CC BY
96
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ СОВРЕМЕННЫХ РОССИЯН: ПРОБЛЕМЫ ФОРМИРОВАНИЯ
УДК 32
Глубокие трансформационные процессы, переживаемые современным миром в связи с переходом к новому глобальному обществу, характеризующемуся тенденцией к глобализации экономических процессов и к культурной унификации, неизбежно сопровождающейся утратой национальной специфики, размыванием основ национальных традиций, приводят к кризису национальной политической идентичности, которая более четко просматривается в обществах, которые находятся в переходном состоянии и отличаются определенным уровнем политической и социально-экономической нестабильности. Подобные нестабильные состояния социума характеризуются и идентификационной дифференциацией, которая обусловливает повышенный интерес к проблематике идентичности не только в науке, но и в обществе в целом [3, с. 19-24].
Говоря о современном российском обществе, нельзя не отметить, что оно долгое время находилось в состоянии глубоких системных трансформаций, обусловленных как политическими, социально-экономическими сложностями, с которыми страна столкнулась вследствие распада Советского Союза и перехода к принципиально иной форме общественного устройства, так и с серьезной проблемой политической идентичности значительной части россиян. Вплоть до начала 1990-х гг. подавляющее большинство населения, в особенности русского и русскоязычного, воспринимало себя в качестве единой общности - советского народа. Советская модель идентичности основывалась не столько на декларируемых официальной идеологией ценностях интернационализма, сколько на авторитарной политической системе, общих исторических и культурных ценностях. При этом, несмотря на полиэтнический состав,
A.A. СТАРОСТИН
Советский Союз представлял собой национальное государство в той же степени, что и другие, более «исторические» и моноэтнические государства [7].
Распад СССР и трансформация постсоветских обществ способствовали, с одной стороны, отказу от самоидентификации большинства граждан как советских людей, с другой стороны - не привели к выработке новой модели политической идентичности. Все это вместе взятое привело к кризису идентичности, фактическому расколу пореформенного российского социума на несколько групп - сторонников демократических и рыночных преобразований; консерваторов, ориентированных на восстановление прежней, социалистической модели организации политической и экономической жизни; ультраконсерваторов, настаивавших на необходимости возвращения к идеологии дореволюционной России, вплоть до восстановления монархической системы правления. Естественно, что в подобных условиях общество оказалось разделенным на противоположные группы, и при определенном стечении обстоятельств в нем легко могли возникнуть масштабные конфликтные ситуации.
Кризис идентичности, ставший одной из важнейших причин крайне высокой степени аморфности пореформенного российского общества, во многом детерминировал и социально-экономическую отсталость современного российского общества даже по сравнению со многими бывшими республиками Советского Союза, в которых, несмотря на изначально меньшие, по сравнению с Россией, природные, финансовые и людские ресурсы, была выработана устойчивая модель национальной идентичности в качестве граждан той или иной республики, представителей конкретной национально-культурной общности и т.п. В России же приемлемая модель выработана не была,
что оказало влияние на отношение граждан даже к государственным символам: часть населения, сохранявшая просоветские и прокоммунистические симпатии, не признала государственные флаг и герб РФ, вплоть до последнего момента стремилась отсрочить процесс обмена паспортов советского образца на новые российские, т.е. фактически не признавала себя в качестве граждан Российской Федерации, сохраняя самоидентификацию граждан советских.
Кризис идентичности, ставший результатом противоречий в российском обществе, не был первым подобным явлением даже в течение одного ХХ века, поскольку в период революций 1917 г. Россия пережила куда более серьезный раскол, приведший к вооруженному противостоянию политических оппонентов, уничтожению или массовой эмиграции представителей потерпевшей поражение стороны. Спустя семь десятилетий, когда только сформировалась идентификационная модель «советского человека», произошла новая социальная трансформация. Естественно, что в подобных условиях выработка конкретной и понятной каждому модели идентичности для современного российского общества оказалась сложной задачей, решение которой напрямую зависит от наличия конкретной национальной идеи, способной сплотить российское общество и оттеснить существующие противоречия внутри него на второй план.
Отметим, что в основе кризиса идентичности современных россиян лежит и наднациональный характер российской цивилизации. На протяжении столетий русские ощущали себя гражданами сверх-общности - Российской империи, Советского Союза и, наконец, Российской Федерации. Формировалась имперская идентичность, существенно отличавшаяся, в частности, от той модели идентичности, которая, в большей или меньшей степени, была присуща европейским национальным государствам. Как естественное убежище для многих эмигрантов из Европы, включившее в свой состав золотоордын-скую и кавказскую аристократию, Россия стала очагом формирования нового российского суперэтноса, который был, как пишет С.В. Кортунов, в большей степени
«российским», чем русским, и не носил характер нации в том плане, в каком можно было назвать нациями французов, англичан или представителей иных европейских народов [5, с. 12].
В центре внимания как русских царей и императоров, так и современной российской власти, продолжают оставаться преимущественно имперские, а не национальные интересы. В.А. Тишков видит причину того, что образ дореволюционной России как национального государства до конца так и не был сформирован, в косности самодержавия и идеологических разногласиях внутри правящего класса [7]. В угоду интересам империи? Власть очень часто шла на то, чтобы поступиться интересами русских, составлявших подавляющее большинство населения страны.
Подобная позиция отнюдь не способствовала выработке развитого национального самосознания, скорее, она способствовала превращению основной части населения в аморфную массу «россиян»/ «советских людей», всецело зависящих от господствующей идеологии и методов ее реализации. Россияне скорее воспринимали (а, зачастую, и до сих пор воспринимают) себя не в качестве граждан государства, с соответствующими правами и обязанностями, а в качестве подданных, обреченных нести государственные повинности по факту рождения в данном государстве. И эту особенность национального мировоззрения производимые в начале 1990-х гг. «демократические реформы сверху», разумеется, не смогли преодолеть.
В качестве важнейших факторов, затрудняющих понимание сути проблем, испытываемых современным российским обществом в сфере поиска идентичности, являются, - по мнению К.Х. Делокарова, - вошедшие в систему критика и даже отрицание собственного прошлого, часто сопровождающееся полным отказом от него и разрушением всякой исторической памяти; аморфность стратегии дальнейшего развития государства и общества, а также тенденция к абсолютизации внешних причин проблем России и поиску виновных в них среди неких внешних сил [2, с. 332-333].
Кризису идентичности российского общества способствовали также многочисленные модернизации, как правило, искусственно навязываемые стране и народу сверху: так было и в период реформ Петра I, и во время революций 1917 г., и на рубеже 1980-х - 1990-х гг. Российское общество в каждом случае не было подготовлено к столь серьезным трансформационным процессам, поэтому каждая модернизация имела достаточно болезненный характер, сопровождаясь кардинальной ломкой традиционного уклада. Это влекло за собой не только длительный социально-экономический и политический кризис, но и кризис мировоззренческий, связанный с существенными изменениями в системе ценностей и поведенческих установок значительной части населения.
В результате распада СССР и появления России как отдельного суверенного государства, по мнению ряда исследователей, начался процесс социальной ато-мизации российского общества, сопровождающийся и формированием новых локальных моделей идентичности, к которым, в частности, можно отнести полукриминальную среду, в 1990-е гг. фактически превратившуюся в низовой уровень управления социально-экономической жизнью социума [1].
Глубокий мировоззренческий кризис, вызванный посттрансформационной культурной травмой, способствовал раздроблению политической и социальной идентичности граждан постсоветской России. Появилось значительное количество субкультурных сообществ, религиозных и квазирелигиозных сект и культов, политических организаций, причем, каждое из них претендовало на то, чтобы заполнить образовавшийся идеологический вакуум. Непосредственным виновником сложившейся ситуации во многом было высшее политическое руководство Советского Союза, на рубеже 1980-х - 1990-х гг., по меткому замечанию С.В. Кортуно-ва, фактически отказавшееся от советской идентичности, но не предложившее модели, могущей ее заменить [5, с. 11]. За несколько лет произошел полный распад советской идентичности, причем даже не на «пятнадцать идентичностей» по числу
союзных республик, а на гораздо большее количество, поскольку с сепаратистскими лозунгами в период «парада суверенитетов» начала 1990-х гг. выступили как союзные республики, так и автономии в их составе, и даже отдельные районы, населенные представителями какой-либо конкретной этнической общности.
Размыванию единой идентичности в переходный период демократических реформ, помимо обособления на основе этнической принадлежности, способствовала и социальная дифференциация российского общества. Росту социальных противоречий в постсоветской России способствует и отсутствие развитой практики представительства интересов различных групп населения в органах власти, в том числе и законодательной. Большинство населения оказалось лишено возможности оказывать влияние на политику государства, что усиливало не только недоверие к власти, но и ощущение принадлежности правящих слоев (чиновников, «новых русских» предпринимателей, руководства силовых структур) и основного населения страны к совершенно разным группам, у которых нет и не может быть общих интересов, а, следовательно, и общей идентичности.
Исследователи подчеркивают, что отсутствие общей для всего российского социума идентичности влечет за собой идентификацию граждан в качестве представителей определенных групп, что подразумевает серьезный кризис в современном российском обществе. Безусловно, и другие общества, в частности, развитые государства Запада, не являются абсолютно однородными. Массовые миграционные процессы, ставшие следствием глобализации, привели к существенному разбавлению мононациональных западноевропейских обществ иноэтническим и инокультурным компонентом, и это заставляет многих исследователей и общественных деятелей говорить о наступлении эпохи мультикультурализма. Однако в современной России неоднородность общества отличается гораздо большей выраженностью, что связано как с крайне многонациональным составом населения и социальной полярностью, возникшей
вследствие приватизации и строительства рыночного общества, так и с отчуждением общества от государства, которое, несмотря на все предпринимаемые руководством страны меры, не только не ликвидируется, но и сохраняет тенденцию в сторону увеличения.
Исследователи отмечают в качестве основных детерминант кризиса единой политической идентичности граждан в современной России следующие факторы: социальное расслоение, идейно-политические противоречия в обществе; межгенерационный конфликт; региональные и этнические противоречия [1]. В отношении социального расслоения современного российского общества отметим, что, вслед за крушением советской социально-экономической и политической системы, произошел и распад советского «среднего класса», составлявшего фундаментальную основу и опору советского общества. Закрытие предприятий, хронические невыплаты заработной платы бюджетникам и ее мизерные размеры привели к массовой маргинализации советского «среднего класса», его депрофессионализации и, как следствие - к утрате профессиональной и социальной идентичности.
Квалифицированные специалисты, прежде испытывавшие гордость за принадлежность к той или иной профессии, идентифицировавшие себя с ней, либо превратились в безработных, либо вынуждены были искать иные способы заработка, что в большинстве случаев подразумевало окончательный разрыв с прежним родом занятий. В материальном отношении многие бывшие представители советского «среднего класса» - учителя, врачи, инженеры, квалифицированные работники - заняли практически равные позиции с традиционными социальными «низами», в то же время некоторым представителям люмпенизированных и маргинальных слоев за счет криминальной деятельности или бизнеса, который в первые пореформенные годы также отличался крайней степенью криминализованности, удалось существенно повысить свое благосостояние и составить значительную прослойку новоявленных российских предпринимателей.
Следует сказать, что для представителей российской правящей элиты характерен стиль поведения и мировоззрения, роднящий их скорее с правящим классом феодально-деспотического государства, чем с элитами современного демократического общества. Естественно, что данный факт не способствует сплоченности россиян, скорее, вызывает высокую степень отчуждения населения от власти, хотя последняя формально позиционирует себя как демократическую, т.е. выражающую интересы народа.
Межгенерационное расслоение в период распада СССР и строительства современного российского государства свидетельствовало о значительных различиях в социально-историческом опыте старшего, среднего и младшего поколений россиян, при этом межгенерационные противоречия приняли характер политических разногласий, поскольку именно старшее поколение россиян, идентифицировавшее себя в качестве «советских людей» составило подавляющее большинство электората и актива образовавшихся после роспуска КПСС коммунистических партий и движений, в отличие от молодежи, по преимуществу аполитичной, проправительственной, либо поддерживающей оппозиционные движения новой, несоветской направленности (ультранационалистические, анархистские, экологические и т.п.).
В то же время этнические противоречия привели к появлению сепаратистских или ксенофобских тенденций в различных регионах РФ, а также к целому ряду серьезных конфликтов, наибольшую опасность из которых представляет продолжающееся конфессиональное и цивилизаци-онное противоречие между российской /русской/ христианской цивилизацией и мусульманским миром, представленным северокавказскими этническими общностями. Известно, что значительная часть представителей северокавказских этносов склонна идентифицировать себя скорее с исламским миром или кавказским суперэтносом, чем с Россией.
Идейно-политическое размежевание российского общества также стало одной из существенных проблем, препятствующих выработке единой общероссийской
идентичности. В настоящее время российское общество достаточно поляризовано в политическом плане, различные группы населения, симпатизирующие той или иной политической идеологии, видят в качестве оптимального для страны пути развития прямо противоположные модели политического и экономического устройства. В течение 1990-х гг. противоречия между различными политическими силами достигали крайней остроты и в 1993 г. привели к вооруженному столкновению между сторонниками Президента и Верховного Совета РФ. Фактическое противостояние двух ветвей власти приняло характер конфликта между «западниками», ориентированными на дальнейшее развитие России по пути демократических реформ и строительства капиталистической экономики, и «традиционалистами», представленными как сторонниками возрождения советской власти, так и ультранационалистами и монархистами, рассматривавшими в качестве идеала политического устройства дореволюционную Россию.
Одной из главных причин кризиса политической идентичности в пореформенной России выступает и традиционный раскол общества на «западников» и «почвенников», вошедший, по мнению ряда исследователей, в новую фазу [8, с. 115]. Позиции не только политических деятелей, но и рядовых россиян, существенно расходятся по вопросу о принятии или не принятии демократических и рыночных ценностей, ассоциируемых с Западом. Д. Тренин, например, утверждает, что неспособность России построить свою модель «Запада» обернется для нее двойным поражением, вызовет ее маргинализацию и отбросит в список стран - «аутсайдеров» [9, с. 12]. Вестернизация России понимается, в данном случае, не как интеграция в европейское политическое и экономическое пространство, а как соответствие определенному набору норм и ценностей, уровню материального благосостояния населения и экономического развития государства [9, с. 371]. В этой связи возможные экономические успехи России, связанные с развитием инновационных технологий и повышением ее конкурентоспособности на глобальном рынке, будут способствовать повышению
политической и социальной стабильности российского общества, становясь основой для формирования новой политической идентичности россиян.
Однако значительная часть российского общества не в состоянии смириться не столько с экономической моделью развития страны, сколько с теми культурными ценностями, которые пришли вместе с экономическими и политическими реформами в 1990-е гг. Эти ценности связываются с «западным» образом жизни, мышления и поведения, который скорее представляет собой вестернизированную масс-культуру, нормы и установки которой совершенно чужды традиционному мировоззрению не только русских, но и всех этнических групп, населяющих многонациональное российское государство. Несмотря на декларируемое как руководством страны, так и общественными институтами, в частности, православной церковью, возвращение к традиционным ценностям, в действительности не происходит.
В свое время видный российский философ и социолог А.А.Зиновьев отмечал, что декларируемое духовное возрождение в действительности является лишь его имитацией, не только не предохраняющей российское общество от дальнейшего разложения, но и, фактически, потворствующее ей [4]. Россия никогда не сможет полностью влиться в западную цивилизацию, поэтому искусственное насаждение вестернизированных ценностей, будет и далее способствовать размыванию национальной идентичности российского общества. Причина - в особом, коллективистском мировоззрении россиян, на котором основана вся отечественная культура, политика, традиционные способы ведения хозяйства, тогда как западные общества всегда имели базовой основой индивидуалистическое мировоззрение, способствовавшее и выработке соответствующей модели общегражданской идентичности.
Между тем высокую степень опасности индивидуалистического мировоззрения для общенациональной идентичности отмечали многие исследователи, в частности Ф. Фукуяма, подчеркивавший, что «на рынке и в лаборатории культура радикального индивидуализма способс-
твует прогрессу и инновациям, но ведь она распространилась и в сфере социальных норм, где, в сущности, привела к разрушению всех форм власти и ослаблению связей, скрепляющих семьи, соседей и нации» [6, с. 451]. Действительно, мы видим, как индивидуалистические ценности, первоначально вызвавшие невиданный подъем политической, экономической и научной мощи Запада, в итоге привели к атомизации западных обществ и фактически поставили под вопрос саму жизнеспособность западных этносов, вызвав катастрофическое снижение рождаемости, особенно очевидное на фоне демографического подъема, испытываемого, даже несмотря на неблагоприятные политические и социально-экономические условия, странами «третьего мира». С мнением Ф. Фукуямы солидаризуется и Х. Шрадер, также обращающий внимание на зависимость распада национальной политической идентичности от роста индивидуализма, что проявляется, в первую очередь, в странах с развитой традицией гражданского общества, всегда обладавшими высокой степенью национальной/гражданской идентичности [11]. Согласно У. Беку, современное общество во все большей степени превращается в индивидуализированное
общество риска, в котором индивид мирится с потерей идентичности [11]. Однако для российского государства это может иметь разрушительные последствия.
Уже во второй половине 1990-х гг., после первоначальной эйфории, связанной с демократическими преобразованиями, симпатии значительной части российского общества, можно сказать, его основы, вернулись к дореформенному периоду. Не в смысле поддержки советского политического и экономического курса, а в смысле признания ценности достижений советской эпохи как первоочередных и заслуживающих всестороннего уважения, тогда как демократические реформы не только не укрепили политический престиж и экономические позиции страны в мировом сообществе, но и способствовали их крушению.
Таким образом, сама возможность преодоления кризиса идентичности, существующего в современном российском обществе и представляющего крайне серьезную угрозу его стабильному и безопасному существованию, связана, в первую очередь, с возрождением базовых ценностей российского социума, с восстановлением статуса сверх-державы, с эффективной социальной политикой современной российской власти.
1. Бызов Л. Становление новой политической идентичности в постсоветской России: эволюция социально-политических ориентаций и общественного запроса. - М., 1999.
2. Делокаров К. Х. Цивилизационная идентичность России как социально-философская проблема // Конкурентоспособность России в условиях глобализации / под общ. ред. В. К. Егорова, С. В. Степашина. - М., 2006.
3. Жаде З.А. Феномен многоуровневой идентичности: цивилизационная составляющая // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки.- 2007. - № 5.
4. Зиновьев А.А. Постсоветизм (Современная Россия глазами мыслителя и художника) // http://www.zavtra. ru/cgi/veil/data/zavtra/ 02/428/451.html
5. Кортунов С.В. Становление национальной идентичности: Какая Россия нужна миру. - М., 2009.
6. Савельев А.Н. Образ врага. Расология и политическая антропология. - М., 2010.
7. Тишков В.А. Российский народ и национальная идентичность // www.izvestia.ru/obshestvo/ article3105272/
8. Тихонова Н. Е. Факторы социальной стратификации в условиях перехода к рыночной экономике. - М.,
1999.
9. Тренин Д. Интеграция и идентичность: Россия как «новый Запад». - М., 2006.
10. Шрадер Х. Глобализация, (де) цивилизация и мораль // Журнал социологии и социальной антропологии.- 1998. - № 1 (2).
11. Beck U. Jenseits von Stand und Klasse // Soziale Welt. Sonderband 2. Guttingen, 1993.
