CC BY
140
УДК 1 (09) (43) «19»: 115
Н. А. Артёменко
Понятие изначальной временности у М. Хайдеггера: апории (на материале «Бытия и времени»)
Часть 2. Бытие Dasein как временность: проблемные последствия
В статье проводится критическое исследование философии М. Хайдеггера в аспекте проблемы временности Dasein. Во второй части на основании текстологического анализа выявляются, конкретизируются и разъясняются трудности, связанные с описанием времени у М. Хайдеггера. В результате анализа фиксируются противоречия, связанные с попыткой удержать дистинк-цию собственной и несобственной временности и делается вывод, что М. Хайдеггер так и не достигает онтологического мета-уровня или изначального измерения временности.
This paper is dedicated to the analysis of the Heidegger's philosophy in the aspect of the problem of temporality of Dasein. In the second part on the basis of the textological analysis the author reveals, concretizes and explains the difficulties, concerning the Heidegger's description of time. As a result some contradictions are fixed connected with the attempt to hold the distinction of authentic temporality and inauthentic temporality. The author comes to the conclusion that Heidegger doesn’t reach the ontological meta-level or the level of the primordial unity of temporality.
Ключевые слова: время, временность, феноменология, трансцендентальное, фундаментальная онтология, забота, Dasein.
Key words: time, temporality, phenomenology, transcendental, phenomenological ontology, care, Dasein.
Настоящее и прошедшее, Вероятно, наступят в будущем, Как будущее наступало в прошедшем.
Если время всегда настоящее, Значит, время не отпускает.
Элиот Т.С. «Четыре квартета»
Известно, что хайдеггеровский проект представляет собой попытку заложить новое начало в онтологии. Причем время, надлежащим образом переосмысленное при постановке вопроса о бытии, выступает предельным онтологическим основанием, поэтому хайдеггеровский онтологический поворот связан в первую очередь с раскрытием онтологической роли времени.
В первой части нашей статьи «Хайдеггеровская версия феноменологии темпоральности человеческого бытия: вопрос о целости Dasein» мы продемонстрировали, как выявление временности связано с вопросом о возможной целости структуры Dasein. Обратимся теперь к тем трудностям, которые порождает феноменологическое описание времени, и попытаемся ответить на вопрос: достигает ли Хайдеггер изначального измерения временности?
Начнем со следующего тезиса: «Феноменологически исходно временность проступает в собственном целом бытии присутствия, в феномене заступающей решимости» [2, с. 304]. Иными словами,
временность проявляет себя исходным образом в заступающей решимости. М. Фляйшер замечает:
«Исходная и собственная временность имеют одинаковую структуру. Собственная временность предстает как экзистенциальное исполнение исходной временности в собственно экзистирующем Dasein. Событие временения (Zeitigungsgeschehen) исходной временности делает это исполнение возможным, но не идентично с ним. Тогда исходное временение как бытие Dasein должно находиться в каждом Dasein, также и в несобственно экзистирующем, и это тем более верно, что Dasein, по Хайдеггеру, фактично "ближайшим образом и большей частью" экзистирует несобственно. Изначальное измерение (Ursprungsdimension) временности лежит за пределами собственной временности, но которая, как было сказано, как экзистенциальное исполнение исходной временности как раз структурно подобна ей и "проявлена" в собственной заботе» [4, S. 19].
Как будущее свидетельствует заступающая решимость для-себя-наступание (Auf-sich-zukommen). Заступающая решимость есть экзистенциально «бытие к самой своей отличительной способности быть. Подобное возможно только так, что присутствие вообще в его самой своей возможности способно настать для себя <...>. Заступание делает присутствие собственно настающим, а именно так, что заступание само возможно, лишь поскольку присутствие как сущее вообще уже всегда настает для себя, т. е. вообще в своем бытии наступающе» [2, с. 325]. Таким образом, с одной стороны, мы имеем собственное будущее как экзистенциальное исполнение заступания в неком собственно модифицированном Dasein, и исходное будущее как в бытии Dasein вообще всегда уже совершающееся - с другой стороны, и собственное будущее здесь фундировано в исходном (таким же образом исходное будущее под-лежит несобственному бытию, о чем говорит следующее: «Если к бытию присутствия принадлежит собственное соотв. несобственное бытие к смерти, то оно возможно лишь как настающее в указанном <...> смысле» [2, с. 325]. Однако далее Хайдеггер замечает: «И в таком само-допущении-себя-настать выносит эту возможность как возможность, т. е. экзистирует. Выносящее отличительную возможность допущение-настать себе в ней для себя есть исходный феномен буду-
щего» [2, с. 325]. Фляйшер отмечает, в частности, что возможность бытия собственного будущего смешивается здесь с экзистенциальным исполнением его же, и дифференция исходного измерения и собственного экзистирования сглаживается.
Далее, решимость как модус понимания «значит экзистируя принимать бытие-виновным, быть брошенным основанием ничтожности. Но принять брошенность значит собственно быть присутствием в том, как оно всегда уже было» [2, с. 325]. Это возвращение Dasein к себе в то, «как оно всегда уже было», что означает: в свою собственную бывшесть, есть исполнение собственного экзистирования. Как это возможно? -«Лишь поскольку присутствие вообще есть как я есмь-бывший <...>» [2, с. 326]. Казалось бы, ясно: бывшесть исходной временности фундирует бывшесть собственной временности. Бытийное измерение и исполне-
38
ние экзистенции здесь четко различены38.
Если исходное будущее модифицируется в собственное как решающее заступание, а исходная бывшесть - как выбор принятия брошенно-сти, то возможно было бы различить бытийный уровень и экзистенциальное исполнение в отношении настоящего (Gegenwart) как бытии-при... ? Хайдеггер определяет собственное настоящее как мгновение-ока (Augenblick). Но что такое собственное настоящее? Процитируем самого Хайдеггера:
«Заступающая решимость так размыкает конкретную ситуацию своего вот, что экзистенция, поступая, усматривающе озабочивается фактично мироокружным подручным. Решительное бытие при ситуативно подручном, т. е. поступающее допущение-встречи с мироокружно пребывающим, возможно лишь в актуализации этого сущего. Лишь как настоящее в смысле актуализации решимость способна быть тем, что она есть: неискаженным допущением встречи того, за что она поступая берется. Насту-пающе возвращаясь к себе, решимость, актуализируя, вводит себя в ситуацию. Бывшесть возникает из будущего, а именно так, что бывшее (лучше бывшествующее) настающее выпускает из себя настоящее. Этот феномен, как бывшествующе-актуализирующее настающее единый, мы именуем временностью» [2, с. 326].
38 Представляется необходимым процитировать здесь Хайдеггера полностью: «Принятие брошенности опять же возможно только так, что наступающее присутствие самым своим "как оно всегда уже было", т. е. своим "уже-былым", способно быть. Лишь поскольку присутствие вообще есть как я есмь-бывший, оно способно в будущем так само для себя настать, чтобы вернуться в себя. Собственно наступая, присутствие есть собственно уже-бывшее. Заступание в предельнейшую и самую свою возможность есть понимающее возвращение в самую свою бывшесть. Присутствие способно собственно бывшим быть лишь поскольку оно настающе. Бывшесть возникает известным образом из будущего» [2, с. 326]. - Как это можно было бы понять? -Как попытку «свести» исходное настающее и исходную бывшесть в некое изначальное, исходное единство? Однако (на что уже было указано) и в этом вероятном «скрещивании» двух исходных модификаций временности будущее очевидным образом исходнее.
Последнее предложение особенно важно, поскольку им Хайдеггер настаивает на неотъединимости трех экстазов времени в едином феномене временности. О настоящем (собственном или исходном или и том, и другом сразу) мы узнаем, что оно в событии временения «возникает» как онтологически «последнее». Возможно ли различить исходное и собственное настоящее как третий экстаз и третий структурный момент заботы как бытия-при? От несобственного настоящего Хайдеггер отличает собственное настоящее как «мгновение-ока»39. Далее следует очень интересное замечание: термин «мгновение-ока», пишет Хайдеггер, «надо понимать в активном смысле как экстаз» (курсив наш. - Н.А.). Как должно истолковывать этот «активный смысл»? «Он подразумевает решительный, но в решимости сдержанный прорыв присутствия в то, что из озаботивших возможностей, обстоятельств встречает в ситуации» [2, с. 326]. При этом «мгновение-ока» отлично в принципе от такого временного феномена, как «теперь», являющегося его модификацией или «дегенерацией». «Теперь» принадлежит к времени как
внутривременности; внутривременность есть временная определенность внутримирного сущего [2, с. 333]. «Время как внутривременность возникает из сущностного способа временения исходной временности» [2, с. 333]. «Мгновение-ока» «как собственное на-стоящее дает впервые встретиться тому, что может быть подручным или наличным во времени» [2, с. 338]. Таким образом, «мгновение-ока», с одной стороны, есть допущение встречи, позволение присутствовать подручному или наличному, которое в теперь проходит или налично, т. е. оно является фундирующим для теперь как «времени» внутривременности в качестве исходной временности; с другой стороны, Хайдеггер называет «мгновение-ока» в этом же контексте как собственное на-стоящее.
На то, что здесь возможно говорить о «мгновении-ока» как исходной временности (или исходного настоящего), указывает еще и следующее: допущения-имения-дела априорно и есть условие возможности встречи подручного - в онтическом смысле, и высвобождение всякого подручного как подручного - в онтологическом смысле [2, с. 85]. Однако в каком именно контексте звучит термин «мгновение-ока», понятый как собственное на-стоящее? Хайдеггер пишет: мгновение-ока «вводит экзистенцию в ситуацию и размыкает собственное "вот"» [2, с. 347]. О какой ситуации идет речь? «К заступанию решимости принадлежит настоящее, в меру которого решение размыкает ситуацию. В решимости настоящее не только возвращено из рассеяния по ближайше озаботившему, но сдержано в настающем и бывшести». Этот "сдержанный прорыв", на-стоящее, или "время" поступка не имеет длительности: "в
39 «Сдержанное в собственной временности, тем самым собственное настоящее мы называем мгновением-ока» [2, с. 338].
мгновение-ока" ничего не может произойти» [2, с. 338], оно «временит» в решении, в которое его вбрасывает ужас40, но при этом «настоящее» ужаса оказывается исходнее мгновения-ока или времени-поступка (как собственного настоящего, ибо поступок - это отказ от растворения в публичном и затерянности в людях, это выбор собственной самости): «Настоящее ужаса <...> не имеет еще характера мгновения-ока <...>. Ужас вводит лишь в настроение возможного решения. Его настоящее держит мгновение-ока, в каком такое настроение, и только оно, возможно, на взводе» [2, с. 344]. Стало быть, если в контексте решимости и размыкания собственного «вот» мгновение-ока оказывается собственным на-стоящим (оно не имеет длительности, т. е. не «идет», не «проходит», оно есть именно «стояние», на-стаивание, застывшая решимость «перед» броском в поступке, это время перехода), то под-лежит ему исходная временность «в виде» настоящего ужаса как исходного феномена и в рамках экзистенциальной аналитики могущего быть истолкованным как a priori.
Таким образом, «мгновение-ока», с одной стороны, оказывается исходной, исконной временностью Dasein как исходное-настоящее-позволения-встретиться подручному или наличному, с другой стороны -как модификация исходной временности, разомкнутой в феномене ужаса, представляет собой собственное на-стоящее, или время-поступка. Здесь, однако, требуется одно принципиальное уточнение. Процитируем Хайдеггера: «Актуализация, в которой первично основано падение в озаботившую подручность и наличность, в модусе исходной временности оказывается включена в настающее и бывшесть» [2, с. 328]. Настоящее, включенное в настающее и бывшесть, едва ли можно назвать третьим экстазом единого феномена временности 41.
Еще один контра-пункт задает следующая цитата: «Источник "отталкивания" актуальности, т. е. падения в потерянность, дает сама исходная, собственная временность< ...>» [2, с. 348. Курсив наш. - Н.А.), в которой исходная и собственная временность сближаются до синонимичности.
Не позволяет ли это сделать вывод о том, что исходная временность оказывается проблематическим понятием, и обнаружить исходное измерение временности не удается? Но если собственная временность собственно существующего Dasein есть экзистенциальное исполнение
40 «Ужас возникает из будущего, настающего в решимости» [2, с. 344].
41 У Августина мы находим: «Настоящим можно назвать только тот момент во времени, который невозможно разделить хотя бы на мельчайшие части, но он так стремительно уносится из будущего в прошлое! Длительности в нем нет. Если бы он длился, в нем можно было бы отделить прошлое от будущего; настоящее не продолжается». Августин констатирует некий парадокс: то, что мы называем временем - самое «сокровенное и обычное» - в виде трех его возможных модификаций может существовать только в душе [1, с. 219].
исходной временности, а Dasein ближайшим образом и большей частью экзистирует несобственно, то что такое несобственная временность? В следующей части мы попытаемся наметить возможные ходы для ответа на этот вопрос. Но пока еще одно замечание самого Хайдеггера: «Ра-зомкнутость вот и экзистентные возможности присутствия, собственность и несобственность, фундированы во временности» [2, с. 350]. Следует ли эту временность понимать как исходную?
* * *
Фундаментальным для хайдеггеровского анализа времени является следующий тезис: «Всякое "возникновение" в онтологической области есть дегенерация» [2, с. 334]. Именно в этом смысле «возникает» несобственная временность. По Хайдеггеру структура дегенерации выглядит следующим образом: все временные «возникновения» происходят из исходной и собственной временности (статус которой оказался проблематичным) [2, с. 327]. Несобственная временность оказывается
временностью несобственного понимания, несобственного расположения, экзистенциального падения и озабочения.
«Источник "отталкивания" актуальности, т. е. падения в потерянн-ность, дает сама исходная, собственная временность» [2, с. 348]. Казалось бы, это отвечает структуре дегенерации. Но Хайдеггер замечает: «Актуальность "отталкивается" от соответствующего ожидания (характер ожидания имеет несобственное будущее. - Н.А.) в подчеркнутом смысле избежания» [2, с. 347]. И далее: «Актуальность отталкивается от ее собственного настающего и бывшести <...>» [2, с. 348]. Стало быть, актуальность отталкивается не от собственного настоящего. Почему? -«Чтобы лишь обходом через себя дать присутствию прийти к собственной экзистенции» [2, с. 348]. В избежание собственного будущего и бывшести впервые и возникает актуализация - она возникает как бытие-при., в модусе потерянности. Только в обход ее может Dasein вообще прийти к собственной экзистенции и таким образом — к собственному настоящему. Что это означает?
Падение имеет свой экзистенциальный смысл в актуальности42. Но падение - это основообраз бытия повседневности, Dasein уже всегда «отпало» от собственной способности-быть-самостью (поскольку Dasein большей частью и ближайшим образом экзистирует несобственно) и «упало» в мир, растворилось в людях, потерялось в них. Этот основооб-раз бытия-несобственным (т. е. падения или потерянности) временит ак-туализирующе. В априорном онтологическом событии падения «берет начало» актуализация как потерянность и вместе с ней - несобствен-
42
«Падение первично укоренено во времени в настоящем» [2, с. 350].
ность. Актуализация и несобственность соотносятся друг с другом настолько тесно, что можно было бы сказать, что актуализация (как модус несобственной временности) есть ее первичный экстаз. Несобственная временность вообще возникает как настоящее: поскольку несобственное понимание «набрасывает способность быть из могущего-озаботить, то значит оно временит из актуальности» [2, с. 338], иначе говоря, несобственное понимание временит как «забывающее-актуализирующее ожидание», т.е. актуализация акцентируется как исходная временность несобственного понимания. Далее, несобственное расположение, с одной стороны, характеризуется страхом, который исходным образом основан в бывшести (или за-бывании), с другой стороны, в аспекте временения «внутри целого заботы» страх возникает из «растерявшегося настоящего» [2, с. 344]. Если «первичный феномен исходной и собственной временности есть будущее» [2, с. 329], и если исходная временность составляет бытие Dasein, то будущее должно иметь преимущество в обеих модальностях, в которых осуществляется Dasein. Между тем Хайдеггер замечает: «Приоритет настающего сам будет сообразно
модифицированному временению несобственной временности видоизменяться, но даже еще и в производном "времени" не перестанет выходить на передний план» [2, с. 329]. Конечно, в рамках хайдеггеровской концепции смысла бытия для Dasein, в бытии которого речь идет о самом его бытии, вперед-себя имеет особую важность.
Однако при рассмотрении несобственной временности обнаруживается еще одна проблема: настоящее (актуализация) и бывшесть соотносятся друг с другом как две стороны одной медали. Несобственная временность вообще обнаруживает на самом деле только два экстаза, что противоречит определению временности как единства трех экстазов. Несобственное настоящее есть бытие-при... в модусе потерянности в людях и при озаботившем. Экзистируя таким образом в модусе актуальности, Dasein оказывается «повсюду и нигде». Dasein «забывает» свое собственное можествование быть, целое исходное измерение раскрытости бытия через заступание в смерть43. Его растерявшееся настоящее есть его забытость (забывание, забвение самости). Забытость же, по Хайдеггеру, есть настающая бывшесть44. Бывшесть и настоящее здесь практически идентичны, точнее говоря, их дифференция возможна в зависимости от способа вопрошания о падении как модусе несобственного экзистирова-ния: если мы спрашиваем, «где» падение укоренено первично, то отвечаем - в растерявшемся настоящем; если же мы спрашиваем об «откуда»
43 «В <.. .> актуальности лежит <.. .> растущее забывание» [2, с. 347].
44 «Забытость как несобственная бывшесть относится <...> к брошенному, своему бытию; она есть временной смысл способа бытия, в меру которого я ближайшим образом и большей частью бывший - есмь» [2, с. 339].
падении, то можно было бы говорить об уже-забытости изначальной раскрытости бытия. Другая попытка подступиться к настоящему также лишь указывает на невозможность строго дифференцировать актуализирующее и бывшесть:
«Бросок брошенности в мир сперва не бывает собственно уловлен присутствием; заложенная в нем "подвижность" еще не приходит к "остановке" из-за того, что присутствие теперь "есть вот". Присутствие тоже захвачено брошенностью, т. е. как брошенное в мир оно теряет себя среди "мира" в фактичной обреченности на озабочивающее. Актуальность, составляющая экзистенциальный смысл этой тожезахваченности, никогда от себя не достигнет никакого другого экстатического горизонта <...>» [2, с. 348].
Здесь, по крайней мере, становится ясно, что означает, что падение есть понятие онтологической динамики. Однако актуальность показывает себя здесь как тожезахваченность «броском брошенности в мир». И не сливается ли она, стало быть, с бывшестью как соответствующим модусом брошенности?
Стремление Dasein задержаться при наличном, убегая от предстоящего, превращает настоящее в единственной временной экстаз, оно же оказывается исходным для Dasein в модусе несобственного существования.
***
Итак, экзистентные возможности Dasein, собственность и несобст-венность фундированы во временности. То есть временность должна под-лежать этой дифференции, так что фундаментальные структуры Dasein осмысляются как модусы временения временности, но при этом должна дифференциацию «сводить» к целому: «Временная конституция названных феноменов (понимание, расположение, падение, речь. - Н.А.) восходит всегда к единой временности, которая как таковая ручается за возможное структурное единство понимания, расположения, падения и речи» [2, с. 335]. Временность конститутивна не только для несобственной и собственной модальностей существования Dasein, но и для экзистенциального различия разомкнутости, а именно что касается прежде всего понимания, расположения и бытия-при внутримирном сущем -временение исполняется в каждом случае во всех трех экстазах:
«Понимание основывается первично в будущем (заступание соотв. ожидание). Расположение временит первично в бывшести (возобновление со-отв. забытость). Падение первично укоренено по времени в настоящем (актуализация сотв. мновение-ока). Тем не менее понимание есть всегда "бывшествующее" настоящее. Тем не менее расположение временит как "актуализирующее" будущее. Тем не менее актуальность "отталкивается" от бывшествующего будущего <...>» [2, с. 350].
Для речи «не остается» какого-либо экстаза по преимуществу45. Стало быть, у Хайдеггера мы обнаруживаем шесть феноменов времени. Что касается собственной временности, то мы находим: понимание как заступающая решимость, расположение как выбор принятия брошенности и, наконец, разомкнутость ситуации в поступке собственно экзисти-рующего Dasein. Вопрос о возможной дифференции собственной и исходной временности здесь остался проблематичным.
В отношении несобственной временности обнаружилось гораздо больше проблемных, а подчас и тупиковых моментов. Итак, мы находим: понимание (самонабрасывание), которое временит себя преимущественно как ожидание, расположение (характеризуется страхом), показывающее себя исходно как само-забытье, и падение (потерянность в людях и при озаботившем), временящее актуализирующе. Однако, как это было показано, несобственная временность «возникает» как настоящее по преимуществу и настоящее же, если должен быть исходный первичный временной экстаз, оказывается таким экстазом.
И поскольку исходного измерения временности очевидным образом достичь не удается, то вся структура дегенерации оказывается лишенной фундамента.
Вопрос временности в сравнении с другими центральными темами «Бытия и времени» представляется наиболее запутанным, и цель состояла в том, чтобы пройти по этому лабиринту. Но есть ли у этого лабиринта выход?
Список литературы
1. Августин А. Исповедь / пер. М.Е. Сергеенко. - М., 1997.
2. Хайдеггер М. Бытие и время / пер. В.В. Бибихина. - М., 1997.
3. Херманн Ф.-В. фон. Понятие феноменологии у Хайдеггера и Гуссерля / пер. И. Инишева. - Томск, 1997.
4. Fleischer M. Die Zeitanalysen in Heideggers „Sein und Zeit“: Aporien, Probleme und ein Ausblick. - Wuerzburg, 1991.
45 «Речь временит первично не в каком-то определенном экстазе <...>. Речь сама по себе временна» [2, с. 349].
