CC BY
53
УДК 323.1(479.25)
ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИМВОЛИКА ТРЕТЬЕЙ РЕСПУБЛИКИ: В ПОИСКАХ ИДЕНТИЧНОСТИ1
Сурен Золян
Ключевые слова: Республика Армения, политический дискурс, политическая символика, национальная идентичность.
1
В настоящей статье мы рассмотрим некоторые аспекты символического оформления процессов формирования независимой армянской государственности в начале 90-х годов. Говоря о них, как правило, основное внимание уделяется собственно политическим и экономическим аспектам: борьбе за демократию против тоталитаризма, национально-освободительной борьбе против Кремля, изменению экономического строя и т.п. Между тем, уже само понятие национального государства как явление Нового времени есть прежде всего идея государственности, основанной на национальной идеологии и культуре. Как было отмечено одним из наиболее авторитетных исследователей проблем нации и национализма Эрнестом Геллнером, «Новый мир, в котором национализм, то есть соединение государства с “национальной” культурой, стал общепринятой нормой, в корне отличается от старого, где это было явлением редким и нетипичным. Существует огромное различие между миром сложных, переплетенных между собой образцов культуры и власти, границы которых размыты, и миром, который складывается из единиц, четко отграниченных друг от друга, выделившихся по “культурному” признаку, гордящихся своим культур-
1 Исследование выполнено при поддержке Государственного комитета по науке МОН РА в рамках армяно-российского совместного научного проекта № 15РГ-24 «Семиотика политического дискурса: трансдисциплинарный подход».
' Д.ф.н., Институт философии, социологии и права НАН РА, ведущий научный сотрудник, Институт гуманитарных наук, Балтийский федеральный университет им. Им. Канта, Калининград, профессор, в 1990-1995гг. - депутат Верховного Совета Республики Армения.
ным своеобразием и стремящихся внутри себя к культурной однородности. Такие единицы, в которых идея независимости связана с идеей культуры, называются «национальными государствами». В течение двух столетий, последовавших за Французской революцией, национальные государства стали нормой политической жизни» [1, с. 9].
Безусловно, создание независимого государства обусловлено многочисленными политическими и экономическими причинами, но вместе с тем глубинным фактором, определяющим возникновение и полноценное функционирование национального государства следует считать объединяющий данный социум культуру, определяющую коллективную и индивидуальную идентичность данного социума, почему и национальная высокая культура, по Э.Геллнеру и другим теоретикам, есть не нечто дополнительное к государству и его функциям, а составляет единое целое с «идеей независимости». Такое понимание можно встретить и у Д.С. Лихачева:
«Культура - это то, что в значительной мере оправдывает перед Богом существование народа и нации. Если у людей, населяющих какую-то географическую территорию, нет своего целостного культурного и исторического прошлого, традиционной культурной жизни, своих культурных святынь, то у них (или их правителей) неизбежно возникает искушение оправдать свою государственную целостность всякого рода тоталитарными концепциями, которые тем жестче и бесчеловечнее, чем меньше государственная целостность определяется культурными критериями» [2, с. 3].
Но возможно и обратное - основная функция независимой национальной государственности видится именно в сохранении и развитии уже имеющейся национальной идентичности. Именно так воспринимали свою основную политическую задачу большинство из возникших в конце 80-х национальых движений в СССР, чья деятельность в конечном итоге привела к распаду многонационального СССР и возникновению новых государств, хотя первоначально цель этих движений заключалась в создании гарантий для развития своего языка и культуры.
Заметим, что подобная постановка вопроса о предназначении независимой государственности в армянской общественной мысли в силу ряда весомых причин никогда не была доминантной, но она весьма отчет-
лива была выражена в статье классика армянской поэзии Ваана Терьяна «Духовная Армения» (1914). Предвосхищая подход позднейших теоретиков, основой и обоснованием для создания армянского национального государства, Терьян считал создаваемую культурой «внутреннюю интеллектуально-духовную связью между ее членами». Как бы отталкиваясь от Веберовского определения государства как инструмента легитимизированного насилия, Терьян центральной точкой дискуссии делает «мечту» тех, кого он называет буржуазными зоологическими патриотами, для них главным достижением будет то, что в независимой Армении будут свои армяне-полицейские, одетые в национальные мундиры, то есть легитимное насилие будет осуществляться не чужеродным, а «своим» этносом. Между тем, по Терьяну, для самого народа безразлично, какую форму носит и к какой нации принадлежит обирающий и избивающий его полицейский. Подобному «полицейскому» пониманию государства Терьян противопоставляет понятие «духовной Армении». В целом политическая независимость еще недостаточна, чтобы народ стал нацией,
«Нация создается не только мощью внешних сил, искусственным рядоположением обстоятельств, но внутренней интеллектуально-духовной связью между ее членами. Кроме внешних возможностей, требуется и внутренняя сила, духовный порыв, благодаря которому сообщество людей становится нацией. Пусть сколь угодно независимой будет какая-либо Албания, она никогда не создаст нацию, если албанский народ не будет наделен внутренним порывом к достижению этого и ценой тяжкого труда не приобретет это право. Я не придаю никакого значения той национальности, которая сохраняет свою идентичность только благодаря внешним границам, и, что главное, такую идентичность, которую и не нужно сохранять. Всякий народ, желающий и обладающий волей стать нацией, должен непрестанно создавать те ценности, которые станут залогом его идентичности» (перевод наш - СЗ) [3, էջ 113 -114].
Как видим, для Терьяна независимое государство предполагает «непрестанное сотворение ценностей», которое есть идентичность, объединяющая народ и делающая его в том числе и политической нацией. Трудно судить, был ли знаком Терьян с теорией наций Эрнеста Ренана,
чья опубликованная в 1882 году публичная лекция в Сорбонне «Что есть нация» сегодня считается основополагающей, но общность между ними очевидна. Основная мысль статьи Терьяна «Духовная Армения» - именно духовно-интеллектуальная деятельность, направленная на консолидацию социума и создание ценностей, позволяет создать из сообщества людей нацию. Это напоминает часто цитируемую мысль Ренана о том, что нация - это сотрудничество, солидарность и «повседневный плебисцит»: «ясно выраженное желание продолжать общую жизнь» [4, с. 102]. В этой лекции Ренан сформулировал определяющий на сегодня подход к нации: краегульным камнем формирования, функционирования и развития нации и национального государства является идея национального единства и солидарности, а не наоборот, что получает свое выражение и осознание в формируемой и осознаваемой индивидом и социумом в целом национальной идентичности. Солидарность порождает государство, и единство нации основано не на биологических, географических или экономических факторах, а есть духовное и социо-культурное явление:
«Разделять в прошлом общую славу и общие сожаления, осуществлять в будущем ту же программу, вместе страдать, наслаждаться, надеяться, вот что лучше общих таможен и границ, соответствующих стратегическим соображениям; вот что понимается, несмотря на различия расы и языка» [4, сс. 101-102].
2
Очевидно, что составляющие национальную идентичность компоненты и факторы могут функционировать, только приобретя смысл и символическую значимость и образуя связный дискурс, объясняющий, что есть данная нация, в чем ее предназначение, каковы объединяюшие ее представления о прошлом, настоящем и будущем1. Подобный дискурс («поли-
1 Ср.: «Конвенциональный и воображаемый характер выделения в социальном пространстве наций позволяет говорить об означивании (национализации) социума, формировании в социальном пространстве национального дискурса. Дискурс рассматривается не только как отложившийся и закрепившийся в языке способ упорядочения действительности, но и как «способ видения мира, выражаемый в самых разнообразных, не только вербальных, практиках, а следовательно, не только отражающий мир, но его проектирующий и сотворяющим» [5, с. 142)» - [6, с. 42]. Тимофеев М.Ю., Нациосфера: Опыт анализа семиосферы наций. – Иваново: Иван. гос. ун-т, 2005. – с. 42.
тический миф», без пейоративных оттенков) может приобретать различный характер, но его основное содержание должно быть выражено посредством некоторого крайне ограниченного набора символов, обладающих в данной культуре огромной смысловой емкостью и являющихся отражением объединяюших данный социум базовых ценностей. Подобный дискурс обладает общими характеристиками политической коммуникации. Как показал в свое время основоположник ее теории Гарольд Лас-свелл, функция политических символов и политической мифологии -это создание и упрочение социальной солидарности [7]. Воспризведем основные положения его концепции. «Миф» не всегда имеет вымышленный или иррациональный характер, хотя может и быть таковым. Это необходимый инструмент политики, который зависит от планируемых целей, будь то оболванивание нации или же ее мобилизация на решение статегических задач. Политический миф, по Гарольду Лассвеллу, содержит в себе «фундаментальные допущения», касающиеся политических вопросов. Он состоит из символов, к которым прибегают не только с целью разъяснения, но и оправдания специфических практик власти. (Это, например, «флаги и гимны, церемонии и демонстрации, народные герои и окружающие их легенды»). Благодаря им обеспечивается ориентация и самоидентификация индивида в социуме.
«Их функция заключается в том, чтобы вызвать восхищение и энтузиазм, укрепляющие веру и чувство лояльности индивида к власти. Они не только вызывают необходимые для существования данной социальной структуры эмоции, но способствуют осознанию необходимости разделить эти эмоции с другими людьми, тем самым, стимулируя всеобщую классовую идентификацию и создавая основу для солидарности. Ключевой символ - это основной компонент политического мифа... Одной из очевидных функций ключевого символа является функция формирования общественного опыта для каждого человека в государстве, от самого могущественного политического лидера до самого рядового обывателя или философа. В самом деле, одним из немногих обстоятельств, объединяющих людей независимо от расы, происхождения, профессии, принадлежности к партии или религии, является то, что на их сознание посто-
янно воздействует один и тот же набор ключевых слов. Данные термины способствуют развитию чувства лояльности к власти и тем самым обеспечивают единство населения страны» [7]1.
Как обобщает в своем аналитическом обзоре Н.М.Мухарямов, символы «... заряжены силой магического воздействия. Они знаменуют ситуацию решающего выбора, мгновенного воссоздания политической реальности и в этом качестве не замещают эту реальность, а становятся ее частью. Прагматика символов такова, что они не предназначены для оперативного управления действиями человека, для этого есть знаки. Символы повелевают» [8, с. 72]. Именно на этой способности символов «повелевать» основывается власть дискурса, или, в иных терминах, символическая власть - принятый социумом доминирующий дискурс диктует правила и стратегии поведения, ориентации в социокультурном пространстве и интерпретации происходивших и происходящих событий2.
3
Рассмотрим с этих позиций, как понимается национальная идентичность в современной Армении и как она отражена в существующей политической символике. Ограничимся только государственной (то есть закрепленной в Конституции) - это герб, флаг и гимн, а также Национальный день. Обретение Арменией независимости проходило в сложной политической и идеологической обстановке, когда основными политическими целями и, соответственно, дискурсами были борьба за Карабах и борьба с коммунистическим режимом. Это привело к ситуации, когда политическое становление независимой государственности оказалась вне основных политических дискурсов, они оформляются уже после обретения Арменией независимости как бы для оправдания уже происшедших радикальных изменений. Между тем, как было сказано, само создание независимого государства предполагает идеологическое обоснование. Таким образом, политические процессы привели к созданию нового государства, которое уже зад-
1 Цит. по: http://www.philology.ru/linguistics1/lasswell-06.htm (28.08.2016).
2 Ср. с формулировкой Пьера Бурдье: «.власть утверждать данность через высказывание, власть заставлять видеть и верить, утверждать или изменять видение мира, и тем самым, воздействие на мир, а, значит, и сам мир» [9, с. 95].
ним числом было обязано легитимизировать себя не только в международной политико-правовой сфере, но и в идеологической. Политико-правовой суверенитет должен был быть дополнен созданием или восстановлением армянской идентичности. Республика Армении должна была выступать не только как «субъект международного права» (именно такая формулировка была одним из основных политических требований), но и как носитель определенной идентичности. Обретение независимости оформляется как реализация права народа на самоопределение, вплоть до создания независимой государственности, но это юридическое право должно быть идеологически обоснованно - как («долгожданная») реализация национальной идентичности, как («наконец-то!») возможность политического (полноценного) сохранения и развития нации.
Основные предшествующие независимости дискурсы акцентировали правовые аспекты легитимности возникновения Республики Армения, ссылаясь на Конституцию СССР, предоставлявшей союзным республикам право на самоопределение (вплоть до отделения), а также на международное право (Устав ООН). Легитимность Республики Армения рассматривалось как обретение формальной (т.е. юридической) правосубъектности. При этом возникала коллизия между юридически никак не оформленным правом армянского народа (то есть включая армян Нагорного Карабаха и ставшее диаспорой армянство Западной Армении) и правом на самоопределле-ние Армянской ССР как союзной республики. Эта коллизия нашла свое определенное решение в понимании международной правосубъектности как возможности требовать через международные институты от мирового сообщества восстановления исторической справедливости и признания геноцида 1915 года. Тем самым реализовывались, по крайней мере, декларативно, две важные функции. Первая - это объединение Армении и диаспоры, ибо ее родина - не Восточная Армения, а Западная. Вторая - это начало построения «свободной, независимой и объединенной Армении» - воскрешалась главная идеологема и неосуществленный лозунг Республики Армения 1918-1920 годов и, соответственно, ее политическая символика.
В то же время как дополнение к историко-политическому выступал и культурно-традиционалистский дискурс, в котором Армения выступа-
ет как страна, сумевшая сохранить в исконном виде ряд базовых ценностей (истинное первоначальное христианство, индоевропейские корни, цивилизацию Урарту и шумеров и т.п.). Армения воспринималась как хранитель утраченных ценностей, что требовало защиты ее идентичности в форме независимого государства - то есть создания нечто вроде «заповедника», ограждающего ее от господства искажающих базовые ценности армянской нации иных этносов.
Вплоть до 1990 года подобные дискурсы были явлением культуры, литературы, публицистики, но политическим фактом они могли стать после того, как на выборах в Верховный Совет победу одержали некоммунистические силы, в первую очередь, Армянское общенациональное движение (АОД). Новая государственная власть, взяв курс на независимость, уже могла и была обязана выразить новую смысловую и идеологическую систему в форме основополагающих дискурсов и системы символов. При этом следует учесть, что как политическая доктрина, так и политический миф, его формулы (слоганы) и символы (используя эти термины в том смысле, в каком они используются в теории Гарольда Лас-свелла), формировались с некоторым опережением, еще в контексте существующих политико-правовых норм и официальной идеологии Советского Союза. Само обретение независимости от СССР происходило в соответствии с действующими законами СССР. Армения существовала в составе СССР, но принимаемые официальные документы описывали реальность так, как якобы Армения была уже вне СССР, что создавало своеобразный эффект совмещения поэтической и политической семантики, создавая своеобразную двусмысленность принимаемых документов1.
1 Так, как рассказал депутатам (среди которых был и автор этой статьи) на заседании Верховного Совета АрмССР 24.08.1990 бывший тогда его председателем Л.Тер-Петросян, после принятия Декларации о независимости РА от 23 августа 1990г. вечером ему позвонил президент СССР М.С.Горбачев, прочитавший эту Декларацию, и спросил: «Так вы теперь независимое государство или нет?» В самом деле, сама Декларация не дает однозначного ответа. Ее первоначальный вариант декларировал не «независимость», а государственньй суверенитет, эти в целом синонимичные выражения в контексте 90-х были противопоставлены чуть ли не как антонимы. Но в окончательном варианте речь шла не о собственно независимости, а о том, что «Республика Армения провозглашает начало процесса утверждения независимой государственности», но в то же время она характеризуется как «суверенное государство, наделенное верховенством государственной власти, независимостью, полноправием». Естественно было желание Михаила Сергеевича уточнить - находится ли Армения в «начале процесса утверждения независимой государственности» или уже «наделена верховенством государственной власти, независимостью», [www.gov.am/ru/independence/].
В 90-ые годы создаются дискурсы и вводятся соответствующая государственная символика (герб, гимн), внедряются новые интерпретации истории, создаются и воссоздаются культы героев и мучеников. Первоначально происходила тривиальная замена ценностей на противоположное: все «советское» заменялось на «антисоветское». Символы меняли свою оценку на противоположную, узаконивалось ранее запрещенное, дезувуи-ровалось ранее официально принятое. Легкость подобной трансформации объяснялась и тем, что в общественном сознании она уже фактически произошла ранее и оставалось лишь придать ей официальный статус, преобразовав армянский диссидентский дискурс в государственный. Так, февральская авантюра 1921г. стала народным восстанием против большевиков, зато Майское восстание 1920г. против дашнакского правительства превратилось в майский мятеж. В этой связи органичным было обращение к тому, что в советской символической системе считалось отрицательным, поскольку было связано с «дашнакской» Республикой 1918-1920 годов. Декларация Независимости 1990г. прямо указывает на нее в качестве предшественницы нынешней республики: «развивая демократические традиции образованной 28 мая 1918 года независимой Республики Армения».
Было естественным ожидать, что будут восстановлена также и символика этой республики, а нынешнее государство будет рассматриваться как восстановление прежней (путь, по которому пошли в своих Декларациях балтийские страны, Грузия и Азербайджан). Ведь если Республика Армения (1991 года) есть отражение (воспроизведение) Республики Армения (1918-1920гг.), то речь должна идти не об обретении, а о восстановлении независимости, как тогда уже заявили об этом в своих декларациях Балтийские республики, Грузия, впоследствии - Азербайджан). В соответствии с мифологическими представлениями, происходит своеобразная политическая реинкарнация: Республика Армения с ее атрибутами государственности (флаг, герб, гимн, дата основания и даже Арамом Манукяном, объявленным отцом-основателем республики 1918) воспроизводится в 1991г. Восстанавливается в качестве государственного флага триколор 1918 года, который в качестве неофициального, но уже общепринятого символа фигурировал начиная с 1990 года. Несколько сложнее
оказалась ситуация с гимном - гимн 1918 года «Наша Родина» был принят только как «основа» - была утверждена музыка, но слова тогда было решено не утверждать, а доработать впоследствии: первая строка написанного демократом-народником Микаелом Налбандяном в 60-х годах Х1Х века стихотворения «Моя родина жалкая и покинутая» (букв.: «бесхозная») была вполне уместна в 1918 году, но явно не соответствовала государственному оптимизму 1991 года. Что касается герба 1918 года, то официально он был восстановлен только 19 апреля 1992г. - нарисованный Мартиросом Сарьяном прежний герб Советской Армении с Араратом с эстетической стороны был намного совершеннее, поэтому отказ от него происходил куда труднее. Национальным днем было провозглашено 28 мая - день провозглашения Первой Республики. Саму Декларацию было поручено прочесть Араму Манукяну - молодой депутат из Кирова-кана выступал как инкарнация легендарного Арама Манукяна, умершего в 1918 году. Основным политическим дискурсом стал сформировавшийся еще в 1960-ые как диссидентский «антисоветский» дискурс о том, как армянская нация естественным путем двигалась к обретению независимой государственности и объединению Восточной и Западной Армении, что и было достигнуто в 1918г. и закреплено в Севрском договоре 1920г. Однако из-за вмешательства темных сил Республика Армения была уничтожена (мировое зло в данном случае воплотилось как союз поделивших Армению между собой Ленина и Сталина с Ататюрком) и подменена ее уродливой формой - Армянской ССР. Восстанавливалась идея «единой, свободной, независимой» воскресшей из истории республики 19181920гг., границы которой, не сводясь к первоначальным границам «Араратской республики» 1918г., мыслились в динамике ее территориального расширения 1919-1920 годов, включая Карс, Нахичевань, Карабах, а также и Западную Армению, как то было предусмотрена в сорванном из-за альянса большевиков и кемалистов Севрским договором 1920г.
Однако такой путь оказался лишь одной из альтернатив. Реальные политические процессы потребовали значительных корректировок как применительно к внешнеполитическим, так и внутриполитическим факторам, чего не было в советский период, когда диссидентские нарративы ос-
тавались в пределах политической беллетристики и не влекли каких-либо последствий, кроме как уголовного преследования. Между тем практическая реализация подобного проекта ставила такие вопросы, как, например:
1. Восстановление Республики Армении 1918-1920гг. означало и восстановление ситуации двух поражений: проигранной войны с Турцией 1920г. и фактической, хотя и необъявленной войны с Советской Россией в том же году. Что касается границ, то отказ от Карсского договора и признание действующим Севрского реально означал территориальные претензии к Турции. Поэтому Карсский и другие договора, прекращавшие существование Республики Армении 19181920гг., официально так и не были объявлены недействительными.
2. Во внутриполитическом плане подобная реставрация республики 1918г. в качестве мифического прототипа и полная инкарнация Республики 1918-1920гг. легитимизировала и партию, которой была правящей в этой республике - «Дашнакцутюн». Вставал вопрос о восстановлении легитимной власти в лице изгнанной большевиками из Армении партии «Дашнакцутюн».
Сохранившая себя за рубежом партия «Дашнакцутюн» воспринималась в обществе именно так, и сама воспринимала себя так же, почему и претендовала быть истинным выразителем интересов всего армянства и готовилась вернуться в Армению именно в качестве правящей. Но ни новая власть (АОД), ни все еще сохранявшая свои позиции коммунистическая номенклатура вовсе не собирались уступать ей место во власти. Соответственно, формируются новые дискурсы: доктрине восстановления независимости начинают противопоставляться концепции ее обретения или же ее развития. Несовершенство Первой республики, ее слабость и трагический финал серьезно подрывают ее способность выступать как прототип (поскольку, по той же мифологической логике, ее ждет такой же конец). Кроме того, в дискурсе «воскрешения» прошлого многочисленные новые события оказывались вне истории. Как не имевшие прототипа, они не могут быть наделены смыслом применительно к новой реальности. Парадигма еще не сформировалась, чтобы питать смыслами
текущие события, но они не могут оставаться не-интерпретированными. Поэтому более привычное (и традиционное для армянской истории) отношение подобия переворачиваются в будущее: сама текущая история объявляется первоначальным состоянием, она и есть источник смысла (прототип) для будущего. Модель повторения заменяется моделью сотворения. Такая модель и идеология рассматривается ее адептами как реалистическая и прагматическая в противовес противоположной, не без оснований называемой романтической и утопической. Референдум 21 сентября 1991г. становится символической точкой сотворения новой Армении. Подобная трансформация оформляется как деидеологизация - в противоположность традиционной национальной идеологии, которая объявляется фантомом, «ложной категорией», а история - «лженаукой».
Но пытаясь освободиться от предшествующих идеологических моделей, новый дискурс вбирает ряд мифологических элементов, хотя и другого порядка, относящихся уже к процессу сотворения мира. Мифологический праздник-ритуал выступает в этом случае не как воспроизведение, а как исполнение, деятельность. Референдум о независимости 21 сентября 1991г. (после августовского путча и де-факто прекращения существования СССР) - в самом деле свелся к ритуалу-празднику. Он уже не влек каких-либо политических последствий в виде конфронтации с практически не существующим СССР и сводился к требуемой международным правом процедуре легитимации существующего де-факто положения дел: как шутили тогда, даже в случае отрицательного результата референдума Советский Союз специально для армян все равно бы уже не восстановили. При этом парадоксальность ситуации заключалась в том, что 28 мая уже был объявлен днем независимости и национальным днем, и Армения проводила свой референдум уже в условиях независимости. Творцам нового дискурса пришлось некоторое время мириться с этим, и некоторое время 21 сентября был объявлен (национальным) праздником, но без названия, хотя и отмечался как главный национальный день. Только в 1995г., уже в новом парламенте, в котором АОД практически избавился от оппозиции, этот день получил название Независимости, а 28-ое мая было переименовано в День республики (но не День Первой республики).
4.
Если на первом этапе акцентировалась несовместимость советских и «армянских» символов, то впоследствии намечаются попытки примирить и найти объединяющую их форму. Так, с самого начала делались попытки сохранить предшествующее, но без явной коммунистической символики. Например, как в эстетическом отношении совершенные образцы, предлагалось сохранить герб Армянской ССР Мартироса Сарьяна, но убрав из него расположенную наверху звезду, или же восстановить гимн Арама Хачатуряна, но изъяв из текста слово «советский». Но на начальном этапе незначительное редактирование (как, к примеру, удаление звезды из герба) существовавших образцов не могло считаться приемлемой альтернативой. Перенос дискуссии в область эстетики не был оправдан - существенны были именно политические, или, скорее, мифопоэтическик аспекты символа. Существенным были ни сама символика старого-нового герба, которая до сих пор так и не стала ясна большинству, ни достаточно простая мелодия гимна, но и тем более текст - релевантным было свойство этих символов отсылать к прототипу как своему означаемому.
Но с легитимизацией Армянской ССР как «второй республики», рассматриваемой в качестве переходной ступени к «новой» Армении, ситуация несколько меняется: независимость понимается не только как восстановление утраченного или же как абсолютно новое состояние, сколько повышение степени государственного суверенитета. Прежние коллизии после распада СССР потеряли свою драматичность. В формируемом ранее в условиях конфликта с продолжавшим существование СССР дискурсе, все, что ассоциировалось с советским и коммунистическим, подлежало аннулированию. Теперь же стало возможным считать приемлемым в том числе и «советское», но без «коммунистического». Так, была сделана попытка восстановить, но в модифицированном виде Женский день 8 марта и день Победы Девятого мая - первый был преобразован в день Материнства и перенесен на 7 апреля (церковный праздник благовещения Марии), а день Победы стали отмечать 8 мая - как в «цивилизованной» Европе. (Заметим, что общество не приняло этих нововведений, что стало причиной восстановления этих праздников в первоначальной форме.)
В целом наблюдается общая тенденция к формализации символики. Поэтому могут мирно уживаться ценности Первой, Второй и Третьей республик - они берутся как достойные уважения знаки, лишенные внутренней динамики и потому допускающие достаточно причудливое сочетания. Особо наглядно это видно на примере наград Министерства обороны, учредившего медали Нжде, Дро и Баграмяна: все трое были офицерами армии Первой республики (Дро был министром обороны); во время Второй мировой войны, то есть во времена Второй республики, они оказались разведенными по разные стороны фронта противниками, но вновь воссоединились уже как герои Третьей республики.
Как видим, все эти три вышеобрисованные концепции, несмотря на их противоречивость, были признаны государством и обществом, создав причудливую систему государственной символики, согласно которой Республика Армения
1. считается правоприемницей и продолжательницей Советской Армении,
2. вместе с тем унаследовав государственную символику Республики 1918-1920 годов,
3. однако главным государственным праздником было признано 21 сентября - День независимости в ознаменование дня референдума 1991 года, когда - как утверждалось идеологами этого направления - армянский народ впервые стал политической и гражданской нацией1.
Как видим, был достигнут определенный консенсус: основная часть общества вовсе не намерена была отказываться от достижений Советской Армении, поэтому если вначале был провозглашен отказ от них, то в дальнейшем намечается определенная контаминация «старого» и «нового». Имея большинство в парламенте, правящее тогда Армянское на-циональльное движение старалось утвердить модель сотворения нового государства, но вместе с тем вынуждена была считаться с мнением большинства вне стен парламента. Идея регулярно восстанавливаемой госу-
1 Ср.: «Национальные праздники есть «особый механизм памяти во времени и пространстве, укрепляющий национальную идентичность и символизирущий, кто есть «Мы» и как «Мы» такими стали [10, р. 1].
дарственности нашла неожиданную опору в факте существования Армянской ССР, что сделало возможным даже найти точное арифметическое выражение для новой реальности - Третья республика, что предполагает, естественно, существование не только Первой, но и Второй.
5
К сожалению, в ходе последующего развития не происходит гармоничного синтеза этих трех концепций. Наоборот, все более усиливается архаизирующий подход, согласно которому Армения есть извечно существующая нация, безотносительно к какому-либо государственному или общественному устройству. В частности, такой подход был закреплен принятым во втором чтении Национальным собранием Республики Армении Законом об объявлении 11 августа праздником — Днем национальной идентичности. (Как было вычислено на основании древних армянских хроник, в 2492 году до Рождества Христова прародитель армян Айк победил пытавшегося покорить их ассирийского царя Бэла, создав тем самым возможность свободного и независимого существования армянства). Законопроект был единогласно одобрен Национальным собранием Республики Армении в первом чтении1, но окончательно так и не был принят, причем за эти годы его инициаторы даже не сделали какой-либо попытки (по крайней мере, официально) довести дело до предполагаемого парламентскими процедурами завершения. Вряд ли можно считать случайностью то, что в течение последующих лет он так и не стал законом: подобная официальная фиксация идентичности резко сузила бы ее коммуникативный и семантический потенциал. Но уже сама подобная законодательная инииатива свидетельствует об изменившеся отношении к идентичности: из политического самоосмысления себя как нации общество возвращается к характерному для идеологов Х1Х века фольклорноэпическому пониманию.
Подобная противоречивая ситуация вокруг этого праздника обнажает существующие в армянском политическом дискурсе достаточно
1 http://armenpress.am/arm/print/461227/ (дата обращения: 20.10. 2016).
серьезные разночтения, которые, однако, не стали предметом научной дискуссии. Указанная законодательная инициатива отражает идеологию не только позиционирующей себя как носительницу традиционалист֊ ских ценностей партии «Дашнакцутюн», но и большей части армянского общества: характерно, что против этого законопроекта не было высказано ни одного голоса. Корни подобной политики символизации - в происходящей архаизации общества, что парадоксальным образом гармонирует с биополитикой Новейшего времени, когда государство, согласно теории Мишеля Фуко, начинает рассматривать индивида не как социальный, а как биологический феномен. В современном армянском дискурсе, как на официальном и академическом, так и на обыденно-бытовом уровне, доминирующим оказывается такое понимание идентичности, которое исходит из идеи о неизменности формирующей ее национальной сущности, т.е., примордиализма [cp.: 11, p. 867]. Как обычно, такое понимание бывает особо выпуклым в случае его если не прямого пародирования, то, по крайней мере, комического обыгрывания. Так, в одной из наиболее популярных современных комедий «Mea culpa» (автор – А.Саакян, первое представление в 2002г.) армянский интеллектуал получает задание выступить на очень важном международном форуме. Свою речь он решил начать с того, что «еще тогда когда некоторые сидели на деревьях, мы, армяне, уже умели готовить шашлык». Некто очень важный, с которым наш интеллектуал должен согласовать свою речь, по телефону в целом текст одобряет, но дает указание, оставив про шашлык, снять про «сидящих на деревьях» – это, мол, само по себе хорошо, но другие, к которым должен обратиться наш интеллектуал, могут обидеться.
Этот текст достаточно показателен – современный армянин считает себя (или должен считать себя) прямым потомком армян-прародителей, будь то мифический Айк, исторический Тигран или древнейшие обитатели Армянского нагорья и Араратской равнины. При этом существует закрепленная школьным курсом истории генеалогия, которая соотносит современного армянина с «наиболее древними» армянами – если и есть определенные неясности, то исключительно по вине недостаточно потрудившихся историков, и эти неясности с течением времени будут уст-
ранены. Подобное понимание идентичности распространяется и на другие народы - так, персонажи указанной пьесы уверены, что присутствующие на форуме представители великих держав так же, как и армяне, в состоянии проследить свою родословную до самих истоков - только идентифицировать они себя будут не с жарящими шашлык армянами, а с сидящими на деревьях человекоподобными. Они не забыли то время, когда они сидели на деревьях, потому и могут обидеться за такое напоминание.
Как и мы, армяне, так и они идентичны собственной идентичности, и эта тавтология не может быть оспорена, поскольку основывается на культе не подлежащей изменению генеалогии. Далекими предками изначально задано разделение на народы, и сущностные черты наших предков, которые и составляют нашу идентичность, мы повторяем уже которое тысячелетие. Более того - эта неизменность легитимизирует существование наций и в современном мире, разделяя их, с одной стороны, на достойных быть представленными в политической и культурной истории и имеющие исконные права, а с другой - на захвативших чужое место узурпаторов. В частности, наш герой, пусть и весьма неудачно, но воспроизводит модель, повторяемую с самых древних времен по наши дни - ссылаясь на историю, причем на ситуацию первоначала, легитимизировать право претендовать среди прочего и на тот миропорядок, который воспроизведет исходную ситуацию «золотого века» (наш персонаж на международном форуме должен требовать воссоединения Западной Армении). Здесь не место рассматривать, насколько такое понимание соотносится с политическими теориями и идеологиями и насколько оно распространено в доминирующих дискурсах других народов и государств. Безусловно, найдется множество совпадений, но в случае армянской идентичности есть определенные историко-культурные характеристики, которые неизбежно усиливают подобное мировосприятие. В первую очередь, это армянский язык, который, принадлежа к индо-европейской языковой семье, составляет ее отдельную ветвь и не может быть объединен в какую-либо группу с какими-либо другими языками ( в отличие от романских, германских, иранских и т.п.). Данные сравнительно-исторического языкознания не дают возможности вывести древнеармянский
язык из какого-либо более древнего языкового состояния, нежели реконструируемый протоармянский, то есть непосоредственно из его же предшествующего состояния1. Определенные основания для подобной изолирующей самоидентификации могут дать и данные генетики, по крайней мере, некоторые из исследований (cp. [12], [13]). Поэтому герою пьесы «Mea culpa» проще, нежели другим: он может возводить свою родословную непосредственно к «тем, кто ели шашлык», чего не сможет сделать, скажем, испанец. Но он ошибается, думая, что его адресаты также в состоянии идентифицировать своих прародичей – ведь, например, французам или англичанам труднее2 – они не могут не знать о периоде, когда их предполагаемые предки были то ли германцами, то ли латинянами или норманнами и, конечно же, они окажутся в затруднении – с какими именно из сидящих на дереве им следует идентифицировать себя.
Если идентичность воплощается в прародителе, то гражданство в втором случае рассматривается как производное от этничности: как то было выражено еще в Декларации независимости Армении от 23 августа 1991 года: армяне, проживающие за пределами Республики Армения, имеют право на гражданство Республики Армения. Такое понимание можно выразить формулой: «Все армяне — армяне». Разумеется, определяющим здесь становится происхождение от родителей-армян. Таким образом, уже в самый момент рождения Третьей республики в ее основополагающем документе звучит отголосок представлений о манифестации идентичности в прародителе. Разумеется, это вовсе не «новаторство» героев пьесы «Mea culpa» или же разработчиков Закона об идентичности.
1 Основную сложность представит соотношение армянского и урартского языков, и, соответственно, армянского и урартского этносов, почему и столь мотивированы попытки соотнести урартскую клинопись с древнеармянским языком. Однако поскольку продвижение вглубь истории не может быть ограничено какими-либо рамками, то логичным оказывается распространение такого подхода еще глубже: также и на хеттские и шумерские источники.
2 Ср.: «Ни один француз не знает, бургунд он, алан или вестгот... Во Франции нет и десяти фамилий, которые могли бы доставить доказательство своего французского происхождения, да и то эти доказательства были бы недостаточны благодаря тысяче неизвестных скрещений» [4, с. 93]; «Во многих отношениях мир средневековой Европы кажется современному человеку невероятно беспорядочным, дезорганизованным. На всем протяжении Средневековья множество людей, проживавших на землях, известных ныне как Франция или Англия, не считали себя «французами» или «англичанами». Они слабо представляли себе территориальную нацию («страну»), которой они должны были быть преданы сильнее, чем самой жизни. Сообщество было воображаемым и жило иначе, чем сейчас» [14, с. 68].
Законодательная инициатива связывать армянскую идентичность с победой прародителя Айка над Белом, так и «бытовой неоплатонизм» персонажей этой пьесы имеет глубокие корни. Эта архаичная мифологическая идея была воскрешена еще в немецком романтизме. Джон Джозеф, основываясь на работах Фихте, так излагает подобное понимание идентичности: «В чистом виде сущность нации воплощалась в ее основателе и сохранялась на всем протяжении истории нации, составляя основу ее языка, культуры, образа мысли и интеллектуальных и художественных достижений. Неоплатоновская по своему характеру, она ориентировалась на область вечных идеалов и связывала реальность не с миром поверхностных явлений и исторических случайностей, а с постоянной, неизменной сущностью вещей. В чистом виде сущность нации воплощалась в ее основателе и сохранялась на всем протяжении истории нации, составляя основу ее языка, культуры, образа мысли и интеллектуальных и художественных достижений» [15, с. 35].
Основанный на данной мифологеме (эпистеме?) подход неизбежно приводит и к мифологизации истории. Она абсолютизирует этиологию, происхождение, но не дает ответа на вопрос - что же связывает потомков Айка в сегодняшнем мире? Серьезные исследования армянской идентичности приводят к далеко не однозначным выводам1. Предположим, что мы в самом деле в состоянии проследить историю армянского народа вплоть до 11 августа 2492 году до н.э. и выделить всех тех, кто происходит от прародителя Айка. Что объединяет их кроме общности происхождения? (Вспомним детей Ноя - Хама, Сима и Яфета, все они, согласно Библии, стали родоначальниками разных народов и даже рас). Безусловно, для ответа на этот вопрос требуется несколько иное понимание идентичности, связывающее его не столько с прошлым, сколько с настоящим.
Для главного персонажа указанной пьесы вневременная национальная идентичность никак не соотносится с государственностью, и - продолжим - для большинства армянских политиков и политологов государственность есть лишь форма адекватной организации и защиты этой
1 Укажем, в первую очередь, на те исследования современной армянской идентичности, где она рассматривается как « единство в многообразие»: [16], [17], [18], [19], [20].
«извечной» идентичности. Между тем, идентичность - это не статичное, а динамичное явление, это постоянный процесс, который осуществляется как непрерывная коммуникация между различными общественными группами (подробнее об этом в нашей статье: [21]). Благодаря этому обеспечивается толерантность и равновесие, баланс, между различными, иногда и антагонистичными группами, так оформляется общий (общенациональный) социальный контекст, крайне важный для самоорганизации государства и общества. Безусловно, отсутствие политической стратегии обрекает на семиотическую ущербность используемой системы символов, но вместе с тем верно и обратное: использование не имеющих перспективу символов и мифов распыляет и без того скудный политический ресурс общества. Так, примордиалистское понимание нации и идентичности, лишенное идеи государственного строительства и взаимодействия и сотрудничество с внешним миром отрицательно сказывается на возможности выдвижения проектов, которые были бы адекватны сегодняшним вызовам. Архаизация понятия нации как вечно существующего и неизменного начала преобразует это понятие из политического феномена -в лучшем случае - в культурно-исторический, а при определенных интерпретациях - даже в биологический феномен. Более того, начинают переосмысляться в духе патриархальных ценностей даже современные политические институты (президент как отец семейства, государство как мать, притчи бабушки как источник закононотворчестваи т.д.). Существующая в современной Армении политическая символика становится все более формальной и ритуализованной, по своей сути напоминая функционирование системы политических символов в застойные годы СССР1. В этом мы видим существенную опасность, которая при накоплении отрицательных явлений в конечном итоге может привести к дезинтеграции общества, размыванию концепта национальной идентичности и тем самым - идеи национальной независимой государственности.
Август, 2017г.
1 Как пример, можно привести ставшие обязательными в образовательных учреждениях особые места, где помещены национальные символы, к которым в последнее время стали относить портреты действующего президента и католикоса.
Источники и литература
1. ЭрнестГеллнер. Пришествие национализма. Мифы нации и класса. // Путь: международный философский журнал. 1992. №1. - сс. 9-61.
2. ЛихачевД.С., Культура как целостная среда. // Новый мир. 1994.№ 8. - сс. 3 -8.
3. Վահան Տերյան. Երկերի ժողովածու չորս հատորով, Հ. 3, Երևան, 1973; էջ 113 -114 (Ваан.. Терьян, Собр. соч. в 4-х т.т., т. 3, Ереван, 1973, сс. 113 -114, на арм. яз.).
4. Эрнест Ренан, Что такое нация? // Ренан Э, Собрание сочинений в 12-ти томах. Т.6. – Киев, 1902. – сс. 87-101.
5. Миллер А.И, О дискурсивной природе национализмов // Pro et Contra. 1997. №4, сс 141-151.
6. Тимофеев МЮ, Нациосфера: Опыт анализа семиосферы наций. - Иваново: Иван. гос. ун-т, 2005. - 280 с.
7. Лассвелл Г., Язык власти. // Политическая лингвистика. - Вып. 20. - Екатеринбург, 2006, сс. 264-279. Цит. по: http://www.philology.ru/linguistics1/lasswell-06.htm (28.08.2016 .
8. Мухарямов Н.М, О символических началах в языке политики. // Символическая политика. Вып.1. Москва, ИНИОН РАН, 2012, сс. 149-163.
9. Бурдье П, Социология социального пространства. - СПб.: Алетейа, 2007. - 288 с.
10. National day’s: constructing and mobilizing national identity. // Ed. By McCrone D. and McPherson G. -N.Y.: Palgrave Macmillan. - 2009.
11. Ronald Suny, Constructing Primordialism: Old Histories for New Nations. // The Journal of Modern History, 2001, №4, рр. 862-896.
12. Nicholas Wade. Date of Armenia’s Birth, Given in 5th Century, Gains Credence. // New York Times march 10, 2015.
13. Marc Haber et. al, Genetic evidence for an origin of the Armenians from Bronze Age mixing of multiple populations. European Journal Of Human Genetics doi: 10.1038. 2015.
14. МайклБиллиг, Нации и языки // Логос, №4(49), 2005, сс. 60-86.
15. Джон Джозеф, Язык и национальная идентичность. // Логос №4(49), 2005, сс. 20-48.
16. Abrahamyan Levon, Armenian Identity in a Changing World, Mazda Publishers, Armenian Studies Series, v. 8, 2006. - 408 p.
17. Hermann Goltz, Offenes Ethnos geshlosssenes Imperium: Der armenishe kulturale Archetyp // Armenia on the way to Europe. Yerevan, 2005, рр. 388-399.
18. TessaHofmann, One Nation - Three Sub-Ethnic Groups: The Case of Armenia and her Diaspora. With a Foreword by Prof. Dr. Gevorg Poghosyan. Yerevan: Narek,
2011. - 106 p.
19. Panossian R, The Armenians: From Kings And Priests to Merchants And Commissars, Hurst & Co, London, 2006. - 442 p.
20. Shougarian Rouben, West of Eden, East of the Chessboard, Gomidas Institute London
2010. - 188 p.
21. Zolyan Suren, National Identity and CrossCultural Communication (on Armenian experience from historical point of view). // W poszukiwaniu tozsamosci jqzykowej (В поисках языковой идентичности), z. 2, Universitet Gdanski, 2016, рр.155-158.
ԵՐՐՈՐԴ ՀԱՆՐԱՊԵՏՈՒԹՅԱՆ ՔԱՂԱՔԱԿԱՆ ՍԻՄՎՈԼԻԿԱՆ. ԻՆՔՆՈՒԹՅԱՆ ՈՐՈՆՈՒՄՆԵՐԻ ՄԵՋ
Սարեն Զոլան
Ամփոփագիր
Հայաստանի անկախացումը տեղի է ունեցել քաղաքական և գաղափարական բարդ իրավիճակում: 90-ականներին ձևավորվում են դիսկուրսներ և դրանց համապատասխանող պետական խորհրդանիշներ (զինանշան, դրոշ, օրհներգ), (վերա-) ստեղծվում են հերոսների և նահատակների պաշտամունքներ: Այս գործընթացն ուղեկցվում էր քաղաքական և գաղափարական երեք հիմնական խոշոր դիսկուրսների միջև թեժ մրցակցությամբ; անկախ պետականության ձեռքբերումն իմաստավորվում էր երեք տարբեր եղանակով («նոր» ազգի արարում, 1918-1920թթ. Հանրապետության վերականգնում, հայոց պետականության բնականոն զարգացում): Ցավոք, այդ գաղափարների համատեղման փոխարեն վերջերս գերիշխող է դարձել ազգային ինքնության առա-սպելաբանական մեկնությունը. այն դիտարկվում է որպես հավիտենական և անփոփոխ երևույթ:
ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИМВОЛИКА ТРЕТЬЕЙ РЕСПУБЛИКИ:
В ПОИСКАХ ИДЕНТИЧНОСТИ
Сурен Золян
Резюме
Обретение Арменией независимости проходило в сложной политической и идеологической обстановке. В 90-ые годы создаются дискурсы и вводится соответствующая государственная символика (флаг, герб, гимн, Национальный день), внедряются новые интерпретации истории, создаются и воссоздаются культы героев и мучеников. Этот процесс проходил в условиях жесткой политической и идеологической конкуренции между тремя основными дискурсами, по -разному интерпретирующими факт независимой государственности (создание «новой» нации, восстановление республики 1918-1920гг., естественное развитие армянской государственности). В последнее время вместо синтеза этих концепций произошел отход в сторону примордиалистского понимания национальной идентичности как вневременного и самотождественного феномена.
THE POLITICAL SYMBOLISM OF THE THIRD REPUBLIC:
IN QUEST FOR IDENTITY
Suren Zolyan
Resume
Armenia gained independence in a complex political and ideological context. In the 1990s, the officially adopted political discourses on national identity were introduced, along with a system of symbols for their representation (coat-of-arms, flag, anthem, etc.). New interpretations of history, new narratives and cults of heroes and martyrs were created or re-created. This process was accompanied by a very strong political and ideological competition between the three main discourses, interpreting in different ways the fact of independent statehood and representing it as: 1) an unprecedented new reality (creation of the nation): 2) the restoration of the Republic of Armenia in (1918 - 1920); 3) raising the status of Armenia into an independent state. Currently, instead the further synthesis of these three concepts, the concept of primordial, eternal and unchanged nation and identity appears to be prevailing.
