CC BY
46
-\
86
Политические институты, процессы и технологии
А.М. Колядин
Политический детерминизм процесса классообразования: постановка проблемы
В статье исследуются устоявшиеся в общественных науках подходы к определению и формированию политического класса, рассматриваемые с позиций влияния последнего на характер социальных процессов. Автором отмечаются не только классические (А. де Сен-Симон, Ж.-Ж. Руссо, К. Маркс, М. Вебер), но и современные исследовательские позиции в отношении потенциала классовой стратификации, рассматриваются критические точки и факторы классообразования. Отдельное внимание уделяется трансформациям классообразования в условиях современного политического процесса и тому, как могут трансформироваться сами механизмы общественного участия и политической консолидации, особенно при масштабном социальном переходе к установкам и институтам постиндустриального общества, расширении зоны классового противостояния за счет культурной сферы, а также серьезной актуализации политической детерминированности классовых конструкций. Ключевые слова: класс, общество, политический процесс, политическая мысль, социальная стратификация.
Несмотря на то, что в актуальных социологических исследованиях понятие «класс» серьезно переосмысливается или даже оспаривается [22; 26], внимание исследователей к этому потенциально возможному углу зрения на социально-политические процессы не ослабевает. Даже критические воззрения формируют определенную дискурсивную повестку, что, возможно, воспроизводит классовые ориентации и классовый подход к анализу в современной практике.
О" 2
Учитывая актуальные тренды динамики политического процесса, ¡2 5 & необходимо признать, что современный процесс классообразования ^ 2 г-с сегодня определяется не экономическими критериями и даже не отдель- 'о з ° но исследуемой системой субъективных прав, связанных с уровнем мате- § ^ риального достатка, но функциональным и ценностным положением I ^ социальной группы (класса) в процессе общественного развития. Поэто- ^ му классовая структуризация общества основана, прежде всего, на дея- о тельностной характеристике социальных сегментов. Это, бесспорно, усложняет процесс анализа социальной структуры и ставит перед исследователями целый ряд конкретных задач. Можно, однако, сказать, что в наиболее общем приближении по данному критерию можно выделить три социальных класса: духовно-культурный, в западной практике получивший наименование «интеллектуального», а в России называемый «интеллигенция», экономический (заслуживающий отдельного внутреннего разбора) и политический, объединяющий акторов, связанных с распределением власти и отправлением официальных полномочий.
Теоретический фундамент классообразования представляет собой исключительно богатое наследие, и сегодня умножаемое за счет прорывных концепций стратификации [21] или дискуссий вокруг вопроса интеллигенции [9]. Тем не менее, острые и актуальные замечания могут быть выведены исследователем и из более классических концепций, к каковым относится, например, материалистическая концепция клас-сообразования, основанная на экономическом аспекте общественного размежевания и неравенства.
Одним из первых авторов, учитывавших особую роль экономического фактора классообразования в историческом процессе, можно считать А. де Сен-Симона. В труде «Письма женевского обитателя к современникам» (1803 г.), рассматривая динамику Французской революции 1789-1799 гг., он указывает на особую конфигурацию отношений между «имущими» и «неимущими» классами, сталкивающимися в борьбе за сохранение или изменение социального порядка. Значителен вклад Сен-Симона и в анализ роли материального производства в складывании и динамике общественных отношений. «Производство есть цель общественного союза, - пишет Сен-Симон, - а потом люди, руководящие производством, всегда стояли и всегда будут стоять во главе общественного союза. До пятнадцатого столетия светская власть находилась в руках дворянства. Это не могло быть иначе, потому что дворянство руководило тогда земледельческими работами, а земледельческие работы были тогда единственно важной отраслью промышленной деятельности» [20, с. 352]. В этой же работе французский мыслитель подчеркивает и значение общесоциального разделения труда,
2 Ц
^ & рассматривая влияние и связь последнего с установлением политиче-¡5 § ского господства внутри страны.
|| В своеобразном ключе рассматривал материально-имущественные «У ^ критерии социальной стратификации и Ж.-Ж. Руссо. Обращая внимание на общественные разделения, произведенные шестым из царей Древне-| ^ го Рима Сервием Туллием, он выделяет из них наиболее, по его мнению, | ^ важное: «Сервий произвел еще и третье разделение, которое не имело с никакого отношения к обоим предыдущим, а стало по своим результатам самым важным из всех. Он разделил весь римский народ на шесть классов, различавшихся не по месту проживания и не по людям, но по имуществу: так что в первые классы попали богатые, в последние бедные, а в средние - люди со средним достатком. Эти шесть классов состояли из ста девяноста трех подразделений, называемых центуриями, и эти подразделения распределялись так, что в один первый класс их входило более половины, а последний составляла всего одна. Таким образом, оказалось, что класс, наименее многочисленный по числу людей, включал наибольшее число центурий, а последний класс целиком считался только одним подразделением, хотя в него входило более половины жителей Рима» [18, с. 268]. Рассматривая вклад Сервия Туллия в общее развитие римской политики и специфических управленческих практик, Руссо приходит к выводу, что чаще решение весьма ограниченной группы людей выдавалось за позицию большинства, и дела находились, скорее, в зависимости от того, у кого было больше материальных возможностей влиять на принятие решений, нежели от того, кто собрал больше голосов или симпатий голосующих [Там же, с. 276]. Кроме того, в «Рассуждении о начале и основании неравенства между людьми» (1755 г.) Руссо выдвигает тезис о частной собственности как о причине имущественного неравенства между людьми и о порождении ей политического неравенства.
Определяя свое отношение к классам, К. Маркс писал: «Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты - экономическую анатомию классов. То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего:
1) что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства;
2) что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата;
3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов» [13, с. 63].
Немецкий философ Г.-В.-Ф. Гегель предполагал, что общество разделяется на три сословия: аграрно-земледельческое, индустриально-промышленное и своеобразное «всеобщее», объединяющее в себе
О" 2
политиков, администраторов и интеллектуальную прослойку [5, ¡2 5 ^ с. 241-245] (что в целом согласуется с авторской позицией, излагаемой ^ 2 в настоящей статье). Много позже М. Вебер улавливал в социальной 'о з ° структуре специфические политические классы (страты), располагаю- § ^
о ^
щие разными «степенями» власти (политики высшего уровня; полити- ^ ^ ки и чиновники среднего и низшего звена; безвластная политическая ^ масса). Кроме того, Вебер отмечал еще и деление на «престижные ста- о тусные группы». Резюмируя позицию социолога, стоит отметить, что, с одной стороны, Вебер действительно уделяет существенное внимание феномену, не вполне улавливаемому марксистскими концепциями, но, с другой стороны, не полностью концептуализирует этот феномен, перемещаясь от одной аналитической конструкции к другим. В частности, под «статусными группами» Вебер понимает практически то же, что у Гегеля отнесено к функциям «всеобщего сословия». «Решающая роль "стиля жизни" в статусных "почестях", - указывает Вебер, - означает, что статусные группы выступают специфическими носителями всякого рода "условностей". <...> Говоря достаточно общо, среди привилегированных статусных групп существует статусная дисквалификация, направленная против выполнения физического труда. Дисквалификацией можно назвать переоценку нынешними американцами традиционного подхода к физическому труду. Очень часто занятие рациональной экономической деятельностью, особенно "предпринимательской деятельностью", выглядит как дисквалификация статуса... Примером является работа скульптора, если он трудится в своей пыльной мастерской, подобно каменщику, одетый в пыльный халат. Напротив, деятельность художника в студии-салоне и все формы музицирования более подходят образу данной статусной группы» [2, с. 173].
Однако нельзя не отметить серьезного вклада Вебера в теоретико-методологический фундамент политической детерминации процесса классобразования. «Любое господство как форма власти, требующая постоянного управления, нуждается, с одной стороны, в установке человеческого поведения на подчинение господам, притязающим быть носителями легитимного насилия, а с другой стороны, - посредством этого подчинения - в распоряжении теми вещами, которые в случае необходимости привлекаются для применения физического насилия: личным штабом управления и материальными средствами управления» [Там же, с. 239].
Почему в отношении сохраняющегося классового деления уместно говорить о политическом детерминизме? По всей видимости, за отправную точку подобного суждения можно взять потребность человека в общественной активности и защите своего частного интереса.
о
Американский историк А.М. Шлезингер-младший, к примеру, полагал, что общественная активность и частный интерес существуют в пределах определенного «маятникового колебания» от частных забот (эгоистическое стремление к выгоде) к общим интересам (национальные чувства и патриотизм). «Американец бывает так поглощен частными заботами, как если бы он был абсолютно одинок в этом мире, а в следующую минуту, как будто забыв о них, он отдается общему делу. Иногда кажется, что им движет крайнее корыстолюбие, а иногда -беззаветный патриотизм», - эту мысль А. де Токвиля Шлезингер-младший концептуализировал в идее циклического характера всей американской истории, определяя данный цикл как непрерывное перемещение точки приложения усилий нации между целями общества и интересами частных лиц [25]. Вполне естественно, что подобная цикличность, опирающаяся на интересы человека, обретает выражение в формировании относительно закрытых групп влияния (о которых писали А. Бентли, Й. Шумпетер и др.), поскольку долговременное общественное действие и участие истощает неподготовленного человека эмоционально и неявно «выталкивает» его из политики.
В контексте размышлений о деталях политической детерминированности социального разделения, следует иметь в виду несколько обстоятельств.
Во-первых, классовое разделение современных обществ в большей степени связано уже не с историческими фазами в развитии производства, а с особенностями продолжающегося этапа в развитии общественных отношений, характеризующегося постиндустриальным, информационным и глобализационным переходом. В основе социальной структуры современного общества лежит уже не четко обособленный способ производства или владения хозяйственными благами, а, скорее, исторически определенный способ управления с доминированием, возможно, не экономической и производственной специфики, а вопросов идентичности и самопозиционирования.
Во-вторых, способ управления порождает, в первую очередь, не экономические, а политические классы; такими политическими классами в наиболее общем приближении являются категории «управляющих» и «управляемых». Можно утверждать, что политический класс, в значительной степени, предопределяет дальнейшее конструирование и обособление класса экономического, а также и интеллектуальной прослойки населения (вне зависимости от наименования).
Собственно говоря, вне редких и даже исключительных примеров первой четверти XX в. борьба пролетариата и буржуазии, даже с точки зрения «левых» авторов, ведет не к диктатуре пролетариата,
а к доминированию олигополических структур и иных монополисти- ¡2 5 & ческих форм (причем не только в экономике, но и вне ее). В принципе, ^ 2 Первая мировая война и последовавшая спустя десятилетие «Великая 'о з ° депрессия» знаменовали собой одновременно и поражение рабочего § ¡ь класса, и достигнутый тупик в развитии буржуазных социальных слоев. I ^ Исторический процесс впоследствии привел де-факто к структурному ^ разделению власти между остатками (фрагментами) буржуазии и госу- о дарственными чиновниками, которые в силу своих профессиональных обязанностей вынуждены обеспечивать баланс социальных интересов в обществе. В этом отношении показательно, что после «Великой депрессии» правительства большинства западноевропейских стран представляли собой, скорее, социал-демократические коалиции, нежели центры управления правобуржуазных сил. Концепция «государства всеобщего благосостояния», широко распространившаяся после этого исторического периода, также критикуется многими авторами за свой, по сути, консервативный характер, связанный с защитой имеющейся политической и элитарной конфигурации.
В-третьих, в современном обществе ни диктатура пролетариата, ни господство бюрократии, ни даже доминирование интеллигенции не ведут к исчезновению классов. Объясняется это тем, что, пока существует социальная структура общества, будет существовать и его классовая дифференциация, выражающая стремление не только к хозяйственному, но и к идейно-культурному обособлению, отдельным формам самосознания и идентичности. Конечно, можно утверждать, что глобальный тренд общественно-политического прогресса заключается в поэтапном преодолении (снятии) экономического, политического, а затем и идеологического неравенства людей. Одна из главных заслуг Маркса, сколько бы ни указывали на вероятную ошибочность его классовых рекомендаций, заключается в выдвижении масштабной общесоциологической идеи о постепенном и окончательном выходе общества за пределы классовых структур. Но ведь сама по себе эта классовая структура не сводится только к экономическим, как полагали марксисты, критериям. Опыт новейшей истории России (а, возможно, и всего мирового сообщества последних десятилетий) показал, что ликвидация экономического неравенства людей может снимать остроту наиболее явных социальных противоречий, но вскрывает, вместе с тем, и более глубокий слой социальных отношений - неравенство политическое, культурное, неравенство в пределах отношений «гегемонии». И точно также преодоление политического неравенства граждан в эпоху «раннего социализма» сделает актуальным последний, самый глубокий слой социальных отношений - неравенство идеологическое, неравенство
о
форм идентичности. Поэтому даже идеологическое доминирование интеллигенции, если подразумевать под ней влияние на повестку дня, оказываемое публичными интеллектуалами, не означает автоматического перехода к постепенному и, тем более, окончательному исчезновению классов [17, с. 40].
Описывая некий фундамент социального расслоения, можно, опираясь на исследования польского социолога В. Весоловского, предположить, что социальное господство базируется на трех основных компонентах:
1) на обладании или контроле за производительными силами и факторами производства;
2) на фундаментальных принципах права и законодательства, закрепленных в конституционном порядке и гарантирующих незыблемость установленных отношений господства;
3) на доминирующей идеологии и связанных с ней ценностных ори-ентациях, которые оправдывают и упрочивают подобную гегемонию [3, с. 86].
В подобных условиях политический класс представляет собой продукт социально-политической структуры общества. Однако, вместе с тем, нельзя отрицать и его моделирующей роли в отношении этой структуры, ведь данный класс образуют те, кто участвует в процессах формирования и принятия государственных решений. Власть представителей этого класса может быть опосредованной (в рамках описания «позитивных свобод» или управления повесткой дня) или же основанной на собственном участии в принятии этих решений (такую трактовку можно встретить в работах сторонников концепции элиты) [4; 6; 7; 14; 23]. Замыкаться при этом на формальных сторонах класса не следует, ведь на процесс принятия, а также и формирования политических решений воздействуют и неформальные структуры, своеобразные «трансъячеистые структуры», объединяющие в себе не только носителей формальных полномочий, но латентных администраторов. В связи с этим отечественные авторы Ф.М. Бурлацкий и А.А. Галкин отмечают: «Политические решения принимаются под воздействием "групп давления"... а формулируются и осуществляются при самом активном, а иногда и определяющем участии бюрократической верхушки» [1, с. 135].
Можно утверждать, что политический класс является продуктом одновременно формальных и неформальных структур общества, при этом моделируя развитие и тех, и других. К неформальным структурам можно относить все те сообщества и объединения, которые, не обладая формальным политическим или бюрократическим статусом,
о' 2 ^
располагают, тем не менее, средствами воздействия на процесс при- ^
нятия решений и пользуются ими, когда считают это целесообразным. ^ 2 г-с Обычно эти группировки тесно связаны с формальными структура- 'о з ° ми, хотя и не совпадают с ними полностью. В современном обществе § ^
О
неформальными структурами могут считаться бизнес-игроки, неком- ^ е^ мерческие организации (НКО), представители СМИ, религиозных ^ и общественных организаций, науки и экспертных кругов.
Политический класс не следует рассматривать в отрыве от социально-экономической структуры общества. В.И. Ленин, к примеру, отмечал: «Классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению... к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а, следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают» [12, с. 15]. Эта классическая, даже в чем-то каноническая дефиниция классов, выстроенная на основе экономического, хозяйственного детерминизма. Базой социальной стратификации в данном случае является отношение к средствам производства, а показателем классового разделения общества выступают способ достижения и степень материального благосостояния индивидов и связывающих их сообществ (пролетариата, буржуазии и т.д.).
Совершенно иными характеристиками мы можем наделить систему, основанную на политическом детерминизме. Напомним: уже отечественная мысль в рамках исторического материализма достигла тезиса о том, что экономические отношения не конвертируются в политические напрямую [15, с. 82]. Политический детерминизм предполагает качественно иные координаты разделения и стратификации: содержанием социальных процессов здесь выступает не экономически измеримый труд, а деятельность; критерием социального деления является отношение не к средствам производства, а к средствам политического господства и управления; социокультурным же показателем сегментации и стратификации общества выступает не столько уровень материального благополучия, сколько степень социальной свободы гражданина (в т.ч., впрочем, и его экономической свободы [17, с. 41]).
Таким образом, политическими классами называются социальные группы, выделяемые в зависимости от их роли в системе хозяйственного и государственного управления, значения в организации общественно-полезной деятельности, уровня социальной свободы, обладающие определенными средствами управления и тесно связанные с конкретной историко-политической конъюнктурой.
о
Под политический классом мы должны понимать, впрочем, достаточно сложно структурированное явление, состоящее из ряда взаимосвязанных и распределенных по уровням сегментов (элементов): среди подобных можно обозначить т.н. «потенциальные группы», «группы интересов», «группы давления» и политическую элиту. Под «потенциальной группой» мы, к примеру, можем подразумевать любое сообщество, существующее даже номинально - в этой трактовке она близка понятиям «неассоциированной группы давления» или «аномической группы давления» [11]. Впрочем, большинство сегментов политического класса все же обладают реальными отличительными чертами и выражают свое присутствие в реальном политическом процессе.
Объединяющим основанием для политического структурирования и последующей стратификации является, как мы уже заметили, не обладание некими материальными «средствами производства», а идеологически-культурное сплочение вокруг инструментов властвования и формирование самосознания особой группы, отвечающей за политическое развитие и отправление государственных полномочий. Неудивительно, в этой связи, что в основе формирования «группы интересов» лежит именно самоидентификация, связываемая, кроме того, с особыми интересами, их агрегированием и артикуляцией.
Появление «групп давления» является признаком усложнения структуры общества и последовательного разделения функций между его элементами; во взаимодействии между политической элитой и обществом появляется некий новый медиатор, который агрегирует социальные силы и дает выход их политическим интересам. Необходимо заметить, что не каждая «группа давления» входит в политическую элиту: действия «группы давления» вполне могут быть оспорены и нивелированы аналогичными (аут-)группами, действующими против или вне ее. Чтобы войти в состав политической элиты, «группе давления» необходимо достигнуть такой стратегии действий, при которой ее потенциал уже не мог бы оспариваться конкурирующим группами; для этого ей необходимо либо увеличить свой «политический капитал», либо конвертировать его в другие разновидности общесоциального потенциала. Если «группы давления» включены в состав политической элиты, то после вхождения, особенно после формально и нормативно утвержденного «включения», они трансформируются, изменяя свои качественные характеристики и порой даже механизмы деятельности.
Одной из ключевых характеристик, отличающих «группы давления» от политической элиты, является нестабильный спорадический характер принадлежности к высшим структурам власти, а также серьезно ограниченная отраслевыми или иными факторами возможность воздействия
О' 2
на принятие решений. Политическая же элита характеризуется способ- ¡2 5 & ностью оказывать комплексное воздействие на политику: ее потенциал ^ 2 и «зона влияния», во-первых, намного шире и, во-вторых, устойчивее 'о з ° в структурном выражении. Кроме того, результаты деятельности элиты § ^ гораздо ощутимей по сравнению с «группами давления»: фактически, I ^ именно претензия политической элиты на некое монопольное предста- ^ вительство общественных и даже национальных интересов также явля- о ется ее неотъемлемой чертой [8, с. 181].
Мы можем подчеркнуть некоторое знаковое отличие между категориями «политический класс» и «политическая элита»: последняя представляет собой наиболее сплоченную (в сравнении с прочими элементами), а, следовательно, и сравнительно ограниченную группу, оказывающую комплексное и постоянное влияние на процесс принятия политических и государственных решений. В политическую элиту не включаются, как правило, «группы давления» в полном составе: в их структуре появляются формальные или неформальные лидеры, которые и входят в политическую элиту. О.В. Гаман-Голутвина называет их «политические лидеры» («вольные стрелки) [19].
В большинстве случаев попадание человека в политическую элиту так или иначе связано с работой институциональных механизмов рекру-тинга, т.е. структурной аффилиацией с «группой давления». Вхождение оторванных от «групп давления» лиц в состав политической элиты или даже политического класса возможно либо в кризисные периоды развития социума и государства, либо по причине выдающихся личных характеристик, а также наличия какого-либо символического капитала. Для подобных представителей политической элиты хорошо подходит дефиниция «вольные стрелки». По мнению Гаман-Голутвиной, доля «вольных стрелков» обратно пропорциональна уровню политической элиты: она может быть довольно высокой на муниципальном уровне, но практически сходит на нет в случае с федеральной властью и институтами «командного пула» [Там же].
Фактически, каждый внутренний сегмент, каждая группа политической элиты выполняет определенные конкретные функции. Неформальные группы, как предполагали Р. Патнэм и Б. Рокман, выражают изменчивые и непостоянные интересы различных социальных слоев; основная же функция государственных и бюрократических институтов, согласно теории Бентли, заключается в определении и выражении баланса интересов посредством урегулирования конфликтов и достижения равновесия между соперничающими группами [16]. В то же время, вхождение в политическую элиту, конечно, сопровождается изменениями поведенческих и даже ценностных моделей, соответственно,
о
исполнение ранее принятых на себя функций начинает по возможности гибко сочетаться с реализацией собственных интересов, появившихся и обретших новую значимость после включения в политическую элиту.
Необходимо подчеркнуть, что политическая элита представляет собой относительно гомогенную целостность лишь перед лицом кризиса или внешних вызовов, во время относительно стабильного существования распадаясь на множество структурированных по различным уровням и, вместе с тем, конкурирующих групп, чьи интересы нередко противоположны. В рамках плюралистической системы политические и государственные решения, таким образом, представляют собой результат баланса сил различных групп интересов и «групп давления», а роль государства, часто не представляющего собой отдельную «группу», сводится к функции посредника, арбитра и медиатора, призванного обеспечить выполнение наиболее общих «правил игры», обеспечив группам более или менее равный и справедливый доступ к политико-государственным процессам. Данный постулат отвергает возможность преследования политической элитой собственных интересов, ее самостоятельного участия в политике. В политике властные решения чаще всего представляют собой не равнодействующую различных групп, а результат кулуарного обсуждения между немногочисленными субъектами политики, входящими в политическую элиту [8, с. 182-183].
Определяющая роль экономического класса, связанная с современными неолиберальными трендами и существующей тенденцией к укоренению технократических практик, приводит к постепенному снижению значимости иных социальных групп. Через постепенную делегитима-цию решений и дефицит представительства это ведет к возникновению пробелов в воспроизводстве стандартов и установок политической культуры, что нередко усиливает социальный и даже морально-нравственный кризис современного общества, попавшего в сильную зависимость от его материальной сферы. Итогом подобного процесса можно считать ситуацию, спрогнозированную Марксом еще в 1848 г.: «...Буржуазия... разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. Безжалостно разорвала она пестрые феодальные путы. и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного "чистогана". Она превратила личное достоинство человека в меновую стоимость и поставила на месте бесчисленных пожалованных и благоприобретенных свобод одну бессовестную свободу торговли... Буржуазия лишила священного ореола все роды деятельности, которые до тех пор считались почетными и на которые смотрели с благоговейным трепетом. Буржуазия сорвала с семейных отношений
их трогательно-сентиментальный покров и свела их к чисто денежным ¡2 о &
отношениям» [13, с. 425]. ^
о о О -О гм - О.
зования приводят к похожему результату, но не завершающемуся, увы, § ^
Сегодня трудности трансформации и совершенствования классообра-
формированием новой стабильной конфигурации общественных отношений, что приводит к социальным волнениям и полномасштабному политическому кризису.
i
О * >
Библиографический список
1. Бурлацкий Ф.М., Галкин А.А. Современный Левиафан. М., 1985.
2. Вебер М. Политика как призвание и профессия // Политология: хрестоматия / Сост. М.А. Василик, М.С. Вершинин. М., 2000.
3. Весоловский В. Классы, слои и власть. М., 1981.
4. Гаман-Голутвина О.В. Определение основных понятий элитологии // Политические исследования. 2000. № 3. С. 97-103.
5. Гегель Г. Философия права. М., 1990.
6. Дай Т., Зиглер Х. Демократия для элиты: Введение в американскую политику. М., 1984.
7. Доган М., Хигли Дж. Роль политического класса в смене режимов власти // Мировая экономика и международные отношения. 1998. № 3. С. 104-112.
8. Жуков И.К. К определению понятия «политическая элита» // Вестник Омского университета. 2010. № 3. С. 179-183.
9. История и теория интеллигенции и интеллектуалов / Под ред. В.А. Куренного. М., 2009.
10. Кравченко А.И. Социология Макса Вебера: труд и экономика. М., 1997.
11. Лапин Н.И. Ценности, группы интересов и трансформация российского общества // Социс. 1996. № 3. С. 14-24.
12. Ленин В.И. Великий почин // Ленин В.И. Полное собр. соч.: в 55 т. Т. 39. М., 1981.
13. Маркс К. Избр. письма. М., 1953.
14. Миллс Ч.Р. Властвующая элита. М., 1959.
15. Момджян К.Х. Концептуальная природа исторического материализма. М., 1982.
16. Павроз А.В. Группы интересов и трансформация политического режима в России. СПб., 2008.
17. Пашинцев Е.В. Политические классы как предмет философского анализа // Вестник Челябинского государственного университета. 2008. № 32. С. 38-40.
18. Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре. Трактаты. М., 1998.
19. Самые влиятельные люди России - 2003. М., 2004.
20. Сен-Симон А. Избр. соч. Т. 2. М., 1948.
21. Стэндинг Г. Прекариат: новый опасный класс. М., 2013.
22. Телин К.О. Деноминация класса // Полития. 2015. № 2. С. 66-79.
23. Хигли Д. Демократия и элиты // Полития. 2006. № 2 (41). С. 22-31.
24. Шлезингер А. Циклы американской истории. М., 1992.
25. Clark N., Lipset S. Are Social Classes Dying? // International Sociology. 1991. Vol. 6. № 4. Р. 397-410.
