ec.curopa.eu/cm/39/eu35_07. htm
12. Bykov O.N. Natsionalnye interesy i vnesh-nyaya politika [National interests and foreign policy]. Moscow, 2010.
Коротко об авторе _
Алиев З. Т., канд. полит. наук, доцент каф. «Культура мира и демократия», факультет истории, политологии и права, историко-архивный институт, Российский государственный гуманитарный университет, Москва, Россия [email protected]
Научные интересы: интеграционные процессы и глобалистика, современные международные отношения, стратегическая конкурентоспособность
_ Briefly about the author
Z. Aliev, candidate of political sciences, senior teacher, World Culture and Democracy, History, Political Science and Law faculty, Russian State Humanitarian University, Moscow, Russia
Scientific interests: integration processes and globalization, modern international relations, strategic competitiveness
