CC BY-NC-ND
18
Н.В. Морженкова
ПОЛИФОНИЗМ РОМАНА Г. СТАЙН «БРУЗИ И ВИЛЛИ»
Цель статьи - анализ полифонической формы организации «военного» романа «Брузи и Вилли» Г. Стайн. В работе рассматривается авторская авангардистская игра с «чужим» словом, в результате которой композиционно-речевая форма диалога становится ключевым принципом романа. В статье анализируется западная рецепция этого произведения и предпринимается попытка доказать, что авторская идеологическая позиция не нивелируется в романе, а выражается посредством языковой и идеологической плюралистичности. Исследование поэтики «Брузи и Вилли» позволяет лучше понять специфику поэтики писательницы в целом.
Ключевые слова: Г. Стайн, военный роман, полифонизм, разговорность, солдатская речь, внелитературные жанры.
Существует точка зрения, что в контексте американской национальной литературы американские романы о Второй мировой войне демонстрируют сильное влияние таких авторов, писавших о Первой мировой, как Э. Хэмингуэй и Дж.Р. Дос Пассос. Говоря о некой вторичности этих романов по отношению к более ранней американской «военной» прозе, М. Каули пишет о том, что во многих романах о Второй мировой войне «коллективный» герой изображается в духе Дж.Р. Дос Пассоса, настроение заимствуется у С. Фитцжеральда, юмор - у Дж. Стейнбека, а диалог - у Э. Хемингуэя1. Американский роман, написанный по «горячим следам» Второй мировой войны, представлен следующими произведениями: романом «Нагие и мертвые» (1948) Нормана Кингсли Мейлера, романом «Молодые львы» (1949) Ирвина Шоу, романом «Уил-
© Морженкова Н.В., 2012
Полифонизм романа Г. Стайн «Брузи и Вилли»
ливо» (1946) Гора Видала, романом «Отсюда в вечность» (1952) Джеймса Джоунса. Как отмечает Дж. Олдридж, с одной стороны, эти авторы во многом продолжают развивать способы художественного осмысления войны, заимствованные у писателей «потерянного поколения», но с другой - они оказались лишены очень важного преимущества своих предшественников, которые первыми увидели все ужасы современной войны2. В отличие от авторов «потерянного поколения» они уже не переживали крушение своих романтических представлений о войне и военной славе. Это отношение к войне, лишенное изначально всякого идеализма, сделало невозможным для них ощутить то трагическое крушение надежд, которое пронизывает романы их предшественников.
В этом контексте «военно-бытовые» романы Г. Стайн, лишенные страшной военной событийности, занимают особое место. Будучи свидетельницей обеих мировых войн, которые она пережила на территории Европы, Г. Стайн неоднократно обращалась к теме войны. О своих военных впечатлениях она пишет в своих автобиографических произведениях «Автобиография Алисы Б. Токлас» (1933), «Войны, которые я видела» (1945), «Париж Франция» (1940). Военной тематике посвящены и последние два романа - «Миссис Рейнольдс» (1942) и «Брузи и Вилли» (1945). Для Г. Стайн война - это прежде всего разговоры о войне, словесно конструируемый образ войны. Не случайно в мемуарах «Париж Франция» она сравнивает войну с романом, утверждая, что и в том и в другом случае мы имеем дело с «изобретением», возникающим на основе реальности («war is more like a novel than it is like real life <...>. It is a thing based on reality but invented <...>»)3.
Это понимание войны обнаруживается и в последнем романе «Брузи и Вилли», представляющем собой поток голосов и мнений солдат американской армии, которых окончание Второй мировой войны застало в Париже4. Кстати, сама писательница в это время много общалась с американскими солдатами, проявляя особый интерес к их речевой манере. Она «впитывала» их голоса, сленг и истории из жизни5. Современность этого экспериментального романа актуализируется не только на уровне темы, но и на уровне слова; он соткан из «живого» речевого материала. В лексике, в построении фраз, в синтаксическом рисунке проступает «живая» речь простых американских солдат, обсуждающих заканчивающуюся войну и свои мысли относительно послевоенного будущего. Разговорность акцентируется Г. Стайн с самого начала романа, который открывается драматизованным диалогом между солдатами Брузи и Вилли.
Н.В. Морженкова
Ключевым для рецепции этого произведения является вопрос об аутентичности речи американских солдат в романе. Иллюстративны точки зрения следующих исследователей. Как замечает Дж.М. Бриннин, Г. Стайн не смогла точно уловить и передать ни ритм солдатской разговорной стихии, ни тематику солдатских бе-сед6. М.Дж. Хоффман, напротив, видит в стайновском тексте чуть ли не художественную стенографию солдатского дискурса, «подслушанного» писательницей7. Он рекомендует всем тем, кто сомневается в ее мастерстве создавать реалистичные диалоги прочитать именно «Брузи и Вилли», ибо здесь, по мнению исследователя, писательница выказывает удивительную способность улавливать «живую» речь. Подчеркивая, что в речи стайновских солдат не слышны региональные различия, Р. Бридгман пишет о стилизованной аутентичности диалогов в романе8. По мысли Дж. Абрахам, расходясь в своих оценках романа, критики рассматривают его лишь с точки зрения геройного речевого плана, упраздняя из текста голос самой Г. Стайн9. На присутствие же голоса автора в романе, по наблюдению исследовательницы, указывает его финальная фраза «we are Americans», в которой автор солидаризируется со своими героями [C. 778].
Существует точка зрения, что Г. Стайн намеренно выбирает форму диалога, которая позволяет ей не высказывать прямых суждений по щекотливым вопросам, касающимся умонастроений послевоенной Америки. Р. Бридгман полагает, что диалог позволяет писательнице вставлять в роман рассуждения и мнения американцев, в которых воплотились неспокойные умонастроения, при этом избегая прямой формулировки своей собственной позиции10. Точку зрения Р. Бридгмана разделяет и М.Дж. Хоффман11. После Второй мировой войны США утратили статус изолированной страны. Об этих изменениях Г. Стайн упоминает в романе «Миссис Рейнольдс»: «Говорят, что в сентябре 1940 Соединенные Штаты Америки из безгранично распластанной страны, к берегам которой в 1492 г. причалил Христофор Колумб, превратились в часть круглого мира, беспрестанно крутящегося и крутящегося»12. У многих американцев новое ощущение сопричастности всему миру вызывало тревогу и неуверенность в будущем. Американцы не могли просто вернуться домой к прежней довоенной жизни. Теперь они были тесно связаны с внешним неамериканским миром13. Сама комбинация имен главных героев задает тему будущего (ср. имя Willie с глагольной формой будущего времени «will»), осмысляемого в свете травматичного военного опыта (ср. имя Brewsie и англ. «bruise» (синяк, ушиб)).
Полифонизм романа Г. Стайн «Брузи и Вилли»
В свете вышесказанного представляется, однако, что вопросы о том, насколько правдоподобно звучат стайновские солдаты и почему Г. Стайн уходит от прямого выражения своего отношения к политической ситуации, не столь важны для понимания глубинного художественного смысла этого произведения, в котором писательница наглядно раскрывает именно технику своего романного «ремесла». В «Брузи и Вилли» она буквально показывает, как из диалога, из живой речи современных ей людей рождается роман. Г. Стайн демонстрирует, что мыслить романно для нее означает мыслить современно и диалогично. Если посмотреть на это произведение через призму бахтинской концепции романа, то становится очевидным, что отчетливо высказанная авторская позиция, в отсутствии которой вышеупомянутые критики обвиняли автора, подчинила бы себе иные голоса, «обесценила» бы их. По мысли М.М. Бахтина, авторская позиция в полифоническом романе «не дает абсолютизироваться ни одной точке зрения, ни одному полюсу жизни и мысли»14. В бахтинском понимании романное сознание связано с «радикальным скептицизмом в оценке прямого слова и всякой прямой серьезности, граничащего с отрицанием возможности нелживого прямого слова»15. Романное мышление предполагает «диалогическое противостояние» людей, «стремящихся к пределу взаимного непонимания» и «говорящих на разных языках»16.
Не случайно стайновские солдаты постоянно спорят между собой. Постоянное столкновение различных точек зрения оказывается конструктивным принципом романа. Так, Джо описывает всеобщие умонастроения как утрату иллюзий («we're disillusioned») [С. 716]. С ним спорит Брок, утверждающий, что пока его мать любит цветы, готовить и есть, он никогда не испытает разочарования («I am not disillusioned, as long as my mother is fond of flowers, and she is and fond of cooking as she is and fond of eating as she is <...>») [Там же]. Брок - самый старший из солдат, он любит вспоминать прошлую жизнь. Вилли раздражает ответ Брока, и он гневно кричит: «Уберите его прочь, этот парень выводит меня из себя» («Take me away, that man makes me crazy») [Там же]. Ключевая фраза дискурса Вилли в спорах о будущем и о том, что их ожидает по возвращении в Америку - «не будет никакого ответа, не было никогда никакого ответа, вот это и есть ответ» [С. 730]. Но тут же рядом с голосом Вилли звучат слова более уверенного Ричарда, рассказывающего о том, что он с женой купил двести акров земли, на которой они собираются построить дом и выращивать виноград («I got a home to go to, my wife and I have bought two hundred acres <...>»)
Н.В. Морженкова
[С. 731]. Ричард рад, что, будучи собственником земли, он может на ней работать самостоятельно и не ждать помощи от правительства. Его голосу вторит Эд, утверждающий, что им нечего бояться, так как даже во время великой депрессии у его брата всегда была работа («nothing to be scared about, my brother lived through the depression and he always had a job») [Там же]. Но этой уверенности противопоставлена позиция Вилли. Он думает, что позаботиться о себе самостоятельно, без правительства и «тех богатых парней» они теперь не могут. Если Джо полагает, что работа на заводах серийного производства - это ложный путь к счастью, по которому американцы не пожелают идти, то Вилли утверждает, что за такой работой их соотечественники будут выстраиваться в очередь («we will stand in line till we get a job to make gadgets») [С. 732]. Солдаты обсуждают законы потребительской экономики, построенной на работе людей, по производству ненужных вещей, которые они сами же и приобретают. Ричард видит спасение в своих двухстах акрах земли, на что Джо ему отвечает: «...да ты здорово устроился, но мы не можем все быть фермерами, что тогда, черт возьми, мы будем делать» («we cant all be farmers, what the hell can we do <...>») [C. 734]. Как отмечает Д.К. Уотсон, идеи о негативных последствиях индустриализации, являющиеся ключевой темой бесед солдат в романе Г. Стайн, перекликаются с мыслями немецко-американского философа и социолога Герберта Маркузе17. Согласно Г. Маркузе, развитие промышленности и техники в капиталистическом обществе дает возможность господствующему классу посредством навязанных потребностей сформировать массового «стандартизованного» человека, неспособного к активной социально-критической оценке и действиям. Так, дерзко отвечая Броку, Вилли говорит: «.они дадут тебе работу, чтобы ты заткнулся» («they give you work to shut you up») [C. 735]. Поэтика «Брузи и Вилли» строится именно по модели речевого жанра спора. Романная «ткань» рождается в результате постоянного движения между тезисом и антитезисом.
В романе нет никакой описательности. Мы не знаем ни как выглядят герои, ни что представляет собой окружающая их обстановка. Есть лишь этот полифонический речевой поток, в котором совмещены контрастные темы; разговоры о женщинах переплетаются с разговором о войне и индустриализации Америки. Хронотоп «Брюзи и Вилли» - это хронотоп жизненного перелома. Война уже почти закончилась, а мирное существование еще не началось. Бесконечные беседы и разговоры - основное занятие героев романа. Их полилог - это сама себя проговаривающая становящаяся новая
Полифонизм романа Г. Стайн «Брузи и Вилли»
жизнь, утверждающая свою многоголосую «правду» и не верящая газетам, которые Вилли называет «bunches of lies» [C. 723]. Не случайно Вилли противопоставляет разговор той механистической работе, которой им придется заниматься по возвращении на родину («talk is good I like talk I like to listen to you Brewsie, but when we get home <...> we got to have have a job, job, job») [C. 726]. Очевидно, что стайновское понимание романа очень близко бахтинской концепции. Сополагая в «Брюзи и Вилли» различные «полюса» жизни и мысли, она акцентирует многоголосие бытия. Здесь кипит сама жизнь с ее страхами, надеждами, разочарованиями и недоумениями, которую автор не пытается втиснуть в резюмирующие рамки. Авторская позиция не отсутствует в романе, а выражается как раз в этой языковой и идеологической плюралистичности, ценность которой очевидно так живо ощущалась именно в момент крушения монологического авторитарного гитлеровского режима.
Само построение текста поддерживает это многоголосие. В первых главах романа Г. Стайн активно использует драматические диалоги между героями, в которых перед репликами, следующими друг за другом в порядке чередования и прерывания, даны имена говорящих, отделенные от самих слов двоеточием. Организация этих фрагментов текста напоминает организацию драматического произведения. Но начиная с четвертой главы в тексте доминирует иной способ организации реплик. Они «стягиваются» вместе с маркерами чужой речи в «сплошной» текст, в котором, однако, часто при наличии этих маркеров трудно понять, кому точно принадлежит высказывание и к кому оно обращено. Иллюстративен следующий пример: «Do you fellows, have you fellows been listening. No, said Willie, we have been talking. Well, said Brewsie, I was talking to Donald Paul. Oh that fellow, said Willie, Brewsie, yes he said he want to. He's married. Well, said Jo, aint we all married, werent we just forgetting about being married, yes of course, yes I know about being married, well that is what I say, Donald Paul, said he wanted the government to take over everything»18 [C. 729]. Очевиден контраст между экспериментальной формой этого фрагмента, в котором «смонтированы» в единый поток разные голоса, и простотой, безыс-кусностью составляющего его речевого материала. Перед нами необычно оформленная прямая речь, а точнее прямая речь, данная через призму «чужого» отстраняющего взгляда, речь, приращенная иным голосом.
Подобные фрагменты, состоящие из реплик и маркеров речевых субъектов, стянутых в «сплошной» не разделенный на абзацы текст,
Н.В. Морженкова
разрастаются в романе до целых глав. Трансформация речевого материала от подчеркнуто отчетливых «контуров» «чужой» речи до «склеивания» в единый текст-говорение происходит в романе постепенно. Если в начале первой главы доминирует драматический диалог, в котором даны имена говорящих, отделенные от самих слов двоеточием, то затем начинает нарастать модель диалога, типичная для прозаического повествования, в которой реплики героев сопровождаются фразами с глаголами говорения и маркерами субъекта речи («он сказал»). Ряд диалогов из «Брузи и Вилли» напоминают диалоги из реалистического романа. Часто наблюдается интересное смешение, когда одна реплика по организации напоминает реплику диалога из драмы, а вторая - реплику из романного диалога. Но начиная с пятой главы все эти диалоги утрачивают свои контуры, сопрягаясь в «необузданный» текст-говорение, который, однако, иногда прерывается небольшими фрагментами диалогов, организованных по модели диалогов в драме. Экспериментальный текст на мгновение словно возвращается к своей исходной точке -простому бытовому разговору. Показательна организация шестой главы, текст которой формально можно разделить на следующие фрагменты, отсылающие к разным жанрам: 1) рассказ Ричарда о его планах обзавестись фермой, написанный от первого лица и вводимый фразой «сказал Ричард»; 2) вводимые фразой «сказал Эд» реплики Эда, обращающегося к слушателям и рассуждающего о том, что даже во время великой депрессии была работа;
3) диалог между Вилли и Брузи, состоящий из коротких реплик и построенный по модели диалога в драматическом произведении;
4) многоголосый «сплошной» текст, занимающий две третьих главы и состоящий из «смонтированных» реплик разных персонажей, который неожиданно прерывается в середине «ясным» кусочком драматического диалога. В тексте романа Г. Стайн осуществляется «монтаж» контрастных художественных ракурсов, сополагаются инаковые по отношению друг к другу возможности работы с разговорностью. Натуралистическое, «стенографическое» копирование разговорного языка монтируется с авангардистской игрой в разговорность, в результате чего происходит их взаимное приращение.
«Брузи и Вилли» - последнее произведение писательницы. Пять дней спустя после его публикации Г. Стайн умерла от рака. Не мистифицируя роман, можно предположить, что он является своеобразным художественным завещанием автора. К сожалению, актуальная тематика, связанная с самоопределением Америки в поствоенном мире, несколько увела исследователей от его поэтики.
Полифонизм романа Г. Стайн «Брузи и Вилли»
В отличие от других романов писательницы, традиционно причисляемой к самым сложным модернистским авторам, «Брузи и Вилли» - очень «наглядный» текст «со швами наружу», содержащий поэтологические «ключи» к художественному методу Г. Стайн. Роман демонстрирует то, как она экспериментально «остраняет» бытовые речевые жанры, как «переплавляет» жанровый материал, в результате чего рождается многоголосая романная ткань. Здесь писательница буквально показывает, как она «делает» (ее любимое слово «making») роман. Сама антитетичная тема военного быта чрезвычайно близка ключевому принципу художественного мира Г. Стайн, ориентированного на «остранение» обыденного. В рамках военного быта, как авторского варианта концепта «хаосмоса», упорядоченность соседствует с хаосом, страшное и непривычное преодолевается посредством обыденного, через которое в свою очередь просвечивает распад, разлад устоявшегося уклада жизни.
Примечания
3
10 11 12
Cowley M. The Literary Situation. N. Y.: Viking Press, 1958. P. 41.
Aldridge W.J. Classics and Contemporaries. Columbia and London: University of
Missouri Press, 1992. P. 131.
Stein G. Paris France. N. Y.: Liveright paperback, 1996. P. 38. Здесь и далее перевод мой.
Stein G. Brewsie and Willie // Idem. Writings 1932-1946. N. Y.: Library of America, 1998. P. 713-778. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием страниц.
Watson D.C. Gertrude Stein and the Essence of What Happens. Nashville: Vander-bilt University Press, 2005. P. 170.
Brinnin J.M. The Third Rose: Gertrude Stein and Her World. Gloucester: P. Smith, 1968. P. 391.
Hoffman M.J. The Development of Abstractionism in the Writings of Gertrude
Stein. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1966. P. 128.
Bridgman R. Gertrude Stein in Pieces. N. Y.: Oxford University Press, 1971. P. 336.
Abraham J. «We Are Americans»: Gertrude, Brewsie and Willie // Modern Fiction
Studies. 1996. Vol. 42. № 3. P. 508-527.
Bridgman R. Op. cit. P. 336.
Hoffman M.J. Op. cit. P. 102.
Stein G. Mrs. Reynolds. Los Angeles: Sun & Moon Press, 1987. P. 57.
Cм.: Ferrarotti F. Social theory for old and new modernities: essays on society and
culture, 1976-2005. Lanham, MD: Lexington Books, 2007. P. 19.
4
5
6
7
8
9
13
Н.В. Морженкова
16
17
18
Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Советский писатель, 1963. С. 212.
Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Художественная литература, 1975. С. 212. Там же. С. 104, 168. Watson D.C. Op. cit. P. 186.
Эй, парни, вы слушаете, парни. Нет, сказал Вилли, мы разговариваем. Ну, сказал Брузи, я разговариваю с Дональдом Полом. А с тем парнем, сказал Вилли, Брузи, да он сказал, он не против. У него есть жена. Ну, сказал Джо, а у нас что, нет, что ли, только мы подзабыли немного, что мы женаты, ну конечно, ну я-то знаю, как быть женатым, а я про то и говорю, Дональд Пол, сказал он, хочет, чтоб правительство все переправило.
14
15
