УДК 101.1
ПОНИМАНИЕ СВОБОДЫ В РОССИИ: ИСТОРИЧЕСКАЯ РЕТРОСПЕКТИВА
© 2011 Е. Е. Желанкина
аспирант каф. философии e-mail: no-named@yandex. ru
Курский государственный университет
Рассматривается феномен понимания свободы в российском менталитете. Раскрывается понятие социальной свободы и ее особенности. Выделяются исторические факторы, способствовавшие своеобразию понимания свободы в России.
Показаны европейские и азиатские тенденции в управлении страной. Обосновано, что свобода не вытекает из исторического бытия России.
Ключевые слова: воля, гражданское общество, гражданские права и свободы, демократия, личность, менталитет, произвол, свобода, социальная свобода, тоталитаризм
Социальная свобода - это фундаментальная ценность современной цивилизации. Однако в российской действительности понимание свободы имеет определенные особенности, связанные с ее отождествлением в сознании народа с произволом. Рассмотрим, как исторические события повлияли на специфику понимания свободы русским человеком.
Свобода - это итог самодеятельности человека, который зависит от ценностных ориентаций личности; возможность осуществить свои потребности и интересы в рамках социальных отношений. Только в процессе социализации человек достигает настоящей свободы: через разностороннее развитие своей личности, самовыражение, самоосуществление он реализует собственную потребность в творческой и профессиональной общественно значимой деятельности. Т. И. Домбровская справедливо подчеркивает, что «свобода изолированной личности, индивида, вырванного из мира социальности, гуманизма, вне антропологического подхода, эфемерна» [Домбровская 2006: 19]. Таким образом, свобода личности вне социальной сферы невозможна. Путь социализации и культурации закономерен, но каждый человек проходит его по-своему. В. С. Пьяных обращает внимание на то, что свобода обычно трактуется как «возможность самостоятельного, не навязанного со стороны выбора того или иного поступка... За свободу человек борется не только общественными стандартами поведения, но и своей собственной природой, типом темперамента и прочими генетическими задатками» [Пьяных 2006: 91]. Однако С. А. Левицкий говорит о том, что свобода проявляется не столько в свободе выбора или действия, сколько в свободе хотения. Он отмечает, что реализация социальной свободы должна подразумевать столкновение с проблемой свободы выбора, и выбор этот должен делаться в сторону добра, но для этого необходима решимость и активная деятельность. Левицкий справедливо замечает, что «самое мучительное - необходимость выбирать, и чем больше предметов выбора, тем интенсивнее это психологическое ощущение несвободы. Нередко мы выбираем далеко не лучшее, чтобы только покончить, наконец, с необходимостью выбирать, освободиться от “свободы выбора”. Нередки случаи, когда чувство облегчения, освобождения означает на деле ограничение
свободы и, наоборот, “свободный выбор” оборачивается “муками выбора”. Следовательно, психологическое ощущение свободы или несвободы отнюдь не является доказательством свободы или несвободы» [Левицкий 2008: 265]. В отношении роли государства по отношению к своим гражданам немаловажным видится замечание Н. Ф. Медушевской о том, что «важнейшей ценностью является свободная личность, обладающая правом собственности. Оно связано с гражданскими правами и свободами, а государство путем правового регулирования призвано обеспечить благополучие граждан, создав систему охраны прав собственника» [Медушевская 2009: 49]. Таким образом, мы можем сделать вывод о том, что свобода достигается только через социализацию, зависит от ценностных ориентаций личности, ее активности, творческой и профессиональной самореализации, свобода проявляется не только в свободе действия, но в большей степени в свободе хотения, в свою очередь, свобода самореализации человека связана с охраной государством его гражданских прав, свобод и частной собственности.
Многие исследователи отмечают парадокс, связанный с тем, что в сознании русского народа свобода понимается как воля. Е. Г. Гребенщикова пишет: «Только в русском языке понятия свобода и воля суть синонимы. Однако свобода обычно подразумевает ограничение определенными правовыми рамками. Воля же предполагает фактически ничем неограниченную стихию, “самореализацию” вне всяких границ. Воля вольная возможна лишь там, где есть большие расстояния и открытая природа, дающие ощущение бесконечных пространств. Тоска русского народа по воле нашла отражение в народном эпосе. В лирических песнях и сказаниях выражена мечта крестьян о лучшей жизни, о беспечности и отплате обидчикам» [Гребенщикова 2006: 11-12]. Однако при более глубоком исследовании проблемы понимания свободы русским человеком, можно придти к выводу, что «свобода» и «воля» далеко не синонимы, а вольность/произвол оказываются противопоставленными в русской ментальности понятию свободы. По убеждению ряда русских мыслителей (Г. П. Федотов, П. Я. Чаадаев, В. С. Соловьев, Н. А. Бердяев и др.), для россиян более всего характерно понятие воли, которая нередко оборачивается вседозволенностью, стихийностью, бунтом, анархией, бесправием, рабством. Воля проявляет себя как произвол чаще всего тогда, когда русский народ перестает подчиняться ограничивающей силе в лице Бога или жесткого правителя. Социолог П. Сорокин при определении психологического состояния русского народа после дарования ему прав и свобод в результате Февральской революции сказал: «Раз свобода, то все дозволено» [Сорокин 1992: 228].
Причину иррационального восприятия свободы в российском менталитете философ В.К. Кантор видит в том, что на протяжении всего исторического развития России в сознании народа не сложилось целостного представления о мире и о законности. В Европе личная свобода ограничивается свободой и правами других людей, а в России она не ограничена ничем. На протяжении исторического процесса, во многом благодаря не только античному наследию, но и христианству, в Европе постепенно формировались фундаментальные ценности: частная собственность, семья, национальность, государственная власть, свобода, права гражданина, личное достоинство, творческое развитие человека. В России же не сложились принципы общественно-правового уклада жизни, «моральные принципы в качестве абсолютной опоры человека в жизни» (С. Л. Франк), но только сильная государственная власть.
В. К. Кантор утверждает, что исторический путь России существенно отличался от европейского, и российская ментальность сложилась благодаря особенностям
русской истории. Он выделяет семь факторов, наложивших отпечаток на русский национальных характер:
«1. Отсутствие частной собственности, ее психологическое неприятие, идущее, в том числе, от так называемого „монгольского права на землю”. Земля была хана, а стало быть, в превращенном сознании крестьянина - ничья, Божья, т.е. общая. А стало быть, государственная в конечном счете.
2. Безграничный произвол власти, не встречающий препятствия в гражданских правах.
3. Антигородская направленность российского развития (города - ставки верховной власти для сбора дани), а отсюда бедность и подавленность населения.
4. Несамостоятельность церкви, ее этатизм и антиэкуменистическая направленность.
5. Общинность как результат государственного приневоливания (от сельской общины до колхозов).
6. Политический и психологический изоляционизм и паразитарное восприятие достижений западной науки и техники.
7. В результате - отсутствие самодеятельной независимой личности, основы развития европейской цивилизации» [Кантор 2007: 42-43].
Особенности русской ментальности, по мнению В. К. Кантора, связаны с противоборством в России проевропейских и проазиатских тенденций. При этом он отмечает, что изначально Россия - страна, более тяготеющая к Европе, нежели Азии: на этапах формирования государственности, в период Киевской Руси она была частью европейской культуры, да и все положительное в российской культуре, экономике, политической и социальной жизни было связано с периодами, когда Россия обращалась «на Запад». Действительно, монголо-татарское иго, оттолкнувшее Россию в развитии на столетия назад, тоталитарные принципы управления государством и своими подданными московских правителей, противоречивая политика русских императоров, долгое господство крепостного права, отсутствие личных прав и свобод, тоталитарное правление во времена СССР не способствовали появлению и развитию дисциплинированной свободной личности. На протяжении многовековой истории России в ней не было гарантий неприкосновенной собственности и возможности свободного развития личности, а тоталитарные способы управления народом подавляли его активность и стремление позитивному самовыражению. Таким образом, в русском менталитете формировалась готовность к бунтам, революциям, возмущениям, в том числе и против достижений западной цивилизации, законности, а вольность воспевалась как произвол. Б. Н. Чичерин подчеркивал, что, несмотря на преобразования со стороны государства, законный порядок не может быть прочным там, где он зависит от индивидуальной воли, которая ставит себя выше закона. Он писал: «Русский народ должен быть призван к новой жизни утверждением среди него начал свободы и права. Неограниченная власть, составляющая источник всякого произвола, должна уступить место конституционному порядку, основанному на законе». На основании этого Чичерин делает совершенно правильный вывод: «Для того чтобы Россия могла идти вперед, необходимо, чтобы произвольная власть заменилась властью, ограниченной законом и обставленною независимыми учреждениями» [Чичерин 2000: 574]. Неподчиненность власти законам рождала ее произвол на всех уровнях управления страной.
На протяжении столетий у народа России не было гражданских свобод, закрепленных политическими правами, власть ставила себя выше закона, что способствовало ее произволу на всех уровнях государственного управления и
легитимности неправового насилия. Формирование гражданского общества, создание основ договорно-правовых форм отношений и, в конце концов, свободного демократического государства становилось невозможным. В качестве иллюстрации легитимности насилия со стороны российской власти можно привести такой пример из истории России начала 20-х гг. ХХ в.: АРА (American Relief Administration) под руководством Г. Гувера - наиболее известная благотворительная организация, которая, после начавшегося в нашей стране в начале 1921 г. голода, оказывала помощь бедствующим россиянам. По воспоминаниям штатного фотографа АРА Ф. Трэнхэма, «без всякого преувеличения, каждые две минуты здесь умирал ребенок» [Усманов 2009: 73]. Помощь распространялась в первую очередь на детей, а затем -на взрослых. В самом начале миссии американцев беспокоил вопрос: «Смогут ли большевики не допустить масштабных хищений их продуктов в голодной и, как им казалось, слабоуправляемой стране?» В. Келлог, вернувшийся из поездки в Россию, уверял, что «охрана американских грузов в России была поставлена весьма неплохо. Виновники немногочисленных хищений нередко приговаривались к расстрелу (курсив наш. - Е. Ж.), невзирая на слабые протесты представителей американской организации. Им прямо говорилось, что «осуществление Советского правосудия (курсив наш. - Е. Ж.) не есть их дело» [Там же]. Во времена становления советской эпохи неправовое насилие стало легитимным, частная собственность была отменена, а человеческая жизнь обесценилась. В воспоминаниях А. С. Изгоева воспроизводится мнение простого русского обывателя относительно большевистского правительства: «Русскому народу. только такое правительство и нужно. Другое с ним не справится. Вы думаете, народ вас [кадетов] уважает. Нет, он над вами смеется, а большевика уважает. Большевик его каждую минуту застрелить может» (цит. по: [Кантор 2007: 33]). Таким образом, произвол народа подавлялся еще большим произволом власти. На протяжении истории в России не было создано условий для поступательного развития свободной личности и демократического государства, а деспотичная власть обеспечивала общественный порядок.
В феномене российской свободы до настоящего времени находят свое отражение противоречия культурно-исторической жизни русского народа, особенности исторического пути России: влияние монголо-татарского нашествия, тоталитарные методы управления государством, несамостоятельность церкви, столетиями отсутствовавшие гражданские права, свободы и неприкосновенность частной собственности. Одной из специфических черт, наложивших отпечаток на менталитет народа, является постоянное противоборство проевропейских и проазиатских тенденций в управлении страной, непоследовательность и незаконченность либеральных реформ, провокационный характер и произвол верховной власти по отношению к оппозиции и народу. В результате свобода стала отождествляться в сознании российского народа как
воля/вседозволенность/произвол, сформировалось индифферентное отношение к жизни и смерти. Все это, несомненно, препятствовало формированию творчески активной, свободной личности. Свобода не вытекает из исторического прошлого России, поэтому русскому народу еще предстоит пройти нелегкий путь освоения пространства действительно свободного бытия.
Библиографический список
Домбровская Т. И. Свобода как проблема философии // Проблема свободы личности и общества в социально-гуманитарном дискурсе: материалы всеросс. науч. конф. (Курск, 16-17 мая 2006 г.). Курск, 2006. С. 16-19.
Пьяных В. С. Рационализация действия и возможности свободы в современном обществе // Там же. С. 90-93.
Левицкий С.А. Трагедия свободы: Избранные произведения. М.: Астрель, 2008.
992 с.
Медушевская Н.Ф. Российское понимание свободы // Юридический мир. 2009. № 12. С. 48-51.
Гребенщикова Е. Г. Свобода как воля в русском национальном самосознании // Проблема свободы личности и общества в социально-гуманитарном дискурсе. С. 1112.
Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат, 1992. 543 с. Кантор В. Между произволом и свободой. М.: РОССПЭН, 2007. 272 с.
Чичерин Б. Н. Россия накануне двадцатого столетия // О свободе: Антология мировой либеральной мысли (I половина ХХ века). М.: Прогресс-Традиция, 2000.
С.503-574.
Усманов Н. Паломничество смерти // Родина. 2009. № 11. С. 72-79.