CC BY
197
УДК 9(571,5)
ПЕТРАШЕВЦЫ В ВОСТОЧНОЙ СИБИРИ
© А.В. Дулов1, А.А. Иванов2
Иркутский государственный университет, 664003, Россия, г. Иркутск, ул. К. Маркса, 1.
Статья посвящена истории пребывания М.В. Буташевича-Петрашевского и его соратников в восточносибирской ссылке в 1850-1860-х гг. Авторы рассматривают материальное положение ссыльных, исследуют формы их участия в общественной жизни региона, анализируют вклад революционеров в развитие журналистики и газетного дела. Сделан вывод о значительной роли петрашевцев в местном оппозиционном движении. Библиогр. 18 назв.
Ключевые слова: политическая ссылка в Сибири; общественно-политическая жизнь; журналистика; каторжные работы.
PETRASHEVTSY IN EASTERN SIBERIA A.V. Dulov, A.A. Ivanov
Irkutsk State University, 1 Carl Marx St., Irkutsk, Russia, 664003.
The article discusses the history of the stay of M.V. Butashevich-Petrashevsky and his comrade-in-arms in the East Siberian exile in 1850-1860. The authors consider financial position of the exiled, study the forms of their participation in public life of the region, analyze the contribution of revolutionaries in the development of journalism and newspaper business, and make a conclusion on the significant role of Petrashevtsy in local oppositional movement. 18 sources.
Key words: political exile in Siberia; social and political life; journalism; imprisonment at penal servitude.
Сибирь использовалась Российским государством как место ссылки своих политических противников еще с XVII в. Сюда отправлялись «за измены» бояре, дворяне, придворная знать, стрельцы, крестьяне, посадские, старообрядцы, пленные шведы. В XIX в. невольными жителями страны за Уральским камнем стали А.Н. Радищев, декабристы, поляки-повстанцы, петрашевцы, землевольцы, народники. После 1905 г. в ссылку пошла «масса» - рабочие, ремесленники, крестьяне, разночинная интеллигенция, объединенная в партии социал-демократов, эсеров, анархистов. Ссыльные принимали деятельное участие в изучении природных богатств края, совершали географические открытия, изучали историю коренных народов, создавали газеты и журналы, работали на сооружении путей сообщения, занимались просвещением и медицинским обслуживанием сибиряков, наконец, способствовали вовлечению окраины в революционные выступления против авторитарного государства.
Таким образом, политическая ссылка - важный социальный, культурный и политический фактор развития сибирского региона XIX - начала ХХ века. Это положение, на многочисленных примерах доказанное еще советской историографией, остается верным и сегодня. Вместе с тем, именно в наши дни эта тема может быть раскрыта наиболее полно и объективно с позиций иных методологических подходов, позволяю-
щих по-новому оценить пройденный страной сложнейший период своей истории.
В этой связи немалый научный интерес представляет дальнейшее изучение истории пребывания в Восточной Сибири ссыльных петрашевцев - первых пропагандистов социалистических идеалов, видевших мир справедливым, равноправным, конституционным, свободным от диктата государственной машины. Подробный историографический анализ данной научной проблемы сделан в монографии А.В. Дулова «Петрашевцы в Сибири», изданной в Иркутске в 1996 г. С тех пор она (проблема) не получила монографического развития, исследовалась, а скорее, лишь констатировалась, попутно, при создании обобщающих работ очеркового характера [6]. В 2005 г. в Иркутске был издан сборник документов «Петрашевцы в Сибири», составленный В.Р. Лейкиной-Свирской, Ф.Г. Никитиной, И.В. Селивановой, имеющий несомненную источниковедческую ценность, однако, к сожалению, содержащий целый ряд серьезных ошибок. Все это и заставило авторов настоящей публикации вернуться к изучению истории петрашевцев и оценить их вклад в развитие общественно-политической жизни Иркутской губернии в 1850 - начале 1860-х гг.
Известно, что дворянин М.В. Буташевич-Петрашевский, имея многочисленных знакомых во всех слоях столичного общества, с середины
1Дулов Александр Всеволодович, доктор исторических наук, профессор кафедры истории России, тел.:(3952) 240522, e-mail: [email protected]
Dulov Alexander, Doctor of History, Professor of the Department of History of Russia, tel.: (3952) 240522, e-mail: [email protected]
2Иванов Александр Александрович, доктор исторических наук, профессор кафедры политологии и истории, тел.:(3952) 334372, e-mail:[email protected]
Ivanov Alexander, Doctor of History, Professor of the Department of Political Science and History, tel.: (3952) 334372, e-mail:[email protected]
1840-х гг. устраивал в своем доме своеобразные литературно-публицистические вечера - «пятницы», на которых передовые и здравомыслящие образованные люди обсуждали идеи французских социалистов-утопистов, критиковали отсталость российских порядков, мечтали об освобождении крестьян. Здесь открыто анализировались теории Ш. Фурье, Сен-Симона, Прудона, говорилось о преимуществах организации республиканского государства, правовых и конституционных свободах, по которым уже развивалась часть европейских стран. Самым крамольным документом, обсуждавшимся на этих пятницах, был, пожалуй, текст известного письма Белинского к Гоголю (1847 г.), впрочем, широко распространенный среди молодежи университетских городов. Организационно участвующие в обсуждениях никак не оформлялись, их нельзя даже посчитать «кружком». Тем не менее, суд в декабре 1849 г. поступил с этими людьми крайне сурово: они были объявлены государственными преступниками, при этом 21 человеку был вынесен смертный приговор, замененный по конфирмации различными наказаниями, в том числе ссылкой в Сибирь.
На каторжные работы были сосланы: М.В. Бута-шевич-Петрашевский - бессрочно на Нерчинскую каторгу; Н.А. Момбелли и Н.П. Григорьев - сроком на 15 лет; Ф.Н. Львов - на 12 лет; Н.А. Спешнев - на 10, в Екатерининский винокуренный завод Тобольской губернии был направлен И.Ф. Ястржембский и в Керев-ский завод Томской губернии - Ф.Г. Толь. Ф.М. Достоевский и С.Ф. Дуров ссылались в крепостные работы в Омск [9, с. 163-164.]
В Иркутскую губернию петрашевцы стали прибывать уже в начале 1850 года. Первым сюда 3 февраля доставили М.В. Буташевича-Петрашевского, затем чуть позже Ф.Н. Львова. Уже 9 февраля в сопровождении чинов жандармского ведомства они вместе выехали в Большой Нерчинский завод, оттуда до Шил-кинского с лишком 160 верст проделали пешком. Вскоре этот же путь прошли Спешнев, Момбелли и Григорьев, обосновавшись в Александровском заводе, а Львов и Петрашевский - в Нерчинском.
Ссылка в «каторжные работы в рудники» середины XIX в. - суровое наказание, применявшееся к наиболее опасным для общества преступникам. Режим такой каторги предусматривал обязательное содержание в оковах, длительный испытательный срок, а также телесные наказания (до шести тысяч шпицрутенов) и приковывание к тачке для особо непокорных. Главным же элементом такой каторги был тяжелый труд, когда каторжник обязан непременно выполнить данный ему дневной урок. Вместе с тем, повсеместно в Сибири, в том числе и на Нерчинских заводах, государственные преступники и политические ссыльные (за исключением поляков) к рудничным работам практически не привлекались. Это в полной мере относится и к петрашевцам.
Так, сам М.В. Петрашевский был освобожден от обязательных работ и занимался лишь тем, что давал уроки в состоятельных семьях, преподавая математику, географию и историю. Ф.Н. Львов также «не назначался» к каторжному труду. Вместо этого администра-
ция пыталась использовать его знания в области химии для того, чтобы улучшить процесс обогащения добываемого рудного серебра. «Года полтора тому назад, - писал Ф.Н. Львов родителям из Александровского завода в ноябре 1855 г., - по приказанию начальства я работал при извлечении серебра из руд по новому способу мокрым путем, основанному совершенно на химических соображениях, и конечно был очень хорошим работником, потому что действовал сознательно, и так занимал меня интерес науки, что я не замечал усталости, хотя и вставал в 2 часа утра...» [16, с. 179].
Помимо занятий химией, Ф.Н. Львову удалось довольно легко организовать настоящую общеобразовательную школу. На Шилкинском заводе, например, ее посещали от 8 до 10 мальчиков - детей чиновников, простых рабочих и даже ссыльнокаторжных. Львов пытался обращаться с ними ровно и «совершенно одинаково», и поэтому, как он полагал, «сословные различия были незаметны». Помимо морального удовлетворения, такая школа давала стабильный доход от 17 до 25 рублей в месяц, «что при казенном провианте, т. е. при 2 пудах муки в месяц, было достаточно, чтобы жить безбедно», - так вспоминал об этом периоде Львов позднее [16, с. 285.]
Образ жизни Н.А. Спешнева на каторге был также далек от тяжкого наказания и подневольного труда. Как и его товарищи, он учительствовал, а в свободное от этого занятия время обдумывал сюжеты будущих научных книг: «Моё здоровье по-прежнему прекрасно, - писал он в январе 1853 года А.С. Спешневой, - что же до занятий, то, как покойный король французов Луи Филипп, я стал воспитателем и пока зарабатываю этим на хлеб насущный. Вот что значит - научиться чему-нибудь в юности. Здесь я немного выучился стряпать и кондитерскому искусству по книге г-жи Авдеевой, так что если когда-нибудь будет не хватать уроков, я сделаюсь поваром. Располагая достаточным досугом, я хотел бы отдаться науке, в частности истории вообще, и написать какой-нибудь большой труд» [16, с. 161.]
Существование Н.А. Момбелли в Александровском заводе и Н.П. Григорьева в Шилкинском было не столь спокойным, как у первых трех петрашевцев. Григорьев постоянно болел: по всей видимости, его рассудок не выдержал жестокого и бесчеловечного испытания, устроенного на Семеновском плацу в Петербурге 22 декабря 1849 г., когда власти на глазах у осужденных и городской публики развернули приготовления к смертной казни. Что касается Н.А. Момбелли, то его участь, возможно, была тяжелее других, тем не менее, и он занимался уроками. Вот как об этом вспоминал Н.А. Спешнев: «Уроки я даю через день. Один день я, другой день Момбелли и преподаем: русский, французский или немецкий язык, священную историю (это по обыкновению я), арифметику, географию, историю (это обыкновенно Момбелли). Занимаемся 3 часа поутру, 3 - после обеда = того 6 часов в день, и за это берем 3 р. сер. в месяц с ученика или ученицы. У меня и Момбелли почти все девочки - по несчастью все 8-ми да 9-летние, потому что,
Вы согласитесь, что гораздо б было интереснее обучать 17 и 18-летних девушек. А даем мы с ним, чередуясь через день, для собственной нашей приятности, потому что каждодневно биться с детьми тяжело и скучновато» [16, с. 169].
Как видим, труд петрашевцев в Забайкалье никак нельзя назвать каторжным. Скорее всего, принудительного труда в их содержании и не было, а существовали занятия с детьми в школах или индивидуально, приносившие осужденным как моральное, так и материальное удовлетворение, служившие, наряду с посылками от родных, источником относительного благополучия.
Столь лояльное отношение властей к петрашевцам было продиктовано отнюдь не гуманными соображениями и объяснялось вполне объективными трудностями, с которыми власти Восточной Сибири постоянно сталкивались при организации каторжного труда революционеров: для практически не знавших физических занятий дворян найти наказание тяжкой работой в условиях Забайкалья было невозможно. Насколько остро стоял этот вопрос, хорошо видно из всеподданнейшего отчета Восточносибирского генерал-губернатора Д.Г. Анучина за 1881-й год. Несмотря на то что между составлением отчета и пребыванием петрашевцев на Нерчинской каторге насчитывается не менее четверти века, документ - прекрасное свидетельство того, что в организации ссылки и каторги в Сибири с годами (и эпохами) мало что менялось. «Преступники каторжного разряда, - докладывал генерал, - содержатся все вместе на Карийских золотых промыслах под конвоем пешей сотни Забайкальского казачьего войска, в составе 200 нижних чинов. Отправление их для работ на прииски вместе с уголовными каторжными невозможно; употребление на эти же работы уединенно от прочих весьма затруднительно по неимению подобных мест, неспособности их к тяжкому физическому труду и неимению достаточного конвоя. Если к этому добавить, что каторжных работ непроизводительного характера, существующих за границей собственно для подвержения арестантов тяжкому физическому труду у нас не практикуется, то станет ясным, что собственно каторжных работ для этого разряда преступников не имеется и местные власти, надзирающие за ними, несут тяжкую ответственность за упуск арестантов, силою обстоятельств вынуждены ограничиться содержанием государственных преступников в тюрьмах, под строгим караулом, употребляя их для работ изредка внутри тюремного двора или недалеко от него» [2, с. 116]
И в самом деле. Несмотря на то что государство всегда стремилось подвергнуть своих политических противников суровым наказаниям, коими были, например, «поражение во всех особенных, личных и имущественных правах», лишение чинов и мундиров, запрещение въезда в столицы и университетские города, покарать их тяжелым и непосильным физическим трудом, оно все-таки было не в состоянии. Сословные перегородки, создававшие не только привилегии, но и формировавшие образ жизни, поведенческие стереотипы, трудовые навыки и умения для сотен
и тысяч дворян, военных и гражданских чиновников, и в сибирской ссылке оказывались непреодолимы.
Но будет ошибкой и полагать, что сибирская ссылка для дворянских революционеров и разночинской молодежи 1860-1880-х гг. была временем этакого своеобразного отдыха от столичной повседневности и суеты, когда можно без помех заниматься самопознанием, собственным образованием и каким-либо творческим делом. Каторжная тюрьма или ссылка -это все-таки тяжелое испытание, испытание изоляцией, разлукой с родными, ограничением в общении с близкими тебе по духу людьми. Наконец, это многолетнее наказание вынужденным общением с товарищами по ссылке, когда невозможно уединиться, отказаться от общих разговоров и обсуждения уже хорошо известных проблем. В этой ситуации в первую очередь страдает психика человека, его душевное равновесие. Нередко это и было самым тяжелым наказанием. А отсутствие физического труда, наоборот, только усугубляло заключение, делало его по-настоящему непереносимым. Неслучайно среди революционеров-каторжан было так много людей нервных и душевнобольных.
Нередко раздражение от вынужденного общения перерастало в стойкую неприязнь, уже не позволявшую быть объективным и терпимым к чужим недостаткам. Вот, например, отрывок из письма Петрашев-ского А.В. Петрашевской от 19 мая 1856 г. В нем речь идет о составлении посланий с требованием отменить петрашевцам ссылку в Сибирь, чем Михаил Васильевич много занимался, не имея ощутимой поддержки своих товарищей: «Этот труд на меня одного безраздельно падает, ибо товарищи мои по ссылке, должен с прискорбием сознаться, слишком ничтожны в нравственном отношении, не говорю в умственном или ученом, позднее мое сожаление о том, что я слишком мою судьбу связал с их судьбою, ни к чему не поведет, как и то, что слишком пренебрегал моими личными интересами для них, и что все, так сказать, расходы на войну, как в том, так и в сем случае падут на меня, а благоприятные результаты и для них сказаться могут. Но так как чужое малодушие не бывало для меня нравоучением никогда, так и в сем случае их робость и близорукость мне не закон» [16, с. 30].
Нерчинская каторга для революционеров завершилась неожиданно: 26 августа 1856 г. по случаю коронации Александра II всем государственным преступникам была объявлена амнистия. В Сибири ее с нетерпением ожидали. Уже при коронации Николая I был издан указ о снижении срока каторги декабристам, затем, в ознаменование 25-летнего юбилея царствования, этот монарх перевел некоторых государственных преступников с поселения на жительство и, наконец, в 1856 г. уже Александр II своим манифестом окончательно «простил» дворянских революционеров.
Политическая амнистия распространялась и на петрашевцев. «Мы теперь здесь все сосланные начинаем отсюда разлетаться. Начинается великое переселение народов. Наша пятерица, - писал Спешнев из Читы, - открыла шествие... <...> А за нами — как в древности евреи из Вавилона — подымаются на ро-
дину 130 или 135 поляков, передовые из них уже начинают проезжать. Есть между ними и старые, и молодые, есть такие, которые обзавелись тут женами и семьей, и такие, к которым прежние невесты не так давно приехали из Польши сюда и здесь венчались. Многим и очень многим из них придется идти пешком, и все, однако, пойдут и с какою радостью, так что мне жалко, что этой радости не увидит император Александр в награду за его доброе дело. Много-таки выстрадали эти бедняги, особенно те из них, которые пришли лет 20 и 25 тому назад» [16, с. 175].
Согласно амнистии, петрашевцы, не отбыв и половины срока принудительных работ (кроме Спешне-ва), выходили на поселение. Вскоре трое из пятерых -Петрашевский, Львов и Спешнев - перебрались в Иркутск, Н.А. Момбелли отправился рядовым на Кавказ и попал в Апшеронский пехотный полк, а Н.П. Григорьева забрали для лечения родственники в Нижний Новгород.
Дальнейшую судьбу «иркутских» петрашевцев определил хронический дефицит в Сибири управленческих кадров. Несмотря на значительные льготы для сибирских чиновников - более быстрое продвижение по службе, сокращение сроков представления к очередному чину и званию, повышенное денежное содержание - здесь всегда не хватало грамотных и инициативных специалистов, да и просто образованных людей. Низкая эффективность и коррумпированность местных чиновников заставляла региональные власти привлекать к службе ссыльных государственных преступников - они были хорошо образованы, имели «прогрессивные взгляды», многие обладали опытом службы в центральных ведомствах. Такое двойственное отношение сибирской администрации к ссыльным хорошо иллюстрирует и пример петрашевцев.
Так, Ф.Н. Львов, еще в период своего пребывания на Нерчинских заводах, получил предложение от начальника горного округа О. Дейхмана остаться служить при главной лаборатории химиком. Затем при поддержке генерал-губернатора Н.Н. Муравьева-Амурского в феврале 1858 г. он был назначен канцеляристом четвертого разряда в Главное управление Восточной Сибири, потом помощником столоначальника соляного стола. За результативную научно-исследовательскую работу, изучение минеральных запасов Байкальского региона Муравьев-Амурский представил его к чину коллежского регистратора. В этот период Львов активно занимался популяризацией технических знаний, писал научные статьи в местные издания, стал членом Географического общества [7, с. 62].
Следует сказать, что Ф.Н. Львов быстро зарекомендовал себя в качестве инициативного и знающего дело чиновника. Подробно обследовав Усольский солеваренный завод, он в статье «Отчет о занятиях в Иркутском солеваренном заводе» дал исчерпывающую характеристику устройства предприятия, состояния источников сырья. Львов предлагал для улучшения дел перевести рабочих на положение вольнонаемных, провести коренную реконструкцию предприятия, выпускать новые продукты из отходов производ-
ства.
В июне 1859 г. Львов в качестве ревизора был направлен на графитовый рудник Алибера. Он высоко оценил состояние дел на руднике, отметил хорошие условия жизни рабочих. В июне-июле 1859 г. вместе с будущим известным натуралистом Г.И. Радде он совершил экспедицию на высшую точку Восточного Са-яна - гору Мунку-Сардык [3, л. 229-230].
Многое было сделано Львовым для изучения минеральных вод Восточной Сибири. Ему принадлежит шесть статей на эту тему. Важнейшая из них - «Забайкальские минеральные воды» - была написана после поездки в августе-сентябре 1858 г. на Зюльзикан-ские, Дарасунские, Кыру-Былыринские и Туркинские воды. Исследования минеральных вод проводил также доктор Вейрих. Затем ими была написана большая статья «Забайкальские минеральные источники», основная часть которой составлена Львовым. В этой работе не только дается описание минеральных источников, но содержатся конкретные предложения о перспективах их дальнейшего использования. Львовым в «Губернских ведомостях» были опубликовано также две статьи о состоянии образования в Иркутске.
Находясь в Иркутске, Ф.Н. Львов составил большую по размеру «Записку» о деле петрашевцев, выступив, по существу одним из первых историографов этой темы. Она содержит ряд фактов, оставшихся скрытыми от следствия, подчеркивает прогрессивное значение кружка петрашевцев, рассказывает о слежке за ними, арестах, проведении следствия и суда. В редактировании текста, написанного Львовым, принимал участие и Петрашевский до своего отъезда из Иркутска [5].
Также востребованными оказались знания, организаторские способности и Н.А. Спешнева. Благодаря хлопотам и протекции Н.Н. Муравьева, уже в декабре 1856 г. он был зачислен в Забайкальское областное правление канцеляристом четвертого разряда и перебрался в Читу. В письме к матери Спешнев восторженно описывает свою службу: «Вы не поверите, -восклицает он, - с какою я просто жаждою бросаюсь на всякую работу, которая может принести какую-нибудь пользу моему народу, и как я боюсь самому себе показаться не довольно добросовестным, не довольно рачительным работником» [16, с. 174].
В марте 1857 г. Н.А. Спешнев был назначен начальником газетного стола Иркутского губернского правления, редактором будущей газеты «Иркутские губернские ведомости» и смотрителем губернской типографии. В октябре этого же года его перевели в третий разряд канцелярских служащих, а в начале 1859 г. он уже получил звание коллежского регистратора, а также стал правителем путевой канцелярии Н.Н. Муравьева-Амурского и сопровождал его в поездке по Китаю и Японии.
Менее удачно сложилась в Иркутске карьера Бу-ташевича-Петрашевского. Будучи формально приписан к Оёкской волости, Петрашевский с разрешения Муравьева-Амурского поселился в Иркутске. Какое-то время по прибытии он вместе со Спешневым даже жил в доме генерал-губернатора. Но вот интересных
предложений по службе он не получал, с трудом нашел работу стряпчего, вел частные мелкие дела. «Он обрюзг ужасно: длинная черная борода, почти лысая голова, неполон, но, что называется коренастый, все это придает ему какой-то странный вид. Многие в Иркутске его не принимали за несдержанность, дурные манеры и озлобленную горячность при малейшем ему противоречии», - так описывала свою встречу с Петрашевским в столице Восточной Сибири в 1858 г. В.П. Быкова, бывшая «смолянка», преподаватель Девичьего института [16, с. 462.]
Тяжелый, неуживчивый характер, готовность немедленно, самым нетерпимым образом отреагировать на любую «несправедливость» властей, стремление непременно сказать человеку «всю правду» - все это, действительно, делало общение с Петрашевским нередко малоприятным, отдаляло от него товарищей. Администрация же губернии, многочисленные местные чиновники испытывали к нему настоящую ненависть, выражавшуюся в стремлении при каждом удобном случае объявить его сумасшедшим. Наверное, поэтому Буташевич жил здесь лишь разовой работой, испытывая постоянное безденежье. Практически единственным надежным источником к существованию было для него пособие политического ссыльного - 114 руб. 28 % коп. в год. [3, л. 34].
Главным политическим делом для Петрашевского в Иркутске, как и в Забайкалье, по-прежнему оставалось составление «разоблачений» и «несправедливостей», чинимых окружением Н.Н. Муравьева-Амурского и им самим. Петрашевский постоянно писал «обращения», «прошения» и «записки» в Главное управление Восточной Сибири, Правительствующий Сенат, министру внутренних дел, а то и на Высочайшее имя, в которых, помимо просьб о пересмотре своего дела, повлекшего, как он думал (и справедливо!), незаслуженную ссылку, обличал незаконные действия сибирских чиновников.
Как сегодня следует оценивать многочисленные разоблачения Петрашевского? На этот вопрос можно ответить строками из работы В.П. Полонского «М.В. Буташевич-Петрашевский в Сибири», опубликованной еще в 1925 году. «При чтении прошений Буташевича-Петрашевского, - читаем мы, - необходимо иметь в виду особенность его «идеи» борьбы. В его настойчивых домогательствах не было желания добиться частичных улучшений своей участи: в его юридическом крохоборстве, мелочной придирчивости, в его цепля-нии за статьи и буквы закона проявлялась фанатическая вера в целесообразность такого пути борьбы. Нет нужды доказывать, что эта вера была своеобразной формой утопии, которая могла родиться только в сознании человека, начисто лишенного всяческих человеческих прав, и только в такой бесправной стране, как царская Россия. Но эта гипертрофия идеи законности была все же своеобразным и уродливым проявлением того революционного протеста, той непреклонной решимости не сдаваться, какая до последних дней жизни осталась характерной для этого замечательного человека» [17, с. 186]. Думается, что эта оценка справедлива и в наши дни.
Видная роль принадлежит «первым социалистам» в развитии местной журналистики. Уже 16 мая 1857 г. под руководством Спешнева был издан первый номер «Иркутских губернских ведомостей». С самого начала своего существования газета стремилась установить постоянный диалог со своим читателем, призывала к обсуждению проблем управления краем, борьбе с бюрократизмом и взяточничеством чиновников, нелицеприятно обсуждала недостатки в деле освоения Амура. Во многом благодаря газете и петрашевцам, активно участвовавшим своими статьями в формировании критической направленности этого издания, иркутяне узнали о существовании относительно свободной общественной дискуссии, полемике и гласности [14, с. 205-223].
В 1860 г. в Иркутске началось издание первой частной газеты Сибири «Амур». Решающую роль в ее становлении сыграли петрашевцы. Их политические воззрения послужили основой формирования критической направленности газеты. Уже в передовой статье первого номера «Амура», написанной М.В. Пет-рашевским, прозвучала главная цель издания - воспитание «гражданственности» у сибирского читателя. По мысли автора, это качество должно играть решающую роль как в действиях сибирской администрации по освоению и управлению огромным регионом, так и во взаимоотношениях между людьми - каждый человек, независимо от своего положения и ранга, должен, прежде всего, уважать права и потребности большинства членов общества и соотносить свои поступки с общим благом.
Затем Петрашевский, развивая мысль о необходимости воспитания в каждом человеке гражданственности, идет дальше. Он говорит о том, что общество, как и природа вокруг нас, имеет свои законы развития. Здесь нет случайностей, все взаимосвязано и взаимообусловлено, человек должен учитывать и соблюдать эти естественные права и обязанности и тогда он будет жить в согласии и с обществом, и с природой, и с каждым индивидом. Задача же «администрации», - по мысли автора, - «с предусмотрительною заботливостью стараться об изыскании средств к устранению замеченных ею зол, и при избрании к тому способов, руководствоваться не личными своими симпатиями к тому или другому, но принимать только такие меры, которые ... были вполне согласны с общими требованиями справедливости и существующей законности». Нетрудно заметить созвучность этих высказываний основным положениям теории бесгосударственного общества Ш. Фурье, поклонником и последователем которого, как известно, и был автор [13, с. 57-58].
Организация первой газеты в Восточной Сибири требовала много сил и энергии, и Н.А. Спешнев полностью отдался ей. Высоко оценивал его деятельность Н.Н. Муравьев-Амурский, сообщавший В. Бутко-ву, управлявшему делами Сибирского комитета: «Спешнев истинный труженик, которому приходится с утра до вечера работать, чтобы разбирать эти статьи и очищать их от таких предметов, которые в печати не могут быть дозволены. Мне стало жаль его в эту зиму:
он похудел, как чахоточный, и я решаюсь облегчить его занятия, переведя его в Главное Управление, где прекрасное перо его будет гораздо полезнее, чем в редакции, в которой ему приходится только исправлять» [10, с. 61].
Муравьев ошибался: в газете Спешневу приходилось далеко не только «исправлять», он добивался, чтобы «Иркутские губернские ведомости» отличались от десятков подобных же губернских газет, выходивших в Европейской России, печатавших только официальные документы, присланные из центра, и распоряжения местных властей. С первого же номера «Иркутских ведомостей» в них появилась «неофициальная часть», быстро ставшая наиболее интересной в газете.
Встав у руководства газетой, Спешнев при помощи петрашевцев и других прогрессивно настроенных представителей интеллигенции, стремился сделать газету в какой-то степени действенным органом. В многочисленных авторских заметках, редакторских примечаниях к отдельным статьям он призывал следовать гласности, разъяснял ее принципы, стремился вызвать полемику по ряду вопросов. «Полемика, спор, борьба противоположных воззрений (разумеется, в известных литературных пределах), все это необходимо придаст жизнь газете и возбудит интерес читателей», - заявлял редактор. В № 38 за 1858 г. редакция приветствует гласность и предлагает присылать в газету материалы по различным вопросам, заботясь об их достоверности.
Последняя редакционная статья, написанная Спешневым под заголовком «Опровержения», содержит разъяснение принципа гласности: «При непривычке к гласности у нас в каждой статье, даже чисто беллетристической, ищут намеков на личности действительные и считают своей обязанностью вступиться за обвиняемого, хотя часто тот, кому возражают, имел в виду, быть может, совершенно другое событие или даже не имел никакой личности в виду» [8].
Однако, несмотря на все старания сотрудников, «Ведомости» оставались газетой официальной, и возможности для высказывания свободных мыслей были весьма ограничены, поэтому в 1860 г. многие из них перешли в первую частную сибирскую газету «Амур», также издававшуюся в Иркутске по инициативе Петрашевского. Редактором газеты был М.В. Загоскин, но каждый ее номер обсуждался в тесном редакционном кружке, где важную роль играли Петра-шевский и Львов. Редакция новой газеты не только сохранила направление «Ведомостей» начального периода, но часто выступала против действий генерал-губернатора Н.Н. Муравьева, особенно по вопросу заселения Амура. Поэтому газета подвергалась преследованиям администрации.
Петрашевцев не устраивал порядок, который «был настоящий беспорядок: произвол, отступления от закона, иногда даже невозможного к применению, несостоятельность бюрократической обрядности... , разного рода лихоимство и казнокрадство, личности между начальниками и подчиненными и т.п... такова была система, что все выходило дурно, все свиде-
тельствовало о беспрестанном разладе между словом и делом, между бумажным идеалом и горькою действительностью» [18, с. 219-220].
Петрашевцы выступили в печати горячими поборниками перехода к буржуазным принципам и в экономике, и в общественной жизни, хотя ясно видели и недостатки современного им буржуазного общества. Например, Петрашевский говорил, что отдача казенных предприятий в аренду - не паллиатив, «но прямой переход от одной системы хозяйствования к другой, если не вполне совершенной, то все же более разумной и от того для всех не только более выгодной, но вместе и более нравственной» [1].
Петрашевский и Спешнев в своих статьях защищали политику фритредерства (свободной торговли). Они высказывались за самоуправление населения, призывали к введению гласного суда, демократизации образования, раскрепощению женщин, петрашевцы резко критиковали систему исправления и наказания уголовных преступников, а Львов в статье «Выдержки из воспоминаний ссыльнокаторжного» выдвинул собственную систему перевоспитания арестантов, навеянную идеями утопического социализма. В ней преступник рассматривается с гуманистических позиций, когда на первое место выдвигалась задача убеждения арестанта в том, что наказание необходимо для него самого, но при этом обязательный труд для заключенных отменялся [1].
Не могли петрашевцы обойти молчанием и проблему присоединения Амура к России, весьма волновавшую в то время сибиряков. Присоединение и освоение новых земель на востоке было одной из главных забот генерал-губернатора Восточной Сибири, в которые постепенно втянулись не только чиновники, но и сибирское купечество, увидевшее в этом существенную выгоду. Никто не сомневался в полезности и необходимости начавшегося процесса колонизации Приамурья, но практическая деятельность властей не вызывала такого единодушия. Демократические слои не могли согласиться с официальными методами. Львов, посвятивший специальную статью вопросу о наделении переселенцев на Амур землей, предлагал предоставить им возможно более полное самоуправление, самим решить вопрос, какое землевладение предпочесть, общинное или частное [18, с. 93-98].
В других статьях петрашевцы отвергали политику обязательного заселения Приамурья, предлагали ввести вольную колонизацию этого района. Петрашевский и Львов резко критиковали ошибки, допущенные местной администрацией и правительством при заселении Приамурья, предлагали предавать гласности действия властей и положение на Амуре. Петрашев-ский посвятил специальную статью разоблачению корыстолюбия устроителей «Амурской компании», лицемерно прикрытое красивыми фразами. Он совершенно справедливо подметил, что устроители ее заботятся главным образом о своих барышах, и гораздо меньше - о развитии торговой деятельности в интересах присоединенного к России края [15]. Как выяснилось позднее, критика Петрашевским компании, встреченная недовольством рядом апологетов нажи-
вы, напечатавших свои возражения на статью в «Губернских ведомостях», оказалась почти пророческой: вскоре компания, так и не развернув по-настоящему своей деятельности, прекратила свое существование.
Критическое отношение к деятельности власть имущих, демократическая направленность публицистики петрашевцев не нравилась крупным чиновникам и купцам. Целый ряд статей петрашевцев не был пропущен в иркутских и петербургских изданиях по цензурным соображениям, а некоторые опубликованные ими материалы вызвали недовольство администрации и цензоров.
Издание «Иркутских ведомостей» и «Амура» быстро выявило талантливых, прогрессивно мыслящих людей и среди местных чиновников и интеллигенции. Живое участие в создании газет принимали М.В. Загоскин, И.О. Катаев, Н.И. Кашин, Н.П. Косыгин, И.Е. Мехеда, П.И. Полынцев, Е.И. Рагозин, М.П. Ше-стунов и некоторые другие. Самими же политическими ссыльными здесь было опубликовано 42 статьи: 20 -Львовым, 11 - Петрашевским, 7 - Спешневым, 4 -Черносвитовым.
Помимо государственной службы «на пользу народу», петрашевцы в Иркутске не могли не заниматься и общественной деятельностью. Они установили прочные контакты с оставшимися здесь декабристами, а также польскими ссыльными, были приняты в иркутском обществе, где всегда активно выражали свои воззрения на существовавший в России государственный строй и «образ» правления.
Петрашевцы имели постоянные связи с членами либерального «Общества зеленых полей», они оказали благоприятное воздействие на формирование мировоззрения части местной прогрессивной молодежи, в частности, на Н.Н. Пестерева, направленного затем к Герцену в Лондон и привлекавшемуся (в 18661867 гг.) к формальному дознанию «за сношения с лицами, принадлежащими к тайному революционному сообществу», отбывшему наказание в Петропавловской крепости и высланному на родину в Иркутск под надзор полиции [4, ст. 311].
Определенное влияние политических ссыльных социалистов испытывал одно время и сам Н.Н. Муравьев-Амурский. Вот как описывает взаимоотношения петрашевцев и Муравьева-Амурского М.И. Венюков в своих «Воспоминаниях»: «В Иркутске Петрашевский, Спешнев, Львов были ласкаемы генерал-губернатором, а за ним и прочею местною знатью. Первый был даже одно время чем-то вроде хозяйки дома Муравьева, за отсутствием уехавшей в Париж жены. Он пользовался этим положением, чтобы говорить своему покровителю вещи, которых не смели сказать другие, например, укорял его за стремление удешевить полицейскими мерами хлеб на иркутском базаре, за ложную экономическую политику в Забайкалье, при снаряжении амурских сплавов и т. п. И Муравьев слушал, оспаривая, как умел, может быть, сердился; но никогда не думал за несходство мнений ссылать Петрашевского в Минусинск, как сделал потом Корсаков» [16, с. 458].
Занимая активную политическую позицию в иркут-
ском обществе, петрашевцы не могли остаться в стороне и от событий, связанных с «иркутской дуэлью». 16 апреля 1859 г. на окраине города состоялась дуэль, кончившаяся смертью чиновника М.С. Неклюдова. Она приобрела политический характер, так как противники М.С. Неклюдов и Ф.А. Беклемишев защищали не только личные интересы, но и определенные общественные позиции. Большинство иркутян было убеждено, что дуэль была фактически убийством; материалы процесса, опубликованные А. Любавским, свидетельствуют, что нарушения дуэльных обычаев были там допущены [12, с. 217-228].
Местная администрация, знавшая о предстоящей дуэли, ничего не сделала, чтобы ее предотвратить. Весть о гибели Неклюдова быстро разнеслась по городу и вызвала негодование горожан. Во главе общественного возмущения и встал Петрашевский, организовавший печатание в типографии пригласительных билетов на похороны Неклюдова. В результате на похоронах погибшего «целый город шел за гробом», по воспоминаниям современников, здесь присутствовало от 5 до 10 тыс. человек. Эта была по существу первая массовая политическая манифестация в Сибири, направленная против беззакония и произвола, чинимых местными властями.
У могилы убитого чиновника на Иерусалимском кладбище Петрашевский произнес пламенную речь, открыто назвав дуэль убийством, чем окончательно настроил общественное мнение против «партии» генерал-губернатора. Иркутская дуэль получила широкую огласку и была подробно описана А.И. Герценом, а Иркутско-Верхоленский суд, рассмотрев дело о дуэлянтах, приговорил Ф.А. Беклемишева и его секундантов к 20 годам каторжных работ каждого. Столь бурная политическая деятельность петрашевцев в корне изменила отношение к ним администрации края. 27 февраля 1860 г. по личному распоряжению исполняющего должность генерал-губернатора М.С. Корсакова М.В. Буташевич-Петрашевский был арестован и выслан в Минусинский округ, а Ф.Н. Львов отстранен от службы. В марте он покинул город и уехал в с. Олонки к В.Ф. Раевскому.
По-видимому, успех своей пропаганды в Иркутске 1859 г., в результате которой в течение нескольких месяцев после дуэли возбужденное настроение жителей не улеглось, а администрация не в силах была защитить участников дуэли от враждебного отношения к ним многих жителей, - привел Петрашевского к мысли о том, что можно достичь значительных успехов, используя конкретные случаи борьбы за справедливость. Петрашевский добивался создания мощного общественного мнения, которое потребовало бы от администрации всех рангов полного подчинения принципам социализма, которые Петрашевский скрывал под понятием «естественное право». Создание этого движения Петрашевский считал целесообразным начать с небольших инцидентов, чтобы массы, добившиеся успехов в небольшом масштабе, поняли, что общественное мнение представляет собой огромную силу, что оно может подчинить требованиям «естественного права» и губернских чиновников, и са-
мо правительство.
Иркутская дуэль не оставила равнодушным и Львова: он разделял позицию Петрашевского и в № 17 «Губернских ведомостей» за 1859 г. опубликовал заметку, в которой выразил осуждение дуэлей вообще, отметив, что «такой способ решения в делах чести не может называться справедливым».
Дальнейшая судьба первых ссыльных социалистов сильно разнится. М.В. Петрашевский одно время жил в Шушенском и продолжал там борьбу с несправедливостью, затем по болезни ему было разрешено перебраться в Красноярск, где его «за строптивость» и непокорность распоряжениям енисейских властей даже заключили в тюремный замок, потом он был выслан в деревню Ермаковскую, оттуда - в село Верхний Кебеж, снова в Шушенское, и, наконец, в мае 1866 г. очутился в селе Бельском, где в простой крестьянской избе и скончался в начале декабря 1866 г.
Ф.Н. Львов до февраля 1861 г. жил в Олонках, пытался безуспешно организовать там свечное и мыловаренное производство, вернулся в Иркутск, затем летом 1863 г. выехал в Петербург, где служил в канцелярии генерал-губернатора, занимался научным творчеством, работал секретарем Русского Технического общества. Н.А. Спешнев, будучи правителем путевой канцелярии Муравьева-Амурского, отбыл с ним в начале 1860 г. в Петербург, где ему было возвращено дворянство, поселился в имении матери в Псковской губернии, был мировым посредником по крестьянским делам. Оба петрашевца после сибирской ссылки отчасти пересмотрели свои политические взгляды, по всей видимости, отказались от категоричного отрицания государства, но по-прежнему выступали за гармоничное развитие общества, за необходимость глубоких реформ, отмену крепостного права.
Подведем некоторые итоги. Несмотря на непро-
должительный период пребывания в Иркутске, петрашевцы сумели оставить заметный след в общественно-политическом развитии региона. Своей активной жизненной позицией они демонстрировали необходимость борьбы с коррупцией, взяточничеством, всевластием администрации, открыто выступали за необходимость равноправного диалога общества и власти. Ссыльные петрашевцы стояли у истоков становления независимой журналистики в Восточной Сибири, благодаря их полемическим статьям иркутяне узнали о гласности, о возможности конструктивной критики властей, об уважительном отношении к чужому мнению. Своими действиями они, безусловно, оказали положительное воспитательное воздействие на становление и развитие гражданственности в кругу местной интеллигенции и чиновничества, формирование независимого мышления, принципиальной позиции в вопросах социально-политического развития региона.
Как сегодня оценивать петрашевцев, их политические взгляды, историю пребывания в Иркутской губернии? Можно решить, что им «просто не повезло» и судьба не была благосклонна к этим людям: убеждения и учения, которые в конце 1840-х гг. считались преступными и подлежали суровому наказанию, с середины 1850-х стали почти нормой для любого здравомыслящего человека, непременным атрибутом всякой банкетной кампании. Это так, но надо понимать, что «эпоха гласности» не наступила бы сама по себе, она - не результат естественной смены монархов на российском престоле - консервативного Николая и «освободителя» Александра, а следствие борьбы общественных сил, борьбы, показавшей новому императору, что по-старому править нельзя. И Петрашевский, и Львов, и Спешнев были частью этого процесса, частью «этих общественных сил», самоотверженно способствовавших демократизации страны.
Библиографический список
1. Амур. 1860. № 7.
2. Всеподданнейший отчет генерал-губернатора за время с 1879 по 1882 г. // Сборник главнейших официальных документов по управлению Восточной Сибири. Т. 1. Вып. 1. Иркутск, 1884.
3. ГАИО. Ф. 712. Оп. 1. Д. 694. Л. 229-230; Ф. 24. Оп. Оц. Д. 466. Л. 34.
4. Деятели революционного движения в России: биобиблиографический словарь / под общей ред. И.А. Теодоровича [и др.]. М.: ВОПИС, 1928. Т. I.
5. Записка о деле петрашевцев. Рукопись Ф.Н. Львова с пометками М.В. Буташевича-Петрашевского // Литературное наследство. Т. 63. М., 1956.
6. Иркутск в панораме веков: Очерки истории города / отв. ред. Л.М. Дамешек. Иркутск, 2002.
7. Иркутская летопись 1661-1940 гг. / сост. Ю.П. Колмаков. Иркутск: Оттиск, 2003.
8. Иркутские губернские ведомости. 1859. № 7.
9. Кодан С.В. Освободительное движение и Сибирская ссылка (1825-1861 гг.) // Политические ссыльные в Сибири (XVIII - начало ХХ в.). Новосибирск, 1983.
10. Лейкина В. Петрашевцы. Иркутск, 1924.
11. Львов Ф.Н. Из Иркутска // Современник. 1861. № 9.
12. Любавский А. Русские уголовные процессы. Т. 2. СПб., 1867.
13. Любимов Л.С. История сибирской печати XVIII - начала ХХ вв.: хрестоматия. Иркутск, 2004.
14. Матханова Н.П. Сотрудничество политических ссыльных и общественных деятелей Восточной Сибири в «Иркутских губернских ведомостях» в 1857-1860 годах // Ссылка и общественно-политическая жизнь в Сибири (XVIII - начало ХХ в.). Новосибирск, 1978.
15. Петрашевский М.В. По поводу речи А.В. Белоголового // Иркутские губернские ведомости. 1858. № 39, 40.
16. Петрашевцы в Сибири: документальный исторический сборник / сост. В.Р. Лейкина-Свирская, Ф.Г. Никитина, И.В. Селиванова; науч. ред. С.Ф. Коваль. Иркутск: Облмашин-форм, 2005.
17. Полонский В.П. М.В. Буташевич-Петрашевский в Сибири // Красный архив. 1925. Т. 3 (10).
18. Современник. 1862. № 1.
