CC BY
22DOI: 10.2367WNC.2019.71.3n79
ПОЭТИКА МИНИМАЛИЗМА: ОЛИЦЕТВОРЕНИЕ И СРАВНЕНИЕ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ СИСТЕМЕ ОСЕТИНСКОЙ
НАРОДНОЙ АФОРИСТИКИ
З. Б. Цаллагова
Поэтико-семантическую структуру различных жанров осетинской народной афори-стики формируют поэтические тропы, среди которых наряду с метафорой и эпитетом особое место занимают олицетворение и сравнение. Названные средства создания образности несут не только орнаментальные, украшающие, но и структурирующие смысловые функции: такая амбивалентность художественных тропов предопределена своеобразием поэтической природы народных афоризмов, художественной эстетикой минимальных фольклорных форм, нацеленных на то, чтобы вложить глубокий смысл в лаконично оформленную фразу. Сравнительно-сопоставительный анализ олицетворения и сравнения в различных видах осетинской народной афористики выявляет, что в эти поэтические фигуры полностью укладывается весь состав афористического высказывания, содержащего назидательные предписания и предостережения, описание различных социальных и природных явлений, а также качеств и характеристик предметов, людей, животных. Идиоматика таких высказываний, обуславливающая трудность восприятия их людьми иноэтничной культуры и перевода на другие языки, базируется на смысловых ключах и символических образах осетинской культурной традиции. Последние являют собой некий культурный код, позволяющий людям данного этноса «отмыкать» вход в матрицу традиционного наследия. А специальное лингвострановедческое изучение данного фольклорного пласта вкупе с рассмотрением иноэтничных афористических аналогий дает не только представление о характере национально особенных афористических образов, но и методологическую возможность постичь глубинные смыслы осетинского языка и культуры представителями других языков и культур.
Ключевые слова: афоризм, пословица, поговорка, клятва, загадка, благопожелание, проклятие, олицетворение, сравнение.
Анализ структурно-поэтической взаимосвязи поэтики различных жанров фольклора, их сравнительно-сопоставительное рассмотрение позволяет выявить поэтические особенности внутрижан-ровой специфики произведений устного народно-поэтического творчества, которые проявляются в особенностях лексики, синтаксиса, различного рода тропах и фигурах. Такое исследование наглядно и доказательно демонстрирует, что поэтические приемы специфичны и в неодинаковой мере употребительны в разных жанрах фольклора, разнятся и их идейно-художественные функции [1, 105-108; 2, 9-12]. Поэтому целесообраз-
но подходить к изучению поэтического стиля осетинской народной афористики, рассматривая ее как своеобразную цельную систему, идейно-художественная изобразительность и выразительность которой обеспечивается совокупностью поэтических средств. Ритмическая структура, особенности синтаксического построения предложения, поэтические фигуры здесь нацелены на создание афористического стиля, отличающегося композиционной сжатостью, глубиной смысла и художественно-выразительной завершенностью.
Лаконичную форму осетинских народных афоризмов, отточенную мно-
говековой речевой практикой народа, создают художественно-выразительные средства, жанровое своеобразие которых вытекает из специфики малой фольклорной формы [2, 8-9; 3, 16-21]. здесь, в отличие от других народно-поэтических форм, такие общефольклорные художественные средства, как сравнение и олицетворение, создавая поэтическую выразительность, формируют структуру высказывания: афоризмы полностью укладываются в рамки поэтических фигур [4, 6-7; 5, 79-84; 6, 85-90].
Вместе с тем, существует и внутривидовая специфика создания образности: сравнительно-сопоставительный анализ свидетельствует, что даже если разные жанры афористики пользуются одними и теми же тропами, фигурами, образами, то все-таки применение каждого из них подчинено характеру поэтики каждого конкретного афористического подвида, что достаточно четко иллюстрируется сквозной внутриафористической (подси-стемной) ретроспективой средств художественной выразительности [7, 107-112; 8, 79-83].
Весьма специфично использование такого приема художественной образности осетинской народной афористики, как олицетворение (или прозопопея), которое предполагает наделение животных или неодушевленных предметов человеческим обликом, речью, чувствами, мыслями. К нему одинаково охотно прибегают все жанры, но чаще всего оно используется в загадках [9, 83-88; 10; 11; 12]. Олицетворение позволяет создать необычные, яркие, парадоксальные образы в загадке [13, 183]. Так, например, тающая сосулька (капель) здесь ассоциируется с плачущей невесткой: «На къолисхр кху-гх киндзх». (Тхдзунхг). — «за нашим очагом плачущая невестка». (Капель, тающие сосульки).
Олицетворение в загадках, оживляя предметный мир, старается максималь-
но приблизить его к человеку, «оживить» предметный мир загадываемых предметов помогают и имена собственные: «Аси-атыл авд кхрцы». (Хъхдындз). — «На Асиат семь шуб». (Луковица); «Уырызмх-гыл фондзыссхдз ххдоны». (Къабуска). — «На Урузмаге сто рубашек». (Капуста). Уподобление предмета и человека происходит в загадках и посредством прямых ассоциаций: треножный стол уподобляется трем братьям с одной войлочной шляпой, сноп сравнивается с тысячей братьев, имеющих один пояс.
часто в загадках предметы наделяются человеческими качествами и способностями: «Нх чысыл дада хос кхрды». (Схрдасхн). — «Наш маленький дед сено косит». (Бритва); «Даргъ лхджы цыбыр лхг йх быны акодта». (Фхрхт). — «Высокого человека низкий человек под себя повалил». (Топор и дерево); «Нх фасдуар лхугх чындз». (Цъылын). — «за нашей дверью стоящая невестка». (Веник).
Предметы наделяются также человеческими чувствами, мыслями, речью: «Иу мх схр, мх схр кхны, иннх та — мх астху, мх астху». (Цхджындз хмх ахххрхг). — «Один жалуется: голова моя, голова моя, а другой: поясница моя, поясница моя». (Столб и перекладина). Еще один пример аналогичного построения загадки: «Къхдзтх-мхдзтх кумх цхуис? Къхдзхл, мудзул, нх мх уадзис?». (Хъухцх хма рххис). — «Извиваясь, куда идешь? закрученная и свитая, не пускаешь меня?». (Дым и цепь (надочажная). Данные загадки были зафиксирована на осетинской почве уже первыми собирателями и издателями осетинских загадок академиками Вс. Миллером (дигор-ский вариант загадки) и А. А. Шифнером (иронский вариант загадки).
В загадках олицетворяющие человеческие качества приписываются также растениям, животным, природному ландшафту, явлениям природы и временам года: «Нх ххдзары астху хлдары мард».
(Мхнхуы нхмыг). — «Средь нашей сакли труп князя». (Пшеничное зерно); «Кадджын чызгыл авд куырхты». (Хъх-дындз). — «На знатной девице семь архалуков». (Луковица); «Иу лхгхн дыууадхс фырты». (Афхдз). — «У одного человека двенадцать сыновей». (Год). Загадка олицетворяет и отдельные части человеческого тела: «Дыуух лхгхн фхйнх фондз фырты се'ппхтхн дхр уыцы иу ном». (Жнгуылдзтх). — «У двух человек по пять сыновей, и у всех одно и то же имя». (Пальцы); «Къолх харди цхруй дуух хн-сувхри, кхрхдзей ба нх уинунцх». (Цх-ститх). — «Под потолком живущие два брата друг друга не видят». (Глаза).
Человек — наиболее часто встречающийся образ олицетворения различных загадываемых предметов (топор, дерево, пистолет, река, ножка стола); среди терминов родства самый предпочитаемый — «брат» (колесо, глаз, сноп, ножка стола); из терминов социальных — князь; аналогичный уподобительный ряд (свекла, репа, луковица, яичный желток) у слов «девушка», «княжна», «женщина».
Целому ряду неодушевленных предметов и явлений осетинскими загадками приписываются свойства живых существ. В этом случае мы имеем дело с явлением одухотворения [8, 77]. Загадки одухотворяют атрибуты и части человеческого тела: «Нх гыццыл скъхты урс ухрыччытх». (Дхндхгтх). — «В нашем маленьком хлеву белые барашки». (Зубы); «Нх хскъхты сырх гал баст». (Жвзаг дзыхы). — «В нашем закуте красный бык привязан». (Язык во рту); «Дыуух кал-мы ххцынц, ххцынц хмх кхрхдзимх нх ххццх кхнынц». (Жрфгуытх). — «Две змеи бьются, бьются, а друг с другом не сойдутся». (Брови).
Одухотворяются растения: «На куы-ройы фхстх ххцаг калм». (Пысыра). — «За нашей мельницей жалящий змей». (Крапива); «Нх сырх гал дхлдзхххй йе взхгтх суагъта». (Цхххра). — «Из под-
земелья наш красный бык свои языки выпустил». (Свекла); «Карк дхлдзххы къуыртт уадзы». (Картоф). — «Курица в подземелье цыплят высиживает. (Картофель); «Гал скъхтмх тардтон, йх думхг ба мх къохи раизадхй». (Кхрдту).
— «Быка в хлеб загонял, его хвост в моей руке остался». (Груша); «Бхндхн хизы хмх род нхрсы». (Нас). — «Веревка пасется и теленок растет». (Тыква).
В загадке одухотворяются предметы домашнего обихода, орудия труда, продукты: «Нх доны хнхстхг кхсаг». (Гуым-был). — «В нашей реке бескостная рыба». (Сыр в сыворотке); «Нх дуарбхл къухт-ти куй». (Гуыдыр). — «У наших дверей немая собака». (Замок); «Нх дуармх къх-быс хуыссы, нх ххцы, нхрхйы, афтхмхй ххдзармх никхйы уадзы». (Гуыдыр). — «У нашей двери щенок лежит — не кусается, не лает, а в дом никого не пускает». (Замок); «Нх тхрххги уасхнгх». (Сахат).
— «На нашей полке петух». (Часы); «Нх сау схгъ ххры хмх ххрынхй нх хфсх-ды». (Пирхн). — «Наш черный козел ест, но не насыщается». (Чесалка).
Среди осетинских загадок встречаются и примеры контаминации в одном тексте двух художественных образов — олицетворения и одухотворения: «Сауи сау бххыл абадти». (Аг хмхрххыс). — «Сауи (имя собственное от прилагательного сау
— 'черный') сел на черную лошадь». (Котелок и цепь); «Сау бххыл сау бархг». (Аг хмх рххыс). — «На черном коне черный всадник». (Котел и цепь).
Иногда в загадке простая номинативная единица выступает в своем обычном значении, сочетаясь с одухотворением: «Урс род сау хъуджы бын». (Жхсыр). — «Белый теленок под черной коровой». (Молоко). Здесь иносказательное обозначение молока, выраженное посредством одухотворения «белый теленок» сочетается с понятием «черная корова», не имеющим никакого переносного смысла. Но, поскольку стереотип мышления предпо-
лагает за каждым словом загадки иносказание, намек («Сау хъуджы бын бур род». (Аджы бын арт). — «Под черной коровой желтый теленок». (Под котлом пламя), то отсутствие такового тоже затрудняет путь к отгадке.
Самые частые в загадке образы-одухотворения — домашние животные: собака (замок, черемша, жернов мельницы, серп, трава), бык (язык, палец, свекла, груша, иголка, день, ночь, огонь, масло), корова (котел, огонь, шиповник), курица (картофель, день, ночь).
Один и тот же образ-одухотворение в разных загадках может обозначать несколько разных предметов:
1. «Иу гал мын ис, хмх кхм схуыссы, уым кхрдхг нал хрзайы». (Арт). — «Один бык у меня есть, и где он ляжет, там трава уже не вырастает». (Огонь).
2. «Не'скъхты бур гал». (Царе). — «В нашем хлеву желтый бык». (Масло).
3. «Нх хнахуыр гал дон нуазы». (Ду-рын). — «Наш странный бык воду пьет». (Кувшин).
4. «Гал скъхтмх тардтон, йх думхг ба мх къохи раизадхй». (Кхрдту). — «Быка в хлеб загонял, его хвост в моей руке остался». (Груша).
5. «Дхлдзхххй нх сырх гал йевзхгтх суагъта». (Цхххра). — «Из подземелья наш красный бык свои языки выпустил». (Свекла).
6. «Сау гал бацхуы хмх сх амары, урс гал бацхуы хмх схрайгас кхны». (Жхсхе хмх бон). — «Черный бык заходит и убивает их, белый бык заходит и оживляет их». (Ночь и день).
7. «Не'скъхты сырх гал баст». (Жезаг дзыхы). — «В нашем хлеву красный бык привязан». (Язык во рту).
8. «Фондз галы урс быдыры хуым кх-нынц, сау мыггаг тауынц». (Жнгуылдзтх, гххххтт). — «Пять быков пашут на белом поле, сеют черное семя». (Пальцы, бумага).
9. «Жфсхн галхн бхмбхг къхдзил».
(Судзин). — «У железного быка ватный хвост». (Иголка).
Приведенные примеры загадок иллюстрируют, как посредством одного образа одухотворения (гал — бык) могут быть загаданы девять различных понятий. Перечислительный ряд загадок наглядно демонстрируют и то, что в каждой из них образ одухотворения сочетается с иными средствами художественного изображения: эпитетом (бур — 'желтый', №2, сырх — 'красный', №5, сау — 'черный', №6, урс — 'белый', №6, хфсхн — 'железный', №9); метафорой (№1, 3, 4, 5, 6, 8); антитезой (№6). Именно они и составляют «дополнительную», «подсказывающую» часть загадки при постоянном образе одухотворения и, отмечая в каждом из предметов одухотворения его существенные черты, ведут к отгадке: каждый раз упомянутый образ предстает в новом качестве: бык то желтый, то черный, то красный, то белый; то он пьет воду, то обладает удивительным свойством: там, где он ложится, больше не вырастает трава, и т.д.
Пословично-поговорочному жанру прием одухотворения чужд; в редких случаях предметы могут одухотворяться в предложениях со сравнительной конструкцией: «Сидзхры тхригъхдхй сау хъхды бхлхстх галау уасынц». — «От жалости к сироте в черном лесу деревья мычат как быки».
В пословицах предметы домашнего обихода, орудия труда, животные, растения как правило олицетворяются: «Хорз фхрхт хъхддзаухн хмбал». — «Хороший топор — леснику товарищ». Прием олицетворения животных особенно часто встречается в осетинских веллериз-мах: «Цхргхс загъта: "Хуарз лхг мх нх фехсдзхнхй, хдули ба мх нх раргъхе-дзхнхй"». — «Орел сказал: "Хороший человек в меня стрелять не будет, а дурак не попадет"»; «Гоппойцъеу дхр уотх: "Цхухн хма хуцаухй гъос радаеон'». —
«Жаворонок тоже хвастался: "Пойду и украду у бога ухо"»; «Саг йхродхн афтх загъта: "Жз адхмхн сх уындмх бхллын, уыдон та мх топпхй ххсынц». — «Оле-ниха своему олененку так сказала: "Я стремлюсь на людей посмотреть, а они в меня стреляют"».
Специфической особенностью анализируемого приема в пословичном народном творчестве является его сопряженность с аллегорией [13, 16]; афористические изречения, олицетворяя конкретные и отчетливо представляемые образы, вкладывают в них глубокие иносказания и идеи, понимание человеком справедливости, зла и добра, ряда других нравственных ценностей: «Куырис сыгъ-дис хмх йыл бхттхн худтис». — «Сноп загорелся, а веревка над ним смеялась»; «Жфсондз бхрзхйы хлгъыста, бхрзхй хфсондзы». — «Ярмо проклинало шею, шея — ярмо»; «Сындз йх туг уайтагъд исы». — «Колючка за свою кровь мстит сразу же». Олицетворяемые предметы и явления в пословицах иносказательно, с помощью системы намеков, уподобляют одно явление другому и этим расширяют эмоциональность, масштабы и глубину транслируемой идеи: «Зхгхлхн дзхбуг ызнаг у: хдзух ын йх схр хойы». — «Молоток гвоздю враг: все время его по голове бьет». Таким образом, аллегоричность пословично-поговорочных образов-олицетворений помогает ярче выразить соответствующие этому образу характеристики: «Зулкъ уаллоныл хлгъ кодта». — «червь брезгал дождевым червем»; «Зулкъ хлгъхй мард». — «Червь подыхал от брезгливости», — в этих изречениях олицетворяется являющийся источником отвращения червь, через конкретный образ которого передается отвлеченное понятие брезгливости и отвращения.
Олицетворяет пословица природный ландшафт и явления природы: «Зххх йх ухлх ххс нх уадзы». — «Земля за собой долга не оставляет»; «Цъити арвы ххрх-
фырт у». — «Глетчер — племянник неба»; «Хур дхр ма стъалытхм зынгагур бау-ад». — «Даже само солнце и то пошло к звездам огня просить». Олицетворяются в пословицах и поговорках, в отличие от загадок, психические свойства человека, абстрактные понятия: «Ххлхг хмх чъын-ды хфсымхртх сты» — «Зависть и жадность — братья»; «Уарзондзинад атахт хмх фаджысы схрыл абадт». — «Любовь улетела и села на навоз».
Самый частый объект олицетворения в проклятиях — различные болезни: «Емынх дх баххра!» — «Чтоб тебя съела чума!»; «Емынх дх ныццхвхд!» — «Чтоб тебя ударила чума!»; «Фыдрын дх фхххс-схд!» — «Чтоб тебя унесла страшная болезнь». Все эти проклятия, олицетворяющие различные болезни, — пожелания смерти; со временем в них, как и других проклятиях сакрального происхождения, поэтическая образность получила самодовлеющее значение. В благопоже-ланиях человеческие качества приписываются абстрактным понятиям: добру, благу, благосостоянию, изобилию: «Фарн дхм бадзурхд!» — «Фарн (счастье, изобилие) пусть окликнет тебя!»
Сравнение — один из излюбленных приемов создания образности народных афоризмов. Простейшая форма сравнения, предполагающая наличие «подсобных» [13, 280] вспомогательных слов, представлена в осетинской афористике пословицами. Идея сравнения в них выражена посредством связывающих слов хмхуызон, гхсгх, хъаджыдхр нхй, хуы-зхн, афтх ('как', 'словно', 'подобно', 'все равно', 'что', 'похоже'): «Ракондхй раза-гъдхй хъаджыдхр нхй». — «Что сказать, что сделать — разницы нет»; «Схгъ хмх бирхгъхй хъаджыдхр не сты». — «Они ничем не отличаются от козы и волка»; «Мыдыкъусы хуызхн ххдзар» — «Дом как чаша, полная меда и масла».
В особую группу сравнений анализируемого типа выделяются изречения, в
которых идею уподобления несет наречие уыйау ('как', 'подобно этому', 'так'), располагающееся всегда в самом конце пословичной фразы: «Кхмхйдхр кхр-дзыны ном куыд ферох, уыйау». — «Название хлеба забывшему человеку подобно». В такого рода пословичных сравнениях часты имена собственные: «Дзатти ка-лакдзауты фхдыл куыд цыд, уыйау». — «Тому, как Дзатти шел за идущими в Ка-лак, подобно».
Сравнение передается также различными нестандартизированными оборотами, выражающими идею сравнения: «Емынхйы ад мын кхныс». — «Чумы вкус от тебя (твоего присутствия) ощущаю»; «Сывхллонмх дх дхндхгтх зыхъхъырхй куы дарай, ухд сх цыхт хоны». — «Если ребенку все время показывать зубы (если улыбаться), то он принимает их за сыр».
В пословицах формы полных сравнений, в которых присутствуют все три элемента: объект сравнения, образ сравнения и признак сходства, — встречаются как редкие исключения; структура пословичного сравнения как правило бинарна. Часты сравнения сокращенные [14, 87], усеченные [9, 40], неполные [13, 281], что объясняется афористическим характером анализируемого материала: стремлением к лаконичности, немногословности.
Формы сокращенных сравнений различны. Часто встречаются афоризмы, в которых сравнение выражается морфологически — посредством постановки существительного (образа сравнения) в уподобительный падеж: «Адхймаджы цард уалдзыгон дидинхгау у». — «Человеческая жизнь весеннему цветку подобна». Присущая афоризмам тенденция к лаконизму передает идею сравнения без вспомогательных слов посредством лишь суффикса уподобительного падежа — ау: «Куы ххцай, ухд Нартау хурныгуылдмх». — «Если сражаться, то как Нарты: до самого заката солнца».
Такая форма сравнения используется
и в загадках: («Сау у халонау, ххцын зоны куыдзау». (Жхсынкъ). — «Черна как ворон, кусать умеет как собака». (Блоха); в благопожеланиях («Хъхздыг дыл ичъийау ныхххцхд!» — «Богатство к тебе как репейник пусть пристанет!»); в проклятиях («Ичъынайы калмау ухлхуыл баззай!» — «Как змея Ичъына вечно на этом свете пребывай!»).
Благопожелания невесте в свадебных тостах-молениях также оформлены посредством суффикса уподобительного падежа: «...сынтау базырджын, фысау къхбутджын, каркау бхдулджын!» — «.как ворон крылатая, как овца, затылок имеющая (выносливая), как курица, много цыплят имеющая (будь)!»
Встречаются пословицы, в которых эффект сравнения достигнут через постановку образа сравнения в форму родительного падежа. Как и в случае с уподобительным падежом, в такого рода сравнительных конструкциях надобность в использовании вспомогательных средств отпадает: «Куыдзы хъуыды дхр хй ничи кхны» — «Как на собаку, на него никто не обращает внимания».
Во многих пословицах и поговорках сравнение выражено посредством сравнительной степени прилагательного: «Жгады бхсты мхлхт хуыздхр».
— «Лучше смерть, чем позор»; «Иунх-гхй мхгуырдхр хьхды халон дхр нхй».
— «Беднее, чем одинокий (человек), в лесу даже вороны нет»; «Топпы цхфхй хвзаджы цхф зындхр дзхбххгхнхн у».
— «Легче залечить рану от пули, чем рану от слова». Очень часто именно посредством сравнения пословица раскрывает противоречивую сущность предметов и явлений: «Жхсынцьы дидинхг хфтауы раздхр, фхлх йх ад та хъылмайх маст-дхр». — «Алыча цветет раньше (других плодовых деревьев), но вкус ее горше, чем отрава»; «Ныхас уадхй тагъддхр у, топпхй — тыхджындхр». — «Слово быстрей ветра, сильней ружья».
К такой форме сравнения прибегает иногда и загадка: «Хъыбылхй ныллхгдхр, лхгхй бхрзонддхр». (Худ). — «Ниже поросенка, выше человека». (Шапка). Подобные сравнения помогают создать в загадке противоречивый образ-парадокс: «Жнгузхй чысылдхр, лхгхй тыхджын-дхр». (Нхмыг). — «Меньше грецкого ореха, сильнее человека». (Пуля); «Дурхй ухззаудхр, бхххйрхухгдхр». (Топпы нхмыг). — «Камня тяжелее, коня быстрее». (Ружейная пуля). Описанная выше характерная черта загадки, заключающаяся в наличии константных образов для разных предметов загадывания, прослеживается и на уровне сравнений. Так, загадка с конем сравнивает не только пулю, но и глаза: «Дугъон бхххй тагъддхр». (Цхстытх). — «Быстрей, чем скакун». (Глаза).
Среди пословичных сравнений встречается группа таких, в которых один предмет полностью уподобляется другому; при этом признаки уподобления подразумеваются, но не называются: «Зондджын ныхас фат у, йх фехсын та -'рдын». — «Умное слово является стрелой, а умение сказать его — лук».
Аналогичные сравнения в загадках предстают как бы впервые увиденными, приобретающими необычные, странные характеристики за счет сравнительных ассоциаций [13, 188]: «Йх схр — хырх, йх дымхг — ххсырф». (Уасхг). — «Голова — пила, хвост — серп». (Петух). Необычным и странным загадываемый предмет может стать и посредством использования латентного отрицательного сравнения: «Дзыккутх йыл уыди хмх чызг нх уыд, тымбыл уыди хмх айк нх уыд, къхдзил ын уыди хмх мыст нх уыд». (Булкъ). — «С волосами, но не девочка, круглое, но не яйцо, с хвостом, но не мышка» (Редька); «Зынг нху, афтхмхй судзы». (Пысыра). — «Не огонь, но жжет» (Крапива); «Лхг нху, афтхмхй дзуры, бхлас нху, афтхмхй йыл сыфтх ис,
ххдон нху, афтхмхй хуыд у». (Чиныг).
— «Не человек, а говорит, не дерево, а с листьями, не рубашка, а сшита». (Книга).
Оттенок сравнения присутствует и в пословицах, синтаксически определенным образом организованных: это простые предложения с обязательным присутствием частицы дхр — 'и то', 'да;е'. Как правило, в таких пословицах в качестве предмета сравнения подразумевается человек, а образами сравнений являются;и-вотные: «Рынчын хъхды саг дхр кхны».
— «Олень в лесу и то заболевает»; «Сабыр ныхасмх калм дхр хъусы». — «К тихому слову змея и то прислушивается»; «Стхг домбайы хъуыры дхр бады». — «Даже у льва (и то) кость в горле застревает»; «Зхрватыкк дхр ма йххицхн ххдзар кх-нын зоны». — «Ласточка и то умеет строить себе дом»; «Мыст дхр ма зымхгмх хвхрхнтх кхны». — «Мышь и то к зиме припасы готовит». Подобные сравнения как бы апеллируют к самым крайним категориям сравнительного ряда: «Иу рхдыд Уастырджи дхр бары». — «Одну ошибку даже Уастырджи прощает» (в данном контексте Уастырджи — самое высшее воплощение неукоснительной справедливости).
Некоторые афористические сравнения с течением времени начинают восприниматься как языковые идиомы [11, 217]. Как правило, это те поговорочные сравнения, в которых присутствует имя собственное: «Битъыры хъазау йххи ау-агьта». — «Разлегся, как гусь Битъыра»; «Раст Санаты Сем!» — «Прямо (как) Шем Шанаев!» Именно по поводу таких выражений известный английский этнолог Э. Б. Тэйлор писал, что они представляют особый интерес «...как случаи переживания. Даже тогда, когда действительное значение этих выражений исчезло из памяти людей, и они потеряли всякий смысл или затемнены каким-нибудь позднейшим поверхностным значением,
— даже и тогда старинные изречения вы-
игрывают своею таинственностью, чем теряют относительно смысла» [15, 75].
Подавляющее большинство афористических сравнительных образов взяты из окружающей среды и быта народа-творца; анализ частотности их употребления дает возможность отчетливо проследить за тем, какие образы предпочитаются каждым из малых фольклорных жанров, какие для каждого из них специфические, какие общие. Основные образы сравнений афористики — образы предметные, среди которых наиболее часты сравнения с домашними и дикими животными:
Ворон. «Халонау йх ухны кхсы». — «Подобно ворону смотрит через плечо; «Сау у халонау, ххцын зоны куыдзау». (Жхсынкъ). — «Черна как ворон, а кусать умеет как собака». (Блоха).
Конь. «Хивхнд лхг оцани бхххй фыд-дхр у». — «Упрямый человек хуже норовистой лошади»; «Дугъон бхххй тагъд-дхр». (Цхстытх). — «Быстрее скакуна». (Глаза).
Собака. «Куыдзы хъуыды дхр хй ничи кхны». — «Подобно собаке на него никто не обращает внимания»; «Сау у халонау, ххцын зоны куыдзау». (Жхсынкъ). — «Черна как ворон, кусается как собака». (Блоха).
Курица. «Жнхрхъуыды лхг мхгуыр у: каркау ыл дыуух къахы ис». — «Несообразительный человек беден: как у курицы две ноги у него».
Волк. «Бирхгъау куы хфсхст, куы хххормаг» — «Подобно волку то сыт, то голоден».
Еж. «Уызыны цыд фхкодта». — «Подобно ежу хаживал».
Коза. «Схгъ хмх бирхгъхй хъаджы-дхр не сты». — «Они подобны козе и волку».
Кошка. «Гхдыйау авд удон у: над хмх цхфхй нх мхлы». — «У него семь душ как у кошки: от ударов и побоев не умирает».
Куропатка. «Кхд ма хуыргаркау ххрд-мх стххон». — «Разве что остается мне только как куропатке взлететь вверх».
Ласточка. «Зхрватыкк дхр ма йххи-цхн ххдзар кхнын зоны». — «Ласточка и то себе дом строить умеет».
Лев. «Стхг домбайы хъуыры дхр фх-бады». — «Кость даже у льва в горле застревает».
В приведенных примерах образы сравнений пословиц и поговорок взяты из мира животных. Те же самые предметные образы в загадках используются как образы одухотворения. Исключительно в пословицах и поговорках встречаются сравнения, основанные на образах из мира растений, явлений природы, стихий, в то время как в загадках аналогичные образы предполагают метафорическое осмысление загадываемых предметов; и только в пословицах мы встречаем сравнения с абстрактными понятиями, моральными, этическими представлениями: «Хорз ххдзархй хорз ном фылдхр лхууы». — «Хорошее имя долговечнее хорошего дома»; «Жгады бх-сты мхлхт хуыздхр». — «Лучше смерть, чем позор»; «Адхймагхн йх схрхй йх хфсарм стырдхр у». — «Жфсарм (мораль, освященные обычаями нормы поведения, которые связаны с соблюдением благопристойности и чистоты в отношениях между людьми) выше, чем голова человека».
Таким образом, олицетворение и сравнение как средства художественного выражения формируют поэтико-семан-тическую структуру малых фольклорных форм. Олицетворение особенно предпочтительно в образной системе загадки, которая, оживляя предметный мир, старается максимально его приблизить к человеку. Особенностью загадки является и одухотворение, когда предметам приписываются свойства живых существ. Пословица олицетворяет не только предметы домашнего обихода, орудия труда,
природу и природные явления, но и, в отличие от загадки, психические и физические свойства человека, отвлеченные, абстрактные понятия. Особенностью олицетворения в пословичном жанре является и его сопряженность с аллегорией; такие образы, приобретая аллегорический характер, расширяют свои масштабы: в привычные предметы вкладываются широкие наблюдения, которые становятся формой выражения понимания человеком морально-нравственных ценностей и философских обобщений. Абстрактные понятия «добро», «благо», «изобилие», олицетворяются благопо-желаниями. В проклятиях самый частый объект олицетворения — различные болезни.
Что касается сравнения, то для афористических текстов характерно предпочтение форм сокращенного сравнения. Такая избирательность объясняется па-ремическим характером анализируемого
материала, стремлением к лаконичности, краткости. Для передачи идеи сравнения такие виды афористики, как пословицы и загадки (в благопожеланиях и клятвенных формулах этот прием встречается редко), широко пользуются богатыми возможностями выражения осетинского языка; образы сравнений берутся из окружающей действительности, домашнего быта. Подавляющее их большинство — образы предметные. Рассмотрение образов сравнений народной афористи-ки отчетливо показывает богатый и разносторонний круг образов пословичных сравнений и небольшой перечень образов сравнений в загадках. Этот факт находит свое объяснение при сопоставлении образов сравнений в пословицах с образами одухотворения в загадках: идентичные образы с переходом из одного жанра в другой, сохраняя эквивалентность смысла, меняют художественный способ его выражения.
1. Алиева А. И., Астафьева Л. А., Гацак В. М., Кирдан Б. П., Пухов И. В. Опыт системно-аналитического исследования исторической поэтики народных песен // Фольклор. Поэтическая система. М., 1977. С. 69-108.
2. Алиева А. И. Поэтика и стиль волшебных сказок адыгских народов. М., 1986.
3. Веселовский А. Н. Историческая поэтика. М., 1940.
4. Тменова Дз. Г. Осетинские пословицы, поговорки, загадки. Владикавказ, 2005.
5. Хубецова З. Р. Осетинские клятвенные формулы // Вопросы осетинского языкознания. Орджоникидзе, 1977. Т. 32. С. 76-84.
6. Еремина В. И. К вопросу о жанровой дифференциации народной символики // Вестник ЛГУ. Серия истории, языка, литературы. 1968. Вып. 1. № 2. С. 83-93.
7. Цаллагова И.Н. Лингвистические особенности осетинской загадки: Дисс.... канд. филол. наук. Владикавказ, 2010.
8. Цаллагова З. Б. Афористические жанры осетинского фольклора: Дисс.. канд. филол. наук. М., 1980.
9. Невлева С. Л. Вопросы поэтики древнеиндийского эпоса. Эпитет и сравнение. М., 1979.
10. Абрамович Г. А. Введение в литературоведение. М., 1975.
11. Томашевский Б. В. Стилистика и стихосложение. Л., 1959.
12. Лавонен Н. Карельская народная загадка. Л., 1977.
13. Квятковский А. Поэтический словарь. М., 1966.
14. Левин Ю. И. Монтажные приемы поэтической речи // Программа и тезисы докладов по вторичным моделирующим системам. Тарту, 1964. С. 77-91.
15. Тэйлор Э. Первобытная культура. М., 1989.
Tsallagova, Zarifa B. — N. N. Miklouho-Maclay Institute of Ethnology and Anthropology of the Russian Academy of Sciences; sozieva@mail.ru
POETICS OF MINIMALISM: IMPERSONATION AND COMPARISON IN THE ARTISTIC SYSTEM OF THE OSSETIAN FOlK APHORISM.
Keywords: aphorism, proverb, proverb, oath, mystery, benevolence, curse, personification, comparison.
The poetic-semantic structure of the various genres of the Ossetian folk aphoristics form poetic tropes, among which, alongside with metaphor and epithet, impersonation and simile occupy a special place. The above-mentioned means of creating figurativeness bear not only ornamental, decorative, but also structuring, semantic functions: such ambivalence of the poetic tropes is predetermined by the uniqueness of the poetic nature of folk aphorisms, artistic aesthetics of minimal folk forms intended to enclose depth in a laconically formulated phrase. Comparative analysis of impersonation and simile in various types of Ossetian folk aphoristics reveals that these poetic figures fully fit the whole composition of aphoristic utterance containing edifying instructions and warnings, a description of various social and natural phenomena, as well as the qualities and characteristics of objects, people, animals. The idiomatics of such utterances, which determines the difficulty of their perception by people of a foreign ethnic culture and translation into other languages, is based on the semantic keys and symbolic images of the Ossetian cultural tradition. The latter are a kind of cultural code that allows people of this ethnic group to «unlock» the entrance to the matrix of traditional heritage. And a special linguistic-cultural study of this folklore stratum, together with consideration of foreign aphoristic analogies, provides not only an idea of he nature of nationally specific aphoristic images, but a methodological possibility to comprehend the deep meanings of the Ossetian language and culture by representatives of other languages and cultures.
REFERENCES
1. Alieva, A. I., Astafyeva, L. A., Gatsak, V. M., Kirdan, B. P., Pukhov, I. V. Opyt sistem-no-analiticheskogo issledovaniya istoricheskoy poetiki narodnykh pesen [The experience of systematic analysis of the historical poetics of folk songs]. Fol'klor. Poeticheskaya sistema. [Folklore. Poetic system]. Moscow, Nauka, 1977, pp. 69-108.
2. Alieva, A. I. Poetika i stil' volshebnykh skazok adygskikh narodov [Poetics and style of fairy tales of the Adyghe peoples]. Moscow, Nauka, 1986. 279 p.
3. Veselovsky, A. N. Istoricheskayapoetika [Historical poetics]. Moscow, Vysshaya shkola, 1940.648 p.
4. Tmenova, Dz. G. Osetinskie poslovitsy, pogovorki, zagadki [Ossetian proverbs, sayings, riddles]. Vladikavkaz, IPP imeni Gassieva, 2005. 104 p.
5. Khubetsova, Z. R. Osetinskie klyatvennye formuly [Ossetian oath formulas]. Voprosy osetinskogo yazykoznaniya [Questions of Ossetian linguistics]/Ordzhonikidze, Ir, 1977, vol. 32, pp. 76-84.
6. Eremina, V. I. K voprosu o zhanrovoy differentsiatsii narodnoy simvoliki [On the issue of genre differentiation of folk's symbols]. Vestnik Leningradskogo gosudarstvennogo universite-ta. Seriya istorii, yazyka, literatury [Bulletin of Leningrad State University. A series of history, language, literature], 1968, iss. 1, no. 2, pp. 83-93.
7. Tsallagova, I. N. Lingvisticheskie osobennosti osetinskoy zagadki [Linguistic features of the Ossetian riddle]. Thesis abstract of the candidate dissertation (in Philology). Vladikavkaz, 2010.171 p.
8. Tsallagova, Z. B. Aforisticheskie zhanry osetinskogo fol'klora [Aphoristic genres of Ossetian folklore]. Thesis abstract of the candidate dissertation (in Philology). Moscow, 1980. 178 p.
9. Nevleva, S. L. Voprosy poetiki drevneindiyskogo eposa. Epitet i sravnenie [Questions of poetics of the ancient Indian epic. Epithet and comparison]. Moscow, Nauka, 1979. 136 p.
10. Abramovich, G. A. Vvedenie v literaturovedenie [Introduction to literary criticism]. Moscow, Prosveshchenie, 1975. 352 p.
11. Tomashevsky, B. V. Stilistika i stikhoslozhenie [Stylistics and versification]. Leningrad, Uchpedgiz, 1959. 525 p.
12. Lavonen, N. Karelskaya narodnaya zagadka [The Karelian folk riddle]. Leningrad, Nauka, 1977. 138 p.
13. Kvyatkovsky, A. Poeticheskiy slovar' [Poetic Dictionary]. Moscow, Sovetskaya entsik-lopediya, 1966. 375 p.
14. Levin, Yu. I. Montazhnye priemy poetichekoy rechi [The montage means of the poetic speech]. Programma i tezisy dokladovpo vtorichnym modeliruyushchim sistemam [Program and abstracts of reports on secondary modeling systems]. Tartu, 1964, pp. 77-91.
15. Taylor, E. Pervobytnaya kultura [Primitive Culture]. Moscow, Politizdat, 1989. 573 p.
