CC BY
48
Поможет ли нам исторический опыт стать Тихоокеанской Россией?
Виктор Лаврентьевич Ларин возглавил Институт истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН в трудные для науки времена. В 1990-е годы вместе с разрушением СССР и становлением новой России менялись теоретико-методологические основы исторической науки, заново пересматривалась фактологическая и источниковедческая база, вводились в научный оборот темы и проблемы, ранее исключенные из исследовательского поля историков, формировались новые научные направления. И эти изменения не всегда проходили легко и безболезненно. В условиях жестких рыночных реформ в стране, сопровождавшихся резким сокращением финансирования науки, В.Л. Ларину как директору института удалось «переформатировать» исследовательскую деятельность института, сохранив при этом кадровый потенциал и основные направления исследований.
За последние два десятилетия под общим научным руководством В.Л. Ларина подготовлено и издано более 20 фундаментальных научных трудов, вызвавших интерес в России и за рубежом. Продолжается издание «Истории Дальнего Востока России» (вышли в свет кн. 3 «Дальний Восток России в период революций 1917 г. и гражданской войны», 2003 г. и кн. 4 «Мир после войны: дальневосточное общество в 1945-1950-е гг.», 2009 г.), опубликована серия монографий, посвященных истории и культуре народов Дальнего Востока России (русских, украинцев, орочей, нанайцев, нивхов, эвенков и др.). Среди специалистов не остались незамеченными «История Северо-Восточного Китая ХУЛ—ХХвв. (1945-1978)», (кн. 3, издана в 2004 г.), «Северо-Восточный Китай на рубеже ХХ-ХХ1 вв.» (2005), «Города Северо-Восточного Китая: Харбин», «Страны Северо-Восточной Азии в началеХХ1 в.» (2011). Неоднократно переиздавался, в том числе в Японии, подготовленный большим коллективом сотрудников института учебник по истории края для общеобразовательных школ и вузов.
Доктор исторических наук, профессор В.Л. Ларин - признанный специалист в области китаеведения, международных отношений и проблем безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Им опубликовано более 170 научных работ, в том числе 9 монографий, получивших высокую оценку отечественных и зарубежных специалистов. Только за последние 5 лет он опубликовал более 40 научных работ (на русском, английском, китайском, корейском, французском и японском языках), сделал десятки докладов на международных и всероссийских конференциях по актуальным проблемам развития Тихоокеанской России, внешней политики, международных отношений и безопасности в Восточной Азии и АТР.
В качестве председателя Объединенного ученого совета ДВО РАН по гуманитарным наукам Виктор Лаврентьевич координирует научные исследования в рамках Дальневосточного федерального округа, помогает творческому сотрудничеству дальневосточных историков с научными учреждениями Уральского и Сибирского отделений РАН, зарубежными институтами и общественными организациями. Под его председательством в диссертационном совете Института истории защищено 203 диссертации, в том числе 26 докторских. Под непосредственным руководством профессора Ларина подготовлены и защищены 3 докторские и 17 кандидатских диссертаций.
Л
Фото Ю. Шубина
Научная и общественная деятельность В.Л. Ларина многогранна, а инициативы неисчерпаемы. Он организатор и активный участник многих научных конференций, симпозиумов, круглых столов. По его инициативе в 1992 г. начал издаваться научный журнал «Россия и АТР», с 2007 г. публикуется информационно-аналитический бюллетень «У карты Тихого океана» и возобновлено печатание «Трудов ИИАЭ ДВО РАН». Профессор Ларин является главным редактором и членом редколлегий ряда научных изданий, в том числе «Вестника ДВО РАН». Как специалист-международник и китаевед, пользующийся заслуженным авторитетом в научной среде, читает лекции в университетах и исследовательских центрах (не только в нашей стране, но и за рубежом - КНР, Южная Корея, Япония, Австралия, США), неоднократно выступал с докладами на слушаниях в Госдуме и Совете Федерации, участвовал в подготовке аналитических докладов по проблемам национальной безопасности для Совета безопасности РФ. Будучи председателем Приморского отделения Общества российско-китайской дружбы, Виктор Лаврентьевич активно способствует развитию и укреплению сотрудничества между двумя странами.
В августе 2012 г. директору Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН доктору исторических наук, профессору Виктору Лаврентьевичу Ларину исполняется 60 лет. В канун юбилея профессор Ларин ответил на вопросы нашего журнала.
Виктор Лаврентьевич, те, кто Вас давно знает и читает Ваши статьи и книги, скажут, что Вы занимаетесь международными отношениями, внешней политикой, историей Китая, историей российского Дальнего Востока, проблемами миграции, социологией и т.д. и т.п. Но сами Вы кем себя считаете: китаистом, политологом, историком?
Себя - востоковедом и китаеведом. Знаете, есть китаисты, а есть китаеведы. Одни ограничиваются знанием языка, а другие, владея языком, стремятся познать страну, ее историю, философию, политику, культуру. Китаистов, японистов, кореистов в нашей стране много, а вот «ведов» - явно недостаточно. Я себя определяю как «веда», человека, который стремится знать, понимать природу происходящего, видеть истоки и суть процессов и явлений.
А что Вас толкнуло на этот путь?
Трудно сказать, был ли то случай или закономерность. В 10-м классе, еще зимой, я ходил на подготовительные курсы в «политен» (Дальневосточный политехнический институт. - Примеч. редакции), собирался поступать на инженерную специальность, быть корабелом или строителем. Ведь мой отец, два моих старших брата - инженеры. Но когда
пришла пора подавать документы, отнес их на востфак ДВГУ Впрочем, это еще не был факультет, это было отделение на филфаке. Шел 1969 год. В марте произошли столкновения советских и китайских пограничников на острове Даманский... Казалось бы, эти события могли стать определенным толчком, но поступать я пошел на японскую филологию. Не набрал баллов. Конкурс был жесткий, а мест всего десять-пятнадцать, да еще на эти места была «разнарядка» для демобилизованных, для тех, кто имел рабочий стаж. Мне не хватило одного балла, но меня взяли «соискателем» на китайское страноведение, и уже после первого семестра я стал студентом. Так что хотя внешне все это очень похоже на случайность, здесь есть и элемент закономерности: я все же родился и вырос во Владивостоке. А в жизни города, даже когда он был закрытым портом, Вос-1969 г., первомайская демонстрация. ток присутствовал всегда: китайские слова, китайские и
Еще не востоковед японские товары, моряки, приходившие из «загранки».
Мать рассказывала о китайцах, без которых трудно представить Владивосток в двадцатые и тридцатые годы 20 века.
Вот так и получилось, что уже более сорока лет я занимаюсь Китаем, а шире - Восточной Азией.
Кто Вам преподавал китайский язык, ведь в ту пору отношения между нашими странами были практически разорваны?
Да, преподавателей, для которых китайский язык был родным, в университете было, пожалуй, только двое. Это чистокровная китаянка Надежда Александровна Зайцева, она и по-русски с большим акцентом говорила, и Вера Васильевна Бобровская - наполовину китаянка. А в основном нас учили бывшие выпускники нашего же отделения.
Конечно, в те времена обучали нас языку, прямо скажем, не самым лучшим образом. Учебников практически не было, учебные материалы - весьма специфичного содержания и отвратительного качества, иногда домашние задания просто приходилось переписывать с доски вслед за преподавателем. Да и преподаватели - в основном недавние выпускники - вместе с нами учили язык, а разговорный китайский знали неважно. И только на старших курсах с нами начали заниматься Михаил Степанович Беловицкий и Надежда Александровна Зайцева, но исправлять наше произношение было уже поздно. Тем не менее своего первого преподавателя китайского языка - Нину Ивановну Клейман, как и главного и практически единственного в то время китаеведа-историка - Давида Лазаревича Бродянского, привившего нам настоящий интерес и к истории как таковой, и к Китаю, я всегда вспоминаю с огромной благодарностью.
И как же Вы осваивали язык?
Вот так и осваивали. Были еще мизерные возможности для языковой практики, но преимущественно с английским. На судах ДВМП - матросом или библиотекарем, и тогда выпадал шанс попасть в Гонконг или Сингапур, в Китай заходов не было. Но зато удавалось на мир посмотреть и по-английски поговорить. У японистов было больше возможностей, суда регулярно заходили в японские порты, да и в Находке был интернациональный клуб моряков.
В середине 70-х, уже после моего окончания университета, у студентов появилась языковая практика на станции Гродеково, где постоянно работали группы китайских железнодорожников. И с разрешения их начальства часик-два с ними можно было поговорить на нейтральные темы. Какая-никакая, а все же практика. А на пятом курсе я попал на месяц в Сингапур, где в те времена ремонтировались суда «Дальморепродукта». Я работал переводчиком главного механика плавбазы «Дальний Восток».
Это был 1974 год. Другая эпоха и, конечно, совсем другой Сингапур.
Но ведь как раз в начале семидесятых правительство решило развивать китаеведение?
В самом деле, как только отношения с КНР обострились до вооруженного конфликта и «запахло жареным», в МосКВе по- Лето 1972 г., теплоход «Байкал», где-то в Японском море. Первый
няли, что мы мало знаем страну, опыт международного общения
которая может стать нашим самым серьезным противником. Все произошло, как обычно, с опозданием. Я напомню, что и Восточный институт во Владивостоке спешно создавался в последние годы XIX в., когда в зоне интересов России в Маньчжурии заполыхало так называемое боксерское восстание, когда начал назревать конфликт с Японией. Вот и после событий на Даманском было принято спецрешение ЦК КПСС по развитию китаеведения во Владивостоке. Тогда и были созданы востфак ДВГУ, институт истории в составе ДВНЦ, на изучение Китая стали выделяться немалые средства. Чтобы как-то компенсировать отсутствие у китаеведов языковой и страноведческой практики, в начале семидесятых Минобразования СССР подписало договор с Сингапуром об обмене студентами. С 1974 года туда начали направлять преподавателей и студентов из Москвы, Ленинграда и Владивостока. Я, уже будучи ассистентом востфака ДВГУ, летом 1975 года поехал на десятимесячную стажировку в Сингапурский университет.
Вас нацеливали на изучение военных аспектов развития Китая, его обороноспособности?
Нет, не считая того, что все мы, будучи студентами, проходили военную подготовку. В Сингапуре я занимался изучением классической истории Китая, собирал материалы для кандидатской диссертации по истории народных движений на юго-западе Китая в период Цин. Там-то я и познакомился со своим будущим научным руководителем, ленинградским профессором-китаеведом Георгием Яковлевичем Смолиным, которого считаю своим учителем. Это был замечательный человек и прекрасный ученый: глубоко интеллигентный, вдумчивый, ироничный, обладавший широчайшим кругозором и глубочайшими знаниями, человек, который всегда и во всем стремился добраться до сути.
Через несколько лет, когда значительная часть работы уже была готова, я оформился в годичную аспирантуру в ЛГУ И там, на кафедре истории стран Дальнего Востока, мне посчастливилось, это без преувеличения, общаться с такими известными китаеведами, как Геронтий Валентинович Ефимов, Лев Абрамович Березный. А еще ведь был Ленинградский филиал Института востоковедения РАН, где работали Евгений Иванович Кычанов и
Март 1989 г., декан восточного факультета. На встрече с Генеральным консулом Японии в г. Находка
Лев Николаевич Меньшиков. Этим и другим ленинградским ученым я особо благодарен за то, что привили мне широту и фундаментальность научного подхода.
Поездки советских преподавателей и студентов в Китай, прервавшиеся в середине 1960-х, возобновились только в 1983 году, когда отношения между нашими странами несколько нормализовались. И в 1984 году я с Костей Доценко, тогда также работавшим в ДВГУ, оказался в Шанхае, в Фуданьском университете. Нас было трое советских, трое стажеров на весь многомиллионный город. В течение 10 месяцев я собирал материал для докторской, много путешествовал по стране. По результатам двух поездок в Юго-Западный Китай - зону моих главных интересов - я даже написал книгу-дневник о своих путешествиях «По Юго-Западному Китаю». Она вышла в свет в 1990 году в издательстве «Восточная литература» достаточно большим для таких книг тиражом - 15 тысяч экземпляров. Кстати, до сих пор таких изданий у нас о Китае - раз-два и обчелся. И сегодня она активно продается через Интернет. А самая первая моя книга вышла в свет в 1986 году, она была посвящена народным восстаниям на юго-западе Китая. Первые мои три книги были изданы в Москве, в «Науке», и я очень благодарен редактору издательства Борису Николаевичу Меньшикову, который работал с этими книгами и многому меня научил.
Китай оказался другим, чем Вы его представляли из Владивостока?
Конечно, мы представляли, что творится в политической жизни страны, но о бытовой представления не имели. Я много поездил по стране и рад, что застал еще старый, традиционный Китай. Я был в Шэньчжэне, когда он был еще деревушкой, новый город только начинал строиться, и я обошел его за сорок минут. Я видел настоящие Гуанчжоу и Пекин, в котором хутуны (средневековые китайские застройки. - Примеч. редакции) еще не стали туристическим аттракционом. Изъездил на велосипеде весь Шанхай. Сегодня я разочарован этим городом: он почти весь перестроен, и почти весь его дух утрачен. Что поделаешь, такова цена модернизации.
В 1986 году я стал деканом востфака и некоторое время руководил научно-аналитической лабораторией при факультете, в которой изучались аспекты современного Китая и его политика в отношении СССР. Тогда началось мое активное приобщение к современности, к внешней политике Китая, его международным отношениям. Это был интересный опыт. И эта работа была высоко оценена правительством страны. В то время мы начали издавать информационный бюллетень «Интертекст», нам даже удавалось продавать его и зарабатывать деньги на ремонт факультета.
Как Вы оказались в академическом институте?
Был 1991 год. Летом ушел из жизни Андрей Иванович Крушанов, освободилось место директора Института истории. В ноябре у меня истекал строк деканства (мы тогда еще не знали, что и нашей стране подходил срок), и я решил поучаствовать в выборах.
Вас кто-то подтолкнул к этому?
Да, пожалуй, что так. Виктор Юрьевич Глущенко и Виктор Васильевич Горчаков подтолкнули меня в этом направлении. Я принял участие в конкурсе и победил, вопреки разным прогнозам. С той поры, не считая перерыва на полгода, я директорствую, вот уже четыре срока.
Легче переизбираться, когда Вы уже директор?
Я всегда нелегко избирался. У меня каждый раз были непростые соперники.
А Вам не хотелось от них избавиться?
Я придерживаюсь принципа, что соперничество развивает. Что бы мы делали, если бы у нас не было врагов и соперников. Лежали на диване и почивали на лаврах?
А в чем у Вас разногласия с Вашими оппонентами? Это научный спор или разные моральные позиции?
Я очень толерантно, мне даже иногда говорят, что слишком терпимо, отношусь к людям, занимающим иную позицию в научном споре. Каждый ученый имеет право на свою точку зрения. Главное, чтобы спор не выходил за пределы сферы науки. Моральные принципы - это совсем иное. Это не обсуждается. Одно дело, когда идут в бой с открытым забралом, а другое - когда в спину и исподтишка. Так что присутствуют и различные научные взгляды, а есть и глубокие расхождения с некоторыми коллегами. Одно дело, когда амбиции толкают человека совершить что-то нестандартное, новое, чего-то добиться в сфере своей профессиональной деятельности, и совсем другое, когда человек просто жаждет власти. Иногда люди воспринимают несогласие с ними как войну, я - как соперничество разных подходов, взглядов, школ. По молодости был горяч и не считал нужным промолчать, когда это было, наверное, необходимо...
Но одно дело, когда Ваши взгляды расходятся с кем-то из коллег, и другое - когда Вы опровергаете губернатора. Ведь в начале девяностых Вы один из немногих публично заявили, что Евгений Наздратенко, поднявший шумную кампанию «ни пяди земли китайцам», неправ. И Ваша книга, где Вы доказывали, что китайские мигранты не представляют для нас угрозы, была выкуплена и стала недоступна для широкого читателя.
Да, Евгений Иванович сильно на меня осерчал, даже в суд иск подал в защиту своей чести и достоинства. И пресс был сильнейший, в том числе со стороны некоторых руководителей ДВО, и на моей карьере это сказалось. Но я ни о чем не жалею. Тем более, что подавляющее большинство коллег - и члены Президиума ДВО РАН, и сотрудники института, и просто знакомые и незнакомые люди - меня поддержали. Да и время мою правоту подтвердило.
Виктор Лаврентьевич, но ведь Наздратенко тоже можно понять. Ситуация была тревожная. Впервые Россия начала демаркацию на всем тысячекилометровом протяжении границы с Китаем. Пусть губернатор в чем-то и перегибал палку, но разве его активная позиция не помогла сохранить некоторые участки нашей территори, пусть небольшие - вдоль границы в Октябрьском и Хасанском районе Приморья, а вот более спокойная позиция соседнего губернатора Виктора Ишаева привела к тому, что острова напротив Хабаровска были переданы китайцам - один полностью, а второй наполовину?
Не совсем так. У Евгения Ивановича не было серьезных аргументов против демаркации в том виде, как она проводилась. Возможно, им двигали чувства, эмоции, которые можно понять. Наверное, были и другие мотивы. Но он серьезно превышал свои полномочия как губернатор, вторгаясь в сферу высокой политики, да и в результате всей этой его «патриотической» риторики ничего не получилось. Все, что по соглашению 1991 года должны были отдать КНР, отдали. А вот как это все сказалось на российско-китайских отношениях, на престиже России в мире? Если подписано, и на самом высоком уровне, межгосударственное соглашение, над которым дипломаты двух стран работали не одно десятилетие, его нужно выполнять, иначе какое уважение будет к тебе, к твоей стране?
Что до позиции Виктора Ивановича, то когда напрямую встал вопрос о судьбе островов на Амуре, он тоже не сидел сложа руки. Но действовал более сдержанно, я бы сказал, мудро. И православную часовню там построили, и общественность Хабаровска бурлила. Но только до этапа подписания соглашения о разделе островов. Поймите: есть государственные интересы, есть отношения двух держав, и, оказавшись на весах этих отношений, от которых может зависеть и судьба всего мира, может случиться и так - зерна небольшого конфликта способны сыграть роковую роль.
А Вы не допускаете, что наше правительство, которое находится от нас на расстоянии 9 тысяч километров, могло ошибиться, подписывая соглашение, уточняющее линию границы?
Не надо думать, что в Москве - меньшие патриоты, чем во Владивостоке. Просто угол зрения у них несколько иной, более широкий, в который местные интересы вписываются не всегда. Да, соглашение подписывали в Москве, но границу определяли с участием представителей местных органов власти. На всем протяжении этой границы с обеих сторон работали десятки, если не сотни дипломатов, пограничников, геодезистов, которые изучили каждый метр границы.
Было много спекуляций, что Китай получит доступ к морю через реку Туманная. Что они построят порт, углубят русло реки, чтобы в нее заходили океанские корабли. И что? Границу демаркировали, как и должно было быть, никакого доступа к морю китайцы не получили, потому что Туманная на отрезке от российско-китайской границы до устья -пограничная река между Россией и КНДР, а по международному праву любые дноуглубительные работы на ней возможны только с согласия Москвы и Пхеньяна. Не знали этой простой вещи? Или знали, но не считали нужным об этом упоминать?
По островам около Хабаровска было принято компромиссное решение. Китайцы считают, что они пошли на большие уступки России, поделив один остров пополам, хотя он целиком мог бы быть китайским. Должен сказать, что в КНР тоже не все были довольны тем, как прошла демаркация границы. Китайским дипломатам пришлось убеждать депутатов Всекитайского собрания народных представителей, что это необходимо было сделать. Это был компромисс для обеих сторон.
Но тогда, позвольте спросить, получается, что и за Даманский наши пограничники зря сражались? Ведь сегодня это китайский островок.
Нет, не зря. Когда за него сражались, он был советским островом. Проблема Даманско-го, как и всех островов на пограничных с Китаем Амуре и Уссури, - это старая проблема, уходящая корнями еще к Пекинскому договору 1860 года. Как обычно проводят границу по рекам? По фарватеру или по середине реки. Пекинский же договор определял ее по берегам: с одной стороны - Россия, с другой - Китай. А острова - кому нужнее, тот их и занимал. Китайцы при подписании договора на это серьезного внимания не обратили и спохватились много позднее.
По Даманскому нужно было принимать политическое решение и нашему, и китайскому руководству. И такие переговоры то велись, то затухали, пока китайцы не спровоцировали конфликт. Наши пограничники выполняли свой долг. А ответственность за эту военную стычку несет высшее советское и китайское руководство. Поймите, я сам считаю, что ни пяди земли мы не должны отдавать, если земля это наша, родная. А если «родная», да не совсем...
А что, в таком случае, Вы скажете о территориальных претензиях Японии на Курилы?
На сей день это наша земля. По итогам Второй мировой. А вот будущее островов -большой вопрос. Если мы считаем Японию необходимым и важным для России партнером, то нужно искать компромиссный вариант решения проблемы, потому что для японцев эта проблема имеет огромное политическое и психологическое значение. Для них это вопрос национальной гордости, сохранения национального престижа.
Ваши работы, публикации и выступления говорят о том, что Вы с огромной симпатией относитесь к Китаю. А в московской прессе время от времени вновь поднимаются темы, говорящие о «китайской угрозе». Как Вы считаете, Китай нам - друг, союзник, партнер или очень опасный сосед?
Нет, не друг, но и не враг. Я не верю в дружбу между государствами. Партнер? Да. Реальный, надежный, перспективный. Почему? Китаю выгодно иметь хорошие отношения
2003 г., первая комплексная проверка института. С директором Института этнографии и антропологии РАН акад. В. А. Тишковым (слева) и директором Института истории СО РАН чл.-корр. РАН В. А. Ламиным (справа)
с Россией. У него есть экономические интересы, скажу так, «в Сибири и на Дальнем Востоке». А вот демографическая экспансия со стороны КНР - полный бред. Китайцы - прагматики. Они все просчитывают. Вот, говорят, Китаю необходимы ресурсы и он замышляет захват территории Сибири, чтобы их удовлетворить. Но в современном мире те же ресурсы дешевле купить, чем за них воевать. Да и Север - для Китая исторически не только малоинтересное, но и опасное направление. На протяжении веков угрозы его существованию возникали в основном с Севера. Оттуда приходили завоеватели: кидани, монголы, чжурчжэни, русские. Россия ведь в начале XX века чуть не присоединила к себе огромную маньчжурскую территорию. А сам Китай всю свою историю стремился на юг.
Китайцы помнят, как дорого обошлось им военное противостояние с Советским Союзом: огромные расходы на создание оборонительных рубежей, на переселение миллионов людей в северо-восточные провинции. А сегодня дети этих переселенцев возвращаются в родные места, на юг страны. Хотя особо дружескими отношения между Россией и Китаем тоже назвать нельзя, но они были в основном мирными. За четыреста лет наших взаимоотношений мы практически не воевали: всего три пограничных конфликта, а сколько разрушительных войн прокатилось за эти века по Европе?
ФЕДЕРАЛЬНОЕ СОБГАНИС РОССИЙСКОЙ ФГ.ЛГРАИИИ
Я убежден, что лет на пятьдесят вперед наши интересы с китайскими совпадают. И то, что у нас Китай под боком, - наше огромное преимущество. Но мы эту выгоду еще попросту не осознали.
Вернемся к академическим проблемам. А с чем Вы пришли в институт, какие задачи вы ставили перед его сотрудниками с самого начала?
Когда я пришел в институт, за ним чуть ли не официально был закреплен статус провинциального научного учреждения с сугубо региональной тематикой: история Дальнего Востока России и совсем немного - соседних территорий, Маньчжурии и Хоккайдо. Главной задачей тех лет было преодолеть эту провинциальность, не только сохранив, но укрепив уже накопленный научный потенциал, стать исследовательским центром российского и мирового значения. Я об этом постоянно говорил и повторяю сегодня: «Мы здесь знаем эту территорию лучше, чем кто бы то ни было. Мы на острие всех процессов, которые тут и рядом с нами происходят. Мы не только видим, что творится, но и почти понимаем, что будет дальше». Мы должны быть не только лидером, авторитетом в изучении истории Дальнего Востока как части российской истории, но и находиться в мэйнстриме мировой науки. По ряду направлений это сегодня так. Мы не только изучаем уникальную географическую зону мировой истории, но и вносим свой вклад в теоретическое осмысление исторических, политических и цивилизационных процессов во всей Северо-Восточной Азии и АТР.
Мы единственный занимающийся проблемами истории гуманитарный институт в системе ДВО РАН. А во Владивостоке уже почти 20 иностранных консульств. И на базе нашего института активно развиваются исследования Китая, Кореи, Японии, других стран Азиатско-Тихоокеанского региона. И сегодня, судя по обилию иностранных гостей, международных конференций, которые проводит институт, и статусу гостей, которые на них приезжают, мы реально стали одним из центров мировой науки.
Ноябрь 2008 г., Киото (Япония). С участниками 24-го российско-японского симпозиума ученых Дальнего Востока и района Кансай акад. П.Я. Баклановым (справа), ведущим научным сотрудником Института истории к.и.н. В. А. Тураевым (второй слева) и президентом Осакского университета экономики и права, почетным доктором ИИАЭ профессором В. Фудзимото
Сентябрь 2009 г., Пекин. Конференция, посвященная Декабрь 2009 г., Сидней. С премьер-министром Авст-60-летию установления дипломатических отношений ралии К. Радом между СССР и КНР. С акад. С.Л. Тихвинским
Под крышей Вашего института собрались международники, востоковеды, археологи и этнографы. На что Вы их нацеливаете?
Прежде всего на комплексный, многосторонний, синтетический подход к изучению нашего региона. К восприятию и пониманию его как части единого мирового, регионального, странового и социокультурного процесса.
Например, археология. Очень специфический и сложный инструмент для познания исторического прошлого. Можно каждый год раскапывать и описывать все новые раковинные кучи или остатки древних жилищ, находя в них осколки керамики и наконечники стрел. И археологи этому процессу страшно рады. Весной они готовятся к выезду в поле. Летом копают. Осенью и зимой обрабатывают собранный материал. А тут новый полевой сезон. Не хватает времени на осмысление накопленного. То же самое и с этнографами или историками. Нередко ученый замыкается в своей узкой области, десятилетиями разрабатывает одну проблему, порой уходит в нее столь глубоко, что за фактом не видит явления, за событием - процесса.
Пожалуй, чего нам пока не хватает, так это концептуального, теоретического осмысления исторических процессов, которые здесь происходили, в общем контексте мировой и российской истории. Хотя Дальний Восток всегда был и пока остается на обочине мировой цивилизации, он при этом являлся зоной постоянных миграций, смешения культур и народов, тяжелой адаптации человека к суровой и изменчивой природе. В этом, наверное, и есть историческое предназначение этой территории. А самое интересное, как это историческое предназначение будет проявлять себя в XXI веке, способна ли современная Россия преодолеть это историческое наследство и превратить историческую периферию в территорию интенсивного развития? Как в этих условиях будут работать механизмы культурной самоидентификации, исторического наследия, экономической эффективности И Т.Д.? В конце КОНЦОВ, 0ктябрь 2010 г Сидней Выстугшение в Университете
как и где прошлое влияет на будущее? Нового Южного Уэльса
Апрель 2011 г., Сеул. С участниками конференции, посвященной проблемам объединения Кореи
История интересна и важна, когда выходит на современность. Каково влияние изменения природной климатической среды на человека? Как менялся климат и как человек менял свою среду обитания? Что происходило здесь в разные эпохи, какие народы приходили сюда, выброшенные центробежной силой цивилизации на ее окраины? Куда они двигались дальше, если им удавалось набраться сил здесь? При встрече или столкновениях народов что происходило в их культуре? Какие следы прошлого мы можем найти у нынешних народов? Это нужно осмыслить.
Какие Вы для себя ставите рубежи и цели, когда говорите об изучении международных отношений?
Главное - научное аналитическое и информационное сопровождение обеспечения трудного процесса продвижения России в Азиатско-Тихоокеанский регион, той «интеграции», которая декларирована Президентом и правительством, но идет пока очень тяжело. В сентябре-октябре этого года институт организует три международные конференции, и в центре внимания каждой из них - проблемы и перспективы российского присутствия в регионе и место в этих процессах Тихоокеанской России. Тема второй конференции -«Фундаментальные основы присутствия и участия России в АТР». А «фундаментальные основы» - да это наш, уже немалый и не всегда успешный исторический опыт. Мы 400 лет идем в АТР, и до сих пор на пороге. Почему мы его до сих пор не перешагнули? Что нас удерживает, что нам подсказывает наш собственный опыт освоения этого этнокультурного пространства, опыт других государств, наконец, инстинкт безопасности? Как нам стать тихоокеанской державой? Экономически, политически, культурно. И не ради удовлетворения «великодержавных» амбиций России, как утверждают некоторые зарубежные эксперты. России это необходимо для ее будущего. Пока же мы чувствуем себя в Азии не очень уютно. Нам серьезно мешает наша европейская ментальность. Барьер? Еще какой! И что с ним делать? Должны ли мы меняться сами или по-прежнему будем пытаться изменять мир под себя? На все эти вопросы мы сегодня и стараемся найти ответы.
Интервью взял А.В. КАЛАЧИНСКИЙ
