CC BY
96О.А. МАТВЕЙЧЕВ кандидат философских наук, профессор Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ)*'
Плагиат Древней Греции
Книги делаются из книг. Эта фраза Вольтера довольно точно описывает ситуацию в интеллектуальном сообществе Древней Греции, на чьем наследстве до сих пор базируется европейская наука. Совсем не напрасно те мыслители, кому позволяло благосостояние, собирали прекрасные библиотеки, тратя на это подчас совершенно невообразимые суммы. Так, мы знаем, что Платон приобрел три книги пифагорейца Филолая за сто мин (десять тысяч динариев), за эти деньги в те времена можно было купить несколько роскошных усадеб. Почти вдвое больше - три аттических таланта - выложил Аристотель за сочинения философа Спевсиппа. Злоязычные современники язвили по этому поводу, подозревая мудрецов в воровстве идей: для чего иначе такие чудовищные траты?
Впрочем, подобные обвинения для Древней Греции были общим местом. Уже Архилох укорял своего согражданина Сосфея, что тот, ища вечной славы, приписал себе его стихи.
Заверяя слушателей, что только его творения всегда оригинальны: «За новинку выдав старье, надувать не стану вас. Только с новым вымыслом к вам прихожу я каждый год», обрушивается с обвинениями в воровстве его сюжетов на Евполида и Гермиппа комедиограф Аристофан:
Первым Евполид забежал, «Мариканта» вывел он,
Подлый, подло он обокрал наших славных «Всадников»,
Пьяную старуху приплел, вот и все, для кордака. ...
Тут к нему Гермипп подскочил ...
В мутных водах ловят они, словом говоря моим1.
Те, однако, не терялись и платили обидчику той же монетой.
Такого рода обвинения не имели в виду покушение на источник благосостояния (понятие авторского права поя-
* Матвейчев Олен Анатольевич, e-mail: OM777777@mail.ru
1 Аристофан. Комедии; Фрагменты. М., 2008, с. 174.
вится только в Новое время), они касались лишь вопросов первенства и престижа, к которым, впрочем, греки относились очень ревниво.
Именно в античной Элладе появляется феномен авторской литературы - поэтов и философов начинает заботить вопрос личного признания. Если древневосточные тексты либо анонимны, либо приписаны какому-либо легендарному персонажу, то в Греции к вопросам «копирайта» подходят с большой щепетильностью. Уже Гесиод, стремясь закрепить авторство за своей «Теогонией» и тем увековечить свою
1
славу, вставляет свое имя прямо в текст произведения . Дальше - больше.
Фокилид Милетский, живший в VI в. до н.э., помечает своим именем уже практически каждое изречение, начиная его с фразы «и это Фокилидово», или «так говорит Фокилид»:
Так говорит Фокилид: о друге заботиться надо, Хоть бы несли всякий вздор, судача об этом, соседи2.
Его современник Феогнид Мегарский «минирует» тексты не только своим именем, но и именем своего возлюбленного - юноши Кирна:
Кирн! Мои поученья тебе да отмечены будут
Прочно печатью моей. Их не украдет никто,
Худшим никто не подменит хорошего, что написал я,
Буду везде говорить: «Это сказал Феогнид,
Славный повсюду меж всеми людьми, Феогнид из Мегары»3.
С легкой руки Феогнида практика вписывания своего имени в литературное произведение получит название «печать». По мнению Сергея Аверинцева, убеждение поэта, что его имя, встроенное в тело текста, восславит его навеки, коренится в самой структуре - жесткой и неизменной - греческой просодии: этот ее характер «порождал иллюзию, что имя, введенное в просодические матрицы - знак, который нельзя
1 Гэсиод. Полное собрание текстов. М., 2001, с. 21.
2 Фокилид. Изречения // Эллинские поэты VII-III вв. до н. э. Эпос. Элегия. Ямбы. Мелика. М., 1999, с. 274.
3 Феогнид. Эллинские поэты VII-III вв. до н. э. Эпос. Элегия. Ямбы. Мелика. М., 1999, с. 255.
ни стереть, ни подделать» . В некотором смысле надежда Феогнида оправдалась: его элегии с большой охотой исполнялись на пирах афинской аристократией, которая, следуя «песеннику», не забывала упоминать содомитов Феог-нида и Кирна чуть ли не в каждом куплете.
Со временем практика «печати» становится почти общеупотребительной. «Отмечается» в своем номе «Персы» Тимофей. С указания на свое авторство начинают свои «Истории» Геродот и Фукидид.
Но, пожалуй, самый знаменитый случай заботы о своем приоритете связан с основателем ионийской школы. По легенде, Фалес, установив соотношение между размерами солнца и длиною описываемой им окружности, рассказал об этом некоему Мандраиту из Приены. «Тот, придя в восторг от этой новой и неожиданной истины, предложил Фа-лесу просить любое вознаграждение за такой замечательный урок. "Для меня будет достаточным вознаграждением, - ответил мудрый Фалес, - если, пожелав сообщить кому бы то ни было о том, чему ты у меня выучился, ты не
станешь приписывать этого открытия себе, но заявишь во
» 2
всеуслышание, что оно сделано мною, и никем иным » .
Не тщеславие, но жажда славы и желание быть впереди других становятся мощнейшим стимулом к научному и философскому творчеству, снискавшему беспрецедентную престижность, что и послужило, по мнению историка Александра Зайцева, резкому всплеску гуманитарной активности в Греции VIII-V вв. до н. э.3.
С «обостренным интересом к первенству, а потому и к авторству любых достижений во всех видах творческой деятельности» связаны и столь частые обвинения в плагиате, «стремившиеся подорвать претензии на первенст-
4
во» , и сами случаи заимствования идей, научных находок и формулировок, которыми грешили очень многие мыслители древности. И никакой «сфрагис» не был им помехой.
Заимствование идей, особенно в иных культурах, как правило, не считалось у греков чем-то предосудительным.
1 Аверинцев С.С. Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994, с. 120.
2 Апулей. Апология. Метаморфозы. Флориды. М., 1956, с. 349.
3 Зайцев А.И. Культурный переворот в Древней Греции VIII-V вв. до н.э. СПб., 2001, с. 150-183.
4 ЖмудьЛ.Я. Зарождение истории науки в античности. СПб., 2002, с. 55.
В поисках «древней мудрости» греческие мыслители предпринимали путешествия в Египет, Вавилонию, Персию. Именно там, как утверждалось, они и почерпнули свои убеждения. Так, египетское происхождение констатировали у учения Фалеса о воде как первоначале сущего. Плутарх добавляет, что эта идея высказывалась также и Гомером, заполучившим ее не иначе как у тех же египтян. Источники пифагорова учения традиция также находит на Востоке. По Исократу, «Пифагор из Самоса ... прибывши в Египет и став их [египтян] учеником, первым ввел в Элладу философию вообще»1.
Порицание практики внешних интеллектуальных приобретений для классической Греции было нехарактерно. Разве что Гераклит, считая ее порочной и даже пагубной для самого существа истины, резко припечатывает Пифагора за присвоение чужих мыслей: «Пифагор, Мнесархов сын, больше всех людей на свете занимался учеными разысканиями и, выбрав эти сочинения, выдал за свою собственную мудрость многознание и мошенничество»2. Но беда даже не в вороватости Пифагора - действительной или мнимой. Просто человек, живущий интеллектуальными достояниями других, закрыт для истины. «Многознание уму не научает», - утверждает Гераклит, имея в виду, что космический логос постигается лишь в персональном откровении. А поскольку ему, Гераклиту, откровение это было дано, то в философии его присутствует не некое частное мнение, но сам Логос («Внемля не моему, но этому логосу.»). Примечательно, что Гераклит уличает Пифагора в плагиате не всякой, но именно египетской или вавилонской мудрости, что убедительно демонстрирует филолог Андрей Лебедев3.
В целом же греки отнюдь не стеснялись внешних заимствований и даже считали их благом для своего общества. Заимствование знаний во все века выступало одним из важнейших способов взаимообогащения культур. И глупо было отказываться от идей, научных концепций, технологий лишь на том основании, что кто-то другой успел застолбить их авторство.
1 Фрагменты ранних греческих философов. Ч. I / Ред. А.В. Лебедев. М., 1989, с. 140.
2 Лебедев А.В. Логос Гераклита. Реконструкция мысли и слова (с новым критическим изданием фрагментов). СПб., 2014, с. 152.
3 Там же, с. 289.
Впрочем, греки отнюдь не чурались и заимствования идей друг у друга. Введение в научный оборот той или иной идеи или открытия считалось гораздо важнее, чем вопрос об их источниках. Особенно в тех науках, которые имели кумулятивный характер. Именно поэтому чаще других свободное использование трудов предшественников практиковали историки и географы - Геродот, Диодор Сицилийский, Плутарх и др.
Одним из важнейших источников Геродота являлся Ге-катей Милетский. Именно из его трудов «отец истории» почерпнул сообщения об изгнании афинянами пеласгов из Аттики, о священных животных гиппопотамах, о птице феникс, о египетской Дельте как самостоятельной части света наряду с Европой, Азией и Ливией и др. Среди других возможных источников Геродота называют Гелланика, Харона из Ламп-сака, Ксанфа из Сард, Дионисия Милетского и других, причем ни на одного из этих ученых Геродот не ссылается1.
Позднее объектом «плагиата» становится уже сама книга Геродота, которую без всякого упоминания его имени использовали в своем научном творчестве Эфор Кимский и Аристотель. Не дошедший до нас труд Эфора активно использовался Диодором и Страбоном. При этом цитация источников далеко не всегда была совершенно дословной в силу редкости книг, делавшей затруднительным прямой «копипейст».
Так, Плутарх, то и дело ссылавшийся на «Афинскую политию» Аристотеля, делал это по памяти. И «это вполне понятно, - пишет Владислав Бузескул. - Плутарх ... едва ли бы мог каждый раз обращаться к источникам, так сказать, отдаленным, своего рода первоисточникам и с ними справляться, хотя раньше он мог их знать и прочитывать»2.
Массу текстуальных совпадений можно заметить в книгах Порфирия и ученика его Ямвлиха, посвященных жизнеописанию Пифагора. Практически идентичны, например, у них сообщения об Абарисе-Воздухобежце, который перелетал на своей знаменитой стреле, полученной в дар от Аполлона, реки, моря и непроходимые места, словно бы ступая по воздуху. Здесь совпадения легко объяснимы отношениями уче-
1 См.: Лурье С.Я. Геродот. М.-Л., 1947, с. 110-111.
2 Бузескул В.П. Введение в историю Греции. Обзор источников и очерк разработки греческой истории в XIX и в начале XX в. СПб., 2005, с. 279.
ничества. Воспринятое от учителя, а за это подчас были заплачены большие деньги, считалось своим. В свою очередь, точное воспроизведение формулировок было следствием уважения к наставнику и требования сохранения сути высказывания. Напротив, попытки «улучшить» сказанное отвергались как гордыня и верный путь к извращению смысла.
Точно так же не вызывали вопросов факты заимствования в рамках той или иной традиции. Так, если смыслом существования пифагорейских школ было сохранение и приумножения знания, вырабатывавшегося внутри сообщества, то обязательным условием для этого было как раз дословное воспроизведение классических пифагорейских текстов, не допускавшее «отсебятины».
Обвинение в плагиате могло постигнуть слушателя пифагорейской школы, если тайное знание было вынесено им за пределы кружка и обнародовано. В этом случае получалось, что принадлежащее традиции учение было присвоено недостойным адептом себе. Но гораздо большим проступком являлось само его разглашение, тем более в письменном виде. За это виновному грозило изгнание. Так поступили, например, пифагорейцы с одним из наиболее влиятельных членов общины Гиппасом, а позднее - с «уличенным в плагиате» Эмпедоклом. Видимо, на том же основании был обвинен и Энопид Хиосский, которому инкриминировали приписывание себе открытия наклонения плоскости эклиптики, на самом деле якобы сделанного Пифагором.
Впрочем, претензии пифагорейцы впоследствии предъявляли самому широкому кругу авторов. По слова Порфирия, «пифагорейцы жалуются, что Платон, Аристотель, Спевсипп, Аристоксен, Ксенократ присвоили себе все их выводы, изменив разве лишь самую малость, а потом собрали все самое дешевое, пошлое, удобное для извращения и осмеяния пифагорейства от позднейших злопыхательствующих
1
завистников и выдали это за подлинную суть их учения» .
В первую очередь эта претензия касалась Платона. В истории античной философии вообще мало кто обвинялся в плагиате столь яростно, как он. С большим энтузиазмом тиражировалось сообщение о происхождении диалога «Ти-мей» из пифагорейских книг, купленных Платоном на Сици-
1 Порфирий. Жизнь Пифагора. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1986, с. 425.
лии. Утверждение это восходит к сатирику Тимону из Флиунта, ученику Пиррона, жившему несколькими десятилетиями позже Платона.
Его слова передает Авл Геллий, живший во II в. н. э.: «Едкий Тимон написал злоречивейшую книгу под названием "Силлы". В этой книге он оскорбительным образом утверждает, что философ Платон за огромную цену купил книгу пифагорейской философской школы и создал на ее основе знаменитый диалог "Тимей"».
Стихи Тимона по этому поводу таковы:
И ты, Платон, имел стремление к познанию
За много серебра купивши небольшую книжицу
И, лучшее оттуда взяв, ты смог "Тимея" написать»1.
О том же и свидетельства Диогена Лаэртского.
Общность идей Филолая и Платона отмечает еще Дамас-кий: «Сущее, как говорят Платон в "Филебе" и Филолай в книге "О природе", возникает из предела и беспредельного»2.
Помимо «Тимея» и «Филеба» следы влияния Филолая содержат «Кратил» и «Горгий».
Пифагорейское учение было не единственным источником «вдохновения» Платона. Согласно Порфирию Платон весьма продуктивно использовал сочинения Протагора: «Немногочисленны книги философов, живших до Платона. Иначе, пожалуй, пришлось бы отметить у этого философа много случаев плагиата. В самом деле, мне случилось читать сочинение Протагора "О сущем" против принимающих единое сущее, и там я нахожу пользование подобными же
возражениями. Действительно, он (Платон) постарался
3
вспомнить сказанное там в тех же самых выражениях» .
Прямо-таки изобилуют диалоги Платона и неатрибутиро-ванными выдержками из Демокрита. По выражению Александра Маковельского, «Платон черпает полными пригоршнями из Демокрита, но, заимствуя отдельные учения Демокрита, Платон переворачивает их наизнанку»4.
Отсюда, кстати, понятно, почему Платон столь упорно игнорирует в своих диалогах само существование Демокрита - это вызвано его желанием замести следы, просла-
1 Авл Геллий. Аттические ночи. СПб., 2007, кн. III, с. 200-201.
2 Дамаский Диадох. О первых началах. СПб., 2000, с. 117.
3 Маковельский А.О. Софисты. Вып. 1. Баку, 1940, с. 16.
4 Маковельский А.О. Древнегреческие атомисты. Баку, 1946, с. 187.
вившись за чужой счет. Об «особом» отношении Платона к Демокриту находим у Лаэрция: «Аристоксен в "Исторических записках" сообщает, что Платон хотел сжечь все сочинения Демокрита, какие только мог собрать, но пифагорейцы Амикл и Клиний помешали ему, указав, что это бесполезно: книги его уже у многих на руках. И неудивительно: ведь Платон, упоминая почти всех древних философов, Демокрита не упоминает нигде, даже там, где надо было бы возражать ему; ясно, что он понимал: спорить ему предстояло с лучшим из философов»1.
Подобным образом, по мнению Соломона Лурье, поступает и Аристотель, который «часто излагает взгляды Демокрита и в тех случаях, когда он вовсе не называет имени автора или когда он говорит о "некоторых" естествоиспытателях, "считающих, что мир не имеет начала", и т.п. Часто отрывок, приведенный у Аристотеля без имени автора, встречается у другого писателя как отрывок Демокрита; иногда комментатор Аристотеля указывает, что учение, приведенное Аристотелем без имени автора, есть учение Демокрита. Демокрит был крупнейшим из предшественников Аристотеля, у которых последний заимствовал все то, что, по его мнению, еще не устарело. Понятно поэтому, что Аристотель использовал Демокрита больше, чем других ученых»2.
У Ямвлиха мы находим и еще один вид заимствования, представляющий собой близкий к тексту пересказ произведений более ранних мыслителей. Так, большая часть трактата, а именно главы V-XIX, Ямвлиха «Протрептик, или Увещание к философии» состоит из переписанных недиалогической прозой отрывков таких платоновских текстов, как «Федон», «Государство», «Законы», «Горгий», «Менек-сен», «Алкивиад I», «Тимей», «Федр», «Теэтет», «Апология Сократа» и в особенности «Евтидем».
Однако констатировать факт литературного воровства здесь сложно, во всяком случае, Ямвлих не собирался приписывать мысли Платона себе. По словам Алексея Лосева, «Ямвлих не хочет ни интерпретировать Платона, ни заимствовать его для своих теоретических целей, а хочет воспользоваться им чисто педагогически, без всяких ссылок на имя
1 Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1986, с. 346.
2 Лурье С.Я. Очерки по истории античной науки. М.-Л., 1947, с. 7.
Платона и с приведением только наиболее важных и ярких текстов. ... С античной точки зрения это вовсе не было плагиатом, а было только определенным педагогическим приемом»1. Кроме того, в свой текст Ямвлих вмонтировал крупный кусок из одноименного труда Аристотеля, тоже никак его не атрибутировав. Обнаружение этого фрагмента в 1869 г. Ингрэмом Байуотером позволило начать работу по реконструкции аристотелевского сочинения. Можно утверждать, что, если бы не «плагиат» Ямвлиха, протрептик Аристотеля был бы безвозвратно утерян.
Цитация авторов без указания источника нередко оправдывалась широкой известностью цитируемого материала -в этом случае указание на авторство часто бывало избыточным. Инкорпорируя в свое произведение «раскавыченную» фразу, мы вступаем с ее автором в интертекстуальный диалог, и его результаты могут оказаться очень плодотворными. Еще в древности существовали многостраничные коллекции заимствований, сделанные Вергилием у его предшественников, цель которых состояла в изобличении поэта в плагиате.
Между тем, как замечает Аверинцев, «сила Вергилия, как и других гениев высокой классики, например, Рафаэля или Пушкина, не в последнюю очередь определяется именно тем, сколь много чужого они умеют сделать своим, иначе говоря, тем, в какой мере их личное творчество перерастает в надличный синтез до конца созревшей и пришедшей к себе многовековой традиции»2. И, таким образом, книги в древности, как и сейчас рождались из книг. Эсхил образно именовал свои трагедии «крохами с пиршества Гомерова». Цицерон писал, что Эпикур «поливал свои садики» из источников Демокрита3.
Следует учитывать, что греки во многом были первопроходцами в самых разных областях знания, и потому именно им выпала честь «именования» многих вещей. Многие их открытия, в том числе и в гуманитарной области, кажутся сегодня наивными и даже тривиальными. «Подумать только, - иронично восклицает Анатолий Беляков, - сколько глу-
1 Лосев А.Ф. История античной эстетики. Последние века. Кн. 1. Харьков - М., 2000, с. 206.
2 Аверинцев С.С. Поэты. М., 1996, с. 20.
3 См.: Иванов Вяч. Дионис и прадионисийство. СПб., 1994, с. 194; Цицерон. Философские трактаты. М., 1985, с. 98.
постей пришлось бы нам теперь говорить, если бы древние не сказали их раньше нас! Как знать, быть может работа философа в том и состоит, чтобы вовремя высказать накопившиеся глупости?». Все это подкрепляется примером: «Великий Аристотель, изучая рыб, пришел к выводу, для своего времени, вероятно, весьма поразительному. Он обнаружил, что "у них нет ни ног, ни рук, ни крыльев, но от головы до хвоста все представляет сплошное тело". Вполне естественно услышать это из уст человека, древнего настолько, чтобы не быть банальным. Напротив, услышать это из уст нашего образованного современника было бы более чем удивительным!» 1.
Не вызывает сомнений, что подобное определение рыбы вполне могло прийти в голову и любому другому наблюдательному греку, и для этого даже не пришлось бы прибегать к плагиату. Не в меньшей мере то же самое касается и античной апофегматики. Основанные на опыте общей для всех эллинов социальной жизни, «афоризмы житейской мудрости» могли дублировать друг друга независимо от интенций их авторов.
Связаны ли, например, отношениями преемственности, как на том настаивает Климент Александрийский, восклицание Орфея «Что может мерзостней женщины быть и собачней?» и гомеровское «Нет ничего отвратительней, нет ничего ненавистней дерзкобесстыдной жены»? Заимствовал ли слепой аэд свое «Плотник тебя превосходит искусством своим, а не силой» у Мусея, сказавшего: «Сколь же уменье всегда лучше, чем сила бывает»2?
Ситуация общности умственных достояний характерна для многих культур. «Скопленные веками литературные достижения проницают восприимчивого писателя, как воздух, и он не в состоянии отличить свое от чужого», - пишет Беляков3, припоминая историю, рассказанную Иоганном Эккерманом, секретарем Гёте. Тот повествовал, что, прочитав «Фауста», Байрон обвинил его автора во множественном плагиате, «уверяя, что вот это взято оттуда, а то отсюда». На это Гёте, нисколько не смутившись, заявил: «Что я написал - то мое, . а откуда я это взял, из жизни
1 Беляков А. Слова и вещи. М., 2011, с. 26-27.
2 См.: Климент Александрийский. Строматы. В 3 т. СПб., 2003, т. 3 (кн. 67), с. 3,8; Лебедев А.В. Указ. соч., с. 67.
3 Беляков А. Указ. со, с. 73.
или из книги, никого не касается, важно - что я хорошо управился с материалом!»1. Под этой фразой в принципе мог подписаться практически каждый греческий философ.
Итак, мы видим, что чрезвычайно распространенное представление о том, что грекам было чуждо понятие плагиата, не имеет под собой оснований. Весьма чувствительные к вопросам первенства, а стало быть, авторства, греки ревниво относились к своему интеллектуальному достоянию, стоит только вспомнить колкие инвективы Аристофана. Вопросы первенства в тех или иных областях знания были предметом соревнования, которое являлось сердцевиной самой греческой души. Огромную роль соревновательного начала в греческом обществе отмечал еще Якоб Буркхардт, охарактеризовавший древнего грека как «агонального человека»2. Как о коренной идее, пронизывающей всю жизнь эллинов, писал об идее состязательности Фридрих Ницше3.
Отсюда накал взаимных нападок, который мог бы дать сто очков вперед современным рэп-баттлам. Стремясь уличить соперника в вороватости, представители той или иной философской школы пытались доказать свое «первородство» и приоритет во всех возможных открытиях. Иначе было нельзя, ибо слава - первому!
Для обвинений в плагиате античные словотворцы подбирали довольно едкие и обидные эпитеты. Так, в Палатинс-кой антологии зафиксировано несколько терминов, касающихся литературного воровства, в числе которых: «трутень, подчищающий чужие тексты»; «вор, крадущий одежду» и др. Собственного понятия для плагиата в греческом языке не было. Диоген Лаэртский, например, использовал описательное словосочетание, которое буквально переводилось как «кража слова».
Тем не менее термин «плагиат», который войдет в обиход уже в Римской империи, имеет греческое происхождение, оно произошло от слов, которые в переводе означают - «косой», «косвенный», «лукавый». В латинском языке рассматриваемое нами слово сохранило значение «лукавства» и «нечестности» и легло в основу слов «похи-
1 Эккерман И.П. Разговоры с Гете. М., 1981, с. 146.
2 Burckhardt J. The Greeks and Greek Civilization. N. Y., 1999, р. 160-184.
3 Ницше Ф. Полн. собр. соч. В 13 т. М., 2012, т. 1, ч. 1, с. 291-299.
титель и перепродавец рабов», от которых и произошло знакомое нам слово «плагиат».
Борьба за приоритет в области идей между платоновской и пифагорейской школами продолжалась несколько веков. И одним из ее орудий оставались обвинения в плагиате, методы которого становились все более изощренными. Практиковался, например, обратный плагиат, когда неопифагорейцы сочиняли подложные тексты на основе платоновских диалогов и объявляли их «древними первоисточниками» Платона, из которых якобы тот и воровал.
Таково, например, известное сочинение «О природе», приписываемое Тимею Локрийскому, которое Прокл Диадох в V в. н. э. наивно посчитал источником платоновского «Ти-мея», приведя в своих комментариях к платоновскому диалогу оба текста, «чтобы, оттолкнувшись от этого свидетельства, начать исследовать, что платоновский Тимей говорит тождественно тому Тимею-пифагорейцу, что добавил
1
своего, а в чем имеет с ним разногласия» .
Схоларх, несомненно, ошибался: упомянутый трактат «О природе» не мог выступать источником Платона по той простой причине, что был написан не ранее I в. до н.э. и являлся лишь буквальным пересказом платоновского «Ти-мея». Стоит, однако, отметить усилия автора по приданию своей мистификации максимальной правдоподобности - он как мог воспроизвел древний дорийский диалект и даже пометил текст сфрагисом, непосредственно указав, что создатель сего - Тимей Локриец. По словам Алексея Лосева, подобная практика была характерна для позднеэллинисти-ческого периода, «когда вообще появлялось много подделок под древнее пифагорейство, так что тогдашние авторы совсем не стеснялись выдавать свои произведения за трактаты этих ранних доплатоновских пифагорейцев»2.
К подобным фальсификациям относят и переписку Платона с его другом, пифагорейским математиком и полководцем Архитом, где Архит якобы пишет Платону, что выслал ему чудом найденные книги философа-пифагорейца Окелла (Оккела), а тот его за это благодарит. Давно установлено,
1 Цит. по: Петров А.В. Феномен теургии: Взаимодействие языческой философии и религиозной практики в эллинистическо-римский период. СПб., 2003, с. 216.
2 Лосев А.Ф. История античной эстетики. Поздний эллинизм. Харьков -М., 2000, с. 61.
что письма эти были сфабрикованы автором псевдоокел-ловского трактата «О природе вселенной», чтобы объяснить его внезапное появление на литературном «рынке». Создавая же сам трактат, его безвестный автор, по мнению исследователей, имел целью «сконструировать пифагорейский источник платоновского Тимея, для чего он, подобно двум своим коллегам - Тимею Локрскому и Псевдо-Филолаю -много черпает из платоновского Тимея»1.
К тому времени обвинения в плагиате стали элементом идеологической борьбы не только между философскими школами, но и целыми народами. После македонских завоеваний на Ближнем Востоке развернулась идеологическая война с эллинизмом, одна из стратагем которой заключалась в провозглашении греческой культуры по сравнению с восточными, в частности с иудейской, более молодой, а, следовательно, «глупой». Иудейские апологеты из Александрии настаивали на том, что греки за всю свою историю не смогли создать ничего нового, а философию свою списали с древних библейских текстов. Так, Аристобул заявлял о существовании еще до времен македонского владычества над Азией древнейшего греческого перевода Священного Писания, из которого якобы и выкрали свои идеи Пифагор и Платон. То же доказывал и Филон, утверждая, что Моисей древнее Гомера и Платона, а значит, и иудейская традиция первична по отношению к эллинской.
Для доказательства греческого плагиата иудейские апологеты прибегали подчас к прямому подлогу - передергиванию фактов, выхватыванию из контекста отдельных фраз, замене слов в первоисточниках, в результате чего менялся их смысл. Для достижения пропагандистских целей нередко сочинялись и приписывались древним поэтам и философам целые поэмы и трактаты2. Реакцией на высокомерный «гегемонизм» иудеев в отношении эллинов стал рост антисемитизма - в первую очередь в Александрии.
Христианские апологеты приняли эстафету дискредитации эллинизма у своих иудейских «коллег», продолжая обвинять греческих язычников в плагиате. «Откуда у тебя, о Платон, эти проблески знания истины? - восклицает Кли-
1 Лосев А.Ф. Указ соч., с. 45.
2 Витковский В.Е. Иудаизм и христианство против эллинизма: История традиции // Апокрифические сказания: Патриархи, пророки и апостолы. СПб., 2007, с. 31-36.
мент Александрийский. - Откуда взялся этот щедрый предвещающий благочестие источник слов? "От более мудрых, - говорит, - нежели греки, варварских племен". Знаю твоих учителей, даже если ты и захочешь их скрыть: геометрии ты учишься у египтян, астрономии - у вавилонян, целительные заклинания ты заимствуешь у фракийцев. Многому тебя научили и ассирийцы. Истинные законы и представления о Боге получены тобой от самих евреев»1.
Важным здесь представляется то, что, указывая на заимствования из Пятикнижия, Климент склонен полагать, что действия греков служат благому делу, ведь «даже если эллинская философия и не содержит истины во всем ее величии и слишком слаба, чтобы в полной мере исполнить заповеди Господа, тем не менее, она подготавливает путь, ведущий к истине и к усвоению учения подлинно царственного, ибо она до известной степени исправляет и улучшает нравы и готовит к принятию истины того, кто верит в Провидение»2.
Однако и он время от времени срывается на обвинительный тон, называя эллинских философов «ворами и разбойниками», преподносившими как свое изобретение интеллектуальное достояние не только еврейских пророков, но и всех прочих варваров.
Так, Демокрит, по его выражению, «присвоил этические учения вавилонян»3. Не менее успешно, по мнению Климента, греки обирали и друг друга: автор «Стромат» разбирает более сотни случаев «литературного грабежа» среди эллинских авторов. Перечислив их, александриец останавливается, по его словам, не потому, что исчерпал все примеры, а из-за того, что тема эта необъятна: «жизни не хватит, если я продолжу детальное описание этого самолюбивого эллинского воровства»4.
В самом деле, исходя из современного законодательства, нарушителями авторского права следовало бы объявить практически всех поэтов и мыслителей древности, кроме, наверное, Кадма, создавшего согласно легендам саму письменность. Можно быть уверенными, что сущест-
1 Климент Александрийский. Увещевание к язычникам. Кто из богатых спасется. СПб., 2006, с. 103.
2 Климент Александрийский. Строматы. В 3 т., т. 1, (кн. 1-3), с. 121.
3 Там же, с. 115.
4 Там же, с. 23.
вуй у греков нормы современного авторского права, и никакого «греческого чуда» просто бы не случилось. Культура не может развиваться без заимствований, без усвоения уже написанного, как ничто живое не может существовать без обмена веществ.
Матвейчев О.А. Плагиат Древней Греции. В статье впервые в отечественной литературе анализируется в широком историческом контексте феномен плагиата, порожденный обостренным интересом греков периода архаики и ранней классики к вопросам личного признания и первенства во всех видах творческой деятельности. Доказывается безосновательность распространенного представления о том, что грекам было чуждо понятие плагиата.
Ключевые слова: история философии, античная литература, Древняя Греция, авторство, плагиат, интеллектуальная собственность.
Matveychev O.A. Plagiarism of Ancient Greece. The article analizes for the first time in the Russian literature the phenomenon of plagiarism, generated by the heightened interest of the Greeks of the period of the archaic and early classics in matters of personal recognition and championship in all forms of creative activity. The groundlessness of the widespread idea that the Greeks were alien to the notion of plagiarism is being proved.
Keywords: history of philosophy, Ancient literature, Ancient Greece, authorship, plagiarism, intellectual property,
