CC BY
141
Нагаева Татьяна Ивановна
кандидат юридических наук, доцент, директор Юридического института Сахалинского государственного университета (тел.: 84242421067)
Понимание уклонения от исполнения обязанностей в уголовных кодексах РСФСР
Аннотация
В статье рассмотрена эволюция понимания уклонения от исполнения обязанностей в российских уголовных кодексах советского периода. Сделан ряд выводов о возможности использования опыта толкования данного понятия в настоящее время.
Annotation
The evolution of understanding of evasion from duties' execution in Russian criminal codes of Soviet era is shown in this article. Some conclusions about ability of using the experience of this object's interpretation for present times have been done.
Ключевые слова: Уголовный кодекс РСФСР 1922 г., Уголовный кодекс РСФСР 1926 г, Уголовный кодекс РСФСР 1960 г., уклонение от исполнения обязанностей, судебное толкование.
Key words: RSFSR Criminal Code 1920, RSFSR Criminal Code 1926, RSFSR Criminal Code 1960, evasion from duties' execution, judicial interpretation.
В УК РСФСР 1922 г. термин "уклонение" использовался при описании признаков трех преступлений: в ст. 81 - уклонение от исполнения воинской повинности; в ст. 126 - трудовое дезертирство; в ст. 206 - уклонение от несения военной службы.
В УК РСФСР 1926 г. этот термин был использован законодателем при определении признаков двенадцати общественно опасных деяний: в статьях 594, 595, 66 , 68 , 69 , 70, 19310а, 19312, 19313 (уклонение от призыва на военную службу и от призыва по мобилизации); в ст. 596 (отказ или уклонение в условиях военного времени от внесения налогов или выполнения повинностей); в ст. 92 (уклонение от явки в суд свидетеля или эксперта, а также уклонение от исполнения обязанностей народного заседателя); в ст. 195 (уклонение членов рода от примирения с убийцей).
УК РСФСР 1960 г. определял как "уклонение" девять преступлений, предусмотренных Особенной частью: в ст. 80 - уклонение от очередного призыва; в ст. 81 - уклонение от призыва по мобилизации; в ст. 821 уклонение от трудовой мобилизации, других повинностей и уплаты налога; в ст. 1151 - уклонение от лечения венерической болезни; в ст. 182 - отказ или уклонение свидетеля, потерпевшего или эксперта от дачи показаний (или заключения); в ст. 1881 - уклонение от отбывания наказания в виде лишения свобо-
ды; в ст. 1981 - уклонение военнообязанного от учебных или поверочных сборов и воинского учета; в ст. 2311 уклонение от примирения; в ст. 249 - уклонение от военной службы путем членовредительства или иным способом. В двух статьях этого УК преступления определялись как "злостное уклонение": от уплаты алиментов на содержание детей (ст. 122) и от оказания помощи родителям (ст. 123).
Термины "уклонение" и "злостное уклонение" использовались в ст. 28 УК РСФСР 1960 г. для определения признаков уголовного правонарушения ("последствия уклонения от исправительных работ без лишения свободы").
Статистика определения признаков деяния в уголовных кодексах РСФСР обнаруживает ряд закономерностей. Первое - количество деяний, определяемых как "уклонение" в УК 1960 г. (по сравнению с УК 1922 г.), увеличилось почти в четыре раза, хотя, судя по текстам норм Особенной части этих УК, проблема разграничения понятий "неисполнение обязанности" и "уклонение" не была решена с достаточной определенностью. Второе - отдельные виды деяний определялись как "уклонение" во всех кодексах РСФСР так же, как в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных. Третье - закрепление в УК 1960 г. нового термина "злостное уклонение" свидетельствует об имевшей место тенденции к формализации признаков деяний, опреде-
144
ляемых как "уклонение". Четвертое - началось использование термина "уклонение" для определения особого вида уголовных правонарушений (уклонения от отбывания наказания).
Текст УК РСФСР 1922 г. дает повод предположить, что при описании признаков отдельных преступлений (или проступков) термин "уклонение" использовался законодателем не случайно, а в зависимости от характера правонарушения. Законодатель не использовал термин "уклонения" для определения деяния, заключавшегося в неисполнении "однократной" обязанности. Например, в ст. 130 этого УК предусматривалась ответственность за неисполнение обязательств по договору. Условием ответственности являлся "заведомо злонамеренный характер неисполнения договора". Несмотря на выраженность субъективной стороны поведенческого акта, термин "уклонение" не был использован законодателем. Так же и в ч. 2 ст. 79 УК РСФСР 1922 г. при определении оснований уголовной ответственности за "повторный и упорный неплатеж" налогов или отказ от выполнения работ, имеющих общегосударственное значение, законодатель обошелся без указанного выше термина. Однако в ст. 81 этого УК неисполнение обязанностей воинской повинности было определено именно как "уклонение", как и в ст. 206 этого УК (об ответственности за уклонение военнослужащего от несения военной службы).
Примечательно, что в двух случаях (из трех) употребление термина "уклонение" сопровождалось определением его способов: "Уклонение от воинской повинности посредством причинения себе повреждений в здоровье, учинения поджогов в документах, подкупа должностных лиц, изменения своей фамилии или звания, а равно под предлогом религиозных убеждений или посредством всяких иных ухищрений..." (ст. 81 УК РСФСР 1922 г.); " Уклонение военнослужащего от несения военной службы или от участия в боевых действиях путем причинения себе какого-либо повреждения или путем иного обмана." (ст. 206 этого УК).
Так же определялись признаки уклонения от несения обязанностей военной службы в ст. 19312 и 19313 УК РСФСР 1926 г., а также в ст. 249 УК РСФСР 1960 г.: "Уклонение военнослужащего от несения обязанностей военной службы путем причинения себе какого-либо повреждения или путем симуляции болезни, подлога документов или иного обмана". Отказ от несения обязанностей военной службы предусматривался в ст. 249 УК РСФСР 1960 г. как альтернатива уклонению от несения этих обязанностей.
В других ст. УК 1922, 1926 и 1960 гг. подобной расшифровки термина "уклонение" не давалось. Согласно ст. 80 УК РСФСР 1960 г., обман предусматривался в качестве признака, усиливающего наказуемость уклонения от очередного призыва на действительную военную службу. Так что, по уголовным кодексам РСФСР "уклонение" в значении "обман, ухищрение" можно считать унифицированным видом только неисполнения обязанностей военной службы. Этот вывод можно распространить и на ст. 339 УК РФ, согласно которой уклонение военнослужащего от исполнения обязанностей военной службы заключается в симуляции болезни, или причинении себе какого-либо повреждения, или подлоге документов, или ином обмане.
При отсутствии в уголовных кодексах РСФСР явных признаков унификации в определении деяния как "уклонения", связь между использованием этого термина и особенностями правоотношений обязанности деятеля в УК РСФСР 1960 г. не была утрачена. В восьми из десяти его статей термин "уклонение" использовался для определения деяний, состоящих в неисполнении длящейся обязанности (уклонение от исправительных работ; уклонение от лечения венерической болезни; уклонение от отбывания наказания в виде лишения свободы; уклонение от воинского учета и пр.). В двух случаях для определения неисполнения длящейся обязанности использовался термин "злостное уклонение" (от уплаты алиментов и от оказания помощи родителям).
Только в ст. 182 и 231 этого УК уклонением называлось неисполнение однократной обязанности (уклонение свидетеля, потерпевшего или эксперта от дачи показаний или заключения; уклонение от примирения как преступление, составляющее пережитки местных обычаев). Представляется, что в обоих случаях рассматриваемый термин служил отображению признаков деяний, определенных как "отказ" от исполнения однократной обязанности, а именно - их пассивных поведенческих форм с определенной субъективной направленностью.
Как в этих, так и в других случаях, характеристике субъективной стороны деяния, определенного законодателем как "уклонение", в судебной практике придавалось особое значение. Можно сказать, что в процессе практического применения норм об ответственности за уклонение от исполнения обязанности наметилась унификация характеристики его субъективных признаков. Так, в п. 6 постановления Пленума Верховного Суда РСФСР от 19 марта 1969 г. "О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных ст. 122 УК РСФСР" разъяснялось: "Под уклонением родителей от уплаты по решению суда
145
средств на содержание детей следует понимать не только прямой отказ от уплаты присужденных судом алиментов на детей, но и сокрытие виновным своего действительного заработка, смену работы или места жительства с целью избежать удержаний по исполнительному листу, уклонение с той же целью от общественно полезного труда и иные действия, свидетельствующие об уклонении от уплаты по решению суда средств на содержание детей".
Перечисленные обманных действий лица, уклоняющегося от уплаты алиментов, не ограничивает объективных признаков этого деяния. Напротив, из приведенного разъяснения следует, что поведенческая форма уклонения не имела значения. Главное - факты или обстоятельства, свидетельствующие о направленности умысла субъекта обязанности на фактическое избежание алиментных обременений.
Аналогичная трактовка признаков "уклонения" содержалась в разъяснении постановления Пленума Верховного Суда СССР от 8 октября 1973 г. "О судебной практике по делам о заражении венерической болезнью" (п. 7): " Уклонение от лечения венерической болезни может выражаться как в отказе лица пройти курс лечения в лечебном учреждении, так и в иных действиях, свидетельствующих о наличии умысла, направленного на уклонение от лечения, и не позволяющих лечебному учреждению провести курс лечения (например, неявка без уважительных причин на лечение, несмотря на вызов лечебного учреждения; приостановление лечебных процедур в связи с употреблением больным алкоголя или наркотиков; нарушение больничного режима; неявка без уважительных причин в установленный врачом срок для контрольного наблюдения, несмотря на вызов лечебного учреждения)". В то же время, как уклонение от лечения трактовались и случаи самолечения, если лицо было предупреждено органами здравоохранения о необходимости прохождения курса лечения в лечебном учреждении.
Из приведенных разъяснений верховных судов СССР и РСФСР следуют два существенных вывода. Первый - формы и содержание поведенческих актов уклонения от исполнения обязанности имели значение лишь постольку, поскольку в них проявлялась направленность умысла лица, не исполняющего свою обязанность. Поэтому (применительно к общеуголовным преступлениям) объективные признаки деяний, определяемых как "уклонение", в унификации не нуждались.
Второй - направленность умысла при уклонении от исполнения обязанности трактовалась в
контексте тех отношений, которые эту обязанность обусловливали. Например, при уклонении от уплаты средств на содержание детей по ст. 122 УК РСФСР 1960 г. как бездействие, так и действия лица, на которого были наложены судом алиментные обязанности, должны были иметь направленность на фактическое избежание алиментных обременений. Желание излечиться от венерической болезни (при самолечении), напротив, не исключало ответственности за уклонение от лечения, так как, согласно приведенному выше разъяснению Пленума Верховного Суда СССР, умысел виновного должен был быть направлен на препятствование лечебному учреждению провести курс лечения.
К указанной выше позиции Верховного Суда СССР можно относиться критически. Действительно, в своем разъяснении Пленум Верховного Суда СССР фактически сформулировал правовую норму за пределами буквы уголовного закона. Небезупречна эта позиция и с точки зрения справедливости. На каком социальном основании должен быть наказан за уклонение от лечения человек, искренне желающий излечиться? Не исключено, что так называемое самолечение может быть продиктовано заинтересованностью в скорейшем, "гарантированном" альтернативными методами выздоровлении. Уклонение от лечения в лечебном учреждении могло быть обусловлено недоверием больного к медицинскому персоналу или лечебному учреждению, или официальной медицине в целом, чему мы знаем немало примеров.
Если считать социальным основанием наказуемости уклонения от исполнения обязанности злонамеренность деятеля, преследующего цели, противоречащие назначению наложенной на него обязанности, то рассматриваемое судебное толкование признаков уклонения от лечения венерической болезни можно считать не соответствующим духу закона. Таков итог наших рассуждений с позиций казуальности.
С уголовно-политической точки зрения, судебные трактовки признаков уклонения от исполнения обязанности показывают, что судебная практика из-менила социально-политическую направленность нормы, сформулированной в ст. 1151 УК РСФСР, взяв курс на обеспечение контроля над лицами, представляющими опасность для здоровья населения (хотя, по закону, эта норма была предназначена для охраны здоровья личности -глава третья УК РСФСР 1960 г.). Для осуществления эффективного контроля над неблагополучной в криминальном отношении личностью не имеет значения субъективная направленность ее воли.
146
В этом контексте основания наказуемости "уклонения" объективизировались, поскольку цели уголовно-правового запрета были важнее тех целей, которые фактически преследовал субъект длящейся обязанности. По этой причине для исчерпывающей характеристики субъективной стороны уклонения от исполнения обязанности было недостаточно установления цели "уклонения" (избежания обременений обязанностью). Была необходима конкретизация представлений деятеля о юридических свойствах своих поведенческих актов, основаниях и формах реализации своей длящейся обязанности: о вступлении в силу судебного решения (накладывающего алиментные обязанности), официального предупреждения о необходимости пройти курс лечения именно в лечебном учреждении и пр.
Таким образом, специфику субъективной стороны "уклонения" определяли не содержание мотива и цели, а представление субъекта о юридических свойствах своих поведенческих актов. Акцент в содержании обязательных признаков субъективной стороны этого вида деяний существенно сместился, поскольку текстуальная формула: ".совершенные с целью уклонения.", -не отражала реальных требований к субъективным основаниям вменения. В действительности, квалифицирующее значение имели не мотивы и цели, а осознание конкретно-юридических обстоятельств, юридических свойств действий (или бездействия), характеризующее интеллектуальный элемент вины деятеля.
С уголовно-политической точки зрения, это смещение может быть оправданным ввиду специфики поставленных под уголовно-правовую охрану отношений (интересов). В УК РСФСР 1960 г. - это интересы государства в обеспечении призыва на военную службу, трудовой мобилизации, уплаты налогов, контроля над неблагополучной в криминальном отношении личностью (в том числе, лицом, отбывающим наказание). Как представляется, перечисленные интересы (и обеспечивающие их правовые отношения) имеют абсолютную социальную ценность. Она определяется не политическими приоритетами, а тем, что характеристика поставленных под охрану социальных ценностей не имеет степеней сравнения. Нельзя, например, причинить незначительный (или значительный) ущерб интересам государственного контроля над социальными процессами или деятельностью людей.
Затруднение контроля означает его отсутствие. Военная (или трудовая) мобилизация по определению является сплошным призывом, общим правилом, исключение из которого без ущерба охраняемым интересам возможно только в строго регламентированных законом рамках. То же можно сказать и об интересах, определяющих взимание налогов.
Особенности личных мотивов и целей деятелей не могут повлиять на социальные последствия причинения вреда интересам, имеющим абсолютную социальную значимость. В основе субъективного вменения неисполнения обязанностей в рамках таких отношений лежит лишь понимание деятелем оснований, содержания и пределов своих обязанностей.
Исходя из выше изложенного, можно сформулировать ряд выводов:
1. Термин "уклонение" использовался законодателем для определения деяния, состоявшего в неисполнении длящейся обязанности.
2. Для уголовно-правовой оценки деяния как "уклонения" формы поведенческих актов не имели существенного значения. Оно принадлежало направленности умысла деятеля, которая определялась осознанием конкретно-юридических обстоятельств, юридических свойств действий (или бездействия), характеризующих интеллектуальный элемент умышленной вины.
3. Указанные выше особенности содержания субъективной стороны "уклонения" (точнее, содержания умышленной вины) были обусловлены характером общественной опасности неисполнения длящейся обязанности, а именно - абсолютной (не исчисляемой) социальной ценностью поставленных под уголовно-правовую охрану объектов.
Сформулированные выводы свидетельствуют о том, что в исторический период, предшествовавший принятию УК РФ 1996 г., сложились социально-правовые и технико-юридические предпосылки унифицированного использования законодателем термина "уклонение" при определении особого вида деяния, заключавшегося в особом же виде неисполнения обязанности. Хотя УК РФ 1996 г. представляет собой новый закон, отличный по задачам и духу от предшествовавших ему уголовных кодексов, эти предпосылки не утратили своей актуальности в настоящее время.
147
