CC BY-NC-ND
97
А.А. Голосеева
ПОЛЕМИКА ВОКРУГ ПОНЯТИЯ «СУБЪЕКТИВНЫЙ МЕТОД» В СОЦИОЛОГИИ В РУССКОЙ ОБЩЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА
Статья посвящена полемике вокруг понятия «субъективный метод» в социологии и особенностям его интерпретации различными представителями русской этико-субъективной школы: П.Л. Лавровым, Н.К. Михайловским, С.Н. Южаковым. Показана дискуссия субъективистов с представителями других методологических школ, в частности с марксистами и религиозными философами, относительно необходимости нравственного идеала и этической оценки в научном познании.
Ключевые слова: история социологии, субъективный метод в социологии, П.Л. Лавров, Н.К. Михайловский, С.Н. Южаков.
За время своего развития социологическая наука претерпела ряд трансформаций, появлялись новые методы исследования, менялись подходы. Серьезный пересмотр методологической парадигмы произошел в эпоху постмодерна, а старые концепции XIX - начала XX в. подверглись жесткой критике. С точки зрения постмодернизма поиск социологией универсальных законов общественного развития выглядит утопическим. Как писал З. Бауман, «Институты модернити ... боролись за универсальность, гомогенность, монотонность и ясность»1. Подобные универсалистские притязания социологии основывались на ее уверенности в собственной способности познать объективные, т. е. универсальные, законы общественного развития.
Устаревшей оказалась и идея объективного, незаинтересованного социального знания, и характерная для классической социологии позиция ученого - ценностно-нейтральная позиция объективного наблюдателя. По мифу о ценностной нейтральности науки как условии ее объективности мощный удар нанесли, в частности,
© Голосеева А.А., 2011
представители Франкфуртской школы, показавшие значение ценностных ориентаций ученых в процессе познания.
Согласно постмодернизму ученый обязан приложить все усилия для «деобъективации» существующих реалий, демонстрации их социальной и исторической укорененности, а вовсе не «объективной закономерности».
По мнению З. Баумана, классическая социология сыграла активную роль в дегуманизирующем проекте модерна, оказалась инструментом рационализирующего, унифицирующего и формализующего разума.
Интересно, что задолго до начала эпохи постмодерна аналогичные проблемы - ценностной нейтральности в социологии, объективности гуманитарного знания - 150 лет назад поднимали первые русские социологи, объединившиеся в школу, получившую название субъективной, которые пытались сформулировать свой особый метод социологических исследований.
В России понятие «субъективный метод мышления» впервые употребил П.Л. Лавров в статье «Задачи позитивизма и их решение», которая была опубликована в журнале «Современное обозрение» в мае 1868 г. В статье он подробно рассматривал учение О. Конта и высказывал собственные критические соображения на этот счет. Первый вопрос, который его занимал: «Где искать в позитивизме практических мотивов действия, где искать его определения лучшего, полезнейшего, должного?»2. В социологии Конта есть место лишь классификации фактов и явлений в их генезисе при их абсолютно нейтральной оценке. Эта безоценочность и не удовлетворяла Лаврова, с его точки зрения именно в социологии должно найтись место оценке фактов и явлений. Если естественные науки могут быть выделены из жизни и восприниматься отвлеченно, то науки общественные никак не могут быть исключены из нее, так как они и «есть сама жизнь, с ее желаниями, волнениями, наслаждениями и страданиями»3.
«Если жизненные побуждения должного, лучшего, достойнейшего, полезного, справедливого суть факты, - продолжал Лпаров, - то почему не отыскивать для них законы, как и для других фактов, именно в той форме, в которой мы их воспринимаем - как постав-ление целей, нас волнующих? Согласно ли с основами позитивизма смотреть на факты как на объективные явления, когда они имеют субъективное значение?»4.
По мнению Лаврова, Огюст Конт сам почувствовал этот недостаток позитивного мышления. Отсюда и возник его субъективный метод, употребленный им в «Системе позитивной политики». Действительно, в этом труде у Конта возникли новые мотивы, частич-
но противоречившие его предыдущим построениям. Там высказана мысль, что не только синтез наук объективно ведет к социологии, науке о человечестве, но социология служит единственным субъективным принципом, соотносящимся с человечеством. Если бы оно направлялось чистым и простым любопытством, можно было бы ограничиться бесконечным наблюдением разнообразия явлений и отношений. Чтобы имел место синтез, надо объективно осмыслить иерархию форм бытия, вплоть до человека, и субъективно осмыслить знания, относящиеся к человечеству, состояние которого они объясняют, а также знания, полезные человеку для эксплуатации природных ресурсов и одновременно для жизни в соответствии с порядком5.
Поэтому в 4-м томе «Системы позитивной политики» мы находим 15 законов, именуемых Контом законами первой философии. Одни из них объективные, другие субъективные. Законы позволяют понять, как социолог синтезирует результаты наук, которые не только объективно, но и субъективно можно объединить лишь относительно человечества. Однако данный метод привел к созданию странного здания позитивной религии, мало кем понятого и вызвавшего злые насмешки, против которого восстали даже вернейшие ученики Конта.
Исходя из этого, Лавров настаивал на необходимости научного применения в социологических исследованиях субъективного метода. Однако его определение данного метода несколько расплывчато. Разницу между объективным и субъективным методом мышления он видел в следующем: «Объективно то, что подлежит во всех частностях проверке нескольких исследователей». (Видимо, то, что можно проверить эмпирическим путем.) «Субъективно то, что может быть проверено лишь одной личностью... Субъективный метод неизбежно употребляется там, где самое явление доступно лишь одному наблюдателю.»6 (Возможно, речь идет об интерпретации.) При этом субъективный метод может научно употребляться для установления истины, считал Лавров, если только значительное число наблюдателей, критически развитых и способных к научному наблюдению, могут, каждый отдельно, воспринять аналогичные явления.
Далее Лавров рассматривал возможности употребления субъективного метода в этике, социологии и политике. Объективным элементом в этой области являются действие личности, общественные формы, исторические события. Они подлежат объективному описанию и классификации. Но чтобы понять их, надо рассмотреть цели, для которых действия личности составляют лишь средства. Цель Лавров определял как «нечто желаемое, приятное, полезное,
должное. Все эти категории чисто субъективны, но, в то же время, доступны всем личностям. Следовательно, входя в исследование, эти явления принуждают употреблять субъективный метод и, в то же время, позволяют это сделать весьма научно»7. Научно это можно сделать потому, что исследователю доступно сознание свободной постановки целей и свободного выбора между побуждениями и целями. Соответственно, необходима субъективная классификация побуждений, целей и действий, как нравственно-лучших и нравственно-худших. Она неизбежно субъективна, так как сознание нравственно-лучшего и худшего доступно только отдельной личности. «В субъективном чувстве нравственная оценка есть высшая, эта классификация устанавливается нравственным судом. Но, будучи элементом субъективным, этот суд, чтобы быть рациональным, не может ставить себе какого-либо объективного, неподвижного критерия. Критерий нравственного суда должен быть субъективен, но в то же время всеобщ, то есть одинаково доступен каждому человеку в отдельности»8.
Лавров снова не дает четкого определения, что же есть нравственное или безнравственное, но пытается предложить критерий оценки нравственности. Прежде всего, «как элемент развития» этот критерий и сам может развиваться и трансформироваться. «Опираясь на предыдущую ступень мышления, этот критерий, отождествляясь с нравственным достоинством личности, должен обус^вливать общественную связь, осмысливая ее, обращая культуру общества в цивилизацию»9. Понятие цивилизации Лавров трактует совершенно в русле социально-философской мысли XIX -начала XX в. - как высшей ступени человеческой культуры. В этом суть его расхождений с Михайловским, который, в традиции Руссо, высказал сомнение в благости цивилизации и прогресса.
Субъективный и всеобщий нравственный идеал развивается в личности вместе с ее развитием и становится обязательным руководством к деятельности. Этот идеал в форме справедливости обращается в высшее нравственное обязательство личности, связывает отдельные личности признанием равноправия друг друга и дает культуре возможность развиваться, требуя от нее перехода к формам, все более удовлетворяющим требованиям личного достоинства и всеобщей справедливости. Итак, высшей формой нравственного идеала Лавров объявил справедливость. «Общественные формы, таким образом, получают рациональный критерий для своей оценки. Там, где критика их возможна во имя справедливости, она есть их безусловная мера»10.
Лавров выделяет четыре критерия субъективной оценки: удовольствие, истина, взаимная польза и справедливость. «Удовольст-
вие есть источник личного развития. Истина осмысливает это развитие. Взаимная польза есть источник культурной общественной связи. Нравственный суд есть осмысление общественности как справедливейшей возможной цивилизации»11.
С точки зрения справедливости, как высшего нравственного критерия, Лавров классифицирует критерии оценки следующим образом по мере возрастания их значимости: личные - 1. приятное, 2. истинное; общественные - 3. общеполезное, 4. наивысшее - справедливое. Там, где применение главного критерия, справедливости, по определенным условиям невозможно, вступают следующие критерии из списка.
Критерий «наибольшей полезности» отражен в утилитарной теории общества. В качестве одной из категорий полезного выступает понятие прекрасного, развившееся по самостоятельным законам в эстетическую теорию и искусство. Следующая ступень классификации -истинное, развилось в логику и науку. Низшая ступень - приятное, выступает в качестве «аффектов личности» и тоже имеет общественное значение как содействующее или тормозящее развитие личности и общества. Лавров называет это «нравственной теорией аффектов или практической моралью», которая должна быть руководством в повседневной жизни людей вместо религиозной морали. Религиозная нравственность только в одном случае становится «желательным аффектом, когда обращена на высший принцип нравственности, на воплощение в общественных формах справедливости»12.
Его вывод: «В позитивизме совершенно законно может и должен быть употреблен субъективный метод для всех явлений, подлежащих лишь субъективному, но общему наблюдению. Столь же законно позитивизм должен заключать субъективно-нравственную оценку побуждений, целей и действий. На основании этой оценки неизбежны для позитивизма оценка общественных форм и указание основ лучшего общественного строя, желательнейшего течения событий истории»13.
О.Б. Леонтьева отмечала, что Лавров настаивал на прагматическом назначении субъективного метода: этот метод позволил бы увязать воедино исторические изыскания (изучение целей, которые люди ставили себе в прошлом, и способов, которыми они добивались достижения этих целей), социологическое исследование (изучение целей и действий современного человека) и, наконец, программу общественных преобразований14.
Лавров настаивал на невозможности ценностного нейтралитета в гуманитарном познании. При этом он пытался найти объективную истину, добытую субъективным методом, поэтому его методология выглядит не совсем убедительной.
Почти одновременно с Лавровым за разработку данной проблемы взялся другой видный представитель русской субъективной школы - Н.К. Михайловский.
В 1869 г. в журнале «Отечественные записки» появилась программная статья Н.К. Михайловского «Что такое прогресс?», в которой он выразил солидарность с воззрениями П.Л. Лаврова и предложил свое понимание субъективного метода. Обоснование субъективного метода не было систематизировано Михайловским в этой работе, оно представляло ряд разрозненных мыслей и положений, не собранных воедино, за что Михайловского не раз упрекали его критики. Однако это было характерно для всего его творчества. Н.И. Кареев в статье «Памяти Михайловского, как социолога» писал: «Если бы Михайловский свел воедино свои взгляды на общество и на взаимоотношения в нем . и представил свои выводы в систематическом изложении, и если бы такая его книга была переведена на один из более распространенных языков, то западная критика... признала бы нашего автора одним из самых видных социологов, а западный историк молодой науки отметил бы, что этот социолог начал самостоятельно работать в то время, когда почти еще не существовало социологической литературы»15.
Зная дальнейшее развитие этих идей в творчестве Михайловского, представляется возможным привести в систему эти разрозненные положения.
Свое видение необходимости субъективизма в научном исследовании Михайловский раскрывал «от противного» - от обоснования невозможности полной объективности в научном исследовании. Работа «Что такое прогресс?» началась с анализа статьи Герберта Спенсера «Польза и красота», в которой, среди прочего, последний поднимал проблему предвзятого мнения исследователя. Спенсера интересовал вопрос, как добиться максимальной объективности исследования. В результате он сделал вывод, что как присутствие, так и отсутствие ложного предвзятого мнения невыгодно влияет на точность наблюдения: в первом случае наблюдатель невольно опирается на накопленный ранее опыт и видит вещи в искаженном свете, а во втором - упускает из виду многое, существенно важное в наблюдаемом явлении. «Все наблюдения, исключая тех, которые производятся под влиянием уже установленных истинных теорий, рискуют оказаться извращенными и неполны-ми»16, - заключал Спенсер.
Михайловский считал, что точка зрения Спенсера однобока; он утверждал, что «человек всегда приступает к исследованию с предвзятым мнением и, смотря по качеству последнего, доходит то до гениального открытия, то до невообразимой нелепости.»17. Ника-
кой исследователь не в состоянии избежать субъективной оценки. Отказаться от предвзятого мнения - значит отказаться от всего своего умственного и нравственного капитала. Особенно очевидным это представлялось Михайловскому на примере того же Спенсера, который подавал как объективную научную истину совсем уж спорные и бездоказательные положения. Речь идет, например, об утверждении, что живопись должна быть исключительно исторической, да и все искусство должно передавать только жизнь прошлого.
Вывод Михайловского однозначен - полной объективности в научном исследовании добиться невозможно. «Мы, к счастью или к несчастью, не доросли до объективного отношения к фактам общественной жизни, - писал Михайловский, - и субъективная точка зрения сквозит в каждой строке как наших собственных политических писателей, так и большей части тех иностранных авторов, с которыми мы до сих пор знакомы»18. Претензия на объективность может только помешать именно потому, что полная объективность недостижима. Малейшее разногласие между истинными чувствами, лежащими у социолога в глубине души, его нравственным идеалом и обсуждаемыми им фактами действительности поведет все-таки к открытому применению субъективного метода, но применению неосознанному и поэтому неудовлетворительному. Фактически речь шла об относительности гуманитарного знания вообще.
С другой стороны, стремление к объективности предполагает исключение человека как такового (реального, способного страдать) из поля исследования. Михайловский выступал оппонентом Спенсера в его желании изучать прогрессивные явления «независимо от отношений к нашему благоденствию». Михайловский с этим не согласен. Человек должен быть точкой отсчета для социолога. «Может быть, социолог не имеет, так сказать, логического права устранять из своих работ человека как он есть, со всеми его скорбями и желаниями, может быть, грозный образ страдающего человечества, соединившись с логикой вещей, мстит всякому, кто его забудет, кто не проникнется его страданиями; может быть, объективная точка зрения, обязательная для естествоиспытателя, совершенно непригодна для социологии, объект которой - чело-век...»19.
В другой работе, продолжая эти размышления, Михайловский писал: «Стремление к истине, изолированной от понятий блага, справедливости и проч., имеет в виду не единый критериум, а только односторонний»20.
Необходимо отметить, что в вопросе полного игнорирования интересов человеческой личности критика Михайловского не сов-
сем справедлива. Хотя Спенсер и рассматривал человеческое общество по аналогии с биологическим организмом, однако одно из различий, которое он между ними видел, заключалось в том, что в живом организме элементы существуют ради целого, в обществе - наоборот. «Общество существует для блага своих членов, а не члены его существуют для блага общества. Следует всегда помнить, что как бы ни были велики усилия, направленные к благосостоянию политического агрегата, все притязания этого политического агрегата сами по себе ничто и что они становятся чем-нибудь лишь в той мере, в какой они воплощают в себе притязания составляющих этот агрегат единиц»21. Приведенные оговорки весьма существенны для Спенсера, который неоднократно протестовал против приписывания ему (хотя сам давал для этого достаточные основания) идеи полного тождества общества и организма. Если у Конта социальное целое предшествует индивиду и последний не является даже самостоятельной ячейкой общества, то Спенсер, напротив, считает недопустимым растворение индивида в социальном организме22.
Михайловский замечал, что бессилие объективного метода в социологии, когда на первый план выступают личные симпатии позитивистов, мы можем наблюдать и у Конта. Конт недаром предостерегал своих учеников, чтобы они не вмешивались в политическое движение, «которое должно для них, главным образом, служить предметом наблюдения»; что не мешало ему тут же громить политический индифферентизм современных представителей науки, «поистине чудовищный»23.
Особенно невозможна объективность при оценке политических фактов. «В области явлений общественной жизни наблюдение до такой степени связано с нравственной оценкой, что "не восхищаться политическими фактами и не осуждать их" можно только не понимая их значения»24.
Итак, в социологии «предвзятое мнение неизбежно осложняется нравственным элементом»: исследователь вольно или невольно применяет субъективный метод всякий раз, когда обнаруживает расхождение между собственным нравственным идеалом и фактами изучаемой действительности.
Вслед за Лавровым Михайловский также отстаивал телеологический принцип в социологическом исследовании. По его мысли, способность человека ставить себе те или иные цели (то есть желательное), стремиться к собственному идеалу является такой же неотъемлемой частью его личности, как и способность страдать и наслаждаться. Поэтому она и должна входить непременным и важнейшим компонентом в социологию как науку об общественных отношениях. В статье «Граф Бисмарк» («Отечественные записки».
1871. Кн. 2) Михайловский следующим образом подтвердил свою мысль об объективности телеологического принципа: «Сознательная деятельность человека есть такой же фактор истории, как стихийная сила почвы или климата»25. Главную ошибку Спенсера (как и других позитивистов) Михайловский связывал «с устранением из социологических исследований телеологического элемента»26, который, как он считал, являясь неотъемлемым свойством человека, составляет объективный факт общественной жизни. Спенсер, постулируя объективность и бесстрастность оценок, сам не в состоянии был соблюсти свои же принципы и, говоря о конкретных вещах, сам выдвигает «желательное, ставит некоторый идеал»27, т. е. вводит субъективный и телеологический элементы.
Поскольку цели людей субъективны, то изучить их одним объективным методом невозможно. Необходим иной метод -субъективный. И так же как неправомерен субъективный метод в изучении природы, неправомерен один только объективный метод в изучении общественных отношений. Субъективный метод Михайловского - создание идеала на основе сочувственного опыта и оценка всех общественных явлений с точки зрения этого идеала.
Как же Михайловский предлагал использовать субъективный метод? Он решал этот вопрос, опять-таки опираясь на «свойство» человека, отличающее его от животного мира, - на способность человека не только к переживанию, но и сопереживанию себе подобным. «Мыслящий субъект только в таком случае может дойти до истины, когда вполне сольется с мыслимым объектом и ни на минуту не разлучится с ним, т. е. войдет в его интересы, переживет его жизнь, перемыслит его мысль, перечувствует его чувство, перестрадает его страдание, проплачет его слезами»28. В одной из более поздних статей из серии «Записки профана» - «Об истине, совершенстве и других скучных вещах» («Отечественные записки», 1875, кн. 3) - он прямо определил субъективный метод как опирающийся на идею сопереживания. «Субъективным методом, - писал он, - называется такой способ удовлетворения познавательной потребности, когда наблюдатель ставит себя мысленно в положение наблюдаемого. Этим самым определяется и сфера действия субъективного метода, размер законно подлежащего ему района исследования». Это значит, продолжал он, что «при объяснении действий людей мы должны представить себе их мысли и чувства в форме собственных мыслей и чувств. И, следовательно, в этой области субъективный метод законен и неизбежен»29.
Способность к сопереживанию, или сочувственный опыт (как еще называл эту способность Михайловский), присуща всему че-
ловечеству, однако в разной степени. Чем больше способность к сопереживанию, охватывающая не только национально или социально равных, но и тех, кто отделен стеною общественных дифференцирований, тем выше сама способность к сопереживанию или, иначе говоря, нравственный уровень. И только такие люди с высоким нравственным уровнем будут способны к успешной разработке социологии. Но такие люди, конечно, редки. Именно поэтому Ф. Бэкон - «предатель, взяточник, клеветник»30 являлся великолепным мыслителем и родоначальником опытных наук новейшего времени, но Бэкон - великий социолог, с точки зрения Михайловского, немыслим.
Э. Виленская считала, что, опираясь на идею сопереживания, Михайловский вводил в свою схему отвлеченный принцип нравственности и «поручал» высоконравственной мысли разрабатывать высоконравственный идеал, т. е. возвращался к тому же «интеллектуальному» элементу, но не «умственному», а «нравственному», от которого пытался уйти31. Это верно лишь отчасти. Михайловского очень занимал вопрос о том, чтобы абстрактные идеалы (он их называл «идолы») не подменяли реально достижимые. Обсуждению этой темы он посвятил статью «Идеализм, реализм и идолопоклон-ство»32.
Подытоживая свою работу о прогрессе, Михайловский писал, что из его слов не надо делать вывод, что объективный метод должен быть совершенно удален из этой области социологических исследований, а только то, что приоритет должен быть отдан субъективному методу. В статье «Аналогический метод в общественной науке» Михайловский говорил о необходимости сочетания того и другого методов. «Нравственное значит желательное, - писал он, -естественное значит необходимое, - это две различные категории. Человек обязан сочетать их для себя»33.
В упоминавшейся статье «Об истине, совершенстве И других скучных вещах» Михайловский демонстрировал соотношение между объективным и субъективным методами на примере исследований кн. А.И. Васильчикова. В этих исследованиях, писал он, «есть выводы, полученные объективным методом, на основании статистических данных, - выводы, которые может проверить всякий грамотный человек, потому что для такой проверки требуются только некоторые весьма элементарные сведения из арифметики и географии, а ставить себя мысленно в чужое положение вовсе не требуется. Но когда кн. Васильчиков утверждает, что преобладание сословно-поместного элемента несправедливо, то мы имеем вывод, полученный субъективным методом. Тут нужна была известная восприимчивость к страданиям обитателей Мекленбурга и Ирлан-
дии, нужно было мысленно поставить себя на их место и перетерпеть все перетерпенное ими»34.
Если оценивать историческое значение субъективного метода в социологии, задаваясь целью выяснить не то, что он не дал для подлинно научного понимания соотношений между объективным и субъективным факторами, а что нового он внес в этом отношении в домарксистскую мысль, то нельзя будет не согласиться со вполне справедливым выводом А.А. Галактионова и П.Ф. Никандрова: «Перед субъективным методом его создатели - Лавров и Михайловский - ставили задачу: найти такую форму выражения и регулирования различных, неизбежно субъективных взглядов, в которой бы они по возможности не противоречили объективному процессу, а вместе с тем были бы свободны от предвзятости, произвола и фальсификации»35. Теоретическую основу подхода Михайловского составлял сам по себе принцип нравственности, идея сопереживания, т. е. вневременные и абстрактные категории. Он пытался теоретически обосновать не интересы класса, а интересы угнетенного человечества - угнетенного экономически, социально и политически. Нужно «только заботиться о том, чтобы предвзятое мнение получило характер рациональной теории, так и здесь нечего маскироваться объективностью, а должно выяснить без остатка свою личность, дать себе полный отчет в своих желаниях, побуждениях и целях. Претензия на объективность может здесь только привести к сбивчивости именно потому, что полная объективность недостижима. Малейшее разногласие между истинными, в глубине души лежащими чувствами социолога, его истинным нравственным идеалом и обсуждаемыми им фактами действительности - поведет все-таки к открытому применению субъективного метода, но применению неудовлетворительному, кастрированному»36.
Как правило, современники, критически оценивая идеи субъективной школы, обращали внимание лишь на одну черту субъективного метода - на призывы оценивать социально-историческую реальность с точки зрения определенного этического идеала. Именно так понимал субъективный метод один из первых его критиков, В.Л. Кигн: субъективный метод, писал он, - «это оценка, с точки зрения какого-либо критерия, объективно констатируемых фактов и явлений», критика существующего с точки зрения идеала37. С «построением идеалов» отождествлял субъективный метод и Ф.В. Софронов38. Точно таким же образом интерпретировал субъективный метод М.Ф. Суперанский, когда утверждал: «...объективным методом... устанавливаются факты, изучается то, что было, есть и может быть, в силу тех или других причин; посредством же метода субъективного эти объективно установленные факты одоб-
ряются и порицаются с точки зрения исследователя, расценивающего их по категориям приятного и неприятного, желательного или нежелательного»39.
Фактически С.Н. Южаков, которого также принято причислять к субъективной школе, стоял на той же позиции. В 1872-1873 гг. в журнале «Знание» были опубликованы его «Социологические этюды». Один из этюдов был целиком посвящен субъективному методу в социологии.
В своей работе он дал следующее определение субъективного метода: «Оценка относительной важности явлений на основе нравственного миросозерцания (идеала) исследователя и построение научной теории при помощи того же критерия»40; в таком понимании субъективизм не противоречит общенаучным объективным приемам исследования, скорее является всего лишь их дополнением. Но при этом, как полагал Южаков, такой метод следовало бы назвать не «субъективным», а «объективным»: он был убежден, что в социологическом труде должны присутствовать не личные, произвольные этические суждения исследователя, а исключительно «общежелательные и общеприятные человеческие цели». По мнению Южакова, располагая соответствующими научными фактами и законами, «социолог может вывести из них... условия высшей нравственности, словом, может построить этику объективного»41. Утопическое представление о возможности выработать общечеловеческую этику путем научного исследования было характерно для эпохи «русского Просвещения» 1860-х годов. Сам Южаков, как и многие его современники, «общежелательным» человеческим идеалом считал социалистическое общество.
Общий вывод Южакова таков: «Аргументация субъективной школы, которой она старается доказать неприменимость к социологии объективного метода. не выдерживает критики», но в основании положительной стороны субъективизма «лежит глубоко истинная идея о значении нравственной доктрины в социологии»42. Таким образом, он был единомышленником Лаврова и Михайловского в вопросе о необходимости оценочного элемента в гуманитарном познании, но не соглашался с определением предложенного ими метода как субъективного, что и вызвало его последующую полемику с Михайловским.
Южаков не был единственным критиком субъективного метода. В истории русского общества трудно найти другой пример, когда направление научно-теоретической мысли вызывало бы в свой адрес столько упреков в ненаучности, сколько выпало на долю субъективной школы. Предложенный метод научного познания в восприятии современников часто отождествлялся с дилетантиз-
мом. Принцип объективности в науке считался для многих незыблемым. По мнению С.П. Ранского, этическая, нравственная оценка -не дело социологии и науки вообще. Михайловский, по его мнению, сводил задачи социологии к задачам религии, а «следует только заметить, что наука никогда ничего не скажет по вопросу о практических "целях", об идеалах. Она может только открыть законы явлений и дать нам средства к достижению наших целей»43.
Иронично-снисходительные оценки субъективного метода в конце XIX - начале XX в. были в порядке вещей. Вспомним хотя бы знаменитую язвительную формулировку Плеханова: «Нраву моему не препятствуй! - вот последний довод субъективизма»44.
Предвосхищая обрушившуюся критику, Лавров писал о тех, кто будет возражать против присутствия субъективного фактора в научном познании. Во-первых, это идеалисты, «поклонники безусловного духа, воплощенного в истории человечества, для которого каждая личность есть лишь орган жизни этого духа», не способная на самостоятельные поступки и свободный выбор. Во-вторых, это материалисты, для которых наши действия - продукт нервной деятельности, сродни рефлексам и слабо связаны с сознанием45.
Действительно, с одной стороны, этическую концепцию субъективистов критиковали представители религиозно-идеалистического направления: Р.В. Иванов-Разумник, Н.О. Лосский, В.В. Зень-ковский.
Н.А. Бердяев посвятил критике субъективной социологии работу «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н.К. Михайловском». Отмечая оригинальность теории Михайловского и Лаврова, он тем не менее считает, что опираться в научном исследовании на субъективное мнение недопустимо, так как его результаты оказываются крайне ненадежными и зыбкими. Единственной объективной точкой опоры он считает трансцендентальное, логическое сознание. «Иначе мир обратился бы в какой-то ужасный хаос, не знающий закономерностей, а познание -в субъективную игру, не знающую ничего объективного»46.
Бердяев уверен, что задача ученого - поиск универсальной истины, а не относительной. Его окончательный вывод: «Мы уже видели, что истина лежит не в природе человека, т. е. в психологическом сознании, вечно изменяющемся и порождающем субъективизм, а в трансцендентальном логическом сознании, в котором коренятся общеобразовательные нормы мышления и, следовательно, санкция объективизма в познании. Это почва более надежная, чем абстрактная "личность" г. Михайловского, только на ней вырастает логический критерий истины, отличающий объективное истинное от должного»47.
С другой стороны, против субъективной школы выступили марксисты, и активнее всех Г.В. Плеханов. Как и Бердяев, он посвятил своим оппонентам целый труд «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю. Ответ гг. Михайловскому, Каре-еву и Ко». Прежде всего, он ставил субъективистам в вину, что они, критикуя утопический взгляд Сен-Симона на историческое развитие как на некий неизменный закон, обусловленный природой человека, сами ушли немногим дальше него. «Заметим, что когда русские "субъективные социологи" ополчаются на защиту "личности", "идеалов" и прочих хороших вещей, они воюют именно с утопическим, неясным, неполным и потому несостоятельным учением об "естественном ходе вещей". Наши социологи даже как будто и не слыхали, в чем заключается современное научное понятие о законосообразности общественно-исторического процесса»48. Социалисты-утописты, полагал Плеханов, мало интересовались тем, что есть в действительности, но больше увлекались тем «что должно быть». Они не опровергали теоретиков буржуазного строя, а лишь вносили поправки и дополнения в их теории. «Утопист ... упрекая своих противников в объективности: положим, дескать, вы ученее меня, но зато я добрее»49. То же самое отличает и Михайловского с Лавровым. «Отличительная черта "субъективных" мыслителей заключается в том, - подчеркивал Плеханов, - что "мир должного, мир истинного и справедливого" стоит у них вне всякой связи с объективным ходом исторического развития. До тех пор мы по необходимости будем закрывать глаза на действительное, сосредоточив все свое внимание на "должном" (как это делали, например, сен-симонисты), от чего, разумеется, лишь замедлится осуществление этого "должного".»50.
Главный упрек марксиста Плеханова, общий и в отношении материалистов XVIII в., и русских субъективных социологов, в утопизме и оторванности от жизни не разделяли советские исследователи. Например, Э. Виленская считала, что субъективный метод Михайловского (как и Лаврова) нес с собой как раз идею деятельного начала в противовес созерцательности домарксистского материализма. К. Маркс по этому поводу писал в «Тезисах о Фейербахе» следующее: «Главный недостаток всего предшествующего материализма ... заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно. Отсюда и произошло, что деятельная сторона, в противоположность материализму, развивалась идеализмом, но только абстрактно...» А в заключение подчеркивалось: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в
том, чтобы изменить его»51. С этой точки зрения, полагала исследовательница, субъективный метод следует рассматривать как реакцию на созерцательность домарксистского материализма и объективизма позитивистов, не оставлявших места для деятельного начала. Именно на созерцательный характер позитивистского метода и на вытекавшие отсюда политические последствия указывал Михайловский, критикуя Спенсера. Он писал, что «позитивизму приходится быть пассивным зрителем», признавать равное право на существование всех истин, так как «с объективной точки зрения все истины равны». Лишь с помощью субъективного метода, иначе говоря, становясь на определенную точку зрения, возможен «выбор между истинами, то есть отделение истин полезных от бесполезных, нужных от ненужных, обязательных от необязательных»52.
Критиков субъективного метода объединяло следующее - представление об абсолютной детерминированности процесса общественного развития, который является «объективно необходимым» и «закономерным», а также выявление универсальных законов этого развития и установление в ходе научного опыта объективной «истины». Все то, от чего с легкостью отказались представители субъективной школы, которые в этом смысле, несомненно, опередили свое время.
Таким образом, реконструкция методологической платформы субъективной школы по-прежнему является актуальной научной задачей. Лишь восстановив, какое именно содержание вкладывали в понятие «субъективный метод» его приверженцы, можно определить ту роль, которую в действительности сыграла субъективная школа в интеллектуальной истории XIX - начала XX в., и ее значение для развития современной социологической мысли.
Примечания
1 Бауман З. Социологическая теория постсовременности // Социологические очерки. М., 1991. Вып. 1. С. 29.
2 Лавров П.Л. Задачи позитивизма и их решение // Современное обозрение. СПб.: Типография Н. Неклюдова, 1986. Т. 2. № 5 (май). С. 135.
3 Там же.
4 Там же. С. 136.
5 См.: Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1992. С. 126-128.
6 Лавров П.Л. Задачи позитивизма и их решение. С. 137.
7 Там же.
8 Там же. С. 151.
9 Там же.
10 Там же.
11 Там же.
12 Там же. С. 152.
13 Там же.
14 Леонтьева О.Б. «Субъективная школа» в русской мысли: Проблемы теории и методологии истории. Самара, 2004. С. 49.
15 Кареев Н.И. Памяти Михайловского, как социолога // Михайловский Н.К. Избранные труды по социологии в двух томах. Герои и толпа. СПб., 1998. Т. 2. С. 391.
16 См.: Михайловский Н.К. Что такое прогресс? // Михайловский Н.К. Избранные труды по социологии в двух томах. Герои и толпа. СПб., 1998. Т. 1. С. 11.
17 Там же. С. 12.
18 Там же. С. 15.
19 Там же. С. 52.
20 Михайловский Н.К. Полное собрание сочинений. Т. X. СПб., 1913. Стб. 715.
21 Спенсер Г. Основания социологии. Сочинения. Т. IV. СПб., 1898. С. 287.
22 См.: Кон И.С. Позитивизм в социологии. Л., 1964. С. 26-27.
23 Там же. С. 71.
24 Там же. С. 66.
25 Михайловский Н.К. Полное собрание сочинений. Т. VI. СПб., 1909. Стб. 101.
26 Михайловский Н.К. Что такое прогресс? С. 52.
27 Там же. С. 53.
28 Там же.
29 Михайловский Н.К. Об истине, совершенстве и других скучных вещах // Сочинения. Т. III. СПб.: Типография Ф.С. Сущинского, 1881. С. 152-153.
30 Михайловский Н.К. Что такое прогресс? С. 125.
31 Виленская Э.С. Н.К. Михайловский и его идейная роль в народническом движении 70-х - начала 80-х годов XIX века. М., 1979. С. 118.
32 Михайловский Н.К. Идеализм, реализм и идолопоклонство // Полное собрание сочинений. Т. IV. СПб., 1909. Стб. 31-70.
33 Михайловский Н.К. Аналогический метод в общественной науке // Полное собрание сочинений. Т. I. СПб., 1897. Стб. 390.
34 Михайловский Н.К. Об истине, совершенстве. С. 153.
35 Галактионов А.А., Никандров П.Ф. Русская философия XI-XIX веков. Л., 1970. С. 493-494.
36 Михайловский Н.К. Что такое прогресс? С. 132.
37 Кинг В.Л. [В. К.] Позитивизм в русской литературе // Русское богатство. 1889. № 3. С. 35-36; № 4. С. 128.
38 Софронов Ф.В. Ответ профессору Карееву // Вопросы философии и психологии. 1898. Кн. 2 (42). С. 133-137.
39 Суперанский М.Ф. [Ранский С.П.]. Социология Н.К. Михайловского. СПб., 1901. С. 14-15.
40 Южаков С.Н. Социологические этюды. СПб.: Астрель, 2008. С. 224-255.
41 Там же. С. 230.
42 Там же. С. 241.
43 Ранский С.П. Социология Н.К. Михайловского. СПб., 1901. С. 117.
44 Плеханов Г.В. Избранные философские произведения: В 5 т. М., 1956. Т. 2. С. 671.
45 Лавров П.Л. Задачи позитивизма и их решение. С. 139.
46 Бердяев Н.А. Субъективизм и индивидуализм в общественной философии. Критический этюд о Н.К. Михайловском. М., 1999. С. 96.
47 Там же. С. 102.
48 Бельтов Н. К вопросу о развитии монистического взгляда на историю. Ответ гг. Михайловскому, Карееву и Ко. СПб., 1906. С. 34.
49 Там же. С. 38.
50 Там же. С. 43.
51 Маркс К., Энгельс Ф. Тезисы о Фейербахе // Сочинения. М., 1955. Т. 3. С. 1, 4.
52 Михайловский Н.К. Полн. собр. соч. Т. I. Стб. 105.
