CC BY
83
УДК 316:80
С.А. Воронина, канд. социол. наук, доц. каф. общей социологии, Алт ГУ, г. Барнаул, E-mail: [email protected] ПОЛИПАРАДИГМАЛЬНОСТЬ В ПОНИМАНИИ СТРАТЕГИИ РАЗВИТИЯ МАССОВОЙ КОММУНИКАЦИИ
В данной статье описываются основные теоретические подходы к определениям массовой коммуникации; отмечена полипарадигмальность современной коммуникативистики.
Ключевые слова: естественнонаучная парадигма, кибернетическая парадигма, гуманитарная парадигма, коммуникация, средства массовой информации.
Логика теоретического осмысления стратегии развития средств массовой коммуникации в современную эпоху задается процессами, происходящими в сфере обмена информацией, обработки и распространения этой информации на глобальном, национальном и региональных уровнях. Истоки подобного интереса к проблеме заключаются не только в развитии, углублении технологической базы средств массовой коммуникации в современных условиях, но и в осознании философских, социальных основ массовых коммуникаций. Печать, радио, телевидение, электронные СМИ становятся сегодня не только источником получения и трансляции информации, но и способствуют углубленному преобразованию механизмов воздействия на массовое сознание. Не случайно сегодня очень жестко ставится проблема «омассовления», или «массифика-ции», т.е. процесса повышения однородности социальной структуры общества в результате неоднородности основных каналов массовой коммуникации и разнородности представленных в пространстве культурных форм.
В последнее время исследователи все чаще говорят о коммуникативистике как о мультипарадигмальной науке. Выражением данной тенденции стала фрагментация теоретического знания: с одной стороны, через дисциплинарную специализацию (движение идет от теории СМИ к теории СМК), с другой стороны, через теоретическую конфронтацию (процесс дробления научного сообщества на растущее число различных школ и направлений, конкурирующих между собой).
Коммуникация, как и всякая специализированная духовная деятельность, развивается для решения практических актуальных задач, а ее базовые концептуальные схемы образуются путем обобщения и систематизации содержания сознания субъекта массовой коммуникации. «Конфигурация практической деятельности социального субъекта задает логику концептуальной схемы исследователя, т.е. выступает практической парадигмой теоретической деятельности» [1, с. 18]. Следовательно, содержание научных парадигм не является произвольным конструированием, а определяется, в том числе социальной позицией и точкой зрения социального субъекта, чьи интересы объективно выражаются.
С позиций институционального подхода парадигмаль-ный бум в современной теории коммуникации объясняется формированием новых социальных институтов и культурных направлений, которые не только конституируют новые культурные субъекты, но и инициируют соответствующие духовные трансформации. Именно социокультурное самоопределение новых субъектов включает специфическую интерпретацию окружающей культуры, что и служит основанием генезиса новых парадигм в теории коммуникации. Кроме того, коммуникация есть исторически обусловленный процесс и абсолютно детерминируем политическими, социальными и технологическими трансформациями.
Анализируя динамику развития современного общества, мы указывали, что ещё О. Тоффлер в 70-х годах ХХ столетия указал на все более ускоряющуюся фрагментацию «на уровне ценностей и жизненных стилей» [2, с. 103], стремление к разнообразию, «субкультурная революция» по О. Тоффлеру порождает новый тип сознания и культуры - клиповый. Французский философ и социолог А. Моль называет этот тип культуры мозаичным. Данный процесс мозаизации, фрагментации современного общества и культуры и является социальнопрактическим основанием полипарадигмализации теоретического поля исследований коммуникации.
Сам по себе факт наличия разных научных школ, по мнению Ю.В. Попкова и Е.А. Тюгашева является нормальным явлением, поскольку столкновение соперничающих теорий является выражением жизнеспособности науки о коммуникации и необходимости изучения феномена коммуникации. Но «столь же необходимой для обеспечения этой жизнеспособности выступает интеграция разных теорий» [1, с. 19]. Вместе с тем, различие в принципиальных установках исследователей массовой коммуникации позволяет говорить о возможности выделения нескольких исследовательских парадигм, в рамках которых исследователи обращаются к анализу места СМК в обществе, изучают особенности влияния СМК на аудиторию, рассматривают ценности, смыслы и значения, которые продуцируют СМК. Анализируя сложившиеся направления изучения средств массовой коммуникации, мы можем отметить несколько различных подходов, объясняющих данный феномен. Выделяемые в современной литературе парадигмы различаются по уровню обобщения и по дисциплинарным подходам. Так, например, выделяются «медиацентрированный» и «человекоцентрированный» подходы. «Медиацентрирован-ная» парадигма направлена на анализ социальных функций массовой коммуникации, то есть в основе учитывается выполнение ею «социального заказа». «Человекоцентрирован-ная» парадигма основное внимание уделяет реципиенту как потребителю массовой коммуникации. Кроме того, сегодня выделяются функционалистская и социокультурная парадигмы. Основанием для выделения служит преимущественный интерес исследователей к функции, которую выполняют современные средства массовой коммуникации в обществе и культурный заряд, который содержится в коммуникативной информации.
Следует отметить, что в ХХ веке теоретики, изучающие массовую коммуникацию, главным образом опирались на функциональные особенности коммуникации. Основанием для различения данных теорий заключалось в обосновании доминирующей функции и последствий ее актуализации. В. П. Конецкая объединяет их в три основных группы в соответствии с доминирующей функцией: функция политического контроля, функция опосредованного духовного контроля и культурологическую функцию. Кроме того, исследователь в особую группу выделяет теорию «информационного общества», в рамках которой, по мнению автора, исследуется роль массовой коммуникации. Правда, автор не уточняет, в чем, собственно и где исследуется та самая роль [3, с. 208].
С позиции функции политического контроля массовая коммуникация трактуется как выражение концентрации политической власти, основанием для выделения данных теорий в отдельную группу является материально-экономический фактор и идеологический фактор. Здесь главенствующая роль принадлежит теориям массового общества и вариантам теорий, основывающихся на классическом марксистском понимании СМК как средств производства, которые в современном буржуазном обществе являются частной собственностью.
Теория массового общества рассматривает СМК как интегративную часть властных институтов, главная функция СМК - поддерживать политико-экономический курс властных структур. Задача СМК в данной парадигме видится как формирование общественного мнения, причем, манипулятивная функция является основной, другая функция - функция выживания. В. Парето, К. Мангейм, Ч.Р. Миллс - основатели данной теории.
Политико-экономическая теория, основанная на раннем марксизме, выдвигает роль экономических факторов, которые определяют функции СМК. Представителями данного направления являются английские социологи Г. Мердок и П. Голдинг.
Следовательно, даже краткого обзора данных парадигм достаточно, чтобы понять: они направлены на изучение различных аспектов массовой коммуникации. Следовательно, их нельзя сравнивать по критериям «хуже - лучше», «правильно
- неправильно». Они предназначены для решения различных задач.
Анализ сложившихся в современной коммуникативисти-ке парадигмальных подходов позволил нам объединить их в три группы (следует отметить, что данное объединение достаточно условное, так как коммуникация - это настолько всеобъемлющее явление сегодня, что ею занимаются практически все науки: от математики - до филологии). Первая группа
- естественнонаучная, вторая группа - кибернетическая, третья группа - гуманитарная: все они представляют собой определенные коммуникационные модели, имеют различные объяснительные схемы и способы верификации, свои «языки» выражения знания и свои стандарты научности.
Долгое время в познании доминировала естественнонаучная парадигма. Исследователи изучали механизмы речи, способности индивида воспринимать информацию, «переваривать» и передавать на расстоянии. Язык, память, речь - вот основные сферы интересов представителей данной парадигмы.
Целью естественнонаучных парадигм является рассмотрение феномена массовой коммуникации с точки зрения их биологического функционирования, методов и способов передачи и получения информации. Ценным в данной парадигме является то, что результаты, полученные исследователями могут способствовать как развитию средств массовой коммуникации - их технической стороны, так и возможность их принципиальной наблюдаемости. Главный критерий научности - опытное подтверждение.
Развитие технологий в начале ХХ столетии привело к тому, что исследователи занялись уже не биологическими, а техническими возможностями коммуникации. «Как сделать информацию более доступной, как смочь передать её гораздо более обширной аудитории, какими способами объединить человечество в единую информационную сеть?» - вот тот круг проблем, которые решались предстателями кибернетической парадигмы.
Целью кибернетической (механистической) парадигмы является познание логически возможных явлений и закономерностей. Научность полученных результатов определяется их логической непротиворечивостью. Строгость дефиниций и алгоритмичность доказательств обеспечивают фиксированные способы решения проблем коммуникации в форме однозначных математических правил. Основная идея данного подхода состоит в том, что «с информацией можно обращаться почти так же, как с такими физическими величинами, как масса или энергия» [4, с. 25]. Выше перечисленные теории, на наш взгляд, являются интерпретаторскими, они придают смысл фактам, уже известным, но ничего не могут сказать о неизвестных.
И только когда естественные и технологические проблемы были решены, только тогда исследователи обратили взгляд на человека, его восприятие информации и последствия этого восприятия.
Целью гуманитарной парадигмы является построение моделей понимания ценностно-ориентированных коммуникативных процессов и выявление их смысла. В рамках данной парадигмы в целом функционируют социологические теории массовой коммуникации, которые рассматривают механизмы
Библиографический список
взаимодействия массовой коммуникации и общества, выявляют объективные законы развития массовой коммуникации; проблемы рассматриваются последовательно, осуществляется более или менее окончательная проверка гипотез. Ценность последних определяется, прежде всего, возможностью предвидеть новые факты и явления. Для этой парадигмы характерен акцент на изучении повторяющихся явлений и закономерностей, их количественных сторон с помощью математических методов. Кроме того, для гуманитарной парадигмы характерен акцент на изучении качественной стороны уникальных явлений, обусловленных деятельностью средств массовой коммуникации, преимущественно ценностный характер выводов. Можно сказать, что гуманитарная парадигма опирается на этическую категорию «добра», которая отражает ориентацию на достижение «блага».
К данным парадигмам мы отнесли критическую традицию анализа СМИ, которая ориентирована на достижение «истины», а также психологические теории, целью которых (бихевиоризм, теории селективного влияния, конструкциони-стский подход) является анализ взаимодействия идей и сознания, обусловленных определенной культурой мышления. Постановка и решение психологических проблем зависят от социальных, этических, религиозных и прочих установок исследователей. Целью культурологических теорий (семиологиче-ский, структуралистский, постмодернистский подходы, концепция социодинамики культуры) является рассмотрение ценностей, смыслов, значений, которые СМК продуцируют.
Развитие средств массовой коммуникации показало, что они представляют собой исключительно сложную открытую систему, для полного описания которой явно недостаточно одной парадигмы. Поэтому сегодня необходимо сведение гуманитарной, кибернетической и естественнонаучной парадигм в единую парадигму, в которой возможно было бы рассмотрение массовой коммуникации с точек зрения этической оценки данного явления, истинности знания о нем и эстетической оценки, что обеспечило бы целостность социальнофилософского знания о коммуникации и стратегии их развития. Идеальная парадигма будет в том случае, если она будет учитывать все возможные интерпретации коммуникации: с одной стороны, через функции, с другой стороны - через ее значение для общества и для индивида. Такой парадигмой может стать, на наш взгляд, парадигма информационная, так как именно в рамках теории информации массовая коммуникация понимается не просто как функция, как один из социальных феноменов, но как механизм создания новых культурных и социальных смыслов. Основанием для формирования информационной, или, как её называет М. Кастельс, «инфор-мациональной» парадигмы является принятие эстетической, моральной, этической сторон коммуникативных процессов, которые интегрируются для нас в понятии «культура» как основополагающего для анализа коммуникативных процессов.
Данное объединение позволит теоретикам и практикам коммуникации выработать стратегическую направленность развития средств массовой коммуникации с учетом сближения социального и индивидуального, соотнести коммуникацию и культуру в плане их объективных возможностей и условий функционирования, проводить более тщательный анализ сложившихся отношений в процессе коммуникации для того, чтобы сбалансировать передачу информации и реальные запросы общества, соединить технологии передачи информации и их ценностную компоненту, создать концепцию, в рамках которой бы совместилось массовое и индивидуальное в коммуникации с наибольшей пользой, как для общества, так и для индивида, то есть попытаться избежать нарастающей дегуманизации общества в современных условиях.
1. Попко, Ю.В. Парадигмы и метапарадигмы в социологии // Образование и социальное развитие региона / Ю.В. Попко, Е.А. Тюгашев. - 2001. -№ 1-2.
2. Тоффлер, О. Футурошок. - СПб., 1997.
3. Конецкая, В.П. Социология коммуникаци. - М.: Международный комитет бизнеса и управления, 1997.
4. Шеннон, К.Э., Информационное общество: Сб. - М.: ООО «Издательство И74 АСТ», 2004.
Статья поступила в редакцию 14.05.10
УДК 830
Д.Н. Жаткин, д-р филол. наук, проф., заведующий кафедрой ПГТА; Т.Н. Шешнева, канд. филол. наук, доц. ПГТА;
С.Э. Шешнев, канд. филос. наук, доц. ПГТА, г. Пенза, E-mail: [email protected]
К ВОПРОСУ ОБ АВТОПЕРЕВОДАХ А.К. ТОЛСТОГО (НА МАТЕРИАЛЕ СТИХОТВОРЕНИЯ «НЕ ВЕРЬ МНЕ, ДРУГ, КОГДА, В ИЗБЫТКЕ ГОРЯ...» И ЕГО АВТОПЕРЕВОДА НА НЕМЕЦКИЙ ЯЗЫК)*
В статье подвергается лингвостилистическому и сравнительному анализу стихотворение А.К. Толстого «Не верь мне, друг, когда, в избытке горя...» и его автоперевод на немецкий язык, в котором автор достиг несомненных высот переводческого мастерства. Виртуозно передавая не только общее впечатление от оригинала, но и малейшие нюансы, художественные детали описания, А.К. Толстой вместе с тем создал оригинальное произведение на немецком языке. Автоперевод А.К. Толстого «Oh, glaub’ mir nicht, in trüber Stund, in schlimmer.» представляет собой не автоматическую трансляцию стихотворных текстов, а является самостоятельным и самоценным поэтическим произведением, в котором проявилась ещё одна грань большого таланта русского поэта.
Ключевые слова: А.К. Толстой, русско-немецкие литературные и историко-культурные связи, поэтический перевод, автоперевод,
художественная деталь.
Своеобразие А.К. Толстого как поэта выразилось не только в создании стихов на иностранных языках (немецком, французском), но и в автопереводах отдельных произведений на немецкий язык.
Переводы собственных сочинений на какие-либо иностранные языки не были характерны для творчества русских поэтов XIX в. В качестве исключения из общего правила воспринимаются несколько стихотворений Е.А. Баратынского, переведённых на французский язык прозой, и его же, по всей видимости, русский перевод авторского франкоязычного стихотворения, а также отдельные стихотворения И.И. Козлова, написанные сначала на английском языке, а затем переведённые на русский. Известно, что автопереводы отдельных полемических статей осуществил и А.И. Герцен.
При обращении к автопереводу писатели традиционно проявляют особую избирательность. Стремясь передать зарубежному читателю свои самые значимые и сокровенные мысли, они нередко отбирают из числа ранее написанных произведений самые лучшие и при этом предъявляют к собственному переводу строгие эстетические требования. Важно отметить, что автор зачастую отказывается от подстрочности, придаёт переводному произведению несколько иное по сравнению с оригиналом звучание, выражающееся во внесении в его содержание, структуру и поэтику свежих интонаций, обновлённых красок и оттенков.
Подвергаясь качественной авторской переработке, оригинальное произведение в процессе перевода-переложения может превратиться в новую литературную реальность, представ в качестве другого варианта решения одной с оригиналом темы. Конечно же, немаловажную роль здесь играет также оригинальный подбор лексических единиц, синтаксические требования иностранного языка и несколько иные по сравнению с родным языком возможности для передачи необходимых стихотворных размеров и рифм. Эти задаваемые иностранным языком правила сами по себе содержат потенциал для создания произведения, отличного от собственного прототипа, и автор, сам того не желая, может быть сподвигнут ими при автопереводе к существенной трансформации художественного оригинала.
В своём поэтическом творчестве А. К. Толстой не отошёл от означенной общей тенденции. В его автопереводах на немецкий язык можно видеть новое прочтение известных авторских произведений. Все шесть дошедших до наших дней автопереводов А.К. Толстого относятся к позднему периоду его творчества, причём точные даты их создания остаются неизвестными. Это стихотворения: «Täglich, wie das Wasser mit den Flammen.» (перевод элегии «Что ни день, как поломя со влагой...», <1858>), «Pflüger riß das Feld auf mit seinem Pflug.» (перевод стихотворения «Острою секирой ранена берёза...», лето 1856), «.Und wie nun die Fürstin berichtet den Traum.» (перевод фрагмента из баллады «Три побоища»,
февраль - март 1869), «S’ist gut, - sprach der Fürst, als der Mönch von Byzanz.» (перевод отрывка «Песни о походе Владимира на Корсунь, март - апрель 1869), «Haco der Blinde» (перевод первых двух строф былины «Гакон Слепой», декабрь 1869 или январь 1870) и «Oh, glaub’ mir nicht, in trüber Stund’, in schlimmer.» (перевод лирического признания «Не верь мне друг, когда, в избытке горя...», лето 1856).
И.Г. Ямпольский в примечании к былине А.К. Толстого «Алёша Попович» (лето 1871), ссылаясь на письма писателя к К.К. Павловой от 16, 24, 27, 28 и 31 июля (28 июля, 5, 8, 9 и 12 августа) 1871 г., упоминает о том, что означенное произведение также переведено поэтом на немецкий язык [1, с. 760]. Однако текст перевода «Алёши Поповича» на немецкий язык современной филологической науке не известен (видимо, он не сохранился до наших дней).
При лингвостилистическом анализе автопереводов А. К. Толстого обращает на себя внимание совершенное знание поэтом немецкого языка, позволившее, в конечном итоге, использовать различные стихотворные размеры и способы рифмовки, устные и устаревшие слова и выражения, разнообразные грамматические обороты и временные формы.
Утверждению А.К. Толстого как самобытного поэта способствовали, по мнению Л.И. Емельянова, «стихотворения, посвящённые Софье Андреевне», т.е. жене поэта С.А. Миллер (Толстой) [2, с. 25]. Одним из лучших произведений, обращённых к ней, является стихотворное признание в любви «Не верь мне, друг, когда, в избытке горя.», написанное летом 1856 г. и переведённое на немецкий язык летом 1871 г. В письме к С.А. Миллер от 1 августа 1871 г. Толстой сообщал: «А вчера я дал m-me Seegen подстрочный перевод в прозе «Не верь мне, друг». Выходит ужасная гадость, и она хочет переложить на стихи; а я сегодня взял да и сам переложил» [цит. по 3, с. 779].
А. К. Толстой долго работал над русским текстом переведённого позднее произведения, особенно над его вторым четверостишием. Известно, что изначально вторая строфа была полностью посвящена развитию художественного образа моря, но в процессе работы над текстом автор разделил стихотворение на две равновеликие части и придал им обоим одинаковую внешнюю конструкцию, усилив тем самым параллелизм образов моря и уподобляющегося ему влюблённого поэта. Исследователь творчества А.К. Толстого Д.А. Жуков справедливо замечает: «Лишь заглянув в записную книжку поэта, можно увидеть двадцать вариантов шестой строки короткого стихотворения <«Не верь мне, друг, когда, в избытке горя.»>, в котором утвердился двадцать первый» [4, с. 200].
Любовь производила на А.К. Толстого мощное эмоциональное воздействие, вызывала позитивный настрой, влекла за собой оптимистическое мироощущение (в письмах к Б.М. Маркевичу и А. Губернатису сам Толстой говорил о «мажорном тоне» своей поэзии [5, с. 285, 425 - 426]). «Любовь для
