CC BY
81
DOI 10.24411/9999-001А-2018-10043 УДК: 39(571,5)+94(571,5)
В.В. Тихонов
Иркутское областное государственное автономное учреждение культуры Архитектурно-этнографический музей «Тальцы» (г. Иркутск)
talci@irk.ru
Поселения русских старожилов Иркутской губернии
Аннотация
В статье автор рассматривает историко-культурный потенциал русского старожильческого населения Иркутской губернии, сформировавшийся в период заселения ее территории русскими в ХУП—ХУШ вв. Анализируются практика освоения территории русскими, обоснование на землях пашенного крестьянства, формирование деревень от однодворок до сел, особенности формирования и эволюции деревень. Уделяется также внимание составу усадеб, их комплектованию и планировке, составу семьи; технологии землепашества и структуре сельскохозяйственных культур; эволюции домостроения за рассматриваемый период.
Ключевые слова: деревня-однодворка, острог, пашенный крестьянин, дом-связь, клеть, ясачное зимовье
V.V. Tikhonov
Taltsy Architectural and Ethnographic Museum (Irkutsk)
talci@irk.ru
Settlements of Russian Old-timers in Irkutsk Province
Abstract
The article deals with the historical and cultural potential of the Russian old-timer population of the Irkutsk province, which was formed during the settlement of this territory by the Russians in the 17th — 18th centuries. Also, some attention was paid to the practice of developing the territory by the Russians, the formation of settlements and their development, appearance of peasantry, the formation of villages from one courtyard village to big villages and their evolution. The author describes the composition and planning of the homestead and the peasant family members at that time. The technology of tillage, the structure of agricultural crops and the evolution of house building are revealed in the article.
Key words: village of one courtyard, jail, peasant, house-connection, pantry, winter hut
Проникновение русских на территорию Иркутской губернии началось с 20-х гг. XVII в. небольшими казачьими отрядами с основной целью обложить местные племена ясаком (натуральным налогом) в варианте пушнины, главным образом шкурок соболя. В связи с отсутствием на то время на территории Предбайкалья дорог, движение русских отрядов шло в основном по рекам, главными из которых в регионе были Ангара и Лена. На местах соединения этих рек с сухопутной дорогой (волоком) ставили первоначально зимовье и затем остроги: Балаганский и Рыбинский (1621 г.), Илимский (1630 г.), Братский (1631 г.) [Сабурова, 1971, с. 30]. В районе первого Илимского острога начинался знаменитый Ленский волок. Это была основная сухопутная транспортная артерия, соединяющая реки Ангару и Лену [Шерстобоев, 2001, с. 43]. В литературе иногда упоминаются еще два волока, но они большого значения не имели. В период 1631—1640 гг. именно по рекам бассейна Ангары и Лены стали возникать административные единицы в Предбайкалье — волости, фактически слободы: по р. Илиму — Нижне и Верхне Илимская,
а по р. Лене Орленская, Усть-Кутская и Киренская [Шерстобоев, 2001, с. 36].
В 1665—1668 гг. по рекам бассейна Лены создаются Илимская, Бирюльская и Манзурская волости (слободы). В то время термин «волость», или «слобода», часто отождествлялся с термином «острог» [Тихонов, 2013, с. 39]. По масштабам волость включала в себя около десяти деревень, редко больше. Населенный пункт, где имелось укрепление, именовался острогом. Остроги, безусловно, возникали не сразу. Первоначально ставилось укрепленное зимовье, затем возводился частокол (тын) и формировалась внутренняя инфраструктура. Остроги часто переносились на новые, более удобные места. Нередко это происходило после пожаров. Примерами этого могут служить Илимский и Братский остроги. Неудачно поставленные остроги хирели и в последующем бросались. В состав внутренней инфраструктуры острогов в зависимости от их величины и предназначения могли входить: церковь или часовня (иногда, что видно на примере Илимского острога, была и церковь (Спасская), и купеческая часовня при го-
стином дворе), воеводский двор, караульная изба (в составе которой была аманатская изба), редко стояли отдельным строением гостиный двор, колокольня при церкви, соляной, оружейный амбары, пороховой погреб, таможенная изба, при церкви существовал погост (кладбище), небольшую территорию занимал огород, обычно было не менее двух колодцев. Перед главными въездными воротами вне территории острога могла ставиться как оберег церковь-часовня (в Илимском остроге при Спасской проезжей башне стояла как оберег Казанская церковь-часовня, построенная в 1667 г.). Вне территории острога напротив него разрастался посад из крестьянских изб. За территорией острога также ставили кружечные дворы (кабаки) [Шерстобоев, 2001, с. 49], создавали и другую инфраструктуру.
Основной целью постановки острогов-крепостей была защита первопоселенцев-казаков от возможного внешнего враждебного окружения. В период освоения русскими первопроходцами территории Предбайкалья здесь проживали местные племена, в последующем сформировавшие западнобурятский и тунгусский этносы. Племена по составу и организации были неоднородные. Сильные племена подчиняли слабые — так называемых кыштымов. В основном наиболее организованные и сильные племена в регионе были западнобурятские, а кыштымами, соответственно, были тунгусы. Существовала еще одна опасность — это набеги с юга монгольских племен. Если приход русских в Предбайкалье кыштымы восприняли как возможность их защиты от гнета бурятских князьков и набегов монгольских орд с юга, то отдельные богатые бурятские князья теряли власть над кыштымами и приход русских в регион восприняли враждебно. Ко всему прочему, иной раз разбойное поведение некоторых русских отрядов также настраивало местное население против русских. В этой ситуации остроги служили гарантией защиты русского населения от враждебных действий. Остроги были опорой не только населения, живущего около них, но и нарождающегося пашенного крестьянства, которое селилось на удобных землях вдоль рек и довольно успешно обеспечивало хлебом как местные остроги, так и экспедиции, снаряжаемые на север и далее в сторону Чукотки [Колгушкин, 1983, с. 45]. По существующим сведениям, уже через четверть века после прихода русских в край земледельцы, проживающие по р. Илим и притокам Лены (около Усть-Кута, Ор-линги, Киренска), перешли на товарное производство зерна [Шерстобоев, 2001, с. 109].
Процесс закрепления пашенных крестьян на земле был довольно сложен. В данном случае следует остановиться на известной истине, что земля считалась закрепленной за государством надежно только тогда, когда на ней закреплялись пашенные крестьяне. Первоначально при освоении земли под пашню крестьяне ее раскорчевывали, освобождали от леса (часто старались использовать безлесные поляны), а до первой вспашки ставили починок (шалаши, землянку, небольшой сруб или заимствованные у местного населения варианты строений — чумы, балаганы) [Сабурова, 1971, с. 72]. Починок постепенно превращался в заимку [Колгушкин, 1983, с. 47] и в последующем разрастался в однодворную деревню [Шерстобоев, 2001, с. 233]. Состав пашенных кре-
стьян формировался из «охочих людей», переселенцев и ссыльных [Колгушкин, 1983, с. 45], таким образом, в основном из тех, кто уходил в Сибирь на различные промыслы или убегал от крепостного гнета, из так называемых гулящих людей. О соотношении гулящих и ссыльных в качестве примера можно привести следующую информацию: «В 1668 г., при создании земледелия на р. Бирюльке, на пашню осели 9 человек из вольных людей и 7 ссыльных крестьян» [Шерстобоев, 2001, с. 235]. Атрибутом пашенного крестьянина было наличие у него земли, двора и семьи. Основными орудиями труда крестьян были сохи, серпы, косы, топоры. В первые годы водворения крестьян на пашню в качестве своего рода налога они пахали и убирали хлеб с десятинной государевой пашни. Позже крестьян перевели на хлебный оброк и уже с XIX в. — на денежный налог [Сабурова, 1971, с. 30]. Первоначально земельные наделы ограничивались только возможностью крестьянского хозяйства. В дальнейшем на хозяйственный двор в среднем приходилось 8—12 десятин пахотной земли, 15—20 десятин покосов, 1—2 десятины под выгон [Шерстобоев, 2001, с. 304].
Посевная земля использовалась первоначально по системе «пар — зерновые» [Шерстобоев, 2001, с. 311]. Трехполье, на то время широко используемое крестьянами в европейской части России, в Сибири из-за суровых климатических условий и избытка пахотной земли не приживалось вплоть до конца XIX в. Соотношение сельхозугодий на начало 1722 г. было разным. В частности, соотношение «пашня и сенокос» было от 1:1 до 1:2,4 [Шерстобоев, 2001, с. 323]. Помимо вольных пашенных крестьян обработкой земли занимались хлебные обратчики, служилые люди, посадские и монастырские крестьяне. На 1720—1722 гг. их соотношение было следующим: пашенных крестьян — 77,2%, хлебных обратчиков — 4,9%; служилых людей — 6,4%, посадских — 1,9%, монастырских крестьян — 9,6% [Шерстобоев, 2001, с. 335]. Соотношение в эти же годы по культурам посевных площадей составляло соответственно: рожь
— 75,8%, пшеница — 3,3%, ярица — 3,8%, ячмень
— 5,1%, овес — 9,7%, горох — 0,4%, конопля — 1,9% [Шерстобоев, 2001, с. 334]. По технологии посева озимые составляли 68,4%, яровые — 31,6%.
Зерновые убирали серпами, увязывая в снопы, которые обмолачивали, увозя в усадьбы на гумно, а в последующем — подсушивая в овинах. Попытки засевать лен оканчивались в связи с непродолжительным вегетативным периодом неудачей [Лебедева, 1971, с. 80]. Однако для производства тканей вполне успешно использовали коноплю. Ее засевали густо, что позволяло получить больше мужских стеблей — поскони, как раз и используемых в ткачестве. Еще из конопли получали масло.
Основным орудием производства, с которым крестьянин создавал хозяйство, был топор. Им он рубил дома и хозяйственные постройки. Делал из ели соху, борону и иные сельхозпринадлежности. Топором и ножом крестьянин делал домашнюю посуду. Некоторые иностранные путешественники-исследователи, возвращаясь в Европу, утверждали, что сибирские крестьяне даже не знают пилы. Про пилу крестьяне, конечно, знали, но она, во-первых, была очень дорогой, а во-вторых, крестьянин иной раз при рубке
дома торцевые части бревна специально не пилил, а рубил топором, так как при рубке топором торцевые поры бревна забиваются и в таком состоянии бревно в строении служит намного дольше. Лес под строения обычно рубили в конце зимы, когда еще нет сока, а поры дерева забиты смолой. Такое дерево в строении также служит намного дольше. Лес рубили и ошкуривали (снимали кору) [Сабурова, 1971, с. 60]. Рубку леса осуществляли поблизости от места строительства. Рубкой дома могли заниматься летом на месте заготовки древесины с последующей ее вывозкой по первому снегу. Могли заготовленный лес вывозить через несколько лет. Существовало выражение: «Построили дом за один день». Это означало, что срубленный в лесу дом был вывезен на его основное место и артельно мужики его собрали как конструктор за один день. Дом уседал почти год, хотя иногда его вводили в эксплуатацию раньше, летом или осенью. Эти сроки определялись необходимостью строительства глинобитной печи в теплое время. Печь строилась также за один день, без остановки. В случае остановки в глине получались прослойки, и при вводе в эксплуатацию (обжиге) печь могла треснуть. Такую печь эксплуатировать было невозможно. Нижняя часть дома — 2—3 венца — строилась из лиственницы как древесины, менее подверженной гниению. Остальную часть дома старались рубить из сосны как менее теплопроводного материала. Если поблизости не было сосны, то дом рубили из лиственницы. У первых домов обычно были большие подклеты, так как первые поселенцы и крестьяне вначале использовали строительные традиции мест, откуда они прибыли. В основном это были северные регионы европейской части России. После 5—6-го венца делали врубки под лаги пола. У жилой части дома обычно было от 10 до 15 венцов. Печи в доме первоначально делали по-черному на подклетах. Печи были русского типа. Дым из избы удалялся через волоковое окно, которое прорубалось на дверной стене на высоте двух венцов от потолка. Волоковое окно закрывалось заслонкой (задвижкой). Печь ставилась у выхода хайлом (топкой) в противоположную сторону. Между печью и стенами было расстояние, иногда занимаемое спуском в подполье (гобец) или рундуком, используемым для хранения вещей и спанья на его крышке.
Так как первые переселенцы принесли в Пред-байкалье свои строительные традиции, то изначально они ставили дома-клети на высоком подклете, с крытыми дворами, по аналогу домов севера европейской части России, где много снега. В новых местах снега было намного меньше, и такие дома здесь не прижились. Информаторы автору рассказывали, что последний дом такого типа был разобран в пос. Марково Усть-Кутского района в 80-х гг. XX в.
Самыми распространенными домами в XVII—XVШ вв. были клетские избы с высоким подклетом и, соответственно, высоким крыльцом, с маленькими окнами колодного типа, затянутыми бычьим пузырем. Кровля у таких домов была самцовая, двухскатная. Различного рода украшений — наличников, подзоров и т.д. — первоначально было мало. Стремление к украшению дома стало появляться к концу XVIII в. Ярким примером такого дома стал дом из д. Боль-шежилкино, перевезенный в музей «Тальцы». Изба-
пятистенок с холодными сенями. Кровля самцовая. Кровлю венчает охлупень с вырезанными по концам головами утки. Причелины в виде крыльев с солярными знаками. Выдающиеся повалы выполнены насечкой в виде перьев птицы. Такие дома-пятистенки стали появляться уже с начала XVIII в. [Маковец-кий, 1971, с. 123]. Отсутствие в Предбайкалье таких больших объемов снега, как в Европейской России, позволило уже в XVIII в. перейти от домов с крытыми дворами к домам с открытыми дворами, в том числе к такому архитектурному типу дома, как дом-связь. В плане это две клетские избы, связанные между собой сенями. При развитии такого типа дома первоначально строилась клетская изба; когда семья разрасталась, строили зеркально вторую клетскую избу и связывали обе избы сенями с выходом на обе стороны к чистому и скотному (или хозяйственному) дворам. Получались дома с самцовой двухскатной кровлей на высоком подклете. У двух выходов из сеней
— высокие крыльца. Такого типа дома описал И.В. Маковецкий в работе «Деревянное зодчество Среднего Приангарья (XVII—XX вв.)» [Маковецкий, 1971]. Но в данном случае нам интересен переходный образец от дома с крытым двором к дому с открытым двором — так называемый дом-связь с полуоткрытым двором (конец XVIII — начало XIX в.), каковым является дом Непомилуева из д. Гарманка, в настоящее время находящийся в музее «Тальцы» [Тихонов, 2004]. При реставрации дома в музее «Тальцы» архитектор Г.Г. Оранская отреставрировала его в варианте дом-связь. В последующем при разборе архивов Г.Г. Оранской автор обнаружил обмерочные чертежи этого дома, где со стороны скотного двора фигурирует полуоткрытый (без боковых стен) двор. В будущем при очередной реставрации объект планируется восстановить в его аутентичном варианте по обмерочным чертежам Г.Г. Оранской. Дома-связи в Предбайкалье, особенно на территориях возле Ангары и верхнего течения Лены, были распространены вплоть до начала XX в. Не менее распространенными стали дома-пятистенки, первоначально на высоком подклете, с самцовой кровлей. Затем пошли пятистенки с низким подклетом и двух-, а потом четырехскатной (вальмовой) стропильной кровлей. В качестве образца пятистенка с холодными сенями, высоким подклетом и крыльцом, самцовой кровлей можно рассматривать дом Московского (конец XVIII
— начало XIX в.), вывезенный в музей «Тальцы». У многих домов XVIII — начала XIX в. в последующем произошли изменения за счет расширения оконных проемов после применения оконного стекла, получившего распространение с середины XIX в. У дома Московского расширения оконных проемов не было, что объясняется значительной выработкой подоконника. Это говорит о том, что первоначально в окнах был вставлен бычий пузырь и только в последующем
— стекло. Выработанность подоконника происходила оттого, что бычий пузырь в отличие от стекла пропускал очень мало света и мелкие работы приходилось делать не внутри дома, а непосредственно на подоконнике. Дома-крестовики и дома иных форм в регионе стали встречаться в основном с середины XIX в.
В планировочном решении населенных пунктов
— деревень преобладал следующий принцип: дома
усадеб старались ставить лицом к реке, на высоком проветриваемом берегу для избавления от гнуса, который досаждал как людям, так и домашнему скоту. Таким образом, уже при наличии нескольких усадеб образовывалась односторонняя улица. Напротив дома у реки ставили летние бани и самоловни (небольшие клетские избушки для хранения рыболовецких снастей). Зимние бани ставили в усадьбах. Первоначальная планировка селений была гнездовой [Колгушкин, 1983, с. 48]. Каждый поселенец выбирал удобное место для усадьбы и ставил двор. Такой планировки до нашего времени не дошло. Уличная, или геометрическая, застройка считается более поздней. Да и деревни на начальном этапе освоения края по большей части были одно-двухдвор-ные. На 1700 г. по статистике (по описям) в Среднем Приангарье было однодворок 40%, двухдворок
— 27%, трехдворок (это уже деревни-малодворки)
— 11,5%, четырех- и пятидворных деревень, соответственно, — 4,8 и 4,3%, крупных деревень с 7—12 дворами — 4,2%. Только к 1723 г. появились 4 селения с 18—27 дворами, что составило 1,3% селений на то время [Шерстобоев, 2001, с. 42]. Столь малое количество деревень говорит об их разбросанности по территории. Расстояние между ними достигало 80—120 верст.
В усадьбе обычно в то время жили нераздельные семьи из близких родственников — родителей, сыновей со своими женами и детьми — или семьи, состоящие из братьев со своими женами, детьми и внуками. Очень редко встречались «договорные» семьи. Обычно в договорные объединялись семьи с небольшим количеством работников. Еще более редки были семьи, которые для ведения хозяйства заключали «договора» с посторонними людьми. В среднем тогда нормальной считалось семья из 12— 15 человек [Горелов, 1971, с. 97]. Встает вопрос, как же такая семья размещалась в столь маленьких объемах жилых помещений того времени? В этом плане все прозаично просто. Вся семья редко собиралась в полном составе. Кто-то был на охоте, кто-то — в поле или на заимке. В летнее время молодые семьи использовали в качестве жилья кладовые, амбары и т.д. Стремлению к нераздельной семье способствовали не только желание или возможность более полноценного ведения натурального хозяйства, но и подворовая налоговая система. С переходом на подушную налоговую систему нераздельных семей стало меньше, и в последующем они практически перестали существовать.
Ведущий принцип планировки усадеб заключался в том, что центр усадьбы занимала изба, лицевой частью выходившая на улицу, которая, в свою очередь, делила усадьбу на два основных двора — скотный и чистый. Все остальные строения усадьбы по периметру окружали избу. У каждого двора был свой выход на улицу. Из дома в каждый двор устраивался свой выход. Чистый двор обычно мостился обтесанными полубревнами, и его формировали одно- или двухъярусные, одно- или двухкамерные амбары, кобрик (ледник), навесы для работы в непогоду. На скотном дворе строились навесы для лошадей, стайки с поветями, завозни, зимние бани. В планировке усадеб встречались раздельно хозяйственный и скотный дворы с выходами также на улицы. Приме-
ром этого может служить усадьба Прокопьева в музее «Тальцы». А у усадьбы Московского конца XVIII в., также расположенной в музее «Тальцы», планировка двора вертикальная: чистый двор, мощенный полубревнами, плавно без разгорода переходит в хозяйственный двор и за ним в продолжение с раз-городом скотный двор с выходом в боковой проулок. В практике было множество и иных вариантов формирования усадеб, в зависимости от удобства в эксплуатации и фантазии их хозяев. Так, в музее «Ангарская деревня» г. Братска есть усадьба Скрипова из д. Подъеланка Усть-Илимского района [Тихонов, 2013, с. 51] также вертикальной планировки, где хозяйственный и скотный дворы занимают заднюю часть усадьбы за домом, деля ее поровну, при этом чистый и хозяйственный дворы земляные и скотный двор вымощен полубревнами.
В XVH—XVШ вв. православное культовое зодчество в основном несло в себе северорусские архитектурные традиции. За полтора столетия местных особенностей в культовом православном зодчестве практически не проявилось. На сегодня XVII в. в Предбайкалье характеризует только одна деревянная церковь-часовня — это Казанская привратная церковь Илимского острога, которая находится в музее «Тальцы». Музей «Тальцы» в ближайшее время намерен провести аутентичное восстановление Введенской церкви 1673 г., входившей в состав первого Илимского острога.
Следует также отметить такое явление в сибирской архитектуре, как ясачное зимовье. Для сбора у местных аборигенов — тунгусов и бурят — ясака (вида налога), который, как отмечалось, производился в виде сбора пушнины, в основном соболя, в конце зимы ставились ясачные зимовья. В Пред-байкалье такое зимовье обнаружил в начале 90-х гг. XX в. этнограф О.В. Бычков. Автор статьи обследовал это ясачное зимовье в 2010 г. Оно представляет собой рубленую клеть 4,5 х 4,5 м, визуально напоминающую боковую башню Братского острога. Окна маленькие, в виде бойниц. Верхняя часть строения обрушена и не сохранилась. Ясачное зимовье расположено в 8 км от новой автомобильной дороги Жигалово—Магистральный в противоположную от пос. Карам сторону. К сожалению, в связи с тем что срок службы деревянных (дерево являлось основным конструктивным материалом) конструкций незначителен и составляет в среднем около 100 лет (хотя встречаются отдельные объекты и с большим сроком), иных строений XVII —XVIII вв. в Предбай-калье до нашего времени не дошло.
В заключение статьи напрашивается вывод, что основная масса первых строений, которые возводили переселенцы, создавалась по строительным традициям, существовавшим в местах, откуда они прибыли. Только в последующем формировались новые строительные традиции, уже исходя из опыта проживания в определенных климатических условиях, приспособления под сформировавшуюся хозяйственную деятельность, экономику хозяйства и с учетом строительных и иных традиций, существовавших в Предбайкалье у местного населения до прихода в регион русских.
Список литературы
1. Горелов В.А. Структура и численность состава семьи (по материалам Братского и Нижне-Илимского районов Иркутской области и Кежемского района Красноярского края) // Быт и искусство русского населения Восточной Сибири. — Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ние, 1971. — С. 96—105.
2. Колгушкин В.Д. Развитие деревянного зодчества Нижнего Приангарья в процессе заселения и освоения района // Общественный быт и культура русского населения Сибири XVIII — начала XX в. — Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ние, 1983. — С. 44—57.
3. Лебедева Н.И. Хозяйство и быт Приангарья (XIX — начало XX в.) // Быт и искусство русского населения Восточной Сибири. — Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1971. — С. 78—95.
4. Маковецкий И.В. Деревянное зодчество Среднего
Приангарья (XVП—XX вв.) // Быт и искусство русского населения Восточной Сибири. — Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ние, 1971. — С. 106—143.
5. Сабурова Л.М. Русское население Приангарья // Быт и искусство русского населения Восточной Сибири. — Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ние, 1971. — С. 28—77.
6. Тихонов В.В. Усадьба Непомилуева из деревни Гарманка // Тальцы. — 2004. — № 1 (20). — С. 34— 41.
7. Тихонов В.В. Историко-культурное наследие Пред-байкалья. — Иркутск: Изд-во ООО «Репроцентр А1», 2013. — 364 с.
8. Шерстобоев В.Н. Илимская пашня. В 2 т. — Иркутск: Обл. Тип. № 1, 2001. — Т. 1. Пашня Илимского воеводства XVII и начала XVIП века. — 2-е изд. — 602 с.
