CC BY
124
СОЦИАЛЬНО-ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
УДК 94
ПОЛИТИКА УКРАИНИЗАЦИИ СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА 20-Х ГОДОВ XX ВЕКА В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННОЙ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ
А.К. Дегтярёв
Южно-Российский государственный политехнический университет им. М.И. Платова
e-mail: Rse1985@mail.ru
В представленной статье делается попытка осмыслить политику украинизации, проводившуюся на Украине в 20-е годы XX века и имеющую неоднозначные последствия для современного украинского общества и состояния российско-украинских отношений. Автор статьи исходит из того, что в рамках политики украинизации делался упор на блокирование великорусского шовинизма и создание советского многонационального государства, основанного на идее равенства и расцвета социалистических наций, и, одновременно, политика украинизации рассматривалась как способ коммунистической экспансии на запад через украинскую социалистическую культуру формирования зон влияния в Восточной Европе. Согласно выводам, содержащимся в статье, политика украинизации, которая оборвалась в начале 30-х годов, привела к созданию украинской административно-бюрократической элиты, ставшей проводником умеренного национализма с идеей особого статуса Украины в составе Советского Союза, разрушению русской культуры и русской идентичности при сохранении русского языка в качестве инструмента централизации и идеологизации, и обоснованию возвращения к идее национальной государственности в поздний перестроечный период. В статье подчеркивается, что политика украинизации 20-х годов определялась политической конъюнктурой большевиков, но ее последствия для украинского общества состоят в том, что в украинской национальной мифологии используется идея о бескомпромиссности борьбы с российским империализмом и об украинской государственности как безальтернативном пути развития украинской нации.
Ключевые слова: политика украинизации, национальная мифология, административно-бюрократическая элита, русская идентичность, особый статус Украины.
Современное украинское государство испытывает дефицит ресурса позитивной исторической памяти, так как тезис о непрерывности украинской государственности, об ее восхождении к Киевской Руси подвергается сомнению. Речь идет не столько об утверждении стремления украинского народа к свободе и независимости, вопреки «черным страницам» польского и российского завоевания, сколько о том, что реальная история украинского общества не укладывается в схему построения мононационального государства. Неизбежно исследования проблематики
государствостроительства на Украине политизировано и идеологизировано. С взятия курса на национальную независимость украинские элиты исповедовали и исповедают антироссийскую риторику, в которой Россия предстает оккупантом и врагом украинского народа, империей, ориентированной на территориальные завоевания и культурно-языковую ассимиляцию.
В «Истории Украины» иммигрантского историка Н. Полонской-Василенко обосновывается тезис о том, что судьба всех «частин» украинского народа и под чужеземной оккупацией, и в разных местах расселения складывалась по-разному, но поддерживалась национальной «сведомостью» и желанием иметь свое государство1. Российские исследователи подчеркивают, что мифологизация украинской истории укладывается в контекст логики нациестроительства, в которой возвращение «в Европу» и отчуждение от России становится дискурсом политической идентичности, а вместе с тем указывается на влияние фактора «Западной Руси», на развитие российско-украинских отношений, на процесс вхождения Украины в состав российского государства. С. Беляков настойчиво проводит мысль о том, что идея «незалежности» имеет основание в феодальных (панских) вольностях украинского средневековья, в движении украинского казачества2. Согласно позиции автора переход на союзнические отношения с Россией в рамках Переяславской рады предполагал, что Украина стала бы почти независимым государством под формальной властью православного русского царя.
Таким образом, украинская государственность обретала контуры в виде конфедераций, и имперская политика централизации и бюрократизации привела в конце XVIII века к исчезновению намеков на вольности, а украинская элита была интегрирована в имперскую бюрократию. Такой вывод отличается внешней безупречностью, так как соответствует формуле имперства, но, как подчеркивает Г. Мюнклер, имперская логика не избегает дилеммы о том, что является ее слабостью, а что - силой: национальная сплоченность или же полиэтническое разнообразие3. Действительно, в рамках обсуждения истории украинской государственности важно подчеркнуть, что исторические траектории не совпадают со схемами государствостроительства, что в движении Украины к независимости есть периоды прерывности, а сама независимость являлась не результатом «национально-освободительной борьбы», а возникла в результате геополитической катастрофы, распада Советского Союза.
В современной украинской общественно-политической мысли верх в дискуссиях берут сторонники «освобожденчества», основываясь на культурно-цивилизационном и социально-политическом единстве украинского народа. Для них очевидным является, что героика национальной борьбы связана с признанием того факта, что украинский народ относится к старым европейским нациям, что, несмотря на политику полонизации и русификации, была сбережена и культура, и язык, и национальное достоинство.
Между тем, украинская государственность получила реальный политико-правовой статус в рамках советской государственности с образованием Советского Союза. Об этом факте, как правило, стыдливо умалчивается на Украине, а российские исследователи пытаются осмыслить этот факт в контексте построения советского многонационального государства. Английский исследователь Т. Мартин обращает внимание на логику положительной деятельности большевиков, на процесс
1 Полонська-Василенко Н. 1стор1я Украни. Том второй. К!ёв, 2002. С. 546.
2 Беляков С. Тень Мазепы. М., 2016. С. 163.
3 Мюнклер Г. Империи. Логика господства над миром. М., 2015. С. 39.
формирования национальных республик и новых национальных элит4. Радикальную стратегию большевиков Т. Мартин объясняет тем, что сыграл роль курс на мировую революцию, на то, чтобы в противовес лозунгу американского президента В. Вильсона «О праве нации на самоопределение» заручиться поддержкой национальностей для проведения революции, а не для того, чтобы создать модель управления многонациональным государством5.
Однако позиция Т. Мартина нуждается в критической оценке. Для большевиков, которые одержали трудную победу в Гражданской войне, Украина представлялась стратегически важным пространством не только для экспансии на запад, для того, чтобы иметь зоны влияния в пограничных государствах, но и для преодоления внутриполитических рисков. Речь шла о том, что население Украины было преимущественно крестьянским, а идеолог большевизма Вл. Ленин постоянно подчеркивал мысль о том, что революция в России не будет успешной, и может провалиться, если крестьянская масса задавит своей стихией немногочисленный рабочий класс. Реализация идеи диктатуры пролетариата в крестьянской стране, согласно позиции Вл. Ленина, состояла в том, чтобы привлечь на сторону новой власти «националов» и крестьянство. Правда, эта политика не отменяла логики мировой революции и не содержала уклона на национализм. Имеется в виду, что во внутрипартийной полемике по поводу строительства советского государства подчеркивалась переходность на пути к полному единству федеративного объединения государств, образованных по советскому типу6. Идея унитаризма была чревата обвинениями в продолжении политики колонизации, ущемлении интересов национальностей и позиции великорусского «шовинизма».
Иными словами, хотя идея мировой революции и не была отменена, сформировалась тенденция национализации. Очевидным являлось, что в отношении Украины поддерживалась политика сотрудничества народов, за которой скрывалась необходимость интегрирования в общее политико-правовое и социальное пространство. В этом смысле украинизация, понимаемая как введение в политический дискурс национального фактора, выглядела обещающей. В рамках государственного строительства большевики не хотели воспроизводить ассоциации с Российской империей и одновременно создать такую систему государственно-территориального и государственно-политического устройства, которая бы исключала возникновение и распространение политического национализма. Важным моментом можно считать, что полемика между «автономистами» и «федералистами» отражала расхождение на более высоком уровне. «Автономисты», возглавляемые Сталиным, считали, что нельзя допустить национальный уклон и регулирование межнациональных отношений возможно на основе автономизации, учета национальных особенностей в пределах культурно-языкового развития. Для «федералистов, поддерживаемых Лениным, замысел заключался в том, чтобы создать советское многонациональное государство, что имело последствием аморфность государственных структур РФ. Украинизация означала, что помимо территориальных приращений (Слободская Украина, Донбасс, Новороссия) основное направление было нацелено на украинизацию в сфере кадровой политики, образования, культуры. Так как сельское население было украиноязычным, а городской пролетариат отмечался «русифицированностью», был сделан упор на то, чтобы избежать потенциальной угрозы этнических конфликтов7.
4 Мюнклер Г. Империи. Логика господства над миром. М., 2015. С. 10.
5 Там же, с. 11.
6 Восьмой съезд РКП(б). М., 1959. С. 115.
7 Мартин Т. Империя «положительной деятельности». М., 2011. С. 141.
Отмеченные проблемные направления требовали не только добровольного усвоения украинства, но и определялись принятием принудительных методов, которые, прежде всего, применялись к государственным служащим и работникам сферы образования. Иными словами, выходило так, что украинизация, не достигшая тотальных целей, вызывала неприятие и недовольство со стороны, прежде всего, городских слоев населения. Украинский язык воспринимался ими не просто как признак отсталости, но и в украинизации виделась попытка насаждения «опереточного» национализма. Если же оценивать итоги украинизации, ее последствиями можно считать не только значительное сужение сферы влияния русского языка и культуры, но и то, что в контексте украинизации сформировались элиты, которые ощущали ущемленность, вторичность своего статуса по отношению к московской власти.
Можно констатировать, что украинизация, независимо от благой для новой власти цели - создать прецедент процветания социалистических наций, в силу половинчатости и неоднозначности целей и методов, привела к тому, что вместо антитезы галичанскому «бандеровскому» национализму в социалистической Украине развился синдром негативной исторической памяти в политических элитах. Это выражалось в том, что в контексте индустриализации и культурной политики социалистическая Украина обладала мощным промышленным и образовательным потенциалом. Но эти успехи имели не только укрепление дружбы народов, но и сформировали в националистически ориентированном сегменте украинского общества представление о том, что созрели условия и для экономической самодостаточности Украины, и для достижения национальной независимости.
Перестроечный период показал хрупкость государственно-политической конструкции советской Украины. Кампания возвращения исторической правды и разоблачения преступлений коммунизма привела к исправлению перегибов и деформаций социализма. В ней украинские националисты объединились для того, чтобы, используя достижения украинизации, в частности, формирование украиноязычной политической и культурной среды, вывести общество на повторение прибалтийского варианта, через исторические и культурные акции, как это показал пример Руха, сформулировать позицию ухода от России. Неслучайно, что деятели украинизации воспринимались, если не как герои национальной борьбы, но люди, обладавшие здоровым национальным чувством, несмотря на большевистскую догматику, заложившие условия для прихода к власти в Киеве национальных элит. Характерен и тот факт, что эксплуатируемая в начале 2000-х годов идеология «голодомора», возведшая идею геноцида украинского народа в актуальную повестку дня, вышла за пределы внутриукраинской дискуссии.
Украинский национализм, как и национализм в других постсоветских государствах, всегда был антироссийским, и важное место в нем занимал образ врага. Если отвлечься от притязаний на историческую исключительность, на то, что украинский народ стал жертвой российского империализма, что «голодомор» преследовал своей целью уничтожить зачатки национального сопротивления политике московских властей, речь идет о полном моральном осуждении не только СССР и коммунизма, но и стремлении поддерживать отношения добрососедства и сотрудничества с Россией. 8 Создатели «голодомора» проявили когнитивный диссонанс. Сдержанная позитивная оценка политики украинизации согласовывалась с утверждением, что украинизация со стороны московских властей была лицемерной, преследовала своей целью создать видимость украинской государственности и
8 Шевцов Ю. Новая идеология: Голодомор. М., 2009. С. 11.
украинского национального возрождения, через украинизацию городских слоев сделать более удобной систему управляемости украинского общества путем формулы, «социалистической по содержанию, национальной по форме», пропаганды и идеологии.
Вместе с тем, политика украинизации вписывалась в контекст расставания с советским культурным и политическим наследием. В этом отношении украинская политическая жизнь с начала 90-х годов отмечена «достижениями» в идеологической сфере при всех очевидных провалах в экономике и социальной жизни. Действительно, галичанство стало ресурсом десоветизации и дерусификации. В то время как российское руководство завязло в «газовой войне» и озабоченность проявлялась о судьбе российских корпораций и банках на Украине, в украинском обществе сформировались уже два потерянных для России поколения, тех, кто не просто считает, что «Украина - не Россия», а полагает украинскую идентичность и украинскую государственность как «фронтирные», как маркеры разделения между цивилизованным европейским миром и пространством варварства, азиатчины.
Можно констатировать, что украинизация 20-х годов, хотя и позволяла условно развернуть украинское общество к социалистическому развитию, создала пространство напряженности, связанной не только с небольшими группками гуманитарной интеллигенции, но и слоями населения, подвергшимися социокультурной модернизации. Если до начала украинизации украинский национализм можно охарактеризовать, как архаичный, крестьянский или связанный с галичанским мессианизмом, украинизация открыла пути публичному национализму. Сама проблематика национальных отношений в 20-е годы имела последствием мобилизацию и украинофилов (М. Грушевский), и приход новой интеллигенции, не только гуманитарной, но и научно-технической, принявшей идею украинской национальности. Это означало, что непослушание националов в 20-е годы привело к переходу от «независимцев» к латентной националистической традиции.
Если С. Беляков подчеркивает перманентность украинского национализма в сохранении идеи нобилитета украинского народа, приверженности «вольности» и отчуждении от московского бессмысленного авантюризма, для сторонников украинства в советскую эпоху желаемой целью являлось признание если не приоритета, то первенства Украины в союзе равных народов9. Парадоксом украинского национального сознания можно считать, что «антипольскость», приведшая к сближению и к объединению с Россией, воспроизводилась в форме «малороссийской особости», в том, что украинский народ свободолюбив, не может, в отличие от россиян, быть покорным слугой империи.
В советский период, несмотря на неприязнь эмигрантской (бандеровской) риторики в официальном дискурсе советской Украины проводилась мысль о несомненных исторических заслугах народа Украины в советской истории. Неслучайно, что эти смысловые акценты возникли в период украинизации еще на уровне полемики в московских партийных кругах о целесообразных путях для разрешения национального вопроса. Речь шла о том, что национальные распри прошлого могут быть преодолены через экономику и политику, но не учитывался риск перевода бытового национализма в политический. В конце 20-х годов (по периодизации Т. Мартина - 1926-1932 гг.) практика позитивной дискриминации уже дала неожиданные для власти результаты. Мобилизация внимания и активности трудящихся к задачам национально-культурного строительства требовала привлечения «профессиональных» национальных кадров. В пространстве публичной
9 Беляков С. Тень Мазепы. М., 2016. С. 488.
политики заявляли о себе М. Грушевский, М. Хвильовий, Н. Донцов. Между тем, позиция «профессионалов» заключалась в насаждении украинства, и в этом они были лидерами по отношению к украинским национал-большевикам (М. Скрипник).
Практически, украинизаторская деятельность, которая трактовалась политической целью, созданием на заводах преимущественно украинской среды,10 способствовала тому, что украинские города стали «национальными», приток этнических украинцев в экономическую сферу создал ситуацию, в которой украинский язык и украинская культура воспринимались передовыми, создающими чувства национальной почвы, по сравнению с новоприбывшими на Украину. Более того местные русские стали восприниматься как «несколько чужие», имеющими ощущение принадлежности к украинскому народу. Самоотождествление с украинской ССР и украинским языком содержало в реальности рост культурной и политической дистанции между украинцами не-украинцами: это чувство несовпадения испытывало и рост, и спад, но актуализировало в социальных настроениях, как отмечалось выше, умеренный национализм, советский конформизм на основании административных и экономических преимуществ для Украины.
Как отмечает Ю. Шевцов, «в конце 20-х годов в рамках УССР происходило очень быстро становление украинской, белорусской и иных наций. Их рост был настолько стремительным и мощным, что встал вопрос о полном, коренном изменении всей системы власти и культуры в бывшей российской империи»11. Реально, авторы проекта украинизации преследовали целью через национальную культуру в рамках УССР получить оружие для развала Польши и переустройства всей Восточной Европы12. Но вывод Ю. Шевцова нуждается в существенном уточнении, так как политика национализации и «коренизации» в УССР содержала иную тенденцию: к концу 20-х годов стало ясно, что мировая революция не состоится в ближайший период, национальная бюрократия, сформированная в этот период, была не только проводником политики коллективизации и индустриализации, но и, несмотря на стремление вложить в украинскую культуру и идентичность коммунистический культурный код, в реальности фрагментации подверглась русская культура, и, как отмечает Ю. Шевцов, уничтожались и высылались носители русской идентичности. Практическим следствием политики украинизации явилось насильственное вытеснение русской культуры из публичного дискурса.
Если говорить о последующих периодах, в действительности, на Украине господствовала русскоязычная социалистическая культура, в которой содержались риски украинского национализма. Можно говорить о том, что неслучайным является консолидация усилий романтиков-националистов и администраторов-бюрократов в позднеперестроечный период. Этот «альянс» нельзя объяснить только конъюнктурными соображениями, позицией сохранения «особого статуса» Украины: политический демарш содержал требования к Москве по поводу расширения границ экономической и административно-политической самостоятельности, закрепление статуса украинского языка как государственного в УССР, но прослеживалась перспектива завоевания национальной независимости, выхода из состава СССР. Возможно, деятели перестроечного периода на Украине не надеялись на подарок судьбы. Однако ясно проявлялась тенденция конфедерализации. В этом отношении опыт украинизации 20-х годов был интерпретирован в контексте непрерывного давления на федеральный центр. Ошибка деятелей периода украинизации виделась в
10 Мартин Т. Империя «положительной деятельности». М., 2011. С. 146.
11 Шевцов Ю. Новая идеология: Голодомор. М., 2009. С. 90.
12 Там же, с. 91.
том, что украинизаторы слепо придерживались партийной дисциплины, были обмануты тем, что украинизация могла быть направлена на восток, и УССР стала бы, наряду с Россией, столпом новой советской государственности.
Памятуя о трагическом конце украинизации и недоверии к политике Москвы, в украинском обществе усилиями националистической интеллигенции стал насаждаться культ национального героизма: «оппортунисты» украинизации выглядели бледными тенями на фоне героев бандеровского движения. Под видом восстановления исторической правды националисты-радикалы стали восприниматься как образец бескомпромиссного, трагического и, одновременно, вдохновляющего движения к национальной независимости. Можно говорить о том, что позитивная оценка периода украинизации, связанная с критикой искажений ленинской национальной политики, незаметно потеряла популярность в украинских политических элитах. Новые герои были связаны с созданием мифологии украинизма, с тем, что, как подчеркивала Н. Полонська-Василенко, в полемике историка Н. Костомарова с московскими славянофилами утверждалось: «на дне души каждого думающего и порядочного украинца спят Выговский, Дорошенко и Мазепа, которые проснутся, когда наступит желанный час»13.Таким образом, была сделана попытка создать «пантеон национальных героев», в котором нашли свой приют и место и историк Н. Костомаров, и поэт Т. Шевченко, и носители махрового галичанского национализма С. Бандера и Р. Шухевич.
Большевики-украинизаторы уже не вкладывались в предложенную украинскому обществу схему. Признавалось, что украинизация 20-х годов была грандиозным обманом украинского народа, что за свою веру в проект социалистической Украины поплатились жизнью не только репрессированные в 30-е годы деятели украинизации, но и миллионы украинцев, которые подверглись геноциду в рамках политики усмирения Украины, уничтожения националистического уклона, связанного, якобы, с созданием «Большой Украины».
Реальная история политики украинизации, таким образом, была диффамирована. Подчеркивалось, что советская власть, а последовательно проводились ассоциации с Москвой и с «москалями», являлась таким же врагом украинского народа, как и Российская империя, что русские относились к Украине и украинцам не только с пренебрежением, но и считали людьми второго сорта, что отношения России и Украины содержат повторение сценария обмана, подобно тому, как в XVII-XIX веках последовательно уничтожались начатки украинской государственности, преследовалось свободомыслие и подвергалась унижению украинская культура. События 20-30-х годов XX века показали, что украинский народ может войти в современный мир только в рамках независимого государства, что украинское общество не должно тешиться иллюзией о братстве народов, что судьба Украины - в возвращении в семью европейских народов.
Объективность в украинской национальной мифологии, несомненно, отсутствует, но следует подчеркнуть, что в российско-украинских отношениях всегда присутствовал один тревожащий момент: воздвигая конструкцию «единого народа» и, вместе с тем, реализуя половинчатую политику, российские элиты поражались национальному эгоизму украинского общества. Между тем, еще в 1918 году, после провозглашения УНР, стало ясно, что безразличие, а часто и враждебность, к судьбе России связана с тем, что украинская история характеризуется, независимо от идейно-политических ориентаций ее участников, мечтой обрести национальную государственность, и, если определить место политики украинизации в этом
13 Полонська-Василенко Н. !сторш Украши. Том второй. Юёв, 2002. С. 318.
процессе, то правители новой коммунистической России руководствовались ошибочным принципом, как и представители белого движения, когда подчеркивали
14
антирусский шовинизм и предательство украинских национальных деятелей14.
Можно констатировать, что политика украинизации 20-х годов имела неоднозначные последствия для украинского общества в целом и для отношений между украинским и российским народом. В ее реализации был заложен внешний конструктивный смысл, связанный с тем, чтобы достичь в новом советском государстве действительного равноправия народов. Но последствиями «коренизации» и национализации Украины были утрата русской культуры и русской идентичности, приход к власти администраторов-бюрократов, которые, в отличие от национал-романтиков XIX века, ориентировались на власть, и для которых отношения между Россией и Украиной основывались на логике «прагматизма». Тот факт, что независимость Украины провозгласили бывшие партбюрократы, свидетельствует о верхушечном сценарии, в котором были проигнорированы интересы и чаяния миллионов граждан Украины, наработанный историей опыт совместного проживания двух народов.
Напрашивается вывод, что политика украинизации, имевшая благой целью украинизацию пролетариата и экспансию «на запад», создала перманентную нестабильность внутри украинского общества, и в условиях распада советского государства, паралича союзного центра, стала идеологическим обоснованием вовлечения в процесс достижения независимости и тех, кто придерживался идеи обновления социализма, и партийных карьеристов, желавших успеть на «поезд» в украинское государство.
Список литературы
1. Армстронг Дж. Украинский национализм. Факты и исследования. - М., 2008.
2.Беляков С. Тень Мазепы. - М., 2016.
3.Бурдье П. Социология политики. - М., 1993.
4.Восьмой съезд РКП(б). - М., 1959.
5.Ильинская С.Г. Толерантность. - М., 2007.
6.Мартин Т. Империя «положительной деятельности». - М., 2011.
7.Мюнклер Г. Империи. Логика господства над миром. - М., 2015.
8.Полонська-Василенко Н. Iсторiя Украни. - Том второй. - Юёв, 2002.
9.Пятовский С. Кого предала Центральная Рада? // Родина. - Февраль, 2017. - №2.
10.Толочко П.П. Ввд Рус1 до Украни. - К!ёв, 1997.
11.Украинский сепаратизм в России. Идеология национального раскола. - М., 1998.
12.Шевцов Ю. Новая идеология: Голодомор. - М., 2009.
14 Пятовский С. Кого предала Центральная Рада? // Родина. Февраль, 2017. №2. С. 122.
POLITICS OF UKRAINIANS OF THE SOVIET STATE OF THE 20TH YEARS OF THE XX CENTURY IN THE CONTEXT OF THE CONTEMPORARY SOCIAL AND POLITICAL SITUATION
A.K. Degtyarev
South-Russian State Polytechnic University named after M.I. Platov e-mail: Rse1985@mail.ru
In this article, an attempt is made to comprehend the policy of Ukrainization, which was conducted in Ukraine in the 1920s and has ambiguous consequences for the modern Ukrainian society and the state of Russian-Ukrainian relations. The author proceeds from the fact that within the framework of the policy of Ukrainization, emphasis was placed on the blocking of Great Russian chauvinism and the creation of a Soviet multinational state based on the idea of equality and prosperity of the socialist nations, and at the same time the policy of Ukrainization was viewed as a way of communist expansion to the west through the Ukrainian socialist culture of formation zones of influence in Eastern Europe. According to the conclusions contained in the article, the policy of Ukrainization, which ended in the early 1930s, led to the creation of a Ukrainian administrative bureaucratic elite that became the vehicle for moderate nationalism with the idea of Ukraine's special status within the Soviet Union, the destruction of Russian culture and Russian identity while preserving Russian language as an instrument of centralization and ideologization, and justification for a return to the idea of national statehood in the late perestroika period. The article emphasizes that the policy of Ukrainization in the 1920s was determined by the political situation of the Bolsheviks, but its consequences for Ukrainian society are that Ukrainian mythology uses the idea of uncompromising struggle against Russian imperialism and Ukrainian statehood as an alternative way of development of the Ukrainian nation.
Keywords: policy of Ukrainization, national mythology, administrative and bureaucratic elite, Russian identity, special status of Ukraine.
