CC BY
14
КУЛЬТУРОЛОГИЯ
УДК 130-02 К. Абдулла
действительный член Национальной академии наук Азербайджана, заслуженный деятель науки Азербайджана, доктор филологических наук, профессор, ректор Азербайджанского университета языков; е-та11.:к.аЬСи11а1950@дта11..сот
ПЕЩЕРНЫЙ ДУХ И ПЕЩЕРНАЯ КУЛЬТУРА (на материале средневекового азербайджанского эпоса «Китаби-Деде Коркуд»)
В статье анализируются этапы эмансипации сознания от первобытной бессознательности к социальной и культурной зрелости. Этот период растягивается на многие тысячелетия и охватывает палеолит, мезолит и неолит. Каждая из этих эпох имела свою пещеру, но в совокупности они образовывали общую Пещеру, отмеченную Пещерным духом, рождавшим Пещерную культуру. Если первоначальные мифологические воззрения древнего человека возникали в лесу, то местом их трансформации в мифологические нарративы была пещера. Пещера репрезентирует себя как иерархически организованное пространство, подобное Мировому Древу.
Эволюционные процессы, порождавшие мифологическое воззрение на природу и общество, протекали в универсальной Пещере - в атмосфере формирования у членов общины идеи коллективного пещерного духа. Важнейшим этапом культурного становления человечества становится выделение из числа обитателей пещеры Жреца - Учителя. Из укрытия от природных катаклизмов Пещера превращается в место проведения уроков жизни, преподаваемых Учителем. Учителем становится избранный обитатель Пещеры, который вчера был Жрецом, а завтра станет Автором. И в пространстве азербайджанского Дастана обобщенный образ Учителя персонифицируется в сказителе - Деде Коркуде. Изоморфный образ Хранителя, созданный Платоном в его трактате «Государство», позволяет провести аналогию его функции с функцией Деде Коркуда. Уроки Деде Коркуда духовно закаляют пещерных людей, учат противостоять разрушительным природным стихиям, готовят к подстерегающим жизненным испытаниям, морально воспитывают их.
Ключевые слова: Пещерный дух; Пещерная культура; Герой; Жрец; Учитель; Автор.
K. Abdulla
FuLL member of the National. Academy of Sciences of Azerbaijan,
Honored worker of science of Azerbaijan,
Dr. phiL. habiL., Senior Professor,
Rector of Azerbaijan University of Languages;
e-maiL:k.abduLLa1950@gmaiL.com
CAVE SPIRIT AND CAVE CULTURE
(on the material of medieval Azerbaijani epic «Kitabi Dede Korkud»)
The articLe anaLyzes the stages of emancipation of consciousness from primitive unconsciousness to sociaL and cuLturaL maturity. This period stretches for many miLLennia and covers the PaLeoLithic, MesoLithic and NeoLithic. Each of these epochs had its own cave, but together they formed a common Cave, marked by the Cave spirit, which gave birth to the Cave cuLture. If the originaL mythoLogicaL views of the ancient man appeared in the forest, the pLace of their transformation into mythoLogicaL narratives was a cave. The cave represents itseLf as a hierarchicaLLy organized space, simiLar to the worLd Tree. The evoLutionary processes that gave rise to the mythoLogicaL view of nature and society took pLace in the universaL Cave -in the atmosphere of the formation of the idea of a coLLective cave spirit among the members of the community. The most important stage of cuLturaL formation of humankind is the seLection of the inhabitants of the cave Priest - Teacher. From hiding from naturaL disasters, the Cave turns into a pLace of Life Lessons taught by the Teacher. The teacher becomes the eLected occupant of the Cave, which yesterday was a Priest, and tomorrow wiLL be the Author. In the space of Azerbaijani Dastan the generaLized image of the Teacher is personified in the narrator - grandfather Korkud. Is isomorphic to the image of the Guardian created by PLato in his treatise "the State", aLLows drawing an anaLogy of its function with the function of the grandfather KorcuLa. Lessons of the grandfather Korkud spirituaLLy tempered cave dweLLers, Learn to resist the destructive naturaL eLements, prepare for Life-threatening triaLs, and educate them moraLLy.
Key words: Cave spirit; Cave cuLture; Hero; Priest; Teacher; Author.
Когда очередной этап культурной эволюции сориентировался на проект превращения человекообразного существа в современного человека (Homo sapiens), и когда этот проект стал осуществляться, жизнь вынудила человекообразного выйти из леса в поисках укрытия и в целях самозащиты окружить себя замкнутым пространством. Так и по этой причине произошел Переход из Леса в Пещеру.
Первые признаки первобытного художественно-поэтического процесса начинают проявляться именно в Пещерный период. Как можно понять содержание этого периода? На наш взгляд, Пещерный
период - это общее название, относящееся к трем крупным эпохам и объясняющее образ жизни людей в указанные эпохи. Это эпохи палеолита, мезолита и неолита. Каждая из них имеет свою пещеру, но и все они вместе взятые имеют одну общую Пещеру. Они отмечены общим Пещерным духом, Пещерной культурой.
В Пещере совершалось настоящее культурное «Возрождение» того времени. Шеллинг указывает, что даже обитавшие в Индии голые готтентоты расписывали стены своих пещер [Шеллинг 2013, с. 190]. Сходство между наскальными рисунками в расположенных в разных регионах пещерах, то, что они как бы повторяют друг друга (даже если относятся к самым отдаленным эпохам и географическим пространствам), служит подтверждением наличия общего Пещерного духа и общей Пещерной культуры. Мифологические представления, начиная с примитивных, первобытных, форм, зародышевых вариантов, вплоть до первоначальной нарративной сюжетной линии, формировались именно в Пещере. Именно Пещера стала «интеллектуальным» пространством, обусловившим «перерастание» мифологических «штрихов» в мифологические образы, мифологические сюжеты. Пещерный дух, объединяющий эти три эпохи (палеолит, мезолит и неолит), учил обитателей пещеры держаться друг друга в замкнутом пространстве, готовил их к жизни - к прохождению через этап ухода из Пещеры. В этих целях из числа обитателей пещеры выделяется Жрец - Учитель. Определяется Предводитель - Отец. Пещера постепенно становится местом проведения настоящих уроков жизни. Эти уроки преподает Учитель. Учитель - это избранный обитатель Пещеры, который вчера был Жрецом, а завтра станет Автором. Не исключено, что все эти ипостаси соединялись в одном лице. И это лицо можно условно назвать именем собственным - Деде Коркуд, а его уроки - обобщенными уроками Деде Коркуда.
Уроки Деде Коркуда - это двусторонняя коммуникация Учителя и его сопещерника, направленная на толкование, разъяснение важнейших и обещающих большую познавательную пользу вопросов. Цель этих уроков заключается в выработке умения понимать и решать встречающиеся в жизни проблемы. Уроки Деде Коркуда служат духовной закалке обитателя Пещеры, обогащению его жизненного опыта. Они не только прививают пещерному человеку определенные жизненно важные знания, но и воспитывают его. Они представляют
собой испытанные жизнью образцы подлинной дидактики. Этот дидактический веер, раскрывающийся в вопрошающем диапазоне от: «Что можно делать?» до: «Чего нельзя делать?» - учил древнего человека противостоять страшным силам природы, быть готовым ко всем превратностям жизни. В этом и заключается первичная, основная, функция уроков Деде Коркуда.
Видный турецкий ученый, профессор Ф. Кёпрюлю, отмечает, что тюркская народная литература хранит в себе бесценные доисламские духовные традиции [КоргШи 1991]. По его мнению, часть этих традиций, дошедших до нас с тех далеких времен, имеет обучающее (дидактическое) значение. Приводимые ниже цитаты из «Китаби-Деде Коркуд» - КДК, иллюстрирующие классификационные принципы Ф. Кёпрюлю) о вреде интриг и гордыни («Гордых людей Бог не любит»), о пользе храбрости («Разве мой сын отрубил головы, пролил кровь?! Ему ли дадим имя?»), о величии Аллаха («Выше ты всего высокого, никто не знает, каков ты..!»), о почитании родителей («В тот век сын слова своего отца не нарушал; если кто нарушал, такого сына не принимали»), о помощи и сострадании («Наложил мяса, как холм, велел надоить кумысу, как озеро. Накормил голодного, одел нагого»), об обретении славы благодаря великодушию и щедрости («Слушай, из сидящих здесь беков каждый добыл то место, где сидит, ударами меча, раздачей хлеба») и т. д., содержат основные дидактические идеи Деде Коркуда. Эти идеи восходят к первоосновам уроков Деде Корку-да, которые суть наставительные, обучающие беседы Автора с обитателями Пещеры о жизни, о подстерегающих их на каждом шагу опасностях и способах их преодоления. Эта «просветительская» деятельность направлена на то, чтобы открыть глаза обитателям пещеры на реалии жизни. Это путь, ведущий в первобытную художественно-поэтическую реальность. Благодаря этим урокам обитатели пещеры времен Деде Коркуда обретали жизненный иммунитет. Выделившийся из их среды Деде Коркуд стал избранником, успешно выполняющим свою миссию Жреца (шамана), Учителя и Автора. Первоначально он выступал как шаман, позднее - как Учитель, затем - как Автор. В этом своем синтетическом качестве Деде Коркуд не является реальной личностью и должен восприниматься в том смысле, в котором Дж. Вико и Ф. Шеллинг воспринимали Гомера. Деде Коркуд, как и Гомер, в большей степени есть принцип.
Среда и условия возникновения древнего текста
Приступая к изучению имманентных свойств мифологического текста, необходимо в первую очередь внести ясность в вопрос о среде и условиях, в которых запускался процесс его формирования. Как и на каких принципах складывался древний эпос, каковы имманентные ему художественно-поэтические элементы и средства? Прежде чем пытаться ответить на эти вопросы, следует разобраться в другой, не менее важной проблеме: где и при каких условиях совершается этот реализующийся в жанре эпоса творческий акт? Привычный для нас «образ автора» складывался, вероятнее всего, за чтением книг дома или в библиотеке. Во всяком случае, он - производное нашего современного сознания. А как обстоит дело с событием, которое мы называем мифологическим текстом, где оно протекает?! В учительской «аудитории» (какие параметры имела эта аудитория? Может, она была нишей некоей пещеры?), в которой Учитель становился Автором? Или, родившись в воображении, мифологический текст наносился на бумагу в келье медресе? А может быть, в результате его письменной фиксации открывались возможности для его устных ретрансляций?! Как бы то ни было, текст, как в своем зародышевом, так и линейном варианте (по мнению Ю. Лотмана), синкретичен. Он позиционирует себя как реальность, созданная и учителем, и жрецом, и составителем его художественнопоэтического пласта (Автором). Такова природа его синкретичности, которую мы имеем в виду.
Следует отметить, что внутренний потенциал первобытного, древнего (доисторического) периода пронизан креативной тексто-образующей энергией, и, избрав имманентный подход, видим свою задачу в том, чтобы возродить эту энергию. Лишь завершив эту работу, мы сможем адекватно воспринять природу спонтанно возникшего или возникающего древнего текста, понять его тайные знаки. Если же нам не удастся восстановить среду и условия стихийного образования древнего текста, мы не разгадаем смысл таящихся в его глубинных пластах знаков, не сможем «прочесть» их. Следовательно, от нас требуется, «по мере отпущенных нам сил и возможностей», не пренебрегать ни одним из открывающихся перед нами исследовательских путей. Мы полагаем, что установление-восстановление обстоятельств
протекания творческого процесса в тот древний период позволит увидеть под новым углом зрения организующую текст многоаспектную дихотомию «общество / природа» и «общество / культура».
Назовем среду и условия возникновения первобытного мифа «пещерными условиями». Это определение, разумеется, не означает, что КДК и подобные ему древние тексты во всех своих вариантах (от начала до конца и снизу доверху) создавались лишь в пещерах. Человек или человекообразное существо после своего выхода из леса укрывается именно в пещере, превращая ее в среду своего обитания, в свое жилище. Его мифологические воззрения первоначально зарождались и формировались в лесу. Местом же трансформации этих древних, примитивных представлений в линейные нарративы, и, следовательно, местом возникновения первоначального варианта мифологического текста была, на наш взгляд, пещера.
Пещеры существовали на протяжении сменявших друг друга палеолита, мезолита, неолита и существовали как стоянки древнего человека даже в эпоху верхнего неолита. Тысячелетия отделяют друг от друга эти эпохи. И всё же, все эти пещеры объединяют общие черты. В нашем понимании Мировая Пещера - это иерархически организованное пространство, аналогом которому может служить Мировое Древо. Независимо от их топографического и географического положения, с точки зрения изобразительного искусства в них отразились сходные стилевые и композиционные особенности. Пещера смогла сохранить в своих недрах образцы первобытного, примитивного искусства. Отмеченные общими чертами пещерные изображения животных и растений свидетельствуют о наличии у первобытного периода универсальных ценностей.
Рассматривая наскальные рисунки некоторых древних пещер, нельзя не обратить внимания на присущие им элементы образных представлений. Так, обнаруженная в пещере Штадел в Германии и признанная совершенным образцом изобразительного искусства скульптура чело-векольва (нем. Lбwenmensch) свидетельствует об образном мышлении первобытного человека [Харари 2016, с. 29], изображавшего не реальные явления действительности, а выражавшего специфические представления современной ему Пещерной культуры и Пещерного духа.
Исследователи обнаруживают следы этого духа и в более древних пещерах протонеолита и мезолита. В пещерах Ближнего Востока
встречаются высеченные изображения животных и верховного божества матриархата - Богини-Матери. Сходные элементы пещерной культуры, обнаруженные в разных местах обитания древнего человека, объединены общим культурным настроем [Мелларт 1982, с. 21]. Обнаруживаются рожденные Пещерным духом настенные изображения даже в более раннюю эпоху палеолита. Аналогичные открытия были сделаны и в пещерах Швеции, Норвегии, Италии, Сибири, Южной и Центральной Африки [История первобытного общества 1986, с. 513-514].
Было установлено, что средний и поздний, «мадленский», периоды палеолита стали апогеем пещерного искусства. Об этом свидетельствуют монументальные анималистические ансамбли пещер Альтамира, Ласко, Руфиньяк, Фон де Гом, Нио, Труа, Фрер, Мон-теспан, ля Мадлен и ряда других [История первобытного общества 1986, с. 520].
Образцы пещерного искусства встречаются в Гобустанских пещерах и на наскальных памятниках, относимых специалистами к мезолиту и неолиту. В Главной Пещере (Аназага), Пещере охотников, Стоянке быков, Стоянке Каяарасы («Между скалами») найдены изображения мужчин, женщин и животных - быков, кабанов, джейранов. Талант и умения древних «живописцев» несомненны. Наскальные рисунки Гобустанского заповедного ландшафта и других древних пещер на территории Азербайджана отмечены высокой культурой пещерного духа (см.: [АгэгЪаусап агхео^1уаз1 2008; Джафарзаде 1991; СэГэгеаёэ 1999; Величко, Антонова, Зеликсон и др. 1980] и др.).
Сделаем одно важное отступление и признаем, что Пещера была культурным пространством, которое породило не только наскальные и настенные рисунки. Внутрипещерное «культурное возрождение» - расцвет Пещерной культуры - не ограничивалось наскальной живописью. Пещера была еще и местом формирования древнего (примитивного) литературного кода. В ней, в окружении наскальных изображений, Учитель-Жрец (будущий Автор) давал «сопещерни-кам» духовные наставления. Пещера была местом пропаганды этой духовности. Здесь отшлифовывалось слово, формировался стиль. Если в лесу первичные представления формировались в виде слитков, в последующий пещерный период они стали превращаться в золотую филигрань художественного дискурса.
Примечание. Азербайджанский мифолог Парвана Бекиргызы справедливо утверждает, что «каждый мифологический текст есть расширение одного и единственного мифа» [Вэкщш 2015, с. 52]. Вариативные модели этого мифа первоначально складывались в воображении. Та же мысль в несколько иной интерпретации содержится в работе Ю. М. Лот-мана. Превращение моделей в линейные нарративы - процесс долгий, и мы полагаем, что они не могли возникнуть самостоятельно, изолированно от мифологического ядра. И вновь возникает вопрос: где же совершался этот творческий переход?! Ответ на него не заставит себя ждать. Конечно же, в Пещере!
Но вернемся к поставленному в отступлении вопросу. Где протекало и развивалось это событие? Или иначе: где происходило его становление? Процесс образования в воображении примитивного лесного человека мифологического ядра, возникновение впоследствии законченных текстов, их каркас, включавший поверья, представления, композиционные фрагменты и т. п., конструировался, развивался и приводился в устойчивое состояние именно в Пещере.
Характеризуя «дизайн» пещерного пространства, не забудем указать на то, что понятия, к которым отсылают предлагаемые Ю. М. Лотманом терминологические словосочетания «архаический мифологический комплекс», «первоначальное ядро мифа» [Лот-ман 1996, с. 223, 224], оформились, на наш взгляд, именно в лесу. И лишь после выхода примитивного человека из леса они продолжили свое развитие в Пещере - в пространстве, обеспечившем условия возникновения будущих целостных мифологических текстов. Это логичное предположение. Вновь обратившись к терминологии Ю. М. Лотмана, скажем, что «перевод мифологического текста (архаического мифологического комплекса, мифологического ядра. -К. А.) в линейное повествование» [Лотман 1996, с. 219] происходил именно в Пещере.
Примечание. В связи с рассматриваемым нами моментом вызывает интерес еще одна мысль Ю. М. Лотмана. Он пишет: «Отслоившийся от ритуала и приобретший самостоятельное словесное бытие текст, в линейном его расположении, автоматически обрёл отмеченность начала и конца» [Лотман 1996, с. 216].
В тексте КДК эту «отмеченность начала и конца» можно считать художественно-поэтическим конструктом. Так же, как каждое из
сказаний имеет свое начало и конец, текст КДК в целом тоже имеет свое начало и свой конец. Эта сложная архитектоническая структура, с одной стороны, предотвращает «вклинивание» отдельных сказаний друг в друга (архитектоническое «харакири») и, следовательно, блюдет текстовой космический порядок, а с другой - обусловливает обретение текстом КДК вида педагогического учебного пособия.
Следует отметить, что процессы, ведущие к конечному торжеству мифологического мироустройства, протекали не в какой-то конкретной, отдельно взятой пещере, а в универсальной Пещере - в атмосфере формирования у членов общины идеи совместной жизни, коллективного пещерного духа. Такой процесс не может быть локализован в каком-то определенном времени и пространстве.
Следовательно, рассуждая о Пещере, мы имеем в виду замкнутое, едва эмансипировавшееся от природы пространство, служащее укрытием для первобытного примитивного человека и членов его родовой общины. Она могла быть и землянкой, и полостью в горной породе, и каким-то строением, словом - любой замкнутой сферой, за исключением шатра. Здесь же заметим, что каким бы заманчивым ни казалось желание отождествить пещеру с шатром, последний принципиально отличается от пещеры, отмечая собой постпещерный исторический этап, образ и даже принцип жизни.
Говоря об универсальной Пещере, мы в первую очередь имеем в виду знакомую нам пещеру. Отношение знакомой пещеры к универсальной аналогично отношению звука к фонеме, варианта к инварианту. Эта приютившая людей конкретная пещера словно расширяет их внутренний угол зрения. Пещерная замкнутость делает находящихся в ней людей проницательными, побуждает к рассудочному «зрению», развивает особое чутье (здесь можно вспомнить о проходящих вереницей через парадигму мифологических сюжетов незрячих ясновидящих, ворожей). Именно Пещера актуализирует художественное воображение.
Изложив соображения относительно условий возникновения архитектонического каркаса («мифологического ядра», архаического мифологического комплекса) аналогичных КДК текстов, отметим, что в своей первичности эти тексты создаются с целью увеличения объема знаний членов первобытного общества о природе, жизни, мире, космосе. Непостижимой тайной при этом является то, что лишь
какому-то одному представителю данного сообщества вменяется в обязанность хранить и передавать эти знания другим. И возникает вопрос, поиск ответа на который перерастает в нелегкую задачу: как получается, что один из членов родовой общины выделяется на фоне других и достигает такого уровня самосознания, который позволяет ему стать наставником? Как получается, что один из членов родовой общины наделяется куда большими, в сравнении с другими, знаниями (откуда они у него берутся?) и может сообщить товарищам по пещере (остальным членам общины) весьма ценные сведения о том, как выйти победителем из жестокой схватки с беспощадными силами природы? Без ущерба и крови вывести сопещерников из конфликтных ситуаций, готовя их к жизни, как «школьников»? Решать их проблемы и добиваться приумножения в их сердцах любви к жизни? Как получается, наконец, что этот избранник способен сообщать «самые разные» сведения не только о прошлом, но и о будущем? Ведь не со стороны же пришел он в этот мир. Как бы там ни было, в рамках сюжета КДК неясно, откуда Деде Коркуд пришел и куда он ушел. Не из самой ли реальности родом его сакральная сущность? Будем воспринимать эти вопросы как первую (вопросительную) часть «древних жреческих ритуальных вопросов-ответов». Надо полагать, что во времена того древнего ритуала ответы на столь принципиальные вопросы озвучивались не наспех, не сразу...
Мы высказали мысль, согласно которой элементы и средства, бывшие на службе у архитектонического строя КДК, у первобытной структуры его художественно-поэтичности и со временем всё более укреплявшиеся, стали порождением пещерного периода. Хотелось бы, чтобы нас поняли правильно. А для этого изложенное нуждается в дополнительном уточнении. Разумеется, КДК как целостный, законченный, художественно-поэтический текст появился не исключительно в пещерный период и не только в пещере. Формировавшаяся в пещере мифологическая основа КДК являлась, если угодно, выражением и проявлением пещерного духа. Она возникла в лесу, но формировалась в пещере. Это очень важный момент. Он важен потому, что такая интерпретация открывает возможность возвести первоначальную структуру КДК к древнейшему Пещерному периоду. Кроме того, эта возможность отражает объективную реальность. Вот почему необходимо предварительно выяснить, из каких компонентов
складывался интерьер и экстерьер Пещеры, что составляло ее сущность, какие смысловые элементы накапливало данное пространство, словом, каким был «дизайн» Пещерной культуры.
Примечание. Видный исследователь тюркского народного эпоса академик В. М. Жирмунский отмечает одно обстоятельство, отдаленно созвучное с только что изложенным нами. Сравнивая «Песнь о Бейреке» с получившими устное распространение в Анатолии сказками о Бейреке, он классифицирует и один за другим перечисляет сюжетные эпизоды, из которых герой извлекает жизненные уроки. Если в одной из сказок герой обучается в мусульманской школе у муллы, в моллахане (духовной школе), то в другом ее варианте (а именно - в 3-м), школа, где герой учится, находится не где-нибудь, а в пещере [Жирмунский 1974, с. 163].
Моллахана и пещера! Эти два топонима свидетельствуют о том, в каких отделенных друг от друга духовных пространствах формировались фольклорные варианты. Пещера, где брал уроки Бамсы Бейрек, непосредственно вводит нас не только в пространство, но и в эпоху Пещеры. Даже если это наше наблюдение может кое-кому показаться недостаточно убедительным, всё же в анатолийском варианте нельзя не почувствовать Мировую Пещеру и не ощутить ее Пещерный дух.
На наш взгляд, КДК является прежде всего средством, «производящим» уроки жизни и в то же время передающим их от поколения к поколению. А пространством, где преподаются «уроки жизни Деде Кор-куда», является именно Пещера. Эти уроки одухотворены Пещерным духом. Именно здесь наиболее ярко проявляются признаки духовного единения обитателей Пещеры. Они очень нуждаются в этих наставлениях и применяют обретаемые знания в собственном опыте. Учатся делать выводы, намечают важные для себя проекты. Сформировавшиеся в лесу (в Природе) импульсивные рефлексы и расплывчатые представления впоследствии начинают совершенствоваться внутри пещеры, в пределах сообщества, уже включающего в себя пусть примитивные, но всё же признаки общественности. Разумеется, нелегко представить учебный процесс в пещере «от звонка до звонка», однако факт преподавания таких уроков, их проведение внутри Пещеры в той или иной форме не вызывает сомнения. Во всех случаях отношение обитателей к учителю (Жрецу) очень важно. Прослеживая путь развития, пройденный примитивными сообществами древнего мира, можно убедиться, что отношение к Учителю не везде было одинаковым.
В архаичных обществах оно могло даже принципиально различаться. Во-первых, нас должен постоянно заботить поставленный выше вопрос: почему учителем этих уроков является Деде Коркуд, а не, к примеру, Ширшамседдин или Гылбаш? Если мы попытаемся ответить на него, то не скажем ничего нового, разве что в очередной раз пройдемся по спекулятивному философскому лабиринту. А между тем вопрос сохраняет актуальность. Но воспринимается нами в ином свете. Облечем его в следующие вариативные формулировки:
Почему, благодаря каким своим качествам Деде Коркуд смог возвыситься до статуса учителя?
Как это происходило в «демократической» пещерной среде?
Какие механизмы приводились в действие для инициации педагогической деятельности Деде Коркуда?
Какая сила выделила Деде Коркуда из общей массы? И кто был его учителем?
Формы постановки вопроса позволяют «рассматривать» его суть под разными ракурсами.
В поисках ответов, мы рискуем очутиться на уже «проторенной» дорожке, путешествие по которой не потребует от нас особых усилий. Мы имеем в виду искушение всё свести к сакральности. Но мы избираем другой путь. Ведь сосредоточиться на сакральной причине выделения обитателями Пещеры из своей среды подобной личности означало бы ухватиться за спасательный круг. Этот круг, как последняя надежда, всегда остается запасным вариантом. Ведь само содержание проблемы настойчиво навязывает такое решение.
Прежде чем начать отвечать на поставленные вопросы, всмотримся в философское и общественное содержание породившего их исторического контекста. И попытаемся уяснить логическую причину различных отношений к Учителю (Жрецу) в разных первобытных сообществах.
Вопросы призывают нас перечитать текст КДК с учетом реальности, внутри которой он находился - глубинных связей, опосредующих текст и жизнь.
Найти ответ на поставленный вопрос - задача нелегкая. Но не безнадежная. Мы найдем его у видного историка культуры XVII-XVIII вв. Дж. Вико, отмечавшего, что древний человек, в том числе и поэт, сам сформировал (научил) себя [Вико 1994, с. 133].
Первый отзвук отношения среды к Учителю - человеку, благодаря каким-то своим уникальным качествам выделившемуся из общины, восходит к «Государству» Платона - гиганта древнегреческой философской мысли [Платон 2007, с 559]. Платон именует Учителя «Хранителем». Созданный Платоном образ, построенный на явном «изоморфизме», позволяет провести пусть и отдаленную, но всё же аналогию (начало этого процесса, но никак не его итог!) с функцией Деде Коркуда в Пещере. Признаемся, что причина, побудившая нас обратиться к Платону, не случайна. Она связана с упоминаемым в произведении этого философа некоего образа-представления. Итак, мы вновь подошли к идее пещеры, а знаменитый платоновский образ, на который мы собирались обратить внимание, и есть образ самой этой Пещеры.
В связи с означенным моментом (периодом жречества Деде Кор-куда), нам следует избегать рассуждений о Пещере как о конкретном пространстве. Мы ни на минуту не должны забывать о ее обобщенности. Разумеется, утверждение, согласно которому знакомые нам образы КДК «жили» внутри некоей реальной пещеры, можно счесть плодом фантазии. Однако фактом остается то, что на начальной стадии своего возникновения (а не на стадии оформления списка) Дастан хранил в себе дух Пещеры. Наш интерес вызывают в первую очередь Пещерные ощущения и Пещерные переживания. Пещерный дух пронизывает собой все времена и пространства. Как отметил О. Шпенглер, форма пещеры объемлет не только мировое пространство, но и мировое время [Шпенглер 1991, с. 42-43]. И статус такой Пещеры - не единичный, а всеобщий, тот, которым спонтанно проникались герои КДК. Напомним, что Пещерный дух мог проявить себя не только в Пещере, но и в землянке, гроте, выбоине, любом замкнутом пространстве и даже в замке.
У нас нет ни малейшего сомнения в том, что атмосфера пещеры, Пещерный дух сыграли решающую роль в формировании глубинного пласта текста КДК. Они хранили в себе дыхание эпохи, вызвавшей к жизни Дастан. В то время как все члены рода, племени, а может быть, и общины выживали в упорном противостоянии жизненным испытаниям, один из них выделился из массы, увидел своими глазами разворачивавшееся в подлунном мире эпическое событие и, возвратившись в Пещеру, использовал обретенные знания, чтобы открыть
глаза на мир тем, кто пребывал в сумраке пещеры. Такое вполне могло произойти в пространстве, определяемом нами как облаченная в са-кральность реальность. Так мы и охарактеризуем это событие.
Пещера есть, прежде всего, комфортная, а также вызывающая научный интерес общественная среда обитания. Так где же, как не в пещере, бывшей их жизненным пространством, древние люди могли дать волю своему стремлению к развитию? Они были обречены следовать за этим человеком, полагаться на него, вверять ему свои судьбы. Сопещерники полагались на физическую и духовную силу вышедшего из их среды человека и выбирали его своим предводителем. Провозглашали его Хранителем. Хранителем традиций, опыта, тайн. Однако путь этого хранителя внутри общины раздваивался: со временем он превращался либо в Жреца, либо в Вождя.
Примечание. Видный мифолог и литературовед О. М. Фрейден-берг пишет, что в первобытном обществе Жрец (по религиозной линии) и Отец (по семейной линии) выполняют одну и ту же функцию. Одновременно они являются еще и предводителями. В дорелигиозный и до-общинный периоды (в Пещерный период?! - К. А.) функции Отца, Жреца и Предводителя совпадали. И не случайно римляне называли жреца rex (царь), а греки - basilevs (глава) [Фрейденберг 1998, с. 32].
По мнению основоположника аналитической психологии, Карла Юнга, волшебник, т. е. ясновидящий (в нашем случае человек, сообщающий вести из грядущего!), является еще и философом-мыслителем. Он - духовный лидер своего племени. Посредник между Богами и людьми (демиург), хранитель тайн. Юнг отмечает, что именно из тайны рождается магическая сила мысли, берет свое начало власть слова [Юнг 1995, с. 61].
И всё же надо понимать, что в Пещере власть такого «амбивалентного» вождя длилась бы недолго. На известном этапе исторического развития совпадавшим духовным и физическим линиям суждено было разойтись. Наступало время, когда обладателю физической силы и выразителю силы духовной приходилось дифференцировать свои качества. Тогда носитель духовной силы трансформировался в морального обладателя физической силы. Вероятно, у него была своя «маска». В КДК можно почувствовать дух подобных превращений. Носитель духовной силы воспринимал возложенную на него миссию
как необходимость внушить сопещерникам мысль о важности подчинения обладателю физической силы. А также как необходимость убедить сопещерников в своей персональной и ролевой исключительности. В известном платоновском образе Пещеры встречается художественно-философское описание этой среды. Мы бы хотели обратиться к этому феномену с опорой на трактовку Бертрана Рассела [Рассел 2008, с. 164-166] и применить ее ко времени начала учительской (и одновременно авторской) деятельности Деде Коркуда и формирования огузского социума.
При рассмотрении проблемы с этих позиций Пещерный дух, являвшийся основной движущей силой художественного воображения, предстает отправным пунктом на пути к обобщению понятия Пещеры. Ранее мы отметили, что следы Пещерного духа можно отыскать даже в величественных дворцах минувших времен. По нашему убеждению, Пещерный дух дает о себе знать и в «Беовульфе», и в «Ни-белунгах», и в «Гильгамеше». Можно сказать, что он и есть наша всеобщая духовная Родина. И если эхо Большого взрыва, блуждая в космическом пространстве и преодолевая миллионы лет, достигает сегодня нашего слуха, то «отголоски» Пещерного духа, вышедшего из относительно недавно ставшей людским жилищем Пещеры, способны дойти и до королевских дворцов периода формирования национальных государств. Как заметил академик Д. С. Лихачёв по поводу памятников древнерусской культуры, иногда прошлое напоминает о себе в отдаленном будущем [Лихачёв 1967, с. 262].
Что такое Пещерный дух и в чем он проявляется? Пещерный дух -это моральная (духовная) атмосфера, сплачивающая сопещерников (членов общины, хотя завтра они уже превратятся в членов племени, рода, общества, но при этом не перестанут оставаться «сопещерника-ми») в условиях пещерной жизни. Мы имеем в виду благоприятствующую единению экзистенциальную социально-психологическую атмосферу Пещеры, подразумеваем исход, который в ее замкнутом пространстве мог восприниматься как некий бунт, даже как восстание, - исход художественного воображения в большой мир, лежащий по ту сторону Пещеры. Конечно же, пещерное искусство могло возникнуть лишь в такой духовной атмосфере. Лишь в этих условиях уроки Деде Коркуда могли явить собой начальную стадию того этиологического и одновременно художественно-поэтического процесса, о котором мы ведем речь.
Следовательно, Пещера, которую мы ввели в наш научный обиход, по сути, как было отмечено, репрезентирует себя как Мировая пещера (Мировое древо, Мировой океан...). И, разумеется, она есть обобщенный тип Пещеры. Одновременно, независимо от своего местоположения, она представляет собой общий тип пещерной культуры, вбирающей и все находящиеся в разных частях света пещеры, и общие для всех образцы первобытного искусства. Среда, которую мы называем общей культурой Пещеры, порождает общие рисунки, включая сходные изображения человеческих конечностей в пещерах, расположенных на значительном удалении друг от друга. Как на интересный факт можно указать на такие относящиеся к каменному веку пещерные петроглифы, которые изображают не произрастающие в тех местах деревья и растения [Викторова 1980, с. 100]1. Такие петроглифы были обнаружены, в частности, в одной из пещер на территории Монголии. Такова экстерриториальная мощь художественной фантазии. Она демонстрирует, как бы странно это ни звучало, «солидарность» с пещерами других регионов: одинаковые рисунки откликаются на сходные ритуалы. Специалисты констатируют, что пещерное искусство (изображения быков, горных козлов, диких баранов, верблюдов) было уже знакомо человеку эпохи верхнего палеолита и было связано с ритуальными обрядами [Викторова 1980, с. 100].
В свете сказанного о Пещере и пещерном духе всесторонний анализ понятия общей Пещерной культуры весьма привлекателен и перспективен в культурологическом отношении. Если исходить из гипотезы, что все пещеры объединены общим культурным контекстом, шансы на возможность восстановления древних контуров универсального контекста мифологической ситуации ощутимо возрастут.
Примечание. Следует отметить, что некоторые азербайджанские литературоведы приступили к изучению мотива пещеры в КДК. Так, заслуживает внимания статья Г. Османовой под названием «Мотив пещеры в Китаби-Деде Коркуд» (КДК) [Овшапоуа 2016, с. 160]. К сожалению, в этой статье объектом рассмотрения является не та Пещера, в недрах которой складывался КДК, а та, которая изображается в КДК как место обитания Тепегёза. Между тем, эти топонимы принципиально отличаются друг от друга как объекты исследования.
1 Ср.: [А1у11ша7 2016].
Пещера Платона и сопещерник'и огузской общины
Исполняя данное обещание, вернемся к знаменитому фрагменту из диалога Платона «Государство», обратившего на себя внимание Бертрана Рассела.
Платон изображает подземную пещеру, пленники которой носят оковы на ногах и на шее, не позволяющие им поворачивать тело и вертеть головой. Они могут смотреть только перед собой. За их спиной пылает костер, пляшут языки пламени, а их глаза упираются в белую стену. На стене они созерцают лишь искажаемые светом дрожащего пламени тени находящихся за их спиной предметов. И узники, не получая представлений о реальных предметах, воспринимают лишь их тени.
Одного из этих узников Платон называет Хранителем и предлагает предположить, что ему посчастливилось вырваться из пещеры на волю и увидеть солнечный свет. Впервые в жизни он созерцает реальные предметы реального мира и осознает, что наблюдавшиеся им до сей поры тени на стене обманывали его. Утаивали от него правду. Ему открылось, что плясавшие тени не были действительными предметами.
Если в меру своего призвания этот человек является настоящим Хранителем и философом, ему суждено возвратиться в пещеру и рассказать узникам об увиденном. Поведать им правду, указать путь, ведущий наверх, - в светлый мир.
Переубедить их будет нелегко. Однажды увидевший свет уже не станет воспринимать тени на стене по-прежнему, он узнает, что настенные очертания не являются контурами предметов объективного мира, они искусственны и иллюзорны. Он сообщит об этом узникам, но те решат, что он поглупел с тех пор, как покинул пещеру.
Согласно Платону (и Расселу), философ, избранный на роль «Хранителя», если он истинный философ, непременно вернется в пещеру и вопреки всему продолжит жить среди тех, кому не дано было узреть солнце истины, расскажет им обо всем увиденном и познанном. Рассел полагает, что это его долг [Рассел 2008, с. 166].
Мы же полагаем, что такова его миссия.
Примечание. Перед пишущим эти строки, перед его умственным взором оживает великий Деде Коркуд. Изображенный Платоном человек,
узревший солнечный свет, является изображением максимально приближенного к объективности и предельно точного образа Деде Коркуда -нашего древнего хранителя, озана, певца-сказителя тюркских народов и философа. Размышляя о Деде Коркуде как о первом Авторе, а о его аудитории (сопещерниках) - как о первоначальной общине предков Огу-зов, мы приходим к выводу, что аллегорический сюжет платоновской пещеры вполне может стать для нас надежной точкой опоры.
Деде Коркуд - один из тех, кто, выйдя из пещеры и увидев солнечный свет, вернулся в нее. Он видел свою миссию в том, чтобы рассказать сопещерникам, в отличие от обитателей вымышленной пещеры Платона, живущим в реальной пещере, о солнечном свете за ее пределами - поделиться с ними обретенными знаниями о жизни и смерти, научить их любви и ненависти, милосердию и гневу, добру и злу. Обитатели пещеры ждали его возвращения. И Деде Коркуд вернулся... Аналогичную картину изображает Ницше в своем философском романе «Так говорил Заратустра...» [Ницше 2012, с. 3-12]. В начале этого шедевра автор сообщает, что более десяти лет Заратустра провел в пещере, расположенной на вершине горы. Но однажды, обратившись к солнцу, он сказал: «Великое светило! К чему свелось бы твое счастье, если б не было у тебя тех, кому ты светишь! В течение десяти лет подымалось ты к моей пещере.».
Анализируя это место из сочинения Ницше, Мартин Хайдеггер в своей известной работе, посвященной изучению сущности мышления, пишет: «Заратустра спускается с горы в лес, а потом приходит в город - на базарную площадь. Но люди не верят Заратустре, смеются над ним, и он вынужден признать, что его время еще не настало, и не открылась возможность сразу и напрямую заговорить с людьми о высшем и будущем. Пока же следует говорить с ними опосредованно и даже о противоположном» [Хайдеггер 2007, с. 72].
Так они отнеслись к Заратустре, вышедшему из пещеры и пожелавшему поделиться с людьми отвоеванной у темноты правдой. Они смеялись над ним, не поверили ему и издевались над ним.
Примечание. Нельзя не вспомнить здесь Родиона Раскольникова из знаменитого романа Ф. Достоевского. Сначала герой намеревается выйти на площадь и покаяться перед народом, однако передумывает. Он не считает, что согрешившие должны исповедоваться в своих грехах. Раскольников, отказывающийся каяться перед теми, которые сами погрязли
в грехах, подобен герою Ницше. Поняв, что окружающие его люди не
готовы к сверхчеловеческой беседе, Заратустра отрекается от них.
То же происходит и с платоновским «Хранителем», покинувшим пещеру, увидевшим реальный мир и по возвращении рассказавшим сопещерникам о познанном. Над ним тоже смеялись узники пещеры, не веря его словам. Хотя и у Платона, и у Рассела этот эпизод, если вдуматься, описывается с использованием сослагательного наклонения: «Если бы Хранитель увидел светлый мир, если бы он вернулся, если бы рассказал увиденное обитателям пещеры...».
Возвращение же Деде Коркуда производит противоположный эффект. В отличие от Хранителя Платона и Заратустры Ницше, возвращение Деде Коркуда, как явствует из текста Дастана, происходит величественно и торжественно. Огуз не только принимает его, но и поклоняется ему как своему духовному кумиру. Такое восприятие Деде Коркуда проливает новый свет на отдельные имплицитные особенности КДК. Приведем пример.
В тексте КДК на фоне поклонения Деде Коркуду как духовному кумиру встречается эпизод, для раскрытия которого все традиционные способы анализа обнаруживают свою беспомощность. Речь идет о весьма специфическом восприятии Деде Коркуда Безумным Кар-чаром, отличающимся от отношения к нему других представителей Огуза. В книге «Тайный Деде Коркуд» мы пытались раскрыть причину этого в связи с другим обстоятельством. В результате туман неясности, окутавший линию «Байбиджан-бек - Безумный Карчар - бек крепости Байбурт», начал рассеиваться [Абдулла 2006, с. 85, 131, 157-159; Абдулла 2009, с. 183-200]. Здесь же становится возможным выдвижение вслед за Платоном и Ницше новой интерпретации. Завеса, скрывавшая причины непонятного, претенциозного, даже враждебного отношения Безумного Карчара к Деде Коркуду в свете всего сказанного приподнимается. Такое, мягко говоря, «странное» отношение Безумного Карчара к Деде Коркуду (его «безумие» тут ни при чем, ответ лежит в «логической» плоскости), не позволяет ему - Деде Коркуду - отдалиться от Заратустры Ницше и Хранителя Платона. Иногда абсолютное (как у Платона и Ницше), а иногда относительное (как у Деде Коркуда) неприятие обществом Хранителя силой мифологической логики объединяет их как минимум в пространстве общего неприятия.
Нельзя не видеть, что личность Деде Коркуда в духовном отношении тождественна личности представленного Платоном мифологического Хранителя или личности героя Ницше - Заратустры. Деде Коркуд, вышедший из общества, вдохновленный самим Всевышним, наделен величайшими познаниями, становится духовным хранителем этого общества. Он упорядочивает формирующиеся традиции, обычаи; складывающиеся отношения, систему предписаний и табу. Он старается поделиться своими знаниями. Он лично совершает обряд наречения имени. Его целенаправленно разыскивают для совершения этого ритуального обряда. Данное обстоятельство характеризует основное содержание вопроса. Но есть и другая сторона, которую нельзя не заметить: в тексте Дастана содержатся отрывки, из которых явствует, что и над Деде Коркудом иронизируют и посмеиваются. Правда это случается лишь однажды и инициатором выступает всего лишь один человек - Безумный Карчар, и это событие может расцениваться как исключение, однако сам прецедент Безумного Карчара служит достаточным основанием для иллюстрации демонстрируемого социальной средой (фоном) общего отношения к Деде Коркуду.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Абдулла К. Тайный «Деде Коркуд». Баку: Мутарджим, 2006. 348 с. Величко А., Антонова Г., Зеликсон Э. и др. Палеогеография стоянки Азых -древнейшего поселения первобытного человека на территории СССР // Известия АН СССР, серия географическая, 1980. № 3. С. 20-35. Вико Дж. Основания новой науки об общей природе наций. Москва-Киев :
«REFL book» «ИСА», 1994. 656 с. Викторова Л. Монголы. Происхождение народа и истоки культуры. M. : Наука, 1980. 224 с.
Джафарзаде И. Гобустан. Наскальные изображения. Баку : ЭЛМ, 1973. 346 с. Жирмунский В. Сказание об Алпамыше и богатырская сказка // Турецкий героический эпос. Л. : Наука, 1974. С. 117-334. История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины / под
ред. академика Ю. В. Бромлея. M. : Наука, 1986. 578 с. Лихачев Д. Поэтика древнерусской литературы. Л. : Наука,1967. 372 с. Лотман Ю. Внутри мыслящих миров. Человек. Текст. Семиосфера. История. M. : Языки русской культуры, 1996. 464 с. Мелларт Дж. Древнейшие цивилизации Ближнего Востока. М. : Наука, 1982. 152 с.
Ницше Ф. Так говорил Заратустра. M. : Азбука, 2012. 352 с. Платон. Избранные диалоги. M. : Эксмо, 2007. 768 с.
Рассел Б. История западной философии. M. : Академический проект, 2008. 1300 с.
Фрейденберг О. Миф и литература древности. M. : Фирма «Восточная литература» : РАН, 1998. 800 с. Хайдеггер М. Что зовется мышлением? M. : Территория будущего, 2006. 320 с.
Харари Ю. Краткая история человечества. М. : Синдбад, 2016. 570 с. Шеллинг Ф. Философия мифологии : в 2 т. Т. 1. СПб. : Изд-во С.-Петерб. унта, 2013. 480 с.
Шпенглер О. Закат Европы // Самосознание европейской культуры XX века.
M. : Издательство политической литературы, 1991. С. 23-68. Юнг К. Психологические типы. СПб. : Ювента ; М. : Прогресс-Универс, 1995. 405 с.
Abdulla K. Mifdan yaziya va yaxud "Gizli Dads Qorqud" - 3. Baki : Mütarcim, 2009. 336 s.
Azarbaycan arxeologiyasi. Da§ dövrü (6 cildda), 1-ci cild. Baki : §arq-Qarb, 2008. 438 s.
Alyilmaz C. Qobustanin gizemi (Kipfaklara geden yol). Ankara, 2016. 704 s. Bakirqizi P. Mifopoetika va XX asr Azarbaycan adabiyyatmm poetik strukturu,
Baki : Elm va tahsil, 2015. 248 s. Köprülü F. Türk adabiyyatinda ilk mutasavviflar. Ankara: Türk Tarih Kurumu
Basimevi. (3. Baski). 415 s. Osmanova G. Kitabi-Dada Qorqud" eposunda magara motivi. «Epos va etnos» Beynalxalq elmi konfTansm materiallari. Baki:, Elm va tahsil, 2016. S. 160-162.
Cafarzada Í. Qobustan: qayaüstü rasmlar. Baki : YNE "XXI" 1999. 441 s.
