CC BY
158
Однако решение данной проблемы лежит не в этнической унификации, национальной индифферентности и социокультурной анонимности социальных общностей, а в нахождении моделей социальной коммуникации, позволяющих сохранить или сформировать позитивно-ресурсные основания национальных культур в условиях усиливающегося и усложняющегося межэтнического взаимодействия, которое, в свою очередь, по-своему
Библиографический список
определяет и влияет на особенности формирования локальных социумов и социальных групп.
Русскоязычная книга, будучи результатом процессов духовного и творческого общения людей, подразумевает взаимное обогащение новыми идеями в контексте культурного обмена и выполняет, таким образом, важную коммуникативную функцию.
1. Баренбаум, И.Е. Предисловие // Пайчадзе С.А. Русская книга в странах Азиатско-Тихоокеанского региона. - Новосибирск, 1995; Пайчадзе, С.А. Русская книга в странах Азиатско-Тихоокеанского региона. - Новосибирск, 1995. - С. 204; Елепов, Б.С., Пайчадзе С.А. Геополитический характер распространения русской книги: к постановке вопроса. - Новосибирск, 2001.
2. Назарбаев, Н. Стратегия вечной дружбы. Казахстан - Россия. - М., 2000.
3. Гранберг, А. Г. Основы региональной экономики. - М., 2003.
4. Сведения представлены Национальными книжными палатами Казахстана, Кыргызстана и Узбекистана за период 1993-2008 гг. Bibliography
1. Barenbaum, I.E. Predislovie // Payjchadze S.A. Russkaya kniga v stranakh Aziatsko-Tikhookeanskogo regiona. - Novosibirsk, 1995; Payjchadze, S.A. Russkaya kniga v stranakh Aziatsko-Tikhookeanskogo regiona. - Novosibirsk, 1995. - S. 204; Elepov, B.S., Payjchadze S.A. Geopoliticheskiyj kharakter rasprostraneniya russkoyj knigi: k postanovke voprosa. - Novosibirsk, 2001.
2. Nazarbaev, N. Strategiya vechnoyj druzhbih. Kazakhstan - Rossiya. - M., 2000.
3. Granberg, A. G. Osnovih regionaljnoyj ehkonomiki. - M., 2003.
4. Svedeniya predstavlenih Nacionaljnihmi knizhnihmi palatami Kazakhstana, Kihrgihzstana i Uzbekistana za period 1993-2008 gg.
Статья поступила в редакцию 02.08.14
УДК 93/94
KortunovA.I. POLISH MILITARY SOLDIERS IN SERVICE AT FORTRESSES OF ORENBURG KRAI (THE FIRST HALF OF THE 19 CENTURY). In the work the research of the question of military service of the Poles in fortresses of Orenburg border line in the first half of the 19th century is conducted. The service of exiled Poles and the officers of the Polish origin officially sent from the regular army, in Orenburg Separate Corps and in particular in Orenburg Cossack Battalion is investigated.
Key words: Poles, exile, military service, fortress, Orenburg Krai, Separate Orenburg Corps, Orenburg Cossack Battalion.
А.И. Кортунов, канд. ист. наук, н.с. каф. Отечественной истории Башкирского гос. педагогического
университета им. М. Акмуллы, г. Уфа, E-mail: [email protected]
ПОЛЯКИ НА ВОЕННОЙ СЛУЖБЕ В КРЕПОСТЯХ ОРЕНБУРГСКОГО КРАЯ [ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА XIX ВЕКА)*
В работе проведено исследование вопроса военной службы поляков в крепостях Оренбургской пограничной линии в первой половине XIX столетия. Освещается служба ссыльных поляков и офицеров польского происхождения, прикомандированных из регулярной армии, в Оренбургском Отдельном корпусе и в частности в Оренбургском казачьем войске.
Ключевые слова: поляки, ссылка, военная служба, крепость, Оренбургский край, Отдельный Оренбургский корпус, Оренбургское казачье войско.
Одной из интереснейших страниц истории русско-польских отношений, бесспорно, является вопрос пребывания поляков на Урале. С середины XVII и до начала XX вв. просматривается несколько потоков миграции поляков на Урал. При этом стоит отметить, что они попадали в Уральский регион, как в результате добровольного переселения, так и в результате депортации. Ученые-историки с полным основанием утверждают, что польские переселенцы были одной из самых массовых этнических групп из иностранцев, которые когда-либо прибывали на Урал.
Стоит отметить, что выбранная нами тема исследования, бесспорно, является актуальной. На фоне нарастающего интереса общественности к региональной истории и культуре, а особенно к межнациональным и межкультурным взаимодействиям народов, данная работа может выполнить общую научно-просветительскую функцию. Тем более, что вопрос военной службы поляков в крепостях Оренбургского края до настоящего времени не рассматривался.
В российской и зарубежной (в основном польской) историографии довольно подробно освещены вопросы, связанные с историей политической ссылки поляков в XIX в. Конкретно по Уральскому региону выделяются основательные труды В.В. Ла-тыповой. Начиная с 1994 г. и до настоящего времени ей было
опубликовано несколько научных работ по истории поляков на Южном Урале в XVII - нач. XX вв. [1; 2; 3]. При этом специального исследования по военной службе поляков в крепостях Оренбуржья историками не проводилось. Некоторые отдельные статьи, связанные с историей службы офицеров и генералов польского происхождения в Оренбургском крае, мы встречаем в сборниках материалов различных научных конференций [4; 5; 6]. Некоторые сведения по теме нашего исследования мы можем найти в диссертациях и авторефератах уже известных нам авторов [7; 8]. Таким образом, можно утверждать, что выбранная тема не достаточно освещена в историографии.
Необходимо отметить теоретическую и практическую значимость темы нашего исследования. В частности, ее результаты могут быть использованы при дальнейших разработках вопросов исторического прошлого Южно-Уральского региона; при подготовке учебников и учебных пособий для средней и высшей школы; при разработке учебных спецкурсов в высших учебных заведениях; при разработке государственных программ по сохранению и развитию национально-культурного наследия народов Урала.
В будущем возможен более глубокий и системный анализ различных источников связанных с изучением вопроса военной службы поляков в крепостях Оренбургского края в XIX столетии.
На сегодняшний день существует ряд проблем в изучении делопроизводственных, статистических, законодательных и других источников находящихся в фондах различных региональных и центральных архивов. Основная проблема связана с широкой географией архивохранилищ, где хранятся документы связанные с темой нашего исследования. Интересующие нас фонды находятся в Центральном историческом архиве Республики Башкортостан, Государственном архиве Оренбургской области, Объединенном государственном архиве Челябинской области, Государственном архиве Свердловской области, Российском государственном военно-историческом архиве и др. Данное обстоятельство затрудняет сбор материала, его систематизацию и анализ. Несмотря на это перспективы дальнейших исследований в этом направлении очевидны.
Начиная наше исследование, отметим, что одними из первых выходцев с польских земель, поселившихся на Урале, были смоленские и полоцкие шляхтичи. После захвата в 1654 г. русскими войсками Полоцка и Смоленска (во время русско-польской войны 1654-1667 гг.), часть местной шляхты присягнула на верность русскому царю и была определена на службу в крепости Закамской линии и Уфимского уезда.
С середины XVIII в. потомки шляхтичей начали активно расселяться по уездам и городам Оренбургского края (главным образом в его северной и западной частях). А во второй половине XVIII столетия начинается переселение в Оренбуржье пленных польских конфедератов, открывших историю польской политической ссылки в регионе. В частности, в 1770-х гг. поляки служили в Кизильской, Таналыцкой, Троицкой и других крепостях Юго-восточной пограничной линии (по подсчетам некоторых историков общая численность польских конфедератов в Оренбургском крае в это время была около 1000 человек) [9, с. 125-126, 177-178]. А уже в XIX в. в Оренбургской губернии появляются политические ссыльные, участвовавшие в Отечественной войне 1812 г. на стороне Наполеона, а так же участники польских восстаний 1830-1831 гг., 1846 г., 1848 г., 1861-1863 гг.
Основная масса ссыльных поляков на Урале в XIX в. определялась на военную службу в крепости Оренбургской линии. После учреждения в 1816 г. Оренбургского Отдельного корпуса его ряды начали активно пополняться военным контингентом (корпус просуществовал до 10 августа 1864 г.) и в течении последующих двадцати лет многие поляки были сосланы или призваны на службу как раз в Отдельный корпус в крепости Юго-восточной пограничной линии.
Стоит отметить, что Оренбургский корпус состоял из: корпусного штаба, 29-й (нумерация менялась, с 1820 г. - 26-й, с 1833 г. - 23-й, затем 22-й) пехотной дивизии, гарнизонной артиллерии Оренбургского округа и других частей. Большая часть войск была размещена в Оренбурге, Уральске, Орске, Троицке, Верхнеуральске и Уфе. Часть батальонов размещалась в крепостях Оренбургской линии: Кизильской, Таналыцкой, Магнитной, Звериноголовской и Степной. При этом кавалерию корпуса представляли иррегулярные части: Оренбургское казачье войско с двумя конно-артиллерийскими ротами, Уральское казачье войско, Башкиро-Мещерякское (с 1855 г. - Башкирское) войско, Ставропольское калмыцкое войско и два тептярских полка [10, с. 166-168].
Отметим, что участники польских волнений 20-30-х гг. XIX в., сосланные в Оренбургский край, делились на две категории: мятежников, присланных на поселение, и польских военнопленных, принудительно сосланных для военной службы, в основном, в Оренбургском Отдельном корпусе. Но были исключения, когда, например, в солдаты записывали бывших учащихся. В частности, в 1824 г. в Оренбургский корпус были зачислены солдатами члены кружка «Черные братья», созданного учащимися Крожской гимназии Виленского учебного округа: Виткевич, Ивашкевич, Песляк и Сухотский (в это время им было по 14-16 лет). По приговору, Виткевича направили на службу в 5-й линейный батальон Оренбургского Отдельного корпуса в Орскую крепость, Песляка - в Верхнеуральскую, Ивашкевича - в Троицкую, а Сухотского - в Звериноголовскую, без выслуги лет [11, с. 131]. Как известно впоследствии, Виткевич и Сухотский покончили жизнь самоубийством, Песляк благополучно ушел в отставку и умер в 1867 г. в имении своей жены в Бирском уезде, Ивашкевич в 1830-х гг. получил чин унтер-офицера и дальнейшая его судьба неизвестна [12, с. 576-594].
После восстания 1830-1831 гг. в Оренбуржье прибыла самая большая партия поляков. По Высочайшему повелению
к определению на службу в 26-ю Пехотную дивизию Отдельного Оренбургского корпуса было назначено 1400 польских военнопленных и нижних чинов, которые были распределены по крепостям на Оренбургской пограничной линии [13]. Часть ссыльных поляков впоследствии добровольно перешли на службу из линейных батальонов Корпуса в Оренбургское казачье войско. Связано это было с начавшимися реформами на Оренбургской пограничной линии. В частности, в 1837 г. были расформированы линейные пехотные батальоны, расположенные в Орской, Верхнеуральской, Кизильской и Троицкой крепостях. Все солдаты были переписаны в казаки и выселены с семействами на так называемую Новую линию (она проходила на прямую от Орска до Троицка) [14, с. 27-28]. При этом Штаб и Обер офицерам, дворянам и польским уроженцам было разрешено переходить в войско по их желанию. Всего новонабранных казаков оказалось 2001 человек [15, с. 105].
Исследовав приказы по Отдельному Оренбургскому корпусу за 1838 г., мы обнаружили списки поляков изъявивших желание перейти в Оренбургское войско. Так, по приказу № 50 от 10 апреля 1838 г. семь поляков из 22-й Пехотной дивизии Оренбургского линейного батальона № 2 переводились в Оренбургское казачье войско (список не приложен) [16].
Далее приводится отрывочный список польских уроженцев, датированный так же 1838 г. В списке значится 51 человек из 22-й Пехотной дивизии Оренбургских линейных батальонов №№ 2,3,4. По документу данные солдаты добровольно выбрали себе место службы, а именно большинство из них попросилось на жительство в крепости: Звериноголовскую, Усть-Уйскую, Крутоярскую, Новоорскую, Степную, Петропавловскую; станицу Атаманскую; отряды: Прорывной, Кочердыцкий, Спасский, Ли-невский и укрепление Императорское. Данные укрепления и населенные пункты располагались на Дистанциях №№ 1-6 Оренбургской пограничной линии (соответственно на Старой, Новой и Илецкой линиях) [17].
В следующем приказе № 69 от 12 мая 1838 г. сообщается, что «...по воле Господина Корпуснаго Командира Отдельного Оренбургского Корпуса рядовых линейнаго Оренбургскаго Батальона № 5 Яна Игнацепа и Михаила Федецкаго по изъявленному ими желанию зачисляются в Оренбургское казачье войско. О чем, давая знать Оренбургскому казачьему войску, предписывается войсковой канцелярии по доставлении означенных чинов от Командующаго 22-й Пехотной Дивизией сделать распоряжение о распределении их по станицам кто куда пожелает на Оренбургскую и новую линии» [18].
И в последнем, обнаруженном нами приказе от 18 мая 1838 г. за № 73 сообщается, что «.по воле Господина Корпуснаго Командира предписывается Войсковой канцелярии по именованных в прилагаемом при сем именном списке Нижних чинов из польских уроженцев линейных оренбургских батальонов по изъявленному ими желанию зачислить в Оренбургское казачье войско с водворением их в линейных Станицах, об исключении их из настоящего места служения и отправления по назначению...» [19].
В списке приказа № 73 числится 37 человек так же из 22-й Пехотной дивизии четырех Оренбургских линейных батальонов №№ 1, 2, 3, 4. Среди просителей значится два унтер-офицера (Казмир Новицкий из Батальона №1 и Михайла Имелок из Батальона № 2). Остальные 35 поляков из рядового состава. По документу данные поляки добровольно выбрали себе место службы. Большинство из них попросилось на жительство в крепости: Зве-риноголовскую, Усть-Уйскую, Крутоярскую и Степную; отряды: Прорывной, Кочердыцкий и Озерной. Данные укрепления и населенные пункты располагались на Дистанциях №№ 4,5 Оренбургской пограничной линии (соответственно на Старой линии) [20].
Отметим, что точную цифру сосланных участников польского освободительного движения в Оренбуржье установить довольно сложно. При этом известно, что через Оренбургский Отдельный корпус прошло около двух тысяч поляков. В бумагах Оренбургского военного губернатора В.А. Обручева имеется упоминание о наличии в его подчинении 1667 «штрафованных нижних чинов» (40-50-е гг. XIX в.). А вот по данным библиографического словаря В.А. Дьякова, в 1856-1865 гг. в Оренбургском Отдельном корпусе отбывали ссылку уже только 135 поляков [21, с. 105, 114].
Причины уменьшения количества служащих поляков в Оренбургском Отдельном корпусе понятны. Часть их погибла в различных походах (например, в Хивинском походе 1839-1840 гг.)
либо на пограничной линии в стычках с киргизами, часть погибла от болезней, так же нередки были случаи самоубийств поляков из-за сложностей службы. При этом поляков могли переводить на другие пограничные линии (например, Сибирскую или Кавказскую). Многие поляки женились и принимали православие, так как это облегчало их участь и способствовало продвижению по карьерной лестнице. Некоторые поляки заслужили помилование и были отпущены на родину.
Вторую группу поляков, служащих в Оренбургских крепостях, составили прикомандированные офицеры из регулярной армии. Еще в начале XIX в. на действительную службу в российскую армию попадает значительное количество офицеров польского происхождения. Как известно, с присоединением к Российской империи западных территорий, а именно Киевской, Минской, Подольской, Волынской, Могилевской, Гродненской, Виленской, Ковенской и Витебской губерний в русскую армию активно стали вливаться представители польского дворянства. Отметим то, что все помещичье землевладение в этих губерниях было только польским. После вхождения в состав России Царства Польского количество поляков в офицерском корпусе Российской империи значительно увеличилось, так как офицеры бывшей польской армии с 1815 г. принимались на службу в русскую армию в обычном порядке [22, с. 311].
В это время большую часть в офицерском корпусе крепостей Оренбургской пограничной линии составляли прикомандированные из армейской кавалерии офицеры регулярной армии (из гусарских, драгунских и уланских полков). Например, с образованием в Оренбургском казачьем войске территориально-полковых округов и соответственно новых органов управления здесь были определены новые должности в управлении военными округами, в полковых и войсковых дежурствах, в учебных подразделениях. Таким образом, во второй четверти XIX в. в Орен-
Библиографический список
бургское войско переводится целая группа офицеров и генералов регулярной армии, среди них офицеры польского происхождения: полковник Ахтырского гусарского полка Дуниковский, полковники Харнский, Каратышевский и др. [23, с. 127-128]. Служили прикомандированные офицеры практически во всех крепостях Оренбуржья, но определить географию службы офицеров-поляков на сегодняшний день довольно сложно. При этом мы можем утверждать, что из них только малая часть осталась в Оренбургской губернии, в большинстве своем прикомандированные польские офицеры после окончания срока службы возвращались к себе на родину.
Итак, отметим, что с начала XIX в. в крепостях Оренбуржья находились на службе польские уроженцы. Во-первых, на службу в Отдельный Оренбургский корпус стали переводиться офицеры-поляки из регулярной армии, сведения о которых сохранились во многих статистических источниках. Во-вторых, начиная с 20-30-х гг. XIX столетия в крепости Оренбургской пограничной линии (Оренбургскую, Орскую, Троицкую, Таналыцкую, Звери-ноголовскую, Верхнеуральскую, Усть-Уйскую, Крутоярскую и многие другие) в ссылку направляются участники польских восстаний. Независимо от происхождения ссыльных поляков, их записывали простыми солдатами. По статистическим данным количество служащих поляков в крепостях Оренбуржья уже к середине XIX в. значительно сократилось. Причинами этого послужила высокая смертность среди поляков, переход в другие военные формирования Сибири и Кавказа, помилование и возвращение на родину и др.
* Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда в рамках проекта «Российские крепости как центры генерации государственности в этническом и конфессиональном пространстве Юго-востока России в XVII-XIX вв.» (№ 14-01-00364)
1. Латыпова, В.В. Поляки на Южном Урале (XVII - начало XX вв.). - Уфа, 2010.
2. Латыпова, В.В. Ссыльные поляки на Южном Урале в XVII-XIX вв. // Оренбургской губернии - 250 лет (проблемы истории и культуры).
- Уфа, 1994.
3. Латыпова, В.В. Поляки в Башкортостане (XVII-XVIII вв.): краткий исторический очерк // Башкирский край. - Уфа, 1994. - Вып. 5.
4. Кортунов, А.И. Офицеры польского происхождения в Оренбургском казачьем войске (XIX в.) // Третьи Большаковские чтения. Культура Оренбургского края: история и современность: научно-образовательный и культурно-просветительный альманах. - Оренбург, 2007.
5. Семенов, В.Г. Иностранцы и иноверцы в Оренбургском казачьем войске // Этноконфессиональный диалог: состояние, противоречия, перспективы развития: Материалы межрегиональной научно-практической конференции. - Оренбург, 2002.
6. Семенов, В.Г. Генералы-поляки С.Т. Циолковский и П.И. Рокасовский на службе в российской армии и Оренбуржье // Поляки в России: XVII-XX вв.: материалы международной научной конф. - Краснодар, 2003.
7. Латыпова, В.В. Поляки на Южном Урале (XVII - начало XX вв.): автореф. дис. ... канд. ист. наук. - СПб., 1996.
8. Кортунов, А.И. Численность и национальный состав Оренбургского казачьего войска в XVIII-XIX вв.: автореф. дис. ... канд. ист. наук.
- Оренбург, 2004.
9. Коити Тоёкава Оренбург и Оренбургское казачество во время восстания Пугачева 1773-1774 гг. - М., 1996.
10. Рахимов, Р.Н. Отдельный Оренбургский корпус: проекты и реалии воюющей окраины в николаевскую эпоху // Русский Сборник: исследования по истории России. - М., 2009. - Т. VII: Военная политика императора Николая I.
11. Шкерин, В.А. Ян Виткевич и Оренбургский военный губернатор Василий Перовский // Уральский исторический вестник. - 2012. -№ 2(35).
12. Записки Песляка // Исторический вестник. - 1883. - Т. 13.
13. Центральный исторический архив Республики Башкортостан (ЦИА РБ). Ф.И-6. Оп.1. Д.64. ЛЛ.49-51.
14. Рязанов, А.Ф. На стыке борьбы за степь // Труды Оренбургского отдела Географического общества. - Оренбург, 1928. - Вып. 26.
15. Стариков, Ф.М. Историко-статистический очерк Оренбургского казачьего войска с приложением статьи о домашнем быте Оренбургских казаков. - Оренбург, 1891.
16. Объединенный государственный архив Челябинской области (ОГАЧО). Ф.И-11. Оп.1. Д.23. Л.28об.
17. ОГАЧО. Ф.И-11. Оп.1. Д.23. Л.29-29об.
18. ОГАЧО. Ф.И-11. Оп.1. Д.23. Л.30об.
19. ОГАЧО. Ф.И-11. Оп.1. Д.23. ЛЛ.31об.-32.
20. ОГАЧО. Ф.И-11. Оп.1. Д.23. ЛЛ.32-33.
21. Латыпова, В.В. Поляки на Южном Урале (XVII - начало XX вв.). - Уфа, 2010.
22. Волков, С.В. Русский офицерский корпус. - М., 2003.
23. Абрамовский, А.П. Во славу государства Российского / А.П. Абрамовский, В.С. Кобзов. - Челябинск, 1994. Bibliography
1. Latihpova, V.V. Polyaki na Yuzhnom Urale (XVII - nachalo XX vv.). - Ufa, 2010.
2. Latihpova, V.V. Ssihljnihe polyaki na Yuzhnom Urale v XVII-XIX vv. // Orenburgskoyj gubernii - 250 let (problemih istorii i kuljturih). - Ufa, 1994.
3. Latihpova, V.V. Polyaki v Bashkortostane (XVII-XVIII vv.): kratkiyj istoricheskiyj ocherk // Bashkirskiyj krayj. - Ufa, 1994. - Vihp. 5.
4. Kortunov, A.I. Oficerih poljskogo proiskhozhdeniya v Orenburgskom kazachjem voyjske (XIX v.) // Tretji Boljshakovskie chteniya. Kuljtura Orenburgskogo kraya: istoriya i sovremennostj: nauchno-obrazovateljnihyj i kuljturno-prosvetiteljnihyj aljmanakh. - Orenburg, 2007.
5. Semenov, V.G. Inostrancih i inovercih v Orenburgskom kazachjem voyjske // Ehtnokonfessionaljnihyj dialog: sostoyanie, protivorechiya, perspektivih razvitiya: Materialih mezhregionaljnoyj nauchno-prakticheskoyj konferencii. - Orenburg, 2002.
6. Semenov, V.G. Generalih-polyaki S.T. Ciolkovskiyj i P.I. Rokasovskiyj na sluzhbe v rossiyjskoyj armii i Orenburzhje // Polyaki v Rossii: XVII-XX vv.: materialih mezhdunarodnoyj nauchnoyj konf. - Krasnodar, 2003.
7. Latihpova, V.V. Polyaki na Yuzhnom Urale (XVII - nachalo XX vv.): avtoref. dis. ... kand. ist. nauk. - SPb., 1996.
8. Kortunov, A.I. Chislennostj i nacionaljnihyj sostav Orenburgskogo kazachjego voyjska v XVIII-XIX vv.: avtoref. dis. ... kand. ist. nauk. -Orenburg, 2004.
9. Koiti Toyokava Orenburg i Orenburgskoe kazachestvo vo vremya vosstaniya Pugacheva 1773-1774 gg. - M., 1996.
10. Rakhimov, R.N. Otdeljnihyj Orenburgskiyj korpus: proektih i realii voyuyutheyj okrainih v nikolaevskuyu ehpokhu // Russkiyj Sbornik: issledovaniya po istorii Rossii. - M., 2009. - T. VII: Voennaya politika imperatora Nikolaya I.
11. Shkerin, V.A. Yan Vitkevich i Orenburgskiyj voennihyj gubernator Vasiliyj Perovskiyj // Uraljskiyj istoricheskiyj vestnik. - 2012. - № 2(35).
12. Zapiski Peslyaka // Istoricheskiyj vestnik. - 1883. - T.13.
13. Centraljnihyj istoricheskiyj arkhiv Respubliki Bashkortostan (CIA RB). F.I-6. Op.1. D.64. LL.49-51.
14. Ryazanov, A.F. Na stihke borjbih za stepj // Trudih Orenburgskogo otdela Geograficheskogo obthestva. - Orenburg, 1928. - Vihp. 26.
15. Starikov, F.M. Istoriko-statisticheskiyj ocherk Orenburgskogo kazachjego voyjska s prilozheniem statji o domashnem bihte Orenburgskikh kazakov. - Orenburg, 1891.
16. Objhedinennihyj gosudarstvennihyj arkhiv Chelyabinskoyj oblasti (OGAChO). F.I-11. Op.1. D.23. L.28ob.
17. OGAChO. F.I-11. Op.1. D.23. L.29-29ob.
18. OGAChO. F.I-11. Op.1. D.23. L.30ob.
19. OGAChO. F.I-11. Op.1. D.23. LL.31ob.-32.
20. OGAChO. F.I-11. Op.1. D.23. LL.32-33.
21. Latihpova, V.V. Polyaki na Yuzhnom Urale (XVII - nachalo XX vv.). - Ufa, 2010.
22. Volkov, S.V. Russkiyj oficerskiyj korpus. - M., 2003.
23. Abramovskiyj, A.P. Vo slavu gosudarstva Rossiyjskogo / A.P. Abramovskiyj, V.S. Kobzov. - Chelyabinsk, 1994.
Статья поступила в редакцию 20.09.14
УДК: ББК 63.3(2)614+67.401.133.1-1
Kuznetsov D.Ye. BANDITISM IN WESTERN SIBERIA IN 1925-1935. The article deals with some historical facts of crimes in Western Siberia. During the period of establishing of the Soviet power in Western Siberia, the number of committed criminal acts, including banditry, has dramatically increased. There was an active process of development of the normative-legal base of the young Soviet State, in order to confront bandits' groups. Despite the difficulties, the staff of Western Siberia militia carried out all kinds of work to combat manifestations of the banditism.
Key words: militia, bandits, West Siberia, criminal act, counteract.
Д.Е. Кузнецов, аспирант Алтайского гос. технического университета им. И.И. Ползунова,
г. Барнаул, Е-mail: [email protected]
ПРОЯВЛЕНИЯ БАНДИТИЗМА В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ В 1925-1935 ГГ.
В период становления советской власти в Западной Сибири резко возросло количество совершаемых преступлений, в том числе, случаев бандитизма. Активно шел процесс развития нормативно-правовой базы молодого советского государства, с целью усиления противодействия данному негативному явлению. Невзирая на трудности, сотрудники милиции Западной Сибири делали все возможное для борьбы с проявлениями бандитизма в регионе.
Ключевые слова: милиция, бандитизм, Западная Сибирь, преступление, противодействие.
Изучение проблематики преступности и, в частности, бандитизма в 1925-1935гг., впрочем, как и государственных мер по противодействию ей, сохраняет актуальность и в настоящее время. Эпоха глобальных социальных потрясений, крушения морально-идеологической базы общества и, как следствие, нравственного релятивизма, проявляющегося в росте противоправных действий, имеет много общего с ситуацией в сегодняшней Россией, с присущим ей отсутствием доминирующей идеологии, коррупцией и отсутствием широкого доверия к органам и представителям власти со стороны населения [1, с. 31]. Существенную сложность в изучении данного явления составляет ограниченное количество архивных материалов и, как следствие, небольшое число научных работ, связанных с данной тематикой.
Бандитизм является одной из разновидностей организованной преступности, однако его опасность для общества заключается в том, что члены банды в большинстве случаев вооружены и во время реализации свои преступных замыслов всегда готовы к его применению. Кроме того члены банды зачастую имеют достаточно высокую степень организованности, нацеленность на неоднократное совершение противоправных деяний, а так же значительное число лиц, вовлеченных в орбиту преступной деятельности, чем представляют повышенную общественную опасность [2, с. 3].
Согласно Уголовному кодексу РСФСР 1922 года, а в последствии и 1926 года под бандитизмом понималось «Организация и участие в бандах (вооруженных шайках), в организуемых бандами разбойных нападениях и ограблениях, налетах на советские частные учреждения и отдельных граждан, остановки поездов и разрушение железнодорожных путей, безразлично, сопровождались ли эти нападения убийствами и ограблениями или не сопровождались» [3]. Данное преступление являлось тяжким и наказывалось вплоть до высшей меры - смертной казни
с конфискацией имущества [4, с. 184]. Что позволяло сотрудникам милиции более эффективно бороться с бандами, основываясь на советское законодательство.
К причинам появления и развития бандитизма в Сибири следует отнести тот факт, что ее территория долгое время была полем боя в гражданской войне, следствием чего помимо всеобщего голода и разрухи явилось насыщение социального состава региона антисоветскими элементами, для которых преступный промысел был основной профессией. Также в ходе войны в Сибири было накоплено огромное количество оружия, которое находилось в пользовании у местного населения. Наказания за хранение оружия законодательством не предусматривалось, более того не было даже элементарного учета. Примером может служить выявленный в 1926 году случай нахождения в собственности у милиционера револьвер с патронами, который по документам являлся доказательством по уголовному делу [5, л. 11]. Все вышесказанное свидетельствует о том, что у возможность вооружиться у банд была практически неограниченна.
Одной из особенностей бандитизма в Сибири было то, что в исследуемый период банды носили смешанный, неустойчивый характер. Политическая или уголовная направленность деятельности банды определялась ее лидерами. Во главе часто вставали рецидивисты, доля которых в составе банд в 1927 году равнялась 76% [6, с. 11].
По данным на 1 января 1926 года в Сибири свою деятельность вели 9 банд, из которых к 15 марта были ликвидированы: в Кузнецком округе 2, в Красноярском округе 1, в Хакассии 1, в Минусинском округе 1, в Иркутской губернии 2 [7, л. 54]. Осенью 1926 года была уничтожена банда Огнева, промышлявшая конокрадством на территории Залесовского и соседних районов, а так же банда Колпакова [8, л. 44]. Однако к 1927 году уровень бандитизма в регионе в целом значительно не снижался.
