CC BY
116
А.Н. ЕВДОКИМОВА
ПОДГОТОВКА КАДРОВ ПРИХОДСКОГО ДУХОВЕНСТВА ЧУВАШИИ И ЕГО ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ УРОВЕНЬ В КОНЦЕ XVIII- ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА
Начало духовному образованию и систематической подготовке кадров приходского духовенства было положено преобразованиями Петра I в области просвещения. В настоящей работе рассматривается система подготовки кадров духовенства для Чувашского края и его образовательный уровень в конце
XVIII -- первой половине XIX в. Именно этот период был временем, когда устанавливается жесткая сословная замкнутость духовенства и существовали специальные школы для подготовки кадров духовенства в этом регионе Российской Империи, который стал объектом насильственной христианизации со стороны государства и русской православной церкви. В 60-е годы XIX в., в период коренных реформ российского общества, были произведены церковные реформы и изменена система подготовки кадров духовенства в образовательных учреждениях России.
Духовный Регламент Петра I объявлял обязательность прохождения школы для всех детей священно- и церковнослужителей. В противном случае им грозил перевод в податные сословия или отдача в солдаты. Но в течение всего XVIII в. образование и просвещение детей духовенства было поставлено крайне неудовлетворительно. По-прежнему остро ощущался недостаток средств на учебный процесс, содержание учеников, учителей и обслуживающего персонала, не было постоянного помещения для школ. Серьезной проблемой, тормозившей повышение уровня образованности, было явное нежелание отцов отрывать своих детей 7-10 лет от родного очага, уюта, внимания и заботы в чуждое и неведомое им место. Да и проезд в незнакомый город, жизнь в нем требовали определенных издержек семьи. Поэтому духовенство на нововведения Петра I смотрело подозрительно и считало, что раньше в этом отношении было лучше: прежде сын выучивал дома Псалтырь и Часослов, он мог даже принести домой небольшой доход, служа в церкви в качестве причетника. Желающих служить в сельских нерусских приходах Казанской епархии, да и еще утруждать себя в деле христианизации населения в
XVIII в. было крайне мало, поэтому синодальные и епархиальные власти были вынуждены мириться с тем, что приходские храмы возглавлялись совершенно не подготовленными к пастырской, а тем более миссионерской деятельности, людьми.
Чтобы решить давно назревшую проблему, связанную с низким уровнем образованности духовенства, государство решило в очередной раз принять жесткие меры. С 1736 г. уклонявшихся от учебы детей правительство стало подвергать разборам: в военную службу записали всех лишних представителей духовенства и даже тех их детей до 15 лет, которые были физически здоровы и не имели специального образования в школе, остальных записывали в подушный оклад. Другим шагом, заставившим духовенство учиться, было домашнее образование: человек, обучившийся дома с помощью причта и отца грамоте, катехизису и правилам богослужебной практики, с трудом мог найти себе место. Кроме того, с середины XVIII в. устанавливается практика предоставления вакантных мест служителей в приходах епархии ученикам духовных учебных заведений; иногда престарелые или заштатные священно-и церковнослужители оставляли место ученикам, при этом учащиеся должны были получать часть доходов. На более доходные места могли претендовать успешно обучавшиеся ученики или сироты. Благочинный священник был обязан следить за тем, чтобы причт доставил причитающиеся ученику продукты и деньги в срок. Как правило, священнические места давались не учащимся, а учителям семинарии, служителям казанских соборов или архиерейского дома. Впоследствии сами ученики и студенты занимались сбором своих доходов и часто опаздывали к сроку начала учебных занятий [1].
В течение первой половины XIX в. в Чувашском крае рост количества приходов и. соответственно, приходских мест, далеко отставал от роста численности духовенства вследствие его естественного воспроизводства и проведения ряда реформ 40-х годов XIX в. в отношении духовенства. В 1805 г. в Цивильском уезде должно было быть 46 священников, 27 дьяконов, 46 дьячков и 46 пономарей. Из них «праздными», т.е. ни за кем не закрепленными, было 1 место священника, 1 - дьякона, по 2 места каждой категории церковнослужителей. В уезде в тот момент действительно служило 39 священников (2 места закреплены за учениками семинарии, 4 места закреплены за префектом академии, певчим архиерейского хора, учителем академии и протодьяконом казанского собора), 22 дьякона (остальные 2 места выделены ученикам, еще 2 - за певчими архиерейского хора), 37 дьячков (7 мест - за учениками), 36 пономарей (7 мест положены учащимся, 1 - дьякону казанского собора). Отдельные приходы были вообще полупустыми: например, из 11 вакансий в причте с. Ковалей 5 мест были закреплены за учащимися академии. К середине XIX в. ситуация кардинальным образом меняется. В 1850 г. в рассматриваемом уезде было мест: иерейских - 34, дьяконских - 22, дьячковских -36, пономарских - 25, все они были заняты действительно служащими лицами. Ни одного закрепленного, а тем более «праздного» места мы не встретим. Наоборот, практически в каждом приходе числилось несколько заштатных служителей или выпускников духовных учебных заведений, которые проживали при отцах дома, так и не отыскав себе подходящего места [2].
В течение XVIII в. усложнялась структура Казанской (открыта в 1732 г.) и Нижегородской (действовала с 1738 г.) семинарий, существенно совершенствовался учебно-воспитательный процесс. Кадры священно- и церковнослужителей для чувашских уездов готовила преимущественно Казанская духовная семинария. С начала XVIII в. в Казанской епархии стали открываться школы для обучения детей новокрещен. По некоторым данным, новокрещенскими школами были учебные заведения, действовавшие в Казани в 1707-1709 и в 1714-1747 гг. В 1745 г. в Свияжске, в 1747 г. в Казани, а в 1749 г. в Елабуге и Царевококшайске стали функционировать школы для новокрещен «в надежду священства», в 1754 г. Елабужская и Царевококшайская новокрещенские школы в 1764 г. - Свияжская сосредоточились в Казани из-за материальных трудностей. В них обучались читать по азбуке, писать, считать, петь по ноте, изучали Часослов, Псалтырь, выучивали катехизис, знакомились с основами богослужебного устава. Вероятно, до 1797 г. изучали чувашский и марийский языки. За все время существования здесь обучалось более 200 чувашских мальчиков. По данным Н.В. Никольского, чуваши в среднем составляли более трети всех учащихся, но, например, в 1790 г. из 98 учащихся всех четырех новокрещенских школ 40 мальчиков - чуваши по происхождению. В 1790 г. из чувашей в Казанской семинарии училось 4 человека. По истечении 7-9-и лет обучения выпускникам могли предоставить причетнические места в нерусских приходах. Лучшие ученики имели шанс поступить в семинарию и в будущем изменить свой социальный статус, став просветителями своего народа. Но в источниках мы практически не обнаружим подобные примеры; в лучшем случае, да и то при благоприятных обстоятельствах, выпускники новокрещенской школы могли рассчитывать на должность низшего служителя приходской церкви. Редкие выпускники, чуваши по национальности, становились известными священнослужителями и миссионерами. Среди них - Еремей Иванов (Рожанский), окончивший в 50-х годах XVIII в. Нижегородскую духовную семинарию и назначенный в 1764 г. проповедником в Курмышский и Ядринский уезды. Он известен как первый переводчик катехизиса на чувашский язык. За 1785-1801 гг. должности в приходах получили 65 выпускников новокрещенских школ (национальность неизвестна). Из чувашей в приходы были назначены священниками: в 1790 г. в с. Ковали Ф.Иванов, в 1801 г. Г.Матвеев в Подгорные Тимящи Цивиль-ского уезда [3].
Историки называют разные причины закрытия новокрещенских школ в 1800 г., но в целом они сходятся в одном: инородцы научились говорить по-русски, но не были готовы и не могли быть готовыми к религиозному просвещению своего народа. Обучение русскому и славянскому языкам, игнорирование родного языка привело к тому, что «ученики теряли связь с родом и забывали прямую цель своего обучения - служение делу христианизации со-
родичей». Выпускник школы «желал собственного благополучия, тяготел к русскому укладу жизни и пренебрегал... родственным бытом, поэтому из новокрещенской школы выходили малополезные для просвещения инородцев священно- и церковнослужители». Именно перспектива «свободной и обеспеченной жизни влекла образованных инородцев» к занятию должностей писарей и заседателей. Многие преподаватели этих учебных заведений, принижая ислам и язычество, яростно критикуя эти верования, упускали из виду то, что «как ни просты они были..., они составляли всю сущность мышления и основу их нравственности» [4].
Новый этап истории духовно-образовательной системы связан с именами архиепископа Казанского и Свияжского Амвросия (1784-1799) и епископа Нижегородского Иоанна Дамаскина (1783-1794). В Нижегородской духовной семинарии вводятся классы истории, географии, богословия, философии, греческого языка и, что было более важным в деятельности пастырей, преподавание чувашскому, татарскому и марийскому языкам. Кроме общих предметов, традиционно преподаваемых в российских семинариях, в Казанской вводятся новые: полные курсы богословия и философии, высшее красноречие, физика, языки еврейский, греческий, немецкий, французский. Увеличился срок обучения в Казанской семинарии: в философском классе до двух лет, в богословском до трех. Повысилось значение практических занятий: например, в риторическом классе ученики должны были читать поучения собственного сочинения, в философском классе больше внимания уделялось истории философии, истории церкви, логике, нравоучению, древние языки должны были изучать все семинаристы (полная система богословия и философии преподавались на латинском языке), современные - по их «склонности» [5].
Указом Павла I от 18 декабря 1797 г. Казанская семинария была преобразована в духовную академию. Государственное финансирование существенно увеличилось, была расширена образовательная программа. Изменилась и структура учебного заведения: оно стало делиться на высшее, среднее и низшее отделения. В свою очередь, отделения составлялись из классов. В высшем отделении было 2 класса. В богословском, который, по замыслу авторов программы, должен был готовить священников, преподавались богословие на латыни, философия, церковная история, гражданская история и география, греческий, немецкий, французский, еврейский языки; до 1817 г. - математика, красноречие, рисование и пение. В философском классе преподавали те же предметы, что и в богословском, за исключением богословия.
Два класса составляли среднее отделение: 1) риторический, где обучали риторике, языкам, рисованию, арифметике, математической географии, пению; 2) в «пиитическом», или классе поэзии, были представлены те же предметы, взамен риторики упор делался на поэзию. Выпускников низших классов готовили к занятию причетнических должностей, при условии успешных
показателей в учебе - к поступления в среднее отделение (закончив которое, можно было претендовать на дьяконские места или поступать в высшее отделение). Среди низших классов выделялись: синтаксический (или «высшая грамматика»), в нем обучали латинской грамматике, славянскому словосочетанию, катехизису, священной истории, по желанию - языкам. С 1800 г. в Академии стали преподавать татарский язык, обучение которому было обязательным условием для тех учеников, которые готовились служить в приходах с татарским населением. В грамматическом классе проходили латинскую этимологию, синтаксис, славянскую грамматику, катехизис, арифметику, краткую священную историю, учились переводить тексты с латинского на русский язык и наоборот. Третьим классом являлась «информатория» (так называемые «приготовительные классы»), в свою очередь делившаяся на низшую и высшую. Здесь давали сокращенный катехизис, краткую священную историю, русскую и латинскую грамматику, 4 правила арифметики. Учащиеся грамматики и информатории могли посещать классы древних и современных языков, пения и рисования. Некоторое время в академии преподавали основы медицинских знаний, «чтобы ученики имели некоторое понятие о врачевании, болезнях, чтобы служить прихожанам советом или наставлением и снискать у них особое расположение»; в классе медицины рассматривались самые распространенные и неопасные заболевания.
В 1803-1817 гг. при академии действовали так называемые «российские классы», которые предназначались для «непонятливых учеников». В 1, 2, и 3 «российских классах» обучались и молодые причетники, взрослые ученики, неграмотные священно- и церковнослужители. В конце XVIII - начале XIX в. были зафиксированы случаи служения в приходах абсолютно неграмотных лиц, которые знали наизусть распространенные молитвы, основы богослужебной практики, передавшейся им от предыдущих поколений. Такие клирики должны были проучиться в российском классе до года, иначе им не выдавались бы ставленные грамоты. Здесь преподавали чтение Часослова, Псалтыри, гражданской печати, катехизис, русскую грамматику, географию, краткую историю [6].
Старая Казанская академия существовала только два десятка лет. Ввиду низкого финансирования недоставало необходимой учебной литературы, жалование преподавателей было низким, отсутствовали квалифицированные кадры, поэтому Академическое правление было вынуждено привлекать к преподавательской деятельности в низших отделениях семинаристов, не окончивших полный курс обучения, или поручать преподавание нескольких предметов одному учителю. Поэтому в образовательном отношении Казанская духовная академия находилась на низком уровне по сравнению с другими тремя академиями государства. Определением Комиссии духовных училищ от 29 июля 1818 г. Казанскую академию приравняли к статусу среднего
духовно-учебного заведения, т.е. к семинарии. При Казанской семинарии, в уездных городах епархии, в частности, в Чебоксарах, Алатыре основывались духовные училища, датой начала учебного процесса во всех этих учебных заведениях считалось 1 сентября 1818 г.
Важным нововведением стало присвоение выпускникам семинарии разрядов, свидетельствовавших об уровне подготовки будущего духовного лица. По Уставу духовных семинарий 1808 г. все выпускники были обязаны выдержать публичный экзамен. Знания выпускника I разряда по объему и уровню приравнивались к университетским. Наиболее отличившиеся семинаристы получали звание студента и могли поступать в духовные академии, большая часть перворазрядников могла претендовать на место священника во второклассной церкви, стать учителем уездного или приходского духовного училища, поступить в Медико-хирургическую академию или на гражданскую службу. Выпускники II разряда (учившиеся на «хорошо») по желанию могли выбрать следующий род деятельности: стать священником двух- или трехклассной церкви, учителем приходского училища, поступать в Медикохирургическую академию при наличии в ней свободных мест либо на гражданскую службу. Семинаристы III разряда поступали в гражданскую службу, на место священника в церкви 3 и 4 класса или дьякона с последующим повышением. Служащий священник или дьякон второго и третьего разрядов при желании могли пройти переэкзаменовку и повысить свой статус. Таким образом, разряды явились существенным стимулом в поощрении учащихся и стремлением с большим усердием постигать научные знания [7].
Семинария, как прежде академия, была разделена на три отделения, каждое с двухгодичным циклом обучения. В низших отделениях преподавали русскую словесность, церковное красноречие, всеобщую гражданскую историю; среднее составляли философский, математический и физический классы. Высшее отделение представляло богословские предметы и церковную историю, причем среди богословских предметов возросло значение герменевтики (богословие изъяснительное), богословия догматического, нравственного, а также археологии (предмет, изучавший церковные древности, древнюю обрядность, «вещи при богослужении»), чтение Священного Писания. До поступления в семинарию ученики должны были выучить в училище латынь, т.к. многие предметы преподавались на этом языке. Греческий язык изучали в течение всех 6 лет обучения в семинарии, немецкий или французский - по желанию, еврейский - в высшем и среднем отделении. В ] 840 г. вводятся новые предметы: медицина, агрономия, учение о вероисповеданиях, ересях.
Преобразование духовно-учебных заведений в Симбирской губернии началось также в 1818 г. Симбирское «русское училище» было преобразовано в духовное училище, а вслед за открытием Симбирской епархии в 1832 г. спустя 8 лет здесь учреждается семинария [8].
25 мая 1842 г. вышло постановление Синода об открытии Казанской академии. Правительство осознало, что возникла насущная потребность открыть духовную академию, т.к. Московскому академическому правлению было сложно управлять обширным Казанским духовным учебным округом; инородческие народы, «весьма слабо озаренные светом истинной веры», нуждались в христианском просвещении, поскольку именно в это время «между инородцами востока открылось особенно оживленное религиозное движение», усилилась пропаганда ислама, началось отпадение от православия. В академию могли поступать только перворазрядные выпускники семинарии. Если количество учащихся семинарии доходило до 250 человек и не ограничивалось никакими штатами, то в академии численность воспитанников была строго определенной: первый набор составлял 33, второй - 27 студентов. Учебная программа данного высшего духовного учебного заведения выглядела следующим образом: философия и история философии, богословие, Священное Писание, история, физика, языки. Преподавали разнообразные предметы и знания, которые могли бы помочь в будущем установлению более тесных контактов священнослужителей с местным населением: агрономия, прививание оспы, медицины, иконописание. С 1844 г. в академии было внедрено изучение ряда местных языков для будущих миссионеров, за исключением чувашского, черемисского и тунгусского, их преподавание должно было носить второстепенный характер, т.к. «они употребляются не значительными массами людей и не имеющих письменности», эти языки должны преподаваться в семинарии и духовных училищах [9].
Таким образом, выпускник духовной семинарии, окончивший полный курс обучения и готовящийся стать священнослужителем, к середине XIX в. должен был обладать сведениями из следующих отраслей знаний: истории всеобщей и российской, естественной истории и сельского хозяйства, медицины, владеть одним или несколькими древними и современными языками. Он в совершенстве должен знать катехизис, священную историю и историю церкви, содержание всего Священного Писания и Священного Предания, произведения древнегреческих и латинских авторов, пасхалии, церковные древности, патристику (учение о святых отцах), уметь логически мыслить, обладать красноречием и уметь составлять стихи и проповеди, разбираться в других вероисповеданиях, знать ереси и историю раскола, разбираться в «учении о должности пресвитеров приходских», каноническом праве. Обязательным условием для семинариста стало овладение одним из местных языков. Как видим, духовное сословие представляло собой одно из образованных слоев общества, наряду с дворянством, благодаря расширению сети духовных учебных заведений, росту требований, предъявляемых к духовенству и повышенному вниманию государства к просветительской деятельности церкви.
Низшее звено в системе духовного образования занимали уездные и приходские училища: Чебоксарское, Алатырское (открыты в 1818 г, хотя есть сведения, что последнее было открыто еще в 1741 г.). Функциями уездных духовных училищ были подготовка учеников для поступления в семинарию или в приход на причетнические места. Рассмотрим на примере Чебоксарского духовного училища деятельность подобных учебных заведений. В Чебоксарском духовном училище обучались сыновья священно- и церковнослужителей 5 уездов: Чебоксарского, Ядринского, Цивильского, Козьмодемьянского и Царевококшайского, с 1822 г. сюда могли поступать с разрешения Казанской консистории представители светских сословий, в частности, дети обслуживающего персонала духовных правлений и консистории, но в случае увольнения таким учащимся выдавали не аттестат об окончании училища, а только свидетельство о прохождении определенных курсов. Случаи обучения детей из светских сословий были крайне редкими: например, в 1829-1830 учебном году из 205 учеников только двое имели относительно светское происхождение, поскольку их отцами являлись служитель и канцелярист Чебоксарского духовного правления [10].
В училище поступали с 7-8-летнего возраста, но типичным явлением было поступление в приходское училище мальчиков более старшего возраста. Поэтому Казанская духовная консистория и начальство Чебоксарского духовного училища неоднократно издавали предписания о требованиях к кандидатам на учебу. В 1847 г. вышло следующее определение: возраст для поступления учеников установлен с 8 лет, занятия начинаются с 1 сентября, последний срок предоставления сына в училище - 10 сентября; после этого срока уставом училища запрещена выдача билетов для учеников, желающих обучаться дома. Ребенок должен был иметь при себе свидетельство из метрических книг, своего рода подтверждение того, что ученик действительно принадлежит к духовному сословию (хотя, как мы уже заметили, добровольцев из других сословий практически не было), а также уметь читать и писать. Благочинные должны были доставлять в духовные правления рапорта о детях до 7 - 8-летнего возраста, находящихся в домах отцов, с приложением сведений о результатах первичной экзаменовки детей в знании грамоты. Священнослужители значительно больше внимания уделяли домашнему обучению детей, чем церковнослужители, поэтому эти дети могли сразу поступать во второй приходской класс, но должны были знать предметы первого класса: чтение на славянском, русском, частично на латыни, петь по ноте, писать цифры до 1 ООО и т.д.
Контингент учащихся в училище постоянно менялся. Источники за разные годы называют разные цифры: в 1830 г. учащихся Чебоксарского духовного училища значилось 205 учеников всех классов и отделений, в 1840 г.
— 234, в 1845 г. - 283 ученика; одно только низшее отделение составляло 90120 человек, что было значительной цифрой, поскольку помещение для учи-
лища было очень сырым, тесным и ветхим, поэтому родители стремились всяческими способами отсрочить появление своего отпрыска в Чебоксарах или просили у начальства под разными предлогами (болезнь учеников, нехватка рабочих рук в своем хозяйстве) назначить домашнее обучение, которое давалось на срок от нескольких месяцев до 1 года. И действительно, болезни в то время были настоящим бедствием: например, в январе 1827 г., во время каникул, болело 23 ученика разными болезнями вроде «простудной лихорадки», «горячки», «водянки». Не все просьбы родителей о возможности направления ребенка на домашнее обучение удовлетворялись: в 1821 г. из 21 прошения родителей с просьбами перевести на домашнее обучение и с обязательствами обучить словесности, российскому и латинскому языку и чтению гражданской печати только 8 получили одобрение начальства училища. Несколько больше учеников училось в Нижегородском духовном училище, например, в 1855 г. их было 337 [11].
В Чебоксарском приходском училище (низшее звено духовного обучения) обучались в течение 2 лег по правилам 1808 г. чтению на славянском, русском, латыни, греческом, русской грамматике, начальным правила арифметики, краткому катехизису, церковному пению, истории и географии. По истечении этого срока обучения более способные переводились в духовное училище, где в течение четырех лет учащиеся были обязаны усвоить пространный катехизис, священную историю, церковное пение, церковный устав, всеобщую географию, арифметику, славянский, русский и латинский языки. С 1821 г. водится преподавание чувашского и марийского языков. В 1852 г. приходское училище было ликвидировано, 6-летний срок обучения в училище был разделен на 3 отделения. В низшем преподавали предметы приходского училища, в среднем - грамматику русскую, славянскую и греческую, латынь, священную историю, географию, арифметику, церковное пение. В высшем отделении изучались те же самые предметы среднего отделения, но по усложненной программе.
В течение всех 6 лет обучения в духовном училище обязательно преподавали церковные предметы: священную историю, историю Заветов, начальное богословие, закон Божий, катехизис. Высокие требования предъявлялись к преподавателям: они должны были пройти полный курс богословия, философии, знать 4 языка. Предпочтение отдавалось лицам, состоявшим в духовном сане. Но на первоначальном этапе существования уездных духовных училищ учителями здесь были вчерашние выпускники семинарии. Их жалование не было высоким: в 20-е годы XIX в. в среднем 316 руб. на преподавателя, поэтому они вынуждены были совмещать работу учителя с руководством какого- либо прихода, как правило, уездного города. Начальство постоянно вмешивалось в их личную жизнь. Да и редко кому из учителей удавалось прослужить здесь продолжительное время. Исключение составляли
смотритель и учитель ряда предметов Чебоксарского духовного училища протоиерей А. Скарабевский, проработавший рекордный срок с 1824 по 1872 гг., и смотритель Алатырского духовного училища протоиерей А. Троицкий, возглавлявший его с 1838 по 1870 гг. [12]. По состоянию на 1830 г. в Чебоксарском уезде из 35 штатных священников 8 прошли путь преподавателя: пятеро - в духовном училище Чебоксар, двое - в Казанском духовном училище, один - в Казанском приходском училище, кроме того, Е.Пальмов, священник Чебоксарской Успенской церкви, замещал некоторое время в 1817 г. ректора, а с 1817 по 1830 г. являлся цензором училища, священник Вознесенской церкви И. Огнев в 1821 -1825 гг. был законоучителем Чебоксарского народного училища. Таким образом, число священнослужителей, соприкоснувшихся в той или иной степени с образованием, возрастает до десяти.
В административном и образовательном отношении Чебоксарское духовное училище подчинялось правлению Казанской семинарии, Алатырское
- правлению Симбирской семинарии, финансирование шло из казны, с 1808 по 1860 г.- от свечных доходов окрестных церквей, а также платы за учебу. Но не все отцы имели возможность полностью оплачивать учебу, поэтому дети бедных священно- и церковнослужителей переводились на «полубур-сачное состояние», а сиротские дети в большинстве своем целиком находились на государственном обеспечении. В 1829/30 учебном году из 57 учеников высшего отделения уездного училища на казенном содержании находилось 6 человек, полубурсачном - 6, на содержании с предоставлением мест -8, остальные были «своекоштными». Из 75 учеников низшего звена уездного училища на «бурсачном иждивении» было 7 человек, полубурсачном - 8, содержались за счет выделенных мест 9 человек, за учебу остальных платили родители. Из 47 учеников высшего приходского училища пятеро являлись бурсаками, 4 - на полубурсачном содержании, только 1 ученик мог получать доходы от выделенного места, 33 человека - на собственном содержании; из 30 учеников низшего приходского отделения бурсаками числилось 5 человек, «полубурсаками» -3,1 получал доходы от места, 23 ученика - на отцовском содержании. Итоговые данные выглядят следующим образом: из 205 учеников на государственном обеспечении находился всего 21 человек, частично оплачивали учебу 21, учились и содержались с предоставлением мест - 19, на собственном содержании - 144, или около 72 % всех учащихся.
О том, что учеба удавалась далеко не всем, может служить следующее обстоятельство: в этом же учебном году из 57 учеников высшего отделения только половина, 25 человек, переводились на ступень выше, 5 были исключены «по неспособности», остальные либо оставались в прежнем классе, либо искали место в приходе; из 75 учеников низшего отделения уездного училища только 36 переводились в высшее отделение, один был исключен. Среди 43 учеников высшего приходского класса 26 переводились в низшее отде-
ление уездного училища, из 30 учеников низшего - 23. В этом учебном году 16 учеников, приписанных к низшему приходскому классу, обучались дома.
Среди причин низкой успеваемости можно назвать лень, нежелание учиться, отсутствие стимула, ведь, за небольшим исключением, только единицы имели места в приходе, среди прочих причин можно назвать материально- бытовые условия, болезни, скученность учеников в классе. При Чебоксарском духовном училище отсутствовало общежитие, и учащиеся были вынуждены проживать у жителей города на квартирах, в очень стесненных условиях: например, у мещанки Е Андреевой в 1845 г. проживало 14 человек, все они были разного возраста и находились в разных классах (4 ученика - в 4 классе, 7 - в 3 классе, 1 - во втором , 2 - в первом). Это не могло не приводить к насмешкам старших над младшими, к столкновениям между подростками и детьми. С целью предотвращения возможных «беспорядков» и споров назначались специальные «смотрители» из числа учеников на несколько квартир. Значительно лучше и комфортнее жилось ученикам тех родителей, которые являлись служителями в городе, например, у инспектора училищ священника Н. Бальбуциновского 4 сына разного возраста проходили учебу в Чебоксарах и были всегда под опекой и заботой своего отца. Мальчики из сельской местности проживали у родственников: у соборного дьякона А. Дмитревского проживало трое племянников.
Но реалии времени вынуждали учащихся стремиться к повышению своего образовательного статуса. Показателем улучшения качества успехов учеников может явиться следующее. В 1834/35 учебном году в высшем уездном отделении училось 70 учеников в возрасте 12-19 лет, по своим способностям и прилежанию они распределялись так: «очень хорошие» прилежание и способности показали 24 ученика, «хорошие» - 18, «изрядные» - 9, «порядочные» - 4, «не худые» - 9, «слабые» - 7 [13].
Родители всеми мерами стремились не отдать ребенка в духовно- образовательное учреждение, поскольку справедливо полагали, что сыновья выйдут из его стен с подорванным здоровьем, обозленными и потерявшими всякий интерес к своим будущим обязанностям. Действительно, современники сочувственно относились к положению детей приходского духовенства, считая обязанность учиться основной сословной повинностью, т.к. ни одна социальная группа не находилась в вопросах образования под таким пристальным вниманием правительства. Духовные школы носили узкосословный, закрытый характер. В течение длительного времени (6 лет в училище, еще 6 лет в семинарии) мальчики были оторваны от родительского очага, отгорожены от внешнего мира и каменной стеной, и спецификой обучения и воспитания здесь. Предметы осваивались с помощью зубрежки, да и то с невероятным трудом, они в большинстве имели религиозный и догматический характер; особенностью семинарского воспитания были застой и отсутствие передовой
педагогической мысли, схоластика и детальное регламентирование всей жизни ученика. Развлечения были ограничены, запрещалось ходить без цели по улицам города, а тем более посещение мест скопления народа, день ребенка состоял из учебы, молитв и в упражнениях чтения текстов Священного Писания. Связь с внешним миром практически отсутствовала, за исютючением того, что ученики проживали не при училище, а в наемных домах. Указанные моменты формировали у подростков, замкнутость, робость, подозрительность, чувство враждебности к окружающему населению, поскольку бурсаков всюду подвергали насмешкам. Негативное отношение общества вынуждало сторониться людей; т.к. чертой бурсаков и семинаристов была и определенная сплоченность между собой, то тем больше они осознавали свою отдаленность и изолированность. Все эти черты учащиеся привносили с собой во взрослую жизнь, где они по-прежнему чувствовали себя чужаками общества, осознавали неравенство с прихожанами, часто и превосходство над нами. В отношениях между ними данное обстоятельство не могло не приводить к непониманию и конфликтам, чего нельзя было допустить в условиях первой половины XIX в., времени активного осуществления программы правительства и церкви по христианизации нерусского населения.
В середине XIX в. правительство занялось образованием дочерей священно- и церковнослужителей. В 1853 г. в Казани было открыто «училище для девиц духовного звания» трех епархий: Казанской, Вятской, Пермской. В вем по штату было положено обучаться 60 девушкам, по 20 человек в трех отделениях. Целью данного образовательного учреждения явилась «подготовка девиц для светской жизни, а не для затворничества». В нем обучались преимущественно бедные и сироты, существовало оно на благотворительные пожертвования и за счет некоторых родителей. В течение 6 лет обучения «дочери-девицы» должны были пройти ряд предметов: Закон Божий, священную историю, пространный катехизис, богословие, историю церкви, из предметов светского содержания изучались словесность, русский и славянский языки, история литературы, педагогика, гражданская история, всеобщая ■ русская география, арифметика и пение. Чрезвычайно полезными для семейной жизни признавалось прохождение предметов, связанных с приобретением навыков рукоделия и ведения домашнего хозяйства. Но в источниках вами обнаружено только несколько случаев обучения здесь девушек из духовного сословия селений Чувашского края (например, в конце 50-х годов
XIX в. - 3 дочери) [14].
С течением времени в источниках фиксировалось все большее количество детей, обучающихся в духовных училищах и семинариях. Благочинные ежегодно в своих отчетах архиерею и консистории представляли сведения о мальчиках, не достигших семилетнего возраста и находящихся при отцах и тех детях, которые находились в училищах. По 65 приходам, подведомственным Чебоксарскому духовному правлению, по данным 4 ревизии «обу-
чающихся семинаристов» значилось 12 человек, «при отцах праздно живущих», в возрасте более 7 лет - 286 мальчиков, т.е. только 4 % всех детей священно- и церковнослужителей были заняты своим образованием. По 5 ревизии «семинаристов» значилось 83 человека, «праздно живущих» детей духовенства в возрасте от 7 до 15 лет было 248. Таким образом, в конце
XVIII в. из 331 мальчика и подростка обучением в специальных учебных заведениях было охвачено более 25 % всего состава детей. В 1811 г. бездельниками было признано 20 подростков. В 1855 г. детей белого духовенства по ведомству Чебоксарского духовного правления, которое контролировало Чебоксарский, Ядринский и Цивильский уезды (всего 87 приходов) нами было зафиксировано 199 человек, все они были заняты учебой [15].
Причины, по которым родители активнее стали отдавать своих отпрысков на учебу, известны: это и разборы, и высокие денежные штрафы. Разборы своим прямым последствием имели исключение нерадивых учеников бурс или «праздно живущих» чад из духовного сословия и включения их либо в податные состояния, либо несение воинской повинности. Денежные взыскания с родителей, сопротивлявшихся отдаче своих детей в училища по указу Казанской духовной консистории 1824 г. были довольно ощутимыми: за священнослужительских детей - 10 руб., за детей причетников - 5 руб. Если и эти меры оказывались недейственными, то священникам и дьяконам грозило запрещение в служении, что лишало бы их постоянного источника дохода. В отношении причетников было прямо определено: на доходы от требоисправлений и ружные сборы они могли не рассчитывать.
Таким образом, данные меры правительства и епархиальных властей имели положительные последствия. Но, как мы уже заметили, в середине
XIX в. возникла другая проблема: количество детей духовенства оказалось в избытке, и в будущем они вряд ли могли рассчитывать на продолжение дела своих отцов, поскольку вакансий для них просто не оказалось бы. Количество мест в епархии росло в течение первой половины XIX в. крайне медленно, новые приходы практически не открывались. Поэтому государство пошло по пути смягчения законодательства о духовном образовании. 4 декабря 1850 г. вышел указ Синода, по которому в ведение епархиального начальства перешел вопрос о том, сколько человек должны обучаться в духовно-учебных заведениях. Консистории, архиепископу и семинарскому правлению было предложено самим решать вопрос, соображаясь с нуждами епархии, сокращать или увеличивать число воспитанников во всех уровнях системы духовного образования. Этот указ предоставлял полную свободу духовенству в выборе: «отдавать или не отдавать детей в духовные училища, или избирать образ жизни соответственно их способностям» [16].
Проследим по данным клировых ведомостей, как менялся образовательный уровень священно- и церковнослужителей чувашских приходов на про-
тяжении десятилетий. В 1797 г. в Чебоксарском уезде значилось 56 священников, в том числе 1 протоиерей, из них действительно проходило службу в приходах 47 человек; остальные места были либо заняты учениками, учителями и служителями архиерейского дома, либо ни за кем не закрепленными. Полное богословское образование получили 6 человек, философское — 2, низшие отделения Казанской семинарии закончили 11 представителей этой прослойки духовного сословия; грамматических класс - 4 человека, риторический - 4, поэтический - 1, синтаксический - 2, еще о двоих представителях этой профессии нет никаких сведений. 26 человек, по данным из клировых ведомостей, значатся «необучившимися», т.е. более 55 % всего наличного состава иереев. В отношении второй группы священнослужителей, дьяконов, положение таково: при необходимых 31 в уезде служило 28 человек. По одному человеку закончило богословский курс, риторический, синтаксический и грамматический классы, новокрещенскую школу, о четырех сведения отсутствуют. Нигде не проходивших учебу было 19 человек, или 67,8 % от их общего числа. В отношении тех лиц, о которых в источниках нет никаких сведений, можно предположить, что они также нигде не обучались, поскольку о других членах причта такие сведения есть. Например, с. Бичурино: об образовании священника, дьякона и дьячка ничего не говорится, зато применительно к пономарям указывается, что они из грамматического класса. Если данное предположение окажется верным, то процент необучившихся священников и дьяконов возрастет соответственно до 59,5% и 82%.
Гораздо ниже был в 1797 г. образовательный уровень у причетников. Из 46 дьячков (должно быть по норме 55) необучившихся было 19, закончили синтаксический класс двое, пиитический - один, новокрещенскую школу - 2 человека, о 22 сведений не представлено. Если принять во внимание, что эти 22 человека также нигде не проходили учебу, то необразованных дьячков окажется 89 %. Среди 47 пономарей (при необходимых по штатам 55) получившими образование в новокрещенской школе значится - 1 человек, в поэтическом классе обучались двое, синтаксическом - 1, в грамматическом - 3, необучившихся - 17, об остальных сведения отсутствуют. Таким образом, прошедшими специальный курс образования было 12,8 %, подавляющее большинство, 87,2 % можно считать неучами.
Не лучше в конце XVIII в. выглядела картина и в Цивильском уезде. Среди 35 попов (должно быть 48) богословское образование имели 6 человек, философское - 3, риторический класс закончили 4 , «пиитический» - 1, не имевшими специального образования для служения в церкви было 32 человека, или 65,7 %. Из 24 дьяконов двое закончили класс поэзии, 1 прошел грамматику, 21 - необучившихся (87,5 %). Среди 45 дьячков всего двое были учениками учебных заведений (из грамматики и школы для новокрещен), остальные 95,5 %, т.е. абсолютное большинство, получили свои места по наследству, поскольку в то время правительство еще недостаточно времени
уделяло вовлечению духовенства в образование. Из 40 пономарей только 5 человек прошли определенную подготовку (по одному - в поэтическом и латинском классах, трое - в новокрещенской школе), 60 % нигде не обучалось. Довольно распространенным явлением было то, что все члены некоторых причтов оказывались на своих местах благодаря существующему исстари наследственному принципу занятия мест. Например, все 4 члена клира с. Чу-теево Цивильского уезда никогда не обучались в школах, и это далеко не единичный случай [17].
В 1830 г. в Ядринском уезде призвано было служить 66 иереев, фактически служило 53 человека. 45 человек, 86,5 %, в клировых ведомостях показаны как прошедшие школу. Казанскую академию «без получения в то время разряда» со званием студента закончило 7 человек, семинарию (без указания курсов) - 2, философский класс - 2, богословский - 4, выпускников I разряда было 5, II - 7, III - 5, остальные закончили низшие звенья семинарии или академии (российские классы - 6, риторический - 4, по 1 - синтаксический, поэтический и низшее отделение академии). Из 39 дьяконов образованных было 32: российские классы прошли 12 человек, поэтический - 3, по 4 человека
- грамматический, риторический и синтаксический, по 1 - духовное училище, среднее отделение семинарии, низшее отделение Казанской духовной академии, словесность и философский класс. Всего обучившихся дьяконов было 82,1 %. Из 60 дьячков 39, или 65 %, из 57 пономарей 44, или 77,2%, являлось образованными по состоянию на 1830 г.
В Чебоксарском уезде в 1830 г. служило 36 священников, из них 30 человек, или 83,4 %, имело следующее образование; богословский курс закончило 9, философский - 2, академию (без указания курсов) - 5, семинарию -1,1 разряд имело 2, II - 8 человек. Еще двое закончили российские классы, один
- риторический. Из 27 дьяконов 18, или 67,7 %, окончили учебные заведения: грамматический класс - 7, риторический 3, российские - 4, по 1 - ин-форматорию, синтаксический, духовное училище, высшее отделение семинарии. Из 46 дьячков 34 человека, или 74 %, из 44 пономарей 33, или 75 %, прошли различные курсы семинарии или закончили духовное училище.
В Цивильском уезде служило в 1830 г. 34 священника. 28 глав приходов, или 82,3%, имели специальное образование: богословский курс прошло 5 человек, философский - 2, академию закончили 4 попа, I разряд имело 2, II — 4, остальные ограничились прохождением низших классов. Из 22 дьяконов 13 служителей, или 58,6 %, из 26 дьячков 15, или 57,7%, из 23 пономарей 15, или 68,1 % , считались вполне соответствующими для занятия своих должностей [18].
В середине XIX в. соотношение лиц духовного сословия, обучавшихся в специальных школах и не имеющих подготовки, изменилось в обратную сторону. В Чебоксарах и Чебоксарском уезде (включая села Красный Яр и По-
мьялы, ныне входящие в Республику Марий Эл) в 1850 г. было сосредоточено 33 прихода, в которых служили 38 священников, из них 7 человек закончили Казанскую семинарию с получением I разряда, 22 - II разряда, 3 - III разряда, т.е. 32 человека имели за своими плечами полное семинарское образование, или 84,2 % от их общего числа. Шестеро закончили низшие отделения семинарии: 3-й российский класс, риторический, пиитический. Как видим, все главы приходов соответствовали требованиям, предъявляемым к духовенству. Правда, не все священники закончили богословское или философское отделение, как того требовал закон 6 декабря 1829 г., гласивший: «на священнические места» направлять только тех, кто окончил полный курс богословия или философии, а «если будет обнаружен недостаток в местах лиц, которые окончили семинарию... допускать неокончивших ее, но наблюдать, чтобы священниками были люди добрые, усердные» [19].
В Чебоксарском уезде по новым штатам 1842 г. осуществлять пастырскую деятельность было призвано 39 священникам, но в реальной жизни по состоянию на 1850 г. служило 38 человек. Священник с.Тюрлема И. Иоаннов был уволен из прихода «за незнание татарского языка и неученость, переведен на другое место, где нет новокрещенных прихожан». Как известно, всерьез епархиальные и синодальные власти обратили внимание на владение «инородческим» языком еще в 30-е годы XIX в. Осознание необходимости владения родным языком прихожан и проповеди на нем выразилось в создании системы Н.И. Ильминского, но уже в 50-е годы XIX в. передовые общественные деятели из чувашей, среди которых и С.М. Михайлов, пришли к мысли, что «для истребления суеверий» среди язычников духовенство «обязано стараться словом и делом вразумлять им евангельские истины, давать поучения на природном языке инородцев» об основах христианской веры и морали. Ситуация со знанием чувашского языка в 1850 г. выглядела так: 35 человек свободно им владели, 1 обнаружил «посредственные» знания языка прихожан (данное определение означало, что человек понимает язык, но «свободно на нем изъясняться не может»), двое его не знали, но данное обстоятельство их полностью оправдывает, т.к. один из них, И. Миропиев, служил в Чебоксарской Вознесенской церкви, для городского духовенства знание местных языков не было препятствием для руководства приходом. Другой, М. Виноградов, служил в марийском приходе с. Красный Яр и в совершенстве владел марийским. Некоторые деятели церкви знали два нерусских языка: на чувашском и татарском свободно могли изъясняться двое, на чувашском и марийском - четверо.
Дьяконов в 1850 г. служило 23 человека при необходимых 24. 20 человек получили то или иное образование, пройдя разные ступени школ (грамматический, риторический классы, духовные училища, один даже закончил полный курс семинарии с получением III разряда), т.е. 86, 9 % от всего числа дьяконов. Чувашским владели 19 человек (из них четверо - «посредствен-
но»). Дьячков было столько, сколько и положено по штатам - 36 человек, не имевшими образование считалось 2 человека; остальные 34, или 94,4 % закончили либо уездные училища, либо низшие отделения семинарии. Языком местного народа владело 29 человек (из их числа 8 «понимали, но не могли свободно» на нем общаться»), двое знали и чувашский, и марийский. Пономарей зафиксировано 33 человека, и только 1 звонарь - необразованный, остальных, 96,9 %, реалии того времени вынудили закончить хотя бы приходское училище. Чувашский язык в той или иной степени знало 26 человек.
В Цивильском уезде по состоянию на 1850 г. все 34 иерея имели полное семинарское образование: 13 человек - с получением I разряда, 15 - II разряда, 2 - III разряда, философское образование «без поставления в то время разрядов» имел 1 человек, богословское без разряда - 1 человек. Незнание чувашского языка выявлено только у 1 человека, остальные 22 знали его в совершенстве, 11 - «посредственно». Один из благочинных Цивильского уезда, глава причта с. Шихазаново А.И. Бальбуциновский в клировой ведомости в строке о знании языков по отношению ко всем членам приходской церкви и в первую очередь по отношению к себе написал: «чувашский - посредственно». Но мы видим, что все три священника закончили семинарию I разрядом, являлись замечательными проповедниками (проповеди ими читались на чувашском), а 2 священника и дьякон были наставниками Шихаза-новского сельского училища. Аналогичный пример можно привести из истории деятельности клира с. Хормалы, который также находился в ведении этого благочинного.
Среди 22 дьяконов Цивильского уезда 17 человек, или 77,2 %, закончили те или иные духовные учебные заведения. Незнание чувашского языка обнаружено у 4 человек, посредственно и в совершенстве знали его по 9 человек. Существенно повысился образовательный уровень причетников. Из 36 дьячков 31, или 86 %, закончили духовную школу; чувашским не владело трое, в совершенстве его знали 14, средний уровень знания средний уровень показали 19. Из 25 пономарей через духовно-учебные заведения прошли 23 человека, или 92 %.
Несколько хуже выглядит ситуация в Ядринском уезде. В 1850 г. здесь было 46 штатных священников. 44 человека, или 95,7 % отвечали требованиям к уровню подготовки приходского духовенства, хотя не все имели полное семинарское образование. I разрядом обладало 11 человек, II - 18, III - 3, степенью студента - 3, «философию» закончил 1, богословие - 2, остальные завершили только синтаксический, риторический, российский классы. Из 27 дьяконов 24 (88,8%), из 38 дьячков 36 (94,7 %), из 28 пономарей 26 (92,8 %) имели определенную подготовку. Духовенство Ядринского уезда значительно лучше показало себя в знании чувашского языка: 1 священник владел им «посредственно», остальные 45 - в совершенстве, 2 дьякона не знали чуваш-
ский, 25 дьяконов говорило на нем свободно (2 не знали), 36 дьячков и 15 пономарей его знало (2 дьячка не изучали, 3 пономаря показали средние познания в нем) [20].
Итоговые данные, составленные на основе отчетов благочинных за 1859 г., выглядят следующим образом: в Ядринском уезде 89 %, в Чебоксарском - 91 %, а в Цивильском все 100 % священников начали свою карьеру после окончания школ духовно-учебного ведомства, преимущественно семинарии [21]. Как видим, государство в первой половине XIX в. всерьез занялось специальной подготовкой духовного сословия в новокрещенских районах Казанской и других восточных епархиях. Оно и русская православная церковь к последней трети XIX в. было готово через образованное и морально подготовленное духовенства приступить к новому этапу христианизации нерусских народов.
Примечания
1. Архангельский А. Духовая школа в России до реформы 1808 г. Казань, 1908. С.107; Благовещенский А. История Казанской духовной семинарии за XVIII - XIX столетия. Казань, 1881.
2. Центральный государственный архив Чувашской Республики (ЦГА ЧР). Ф.225. Оп.2. Д.28. Л. 87-156; On. 1. Д.257. Л. 182-319.
3. Димитриев В.Д. История Чувашии в XVIII.в. Чебоксары, 1959. С.474-476. Никольский Н.В. Народное образование у чуваш. Исторический очерк. Казань, 1906. С.62, 67-70; 78. Христианство среди чуваш Среднего Поволжья в XVI-XVIII века. Казань, 1912. С 179,.376-382.
4. Никольский Н.В. Народное образование у чуваш, С.70, 80; Износков И.А. Об образовании инородцев и миссии в Казанской епархии. М., 1909. С. 12-13; Харлампович К. Казанские новокрещенские школы. К истории христианизации инородцев Казанской епархии в XVIII веке. Казань, 1905. С.86-87.
5. Можаровский А. Краткая историческая записка о Казанской духовной семинарии за полуторавековое существование. Казань, 1869. С. 12; уХрамцовский Н. Краткий очерк истории и описания Нижнего Новгорода. Нижний Новгород, 1857. С.140-141.
6. Благовещенский А. История старой Казанской духовной академии. С. 106-109; Он же. История Казанской духовной семинарии... С. 65-67.
7. Устав духовных семинарий 1808-1814 rv.II Свод уставов и проектов уставов духовных семинарий. 1808-1814, 1862, 1967, 1884 и 1896 гг. СПб., 1908. Ст. 61-63, 66,68.
8. Мартынов П. Город Симбирск за 250 лет его существования. Симбирск, 1898. С. 165167.
9. Знаменский П. История Казанской духовной академии. Казань, 1891. С.5-8.
10. ЦГА ЧР. Ф.227.0п.1. Д.64. Л.1; Д.338. Л.3-26.
11. Там же. Ф.227.0п.1. Д.122. Л.З; Ф.225.0п.2. Д.214. Л.3-8; Д.338. Л.3-26; Храмцов-ский Н. Указ соч. С. 142.
12. Алексеев Б.Л., Арсентьева А.В., Никитин А.С., Низова И.Г\ Алатырское духовное училище. Чебоксары: Изд-во Чув. гос. института туризма и сервиса, 1998. С.27-34; Алексеев Б.Л., Никитин А.С., Никонов Ю.И. Чебоксарское духовное училище. Чебоксары: Изд-во ЦНТИ ЧР, 1997. С.64-70.
13. ЦГА ЧР. Ф.227.0п.1. Д.338. Л. 2,31; Д.918.Л.2-7; Д.115.Л.1-4; Д.610. Л. 1-3.
14. Известия по Казанской епархии. 1873. №11. С.328-330. ЦГА ЧР. Ф.225. Оп.1. Д.286.Л.
2, 345.
15. Подсчитано по данным ЦГА ЧР. Ф.225. Оп.2. Д.36. Л.311-314, 472; Национальный архив Республики Татарстан (НА РТ). Ф. 4. Д.5240. Л.51-52.
16. ЦГА ЧР. Ф.225. Оп.2 .Д.67. Л.499; НАРТ. Ф.4. Оп. 1. Д.5361. Л.5-6.
17. Подсчитано по данным ЦГА ЧР. Ф.225. Оп.2. Д.2. Л.37-80.
18. НА РТ. Ф.4. Оп. 62. Д.36. Л. 144-317; ЦГА ЧР. Ф.225. Оп.1.Д. 117. Л. 1-361.
19. Руководственные для православного духовенства указы Святейшего Правительствующего Синода, 1721- 1878 гг. М., 1879. № 90.
20. Михайлов С.М. Отчего чуваши давятся и какие правительство должно принять меры для предупреждения этого явления //Марийский археографический вестник. 2003. № 1 (№> 13). С. 160; НАРТ. Ф.4. Оп.82. Д.212. Л.401-579; ЦГА ЧР. Ф.225.0п.1.Д.257. Л.2-319.
21. НА РГ. Ф.4. Оп. 1. Д.5238. Л.16, 24, 29-30, 65-66, 69-73, 91-94, 121-122, 127-128, 141143.
ЕВДОКИМОВА АНЖЕЛИКА НИКОЛАЕВНА родилась в 1976 г. Окончила Чувашский государственный университет. Аспирант кафедры источниковедения и архивоведения, ассистент кафедры средневековой и новой истории Отечества. Занимается изучением истории христианизации чувашского народа. Имеет 6 публикаций.
И.А. ЛИПАТОВА, А.И. НАЗАРОВА
СКАЗКИ «ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ» КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ МЕНТАЛЬНОСТИ ВОСТОКА
Существует много способов освещать историю. Можно излагать факты политической истории (возникновение и распад государств, войны и т.п.) или сосредоточивать свое внимание на анализе социально-экономических явлений в обществе, можно изучать историю духовной культуры, описывать быт и нравы общества; устанавливать, что же двигало отдельным человеком, как и людскими массами на протяжении истории, что заставляло их поступать именно так, а не иначе. Ответ на этот вопрос ищут в изучении глубинных форм человеческой культуры и человеческого сознания - в ментальности.
Это слово теперь часто используют в культурологической литературе. Говорят о ментальной настроенности разных эпох, разных народов, разных социальных групп. Сам термин «ментальность» был активно введен в оборот в исторических исследованиях французской школы «Анналы» (Марк Блок, Люсьен Февр, Жак Ле Гофф и др.), рассматривавшей ментальность западноевропейского средневековья на широкой источниковедческой базе и происходит от латинского слова mens - ум, мышление, образ мыслей, душевный склад.
