CC BY
185
Л. Ф. Машковцева, аспирант,
кафедра истории русской литературы ХХ века,
Московский государственный университет,
г. Москва, Россия,
веттавЬ@таИ
ПОЭТ И ВЛАСТЬ: «ДЕЛО БРОДСКОГО В СОЦИОКУЛЬТУРНОМ КОНТЕКСТЕ СОВЕТСКОЙ ЭПОХИ
»
Особый статус поэзии («языка богов») и поэта («пророка») как ее носителя, закрепившийся в секуляризованной культуре в послепетровскую эпоху, на всех последующих этапах исторического развития России не только не терял своего привилегированного положения в обществе, а наоборот, неуклонно возрастал, достигнув своего апогея в ХХ в. По силе воздействия на умы и души современников поэзия (литература) нередко составляла серьезную конкуренцию реальной политической власти, что и определяло характер их взаимоотношений в ту или иную культурно-историческую эпоху. Любая власть, независимо от «измов», всегда стремилась поставить себе на службу талант создателя духовных ценностей, а тот, в зависимости от своих мораль-
Советская власть, руководствуясь лозунгом: «Кто не с нами, тот против нас», фактически не оставила литератору права выбора своего творческого пути.
ческий) характер она приняла в советскую эпоху.
Советская власть, руководствуясь лозунгом: «Кто не с нами, тот против нас», фактически не оставила литератору права выбора своего творческого пути. Поэзия (литература), как и все искусство в целом, в качестве «идеологического оружия» была полностью подчинена партийному диктату и ориентирована на выполнение так называемого «социального заказа». Судьбы тех писателей, кто не разделял политику партии в области литературы и искусства, а тем паче пытался ей противостоять, были предопределены: репрессии, аресты, ссылки, тюрьмы (вплоть до физического устранения), и как лучшая участь — эмиграция. Как правило, в диалоге-споре «поэта и власти»
но-этических принципов, культурных, социальных и политических установок (и не в последнюю очередь творческих амбиций), старался к ней либо приблизиться, либо дистанцироваться от нее. В отечественной ситуации от того, какой тип творческого и социально-политического поведения, прежде всего отношения к власти, выбирал поэт, зависела не только его литературная карьера или репутация, но — часто — и сама жизнь. Эта максима была чрезвычайно важна для всех форм государственно-по-литического устройства России, но наиболее выраженный драматический (траги-
исход поединка был предрешен: поэт либо становился жертвой, либо уступал власти. Исключением из этого правила стала лишь творческая судьба Иосифа Бродского.
«Дело Бродского», если говорить о нем не как о репрессивной пропагандистской кампании партийных и правоохранительных органов Ленинграда, направленной против конкретной творческой личности, а как о неком процессе, в результате которого фрондирующая личность подвергалась наказанию, изначально ничем не выделялось среди других подобных дел советской эпохи.
№ 5 (23) МАЙ 2012
т
В СССР модель борьбы с «инакомыслием» в среде творческой интеллигенции была разработана еще в 1920-е гг. и впервые опробована в «деле Пильняка и Замятина» (1929): «...Это "дело" было показательным процессом. Замятин и Пильняк символизировали "прошлое" и "будущее" советской литературы. Диаметрально противоположные, они находились на разных полюсах, и в промежутке между ними мог представить себя практически любой из тогдашних литературных деятелей. Также была разработана схема, согласно которой писатель, "покаявшись" после совершенного "антисоветского поступка", возвращался на свое законное место, естественно приняв к сведению все "дружеские" советы "старших" товарищей»1. В расправе над неугодными писателями в обязательном порядке должны были участвовать их коллеги по литературному цеху. «Уклонистов» ждало не менее суровое наказание, чем того (тех), кого они отказывались порицать. Коллективное осуждение «еретиков» стало непременной составляющей публичных карательных акций: «Всех сразу приучили к тому, что писатель, объявленный виновным в чем-либо, должен каяться устно и печатно, а его коллегам надлежит — коллективно и в индивидуальном порядке — осуждать провинившегося»2.
Впоследствии эта схема наказания была многократно применена по отношению к другим «оступившимся» писателям, в том числе к А. Ахматовой и М. Зощенко, Б. Пастернаку, И. Бродскому, А. Синявскому и Ю. Даниэлю.
В 1950-1960-е гг. - в так называемую эпоху «хрущевской оттепели», наступившую вскоре после смерти Сталина, - в СССР были произведены существенные демократические преобразования (в том числе ограничения полномочий правоохранительных органов), в результате которых преследовать инакомыслящих по политическим мотивам стало гораздо труднее - нужны были веские и неопровержимые доказательства. Однако «компетент-
ные» органы быстро выработали альтернативный способ наказания: если намеченную жертву нельзя было привлечь к ответственности за антисоветскую деятельность, то привлекали за какие-либо правонарушения, подпадавшие под действие других статей уголовного кодекса. Например, диссидента Александра Гинзбурга — составителя одного из первых самиздатовских сборников (альманах «Синтаксис»), в одном из выпусков которого были опубликованы и стихи И. Бродского, — осудили за «подделку документов» (сдал за своего товарища экзамен в вечерней школе).
Процесс Иосифа Бродского, состоявшийся на исходе «оттепели» (1964) в Ленинграде, был инсценирован по этой же схеме. Формальным поводом к его началу послужило обвинение Бродского, избравшего в тот период времени амплуа свободного художника в качестве творческого поведения, в антиобщественном и паразитическом образе жизни — «тунеядстве».
В советском государстве понятие «свободный художник», т. е. человек, создающий те или иные произведения искусства и не относящий себя к какому-либо творческому объединению, фактически приравнивалось к понятию «тунеядец» (согласно толковым словарям — жизнь на чужой счет, чужим трудом, паразитизм, безделье), которое в массовом общественном сознании имело ярко выраженную негативную окраску. Иными словами, заниматься каким-либо видом творческой деятельности самостоятельно, вне рамок профессиональных союзов (Союза писателей, Союза художников, Союза композиторов и т. д.), до 1953 г. запрещалось, а в послеста-линскую эпоху — не поощрялось. При этом доступ в творческие союзы был ограничен. Не будучи убежденным «марксистом-ленинцем», отражающим в своих произведениях принципы и идеалы соцреалистического искусства, получить заветную книжку члена Союза, служащую своеобразной разрешительной грамотой на творческую деятельность, а также предо-
ставляющей ее обладателю определенный набор социальных привилегий, было невозможно.
Впервые И. Бродский стал объектом пристального внимания УКГБ по Ленинградской области в 1960 г. после публикации нескольких своих стихотворений =
в самиздатовском альманахе А. Гинзбурга «Синтаксис». Сам издатель, как сказано выше, был арестован и осужден, а авторы, среди них и Бродский, подвергнуты идеологической проработке. С того времени поэт попал в разряд неблагонадежных лиц, и за ним установили негласное наблюдение.
На почве увлечения древнеиндийской философией И. Бродский познакомился с бывшим военным летчиком О. Шахматовым и «богато одаренным дилетантом»3 А. Уманским, увлекавшимися восточной философией, оккультизмом, эзотерикой. На квартире Уманского собирались молодые люди, единомышленники, сообща обсуждали «вечные вопросы», в том числе и критиковали коммунистический режим в СССР.
В 1961 г. Шахматов и Бродский, находясь вместе в Средней Азии, в Самарканде, разработали «фантастический план побега за границу. Бродский, много лет спустя, описывал его так: купить билеты на маленький рейсовый самолет, после взлета оглушить летчика, управление возьмет Шахматов, и они перелетят в Афганистан»4. План не был реализован, однако о его существовании правоохранительным органам стало известно год спустя, когда один за другим Шахматов и Уманский были арестованы и осуждены за антисоветскую агитацию и пропаганду. Бродский проходил по этому делу в качестве свидетеля.
С санкции прокурора в квартире И. Бродского провели обыск, изъяли стихи и дневник. В ходе допроса он «признал, что совместно с Шахматовым <...> намеревались захватить самолет для побега за границу. Бродский заявил, что он отказался от намерений изменить Родине, осознал все свои ошибки и заверил, что впредь своим поведением не даст повода для вызова его в органы КГБ»5. Учитывая смягчающие об-
Всех сразу приучили к тому, что писатель, объявленный виновным
в чем-либо, должен каяться устно и печатно, а его коллегам
надлежит - коллективно и в индивидуальном порядке -осуждать провинившегося.
стоятельства, а именно молодость и раскаяние Бродского, было принято решение не привлекать его к уголовной ответственности, а лишь снова строго предупредить. Впоследствии УКГБ по Ленинградской области признает, что допустило ошибку, поверив ему. Поэт прежнего образа жизни не изменил и «еще активнее стал распространять свои враждебные стихи среди молодежи. <...> О нем говорят, как о "кумире" подпольной литературы»6.
Процитированный фрагмент из архивной справки позволяет сделать вывод, что основной причиной привлечения Бродского к судебной ответственности в 1964 г. явилось то, что он стремительно стал выделяться из массы молодых литераторов, приобретать известность среди молодежи, а, следовательно, негативно влиять на нее своими «мистически-упадническими» и «идейно-вредными» стихами.
Поскольку достаточных оснований для привлечения Бродского к ответственности по политическим мотивам не было, то нашли другой повод. Принятый в 1961 г. Президиумом Верховного Совета СССР Указ «Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни»7 позволял предъявить поэту, часто менявшему места работы и имевшему перерывы в трудовой деятельности на «благо государства», обвинения в тунеядстве. Под действие этого Указа попадал широкий круг лиц: от уличных бродяг и попрошаек до любого трудоспособного человека, не работавшего в течение четырех месяцев в году.
Значительное влияние на ход развития «дела Бродского» оказал Секретариат Ленинградского отделения Союза писателей РСФСР, на своем заседании согласившийся с мнением правоохранительных органов предать молодого поэта суду.
Свидетелями защиты на процессе выступили преподаватели Ленинградского педагогического института имени А. И. Герцена литературоведы В. Г. Адмони, Е. Г. Эт-
ДИСКУССИЯ 4
журнал научных публикаций Щ
кинд и поэтесса Н. И. Грудинина. Они высоко оценили талант И. Бродского и просили суд обратить внимание на его работу по договорам в качестве поэта-переводчика с издательствами. На этом же настаивала адвокат З. Н. Топорова, но судья отказалась признать переводческую деятельность Бродского в качестве общественно-полезной и достаточной для его прожиточного минимума.
Народный суд в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 4 мая 1961 г. вынес максимально возможный приговор: выселить И. Бродского из Ленинграда в специально отведенные места с обязательным привлечением к труду на пять лет.
На процессе присутствовала писательница и журналистка Ф. А. Вигдорова, отразившая в своих записях ход судебного разбирательства. Сразу же после суда ее записи (их часто ошибочно называют стенограммой) были распространены в советском самиздате, а затем переправлены на Запад и опубликованы в зарубежных СМИ. Благодаря Ф. Вигдоровой «дело Бродского» получило общественный резонанс не только в СССР, но и за его пределами. В высшие государственные инстанции СССР в защиту И. Бродского стали поступать письма советских и зарубежных деятелей культуры.
В связи с многочисленными просьбами общественности пересмотреть дело Бродского была создана межведомственная комиссия, состоящая из представителей Прокуратуры СССР, Верховного Суда СССР и КГБ при Совете Министров СССР,
которая выехала в Ленинград и на месте ознакомилась с материалами судебного процесса. По результатам проверки была составлена справка, в которой, в частности, говорилось: «Изучение дела, по которому И. А. Бродский признан тунеядцем, и проведенные беседы с рядом лиц позволяют сделать вывод, что достаточных оснований для применения к нему вышеуказанного закона не имелось»8.
Выводы московской комиссии давали надежду на обжалование приговора и досрочное освобождение Бродского из ссылки, однако ленинградские власти заняли жесткую позицию, настаивая на обоснованности осуждения поэта.
Между московской и ленинградской партийно-государственной номенклатурой возникла своеобразная конфронтация. Как обоснованно замечает О. Эдельман: «Конечно же, дело тут было не в фигуре Иосифа Бродского. Дело было в не изученной на сегодняшний день и далеко не такой простой, как принято считать, проблеме взаимоотношений центра и влиятельных регионов в послевоенное советское время (тем более — на стыке хрущевской и брежневской эпох, когда происходило перераспределение власти и влияния)»9.
Поиск компромиссного решения в отношении участи И. Бродского длился несколько месяцев и завершился в пользу поэта: в сентябре 1965 г. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР протест по делу Бродского удовлетворила. Срок его ссылки был сокращен до фактически отбытого срока — одного года и пяти месяцев.
Досрочное освобождение И. Бродского из ссылки произошло благодаря взаимодействию различных факторов. Выяснить, какой из них оказался основным, вероятно, не представится возможным из-за отсутствия необходимых свидетельств и документов.
Я. Гордин выдвигает гипотезу, «что решающую, быть может, роль в завершении этой тяжбы сыграло письмо "друга СССР" Жа-
на-Поля Сартра Председателю Президиума Верховного Совета Микояну»10, датированное 17 августа 1965 г., в котором знаменитый философ ходатайствовал перед советским правительством о пересмотре дела И. Бродского.
Не менее основательной, по мнению автора, является версия, что правозащитное движение в стране и общественное мнение Запада сыграло главную роль в пересмотре дела Бродского, однако она опровергается другим событием — судом над А. Синявским и Ю. Даниэлем, состоявшимся год спустя. Процесс Синявского и Даниэля вызвал в СССР и за рубежом гораздо более мощную волну протеста, чем процесс Бродского, однако партийные и судебные инстанции оказались непреклонными в своем решении вынести суровый приговор писателям, и ничто не смогло заставить власть не только помиловать, но хотя бы смягчить их участь.
Для становления литературной репутации И. Бродского суд и ссылка имели огромнейшее значение. Очень точную оценку драматическим событиям в жизни поэта дала Анна Ахматова, сказав: «Какую биографию делают нашему рыжему! Как будто он специально кого-то нанял!» Репрессии властей возымели обратный эффект: начинающий поэт почти в одночасье приобрел международную известность и ореол несломленного тоталитарным режимом гения. «Иногда говорят, что всемирной славой Бродский обязан не своим стихам, а своему процессу. Это верно в том смысле, что мгновенная известность в век mass media открыла ему доступ к всемирной аудитории. Однако в сходном положении бывали и другие русские литераторы как до, так и после Бродского, но, за исключением Солженицына, только творчество Бродского оказалось соразмерным открывшейся возможности»11.
Получение И. Бродским Нобелевской премии в 1987 г. стало своеобразным символом полной и окончательной победы поэта в диалоге-споре с властью еще при жизни первого.
Таким образом, литературная репутация Иосифа Бродского подтверждает предположение, что для ее формирования «в отечественной ситуации момент отношения к власти является основным или одним из основных»12. Не менее ярким подтверждением гипотезы является и тот факт, что в постперестроечный период (вторая половина 1980-х гг.), когда стало возможным возвращение литературного творчества Бродского на родину, в ряде советских средств массовой информации в числе первых публикаций, посвященных поэту, были напечатаны материалы его судебного процесса, не замедлившие вызвать широкий читательский резонанс.
1. Захарова М. М. Формирование литературных репутаций Б. А. Пильняка и Е. И. Замятина в советской публицистике 1920-х — 1930-х гг. Дис. ... канд. филол. наук. Москва, 2006. С. 136.
2. Там же. С. 149.
3. Лосев Л. В. Иосиф Бродский: Опыт литературной биографии. М.: Молодая гвардия, 2006. С. 57.
4. Там же. С. 58.
5. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. Р-8131, оп. 31, д. 99616 (Т. 1). Л. 36-37.
6. Там же. Л. 37.
7. Слободкин Ю. М. Указ о борьбе с тунеядством [Электронный ресурс] URL:
http://d-pankratov.ru/archives/1316 (дата обращения: 20.02.2012).
8. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. Р-8131, оп. 31, д. 99617 (Т. 2). Л. 88.
9. Эдельман О. Процесс Иосифа Бродского // Новый мир. 2007. № 1. [Электронный ресурс] URL: http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2007/1/ei11.html (дата обращения: 17.02.2012).
10. Гордин Я. А. Рыцарь и смерть, или Жизнь как замысел: О судьбе Иосифа Бродского. М.: Время, 2010. С. 104.
11. Лосев Л. В. Иосиф Бродский: Опыт литературной биографии. М.: Молодая гвардия, 2006. С. 97.
12. Рейтблат А. А. Как Пушкин вышел в гении: Историко-социологические очерки о книжной культуре Пушкинской эпохи. М.: Новое литературное обозрение, 2001. С. 52.
