Научная статья на тему 'Поэзия метафизики Роберта Саутвелла'

Поэзия метафизики Роберта Саутвелла Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY-NC-ND
167
20
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
РОБЕРТ САУТВЕЛЛ / ROBERT SOUTHWELL / ИЕЗУИТ / JESUIT / ПОЭЗИЯ МЕТАФИЗИКИ / POETRY OF METAPHYSICS

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Егорова Людмила Владимировна

Вопрос об истоках метафизического стиля, утвердившегося на рубеже XVI-XVII в. в английской поэзии, неизбежно ведет к Роберту Саутвеллу, практиковавшему религиозную медитацию и запечатлевшему опыт в духовной поэзии, по Л.Л. Мартцу способствовавшей «встряхиванию благочестивого стиха от состояния оцепенения». Статья открывает поэзию метафизики Р. Саутвелла российскому читателю.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Robert Southwells Poetry of Metaphysics

The question about the sources of the metaphysical style that emerged in English poetry in the late 16th and early 17th centuries inevitably leads to Robert Southwell, who practiced religious meditation and depicted this experience in spiritual poetry, which, according to L. Martz, helped «shake pious verse out of numbness». The article introduces the Russian reader to Southwells poetry of metaphysics.

Текст научной работы на тему «Поэзия метафизики Роберта Саутвелла»

Л.В. Егорова

ПОЭЗИЯ МЕТАФИЗИКИ РОБЕРТА САУТВЕЛЛА

Вопрос об истоках метафизического стиля, утвердившегося на рубеже XVI-XVII в. в английской поэзии, неизбежно ведет к Роберту Саутвеллу, практиковавшему религиозную медитацию и запечатлевшему опыт в духовной поэзии, по Л.Л. Мартцу способствовавшей «встряхиванию благочестивого стиха от состояния оцепенения». Статья открывает поэзию метафизики Р. Саутвелла российскому читателю.

Ключевые слова: Роберт Саутвелл, иезуит, поэзия метафизики.

Во времена Елизаветы I поэтические сборники пользовались необычайной любовью. По популярности всех превзошел сборник 1576 г. «The Paradise of Daintie Devices» - «Блаженство изысканностей», или, по Г.М. Кружкову, «Парадиз изящных стихов». Составил его для частного употребления поэт и драматург Ричард Эдвардс (Richard Edwards, 1523?-1566). Сборник переиздавался не менее десяти раз; экземпляры девяти изданий дошли до нас: 1577, 1578, 1580, 1585, 1590, 1596 (2 издания), 1600, 1606 гг. По оценке К.С. Льюиса, мы среди «колченогого размера» (некогда общеупотребительная, но уже воспринимавшаяся старинной форма двустиший из 12 и 14 слогов) и стихотворного антиквариата. И если Р. Эдвардсу, скончавшемуся за десять лет до выхода сборника, К.С. Льюис готов простить старомодность, то вкус, так и не переросший этот тип поэзии, вызывал его недоумение, и популярность сборника казалась удивительной1. Л.Л. Мартц объяснял востребованность «Парадиза» наличием аудитории, жаждавшей религиозной поэзии2. Две трети произведений касались этических и религиозных вопросов, при этом даже представленная в сборнике любовная поэзия отличалась скорее склонностью к сожалению по

© Егорова Л.В., 2011

поводу фантазий и иллюзий влюбленных, чем прославлению самого чувства. Трудно сказать, что именно (мораль или религия) превалировало в наставлениях, поучительных историях, похвалах «умеренности», увещеваниях к добродетели. Задаваясь справедливым вопросом о том, что встряхнуло благочестивый английский стих от состояния оцепенения, Л.Л. Мартц указывал на плодотворное влияние Контрреформации3. По его мнению, изменения ощутимы в двух стихах (126 и 127) издания «Парадиза» 1585 г., написанных Джаспером Хейвудом (Jasper Heywood), дядей Джона Донна. Отчетливые изменения вносит Роберт Саутвелл, позже - Джон Донн.

Саутвелл родился в конце 1561 г. В мае 1576 г. он покидает Англию - отправляется в Английский колледж Уильяма Аллена в Дуэ (Douai). В конце ноября 1576 г. в целях безопасности уезжает в иезуитский колледж в Париж, к концу июня 1577 г. возвращается в Дуэ. С 1578 г. он в Риме, в Римском колледже. На эти десять лет (1576-1586) языком его духовного воспитания и образования стала латынь. При возвращении на родину английский пришлось восстанавливать - «приводить в соответствие» со ставшим родным языком святых отцов, учителей Церкви, богословов. Сохранился незавершенный набросок проповеди о Марии Магдалине, в основу которой положен итальянский текст латинского трактата, приписываемого святому Бонавентуре. Первая часть демонстрирует настойчивую попытку Саутвелла выразить мысли на сопротивлявшемся языке. Слова вычеркивались и подчеркивались, но нужные подчас так и не находились, в результате Саутвелл оставлял исходные между строк. Словарь проповедей более позднего периода не будет латинизирован, хотя влияние латыни ощутимо на уровне структуры предложений, инверсий.

В Англию Роберт Саутвелл вернулся в июле 1586 г. священником-миссионером, приготовленным к тому, что идет на смерть. Уол-сингем был проинформирован о его прибытии в Лондон 8 июля и позднее - в августе, но почти шесть лет Саутвелл действовал (арестован в июне 1592 г.). Во время заключения его истязали десять раз, и боль была настолько ужасной, что самая малая казалась хуже десяти казней4. Изощренные пытки внешних следов не оставляли, и, памятуя об этом, проводивший расследование Ричард Топклиф (Topcliffe) на открытом заседании суда бросил вызов собственной жертве продемонстрировать следы истязаний. «Попроси женщину показать следы родов», - с негодованием ответил подсудимый. Упоминание Топклифа о том, что у него есть королевское разрешение использовать пытку, вызвало предельно краткий ответ Саутвелла: «Ты - плохой человек»5. Острота ума и четкие критерии добра и зла -

ключевые моменты, когда речь идет о Саутвелле. Перед казнью (22 февраля 1594/5) он объявил себя католическим священником и иезуитом, молился за королеву, страну, спасение своей души.

Гонимый и вне закона, он увидел первый из своих трудов напечатанным. В 1591 г. с разрешения Архиепископа Кентерберийско-го Габриэл Кавуд (Gabriel Cawood) выпустил медитацию в прозе «Прощальные слезы Марии Магдалины» (Marie Magdalens Funeral Teares). В регистрационную книгу внесена соответствующая запись от 8 ноября 1591 г.6 К 1636 г. выйдут семь переизданий в Лондоне, два - на континенте. В письме - обращении к читателю автор ясно обозначает свои намерения, которые останутся неизменными на протяжении всей жизни: переориентировать лучшие умы на выбор таких страстей, говорить о которых не стыдно, их испытывать не грешно.

В год смерти Саутвелла в Лондоне выходят шесть изданий его трудов. 5 апреля внесена запись о «Сетовании святого Петра», сочинениях о Марии Магдалине и других (Saincte PETERs Complainte with MARY MAGDALENs blusshe and her Complaint at CHRISTes deathe[,] with otherpoemes), вслед за чем Габриел Кавуд публикует книгу. Параллельно выходят два издания Джона Вулфа (John Wolfe). Кроме того, выходят два издания «Moeoniae» (Moeoeniae. Or, Certaine excellent Poems and spirituall Hymnes. London, John Busby, 1595), а также «Триумфы» (The Triumphs over Death: or, A Consolatorie Epistle, for afflicted mindes, in the affects of dying friends. First written for the consolation of one: but now published for the general good of all, by R.S. the Author of S. Peters Complaint, and Moeoniae his other Hymnes. London. Printed by V.S. [Valentine Sims] for John Busbie, and are to be sold at Nicholas Lings shop at the West end of Paules Church, 1595). Записи о разрешении публикаций надлежащим образом внесены: «Moeoniae» - 17 октября, «Триумфы» - 20 ноября7.

Гармония добродетели и стиха первостепенна для Саутвелла. В прозаическом посвящении «Автора к любимому кузену» (7he Author to his loving Cosen), предваряющем сборник «Сетование святого Петра» 1595 г., Саутвелл пишет (в переводе сохраняю авторские заглавные буквы):

Поэты, злоупотребляя своим талантом и привычно направляя старания на безрассудства и притворства любви, настолько скомпрометировали свой дар, что «Поэт», «Влюбленный» и «Лжец» многими расцениваются как слова с единым значением. Но тщета человеческая не способна противостоять власти Бога, Который, передавая многие части Писания стихами и повелевая нам через Апостолов проявлять любовь в Гимнах и Духовных Песнях, поручает, чтобы Искусство было благим,

а его использование законным <... > Дьявол, противясь Божественному и стремясь к тому, чтобы все похвалы в адрес Божественного были обращены на него, среди своих одержимых держит и большинство поэтов с их праздными фантазиями. Потому вместо торжественного и благочестивого, чему должны служить их способности, они заняты выражением таких страстей, которые свидетельствуют лишь о том, с какими недостойными чувствами обручена их воля. И поскольку наилучший способ, позволяющий им увидеть ошибки своих трудов, - это сплетение новой ткани на их же собственном станке, я переплел здесь несколько грубых нитей, чтобы пригласить более искусные умы последовать за мной или самим приступить к более совершенным тканям, демонстрирующим, как хорошо согласуются стих и добродетель. Не вини меня, дорогой кузен, что посланный подарок небезупречен; самое похвальное в нем - благая воля писавшего, а отнюдь не Искусство или изобретение... [1, 1-308].

Обратим внимание на последний момент: взыскательный Саутвелл не считал свои произведения верхом искусства или изобретательности. Религиозное воспитание и интенсивная молитвенная жизнь способствовали его глубинному проникновению в сокровенное религии, и теперь, стремясь к приобщению других, он мог не отдавать себе отчета в том, каких высот достиг его острый ум. Его главная цель - апостольская. Для Саутвелла поэзия может служить или истинной цели - приближению человека к Богу, или ложной -удалению от Него.

В Обращение к читателю (To the Reader) Саутвелл говорит о себе, что избегает неосвященных замыслов («prophane conceites») и порывов сочинительства («fayning fits»): подобное беззаконие характерно для беззаконных речей. Он же со стихом Давида - мерным и взвешенным - обращается к добродетели. Сладчайшая нота, доступная пению человеческому, - это когда благодать, настроенная на добродетель, гармонизирует природу:

Prophane conceites and fayning fits I flie,

Such lawlesse stuffe doth lawlesse speeches fit:

With David verse to vertue I apply,

Whose measure best with measured wordes doth sit

It is the sweetest note that man can sing,

When grace in vertues key tunes natures string. [2, 13-18]

В Обращении, предваряющем «Сетование святого Петра», Саутвелл отмечает, что сладчайшие языческие игрушки куда более привлекательны для изощренных умов, на христианские труды не-

многие отдают свой талант: шипы тернового венца Христа слишком остры, и тем не менее для себя - пусть он окажется и в одиночестве («my single penne») - выбирает этот путь. Он ищет высшей помощи - обращается к небесным искрам остроумия явить присущий им свет:

License my single penne to seeke a phere,

You heavenly sparkes of wit, shew native light:

Cloude not with mistie loves your Orient cleere,

Sweete flightes you shoote; learne once to levell right.

Favour my wish, well wishing workes no ill:

I moove the Suite, the Graunt restes in your will. [75, 19-24]

Подчеркнем эту принципиальную для понимания сущности остроумия Саутвелла строку: «You heavenly sparkes of wit, shew native light». Что есть метафизический образ как не отблеск неба, небесная искра остроумия? Обратим внимание и на следующую после этого великолепного сущностного узрения строку: «Cloude not with mistie loves your Orient cleere». Саутвелл просит не затуманивать неясной любовью (причем во множественном числе - разными разновидностями любви смутной и туманной) ясный свет восходящего на Востоке (омонимы «Солнце» и «Сын» - «Sun»/«Son» ассоциативны с «Востоком» и «восходом»). В ретроспективе ощутимы ассоциации, обусловленные третьим значением слова «Orient»: «жемчуг высшего сорта». «Правильная» и «неправильная» «жемчужины» видятся нам как метафизический и барочный концепты. Саутвелл определенно склонен к метафизическим, основанным на философской доктрине соответствий («correspondences») и призванным к постижению метафизических проблем.

Продемонстрируем характерный для Саутвелла подход на примере первой и последней строф «Рождества Христа» (The Nativitie of Christ) из «Цикла о Деве Марии и Христе» (The Sequence on the Virgin Mary and Christ):

Beholde the father, is his daughters sonne:

The bird that built the nest, is hatched therein:

The olde of yeares, an houre hath not out runne:

Eternall life, to live doth now beginne.

The word is dumme: the mirth of heaven doth weepe:

Might feeble is: and force doth faintly creepe. [6, 1-6]

Мы наблюдаем типичную для Саутвелла концентрацию основополагающих парадоксов христианства. Он использует одно побуждающее слово («Смотри»), и далее следуют парадоксы: Отец -

сын своей дочери. Птица, что строила гнездо, высиживается в нем. Старейшина - не живет еще и часа. Вечная жизнь - сейчас начинает жить. Слово бессловесно. Радость небес плачет. Могущество слабо, и сила едва набирается.

Саутвелл может замедлить темп, разворачивая на протяжении строфы не столь привычную мысль о том, почему Христос родился в хлеву, в яслях: человек низведен грехом до состояния животного; пищей скота является сено; сено - вся плоть человеческая. Теперь Бог воплотился и лежит в яслях, как сено, чтобы подкрепить наихудшего из грешников:

Man altered was by sinne from man to beast:

Beastes foode is haye, haye is all mortall flesh:

Now God is flesh, and lies in Manger prest:

As haye, the brutest sinner to refresh.

O happie fielde wherein this fodder grew,

Whose tast, doth us from beasts to men renew. [7, 19-24]

Для Саутвелла характерны замыслы, реализовавшиеся в нескольких воплощениях. Обратимся к «Приветствию Богородицы» (The Virgins salutation), четвертому из «Цикла о Деве Марии и Христе» (The Sequence on the Virgin Mary and Christ):

Spell Eva backe and Ave shall you finde, The first began, the last reverst our harmes, An Angels witching wordes did Eva blinde, An Angels Ave disinchants the charmes, Death first by womans weakenes entred in, In womans vertue life doth now begin. [5, 1-6]

Произнеси «Ева» в обратном порядке и обнаружишь «Аве». / Первая начала, последняя дает обратный ход нашим бедам. / Околдовывающие слова ангелов ослепили Еву, / «Аве» ангелов снимает чары. / Через женскую слабость впервые вошла смерть, / Через женскую добродетель начинается жизнь.

O Virgin breast the heavens to thee incline, In thee their joy, and soveraigne they agnize, Too meane their glory is to match with thine, Whose chaste receit God more then heaven did prize, Haile fairest heaven, that heaven and earth dost blisse, Where vertues starres God sunne of justice is. [5, 7-12]

О грудь Богородицы, к тебе склоняются небеса. / В тебе - их радость, они признают твое верховенство. / Слишком мала их сла-

ва, чтобы соперничать с твоей, / Чью непорочность Господь оценил превыше небес. / Приветствие тебе, прекраснейшее небо, благословляющее небо и землю, / Где главная звезда - Бог-Сын правосудия/Солнце.

With hauty minde to godhead man aspirde,

And was by pride from place of pleasure chac'de,

With loving minde our manhood God desired,

And us by love in greater pleasure plac'de,

Man labouring to ascend procurde our fall,

God yeelding to discend cut off our thrall. [5, 13-18]

Заносчиво стремился человек к божественному / И за гордыню был изгнан из блаженного места. / С любовью Господь желал человечество / И любовью поместил в еще большее удовольствие. / Человек, добиваясь восхождения, обеспечил падение. / Бог, идущий на снисхождение, прекратил наше рабство.

Позднее Саутвелл внес изменения в «Приветствие», начиная с заглавия, где зазвучало «Благовещение» (The Annunciation altered from that before).

Spel Eva backe, and Ave shall you find,

The first began, the last reverst our woe [117, 1-2].

Саутвелл четче обнажает круговорот, по-прежнему разностью времен подчеркивая противоположную направленность и обратный эффект происходящего: прошедшее время использовано при разговоре о Еве, настоящее - о Богородице. Он приходит к максимально эффективным параллелизмам с акцентированием инструментально-сти - в данном случае женской: через Еву Ангел впервые обманул человечество, через «Ave» Ангел обманывает/поражает нашего врага:

By Eve an Angel foiled first mankind, By Ave now an Angel foiles our foe [117, 3-4].

Строгость, прагматичность мышления доведены до предела: отступают черты и признаки, остается функция, миссия. Те инструменты/агенты, что явились причиной наших бед, становятся инструментами/агентами возвращения к радости:

Soch Agentes as were cause of our annoy

Are now made Agents to repaire our joy. [117, 5-6]

Вторая и третья строфы меняются друг с другом местами. Теперь вторая строфа продолжает начатое в первой обнажение противоположностей, прибегая к параллелизму:

With hawtie mind to Godhead man aspir'd,

And was by pride from place of pleasure cast;

With lowly mind our manhood God desir'd,

And us therby in greater pleasure pla'ste. [117, 7-10]

«Loving mind» Господа уступает место устремленному ниц - к человеку «lowly mind», обнаруживая разнонаправленность векторов. Человек, возвышаясь, обеспечил падение. Бог, нисходя, освободил нас из рабства:

Man by aspiring did procure our fall,

God by discending freed us from thrall. [117, 11-12]

Третья строфа в этом варианте обеспечивает синтез - запечатлевает встречу земного и божественного. Звучит приветствие благословенной Богородице, к которой склоняются небеса, ибо в ней они признают радость и владычество. Их слава слишком проста, чтобы сравняться с той, чью непорочность Господь ставит превыше небес. Она называется прекраснейшим небом, дающим благодать небу и земле, и несущим Сына/Солнце, чей свет изгоняет ночь:

O Virgin blest, the hevens to thee incline,

In thee their joy and Sovereign they agnize;

Their glorie is too base to match with thine,

Whose chast receipt God more then heven did prize:

Haile fairest heven that heven and earth dost grace,

And bar'st the sunne whose light Ше night doth chase. [117, 13-18]

Поэзия Роберта Саутвелла является «поэзией метафизики», «где метафизика - целостное учение о сверхчувственных принципах и началах бытия»9. Для Саутвелла домом является небо. В нем ощутима необходимость постоянного обращения туда - к небесному и приобщение к родному для него читателя. О небесном отечестве наилучшим образом свидетельствует сам тип мышления, обращающий на себя внимание даже в метафорах, сравнениях - самой «подкладке» всего обсуждаемого. Обратимся к строфам из стихотворения «Looke home»:

Retyred thoughts enjoy their owne delights,

As beawtie doth in selfe beholding eye:

Mans mind a myrrour is of heavenly sights,

A breefe wherein all marvailes summed lye.

Of fayrest formes, and sweetest shapes the store,

Most gracefull all, yet thought may grace them more. [57, 1-6]

Мозг человеческий отражает небесное. Это сокровищница всех чудес, хранилище самых благословенных прекраснейших и приятнейших форм, и мысль способна наполнить их еще большей благодатью. Мозг сотворен и сам способен творить, сочетая природные образцы с высшим мастерством. Изобретательность человеческая безгранична, и каждая следующая мысль способна к совершенствованию предыдущей:

The mind a creature is, yet can create, To natures paterns adding higher skill: Of finest workes wit better could the state, If force of wit had equall power of will. Devise of man in working hath no end,

What thought can thinke another thought can mend. [57, 7-12]

Саутвелл существует в христианской вселенной. Он верит в путеводную звезду всех затерявшихся в мирских волнах, карту и компас, что спасает потерпевших кораблекрушение. Он испытывает радость по поводу нашей Восходящей звезды, что родит Светило, дающее ей и всем свет:

Joy in the rising of our Orient starre,

That shal bring forth the Sunne that lent her light,

Joy in the peace that shall conclude our warre,

And soone rebate the edge of Sathans spight,

Load-starre of all engolfd in worldly waves,

The card and compasse that from ship-wracke saves. [3, 1-6]

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Богородица названа звездой в соответствии с древней традицией, истолковывавшей ее имя как «Звезду моря» (Stella maris). В первых двух строках она названа «Orient star», Stella Matutina: ее рождение предвосхищает восход/восхождение Солнца/Сына. В пятой-шестой строках образ звезды трансформирован: теперь она «Load-starre», или Полярная звезда - путеводная звезда. Не исключено, что древняя (ошибочная с современной точки зрения, но породившая прекрасные молитвы и стихи10) этимология влияла и на ход мысли Ф. Петрарки в знаменитом 189-м сонете «Книги песен», где лирический герой уподобляет свое состояние кораблю, застигнутому бурей, и - появляется образ ушедших из вида/скрывающихся «двух сладостных привычных путеводных знаков» («duo mei dolci usati segni»). А.Н. Веселовский замечал относительно «Сanzoniere» Петрарки: «Не Лаура дает ему содержание, но она точка отправления, тема для анализа; содержание - внутренняя жизнь Петрарки. Сanzoniere кончается мистически страстной молитвой к Богородице»11. Петрарка, как и Эдвард Дайер, влекли Саутвелла, и вместе с

тем он считал необходимым их исправлять. Внимательное прочтение и «пародий», и самостоятельной поэзии Роберта Саутвелла позволяет сделать немало открытий в области английской духовной поэзии конца XVI в. и ощутить нюансы, которые без него могут пройти незамеченными.

«Мысль, вяло выраженная, для меня ничего не значит», - замечал Б.Л. Пастернак12. Столь активно введенные в поэзию Саутвел-лом «небесные искры остроумия» нарушили оцепенение благочестивого стиха. Острота мысли наилучшим образом способствовала прозренью небесного.

Примечания

1 Lewis C.S. English literature in the sixteenth century excluding drama. Oxford: The Clarendon press, 1954. Р. 267.

2 MartzL.L. The poetry of meditation. A study in English religious literature of the seventeenth century. New Haven: Yale univ. press, 1954. P. 180-181.

3 Ibid. P. 182.

4 Records of the English province of the Society of Jesus: historic facts illustrative of the labours and sufferings of its members in the sixteenth and seventeenth centuries. 7 vols. L., 1877. V. I. Р. 368.

5 Scallon J. D, SJ. The poetry of Robert Southwell, S.J. Salzburg: Institute für Englische Sprache und Literatur Universität Salzburg, 1975. P. 52-53.

6 A transcript of the registers of the company of stationers of London; 15541640 / Ed. Edward Arber. 5 vols. L., 1875-1894. V. II. 281b.

7 Ibid. V. III. 3b, 5.

8 Здесь и далее цитирую Р. Саутвелла по: The poems of Robert Southwell, S.J. / Ed. James H. McDonald and Nancy Pollard Brown. Oxford: The Clarendon press, 1967. В скобках указаны страница и строки.

9 Половинкина О. Феномен поэта-критика (Лекции о метафизической поэзии Т.С. Элиота) // Вопросы литературы. 2004. № 4. С. 99.

10 См. начало «Восхваления Богородицы» (In Praise of Mary, около 1250 г.) анонимного автора из «Оксфордской книги средневекового английского стиха»: «Of one that is so fair and bright, / Velut maris stella, / Brighter than the dayes light, / Parens et puella, / I cry to thee; thou see to me! / Lady, pray thy son for me, / Tam pia, / That I mote come to thee / Maria...' Цит. по: The Faber book of religious verse / Ed. H. Gardner. L.; Boston: Faber and Faber, 1989. P. 30.

11 Веселовский А. Петрарка в поэтической исповеди Canzoniere. 13041904. М., 1905. C. 5.

12 См.: Иванов Вяч. Вс. «Сестра моя жизнь...». Фрагменты записей о Борисе Пастернаке // Литературная газета. 31 января 1990. С. 5.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.