CC BY
100
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЭЛИТЫ В КОНТЕКСТЕ ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ
Али САЛГИРИЕВ
кандидат политических наук, ведущий научный сотрудник сектора философии и социологии Института гуманитарных исследований Академии наук Чеченской Республики (Грозный, Российская Федерация)
АННОТАЦИЯ
Политические элиты на Северном Кавказе рассматриваются как субъект управления политическими процессами в контексте регионального этнополитического процесса.
Основным политическим актором на Северном Кавказе являются местные этнополитические элиты (руководители регионов и их окружение, бизнес-элита, духовенство и т.д.). Они опираются на традиционные этнические институты, национальную культуру и сложившиеся практики и потому
имеют дополнительные ресурсы и возможности влиять на массы. Федеральному центру приходится учитывать интересы этноэлит, которые формируются по принципу клановой, семейной, тейповой солидарности, функционируют на основе неформальных патрон-клиентских отношений. Закрытость и персистентность этнополи-тической элиты существенно тормозит демократические процессы в регионе, сдерживает развитие гражданских институтов.
Нередко этноэлиты использовали мобилизационный ресурс в качестве базы для торга с федеральной административной элитой при формировании бюджета. Подобные конфликты переходили и в экстремистскую фазу.
Прослеживаются и систематизируются особенности этнополитиче-ской напряженности и противоречий в регионе, выявляются их исторические, культурологические, психологические и социально-экономические истоки.
КЛЮЧЕВЫЕ Северный Кавказ, Россия, регион, элиты, СЛОВА: политические элиты, этнополитические элиты,
конфликты, национальные отношения, национальная политика, политический процесс, кланы.
Введение
Межнациональные отношения наиболее чувствительны к любым переменам в жизни общества. Результаты исследований свидетельствуют, что на рубеже 1970—1980-х годов около половины стран мира были ареной межэтнической политической борьбы, 98 из 120 вооруженных конфликтов, происходивших в середине 1980-х годов, носили межэтнический характер. Число этнополитических конфликтов неуклонно растет под воздействием таких факторов, как глобализация, маргинализация, модернизация, миграционные процессы, угрозы глобальной и региональной стабильности, а также этнизация, непродуманная и неграмотная национальная политика и т.д.
Экономическая ситуация в СССР последних лет его существования была отмечена спадом производства, дефицитом товаров народного потребления. Реальные доходы населения снижались, росла безработица, коррупция, месяцами не выплачивалась заработная плата работникам бюджетной сферы, образовался острый дефицит госбюджета. На этом фоне росло массовое недовольство населения.
Нестабильная социально-политическая ситуация в России накануне и после распада СССР, экономические трудности и политические просчеты руководства, а также отсутствие национальной доктрины, соответствующей новым экономическим и политическим реалиям, дали толчок возникновению межэтнических конфликтов на Северном Кавказе.
В результате в новых условиях оживились давние межнациональные противоречия, сепаратистские тенденции, вдохновлявшиеся этноэлитами.
Во многих вновь созданных государствах стала проводиться откровенная политика этно-национализма, провоцирующая межэтнические конфликты: осетино-ингушский, грузино-абхазский, российско-чеченский конфликты и др.
Сегодня этнополитическая ситуация на Северном Кавказе также несет в себе значительный конфликтогенный потенциал1. До сих пор многие межнациональные конфликты в регионе остаются неразрешенными (осетино-ингушский конфликт находится в замороженном со-
1 См.: Авксентьев В.А., Гриценко Г.Д., Дмитриев А.В. Региональная конфликтология: концепты и российская практика. М., 2008; Авксентьев В.А. Этническая конфликтология: в поисках парадигмы. Ставрополь, 2001; Черноус В.В. Современные геополитические факторы конфликтогенности на Юге России. В кн.: Факторы конфликтогенности на Северном Кавказе. Ростов н/Д, 2005.
стоянии, эскалацию грузино-абхазского конфликта сдерживает присутствие российских миротворцев и т.д.). Взрыв этничности, ксенофобии, интенсивная этнокультурная и этнополитиче-ская мобилизация, высокая степень этнизации органов власти и управления усложнили процесс демократизации2.
Как известно, среди приоритетных тем прикладной политологии — осмысление управляющей деятельности субъектов политического процесса, прежде всего высокостатусных, влияющих на стратегическую направленность политики. В системе субъектов политики особенно важна роль политических элит, обладающих наибольшими ресурсами власти и влияния, легитимностью, определяющих цели и методы управления политическими процессами. Нашей целью является оценка влияния локальных политических элит на этнополитические процессы на Северном Кавказе.
Возникновение и развитие этнополитических элит на Северном Кавказе
В начале 1990-х годов федеральный центр и региональные власти не обращали должного внимания на внутренние противоречия в республиках Северного Кавказа. В северокавказских республиках имеются влиятельные кланы, тейповые сообщества. Они получили от центра властные функции, что еще больше усилило исходящую от них опасность дестабилизации общественно-политической ситуации в регионе. Ведь местные этнополитические элиты готовы пойти на все, чтобы сохранить свое положение. На наш взгляд, именно в этом состоит база для коррупции, укрывательства преступлений, экстремистских настроений3.
Один из важных источников этнополитических столкновений на Северном Кавказе — политический экстремизм. К примеру, действия группы ингушских политических маргиналов, решивших силой вернуть Пригородный район Северной Осетии, до депортации принадлежавший ингушскому народу, и жесткая реакция осетинских националистов и федеральных сил, принявших позицию одной из сторон, привели к многоуровневому межнациональному конфликту.
В сентябре 1991 года под натиском политических экстремистов во главе с генералом Д.М. Дудаевым рухнули легитимные органы власти Чечено-Ингушской АССР. Эти события трагическим образом отразились на судьбе чеченского народа и в результате способствовали возникновению двух войн в Чечне4.
Северный Кавказ исторически привлекал повышенное внимание различных государств и экономических структур, заинтересованных в дестабилизации общественно-политической и
2 См.: Денисова Г.С. Этнический фактор в политической жизни России 90-х годов. Ростов н/Д, 1996; Хоперская Л.Л. Современные этнополитические процессы на Северном Кавказе: концепция этнической субъектности. Ростов н/Д, 1997; АвксентьевВ.А. Стабильность и конфликт в российском приграничье: этнополитические процессы в Сибири и на Кавказе. М., 2005; Смирнов А.Н. Этнополитические процессы на Северном Кавказе: особенности и основные тенденции. М., 2001; Алиев А.К. Северный Кавказ: современные проблемы этнополитического развития. Махачкала, 2003.
3 См.: Васильев Ю.В. Этнополитические процессы на Юге России на рубеже XX—XXI веков: от конфликта к стабилизации. Ростов н/Д, 2004.
4 См.: Акаев В.Х. Чечня: путь от конфликта к стабилизации общественно-политической ситуации // Факторы стабилизации ситуации на Северном Кавказе. Ростов н/Д, 2006. С. 131—146.
социально-экономической ситуации в регионе. Они используют местные сепаратистские и экстремистские силы, финансируя и защищая их интересы на международной арене. Теракты в Ингушетии, Дагестане, Кабардино-Балкарии — тревожные сигналы о том, что Северный Кавказ по-прежнему остается зоной этнополитической напряженности5.
В настоящее время в республиках Северного Кавказа сохраняется опасность распространения экстремизма, этнонационализма и религиозного радикализма. Превенция экстремизма и этнонационализма в деятельности этнополитических элит является приоритетной исследовательской задачей6.
Этнические элиты в республиках Северного Кавказа существенно влияют на весь политический процесс, в том числе на возникновение конфликтов и их разрешение. Роль эта может быть как позитивной, так и деструктивной. В 1990—1992 годах стремление этнических элит прийти к власти на волне распада СССР и суверенизации автономий РСФСР стало дополнительным фактором политической напряженности.
Влияние этнополитических элит Северного Кавказа в масштабе России трудно не заметить: они в некотором роде становятся субъектом политического процесса на федеральном уровне. Ежемесячные рейтинги влиятельности региональных лидеров, измеряемые Агентством политических и экономических коммуникаций по методу экспертного опроса, в мае 2015 года определили главе Чечни Р. Кадырову 2-е место из 83, главе Ингушетии Ю.Б. Евкуро-ву — 27-е, президенту Дагестана Р.Г. Абдулатипову — 26-е, главе Северной Осетии Т.Д. Мам-сурову — 40-е, президенту Кабардино-Балкарии Ю.А. Кокову — 42-е, главе Карачаево-Черкесии Р.Б. Темрезову — 45-е, главе Адыгеи А.К. Тхакушинову — 79-е7. И при всем различии в степени влияния отдельных лидеров нужно отметить, что и Ю.Б. Евкуров, и А.К. Тхакуши-нов, и Р.Б. Темрезов усилили свои позиции по сравнению с данными апреля, их рейтинг растет уже не первый год8.
Элиты наиболее консолидированы в Чеченской Республике и Северной Осетии. Напротив, в Дагестане, Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии и Адыгее элиты более фрагмен-тированы по этноклановому принципу. Соответственно, стратегия «победитель получает все» здесь сочетается со стратегией «сообщества элит».
Значимость этнополитических элит российских регионов определяется многими причинами — региональные этнополитические элиты представляют собой весьма сложный фактор политического процесса, являются относительно самостоятельными и влиятельными его субъектами, имеют собственные интересы и располагают ресурсами влияния. Тесное взаимодействие общенациональной элиты и региональных этнополитических элит — важное условие нормального функционирования социальных институтов. При этом региональные этнополи-тические элиты являются ресурсной базой для пополнения общероссийской элиты, они способны играть как позитивную, так и негативную роль в развитии многих общественных про-цессов9.
Классификация и анализ структуры политических элит, проведенные по неформальным признакам, позволяют выделить разнообразные кланы, клики, стратегические группы и группы давления, внутренние партии и обоймы. В целом совокупность неформальных связей в
5 См.: СавваМ.В. Этнический статус (Конфликтологический анализ социального феномена). Краснодар, 1997.
6 См.: ЮрченкоВ.М. Политика как фактор региональной конфликтности. Краснодар, 1997. С. 237—247.
7 [http://www.apemm.ru/pшjects/item.php?SECTЮN_ГО=101&ELEMENT_ГО=1896], 1 июня 2015.
8 См.: Независимая газета, 10 октября 2012.
9 См.: Салгириев А.Р. Политические элиты как фактор политических процессов // XXI век: итоги прошлого и проблемы настоящего плюс (Пенза), 2013, Т. 1, № 11 (15). С. 193—197; Он же. Элиты в политическом пространстве Юга России // Наука и бизнес: пути развития, 2013, № 9 (27). С. 156—159.
элитной системе образует клиентелу, построенную на личной зависимости и не имеющую ничего общего с рациональным распределением ресурсов и полномочий. Связь между патроном и множеством его клиентов создает дополнительное измерение иерархического строения политической элиты, не вписанное в формальную организацию. Такие мини-пирамиды власти основаны на персональной протекции. Часто при смене места работы патроном вся «команда» перемещается в формальной системе элиты.
Впрочем, наличие команд было характерным признаком и советской властной элиты. Сформировавшийся в советском обществе номенклатурный принцип формирования элиты, отличающийся персистентностью и закрытостью, отбором не по профессиональным критериям, а по личной преданности, исполнительности, по знакомству, по родственным отношениям, во многом сохранился с советских времен.
Правда, в 1989—1993 годах формировавшийся десятилетиями номенклатурный принцип элитообразования, рекрутирования и карьерного продвижения, казалось, был разрушен. На смену номенклатурным назначениям пришли выборы, со временем ставшие одним из главных механизмов элитообразования, и прежде всего в структуре власти. В рамках гражданского общества происходило формирование самостоятельного сегмента элитного слоя, многие представители его вышли из демократического движения. Но на практике квотно-клановый принцип формирования элиты не только сохранился, но и усилился. При этом ситуация с кланово-стью, «семейственностью» десятилетиями не меняется10, что порой вызывает недовольство населения. И хотя в кадровой политике федеральный центр попытался удержать элиту под своим контролем, в период с 1994 года по 1999 год именно элита наиболее активно действовала в области институционального строительства.
В современном российском элитном пуле руководящие посты часто монополизируются протяженной в горизонтальном и вертикальном измерении группой, складывающейся вокруг влиятельного лидера. Такие группы принято обозначать термином «политический клан». Политические кланы имеют строение «слоеного пирога» или айсберга, когда внешняя (видимая) часть клана представлена известным политиком, вторая часть — группой его политической поддержки, третья — группой экономической (финансовой) поддержки, четвертая — группой обслуживающих средств массовой информации, пятая — группой спецслужб, охранных под-разделений11.
Региональные политические элиты, в силу их статуса, руководящих функций, возможности мобилизации ресурсов, относятся к наиболее заметным акторам политического процесса в субъектах РФ. От них в немалой мере зависит характер взаимоотношений с федеральным центром, динамичность социально-экономического развития, создание стабильной обстановки. Структурирование региональных политических элит — сложный, противоречивый процесс. В первой половине 1990-х годов в этом сегменте элиты наблюдалась высокая доля бывших советских и партийных руководителей. Однако большинство из них адаптировались к новым реалиям, а необходимость каждый день решать острые проблемы безработицы, преодоления экономического кризиса, задержек выплаты пенсий, заработной платы и многие другие заставляли их ориентироваться на прагматические соображения, а не идеологические пристрастия. К концу 1990-х годов к власти во многих регионах стала приходить либерально настроенная элита, представители бизнеса, военных кругов, правоохранительных структур. Этот процесс продолжается и сегодня.
10 См.: Бабич И.Л. Клановая структура общества и ее влияние на современную политическую ситуацию (на примере Северо-Западного и Центрального Кавказа) // Центральная Азия и Кавказ, 2003, № 1 (25). С. 36—43.
11 См.: Журавлев ДА. Политические кланы как социальный институт // Образование. Наука. Научные кадры. 2012, № 5. С. 196—199.
Структура и функционирование элит в регионе
Процесс структурного оформления политических элит российских регионов в настоящее время характеризуется прежде всего взаимодействием наиболее влиятельных бизнес-элит и административных элит, а также тесной связью между бизнесом и органами власти12.
Линия на укрепление властной вертикали, а также урегулирование противоречий в отношениях центра и регионов обусловили укрепление правящих региональных политических элит представителями силовых структур, подразделений власти федерального центра. Изменения механизма формирования губернаторского корпуса в регионах резко повышает статус тех лиц, кто поддерживает президента страны и пользуется его покровительством. Эта ситуация сохраняется даже после возвращения выборности губернаторов. Можно утверждать, что это сужает демократическое поле в решении кадровых вопросов. В прошедшие годы губернаторский корпус формировался в остроконфликтной обстановке, с массированным применением «черного пиара», нарушением правовых и моральных норм, расходованием огромных финансовых средств. С одной стороны, это можно рассматривать как дефект неконсолидированной демократии, а с другой — как проявление подданнической политической культуры элиты, борьбы различных групповых, корпоративных интересов (экономических, финансовых, политических). Изучение правящей элиты подтверждает пока еще низкую ее консолидирован-ность, экономическую и политическую ангажированность. В то же время региональные политические элиты становятся лояльнее к центру. Укрепление взаимоотношений центральной и региональной элиты на основе разграничения предметов ведения можно рассматривать как положительную тенденцию, работающую на реализацию тезиса «сильный центр — сильные регионы — сильная Россия».
Можно выделить некоторые типичные для клановой элиты отличительные характеристики:
— скрытый и независимый от общества процесс подготовки и принятия решений. Лица, принимающие решения, руководствуются не национальными, а групповыми (клановыми или «семейно-родовыми») интересами, главным из которых является удержание власти;
— стремление к монополизации власти путем установления контроля над наиболее влиятельными финансово-промышленными группировками и СМИ;
— правовой нигилизм в отношении к действующему законодательству, рассмотрение его как инструмента достижения политического доминирования;
— назначение на ответственные должности людей, главным «достоинством» которых являются не профессиональные и деловые качества, а неуклонное следование интересам господствующей политической группировки в соответствии с принятыми правилами игры («понятиями»).
Региональные российские элиты формируются по примерно таким же правилам, хотя процессы их рекрутирования имеют существенные особенности и варьируются в зависимости от традиций конкретного региона13.
12 См.: Ахмадуллин И.Р. Особенности функционирования бизнес-элиты в современной России // Вестник Казанского технологического университета, 2013, Т. 16, № 3. С. 257—258.
13 См.: Понеделков А.В., Воронцов С.А., Гниденко И.В. Российские элиты в федеральном и региональном аспектах // Известия Алтайского государственного университета, 2014, № 4—1 (84). С. 290—294.
В этих условиях каждая из элит видит гарантию защиты своих прав и интересов (не только законных) в участии в «дележе» государственной власти или, более того, в выделении своей территории из состава двух- и многотитульных республик и создании (восстановлении) этнической государственности в виде административных районов — муниципальных образований.
Из удавшихся проектов подобного рода можно отметить выделение двух по сути этнических районов Карачаево-Черкесии — Абазинского и Ногайского. Из нереализованных можно отметить стремление разделить Карабудахкентский район Дагестана на две части по этническому признаку14. Несмотря на неоднократные попытки укрупнения районов в Дагестане, они не раз дробились на все более мелкие. В итоге на площади в 50,3 тыс. кв. км с населением 2,6 млн чел. в настоящее время располагается 41 район, а в Ростовской области на территории в два раза меньшей при населении в 4,4 млн чел. существует 42 района15.
В полиэтничных республиках на Северном Кавказе использование демократических механизмов формирования государственной и муниципальной власти само по себе не отменяет ее национальной «окрашенности»16. Осознание данного факта заставляет политические элиты искать определенный компромисс при формировании органов власти. Формально существующая избирательная система не препятствует тому, чтобы наиболее крупные этносы смогли сформировать относительно однородный в этническом плане парламент. Однако этого не происходит: в той или иной мере сохраняется представительство различных этнических групп в законодательных и исполнительных органах власти. Правовое оформление соответствующих процессов имеет «вспомогательное» значение.
На Северном Кавказе феномен сохранения традиционных практик власти элит весьма устойчив. В республиках, входящих в ЮФО и СКФО (Ингушетия, Чечня, Дагестан, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Адыгея, отчасти — Северная Осетия), важнейшим фактором взаимоотношений является действие адатов — неписаного обычного права; сохраняются формы самоорганизации — тейпы, тукхумы; возродился институт традиционного судопроизводства17.
Для консолидации сообществ все это в некоторой мере позитивно. Однако в период трансформаций названные факторы могут приобретать негативную политическую роль и использоваться не в целях консолидации, а исключительно в интересах лидеров. Так, в конце 1990-х годов некоторые лидеры республик Северного Кавказа требовали учесть в федеральном законодательстве местную специфику вплоть до таких крайних проявлений, как кровная месть. Противоречия возникают и в связи с возрождением шариата. Часто конфессиональные лозунги в деятельности представителей элит направляются на разжигание розни и ксенофобии.
В сложившейся обстановке политические элиты до некоторой степени выполняют консолидирующую роль, формируют культурное пространство региона. Сказанное подтверждается высоким уровнем взаимодействия НКА (национально-культурных автономий), диаспор и других общественно-культурных организаций, представляющих интересы этнических групп.
14 См.: Казенин К.И. Элементы Кавказа: земля, власть и идеология в северокавказских республиках. М., 2012. С. 104—126.
15 См.: Батиев Л.В., Белоусова О.А., Пащенко И.В. Этнический принцип в формировании органов государственной власти республик Северного Кавказа. В кн.: Взаимодействие народов и культур на Юге России: история и современность: Сб. науч. ст. Ростов н/Д, 2008. С. 201—202.
16 См.: Атлас социально-политических проблем, угроз и рисков Юга России / Под ред. Г.Г. Матишова. Ростов н/Д, 2006. Т. 1; 2007. Т. 2.
17 См.: Этноэтатизм и этнократии на Юге России / Отв. ред. В.В. Черноус. Ростов н/Д, 2006. С. 57—70, 110—124.
Вызовы и угрозы безопасности на Северном Кавказе актуализировались в процессе глубокой этносоциетальной трансформации и разрушения социального порядка.
Можно выделить негативно воспринимаемую жителями Северного Кавказа роль СМИ, особенно центральных, которые необъективно отражают конфликтную ситуацию в субъектах региона и формируют конфронтационную психологию у населения России. Более того, некоторые корреспонденты работают «на заказ», лишая читателя достоверной информации18.
Заключение
Особенности изучения проблемы возникновения, обострения и развертывания этнополи-тических конфликтов на Юге России ставят в центр исследовательского внимания несколько системообразующих факторов: экономический, политический и этнический.
Начавшийся в 2000 году процесс восстановления единого правового пространства России, укрепления федеративного устройства и преодоления экономического кризиса позволяет перейти к выработке такой национальной модели этнокультурного пространства, которая обеспечит гражданские права личности, права народов как их составную часть, равноправное взаимодействие культур и религий, что будет способствовать цементированию региональной безопасности на Северном Кавказе.
Принципиально важно учитывать базисные принципы, способные обеспечить территориальную целостность Российской Федерации, защиту ее интересов и национальную безопасность на Северном Кавказе, а также разработать комплексные меры для достижения мира и согласия, обеспечения баланса между общероссийскими интересами и интересами народов, проживающих на Северном Кавказе, для сохранения и приумножения экономического и историко-культурного наследия. На Северном Кавказе сохранятся повышенный уровень конфлик-тогенности.
Для снижения этнополитической напряженности в регионе необходимы совместные усилия органов государственной власти, деятелей науки, культуры, общественных организаций. Необходимо также провести территориально-административную реформу, так как этнополи-тические элиты всяческим образом тормозят попытки модернизации; планомерно решать социально-экономические проблемы (безработица, экономическое и социальное расслоение и т.д.)19; сохранить и поддержать диалог между федеральной и региональной властями; проводить взвешенную миграционную политику, усилить контроль над миграционными потоками, усилить борьбу с этнической преступностью, клановостью, коррупцией в органах власти; организовать сеть этнорегионального мониторинга. Органы государственной власти должны создать условия для формирования гражданского общества в регионе, так как это основа стабилизации межнациональных отношений.
18 См.: Шамсуев М.Э. Информационная безопасность России на Северном Кавказе: проблемы и механизмы решения // Центральная Азия и Кавказ, 2012, Т. 15, Выпуск 4. С. 108-121.
19 См.: Халидов Д. Северный Кавказ в нетрадиционной «оптике». Системный анализ и парадоксы статистики // Центральная Азия и Кавказ, 2010, Т. 13, Выпуск 2. С. 130—156.
