Польский взгляд на отношения с Россией Текст научной статьи по специальности «История и археология»

НАРОДЫ

Польский взгляд на отношения с Россией

Светлана Заец, Адам Качиньский

Ключевые слова: борьба за региональную гегемонию, Западная Украина и Западная Белоруссия, историческое наследие российско-польских отношений, Катынь, лишение субъектности, ПНР, Смутное время, «советская оккупация», советско-польская война 1920 года, современный этап отношений, «Солидарность», спор о границах, «стояние на Висле», три раздела Польши

Цель этой статьи — изложить и объяснить польскую точку зрения на историю отношений Польши с Россией, сделав это с акцентом на вторую половину XX века и на современный период. Возможно, не все согласятся с авторами, но мы полагаем, что в статье отражена позиция большинства польского общества в вековом конфликте и представлены отвечающие ей аргументы, а также стереотипы о России. Выводы предстоит сделать читателям. Для нас же главным было представить в систематизированном виде материал для ответа на вопрос: почему поляки смотрят на эту историю так, а не иначе и каким образом их восприятие сказывается на нынешней политике польского руководства по отношению к России. Надеемся, что передача в российском научном журнале польского взгляда на актуальные проблемы взаимодействия двух стран в целом, в XX веке в особенности, будет небесполезной и, возможно, послужит маленьким вкладом в улучшение понимания друг друга двумя народами.

Светлана Викторовна Заец, аспирант кафедры истории России Ярославского государственного университета им. П. Г. Демидова, Ярославль.

Адам Качиньский, студент исторического факультета Варшавского университета, Варшава (Польша).

Статья построена по хронологическому принципу. В первом разделе излагаются события, произошедшие в течение огромного временного промежутка — от X века до 1918 года; объединить их мы сочли возможным постольку, поскольку они образуют своего рода предысторию — нечто уходящее в прошлое или, во всяком случае, не настолько бередящее душу, как более поздние события. Второй раздел в основном посвящён советско-польской войне, третий и четвёртый — периоду, образуемому Второй мировой войной и первыми послевоенными годами, оставившему глубокие и всё ещё болезненные рубцы в исторической памяти польского народа, пятый — времени существования Польской Народной Республики, шестой — нынешнему этапу развития польско-российских отношений.

I

Историческое наследие польско-российских отношений обременено немалым количеством взаимных обид. Но есть одно принципиальное различие: если у русских главные «обиды» ассоциируются со Смутным временем, отстоящим от нас на четыре столетия, то поляки счёт своим претензиям к России доводят до 1990-х годов, то есть практически до наших дней. Этим обусловлена разная степень восприятия отношений — поляками эти отношения, как представляется, переживаются более остро, чем русскими.

Первоначально природа конфликтов между Польшей и Россией была типичной для соседних государств: споры о принадлежности смежных территорий. Конфликты данного типа неоднократно повторялись на протяжении веков. Впервые летописи зафиксировали рус-ско-польское территориальное столкновение в 981 году, когда Владимир Святославович отнял у польского короля Мешко I так называемые Чер вене кие города1. В 1018 году Болеслав Храбрый вернул их, однако при его сыне Мешко II они снова были утрачены Польшей — отвоёваны Ярославом Мудрым. С тех пор и до XIII века историческая граница Польши и Руси проходила чуть правее города Перемыш-ля, — примерно там, где она и сейчас проходит.

Ситуация кардинальным образом изменилась после монгольского нашествия. Уже не спорные приграничные территории, сравнительно небольшие по размерам, а целые древнерусские княжества — Полоцкое, Турово-Пинское, Смоленское, Галицко-Волынское, Киевское, Черниговское — подпадают под власть Великого Княжества Литовского и Королевства Польского, а после заключения 1 июля

1569 года Люблинской унии между ними — оказываются составной частью Речи Посполитой. С тех пор история взаимоотношений России и Польши смещается в иную плоскость: пользуясь современным языком, можно сказать, что теперь это спор иного типа — не столько о приграничной территории, сколько о региональной гегемонии. Правда, внешне он выглядит как борьба за наследие Киевской Руси. Москва полагает его принадлежащим именно ей и в силу династической преемственнности между Киевской и Московской Русью (и там, и там правители — Рюриковичи), и по принципу религиозного единства (и там, и там большинство населения — православные). Речь Посполита отвергает эти притязания, означающие для неё утрату самой пространственной основы державности.

Борьба протекала с переменным успехом, но, обобщая, можно сказать, что в XVI — первой трети XVII века перевес был на стороне Польши, а затем, в нарастающей степени, — на стороне России. Пик польских успехов приходится на Смутное время. Западный сосед решил воспользоваться обозначившейся тогда политической слабостью российского государства. Отправляясь в 1605 году в поход на Москву, Лжедмитрий I заручился поддержкой короля Сигизмунда III Вазы и некоторых магнатов; и, хотя король не выполнил своих обещаний, так что самозванцу пришлось выступить во главе не слишком многочисленного войска, которое известный российский историк именует презрительно «всяким сбродом»2, без помощи со стороны покровителей в Польше предприятие вообще бы не состоялось.

Поляки активно участвовали и в походах Лжедмитрия II; предъявили претензии на Северскую землю, Новгород, Псков, Смоленск, Великие Луки; Польша при поддержке папы официально объявила войну России; «Семибоярщина» пригласила на престол польского королевича Владислава. Всё это реально грозило России опасностью либо полностью утратить самостоятельность, либо стать зависимым от Польши государством. Впервые в истории взаимоотношений двух соперничающих славянских народов был поставлен вопрос о лишении одного из них такого важнейшего средства исторической субъект-ности, каким является государство, то есть обозначились признаки конфликта третьего типа, в котором одна из сторон нацелена на полное политическое уничтожение другой. Как известно, попытка короны и шляхты именно так решить давний спор, не удалась: сформировалось народное ополчение Минина и Пожарского, которое освободило российскую столицу от поляков. Правда, согласно Деулинскому перемирию, Россия вынуждена была отказаться от Смоленска и Северской земли.

И до Смуты взаимное восприятие поляков и русских было драматически осложнено тем обстоятельством, что каждая сторона приписывала себе идентичность, в представлениях того времени неприемлемую для другой стороны. Ибо и та, и другая видели себя защитниками истинной веры: католическая Польша — её крайним восточным «бастионом», православная «Святая Русь» — её последним оплотом3. События 1605—1618 годов только усилили это негативное взаимное восприятие, а непосредственно в русском сознании они не просто утвердили устойчивый образ «врага», но и родили воспроизводящую этот образ историческую мифологию. Яркий пример — возвеличенный властью образ народного героя Ивана Сусанина, каждое обращение к которому автоматически напоминало о «коварных ляхах». Заметим тут же, что в наше время период Смуты неожиданно привлёк внимание из-за объявления в России 4 ноября государственным праздником — «днем народного единства», приуроченным к предполагаемой дате освобождения в 1612 году Москвы от польских оккупантов. Хотя причины этого решения были комплексными, и антипольские чувства вряд ли сыграли решающую роль, большинство польского общества восприняло его негативно, как провокацию. Высказывались даже мнения, что российские власти ностальгируют о временах, когда Литва была в составе СССР, а Польша — под советским протекторатом4.

Через три десятилетия снова появился повод к военному столкновению между странами-соседями: возник конфликт между польским правительством и украинским казачеством из-за наступления первого на права второго. Рано или поздно он должен был случиться, поскольку земли Украины и Белоруссии в составе Польши представляли собой сложную внутриполитическую проблему. Их население в массе своей было культурно чуждым, испытывало религиозные притеснения, не могло и не хотело ассимилироваться в составе единого государства. С 1648 года начинается широкомасштабная борьба казачества под руководством Богдана Хмельницкого; восставшие обратились к царю Алексею Михайловичу за помощью и с предложением о воссоединении. Россия не осталась в стороне, не могла пренебречь возможностью реванша за недавние поражения, тем паче восстановления контроля над единоверными территориями Киевской Руси. Земский собор 1653 года постановил утвердить присоединение Украины к России, что на Украине годом позже «продублировала» Переяславская Рада. В соответствии с этими решениями Россия объявила войну Речи Поспо-литой и вела её успешно. По Андрусовскому перемирию 1667 года, заключённому на 13 лет, она вернула Смоленск и Северскую землю и получила Левобережную Украину. Кроме того, было постановлено, что

на правом берегу Днепра вывод московских войск из «Матери городов русских» Киева «отлагается до 5 апреля 1669 года»5. Фактически этот срок растянулся до 1686 года, когда был заключён «вечный мир», закрепивший за Россией все её территориальные приобретения 1667 года, включая Киев «с городками», а за Речью Посполитой — все её воеводства на Правобережье Днепра.

Казалось, конфликт наконец-то исчерпан. Стороны даже договорились о совместном выступлении против крымских татар и Турции. Добрососедские отношения поддерживались и далее — в 1698 году Петр и Август II заключили новый союз, направленный против Швеции. Более того, российский император буквально спас польского короля в ходе его конфликта со шляхтой, возникшего из-за стремления Августа ввести абсолютистское правление. Но равноправных отношений не получилось, маятник качнулся в другую сторону, и теперь уже Россия постепенно, сообразуясь с внешнеполитическими возможностями и ситуациями, сменявшимися внутри Польши, шаг за шагом ограничивала политическую субъектность соседа.

К середине XVIII века Речь Посполита утратила свои позиции на международной арене и подпала под влияние России. Особые претензии поляков к последней начинаются с правления Екатерины II, когда предельно ясно обозначилась политика новой могущественной империи в отношении западного соседа — держать его слабым и послушным, не исключая при этом перспективу возврата в состав России всех земель Киевской Руси. Делать это было тем проще, чем больше институты польской государственности погружались в состояние глубокого кризиса. В соответствии с так называемыми Ген-риковыми артикулами 1573 года6, король обязательно выбирался шляхтой, так что власть его не могла быть наследственной; он не мог противиться решениям сейма — в этом случае его могли просто переизбрать; нарушение же им «Артикулов» автоматически освобождало «граждан» от «послушания»7. Но и сейм стал фактически неуправляемым после введения в XVII веке принципа единогласия, благодаря чему любой мелкопоместный шляхтич мог воспользоваться правом «либерум вето» и заблокировать решения высокого собрания. Ещё во времена Яна Собеского8 удавалось достигать определённого баланса интересов между короной и сеймом, магнатами и шляхтой и осуществлять в итоге достаточно эффективные внешнеполитические ходы. Но этот хрупкий баланс с усилением России нарушился, так как она стала патроном значительной части шляхты, что помогало ей неявным образом навязывать свою волю некогда грозному противнику.

В 1763 году по настоянию Екатерины II королем Польши избрали её ставленника Станислава-Августа Понятовского. У того сразу возникли разногласия с сеймом из-за «пророссийской» политической линии, попыток уравнять в правах так называемых диссидентов — православных подданных короны — с католиками. В феврале 1768 года в городе Баре сформировалась одноимённая конфедерация — вооружённый союз польской шляхты, направленный против короля и России9. Пёстрая по составу, она включала и сторонников проведённых несколькими годами ранее политических реформ (например, ограничения права «либерум вето»), не нравившихся Петербургу, которого куда больше устраивала шляхетская вольница; и патриотические круги шляхты, выступившие в защиту независимости страны; и закоренелых обскурантов — противников равноправия христиан-некатоликов с католиками10. Несогласие последних с равноправием в значительной мере спровоцировало восстание православных крестьян-гайдамаков, напугавшее и российские власти. На подмогу силам короля в Польшу были направлены российские войска: против Барской конфедерации — под командованием Суворова, против восставших крестьян — под командованием генерала Кречетникова. С гайдамаками справились более или менее быстро, борьба с конфедератами затянулась до 1772 года. Видимо, всё это побудило Екатерину II сменить политику: она отказалась от курса на удержание Польши целиком под российским протекторатом и согласилась на идею её раздела между Россией, Австрией и Пруссией. Соучастие в разделе сразу трёх соседних государств придавало ему некоторую видимость легитимного акта, благо бессильный сейм этот акт утвердил.

Соглашение о первом разделе Польши было заключено 5 августа (25 июля) 1772 года. Россия получила южную часть Лифляндии (Латгалию), Велиж, Верхнее Поднепровье и Подвинье с Витебском, Могилёвом и Гомелем; Австрия — Галицию, Русское воеводство со Львовом и часть Краковского и Сандомирского воеводств; Пруссия — Западную Пруссию (без Гданьска), Вармию, Мальборкское и Хелмское воеводства, часть Куявии и Великой Польши. А то, что осталось от Речи Посполитой, фактически управлялось не королем, а русским послом в Варшаве. Именно поэтому в Польше счёт обид вели и ведут с 1772 года, обвиняя Россию в вековом посягательстве на земли Польши и на само её существование.

После первого раздела Польши усилилась оппозиция королю в сейме, стало сильнее и негативное отношение к России. Часть депутатов переориентировалась на Пруссию; была разработана и в

1791 году принята новая конституция. В соответствии с ней, «отменялась выборность королей, и только в случае прекращения династии предусматривалось избрание новой. Отменялся принцип обязательного единогласия в сейме... Запрещались конфедерации шляхты, укреплялась центральная исполнительная власть»11. Перспектива превращения Польши в централизованную конституционную монархию подтолкнула Россию и Пруссию к очередному её разделу. 13 января 1793 года они подписали на этот счёт новое соглашение: первая аннексировала Гданьск, Торунь и Познань, вторая — Восточную Белоруссию и значительную часть Правобережной Украины. Польское общество ответило восстанием под руководством Тадеуша Костюшко; оно длилось с марта по ноябрь 1794 года и было жестоко подавлено войсками Суворова. Чтобы покончить с патриотическим движением, соседи польского государства осуществили 26 октября 1795 года третий раздел Речи По-сполитой. Австрия присоединила Люблин и Краков с прилегающими территориями, Пруссия — Мазовию с Варшавой, Белосток и часть литовских земель с городом Сувалки, Россия — всю Западную Белоруссию и основную территорию Литвы, Курляндии и Западной Украины. «Конвенция трёх держав, поделивших между собой остаток Польши, закрепила международным актом падение польского государства (13 октября 1795 г.)»12.

Так в конце XVIII века перестало существовать тысячелетнее польское государство. Его ликвидация исключительно по праву силы — совершенно откровенная, не прикрытая, как это было в некоторых других случаях (Чехия, Венгрия, Хорватия), хотя бы видимостью права, — была беспрецедентным событием для Европы. В самой же Польше образованной частью общества она воспринималась как величайшее национальное унижение.

Свои надежды на восстановление государственности большинство польских патриотов связывали с Наполеоном I. И действительно, тот, после разгрома его армией Пруссии в 1806 году и Австрии в 1809, из захваченных ими польских земель образовал Великое герцогство Варшавское. В Герцогстве формировались гражданские органы управления из поляков, польские легионы. Но по площади новое образование далеко уступало Речи Посполитой даже образца 1772 года: не говоря уж о непольских по населению восточных воеводствах, в него не вошла и немалая часть польского этнического ареала. Наполеон утверждал, что полноценное государство полякам нужно ещё «заслужить», и ради этого польские военные формирования принимали участие в захватнической войне в Испании и в походе Великой армии на

Москву. Многие историки современной Польши положительно отзываются о политике Наполеона — в противовес российской. Но и они признают, что французский император просто использовал надежды поляков в своих целях, так и не дав им того, о чем они мечтали — реальной независимости13.

В ходе Венского конгресса политический и территориальный статус Польши вновь был изменен. 3 мая 1815 года Австрия, Пруссия и Россия заключили договор, решивший судьбу герцогства Варшавского. Краков с небольшой прилегающей областью был превращен в республику под протекторатом трех стран, Пруссия получила Познань и Быдгощ, Австрия — Велички, Россия — основной массив земель герцогства под названием Королевство (Царство) Польское.

Номинальным главой Царства Польского являлся император Александр I, фактическим правителем — его брат Константин. Царство получило свою армию, составлявшую предмет особых забот наместника, и довольно либеральную по тем временам конституцию. Несоблюдение её постановлений императором Николаем I явилось одной из причин восстания 1830 года; с его разгромом политическая автономия королевства была ликвидирована. После же подавления восстания 1863—1864 годов царское правительство постаралось ликвидировать и культурную автономию, истребить сам польский дух, ассимилировать поляков. Королевство Польское было переименовано в Привислинский край, польский язык устранён из школьных и университетских программ, названия улиц, даже вывески магазинов должны были делаться только на русском языке. Католическая церковь, имевшая огромное влияние на население, подверглась преследованиям. Польша оказалась стёртой уже и как отдельное административное образование, считалась интегральной частью России и именно как таковая — и только как таковая — могла участвовать в политической жизни Империи14. Но, невзирая на все эти меры, польское самосознание сохранялось, и негативное восприятие России стало одним из главных скрепляющих его элементов. А его собственная сила во многом зиждилась на антагонистическом русскому польском мессианизме, корнями своими уходившем чуть ли не в те времена, когда поляки впервые стали ощущать себя форпостом католичества на востоке Европы. Владимир Соловьёв, один из русских авторов, сумевших преодолеть при взгляде на Польшу национальные пристрастия, отмечал:

«И для самих поляков Польша не есть только национальная идея; в ней они находят великую религиозную идею и миссию (выделено нами. — С. 3., А. К.).

И против России поляк так ожесточённо враждует не в качестве поляка и славянина (ибо тогда ему следовало бы более враждовать против немцев), но в качестве передового бойца великой идеи западного Рима враждует он против России, в которой видит представительницу противоположной идеи восточного Рима»15.

II

В январе 1918 года большевики приняли Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа. Второй её пункт провозглашал право народов России на самоопределение вплоть до образования самостоятельного государства. А в августе Совет Народных Комиссаров принял специальный декрет об отказе от договоров правительства бывшей Российской империи с правительствами Германской и Австро-Венгерской империй, королевств Пруссии и Баварии, герцогств Гессена, Ольденбурга и Саксен-Мейнингема и города Любе-на. Статья 3 этого декрета гласила:

«Все договоры и акты, заключённые правительством бывшей Российской империи с правительствами королевства Прусского и Австро-Венгерской империи, ввиду их противоречия принципу самоопределения наций и революционному правосознанию русского народа, признавшего за польским народом неотъемлемое право на самостоятельность и единство, отменяются настоящим бесповоротно»16.

Но тем самым, с точки зрения обычного, а не революционного, международного права, фактически признавались действующими положения Андрусовского договора. Соответственно перед Польшей открывалось формальное юридическое основание добиваться восстановления её в границах, существовавших до 1772 года17.

Поляки встретили и Декларацию, и декрет без особого энтузиазма, о чём свидетельствует хотя бы тот факт, что День Независимости праздновался в довоенной Польше — и празднуется в современной — не 29 августа, all ноября18. Однако юридическими последствиями августовского декрета СНК польское правительство не преминуло воспользоваться. Считая ситуацию, сложившуюся после революций в России и Германии, исключительно благоприятной для превращения Польши в сильную европейскую державу, оно стало искать возможности вернуть Западную Белоруссию, Галицию, Силезию, Поморье и другие потерянные в конце XVIII века терри-

тории. По Версальскому мирному договору Польша получила области Познани, Быдгощи, Торуня, Грудзенза и узкий выход к морю — так называемый польский коридор; Гданьск провозглашался вольным городом под управлением Лиги Наций; в Мазурах (южная часть Восточной Пруссии), Верхней Силезии и Тешинской области предполагалось провести плебисциты19. 8 декабря 1919 года Верховный совет Антанты принял Декларацию по поводу временной восточной границы Польши, согласно которой пограничная линия должна была проходить по реке Буг, от Гродно через Брест и далее в Галицию. В этом спорном регионе, населённом в основном украинцами (за исключением Львова), Антанта, не признав польских захватов и притязаний на востоке, осторожно предлагала два варианта границы: либо западнее Львова (и тогда он оказывался за пределами Польши), либо восточнее (в этом случае Львов входил в состав Польши). Но Декларация была проигнорирована польской стороной, увидевшей в положении России, ослабленной Гражданской войной, шанс для того, чтобы действовать с позиции силы.

Таким образом, восточная внешняя политика заново рождённого государства сразу обрела выраженный агрессивный характер. Фактически польская интервенция началась уже в июле 1919 года. 21 апреля 1920 года в Варшаве «начальник» государства Пилсудский подписал секретный договор с главой Украинской Народной Республики Петлюрой, по которому та обязалась оказать польским войскам вооружённую поддержку и обеспечить их продовольствием в случае столкновения с войсками восточного соседа. Спустя несколько дней, 25 апреля 1920 года наступлением польских войск на Киев началась советско-польская война. Её можно квалифицировать как своеобразный дериват сразу нескольких конфликтных компонентов в историческом наследии польско-российских отношений. Она совмещает в себе признаки конфликтов двух типов — территориального и по поводу регионального доминирования; в её обосновании есть признаки польской миссии (см. ниже); и это — война, мотивированная «законными» притязаниями на наследство государства, пусть давно опочившего, но освящённого живой мифологией. Только теперь это наследие не Киевской Руси, а Речи Посполитой.

Поначалу удача сопутствовала полякам, однако уже через месяц Красная Армия перешла в контрнаступление и после ряда успешных операций вышла в середине августа к Варшаве и Львову. Большевики рассчитывали на радостную встречу простыми гражданами Красной Армии, несущей полякам освобождение от «буржуазных порядков». В действительности польское население увидело реальную уг-

розу завоевания и сплотилось в борьбе с новой опасностью. (В России такое поведение объяснили несознательностью народных масс, «крестьянским национализмом».) Произошло «чудо на Висле»: Польша, находившаяся на волосок от гибели, сумела нанести врагу чувствительные контрудары и выправить положение настолько, что по Рижскому мирному договору от 18 марта 1921 года к ней отошли западные земли Украины и Белоруссии с городами Гродно, Кобрин, Владимир-Волынский, Кременец, Ровно, Львов. Она также оккупировала Виленскую область Литвы. Польские деятели утверждают, что советские представители были даже согласны на границу по так называемой борисовской линии, что означало бы вхождение в состав Польши ещё и Каменец-Подольска, но польская сторона от этого замысла отказалась20. По условиям договора, польское правительство обязывалось предоставить подвластным ему русским, украинцам и белорусам права на свободное развитие культуры, языка и выполнение религиозных обрядов. Аналогичные права предоставлялись полякам на территории РСФСР и Украины. РСФСР и УССР также согласились возвратить Польше различные военные трофеи, все научные и культурные ценности, вывезенные с её территории начиная с 1 января 1772 года, и выплатить контрибуцию в 30 млн золотых рублей21.

Польско-советские отношения вплоть до Второй мировой войны оставались напряжёнными. В СССР в официальное употребление вошли термины «панская Польша» и «белополяки», и последний термин нередко понимался очень широко. Рижский договор быстро стал восприниматься как несправедливый и с социальной, и с национальной точки зрения, поскольку отдал «рабочих и крестьян», близких по языку и культуре их «братьям» в Белорусской и Украинской ССР, под власть «польской буржуазии и помещиков», подвергавших непольское население «нещадной эксплуатации» и полонизации. Соображения о легитимности границ 1772 года никого в СССР не убеждали, да и вообще не занимали — по причине всеобщего правового нигилизма. Напротив, в Польше многие поляки считали, что договором 1921 года восстановлена историческая справедливость и государство вернуло земли, отторгнутые от него незаконным путём. «Официальная государственная идеология» вообще «парила в облаках мессианства», оправдывая господство на восточных территориях цивилизаторской миссией22. В действительности, как убедительно показал Р. Брубейкер, идеи федерализма и цивилизаторской миссии, первоначально присутствовавшие во взглядах Пилсудского и его окружения на то, каким должно стать новое польское государство, довольно быстро

уступили место узкому польскому национализму. Практическая политика на восточных землях свелась к попыткам насаждения там польского землевладения, языка и католичества23. Даже по отношению к небольшим меньшинствам эффективность её была спорной24; что касается украинцев и белорусов, составлявших, по переписи 1921 года, свыше 20 % населения польского государства, то в их среде она просто спровоцировала быстрый подъём национальных чувств25 и, добавим, рост просоветских симпатий участи из них.

Хотя в 1932 году между двумя государствами был заключен договор о ненападении, продлённый через два года, и в нём подтверждались пункты Рижского соглашения о границах26, польское правительство не доверяло Советскому Союзу и держало значительный контингент войск на советско-польской границе. К аналогичным мерам побуждала советскую сторону поддержка Пилсудским Б. Савинкова, отряды которого совершали из Польши вылазки на советскую территорию, да и общее восприятие Польши «карантинным» государством-лимитрофом, специально созданным Антантой, чтобы отгородить революционную Россию от «пролетариата Западной Европы». Негативное отношение к государству переносилось на народ Сталиным, который, как представляется, по мере усиления в его политике имперской составляющей всё более разделял старые предубеждения российской власти в отношении поляков. Каким было отношение рядовых советских граждан, сказать трудно за недоступностью для авторов необходимых данных; что касается отношения в тот период поляков к русским, то у подавляющего большинства оно было сходно с тем, которое открыто выражается в современной Польше с 1990-х годов27. Это можно объяснить ситуативным сходством положения страны в два периода её развития: 90 лет назад она заново обрела государственность, на исходе 1980-х — новую, более высокую степень политической субъектности. Но и в первом, и во втором случае полнота ощущения обретённой независимости была возможна постольку, поскольку живы были старые обиды и сосед продолжал играть в сознании роль врага. Если же говорить только о 1920—1930-х годах, то тогда многих поляков пугала царившая в СССР атмосфера террора, страха, неуверенности, репрессий и «лагерей»28.

III

Тема Второй мировой войны до сих пор вызывает сильные эмоции у поляков. Они не могут забыть пакт Молотова—Риббентропа,

совместного наступления гитлеровской Германии и Советского Союза в сентябре 1939 года и последовавшего затем очередного «раздела Польши»29. Глубоко задевает национальное сознание и вопрос о действиях / бездействии советских войск во время Варшавского восстания. Ещё один болезненный сюжет — депортации польского населения из восточных воеводств в 1939—1941 годах и после 1944 года. Но самым чувствительным, самым волнующим, пожалуй, остаётся вопрос о расстреле в 1940 году в Катыни под Смоленском 14,7 тыс. пленных польских офицеров. Там, кроме кадровых военных, погибли офицеры резерва — мобилизованные во время войны врачи, юристы, учителя — настоящий цвет нации.

В советский период эта тема была под запретом и «во имя дружбы» народов удалена со страниц официальной истории. Но практически все поляки знали о расстреле, и чем больше он умалчивался, тем сильнее они испытывали отрицательные эмоции по отношению к СССР за так называемый «катынский обман»30. В 1990-х правительство СССР признало, что расстрел действительно был совершен органами НКВД, в 1993 году президент Б.Н. Ельцин извинился за это преступление. Казалось — конец истории, но след от неё тянется до сих пор. Катынь ещё долго будет оставаться своеобразным термометром, показывающим «температуру» российско-польских отношений. В сентябре 2004 года Главная военная прокуратура (ГВП) РФ закрыла начатое ещё при Горбачёве дело о расстрелах в Катыни. ГВП подтвердила факт расстрела. Но одновременно было заявлено, что из 183 томов дела не содержат государственную тайну и, соответственно, могут быть переданы польской стороне только 67 и что уголовные дела в отношении совершивших это преступление не могут быть возбуждены по причине их смерти31. В ответ польский сейм принял в марте 2005 года специальное заявление. В нём говорилось32:

«Мы ожидаем от российского народа и властей Российской Федерации окончательного признания совершённого в Катыни преступления против человечества, как это было сформулировано в ходе Нюрнбергского процесса. Мы также настаиваем на выяснении всех обстоятельств преступления, прежде всего на предоставлении информации о месте захоронения подавляющего большинства убитых офицеров Войска Польского, чьи могилы до сих пор не найдены. Кроме того, мы считаем необходимым предоставление польской стороне фамилий всех виновных — как исполнителей, так и отдававших приказы».

В сентябре 2007 года в кинотеатрах Польши начался прокат фильма «Катынь», снятого известным режиссёром Анджеем Вайдой. Кар-

тина снова пробудила заметный интерес населения к «Катынской истории».

Много эмоций в Польше вызывают также события 1944 и 1945 годов. Хотя за освобождение страны от немцев погибло около 600 тыс. советских солдат, результатом освобождения стали 50 лет «коммунизма»33 и волна жестоких репрессий. До сих пор поляков волнует намеренное, как они считают, неоказание помощи Варшавскому восстанию. По этому вопросу наблюдаются серьёзные расхождения в польской и российской историографии. Польские (и не только польские34) историки считают, что по приказу Сталина Красная Армия и созданное коммунистами Войско Польское стояли, ничего не предпринимая, на восточном берегу Вислы в ожидании уничтожения немцами в Варшаве главных сил Армии Крайовой. Не то чтобы повстанцы в Варшаве вообще не получали помощи, но при сравнении с наличными советскими силами видно, что она была весьма скромной и оказана слишком поздно. Кроме того, Сталин запретил посадку на контролируемой русскими территории самолетов западных союзников, сбрасывавших боеприпасы и продукты участникам восстания. Всё это делалось намеренно, в расчёте, что после истребления немцами в Варшаве командования Армии Крайовой и её главных сил коммунистам будет легче прийти к власти. Поэтому-то помощь русских и была малой и запоздалой35.

Советская версия представлена в мемуарах военачальников и в переписке Сталина с Черчиллем и Рузвельтом. Из этих источников следует, что варшавское восстание началось неожиданно для советских войск и никак не увязывалось с их стратегическими планами. Так, командование 1-го Белорусского фронта узнало о нём пост-фак-тум — от местных жителей, перебравшихся через Вислу36. Организаторы восстания — главнокомандующий К. Соснковский, командующий Армией Крайовой Т. Бур-Коморовский и др. — специально назначили дату выступления до прихода Красной Армии. Основные цели ставились политические: суверенное польское государство и нерушимость довоенных границ. В случае удачи перед Красной Армией явилась бы новая администрация столицы из антисоветски настроенных деятелей (А. Бень, С. Ясюкевич, А. Пайдак). Если бы она не была признана СССР, тем более — арестована, повстанцы по имевшейся у них радиостанции заявили бы протест против расправы над законными властями, устроив скандал мирового масштаба. В случае же репрессий против польского подполья предполагалось, что «подпольные организации переходят к самообороне»37. Победа восстания способствовала бы реставрации в Варшаве власти польского эмигрант-

ского правительства, с которым Советскому Союзу пришлось бы считаться. При этом антисоветские польские политики были уверены, что, будь то под нажимом союзников или без него, русские в любом случае будут вынуждены оказать национальной власти помощь в очищении польской земли от немцев.

С точки зрения советского командования, расчёты на успех восстания строились на песке. Армия Крайова была вооружена только на десять процентов. К. К. Рокоссовский, командовавший 1-м Белорусским фронтом, войска которого двигались по направлению к польской столице, назвал начало августа самым неудачным временем для восстания. Части под его командованием только что завершили не имевшую себе равных по размаху операцию «Багратион», вместе с войсками 2-го Белорусского фронта в короткий срок прошли с боями около 600 км от Минска до Вислы и, понеся существенные потери, вынуждены были ещё отражать попытки немецкой армии перейти в контрнаступление. Чтобы взять штурмом город с мощными укреплениями и многочисленным вражеским гарнизоном, надо было подтянуть тылы, отставшие на 400 км, провести перегруппировку войск и снабжение их всем необходимым для наступления. На всё это требовалось время. «Возможно, именно поэтому организаторы выбрали такой час, чтобы захватить власть», — предположил Рокоссовский38.

Сталин, узнав о событиях в польской столице, поначалу просто не поверил полученной информации39. Когда же сведения подтвердились, пришёл к убеждению, что восстание — авантюра, и полякам она будет стоить огромных жертв, которых могло бы и не быть, сообщи организаторы о своих намерениях заранее. Он также сразу дал понять, что «при создавшемся положении советское командование... должно отмежеваться от варшавской авантюры, т. к. оно не может нести ни прямой, ни косвенной ответственности за варшавскую акцию»40. А в послании британским союзникам подчеркнул41:

«Никакое командование в мире, ни английское, ни американское, не может мириться с тем, чтобы перед фронтом его войск было организовано в его городе восстание без ведома этого командования и вопреки его оперативным планам».

Впоследствии упрёки в авантюризме и безответственности сменились обвинениями в сознательном преступлении. Дескать, «кучка политиканов» бросила безоружных варшавян под огонь немецких пушек, танков и самолётов, привлекла усиленное внимание немцев к

польской столице и тем самым создала дополнительные проблемы для Красной Армии. Наступающие советские части и Польский комитет национального освобождения собирают силы — и в этот момент будто специально, чтобы им помешать, вспыхивает восстание42!

Сталин всё-таки распорядился, чтобы Красная Армия сбрасывала вооружение в районы Варшавы, контролируемые повстанцами43. Была и попытка Войска Польского высадиться на правом берегу Вислы. Но это оказалось технически затруднительным, да и немецкие части простреливали берег плотным оружейным огнем. По словам сотрудника Генерального штаба генерала С. М. Штеменко, Сталин требовал обойти Варшаву с северо-запада и оказать помощь восставшим — и усилия для этого предпринимались, но повстанцы не отвечали на них попытками взаимодействия. Из-за сильного сопротивления противника, неблагоприятного рельефа местности и недостатка боеприпасов эти действия оказались безуспешными и дорого обошлись 1-му Белорусскому фронту и Войску Польскому44.

Советскую версию поддержали и некоторые западные наблюдатели, например известный британский журналист и историк Александр Верт, в войну бывший корреспондентом в СССР. В своей книге он тоже утверждает, что целью польского эмигрантского правительства и командования Армии Крайовой было установить в стране свою власть, каких бы жертв это ни стоило45. Через Варшаву лежал кратчайший путь к сердцу Германии, и Гитлер отдал приказ — остановить советские войска любой ценой. Командование Красной Армии не могло переместить дивизии с других фронтов, так как на всех направлениях совершались сложные операции. Восставшие закрепились лишь в отдельных точках города, поэтому грузы для них попадали в основном к немцам. На советских аэродромах самолеты союзников создали бы дополнительные проблемы с размещением. И т. д.

Советская и польская стороны преследовали разные, местами диаметрально противоположные цели, поэтому их оценки событий и должны расходиться. Для польского правительства в эмиграции предоставлялся «последний шанс» вернуть власть. Это была его главная цель. В стратегических планах советского правительства главным был скорейший разгром фашистской Германии. На варшавском направлении враг, прикрывая Берлин, сосредоточил свои главные силы — а польские подпольные формирования, по сравнению с Красной Армией практически ничего не значившие в военном отношении, своим неожиданным выступлением и вправду создали ей лишние проблемы. В случае же освобождения Варшавы повстанцами власть в

Польше могла перейти к правительству, с которым СССР порвал всякие отношения из-за несовместимости взглядов на послевоенное устройство польского государства и его границ. Конечно, можно обвинить руководство Советского Союза в том, что ради блокирования замыслов своих политических противников оно принесло в жертву Варшаву и десятки тысяч её жителей; но аналогичное обвинение может быть обоснованно обращено и организаторам восстания.

IV

В 1960 году польский поэт, будущий лауреат Нобелевской премии Чеслав Милош в письме к литературоведу-русисту Анджею Балицкому так вспоминал о приходе в Польшу Красной Армии46:

«Такого ада, каким было вступление этой армии в Польшу, я никогда не видел и в главе о России не обмолвился об этом ни словом... могли бы опять подумать, что тут выкидывается ещё один антисоветский номер. Я употребляю слово "ад", хотя это было скорее смешно, чем страшно,— и несводимо ни к низкому уровню жизни, ни к бедности и т. д. Я вдруг как бы был свидетелем сцен из Достоевского, когда действительность вдруг теряет реальность и уже неизвестно, что и как, и где мы находимся».

Выдающийся поэт никогда не был русофобом. Из приведённого выше отрывка видно, что неприглядные картины, открывшиеся его взору с появлением советских войск, он пытается осмыслить в категориях высокой культуры, встав над обывательским уровнем рассуждения — и осуждения. Но то поэт, интеллектуал, гуманист; простые люди судили по тому, что видели, не прибегая к Достоевскому. А видели они немало примеров такого поведения советских солдат, которое не могло вызвать ничего, кроме неприязни, а то и ненависти к Красной Армии, России и русским. На отношении к ним польского населения в первую очередь отразились действия мародёров, как и в Германии47, разве что в меньшей степени (всё же своя, славянская страна, пострадавшая от немцев!), жаждавших трофеев, особенно часов. В польском языке именно с тех времен закрепилась связанная с Красной Армией поговорка «Давай часы!» (люди просто запомнили слова, которые слышали чаще всего). Немало негативных впечатлений о себе советские солдаты и офицеры оставили и в тех случаях, когда их группами определяли на постой в дома и квартиры поляков. По воспоминаниям, собранным в Центре Карта48, почти все солдаты

не мылись. Особенно не понравились полякам «косоглазые» — бойцы нерусской национальности, едва говорившие по-русски49. Вряд ли это помогало разрушить прежние негативные стереотипы русского как варвара, врага и угнетателя — разве что лишило облик русского демонических черт, свело его на уровень бытового неприятия. Зато добавились новые отрицательные черты — грабителя и насильника. Конечно, была и другая сторона медали. Например, командование Красной Армии отдало приказ платить польским крестьянам за любые поставки, многие солдаты оказывали разнообразную помощь населению. Но об этом сегодня часто забывается...

На западных землях, включённых в состав Польши, конфликты возникали и после войны, в 1945—1947 годах. Туда переселялись поляки из бывших восточных воеводств — из Западной Украины и Западной Белоруссии. Основной причиной столкновений был раздел имущества, оставшегося от немцев. По соглашению между Советским Союзом и Польшей, оно должно было служить средством компенсации для людей, оставивших свои дома и имущество на территориях, вошедших в состав СССР. Однако военные коменданты соблюдали это соглашение весьма специфическим и для поляков удивительным образом: на восток отправлялись целые заводы вместе с рельсами, ведущими к ним. Ещё хуже дело обстояло в маленьких гарнизонах, где красноармейцы были на постое у местного населения. О масштабе проблем свидетельствует секретное письмо, отправленное польским правительством советскому послу в Варшаве В. Лебедеву и маршалам Г. К. Жукову и К. К. Рокоссовскому. В нём изложены требования остановить грабеж и незаконные реквизиции, не оставлять безнаказанными солдат, совершающих изнасилования50.

Ещё более резкий негативный отпечаток на восприятие русских наложили действия советских и сотрудничавших с ними польских органов госбезопасности. Об их масштабе говорят следующие официальные данные: в октябре 1989 года министр иностранных дел К. Скубишев-ский официально поставил перед СССР вопрос о возмещении материального ущерба гражданам польского происхождения, пострадавшим «от сталинских репрессий». Сейм и Сенат определили число жертв в 200—250 тыс. человек, а сумму требуемой компенсации — в 5—7 млрд рублей51. Массовые репрессии против сил польского подполья, особенно против солдат Армии Крайовой, не согласных с установлением коммунистической власти, практически ничем не отличались от поведения немцев52. Отсюда и мнение многих о «советской оккупации»53.

Конечно, россиян не может не задевать этот термин: как это так, оккупанты? Оккупантами были немцы, мы — освободители! Справед-

ливости ради стоит отметить, что профессиональные польские историки используют термин в строго определённом смысле — применительно к восточным польским землям, занятым СССР в 1939 году по сговору с Германией и, как и в XVIII веке, по праву силы, в нарушение Рижского договора. О послевоенных годах в серьёзной историографии никто так однозначно не скажет; скорее употребят метафору «половинчатая свобода». Хотя и тогда, и теперь отдельные круги польского общества, главным образом интеллигенция и патриотически настроенные молодые люди, считали и считают такие факты, как присутствие советских войск на территории Польши после окончания войны или пребывание в 1949—1956 годах этнического поляка, но советского гражданина маршала Рокоссовского на посту министра обороны Польской Народной Республики, достаточными доказательствами фактической оккупации Польши Советским Союзом.

У

В результате Второй мировой войны границы Польши существенно изменились. В 1945 году, по заключённому с Советским Союзом Договору о дружбе и границах, Польша официально признала вхождение Западной Украины и Западной Белоруссия в состав СССР54; в 1950 году последовал Згожелецкий договор с ГДР, закрепивший за Польшей Верхнюю Силезию и Западную Померанию55. Польское государство, ликвидированное в 1939 году, была восстановлено, но в сильно изменённом виде. Во-первых, как фактически мононациональное — что было впервые в его истории; во-вторых, как социалистическое — что тоже было впервые; в-третьих, как ограниченное в свободе действий и, значит, не в полном объёме суверенное — что уже случалось с ним в прошлом. Источником всех этих изменений был Советский Союз: первое обеспечил, второму сначала сильно способствовал, а потом не давал отыграть его назад, третье просто навязал. Первое изменение можно, наверное, оценивать в основном положительно, последнее — отрицательно, взвешенная оценка социалистического периода требует времени. Но при любых оценках очевидно, что все три изменения, как минимум, инициированы внешней силой; следовательно, когда они свершались, Польша не распоряжалась в полном объёме своей исторической судьбой. И это обстоятельство — скорее ощущаемое, чем отрефлексированное, — могло добавить «нелюбви» к СССР / России56.

Ещё больше в этом направлении сделали конкретные политические шаги кремлёвских опекунов Польши. В 1945—1947годахувласти

находилось правительство национального единства из представителей рабочей (ППР), крестьянской (ПСЛ) и левого крыла социалистической (ППС) партий. В январе 1947 года на выборах в сейм победил, не без вмешательства Кремля, просоветский блок ППР—ППС. Демократические политические деятели, в том числе бывший вице-премьер и министр сельского хозяйства С. Миколайчик, опасаясь репрессий, были вынуждены эмигрировать. Страна изменила название и стала называться Польской Народной Республикой (ПНР), к власти пришли люди, и во внешней, и во внутренней политике ориентировавшиеся на Советский Союз. Среди них было немало сталинистов, сторонников «жёсткого социализма»: Я. Бергман, Б. Берут, Г. Минц и др. В ПНР были развернуты преобразования по советскому образцу — плановая экономика, коллективизация, монополия одной партии на власть и т. д.57

Вскоре начались репрессии против тех в руководстве ПНР, кто не был согласен со слепым копированием советского опыта. В августе 1948 года сторонник польского пути к социализму В. Гомулка был снят с поста генерального секретаря Польской объединённой рабочей партии (ПОРП) и заменён Берутом. Многие партийные деятели были арестованы, «предателей» и «заговорщиков» стали выслеживать во всех сферах жизни. Чтобы эффективнее произвести чистку в армии, Берут пригласил на посты министра национальной обороны и вице-премьера Рокоссовского.

Отношения с СССР были хорошими; впрочем, другими в той ситуации они просто не могли быть, так как польские власти сильно зависели от Москвы. До 1956 года большинство руководящих постов занимали «импортные» коммунисты из СССР — штатные сотрудники советских органов, направленные на работу в Польшу. К ним современные польские историки причисляют и президента Берута58. В те годы с новой силой возродилась типичная для поляков социаль-но-психологическая установка: власть — чужая, государство — враг, борьба с ними — подвиг59. Даже в современной Польше, спустя 20 лет после «бархатной революции» она всё ещё заявляет о себе, хотя постепенно и ослабевает. Достаточно посмотреть карикатуры на братьев Качиньских, появляющиеся на страницах таких печатных изданий, как «Angora»60, чтобы в этом убедиться.

Послевоенные годы положили начало новому политическому и хозяйственному укладу в жизни страны. Одной из главных задач, стоявших перед польским народом, было восстановление разрушенного. Вопросы внешней политики не являлись тогда приоритетными, публичный анализ отношений с СССР не проводился, но некоторые

представители польского общества уже определяли торговлю с ним как «воровскую». Это очень интересная тема: чуть ли не все поляки глубоко убеждены в том, что СССР грабил экономику ПНР (особо напирают на вывоз угля и мяса), тогда как жители бывшего Союза не менее истово верят, что помощь СССР Польше лилась непрерывным потоком61. Ксожалению, трудно встретить серьёзные научные исследования на этот счёт и определить, кто же прав.

После смерти Берута остро встал вопрос о его преемнике. Опять же под давлением Москвы пост генсека ПОРП занял Э. Охаб. Его позиция напоминала позицию Н. С. Хрущева: хотя сам Сталин — «наихудшее зло», от сталинизма всё-таки нельзя сразу отказаться, а отдельные его проявления вполне допустимы. Но тут страну охватил экономический кризис. Стали очевидными просчеты в централизованном планировании, попытка коллективизации обернулась упадком крестьянских хозяйств, промышленность не выполняла плановых показателей, обозначилась нехватка товаров. В мае 1956 года правительство решилось на «регулирование зарплаты» и повышение цен. В Познани рабочие заявили протест, вышли на улицы, в результате пролилась кровь. Ситуация оказалась на грани взрыва. Выход общество увидело в идее Гомулки о собственном, польском, пути к социализму. В октябре, чтобы как-то воздействовать на ход событий, в Варшаву неожиданно прибыла советская делегация во главе с Н. С. Хрущевым. На состоявшемся тогда же пленуме ЦК ПОРП представители СССР посчитали необходимым пойти на компромисс и допустили, чтобы Гомулка стал её генсеком62.

Гомулка сумел нормализовать отношения с ФРГ, что благоприятно сказалось на его имидже. В декабре 1970 года с правительством

В. Брандта был подписан договор о нерушимости границы по Одеру—Нейсе. Присутствие советских войск на территории ПНР стало регламентироваться специальным соглашением63. Страну покинули многие советские советники и офицеры, руководившие польской армией. В 1960—1970-е годы расширялось сотрудничество двух стран в области экономики и культуры, в официальной пропаганде говорилось об укреплении дружбы двух стран и их народов. Тем не менее, когда в 1975 году попытались внести в Конституцию ПНР поправку о вечном союзе с СССР, неожиданно для властей начались столь широкие протесты интеллигенции, представителей церкви, ветеранов войны, что от этого замысла пришлось отказаться64.

Вообще положение Польши в системе социалистического лагеря тогда заметно отличалось от положения других стран, что ярче всего выразилось в значительной свободе церкви и в господстве в сельском

хозяйстве сектора частных крестьянских хозяйств. Советский Союз предоставил новым властям ПНР почти полную свободу во внутренней политике. В этой области первый секретарь ПОРП провозгласил курс на десталинизацию, демократизацию, реформы и изменения в деятельности партии. Но реализация курса оставляла желать лучшего. На многих ключевых постах Гомулка оставил известных сталинистов, которые ещё имели реальную силу и противостояли реформам. Не была проведена обещанная широкомасштабная реабилитация невинно осуждённых. Запрещалось критиковать сталинизм, и хотя, по сравнению с советской, цензура в Польше выглядела, можно сказать, либеральной, культура оставалась под партийным надзором. Как антисоветские расценивались даже произведения А. Мицкевича, осуждавшие русский царизм. Запрет на значительную часть творчества великого польского поэта спровоцировал в марте 1968 года студенческие выступления. Были при Гомулке и процессы над интеллигенцией (например, дело М. Ваньковича)65. В общем, и после сталинской эпохи применялись методы управления, скроенные по советскому образцу. Но, может быть, главная проблема для Гомулки, которая привела к его отставке, заключалась в том, что в период его пребывания у власти экономический кризис так и не был разрешён. Правительство решилось на повышение цен на продукты и товары первой необходимости. Это закончилось уличными столкновениями и кровопролитием в Гданьске и Гдыне66.

Многие в Польше связывали возможность преодоления кризиса с именем Э. Терека. При Гомулке он был первым секретарем воеводского комитета ПОРП в Катовицах (Силезия) и успешно руководил данным регионом. На его первый вопрос к населению «Поможете?» рабочие всей страны с энтузиазмом ответили: «Поможем!» Первые его шаги внушали оптимизм: был сделан акцент на повышение жизненного уровня людей, на введение самых современных методов хозяйствования , на переход от экономических отношений исключительно с соцлагерем к широкому международному сотрудничеству. Выход из кризисной ситуации правительство думало осуществить с помощью заграничных кредитов. И действительно, поначалу экономическое положение в Польше стабилизировалось и даже улучшилось. Выросло промышленное производство, подтянулись показатели и в сельском хозяйстве, повысился авторитет страны на международной арене. Герек посетил многие европейские страны. Но вскоре прежние проблемы вернулись в полном объёме, да к ним ещё добавилась задолженность западным банкам. А партийная номенклатура, как и в Советском Союзе при Л. И. Брежневе, не стеснялась рас-

ширять на этом фоне круг своих привилегий. В 1975 году высшие партийные круги снова хотели пойти на увеличение цен, но перед угрозой всеобщей забастовки отступили67. (С того времени у поляков стало прочным убеждение, ещё сильнее укрепившееся в 1980-е, в том, что с властью надлежит говорить только с позиции силы.) Многие связывали снижение жизненного уровня с политикой правящей партии, с принадлежностью Польши к социалистическому лагерю. Конец 1970-х польская интеллигенция определила как «предгрозовую эпоху» сочетания — и столкновения — сталинизма и национальной традиции68. Для людей стало ясно, что изменить свою жизнь можно, только изменив систему. Оплот этой системы, СССР, стал восприниматься символом гнёта и барьером на пути к свободе.

Рост антисоветских и антикоммунистических настроений повлёк за собой ухудшение отношения к русскому языку и культуре, к русскому народу вообще. Но одновременно поднялась волна симпатии к советским диссидентам, поэтому отношение к русским в 1980-е годы нельзя определить как однозначное. Даже в самой «Солидарности» сосуществовали разные взгляды на Россию / СССР, и диапазон их колебался от откровенной ненависти до искренней симпатии. Стоит заметить, что католическая церковь довольно успешно приглушала самые радикальные настроения, зачастую стремилась выступать арбитром в том конфликте народа с властью, который затрагивал и Советский Союз. Пожалуй, большинство поляков могли тогда выразить своё отношение к русским словами из песни легендарного поэта «Солидарности» Я. Качмарского: «Я русофил, антикоммунист».

Правительство Терека полностью утратило былую популярность из-за неспособности справиться с наболевшими проблемами. Но, в отличие от предыдущих кризисов, пережитых социалистической Польшей, альтернативная ему политическая сила, объединившая все оппозиционно настроенные слои общества, образовалась за рамками партии, сложившейся системы власти. То был независимый профсоюз «Солидарность».

В начале 1980-х «Солидарность» превратилась в безусловный моральный авторитет для поляков. Руководство ПОРП констатировало в 1981 году, что стоило в Быдгоще задеть двух человек из «Солидарности», как сразу поднялась буквально вся страна69. Для советских руководителей, давно уже полагавших любую не инициированную КПСС гражданскую самодеятельность покушением на «руководящую и направляющую», сам этот факт представлялся чем-то немыслимым. Они изначально были враждебно настроены к «Солидарности»; неудивительно, что её платформа представлялась им буквально пропи-

танной антисоветизмом и русофобией. В этом их убеждала и информация, поступавшая из Польши от советских учреждений. Например, в докладе генерального консульства СССР в Гданьске за период с сентября по ноябрь 1980 года, помимо сообщения о том, что стачечный комитет «Солидарности» во главе с Л. Валенсой выдвинул экономические требования, среди которых — о, ужас! — отмена «коммунистической системы» торговли, приводились следующие доказательства враждебности движения СССР. Во-первых, в своём выступлении активистка «Солидарности» А. Валентынович заявила, что по приказу НКВД в Катыни расстреляли около 15 тыс. польских военнопленных, но до сих пор нет памятника, посвящённого этой трагедии. Во-вторых, раздаются призывы вернуть бывшие восточные земли. В-третьих, предпринимаются попытки доказать, что роль Красной Армии в освобождении Польши была несущественной70.

В Советском Союзе господствовала точка зрения, что в разложении социализма в ПНР повинен в первую очередь Запад. На деле главные причины кризиса крылись внутри страны. Сказались многолетняя неспособность и зачастую нежелание властей кардинально решать назревшие проблемы. Практически не менялась диспропорциональная структура народного хозяйства и распределения национального дохода: 49,6 % вкладывали в развитие ТЭК, 30 % — в металлургию и машиностроение и всего 20 % шло на удовлетворение потребительских нужд населения71. Советский вариант развития Польше просто не подходил, при его копировании игнорировались особенности польской экономики и менталитета поляков. Например, при попытках насаждения колхозов не учли, что польскому хуторянину глубоко чужда сама идея коллективизма — в отличие от России, где она глубоко засела в сознании и где много веков существовала крестьянская община. И уж тем более не могли поляки, на которых почти до XX века влияли престижные образцы социального поведения, восходящие к идеалу шляхетской вольности, смириться с попытками установить тотальный надзор над всеми проявлениями жизни.

Советское правительство было сильно обеспокоено обстановкой в ПНР, Л. И. Брежнев лично давал указания сменившему Терека

С. Кане, какие действия следует предпринять против «Солидарности»72. Над Польшей нависла угроза военной интервенции СССР и других «братских» государств. Что она реальна, убеждали примеры Венгрии в 1956 году и Чехословакии в 1968. Она страшила и польские власти. Именно угрозой интервеции с востока оправдывал В. Ярузельский введение военного положения в 1981 году и запрет

«Солидарности». Вопрос о возможности ввода в Польшу советских войск до сих пор волнует не только историков, но и значительную часть польского общества73.

VI

В конечном счёте механизм отношений, навязанный Советским Союзом ПНР, обратился против русских. Более сорока лет поляков заставляли «любить» СССР, с 1989 года на волне национализма распространяется чуть ли не всеобщая неприязнь к русским уже чисто по национальному признаку74. Неудивительно, что на протяжении последних 18 лет российско-польские межгосударственные отношения остаются натянутыми. Особенно неважными они были в период пребывания у власти Л. Валенсы. Тогда осуждалось всё, что было связано с эпохой ПНР, это было просто модным. Из названия страны исчезло слово «Народная», на гербе государства снова появился орёл в короне. Историки, журналисты и общественные деятели вытащили наружу все дискредитирующие СССР «белые пятна» в советско-польских отношениях. Широко использовались понятия «советская агрессия» и «советская оккупация». В общем, как и с началом Второй мировой войны, на Россию вновь стали смотреть как на захватчика и многовекового угнетателя. Всё позитивное в восприятии СССР будто стерлось из памяти большинства населения.

В то же время конец «коммунизма», ликвидация Советского Союза и Варшавского договора принесли с собой новые возможности для Польши и на международной арене, и в области её отношений с Россией. В отличие от социалистических времён, польское правительство рассчитывает на активное сотрудничество с Западом, ищет его поддержки. Соответственно польские власти до сих пор стараются как можно громче заявить о себе в мире, показать самостоятельность и самодостаточность своей страны. Вывод советских войск в начале 1990-х годов, а затем вступление в НАТО и ЕС дали Польше чувство безопасности и собственной значимости, обеспечили ей иные, чем прежде, и в целом более выгодные, более равновесные позиции в переговорах с Россией.

Прозападная политика была особенно характерна для второго президента Республики Польши А. Квасьневского. Именно при нём Польша вступила в НАТО, ЕС, ВТО, присоединилась к Болонской декларации и т. д. Но одновременно при социал-демократе Квасьневском отношения с Россией на официальном уровне потеплели.

К этому толкала объективная необходимость: Польша нуждается в поставках российского газа и полезных ископаемых, а изделия польской легкой промышленности — в российском рынке, на котором они традиционно широко представлены. Президент Польши неоднократно совершал визиты в Россию, встречался с Б. Ельциным и В. Путиным, выступал в средствах массовой информации. Однако после вступления Польши в НАТО в ноябре 1999 года и в Евросоюз в мае 2004 года его политика по отношению к России несколько изменилась. Он поддержал «оранжевую революцию» на Украине и присоединился к требованиям стран Балтии провести ревизию итогов Второй мировой войны75. Тем не менее он присутствовал на торжествах 9 мая 2005 года в Москве, посвящённых 60-летию Победы, и с ним российским руководителям удавалось найти компромисс по спорным вопросам.

Этого нельзя сказать о следующем президенте Лехе Качиньском. Он шёл к власти в 2005 году под антироссийскими лозунгами и не отказался от них после избрания. Новый президент резко критиковал своего предшественника: якобы, когда дело касалось России, тот был слишком лоялен там, где следовало жёстко требовать76. Антирос-сийская направленность политики Качиньского стала ещё более определённой с июля 2006 года, когда правительство возглавил его брат Ярослав. Правящий тандем словно давал понять, что принципиально не заинтересован в развитии отношений с Россией. Такая внешнеполитическая линия была непонятна не только россиянам, но и большинству поляков.

Следствием явились периодические кризисы в двухсторонних отношениях. О главном из них мы скажем чуть позже, пока же остановимся на том фоне негативного взаимного восприятия сторон, на котором они разворачиваются. Во многом фон этот создаётся искусственно, усилиями националистически настроенных политиков, журналистов, исторических публицистов, авторов учебников по истории, озабоченных поиском доказательств исторического превосходства Польши над Россией или России над Польшей, что влечёт за собой переписывание отдельных периодов истории той и другой страны. Проблема, однако, в том, что фон влияет и на общественное мнение, и на правительства обеих стран, укрепляет их нежелание идти на компромисс в спорных вопросах.

Авторы многих польских учебников, характеризуя отношения с Россией, заостряют внимание на том, как на протяжении веков Польша страдала от агрессии сначала Руси, затем Московского царства и Российской империи, затем Советского Союза. Из седой ста-

рины тянут они цепочку «польских обид», акцентируя в ней, конечно же, три раздела Польши и превращение её в «придаток России»; находят у восточного соседа агрессивные империалистические планы во все времена; стараются убедить в преемственности политики царской России и СССР77. При этом замалчиваются такие «мелочи», как гибель пленных красноармейцев в польских лагерях в 1920 году, с одной стороны78, подвиги советских солдат на польской земле и помощь Советского Союза в восстановлении хозяйства Польши после Второй мировой войны, с другой79. Не вспоминают и о том, что именно советскому правительству Польша обязана своей границей по Одеру и Западной Нейсе, что на конференции в Потсдаме летом 1945 года Сталин отказался включать территорию Верхней Силезии и Западной Померании в советскую зону оккупации, чтобы передать её Польше80.

В России также присутствует тенденция подчёркивать негативные моменты истории, связанные с Польшей, о чём свидетельствуют введение «Дня народного единства» и конференции, посвящённые периоду Смуты81. Вместе с тем стоит заметить, что оживление интереса россиян к этому периоду было в значительной мере спровоцировано польской стороной и что в 1990-х годах в России появились учебники, авторы которых отрицательно оценивали российскую политику по отношению к Польше82.

С октября 2005 года отношения между двумя странами сильно осложнял конфликт вокруг «польского мяса». Тогда российское правительство ввело односторонний запрет на ввоз из Польши мяса и некоторой другой сельхозпродукции. Основание было таким: есть сведения, что мясная продукция поступает в Польшу из Индии и что она весьма низкого качества. Польская сторона эти обвинения отрицала, утверждая, что Россия просто старается нанести вред польской экономике. В качестве ответной меры Варшава неоднократно налагала вето на начало переговоров между Евросоюзом и Россией по поводу заключения нового соглашения о партнёрстве и сотрудничестве.

Казалось, ситуация зашла в тупик. Однако к концу 2007 года наметились положительные сдвиги. 21 октября на досрочных парламентских выборах победу одержал лидер партии «Гражданская платформа» (РЫйэгта ОЬу\уа1екка — РО) Дональд Туск. В первую очередь, избиратели поддержали его за обещание вывести польский воинский контингент из Ирака. Но у многих их симпатии к Туску определялись ещё и тем, что в своей предвыборной программе он выступил за серьёзное улучшение отношений с Россией. В интервью

РИА-Новости лидер РО утверждал, что нет «реального конфликта интересов между Польшей и Россией. Есть напряженность, например, вопрос строительства Североевропейского газопровода по дну Балтийского моря, тема несчастного мяса — но это не стратегические разногласия». По поводу мяса он сказал, что снятие эмбарго очень важно для польских производителей, для Москвы же — просто «мелочь» (по оценкам экспертов, речь идет примерно о 30—50 тыс. тонн мяса в год, что составляет не более 5 % в общем объёме российского импорта мяса83. — С. 3., Л. К. ): но эта мелочь стала бы для поляков «выразительным читаемым сигналом: в Кремле готовы к улучшению отношений с Варшавой»84.

Наконец, проблема сдвинулась с мёртвой точки. 19 декабря 2007 года после серии переговоров между представителями Министерств сельского хозяйства двух стран в городе Светлогорске был подписан меморандум об условиях поставки польской мясной продукции в Россию. Россельхознадзор определил список из 36 польских предприятий, имеющих право ввозить сельхозпродукцию на территорию России. Правом поставки говядины и свинины наделены шесть предприятий, мяса птицы — девять, молока и молочных продуктов — 20, а яичного порошка, сухого и жидкого белка, альбумина и желтка — одно. Ещё четырем предприятиям доверено хранение животноводческой продукции перед её отгрузкой в Россию. По словам заместителя начальника отдела международного сотрудничества, протокола и работы со СМИ Россельхознадзора А. Алексеенко, разногласия удалось уладить, как только польские ветеринарные службы дали гарантии, что вся приходящая из этой страны продукция изготовлена из польского же сырья. Раньше Россия таких гарантий не получала85.

В целом можно констатировать, что идущий с начала 2000-х годов процесс возвращения отношений двух стран в нормальное русло после некоторых зигзагов и попятных движений активизировался с приходом к власти партии РО и Туска. Сам факт их поддержки населением говорит о том, что антироссийские лозунги утратили для избирателей былую значимость. В Польше снова появился интерес к русскому языку и русской культуре. Особенно явно это можно заметить в школах. В 1990-е годы в них практически нигде не преподавался русский язык, за последние же три-четыре года по требованию учеников и их родителей он вернулся в школьную программу в качестве факультативного предмета, и желающие могут теперь его изучать. Большой интерес вызывают также гастроли российских артистов: несмотря на сумасшедшие цены, купить билеты на балет

из Москвы или на концерт ансамбля Александрова очень сложно. К сожалению, российская массовая культура в виде кино или поп-музыки в Польше недоступна.

Что касается отношения поляков к России и русским, то в целом оно сейчас ближе к положительному, но всё же настороженное. Впрочем, на уровне индивидуальных межличностных контактов гостеприимство, оставшееся живой традицией у обоих народов, часто побеждает сохраняющуюся отчуждённость. В то же время говорить с простыми поляками на некоторые исторические и политические темы гостям из России бывает даже опасно. Слишком бурные патриотические эмоции эти темы до сих пор вызывают у части поляков. Случаются факты избиения туристов в Польше и в России. Если судить по числу избитых, то в этой области между двумя странами достигнуто, увы, полное равновесие. В 2007 году после инцидента с детьми российских дипломатов в Варшаве, в Москве началась настоящая «охота» на польских дипломатов и журналистов. В итоге трое из них попали в больницу в тяжелом состоянии86. Хотя такие случаи квалифицируются как хулиганские нападения, воспринимаются они как проявления национальной ненависти и потому препятствуют налаживанию добрососедских отношений.

VII

Напомним о парадоксе: поляки в большинстве своём «любят» русских» и неплохо относятся к стране России как к совокупности ландшафтов и поселений, но «не любят» государство Россию, его правителей, чиновников, армию. В исторической ретроспективе последних 250 лет польской истории — от Барской конфедерации до наших дней — восприятие поляками соседнего государства на востоке, на первый взгляд, выглядит неизменным, независимо от того, имеем ли мы в виду восприятие царской Россия, или СССР, или постсоветской России. Разве что чёрная краска, окрашенной в которую видел российское государство польский взгляд, была то плотной, то не очень. И причина такой устойчивости восприятия, такой живучести негативного образа России как государства лежит на поверхности: поляки в массе своей считали и считают, что всем случившимся с ними историческим неприятностям они обязаны российским властям. От которых — и в Польше это признавали и признают — страдал и русский народ. Вот одно из суждений такого рода — как ясно теперь, чересчур комплиментарное, — датируемое 1956 годом, но записанное по памяти в 1980-е:

«...Рассказы о подобных ужасах (речь идёт о кампании борьбы с "космополитами" в последние годы жизни Сталина. —С. 3.,А. К.) не отталкивали меня от России. Наоборот, поддерживали уверенность, что народ, столько страдавший, предназначен для великого. Это ничего, рассуждал я, что "средний советский человек" ожесточён и оглуплён; мыслящие люди не истреблены целиком, не заглохла прославленная "русская совесть", хотя — как, впрочем, и раньше — она присуща лишь узкому слою элиты; главное, что такая духовная элита существует, а раз так, то достаточно небольшого послабления, чтобы рухнула эта чудовищная пирамида порабощающей лжи. И тогда русская культура, русская мысль возродится, расскажет миру правду о трагических уроках русской истории, потрясёт Запад и остановит ширящийся там моральный кризис»87.

В действительности разным периодам польской истории присущи свои нюансы восприятия поляками русских и России. В ещё большей степени это характерно для польского взгляда на отношения с Россией. В разные эпохи он сильно различался и так же сильно, даже радикально — с «плюса» на «минус» и наоборот — могли меняться зависевшие от него, им определявшиеся, оценки этих отношений. Только в XX веке можно выделить несколько их смен. Так, крутой перелом произошёл в промежутке от воссоздания польского государства до окончания советско-польской войны; то был перелом от фактического отказа Советской России в субъектности, то есть от невосприятия её в качестве объекта оценки, до оценки установившихся после 1921 года отношений как плохие и враждебные. Целая серия переломов произошла в 1944—1956 годах: то были настоящие колебания маятника, в соответствии с которыми отношения с Советским Союзом трактовались то как благо, то как несчастье для Польши. Особенностью этого короткого, но бурного периода были ещё и большие различия в оценках, выставлявшихся разными фракциями польского общества. Затем амплитуда колебаний постепенно затухает, и к началу 1980-х преобладающей становится отрицательная оценка советско-польских отношений, а наибольшей силы пристрастный взгляд на них и эмоциональные суждения по их поводу достигают в самые первые годы после краха социалистической системы. Причём то и другое распространяется уже не только на отношения с Россией, но и на её жителей. Сейчас как будто обозначился новый, далёкий от завершения, перелом , когда чуть ли не впервые за два с половиной века на первый план при оценке отношений с восточным соседом начинают выходить не горькие исторические воспоминания и не самоутверждение в собственных глазах за его счёт, а прагматические соображения выгоды, с одной стороны, самый элементарный интерес к соседу, с другой.

Конечно, чтобы этот перелом совершился до конца, надо решить немало проблем, всё ещё разделяющих Польшу и Россию. Наилучший путь к их решению — открытый диалог двух правительств и компромисс, столь необходимые для обеспечения нормального взаимодействия и сотрудничества польского и российского народов. Два государства всегда были взаимосвязаны друг с другом в экономической, политической и культурной сферах. В XXI веке эту взаимозависимость невозможно игнорировать — тем более ради того, чтобы обрести краткосрочную популярность или показать, кто «сильнее». На правительственном уровне было бы правильно заложить новую систему российско-польского сотрудничества. Один из приоритетов — это установление нового порядка в области торговли, которым обеспечивались бы интересы обеих стран. Имеются в виду такие меры, как обеспечение надежности поставок газа в Польшу и создание системы контроля качества товаров, отправляемых из Польши в Россию, в том числе и мяса. Также не следует заострять излишнее внимание на негативных моментах отношений двух государств в прошлом, подсчитывать обиды и стараться «отомстить» друг другу посредством поспешных политических заявлений или исторических фальсификаций. В то же время такой подход не исключает, а, напротив, прямо требует цивилизованного, профессионального и, в меру человеческих возможностей, беспристрастного обсуждения спорных и «тяжёлых» моментов в совместно унаследованном прошлом. Ведь недосказанное и замалчиваемое всё равно выйдет наружу, и кто-то из поляков или русских, а то и из представителей других стран, не заинтересованных в польско-российском сотрудничестве, может им воспользоваться, чтобы воздвигнуть новый барьер между Польшей и Россией.

Ни полякам, ни русским не нужно прививать «любви» друг к другу; но вот уважать и понимать противоположную точку зрения мы взаимно обязаны.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Червенские города располагались по верхнему течению Западного Буга с его притоками Хучва и Луга и в верховьях р. Стырь. Включали в себя Червень (от которого и происходит их собирательное название), Волынь, Броды, Сутейск, Угровеск, Столпье, Всеволож, Верещин, Перемышль и др. Вслед за князьями, в новое время споры о первоначальной принадлежности городов продолжили историки. Выдвигалось несколько версий: о принадлежности Червенских городов чехам; о включении их в состав Древнерусского государства уже при Олеге; о том, что первыми «при-

брал к рукам» эту независимую область всё-таки Мешко I. Древнерусский летописец как будто воспринимал завоевание городов Владимиром как приобретение нового, а не возвращение утраченного. См. в этой связи: Соловьёв С. М. История России с древнейших времён. В 15 книгах. Кн. I. М., 1959. Т. 1. С. 191 — 192.

2 Скрынников Р. Г. Борис Годунов. М., 1979. С. 176.

Очень показательно в этом отношении сравнение двух «взглядов» на славянский мир: русского Хронографа 1512 года и поляка Меховского, автора датируемого 1517 годом «Трактата о двух Сарматиях». В обоих текстах чётко выражено представление о разделении этого мира на две части, одна из которых — часть еретиков (западные славяне для автора Хронографа) или схизматиков (Московия для Меховского). См.: Мыльников А. С. Картина славянского мира: взгляд из Восточной Европы. Представления об этнической номинации и этничности XVI — начала XVII века. СПб.,

1999. С, 120-129.

4 См., например: Polonia, 2005, 7 listopada.

5 Соловьёв С. М. История России... Кн. VI. М., 1961. Т. 11. С. 179-180.

6 Точнее, Pacta Conventa и Articuli Henriciani, позднее объединённые в один документ. Названы по имени первым обязавшимся их соблюдать Генриха III Валуа, который до своего восшествия в 1574 году на французский престол в течение 148 дней побывал в сане польского короля. О нём см.: Французские короли и императоры. Под ред. П. К. Хартманна. Ростов-на-Дону, 1997. Доступно на: http:// tow/ peoples.ru/ state/king/france/genrich_3/history.html. Последнее посещение

18 июня 2008 года.

7 Черниловский М. История феодального государства и права. Хрестоматия. М., 1959. С, 334.

8 Ян Собеский — король Речи Посполитой в 1674—1696 годах. Под его командованием объединённое польско-саксонское войско нанесло сокрушительное поражение турецкой армии, осаждавшей Вену. Уже после его смерти, в 1699 году был заключён Карловицкий мир, по которому Польша вернула себе Подолию, отошедшую к туркам в 1672 году.

9 О Барской конфедерации существует обширная литература, см., например: Иваницкий С. Ф. Первый период Барской конфедерации // Учёные записки Ленинградского гос. пед. ин-та. Т. 45. Л., 1941; Konopczyiski W. Konfederacja Barska. Т. 1—2. Warszawa, 1936, 1938.

10 Ср. оценку польского автора, сделанную в начале 1980-х годов: «Это был порыв патриотизма в защиту свободы, но в то же время тёмный и слепой, опирающийся на идеи мракобесия» (Василевский А. Народ и государство в период кризиса // Нева, 1987. № 10. С, 145).

11 Всемирная история. В 10 т. Т. VI. М., 1959. С. 80—81.

12 Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. 5. Лекция 76 // В. О. Ключевский. Сочинения. Т. V. М., 1958. С. 59. Также доступно на: http://www.magister.msk.ru/ library/history/ kluchev/kllec76.htm. Последнее посещение 27 июня 2008 года.

13 См.: Kizwalter Т. Historia powszeclma. Wiek XIX. Warszwa, 2003; Chwalba A. Historia Polski 1795—1918. Krakow, 2000, \ RadziwitA., Roszkowski W. Historia 1789—1871. Warszawa, 1995.

14 Яркий пример — участие партии «Польское коло» на выборах в четыре Государственные думы в 1906—1917 годах.

15 Соловьёв В. С. Национальный вопрос в России. Выпуск первый // В. С. Соловьёв. Сочинения в 2 т. Т. 1. Философская публицистика. М., 1989. С. 278.

16 Декреты Советской власти. Т. III. М., 1964. С. 259.

17 Пронин А. А. Советско-германские соглашения 1939 г. Истоки и последствия. Глава I. Советско-польская война 1920 г. Версальский мирный Договор и германосоветские отношения в 1922—1933 гг. Ч. 1. // Международный исторический журнал, 2000. № 10. Постоянный адрес монографии: http://history.macliaon.ru/all/number_10/ pervajmo/pronin/partl/pl/index.html. Последнее посещение 18 июня 2008 года.

18 День капитуляции Германии в Первой мировой войне; именно с ним, а не с волеизъявлением большевиков связывала возрождённая Польша обретение независимости. См.: http://focus.in.ua/news/24057.html. Последнее посещение 18 июня 2008 года.

19 Здесь и далее по: Версаль. Итоги империалистической войны. Серия мирных договоров / Под ред. проф. Ю. В. Ключникова и А. М. Сабанина. М., 1925. С. 16—18 (Статья 27. Границы Германии), 40—42 (Статьи 87—88. Польша), 49 (Статья 100. Вольный город Данциг).

20 Archiwum Ministerstwa Spraw Zagranicznych (AMSZ). Komisja Delimitacyjna. Memoriaiy i projekty zmiangranicznych. Z. 5.T. 101. S. 70—77.

21 Архив внешней политики Российской Федерации (АВП РФ). Ф. 122. Оп. 26а. Д. 15. Л. 102.

22 Василевский А. Народ и государство... С. 150, 142.

23 Bmbaker R. Nationalism reframed. Nationhood and national question in the New Europe. Cambridge, Cambridge Univ. Press, 1996. P. 99—102.

24 См.: Галеткина H. Бужские голлендры в поисках идентичности // Вестник Евразии, 1998. № 1-2 (4-5). С. 65-66.

25 BrubakerR. Op. cit. P. 102.

26 AMSZ. Z. 5.T. 101. S. 1-12.

27 См. сноску 75.

28 Pobog-Malinowski W. Najnowsza historia polityczna Polski 1864—1945. T. 2. Paris, 1956. S. 644.

29 См.: Похлёбкин В. Исторические опыты. Сколько было разделов Польши // Независимая газета, 1999, 15 июля.

30 См.: Nowa encyklopedia powszeclma PWN. Warszawa, 1996. T. 3. S. 317.

31 Катынский расстрел. Материал из Википедии — свободной энциклопедии. Постоянный адрес: http://ru.wikipedia.org/wiki/. Последнее посещение 19 июня 2008 года.

32 Wyborcza, 2005, 23 marzeca.

33 Понятие «коммунизм» сегодня означает в польском языке систему власти, которая существовала во время советской эпохи. Хотя это неправильно с научной точки зрения, но в таком значении его употребляют не только журналисты, но и профессиональные историки. См., например: Roszkowski W. Polwiecze. Warszawa, 2002. S. 399.

34 См., например: Davis N. Europa. Krakow, 2002. P. 1107; Черчилль У. Вторая мировая война. Кн. 3. М., 1991. С. 400—401.

35 Davis N. Op. cit.. P. 1108.

36 См. Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. Т. 3. М., 1990. С. 170.

37 Instrukcja rz^du RP dla dowodztwa Armii Krajowej i Delegata Rz du w Kraju w sprawie akcji «Burza» // Zrodia do dziejow Polski w XIX—XX wieku Eata 1939 — 1945. Т. IV: W2 cz. // Historia XIX i XX wiek/ Red. nauk. J. R. Szaflika, R.Turkowskiego. Puitusk,

2000. Cz. 2. S. 225—227; Armia Krajowa w dokumentach, 1939—1945. T. 1. Londyn, 1970. S. II, 73; Назаревич P. Варшавское восстание 1944 года. М., 1989. С. 16, 33, 42—43.

38 Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М., 1988. С. 273—274.

39 Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941— 1945 гг. Т. 1. М., 1989. С. 290-291; Черчилль У. Указ. соч. С. 400.

40 Переписка... Т. 1. С. 295; Черчилль У. Указ. соч. С. 402. Русский архив. Великая Отечественная. Т. 14 (3-1). СССР и Польша 1941 — 1945. К истории военного союза. Документы и материалы. М., 1994. С. 232, 238.; Duraczynski Е., Turkowski R. О Polscena uchodzstwie. Rada Narodowa Rzeczypospolitej Polskiej 1939—1945. Warszawa, 1997. C. 179-180.

41 Русский архив... С. 248; DuraczynskiE., TurkowskiR. Op. cit. S. 177.

42 Kowalczyk J. Bolesiaw Bierut. Zycie i dziaialnosc. Warszawa, 1952. S. 93.

43 В советских и польских публикациях приводятся конкретные цифры. С 13 сентября по 11 октября советские самолеты совершили 4 821 самолето-вылет. Они бомбили немецкие войска в городе и так прикрывали с воздуха занятые повстанцами районы от налётов вражеской авиации, что немецкие самолеты перестали показываться над расположением повстанцев. См.: Рокоссовский К. К. Указ. соч. С. 281; Русский архив. С. 255, 256; Duraczynski Е., Turkowski R. Op. cit. С. 179—180.

44 Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны. М., 1973. С. 100.

45 ВертА. Россия в войне 1941 — 1945. М., 1967. С. 640, 645.

46 Цит. по: Балицкий А. Россия // Вопросы философии, 1990. № 12. С. 83.

47 См. в этой связи подборку материалов: Немцы о русских: Сборник / Сост.

В. Дробышев. М., 1995. С. 64-95."

48 Центр Карта (Osrodek Karta w Warszawie) — это негосударственный исторический центр исследования истории XX века.

49 Osrodek Karta w Warszawie // Archiwum Historii Mowionej (AHM). Program Swiadkowie Historii, relacje: II wojna swiatowa — armia czerwona. AHM 675, 741, 1117.

50 Pismo ministra Ziem Odzyskanychz diiia 10 stycznia 1946 r. do marszaikow Zukowa, Rokossowskiego i ambasadora ZSRR Tebiediewa w sprawie postepowania Armii Czerwonej na terenach przyi^czonych do Polski // za M. Krogulski. Armia radziecka w Polsce 1944— 1956. Zbior dokumentow. Warszawa, 2004. S. 45.

51 Российский государственный архив новейшей истории (далее — РГАНИ). Ф. 85. Оп. 8.Д. 74. Л. 1.

52 Официальные данные о количестве жертв отсутствуют. Но только польские органы арестовали в 1944—1948 годах и приговорили к смертной казни более 150 тыс. человек. Это не считая более чем 2,5 тыс. человек, убитых во время следствия и расстрелянных без суда. См.: TopolskiJ. Historia Polski. Poznan, 2004. S. 275—276. По сравнению с количеством жертв сталинских репрессии в СССР цифры кажутся не столь уж значительными, однако нельзя забывать, что эти бессмысленные потери имели место после войны, в которой погиб каждый шестой гражданин Польши.

53 Archiwum Akt Nowych. Z. 1504. S. (1) 5; Anders W. Bez ostatnego rozdziaiu. Wspomnenia z lat 1939—1946. rondyn, 1952. S. 13; Bazylow L., Wieczorkiewicz. P. Historia Rosji. Wrociaw — Warszawa — Krakow, 2005. S. 44; II Wojna swiatowa / Red. P. Matuszak Warszawa, 2005. S. 71, 236; Komorowski K. Polityka i walka. Konspiracja zbrojna ruchu narodowego 1939—1945. Warszawa, 2000. S. 498; Lojek J. Agresja 17 wrzesnia 1939. Warszawa, 1990. S. 11; AfotozflfcP.WymiadZwi^zkuWalkiZbrojnej Armii Krajowej. 1939— 1945. Warszawa, 2002. S. 684; etc.

54 AMSZ... Z.l. W. l.T. 3. Podt. 1. S. 1-13.

55 Там же. Z. 1. W. 4. Т. 47. S. 1—3. До войны территория Польши составляла 312,5 тыс. кв. км и сократилась на 77,2 тыс. кв. км, население насчитывало 34,7 млн человек — сократилось примерно на 11 млн, зато стало более однородным по национальному составу. См.: Краткая история Польши с древнейших времен до наших дней. М., 1993. С. 365.

56 Правда, сейчас, во времена глобализации, трудно себе представить, что какое-то государство, даже самое «сверхдержавное», может всерьёз рассчитывать, что его развитие определяется чисто внутренними причинами без какого-либо воздействия извне.

57 См.: Roszkowski W. Historia Polski 1914-1991. Warszawa, 1992. S. 215-225; SHwa M. Wielka Historia Polski. T. 14. 1945-1956. Krakow, 2001.

58 См,, например: SkrzypekA. Mechanizmy uzaleznienia — stosunki polsko radzieckie 1944-1957. Puitusk, 2002. S. 5-12.

59 Ср.:« Если не считать довольно далёкой традиции монархического государства, функционирующего эффективно и чётко, которая закончилась в Польше уже в XVI веке, более поздняя политическая традиция сводилась к сковыванию деятельности государства, если оно пыталось провести реформы, или к борьбе с иностранным правлением» (Василевский А. Указ. соч. С. 152—153).

60 См., например, Angora, 2007, sierpien. № 35. «Angora» — польский популярный иллюстрированный еженедельник, известен карикатурами на обложке политиков, включая президента.

61 DuraczynskiЕ., Turkov/ski R. Op. cit. 175—177; KomorowskiК. Op. cit. S. 496—497; Pestkowska M. Za kulisami rz^du polskiego na emigracji. Warszawa, 2000. S. 242—243, 247— 249; Wieczorkiewicz P., Bfazejowska J. W kolejce po wszystko // PRL swiadkowie — Newsweek Polska, 2006. Z. 7.

62 Roszkowski W. Op. cit. S. 236—238; Wladyka W. Pazdziernik 56. Warszawa, 1994. S. 51-52.

63 Umowa z dnia 17 grudnia 1956 // M. Krogulski Armia Radziecka w Polsce 1956— 1993. Dokumenty i materiaiy. Warszawa, 2002. S. 5.

64 Тымовски М., Кеневич Я., Хольцер Е. История Польши. М., 2004. С. 485.

65 Ванькович Мельхиор (Wankowicz, Melchior, 1892—1974) — известный польский

писатель и общественный деятель. В 1944 году как военный корреспондент участвовал в составе армии Андерса в знаменитой битве при Монте Кассино. В 1964 году

подписал «List 34» — письмо с критикой действий правительства. Вскоре за сотруд-

ничество с радио «Свободная Европа» был осужден на два года лишения свободы. См.: http://pl.wikipedia.org/wiki/Melcliior_Wankowicz. Последнее посещение 26 июня 2008 года.

66 См.: Roszkowski W. Op. cit. S. 301—304; Eister J. Grudzien 1970. Warszawa, 1995.

67 Об этом см.: Sasanka P. Czerwiec 1976: geneza, przebieg, konsekwencje. Warszawa, 2006.

68 Safjan Z. Historia i pisarz // Trybuna ludu, 1988, 9 marzeca.

69 РГАНИ. Ф. 89. On. 42. Д. 39. Л. 7.

70 РГАНИ. Ф. 89. On. 67. Д. 5-6.

71 Интервью профессора Института исследования проблем рабочего класса Академии общественных наук при ЦК ПОРП П.Вуйчика студенческому еженедельнику «ИТД» (18.12.1988) // Брониславский Е., Вачнадзе Г. Н. Польский диалог. Тбилиси, 1990. С. 8-9.

72 РГАНИ. Ф. 89. Оп. 42. Д. 39. Л. 3.

73 Polska historia 1943—2003 / M. Korkuc, M. Lasota, J. Szarek. Krakow, 2003. S.60—61; Wieczorkie- wiczP., Btaiejowska J. Wejd^ niewejd^ //PRLswiadkowie. Newsweek Polska, 2006. Z. 7; idem. 13.XII. 1981. Jak to si^ staio // PRLswiadkowie. Newsweek Polska, 2006. Z. 11.

74 См. в этой связи: Pogl^d. Magazynpolityczny — krytyczny, niezalezny, pozapartyjny. Warszawa — Berlin, 1989, wrzesien. №1(153). Практически весь номер посвящён критике известными польскими публицистами (К. Вышковским, А. Вечорковским, М. Габором, 3. Збиговскимидр.) политики Россини СССР по отношению к Польше; политика эта трактуется ими как исключительно захватническая.

75 Chojnowski A. Ukraina. Warszawa, 2006. S. 273—278; Kwasniewski о sporze Polska-Bialorus-Rosja // internetowe wydanie tygodnika Wprost. Cm. http://www.wprost.pl/ar/ 79771/Kwasniewski-o-sporze-Polska-Bialorus-Rosja-aktl/. Последнее посещение 26 июня 2008 года.

76 См., например: Gazeta Wyborcza: Polityka zagraniczna wedlug Kaczynskiego // http://serwisy.gazeta. pl/kraj/1,34308, 2914782.html. Последнее посещение 14 сентября 2005 года.

77 См.: BazylowL., Wieczorkiewicz. P. Op. cit.; Cegielski T.,Zie1iriska K. Historia 2. Epoka nowozytna. Warszawa, 1998; Radziv/il A., Roszkowski W. Historia 1789—1871. Warszawa, 1995. '

78 По утверждениям российской стороны, в этих лагеряхв 1919—1922 годах погибли не менее 60 тыс. человек. Польская сторона факт повышенной смертности в лагерях признаёт, но настаивает на цифрах, меньших на порядок. Главной причиной были условия содержания — недоедание, антисанитария и холод (верхнюю одежду обычно отбирали в момент пленения, взамен ничего не давали), спровоцировавшие эпидемии (Швед В., Стрыгин С. Предтечи Освенцима // Интернет-сайт «Правда о Катыни».

16 июня 2006 года. Доступно на: http://katyn.ru. Последнее посещение 19 июня 2008 года). Весьма показательны в этой связи слова, сказанные одной пожилой полькой на праздновании в Лодзи 15 августа 2007 года Дня Войска Польского: «Русские утверждают, что Катынь была местью за уничтожение поляками 80 тыс. пленных в 1920 году. Мой дед воевал с большевиками. Если бы это было правдой, он бы мне рассказал об этом. Пленные пили воду из луж, заболевали тифом и умирали. Никто их не убивал» (там же и тогда же). В этих словах — своего рода «концентрат» компенсаторного мифотворчества. Во-первых, когда принималось решение о расстреле польских офицеров, Сталин и его присные руководствовались не столько местью (вряд ли они вообще вспомнили о пленных красноармейцах), сколько соображениями политической «целесообразности» как они её понимали. Во-вторых, напрашивается вопрос: пленные пили воду из луж, потому что у них и до плена была такая странная привычка, или они были лишены доступа к безопасной питьевой воде, из-за чего — как и из-за постоянного переохлаждения — заболевали и умирали?

79 Например, согласно решению Потсдамской конференции 1945 года СССР обязался передать Польше для восстановления хозяйства 15 % всех репараций из советской зоны оккупации и 30% — из западных зон оккупации. Чтобы обеспечить согласие англо-американских союзников на границу по Одеру— Западной Нейсе, пришлось пойти на сокращение чуть ли не вдвое поставок репараций из западных зон. См.: Берлинская (Потсдамская) конференция руководителей трех союзных держав СССР, США и Великобритании (17 июля — 2 августа 1945 г.). Сб. документов. М., 1980.

С. 409,417.

80 Там же. С. 118.

81 Например: Русская смута начала XVII века: от противостояния к единению. Межрегиональная научная конференция. Ярославль, 26 июня 2007 г.

82 См., например, Островский В. П., Уткин А. И. История России. XX век.

11 класс. Учебник для общеобразовательных учебных заведений. М., 1995.

83 www.rian.ru/politics/20071021/84792597-print.html. Последнее посещение

27 июня 2008 года.

84 Там же.

85 См.: www.newizv.ru/print/82128. Последнее посещение 7 апреля 2008 г.

86 Pobity dziennikarz czuje sie juz lepiej // BBC Polska, 12.08.2005. Cm. http:// www.bbc.co.uk/ polish/domestic/story/ 2005/08050811 journalist attack.shtml. Последнее посещение 26 июня 2008 года.

87 Балицкий А. Россия... С. 75—76.