CC BY
19
Л. С. Лыкошина
Польша - страна на восток от Одера и на запад от Буга
В свое время один из героев известного польского драматурга С. Мрожека говорил о Польше как о стране, расположенной «на Востоке от Запада и на Западе от Востока». Эти слова невольно вспомнились, когда, оценивая итоги избирательной кампании 2005 г., один польский журналист заметил, что «Польша ближе к Бугу, чем к Одеру». Действительно, 2005 г. принес победу правым, а именно: братьям-близнецам Леху и Ярославу Качиньским, отнюдь не являющимся «евроэнтузиастами». Причем в своем, мягко говоря, сдержанном отношении к европейской интеграции Качиньские не одиноки.
Хотя в целом европейский вектор развития Польши одобрялся и принимался обществом, а вступление в ЕС было на протяжении многих лет стратегической целью сменявших друг друга польских правительств, оказалось, что этот путь достаточно труден. Польша очень скоро проявила себя как политический актор, претендующий на самостоятельную роль и не желающий занимать в ЕС позицию покорного и за все благодарного «младшего брата». Весьма серьезная проблема, связанная с особой позицией Польши, возникла вскоре после вступления страны в ЕС и была связана с проектом Конституции Евросоюза.
«Ницца или смерть» - под этим суровым заявлением могли бы подписаться многие польские политики осенью 2003 г. Хотя, на первый взгляд, для подобного рода непреклонности не было 110
подходящего повода - ведь речь шла о деле сугубо мирном: о проекте Конституции ЕС.
Предполагалось, что Конституция будет принята в декабре 2003 г., на чем особенно настаивал С. Берлускони, стремящийся к тому, чтобы это знаменательное событие произошло именно в то время, когда Италия председательствовала в ЕС. Как известно, этого не произошло, сроки принятия Конституции отодвинулись, но само обсуждение проекта высветило многие сложные проблемы ЕС, показало, как непросто строить общеевропейский дом в контексте серьезного несовпадения интересов его нынешних и будущих обитателей.
Многие страны из числа как членов ЕС, так и стран-кандидатов высказали ряд предложений по поводу проекта, выразили несогласие с некоторыми его положениями, но накал страстей нигде не был столь силен, как в Польше.
Договор, принятый в Ницце в 2000 г., действительно был весьма выгоден для Польши: достаточно сказать, что страна после вступления в ЕС имела бы при голосовании почти столько же голосов, как и Германия (Польша - 27, Германия - 29). Конечно, договор очень импонировал многим политикам в стране, заговорившим даже о неких «державных» амбициях Польши в Европе.
Согласно новому проекту, принцип исчисления голосов ставился в прямую зависимость от численности населения страны, и, соответственно, Польша отстала от Германии в два раза. Кроме того, проект предусматривал ограничение числа полноправных комиссаров до 15, с тем чтобы комиссары от остальных, вновь вступающих в ЕС стран не имели права голоса. Изменялся также по сравнению с Ниццей и срок действия главы Совета: этот срок увеличивался, что определяло невозможность каждой стране реализовать свои потенциальные шансы на руководство ЕС.
Вышеназванные, а также ряд других положений проекта, каковой бы ни была их оценка, существенно меняли соотношение влияния больших и малых стран - членов ЕС. Несомненный отход от принципа эгалитаризма в сторону усиления влияния государств -основателей ЕС не вызвал особого энтузиазма у представителей польского политического класса. Немногочисленные голоса в пользу признания неизбежности идущего процесса, трезвой оценки реальных возможностей и потенциала Польши, поиска компромисса
111
и попыток «отыграться» на «другом поле» в принципе утонули в хоре сторонников лозунга «Ницца или смерть».
Лагерь этих сторонников объединил людей самой разной политической ориентации. Об однозначном неприятии предлагаемого Конвентом проекта Конституции ЕС заявила крайне правая партия Лига польских семей. Лидер фракции этой партии в Сейме М. Котлиновский решительно отстаивал идею «Европы отечеств» и равных прав каждого государства.
Нынешний президент Польши, а тогда мэр Варшавы Л. Качиньский отметил, что «вопрос о Европейской конституции -это вопрос нашей независимости и суверенитета. Это вопрос фундаментальный, и ни о каких уступках не может быть и речи». По мнению Л.Качиньского, ЕС явно предпочитает принцип национального эгоизма принципу европейской солидарности, сильные страны отнюдь не торопятся помогать слабым (11, с. 17).
Право и справедливость (ПиС) и ее лидеры - Лех и Ярослав Качиньские не желали поддерживать партию «белого флага» и решительно выступали за референдум по поводу Конституции ЕС. ПиС предложила даже идею нового референдума по вопросу о вступлении Польши в ЕС, аргументируя свое предложение тем обстоятельством, что проведенный в стране референдум, на котором поляки однозначно высказались «за», проходил в принципиально иных условиях, когда облик ЕС определял Договор Ниццы.
В поддержку последнего и с готовностью стоять до конца выступили Польская крестьянская партия и левый Союз труда. Сам тогдашний глава правительства Л. Миллер делал, кажется, все возможное и невозможное, пытаясь отстоять договор. Чудом уцелев в авиакатастрофе, Миллер отправился в Брюссель в декабре 2003 г. в инвалидной коляске и специальном корсете для позвоночника, проявив несгибаемое упорство в отстаивании интересов Польши. Не выражая решимости «умереть за Ниццу», но все же достаточно упорно ратовал за нее и бывший в то время президентом А. Квасьневский.
Польские политики в ходе обсуждения выступили, по сути, со следующими предложениями: сохранить систему распределения голосов, принятую в Ницце, признать за каждой страной право иметь одного полноправного комиссара в Европейской комиссии; для обеспечения каждой стране возможности осуществлять руко-112
водство в ЕС ввести систему группового представительства, с тем чтобы руководящие функции исполняли одновременно представители четырех государств; исключить возможность создания внутри ЕС неких военных союзов, не включающих всех членов Союза (а именно такого рода идею высказывали ведущие страны ЕС, в частности, Й. Фишер говорил о том, что если принятие Конституции будет тормозиться, то страны-основатели будут искать способы и формы более тесного взаимного сотрудничества, в том числе и в виде создания военных союзов внутри ЕС). Наконец, Польша настаивала на введении в преамбулу Конституции положения о христианских ценностях как основе ЕС. Против последнего положения достаточно активно выступала Франция - страна с наиболее выраженными в Европе светскими традициями. Да и в самой Польше нет абсолютного единства по этому вопросу. Во всяком случае, в «Открытом письме к европейской общественности», подготовленном в 2004 г., содержался призыв к устранению из преамбулы любых апелляций к источнику ценностей новой, единой Европы.
Вместе с тем польский епископат (позиция которого, несомненно, очень важна для страны, где более 90% населения декларируют свой католицизм) настойчиво призывает к введению в текст преамбулы ссылки на христианские корни европейской цивилизации. Не случайно именно в 2003 г., когда проблема расширения ЕС приобрела реальные очертания, появилось апостольское послание Иоанна Павла II «Ecclesia in Europa» и специальный документ Конгрегации веры «Католики и политика».
Польские католики на референдуме по вопросу о вступлении в ЕС голосовали в основном «за», тем самым солидаризируясь с позицией Иоанна Павла II, всячески поддерживавшего идею европейской интеграции. Но в Польше немало тех, кто вслед за главным редактором католического журнала «Знак» Е. Головиным убежден, что, «если окажется, что новая европейская идентичность создается вне христианской традиции, следует приложить все усилия к тому, чтобы процесс интеграции был остановлен на экономическом уровне... Ибо единства нельзя достигать любой ценой» (7).
Таким образом, дискуссия о проблемах Европейской конституции имела глубокий мировоззренческий смысл, свидетельствующий не только о чисто тактических разногласиях политических партнеров, но и о весьма ощутимых различиях в менталитете.
113
Апелляция к христианской традиции, вовсе не бесспорная и, возможно, нежелательная для многих западноевропейцев, становится весьма важной для поляков.
При этом не следует преувеличить глубину религиозных чувств последних. К разряду общих мест относится скорее обрядовая религиозность польских католиков, постоянно отмечаемая исследователями. Да и электоральные предпочтения многих польских изобретателей, считающих себя католиками и бестрепетно отдавших в свое время голоса левым партиям и А. Квасьневскому, без утайки заявлявшему о своем агностицизме и едва ли не атеизме, тоже о многом говорят.
Твердая польская позиция по вопросу о подписании Конституции привела к срыву принятия ее в намеченный срок. Как известно, позднее проект Конституции не нашел поддержки во Франции и Нидерландах. В конечном итоге Польша сменила гнев на милость и, добившись некоторых уступок в свою пользу, превратилась в 2005 г. из яростного противника Конституции в сторонника ее ратификации.
Обретя политическую самостоятельность, Польша не влилась спокойно и безоговорочно в формирующуюся европейскую империю, а попыталась установить особые отношения с США. Как полагает М.М. Чихоцкий (историк и философ, директор Центра международных отношений в Варшаве), такая позиция может рассматриваться как выражение сформулированной еще в 1950 г. философом О. Халецким идеи атлантического сообщества, у истоков которой лежит представление о неизбежной маргинализации Европы, воспрепятствовать чему можно только при опоре на США. По мысли О. Халецкого, Европа не сможет быть равным партнером США. В лучшем случае ее роль - это роль Афин при могущественном Риме. Дух истории, в его понимании, оставил старый континент и переместился в США (3, с. 70).
Определенное значение имел также фактор схожести американского и польского менталитетов, имеющий давнюю историческую традицию: достаточно вспомнить, что в XVIII в. польские офицеры К. Пулаский и Т. Костюшко стали героями борьбы за независимость США, а не Французской революции.
Важным было и еще одно обстоятельство: нежелание Польши быть в ЕС второстепенной страной и смириться с концепцией 114
«двух Европ». Именно особые отношения Польши с США позволяют ей усилить свои позиции в ЕС. Ведь амбиции Польши значительно превышают ее истинный международный экономический и политический потенциал. Эту слабость реального потенциала и призваны компенсировать особые связи с США.
Проамериканскую позицию Польши многие расценивают как нечто, не соответствующее принятым в Европе нормам поведения и даже как проявление польского авантюризма. Действительно, в этой позиции можно усмотреть «определенный риск, даже типичную польскую строптивость, но вместе с тем она дает основание надеяться, что место Польши в мире не предопределено сверху другими, а создается самой Польшей» (3, с. 58).
Если до выборов 2005 г. страну возглавляли левые политики, явно проевропейски настроенные1 (хотя история с принятием Конституции ЕС показывает возможность маневра и для них), то после них во главе Польши оказались, как отмечалось выше, «евроскеп-тики», хотя этот «евроскептицизм» можно определить как достаточно умеренный. Принадлежность Польши к Европе, членство в ЕС и НАТО, союз с США - все это нынешняя правящая партия ПиС относит к числу непреложных и незыблемых ценностей. Но вместе с тем ПиС предостерегает поляков от опасности утраты национального своеобразия, ибо «новая европейская идентичность» на деле является угрозой «навязывания слабым народам идентичности народов более сильных» (15, с. 9).
В данном контексте небезынтересно обратиться к проблеме польской идентичности. Последняя в самых разных аспектах традиционно находит отражение в польских общественных науках, а также в публицистике. Эта тема имеет не только чисто научное или академическое значение. Достаточно внимательно присмотреться к политической жизни страны, чтобы заметить, как активно используется это понятие в политическом дискурсе. Чем является нынешняя Польша для современного мира, каково ее отношение к другим народам, в чем суть польской специфики, как сохранить ее и надо ли ее сохранять? Все эти вопросы относятся к разряду наиболее актуальных для современной польской действительности.
1 Подробнее о позиции левых в Польше см.: Лыкошина Л.С. «Левый выбор» Польши и перспективы социал-демократии. - М.: ИНИОН РАН, 2003. - 68 с.
115
Польская национальная идентичность еще в межвоенный период основывалась на оппозиции по отношению к «чужим». Влиятельная политическая партия того времени - Национальная демократия во главе с Р. Дмовским - в качестве «чужих» видела прежде всего немцев, а Ю. Пилсудский и его сторонники - русских. Католическая церковь того периода противопоставляла «поляка-католика» «большевику-атеисту» и «жидомасону».
На пороге XXI в. Иоанн Павел II представил свое видение польской идентичности, основанное не на вражде к «чужим», а на социальном и национальном единении, на общем для всех поляков прошлом. Но стало ли его видение проблемы общепольским?
Размышляя о том, как оценивают себя поляки в сопоставлении с другими народами, польский историк литературы и публицист Е. Прокоп замечает, что поляки часто сетуют на полонофо-бию, «международный заговор», на равнодушие Запада, постоянно «продающего» Польшу, хотя поляки неоднократно спасали этот Запад и под Веной в XVI в., и над Вислой в 1920 г., и под Монте-Кассино в 1944 г. (16, с. 15).
Что же в реальности поляки знают о Западе, какие ассоциации вызывает у них это понятие? Ответ на эти вопросы в известной мере содержится в исследовании польских социологов. Согласно результатам социологических исследований, в польской системе культуры «Европа» ассоциируется прежде всего с «континентом» и ЕС.
Интересно проанализировать, каковы знания поляков о своем ближайшем соседе - Германии. Оказывается, что большинство респондентов не знают названий немецких земель или регионов, 73,6% - не знают ни одного немецкого деятеля искусства или произведения искусства. Вместе с тем только 14% не знают никаких исторических деятелей Германии и только 25 % не знают ни одной немецкой фирмы или образца немецкой продукции (5, с. 78). Из немецких политиков наиболее известны Г. Шрёдер, Г. Коль и Й. Фишер. О партиях, к которым они принадлежат, сведения у поляков очень скудны (5, с. 8).
Гораздо лучше знакомы полякам немецкие спортсмены и особенно футболисты. Но, как отмечалось выше, знания о Германии в Польше - это прежде всего знания, связанные со сферой потребления: увереннее, чем в искусстве, науке или истории, поляки ориентируются в тяжелой и автомобильной промышленности Германии. 116
При исследовании отношения поляков к США выяснилось, что эта страна ассоциируется прежде всего с такими понятиями, как «богатство», «война», «мощь», «супердержава». Россия же для поляков - это прежде всего бедная страна, где правит мафия и процветает преступность. Коммунистическое прошлое России важно для 19,3% респондентов, события Второй мировой войны -для 2,6% (5, с. 129, 130).
Таким образом, можно констатировать, что образ некоторых европейских стран и Америки в сознании поляков определяется прежде всего нынешним положением вещей, а не событиями и явлениями, связанными с прошлым.
Применительно к Европе в целом социологические исследования свидетельствуют, что в польской культуре нет достаточно четких концепций относительно места Польши в Европе (ЕС). 20% респондентов считают, что Польша всегда была в Европе, 8% не имеют на этот счет определенного мнения. В отличие от США, Германии, России, по отношению к которым в сознании поляков сформировались некие достаточно устойчивые стереотипы, «европейских» стереотипов пока нет (5, с. 117, 120).
Проводящиеся с 80-х годов ХХ в. исследования системы ценностей европейских народов (причем в сферу этих исследований с 1990-х годов входит и Польша) позволяют предпринять попытку поиска ответа на вопрос, что объединяет народы Европы и что отличает их друг от друга в плане аксиологическом.
Исследования показали несостоятельность популярных в свое время концепций модернизации и универсализации, согласно которым мир движется в направлении формирования единой модели современного человека и общества. Глобализация не приводит к единообразию, унификации и гомогенизации «мировой деревни». Скорее речь идет о прогрессирующей дифференциации, фрагментации и утверждении неравенства в мире. Само понятие «мировой деревни», как полагает писатель и публицист Р. Капусциньский, оказалось лишь «исторической ошибкой». Ведь суть человеческих взаимоотношений в деревне состоит в том, что люди знают друг друга, разделяют общую судьбу. Но ничего подобного нельзя сказать о современном обществе. Скорее это огромная толпа куда-то спешащих, не знающих друг друга и совершенно чужих людей (12, с. 36).
117
Европейская интеграция, полагает профессор Гданьского университета А. Ходубский, если и не может разрешить противоречия процесса глобализации в принципе, то по меньшей мере призвана контролировать их развитие, искать возможности расширения сферы свободного выбора (4, с. 16).
Гипотеза, согласно которой уровень экономического развития и модернизация влияют на характер ценностей и сознание людей, в принципе находит свое подтверждение в материалах европейских исследований. В более развитых и богатых обществах чаще отвергаются верования и ценности традиционного характера. Большая часть населения в современных обществах принимает светские и рациональные ценности, моральный релятивизм, политический плюрализм и т.д. Характерная черта этих обществ - индивидуализация ценностей во всех сферах жизни.
В обществах же наиболее богатых, пребывающих на стадии постиндустриального развития, распространяются так называемые «постматериалистические ценности», отражающие потребности самовыражения и самореализации, заинтересованность в качестве и комфорте жизни, повышенное внимание к внутреннему миру человека. В то же время в бедных обществах, переживающих процесс модернизации, превалируют материалистические ценности, связанные с потребностями выживания и безопасности.
Индивидуалистические, постматериалистические ценности чаще принимаются в протестантских странах или в странах като-лическо-протестантских. Посткоммунистические страны, хотя по сравнению с Азией, Африкой и Латинской Америкой и тяготеют к светским и рациональным ценностям, все же в целом остаются в сфере материалистических ценностей, определяемых потребностями безопасности и выживания. Такие посткоммунистические страны Центральной Европы, как Польша, Венгрия, Словакия, Чехия, Хорватия и Словения, не только в смысле географическом, но и в контексте разделяемых ими ценностей расположены на погра-ничье Западной и Восточной Европы, ценностей традиционных (наиболее характерных в рамках региона для Польши) и светско-рациональных (наиболее распространенных в Чехии), ценностей материалистических (прежде всего принятых в Венгрии и Словакии) и постматериалистических (Чехия, Словения, Польша).
118
Таким образом, замечает А. Ходубский, независимо от уровня экономического развития, богатства и степени модернизации, влияние на систему ценностей различных европейских народов оказывают факторы, «связанные с региональными, культурными, религиозными различиями, а также с историческим опытом» (4, с. 17).
Если посмотреть на проблему во временном измерении, то можно констатировать, что хотя в последнее 20-летие и имеет место рост показателей индивидуализма, секуляризации и рационализма, то говорить о конвергенции ценностей нет оснований. «Преобразование ценностей, - отмечает А. Ходубский, - связано с процессами модернизации и системных перемен, но названные процессы идут разными путями, имеют разные траектории движения» (4, с. 18).
В свое время, пишет главный редактор популярного в Польше журнала «Respublica nowa» М. Круль, модной была критика «европоцентризма». Но постепенно от нее отказались, ведь «наши западные ценности, возможно, не лучше и не хуже, чем иные, но они наши, и это придает им особый статус. Мы не можем, признавая плюрализм ценностей, рассматривать как равнозначные - или тем более перенимать - азиатские ценности или ценности, свойственные иным цивилизациям, ибо в таком случае мы перестаем быть самими собой или будем вынуждены отказаться от предпочтения наших ценностей, а лучше сказать, от нашего способа жизни, нашей формы существования. Как применительно к Западу, так и применительно к другим странам наша форма жизни не лучше и не хуже принятых в других цивилизациях, но она наша» (14).
Национальное своеобразие форм жизни связано с проблемой существования национального государства и народа в условиях глобализации. В литературе (что в полной мере отразилось и в публикациях польских авторов) высказываются в этой связи достаточно неоднозначные взгляды: от настойчивого акцентирования роли национального государства в современном мире до идей его обреченности и неизбежного отмирания. Сторонником последней точки зрения можно считать главного редактора журнала «Политическая критика» А. Сераковского, изложившего свою позицию на страницах «Жечиписполитой» (авторитетной польской ежедневной газеты). Полемизируя с А. Сераковским, политический обозреватель газеты П. Сквечиньский высказывает твердую убежденность в значимости национального государства, во всяком случае в обозримом
119
будущем. «Есть такие люди, - замечает автор, - правда, их меньше, чем прежде, но они есть, - которые готовы умереть за Польшу. Есть такие, - их, правда, еще меньше, но они есть, - которые готовы умереть за Германию или Францию. Но покажите мне, пожалуйста, кого-нибудь, кто был бы готов умереть за Евросоюз» (18).
По мнению К. Гилярека (Лодзинский университет), нынешнее положение дел в Европе свидетельствует о том, что глобализация не является угрозой для национальной идентичности. Не следует преувеличивать влияние ЕС на развитие национальных государств. Каждое из них сохраняет свою специфику и по-своему воспринимает процессы глобализации. Степень влияния на европейские национальные государства интеграционных процессов во многом определяется принадлежностью того или иного народа к «народу государственному» или «народу культурному». Причем здесь имеет место своеобразный парадокс: более закрытые, замкнутые «культурные народы» теоретически могут легче отказаться от неких своих политических прав в пользу надгосударственных структур, ибо этот отказ никак не угрожает их существованию как народа. Народы же «государственные», более толерантные и открытые, могут столкнуться с большими трудностями, ибо отказ от определенной доли государственного суверенитета угрожает самому их существованию.
Европейскую интеграцию можно рассматривать, как полагает К. Гилярек, в качестве эффективной попытки сохранения идеи и института национального государства в условиях глобализации. Именно благодаря интеграции европейские государства имеют возможность координировать сферу и темпы наднациональных процессов, а также сохранения конкурентоспособности национальных экономик в глобализирующемся мире. Национальные государства функционируют ныне в контексте глобализации, и ЕС следует рассматривать как международную организацию, имеющую целью снижение риска, связанного с этим обстоятельством (6, с. 82).
Вряд ли следует противопоставлять глобализацию и государ-ственныи суверенитет. Глобализация - это не внешняя сила, ущемляющая последний. Глобализирующееся государство становится основным субъектом международных отношений. Национальные государства пытаются контролировать процессы глобализации, использовать их как стимул для собственного развития. Благодаря 120
коллективным решениям, принимаемым в рамках ЕС, этот контроль в известной мере и обеспечивается. Происходит своеобразная канализация, направленное развитие процессов глобализации.
По мысли З. Баумана, реальное положение дел вряд ли соответствует вышеописанной, достаточно гармоничной ситуации. Главным институтом, призванным обеспечивать мировой порядок, прежде было государство. Именно оно было той инстанцией, которая располагала монопольным правом на определение норм и принципов действия на контролируемой им территории, обладало силой, способной заставить уважать эти нормы и принципы. Законодательная и исполнительная сила государства основывалась на «триединой мощи» - военной, экономической и культурной.
В прежних условиях глобальные проблемы решались в сфере внешней политики, осуществляемой с помощью военной силы или переговоров. Задачей «мировой политики», иначе говоря, политики глобальной, было соблюдение принципа полного и нерушимого суверенитета каждого государства на его территории (1, с. 57).
Мировой порядок состоял из суммы локальных порядков. Над этим разрозненным миром возвышалась надстройка двуединого блока великих держав. Каждый блок следил за определенной степенью координации между порядками в тех государствах, которые входили в сферу его влияния. Постепенно в политической практике все более утверждались принципы новой, надгосударст-венной интеграции национальных государств; сфера же международных отношений все более становилась ареной взаимодействия и сосуществования не столько отдельных государств, сколько блоков, лагерей. Попытка ряда государств создать блок неприсоединившихся стран отнюдь не поощрялась двумя противоборствующими блоками. Со временем роль государства изменилась. «Триединая мощь» ослабевала, и для контроля за своей территорией государству необходимо было вступать в международные союзы, добровольно отказываясь от определенной доли своего суверенитета. Итак, когда «занавес был поднят», невидимая прежде картина оказалась весьма странной: многие государства без всякого принуждения отказывались от своего суверенитета в пользу надгосудар-ственных организаций; как казалось, давно умершие этнические группы ожили и стали бороться за собственную государственность. Почувствовав новые возможности, десятки «новых» народов стали
121
претендовать на собственное представительство в «трещащем по швам» здании ООН, создатели которого даже не предполагали наличия такого количества «равных» членов. «Именно крах государственного суверенитета придал идее государственности такую неслыханную прежде популярность» (1, с. 59).
Очевидно, что тесное сотрудничество между народами желательно и необходимо. Но народы - это субъект истории. «Защита национального измерения человеческого существования, - пишет В. Котович, - это защита человеческой идентичности и достоинства, это противостояние новой, возможно, такой же опасной, как все прежние, утопии» (13, с. 274).
Защита «национального измерения» человеческого существования предполагает по меньшей мере наличие определенных знаний об этом «измерении», некой исторической памяти. Как отмечал в свое время известный польской социолог С.Оссовской, родина - это не что-то реально-объективное, а скорее нечто существующее в субъективном восприятии определенной группы людей.
Чем меньше знаний и эмоций связано с так понимаемой «отчизной», тем слабее связь с ней. Поэтому представляется очевидной необходимость обладания определенными знаниями, хотя бы минимальной культурной компетенцией. В настоящее же время имеют место процесс разрыва людей с их «малой родиной», кризис национальной культуры и вместе с тем снижение уровня знаний о европейской культуре. Указанные процессы разворачиваются на фоне наступления гомогенной массовой глобальной культуры.
Локальное исследование, проведенное в одном из регионов Польши И. Букрабой-Рыльской, показало, что в иерархии значимости того или иного региона для поляков наиболее важным являются «мое место проживания», затем «моя страна», «мой регион», «мир» и на самом последнем месте - Европа (2, с. 17). Эти данные вполне совпадают с результатами исследования, проведенного в начале XXI в. в 31 европейской стране. Указанные исследования показали, что только 3,2% европейцев идентифицируют себя прежде всего с Европой. На первом месте находится локальная, а на втором - национальная идентификация. В Польше с Европой идентифицируют себя лишь 2,3% респондентов (14).
По данным исследования И. Букрабы-Рыльской, на локальном уровне поляки больше чувствуют себя «гражданами мира», 122
чем поляками (во всяком случае, если сравнить уровень компетенции, касающейся глобальной культуры и культуры польской).
Термины и понятия, связанные с глобальной культурой, лучше знакомы респондентам, чем те, которые имеют отношение к культуре, их окружающей. То, что близко, остается незнакомым, а то, что знакомо, - отсутствует в реальной жизни (например, «Оскар», Интернет, банкомат - понятия хорошо знакомые жителям польских деревень, но отсутствующие в их реальной жизни). Это явление характерно не только для нашего времени. Значительно раньше, на пороге ХХ в., исследователи отмечали стремление человека дистанцироваться от того, что близко, и приблизиться к тому, что далеко.
Для человека, живущего в эпоху постмодернизма, это стремление к освоению «далекого», «чужого» становится определяющей характеристикой. З. Бауман считает, что образ «туриста» неразрывно связан с образом современности (1, с. 55).
Невысокий уровень интереса к проблемам собственной страны в значительной степени обусловлен спецификой системы образования в Польше. В частности, начальное обучение построено таким образом, что основное внимание уделяется скорее ценностям мировой, глобальной культуры, чем культуре национальной.
Как пишет известный польский литературовед Мария Яни-он, «на протяжении двухсот лет наша культура концентрировалась вокруг духовных ценностей, понимаемых как символы польской идентичности, таких как родина, свобода, национальная солидарность. Вместе с социальными, политическими, экономическими переменами, которые должны были превратить Польшу в "нормальную" страну демократии и свободного рынка, единство системы ценностей оказалось нарушенным. "Единство" противостоит "множественности", "солидарность" - "конкуренции", а ценности (преимущественно духовные) - "интересу" (прежде всего экономическому)» (цит. по: 2, с. 24).
В польском сознании утвердилось представление о «двух Ев-ропах»: циничной и холодной, равнодушной к судьбе поляков и идеальной, возвышенной, основанной на христианских ценностях.
Польская идентичность основана на романтической парадигме. Некогда Бисмарк говорил, что поляки - это политики в поэзии и поэты в политике. Но для нынешней Польши данное утверждение вряд ли актуально. Польские исследователи пишут о
123
разрушении прежней парадигмы и формировании новой, основанной на европейских ценностях. Сложность в том, что идентичность поляков двойственна: «кичливый лях» (по выражению Пушкина) является таковым только в России. «Этот лях, - пишет польский исследователь Я. Прокоп, - стоит на границе двух миров, по сути чуждый обоим. Он боится поскользнуться на блестящем паркете брюссельских кабинетов, франкфуртских и парижских банков, потеряться в страсбургских кулуарах и вместе с тем он пренебрежительно относится к азиатам» (16, с. 162).
Реальное присутствие этого третьего польского мира показали, в частности, выборы 2005 г. Лех Качиньский, пройдя во второй тур, обошел основного конкурента Д. Туска и стал президентом страны. Интересно, что за Д. Туска проголосовали преимущественно жители крупных городов, люди относительно более молодые, высокообразованные и, что весьма примечательно, живущие на севере и западе страны, в Силезии. За Качиньского - жители Южной и Восточной Польши, сел, небольших городов. Если обратиться к историческому прошлому, то это деление совпадает с границами земель, отошедших в результате разделов к России, Пруссии и Австрии. За Качиньского голосовали главным образом те поляки, которые обитают на землях, некогда относившихся к России и Австрии, за Туска - жители земель Пруссии.
Качиньский выиграл в традиционной Польше, где сильно влияние церкви, где ожидают помощи от государства и люто ненавидят слово «либерализм» и все с ним связанное. Наиболее активно Качиньского поддержали поляки, живущие на территории бывшей Российской империи. На возвращенных землях (так называются в Польше территории, отошедшие к ней после Второй мировой войны) голосовали за Туска. Но и там был «островок» сторонников Качиньского. Это Нижняя Силезия, население которой состоит из переселенцев из-за Буга, т.е. бывшей Галиции (9, с. 11-12).
В ходе референдума 2003 г. по вопросу о вступлении в ЕС границы Польши, проголосовавшей «за» на уровне меньшем, чем в среднем по стране, почти идеально совпадают с контурами территорий, где поддержку получил Л. Качиньский. Это деление страны, совпадающее с границами разделов, отражалось всегда и в степени предпочтений по отношению к левице и правице: бастионом
124
последней, как правило, были территории, заселенные поляками, чтящими традиционные ценности.
Возвращенные же земли рассматривались как место обитания людей, утративших свои корни. Но именно эти «неукоренен-ные» поляки оказались сторонниками европейской интеграции, свободы личности, либерализма в большей степени, чем жители иных регионов. Электорат западных и северных воеводств более открыт ко всему новому, склонен к экспериментам, будь этим новым ЕС или Ст. Тыминьский (экзотический кандидат в президенты, перуанский миллионер польского происхождения).
В. Генбнский (социолог из Щецинского университета) так характеризует состояние «политического духа» на северо-западе Польши: «Здесь нет ни германо-, ни русофобии, здесь господствует большая толерантность, открытость, более низкий уровень религиозности. У нас нет прадедов...» (цит. по: 9, с. 10).
В принципе большие города голосовали за Туска, но в «Польше Качиньского» за него были и горожане, и интеллигенция. Ни образование, ни уровень доходов, ни пол, ни возраст оказались не в состоянии изменить принципиальной позиции электората с консервативным видением мира. Жизнь показывает, что Польша «ближе к Бугу, чем к Одеру».
Это деление не абсолютно. В конце концов, Квасьневский сумел в свое время снискать симпатии и «первой», и «второй» Польши. Есть еще и «третья» Польша, не пошедшая голосовать. Да и Польша Туска включает в себя сторонников Качиньского, а Польша Качиньского - соответственно, сторонников Туска.
Размышляя о политическом сознании поляков, известный польский психолог Я. Рейковский замечает, что поляки в принципе поддерживают демократию. 10 млн. человек было в свое время в «Солидарности»; в течение последних десяти лет, по данным ЦИОН, от 60 до 70% поляков выступают в поддержку демократии. Но при оценке этих данных надо учитывать, что многое зависит от способа постановки вопроса. Ведь 40% поляков считают, что лично для них не столь важно, какой порядок в стране: демократический или нет, а 14% уверены, что недемократическое правительство может быть более желательным, чем демократическое. Очень по-разному понимают поляки суть демократии, вкладывая в это понятие свое, иногда очень своеобразное содержание.
125
Такова же ситуация и с отношением к свободному рынку. Большинство поляков - «за», но одновременно они выступают и за «опекунские функции» государства, с подозрением относятся ко всему новому, нетрадиционному. 74% - против предоставления права публичных манифестаций геям и лесбиянкам. Польское общество считает себя католическим и большое значение придает национальной идее (17, с. 30).
Победа ПиС и Л. Качиньского стала возможной во многом благодаря так называемым «мохеровым беретам», как пренебрежительно называют в Польше определенную категорию общества. Словосочетание «мохеровый берет» само по себе интересно уже тем, что в нем соединено название головного убора коммандос (береты) и мохеровых головных уборов. Эти люди придерживаются консервативных националистических взглядов, слушают передачи «Радио Мария», смотрят канал «Трамв» и читают газету «Наш дзенник». Все вышеперечисленные СМИ придерживаются весьма определенной ориентации, которую условно можно определить как националистическо-католическую. Но именно условно, так как сами иерархи католической церкви весьма обеспокоены позицией «Радио Мария» и считают, что таковая весьма опасна и ведет к расколу католической церкви.
«Радио Мария» действует в Польше уже 14 лет. Созданная мо-нахом-редемптористом отцом Т. Рыдзиком торуньская радиостанция имеет сейчас в Польше многомиллионную аудиторию, ставшую еще больше после создания в 2003 г. телеканала «Трамв», связанного с радиостанцией. В стране существует неформальная структура -«семья Радио Мария», объединяющая сторонников о. Т. Рыдзика. Кружки друзей «Радио Мария» существует практически в каждом приходе. Ежегодно сторонники радио собираются на Ясной Горе.
С 1998 г. действует фонд «Наше будущее», занимающийся католическим воспитанием молодежи и выпускающий ежемесячный журнал «Семья Радио Марии». Институт национального образования в Люблине организует семинары и лекции для слушателей радио. Последние верят, что они что-то значат в Польше, что их голос кому-то нужен, что они не одиноки. Они знают, за что надо бороться и кого бояться (19, с. 10).
Голос «Радио Мария», несомненно, сыграл свою роль, ясно давая понять своим слушателям, кто друг, а кто враг поляка-126
католика. Недаром после своего избрания Л. Качиньский поблагодарил за поддержку о. Т. Рыдзика, а премьер нового правительства К. Марцинкевич именно по этому радиоканалу впервые обратился к полякам с изложением своей программы.
Очевидно, не следует преувеличивать значения «Радио Мария» в победе Л. Качиньского и ПиС. Конечно, этот фактор не единственный и не определяющий. Но и не учитывать его было бы ошибкой. «Мохеровая оппозиция» показала в ходе выборов свое реальное значение, и презрительно-пренебрежительное отношение к ней, имеющее место среди польской интеллигенции и либерально мыслящих политиков, вряд ли можно считать конструктивным. В конце концов «мохеровые береты» - это та самая Польша, которая «ближе к Бугу, чем к Одеру».
Лех Качиньский после свого избрания достаточно решительно противостоял попыткам представить его как фанатичного католика, стремящегося к едва ли не католическому государству. Более того, он заявил, что католическое государство - это путь к дехри-стианизации. Но вместе с тем он твердо уверен в целесообразности создания в Польше патриотической партии, в которую должны войти люди с национально-католическими взглядами (10).
Он отнюдь не считает себя популистом и националистом, но уверенно декларирует себя как польского патриота, подчеркивая свою связь с традициями, связанными с именем Ю. Пилсудского, но никак не Р. Дмовского.
Л. Качиньский без большого энтузиазма относится к возможности дальнейшего развития интеграционных процессов, расширения сферы влияния евро. Это не означает, что нынешнее польское руководство не осознает значения для страны участия в европейской интеграции. В конце концов Польша получает из бюджета ЕС достаточно большие финансовые средства, в которых она весьма заинтересована.
Нынешний польский премьер Я. Качиньский всячески старается обрести имидж проевропейского политика. Однако вся недолгая еще история пребывания Польши в ЕС свидетельствует о стремлении этой страны играть свою, самостоятельную (насколько это возможно) роль в европейской политике. Причем роль, несколько не соответствующую реальному потенциалу Польши, но коррелирующуюся с менталитетом значительной части польского
127
общества. Отнюдь не исключена вероятность того, что политическая элита обретет верный тон в отношениях с ЕС, сохранив свое
лицо, и в конце концов Польша «уважать себя заставит».
Список литературы
1. Bauman Z. Glokalizacja czyli komu globalizacja, a komu lokalizacja / / Studia socjol. - W-wa, 1997.- N 3. - S. 53-69.
2. Bukraba-Rylska J. Swiadomosc kulturalna mieszkancow wsi: Od lokalnosci do globalnosci // Przeglad humanistyczny. - W-wa, 2003. - N 4. - S. 14-28.
3. Cichocki M.A.Porwanie Europy. - Krakow; W-wa, 2004. - 125 s.
4. Chodubski A. Wartosci cywilizacji wspolczesnej a unifikacja i dezyntegracja Europy //Unifikacja i roznicowanie sie wspolczesnej Europy. - W-wa, 2002. - S. 16-30.
5. Europa,Niemcy, USA i Rosja w polskim systemie kultury. - Wroclaw, 2004. -135 s.
6. Gilarek K. Europejskie oblicze globalizacji / / Przeglad socjol. - Lodz, 2003. -N 2. - S. 71-88.
7. Gowin J. Katolicy i polityka // Rzeczpospolita - W-wa, 2003. - N 4/5 pazd. - S. 8.
8. Janicki M.,Wladyka W. Wielki brat // Polityka. - W-wa, 2005. - N 48. -S. 24-27.
9. Janicki M., Wladyka W. Wybory jak rozbiory // Ibid. - N 44. - S. 6-12.
10. Kaczynski L .Nie jestem populista //Ibid. - N 43. - S. 24-26.
11. Kaczynski L.Nie sluchajcie partii bialej flagi // Gaz. wyborcza. - W-wa, 2004. - 19 list. - S. 16-17.
12. Kapuscinski R. Inny w globalnej wiosce // Roczniki nauk spol. - Lublin, 2004. - T. 35. - S. 30-36.
13. Kotowicz W. Ekonomiczne korzysci i spolezcno-polityczne konsekwencje procesow globalizacji / / Unifikacja i roznicowanie sie wspolczesnej Europy. - W-wa, 2002. - S. 267-274.
14. Krol M. Dla kogo otworzyc dom / / Rzeczpospolita. - W-wa, 2004. -20/21 list. (dodatek Plus-minus). - S. 7.
15. Prawo i sprawiedliwosc: Sprawiedliwosc dla wszystkich:Program 2005. -W-wa, 2005. - 143 s.
16. Prokop J. Polak jaki jest nie(ch) kazdy widzi. - Krakow, 2004. - 206 s.
17. Rejkowski J. 3 razy 60 procent // Polityka. - W-wa, 2005. - N 43. - S. 28-31.
18. Skwiecinski P. Historia pisana narodowo // Rzeczpospolita. - W-wa, 2004. -18 list. - S. 13.
19. Winicka E. Co jest pod mocherem // Polityka. - W-wa, 2005. - N 49. - S. 4-11.
