CC BY
27
ность: материалы III философско-правовых чтений памяти акад. В. С. Нерсесянца / отв. ред. В. Г. Графский. М., 2009.
2. Арановский К. В. Аксиология правды в русском мировоззрении и государственное право // Правоведение. 2003. № 6.
3. Краснов М. А. Перспективы правового государства в России // Общественные науки и современность. 2003. № 2.
4. Хеффнер Й. Христианское социальное учение. URL// http://krotov.info/libr_min/hoffner/ hoff06.html
5. Основы учения Русской православной церкви о достоинстве, свободе и правах человека // Основополагающие документы Русской православной церкви. ЦКи/ http://projectrussia. orthodoxy.ru/PR/rpc.php
6. Овчинников А. И. Духовные ценности в условиях модернизации права // Философия права. 2012. № 5.
7. Овчинников А. И. Духовно-нравственная легитимация права: мировоззренческий контекст // Философия права. 2013. №9 1 (56).
8. Барт К. Оправдание и право. М., 2006.
А. И. Овчарова
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ: ОСОБЕННОСТИ РЕЛИГИОЗНОЙ И СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
В статье автор предпринимает попытку рассмотреть особенности религиозной и социокультурной идентичности в контексте политической власти как одномерное состояние - результат процесса идентификации и как многомерную структуру - интегрированный комплекс религиозных, социально-культурных и политико-социальных элементов.
Ключевые слова:религиозная идентичность, социокультурная идентичность, религия, политические партии, политическая власть, общественное сознание, государство.
Особенностью современной политической действительности является значительное включение в нее социокультурного и религиозного факторов.
Трансформация онтологических оснований социальной действительности обусловила переосмысление роли религии в современном социально-политическом процессе, а также новых эпистемологических подходов к объяснению религиозного фактора политической жизни российского общества. Сочетание феноменологических параметров религии как основания культурно-цивили-зационной идентичности и необходимость политического оформления многообразия современного мира определяют видоизменение параметров политического процесса, указывая на неоднозначность и актуальность места и роли религии в современном социально-политическом процессе.
Понятия религии и религиозного фактора приобретают новое звучание, определяя в политической проекции выбор критерия истинности как вектора политического, экономического и социокультурного развития общества. Сегодня зачастую заявления религиозных лидеров во многом воспринимаются как безупречный кри-
терий истины, вследствие чего избирается определенная политическая стратегия и направляющие массовых настроений, предпочтений и доминирующих оценок в массовом сознании. На этом фоне смещение объектов религии и политики вследствие политизации первой проявляется в отстранении от веры как таковой в сторону восприятия религии как культурно-цивилизаци-онной идентичности, сформировавшейся в основном под влиянием определенной социокультурной традиции.
Как мы указывали в предыдущих публикациях, религиозная идентичность россиян исторически формировалась под воздействием факторов многоконфессионального и многонационального уклада жизни в государстве, что отразилось на становлении русского национального самосознания в контексте соборной ментальности. Устойчивость религиозной идентичности в эпоху имперского самодержавия приобрела системный и определяющий характер для культурно-циви-лизационного самоопределения российского народа, воспринимающего свое гражданство как подданство православному монарху и преданность православной вере. Национальная идея от-
ражала аксиологический и гносеологический комплексы христианского мировоззрения, ставшие основой философских учений о месте и роли русского народа в сообществе других культур и наций. Имперские задачи российского самодержавия и соответствующая политическая доктрина объединения народов под началом русской государственности возвели православную атрибуцию в ранг наднационального мирного принципа, не нарушающего суверенитета других народов и обеспечивающего бесконфликтное существование на одной территории проживания.
Выбор идентификационных признаков осуществлялся по-разному, со стороны «верха», то есть официальных представителей власти и людей, поддерживающих национальную государственную политику и артикулирующих тем самым гражданскую идентичность, а также «низа» - выразителей народного большинства, отчасти оп-позиционирующих идеи многонациональной государственности в призме своей этнической идентичности.
Если национальная идентичность (этническая и гражданская, не противоречащие друг другу и характеризующие осознание собственной принадлежности каждого конкретного субъекта) в западноевропейских государствах с прочными традициями демократии сформировалась к XVIII веку, то в России к этому времени ею обладали далеко не все представители знати. Что же касается народа как самого многочисленного класса традиционного (аграрного) российского общества, то данный комплекс сложился лишь к началу ХХ века, причем в среде крестьянства, которое постепенно переходило к урбанистическому образу жизни.
Итак, представление о русской религиозной идентичности не может быть осмыслено вне поля специфики традиционной, народной («низовой»), и официальной, государственной, идентичности («верхов»).
Опыт национальной самоидентификации русских, бесспорно, в значительной степени универсален. Если же размышлять о его религиозной специфике, то необходимо учитывать исторические и социокультурные условия формирования русского православия и различные формы выражения на его основе этнокультурной идентичности, развитие которой он стимулировал. Отличительной особенностью российского общества во все времена являлась высокая степень полиэтничности. Вся история России развивалась по пути наращивания этнического, а значит, культурного и конфессионального многообразия.
Другая особенность русской культуры состоит в том, что она формировалась под сильнейшим внешним влиянием. На протяжении столетий славянские культурные традиции переплетались и синтезировались с византийской, западноевропейской, мусульманской и языческой кочевой культурами. При этом суть русской национальной идеи заключается в стремлении к сохранению культурной самобытности и к гуманистическому, религиозному воплощению идеалов. Понимание важности пробуждения и развития национального самосознания сопровождается поисками оптимальных форм его выражения.
Конечно, православие как черта религиозной и духовной самобытности не может иметь исключительно национальную плоскость измерения, учитывая тот факт, что на Русь оно пришло из Византии. Роль православия в качестве основополагающего критерия русской национальной идентичности, вероятнее всего, была преувеличена. Поэтому в русской идее православие имеет психологическое значение некоего ментального универсума, в призме которого любая вещь или явление получает свое самобытное звучание и осмысление.
Непрерывная связь идентификационных механизмов была обусловлена наличием политической доктрины, обеспечивающей довольно высокий уровень социальной интеграции, мобилизующей человеческие устремления на пути к достижению сверхцели - служению истинной вере или истинному учению. Как только политическая доктрина коммунизма и социализма была развенчана путем изобличения в иллюзорности сверхцели, вместе с ней разрушился и механизм, поддерживающий социальную интеграцию, и прежние связи между институтами государственной и партийной власти. Введение многопартийной системы, плюрализма и гласности противоречило прежнему «соборному» принципу социального и политического единства, поскольку они делили общество на самоорганизующиеся части индивидуальных миров, каждый из которых должен был сам определять свое настоящее и будущее, искать и устанавливать утерянные связи, чтобы образовать новый тип кооперации индивидуальностей.
В современной России исходное идентификационное пространство было задано советской политической идеологией, которая в эпоху демократических преобразований претерпела существенную трансформацию за счет внедрения национального и религиозного компонентов. Кроме того, ранее сформированная гражданско-го-
сударственная идентичность была разрушена: исчез с карты мира не только СССР, но вместе с ним были искоренены атрибуты советской принадлежности человека, тогда как новое идентификационное пространство еще не появилось и не стало господствующим в самосознании граждан.
Современное включение различных стран в процессы глобализации и модернизации вызывает специфическую реакцию: стремление сохранить свою культурную идентичность и вместе с тем быть равноправным участником в динамике общемировой цивилизации. Как ни странно, но одно без другого не существует на уровне самосознания народа. Оказывается, чтобы занять свое место среди других культур, нужно иметь определенные представления о «своем месте», придерживаться критериев отличия от иных этносов и наций, что возможно лишь в процессе идентификации.
Сегодня речь должна идти не только о нивелировании имперского национализма, но о трансформации базовых идентичностей. Русский народ желает самоопределения и находится в ожидании идеи, способной консолидировать нацию, предоставив ей политический курс на обретение национального государства. В этом контексте социально востребованным оказывается культурный или религиозный национализм, формирующий национальную идентичность на основе единства традиций, веры, языка и общности исторической памяти.
На этом фоне обращение к православным идентификационным признакам со стороны официальной власти стало своеобразным решением проблемы национальной идеи, которая в условиях российской демократии должна была соответствовать патриотическим настроениям самых разных слоев общества и удовлетворять различные политические запросы.
Однако в настоящее время религиозная идентичность явилась одной из причин социально-политической напряженности в Российском государстве, оказавшемся уязвимым для сепаратизма, шовинизма, угрозы терроризма, исходящих от народов, имеющих отличную от православия религиозно-национальную атрибуцию и претендующих на укоренение собственных духовных традиций.
Кроме того, Е. М. Дринова считает, что в российском религиозном пространстве имеет место и религиозный фундаментализм. По мнению автора, «особенности православного фундаментализма в России проявляются в том, что православие стремится к активной политической деятельности. В церковных кругах существует тен-
денция и крепнет убежденность в необходимости примата религии над политикой как во внутренней, так и во внешней политике государства. В самом государстве также наметилась тенденция к христианизации политики, которая заключается в утверждении моральных и религиозных ценностей как абсолютных норм в обществе; отмечается активное внедрение системы религиозных православных ценностей в систему светских и политических институтов в стране.
Обозначенный выше комплекс идей фундаментализма позволяет нам говорить о параллельном формировании в России политического православного и исламского фундаментализма, существенное различие между которыми заключается в том, что первый для достижения целей использует исключительно мирные формы, а второй практикует ультрарадикальные формы» [1, с. 39].
Полагаем, что формальное сближение представителей российской политической власти с православными религиозными иерархами стало необходимой политической акцией, свидетельствующей об открытости их отношений и признании прав человека на свободу вероисповедания, а также придающей значение Русской православной церкви (далее - РПЦ) как поддерживаемой государством религии. Тем не менее необходимо было учитывать и особенности многонационального состава России, и вместе с тем современные темпы развития мессианской деятельности других нетрадиционных религий, что привело к официальному признанию равенства всех конфессий и вызвало недовольство со стороны представителей РПЦ. Межконфессиональный конфликт постепенно приобрел политический характер, уходящий своими корнями в неразрешимую проблему этнонациональной и религиозной идентичности россиян.
Следует также отметить, что православие является востребованным в политической жизни еще и потому, что большинство современных социальных проблем имеет сугубо нравственную природу и может быть решено не столько усилиями демократической власти, которая неоднократно дискредитировала себя непопулярными среди народа мерами регуляции социальной справедливости, сколько ростом авторитета Русской православной церкви.
В заключение приведем мнение М. М. Мчед-ловой, с которым мы полностью согласны: «Для осуществления эффективной системной целенаправленной государственной политики в сфере религиозных отношений, способной противодействовать деструктивным религиозно-экстремист-
ским стратегиям и использовать религию не как проблемный фактор, а как фактор стабилизации политической системы, необходим всесторонний учет сегодняшних реалий и опора на конструктивный цивилизационный исторический опыт. Для этого необходимо правильно оценить социальные потребности, в том числе сквозь призму религиозного фактора, и социально-политические ожидания, четко представлять себе реальное положение вещей и тенденции их развития» [2, с. 23].
Литература
1. Дринова Е. М. Религия и политический процесс: религиозно-политическая экспансия и политизация религии в современном мире: авто-реф. дис. ... д-ра полит. наук. Ростов н/Д, 2012.
2. Мчедлова М. М. Место религии в социально-политическом процессе: цивилизационные основания и современные тенденции: автореф. дис. ... д-ра полит. наук. М., 2011.
С. Г. Москаленко
БИБЛЕЙСКИЙ, АКВАТИРАНИЧЕСКИЙ И ПОЛИСНЫЙ СТАНДАРТЫ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА (СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА)
В статье рассматривается библейская концепция государства и права в контексте библейского этического стандарта. Библейская концепция сравнивается с этико-политическими стандартами цивилизаций Древнего Востока, Древней Греции и Древнего Рима.
Ключевые слова: справедливость, совершенство, этическая норма, сострадание, библейское понятие государственной власти и закона.
Ясными и бесспорными по эссенциальным признакам и государственно-правовым формам Античности можно в равной степени считать восточные акватирании (Египет, Мессопотамия), греко-римские полисы, библейскую ветхозаветную теократию.
В советском стандарте образования первыми двумя стандартами и оставленными ими памятниками все и исчерпывалось. Из теоретико-и государственно-правовой подготовки выпадал важнейший элемент - государственность ветхозаветных иудеев, ее специфика и непреходящая актуальность. Феномен библейского стандарта государства и права в большей мере интересовал культурологов, филологов, теологов, чем представителей отечественной исторической государственно-правовой мысли. Между тем без адекватного понимания библейского государственно-правового стандарта (или, другими словами, государственно-правовых и социальных взглядов в общем контексте библейского миропонимания) мы оказываемся не способны корректно воспринимать важнейшие основания российского и европейского вариантов христианской цивилизации.
Библейский стандарт и в наши дни продолжает жить, сопротивляясь мощному современному ренессансу «ханааско-филистимлянского» комплекса понимания и структурирования соци-
альной и государственно-правовой жизни народов. Указанный комплекс включает в себя: са-крализованную централизацию власти; «бихевиоризм» (вне- и интиэтичность) практики государственной власти и управления; максимальную кастовость социальной организации; высокую эффективность ирригационной экономики, структурированной вокруг главного ресурса - воды и основанной на централизованном, эшелонированном внеэкономическом использовании каст рабов; оргиастическую, или порноцентрическую, культурную жизнь, основанную на сакральном ужасе религиозную жизнь. В мощном мейнстриме таких акватираний Ближнего Востока были лакуны и прорывы, которые позволили людям самосохраниться, пролонгировать цивилизацион-но-культурную жизнь на века вперед. Такими прорывами были библейский и полисный стандарты государственности, ставшие конкурентным акватираниям Востока направлением эволюции человечества.
Оба стандарта имели инновационный характер, выразившийся прежде всего в разработке иерархии критериев оценки государственной мощи. Самым важным критерием стала не его материальная мощь (как в Египте, Вавилонском царстве, Персии), а этическое содержание практики государственного управления, этическое обоснование его целей и средств.
