CC BY
24
Вакула А.И., Вакула И.М.
ПЕРСПЕКТИВЫ ДОСТИЖЕНИЯ КОНСЕРВАТИВНО-ЛИБЕРАЛЬНОГО КОНСЕНСУСА В СОВРЕМЕННОМ РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ
В статье рассматриваются перспективы достижения консервативно-либерального консенсуса в условиях становления советского и постсоветского российского общества.
Ключевые слова: свобода, право, государство, гражданское общество, социализм, консервативный либерализм.
Классический либерализм строится на признании в качестве доминирующей ценности свободы, не подвергаемой ограничениям со стороны социальных или политических институтов, но принцип позитивной свободы оставляет значительную возможность интерпретаций, касающихся степени и направленности свободы в каждом конкретном типе общественного устройства. Говоря о предпосылках либерального мировоззрения в российском обществе, следует обратить внимание на ряд обстоятельств.
Развитие либерализма в России и на Западе происходило в различных условиях. История либерализма на Западе насчитывает не один век, он получил зрелую теоретическую форму, превратился в реальность гражданского общества, правового государства. Либерализм не сводится к определенному нравственному, политическому движению, он может быть понят как особый тип цивилизации, противостоящий традиционной. В России это течение всегда развивалось под влиянием достижений западных либеральных идей и оставалось оппозиционным движением, направленным против господствующих в обществе ценностей.
Социально-политические и юридические условия функционирования современного общества позволяют вновь поставить вопрос о возможности достижения консервативнолиберального консенсуса, направленного на социально-ориентированный проект постепенного усвоения либеральных ценностей, причем в данном процессе - и в этом отличие консервативного, или «охранительного», либерализма от западных образцов -ведущая роль принадлежит государству. Предполагается возвращение к тем фундаментальным основаниям правосознания, которые были заложены еще в работах классика отечественного либерализма Б.Н. Чичерина.
Б.Н. Чичерин прекрасно понимал, что двусмысленность положения либерализма в России заключается в том, что он выступает как некоторая форма активности духовной элиты, в частности, воплощающаяся в идеях и текстах теоретиков [8, с. 15-16]. Вокруг этих людей концентрировался некоторый околоэлитный слой, тяготеющий к либерализму. В свою очередь, его окружали представители интеллигенции, которая исторически в основной своей части занимала противоречивую позицию: с одной стороны, между властью и народом, а с другой - между духовной элитой, включающей либеральный элемент, и народом. В последнем случае интеллигенция занималась тем, что переводила почвенные, крестьянские, в основном архаичные идеи и ценности, на тот язык, который она получила вместе со своим образованием.
Мышление российской интеллигенции исторически было пронизано утилитаризмом, т.е. включало превращение любой идеи, мысли, любого элемента культуры, нравственного принципа в средство достижения поставленной цели. Такой подход означал, что любой элемент западной культуры рассматривался не как самоценность или элемент личностного саморазвития человека, но как средство достижения определенным образом понимаемого блага народа. Эти цели нельзя признать либеральными, т.к. они, по сути, направлены, скорее,
на восстановление догосударственного (или с крайне слабой государственностью) крестьянского социализма, склонного превращать страну в конгломерат замкнутых, основанных на натуральном хозяйстве общин. В нем личность оказывается растворенной в соборном «Мы», которое привержено архаичным ценностям и тесно связано с господством натурального хозяйства, власти царя-тотема, призванного «всех равнять». Все это довольно далеко от либерализма, хотя и содержит в себе некоторые его черты. Идея либерализма на российской почве превращалась в средство, лишенное своей самоценности, из него выхолащивалась сердцевина: нравственное содержание, философия либеральной
цивилизации. Каждый его элемент вырывался из либерального контекста, рассматривался в совершенно иной культурной ситуации. Распространение получал «усеченный либерализм».
Итак, либерализм в истории России выступал, по крайней мере, в двух формах: как деятельность духовной элиты, пытающейся вырабатывать и защищать либерализм на уровне общих идей, теорий, и как растворенный в интеллигентском сознании некий либеральный элемент. В качестве такого элемента он превращался в содержание культуры различных политических и социальных групп, а также нес в себе веру в науку и технику широких слоев населения. Тем самым либерализм, несмотря на слабость своей непосредственной почвенной базы, с определенного момента оказался постоянным участником русской истории.
Отечественные мыслители особенно опасались реализации в России формы «дурного синтеза» Запада и Востока. Русские «самобытники» вовсе не были активными антилибералами, как их иногда представляют. Они выступали, скорее, бескомпромиссными противниками имитации либеральных решений, развенчивали претензии псевдолибералов на решение вопросов, на которые те не в силах были найти ответ. Точно так же «самобытники» в России почти никогда не отрицали Запад как таковой; они отвергали «псевдо-Запад в России», русское обезьянничанье с Запада. Конкретные проявления русского либерализма многообразны, но в основе их лежит одна и та же проблема: как избежать социального хаоса и защитить при этом автономию человеческой личности? Отсюда - порой неожиданные союзнические отношения либеральных мыслителей с силами, которые, по их мнению, способны гарантировать защиту индивидуальных прав и свобод.
Именно поэтому невозможно отлучить от русской либеральной традиции ранних славянофилов с их убеждением, что община парализует лишь «варварскую», «звериную», «непродуктивную» ипостась индивида и, напротив, способствует реализации ее творящей человеческой ипостаси. Становятся понятными в этом контексте и идеи «либералов-государственников», например, Б. Чичерина и П. Струве, о том, что только сильное правительство может охранять частные права и свободы; расчет же на «общество» ненадежен, ибо в России оно склонно к антигосударственному отщепенству, возбуждению «низменных инстинктов масс» и провоцированию общественного беспорядка.
Сильный консерватизм российских мыслителей, однако, не мешал им снова и снова ставить вопрос о том, способен ли русский человек принять либеральный порядок и самостоятельно, без государственной опеки, противостоять хаосу и социальному разложению.
Во время дискуссий 90-х гг. ХХ в. господствующей стала точка зрения, согласно которой либеральные интенции в российском социуме были утрачены в результате Октябрьской революции 1917 г. и возродились уже после краха социалистического строя. Подобное резкое разведение социалистического типа общественного устройства и либерального мировоззрения наталкивается сразу на два возражения.
Во-первых, успех демократических реформ начала 90-х гг. ХХ в., несмотря на допущенные ошибки, продемонстрировал готовность российского общественного сознания к трансформации в русле демократических тенденций развития. Такая готовность является важным доводом в пользу того, что элементы либерального мировоззрения были сохранены и
в период господства социалистических идей, не заменяясь на противоположную идеологию, а уживаясь с ней на уровне повседневной экономической деятельности и социальных отношений [7, с. 63-72].
Во-вторых, само понятие либерализма не может быть сведено только к тому варианту, который сформировался в западном обществе. Идея свободы, универсальная для всех типов общественного устройства и цивилизационного развития, обладает уникальными характеристиками и способами выражения в рамках каждого из исследуемых типов [3, с. 118-124]. Критика европоцентризма позволяет говорить о наличии не только классического варианта либерализма, сформированного в Западной Европе и исчерпавшего себя к 60-м гг. XX в., но и о его неклассическом («охранительном») варианте, заложенном в трудах Б.Н. Чичерина и получившем развитие в русле общественного устройства, которым и выступил советский социализм. С этой точки зрения путь России после распада Советского Союза воспринимается уже не как однозначная победа либерального мировоззрения, а как трудный и противоречивый синтез двух линий идеологии - либеральной и консервативной, итогом чего должна стать выработка наиболее приемлемой для российского социума стратегии развития.
В настоящее время для многих сторонников консерватизма либерализм перестал быть только конкурирующей (а то и прямо враждебной) идеологией. Все чаще отмечают необходимость синтеза консерватизма и либерализма, дополнения первого вторым и превращения либерализма в «консервативный либерализм» - новейший вариант идеологии «третьего пути». Наиболее сбалансированной из существующих позиций, рассматривающих взаимоотношения либерализма и консерватизма, является точка зрения Б.Г. Капустина, согласно которой либерализм в чистом виде распадается на два ключевых подтипа -экономически либеральный и либерально-консервативный [2, с. 73-75]. Первый подтип либерализма строится на воплощении основных принципов либерализма (сосредоточенность на свободном выборе, примат индивидуального в общественном, принцип реформирования в противовес резким общественным трансформациям) в экономической сфере, что проявляется в господстве рыночной экономики и демократического типа политического устройства общества. Именно этот вариант оказался характерен для западноевропейского (включая и США) общества, получив название «классическое либеральное мировоззрение».
История формирования консервативного либерализма также связана с западноевропейским обществом, хотя дальнейшее развитие этот тип социальноэкономического и политического устройства в Западной Европе не получил. Консервативный либерализм (в западной политической науке зачастую отождествляемый с кейнсианством) как технология впервые проявился в США в конце 20-х гг. ХХ в. [9, с. 128-130]. Глубокий экономический кризис бросил вызов двухпартийной системе США. Этот вызов был принят Демократической партией и ее лидером Ф.Д. Рузвельтом, решительно отвергнувшими многие традиционные для Америки экономические, социальные и политические постулаты. Кейнсианская программа экономического регулирования и социальные реформы обеспечили демократам поддержку рабочего класса и его организаций, а также расово-этнических меньшинств и значительной части городских и сельских средних слоев. Это была новая коалиция избирателей - сторонников консервативного либерализма, соединившего в себе индивидуалистические и коллективистские ценности. Консервативно-либеральная коалиция сохранялась до 1960-х гг., когда многие либералы стали переходить на радикальноконсервативные позиции. Это был практический электоральный опыт консенсуса консерватизма и либерализма, теоретическая модель которого разрабатывалась в рамках российской политико-правовой традиции еще Б.Н. Чичериным.
Иной была посттоталитарная западногерманская модель, реализованная в условиях оккупационного режима и ограниченного суверенитета. Ее автор Людвиг Эрхард говорил,
что его учитель Франц Оппенгеймер называл свою теорию либеральным социализмом. А Эрхард, по его собственным словам, поменял местами прилагательное и существительное и показал «не сентиментальный, а реалистический путь». Это чрезвычайно важная характеристика - консервативный либерализм есть осуществленная на практике модель (технология), а не только концепт, теоретическое построение, это, прежде всего, технология возвращения личности, обществу и государству субъектности, совместное преодоление власти безличных и надличностных обстоятельств, бессилия перед социальной и политической стихией.
Консервативный либерализм, формируясь даже в обществах с плановой экономикой, переносит принципы либерального мировоззрения исключительно в социальную сферу, что приводит к образованию любопытного социального и политического гибрида, в котором либеральные принципы подвергаются трансформации. Свобода индивида оказывается тесно связанной со свободой того государства, в котором он существует, т.е. государство выступает гарантом признания за индивидом свободы в совершении целого ряда действий. Права отдельного человека подчинены социальным нормам, гарантирующим свободу остальным гражданам, что обеспечивает принцип уравнивания в правах всех представителей данного общества, каждый из которых может быть уверен в том, что степень предоставленных ему прав не меньше, чем у любого другого индивида. Важным уточнением является признание того, что консервативный либерализм, несмотря на сильную роль государства в процессе его осуществления на практике, не может рассматриваться как воплощение идеологических доктрин, свойственных тоталитарному обществу, а также как совокупность нескольких идеологических тезисов, принципов, которые должны внедряться в общество извне. Создание либеральных форм индивидуальности - это вопрос идентификации с либеральными ценностями. Эти ценности, являясь стержнем личности, сами формируют личность и ее самосознание, образовывая, в свою очередь, некие модели социального поведения и набор социальных требований, в основе которых лежит понимание того, что гарантией индивидуальной свободы и самого существования личности должна быть свобода каждого гражданина. С этого и начинается либеральная самоидентификация. Переход в развитии общественных настроений от социал-дарвинизма к консервативному либерализму есть понимание того, что личная свобода нуждается в общественных гарантиях, причем основным гарантом соблюдения прав и свобод гражданина в рамках «охранительного» либерализма остается государство.
Любое вмешательство государства в «стихию рынка» с точки зрения либерализма есть в лучшем случае вынужденная уступка обстоятельствам. И если рассматривать либерализм не в чистом виде, а вместе с допускаемыми им «уступками обстоятельствам», то именно в последней части (которая, на первый взгляд, к либерализму как таковому не имеет никакого отношения) можно констатировать серьезные изменения. Другими словами, реальная практика «тэтчеризма», взятая вместе со всеми колебаниями правительственного курса, важнее в данном отношении, чем все идеологические попытки ее рационального объяснения. От классического варианта консервативный либерализм (в указанном расширительном смысле) отличается не столько границами государственного вмешательства в экономику, сколько его характером, формами, методами и т.д. И одной из наиболее важных целей такого вмешательства стала активная политика, направленная на неуклонный рост числа собственников, тогда как докейнсианский либерализм для достижения социальной стабильности ограничивался скорее прямой помощью неимущим (благотворительность и т. п.). И эта проблема вовсе не сводится к популярному спору о том, могут ли все быть собственниками. Практика показывает, что собственниками в XX в. стало большее число граждан, чем в XIX столетии.
Фридман прямо указывает на то («Капитализм и свобода»), что именно создание и развитие государственной администрации (в «кейнсианский» период) позволяют осуществлять более либеральными методами контроль рынка в тех случаях, когда последний не проявляет достаточной гибкости. Другими словами, современный либерализм («неопрагматического толка») вырос на фундаменте, заложенном в классическую эпоху.
Если принять предложенную выше терминологию, то гипотезу об эволюции либерализма и его отношении к классическим основам этого течения можно сформулировать следующим образом. В сфере государственного вмешательства в экономику произошла смена бюрократических методов активной социальной политики на «рыночные» (либерализм). Вместе с тем, допуская теперь активную государственную социальную политику, классический либерализм «незаметно» превратился в «социально ориентированный» консервативный либерализм, в котором государство становится гарантом того, что экономическая целесообразность при решении юридических и политических вопросов «не перевесит» социальную ответственность институтов либерального общества перед всеми слоями населения.
Именно такая форма взаимодействия общества и государства является наиболее приближенной к сложившимся в российском социуме стереотипам правовой и политической культуры, что подтверждается определенным параллелизмом между формальной стороной «охранительного» консерватизма Б.Н. Чичерина и социалистическим строем. Одновременно этот параллелизм показывает, что именно синтез консервативной формы и либерального содержания является единственно возможным вариантом взаимодействия общества и государства в условиях российской действительности. Социализм позаимствовал из концепции Б.Н. Чичерина именно сильную роль государства, проигнорировав те либеральные по своей направленности цели, которые должны были стоять перед государством, с точки зрения российского мыслителя.
Принято считать, что социализм возник как обоснование коллективизма в противоположность индивидуализму, коему соответствовал либерализм. Такая точка зрения требует уточнения. Во-первых, социализм появился как реакция не столько на индивидуализм, сколько на разрушение традиционного (докапиталистического, т.е. общинного, родового и т.д.) коллективизма. Народнический социализм в России особенно показателен в этом отношении. Во-вторых, Маркс потому считал свой социализм научным, что претендовал на преодоление этой его связи с традиционным докапиталистическим коллективизмом. Одно дело - коллектив-монолит (первобытная община, коллективизм которой был воспроизведен в крестьянской общине, ремесленном цехе и других социальных институтах феодализма, а затем - в целом ряде общественных образований «социального феодально-промышленного хозяйства»), а совсем другое - коллектив независимых, свободных, инициативных и ответственных личностей (формируемый капитализмом, вполне совместимый с либерализмом).
Существует мнение, что рынок нивелирует личность, а потому роль либерализма фактически стал играть социализм. И здесь не так все однозначно. На основе капиталистического товарного производства неуклонно повышается значение индивидуальности, как минимум - квалификации рабочей силы. Это обстоятельство внешним образом, посредством конкуренции на рынке труда вынуждает наемного работника развивать свою индивидуальность. Рыночные отношения в условиях неуклонного повышения разделения и сложности труда делают индивидуальное развитие «навязанной извне» целью первого, а дальнейшая интериоризация этой внешней необходимости превращает индивидуальное развитие в предмет сознательного целеполагания. Последнее есть именно то, чего добуржуазный коллективизм принципиально не был способен обеспечить. Отсюда обратный процесс - рост влияния либерализма.
«Либерализм защищает частную собственность» - один из наиболее распространенных социалистических упреков либерализму. Однако весь вопрос не в том, защищает или нет, а в том, от кого именно защищает? Здесь также возможны варианты. Такая защита может означать защиту имущества богатых (меньшинства) от посягательства бедных (большинства). Либо защиту граждан от бюрократического вмешательства государства, т.е. государственных чиновников (меньшинства) в личную инициативу всех граждан (т.е. большинства). Таким образом, одна и та же (видимо) идеология может соответствовать различным моделям социально-экономической реальности.
Либеральная идеология смогла изменить акцент в своей защите частной собственности, перевести ее из первого варианта во второй. Если принять эту гипотезу, то становится понятным существенное снижение недовольства рабочих против частной собственности, поддержка ими политических партий, следовавших идеологии экономического либерализма.
Весьма значимо положение, выдвигаемое в защиту консенсуса либерализма и консерватизма и заключающееся в том, что либерализм освобождает государство (и правящую элиту) от социальной ответственности. А консерватизм, напротив, признает за государством эту важнейшую роль. Однако, прежде всего, необходимо отделить понятие социальной ответственности от патернализма - специфической ее разновидности. Социальная ответственность государства может выражаться в содействии расширению круга лиц, способных к личной ответственности за последствия собственных действий, т.е. содействии неуклонному сужению тех социальных групп, которые нуждаются во внешней опеке (и патернализме). И здесь либерализм вполне доказал свои возможности обеспечивать решение стоящих перед обществом задач, причем избегающее крайних вариантов: перекладывания ответственности на тех, кто фактически не в состоянии ее нести («анархический» либерализм), и навязывания внешней опеки тем, кто не способен отвечать за себя сам («авторитарный» консерватизм) [6, с. 262-266].
Именно неклассический (консервативный) либерализм сумел стать идеологией «третьего пути» - реальной альтернативы как классическому капитализму времен Маркса, так и авторитарному консерватизму.
Экономическая эффективность и социальная справедливость являются той антитезой, которая предлагается сторонниками «классического» либерализма для отграничения от этого типа устройства всех инородных социальных образований. Между этими сторонами, утверждают многие исследователи, существует вечное и неразрешимое противоречие. Одну его сторону защищает либерализм, другую - консерватизм. Однако названное противоречие неразрешимо только в краткосрочном плане. В средне- и особенно в долгосрочном плане никакой неразрешимости нет: повышение экономической эффективности создает
материальную базу (как финансовую, так и технологическую) для достижения более приемлемого уровня социальной справедливости, который обеспечивает стабильный рост экономической эффективности.
И здесь именно консервативный либерализм показывает свои преимущества. «Значимые отличия» его от узкого понимания социализма, которое существовало лишь в теории советских партийных руководителей, а на практике подменялось смешанным типом общественного устройства с вкраплениями элементов либерализма, свелись к поддержке личной инициативы и ответственности в противоположность прямой государственной опеке и коллективизму. Эти принципы, провозглашаемые в качестве государственных императивов Советского государства, не раз оказывались существенно трансформированы на микроуровне, где и проявляет себя особенно активно консервативный либерализм. Речь идет о сочетании в повседневной жизни советского человека противоречивых принципов: формального следования программе партии и сущностного следования в практической деятельности либеральным установкам, что особенно четко проявилось в период
относительного ослабления идеологического давления в конце 50-х гг. (период «оттепели»), когда, например, крестьянам было разрешено вернуться к формам индивидуального хозяйства при условии сохранения их участия в функционировании хозяйства коллективного [4, с. 57-64].
Важным аспектом консервативно-либерального устройства советской системы явилось решение проблемы создания бесклассового общества. Социализм представлялся движением, направленным на полное уничтожение классового неравенства и осознание состояния полной, завершенной «бесклассовости». Проблема социальной структуры фактически ставилась как проблема «минимальной социальной структуры» - минимального числа социальных групп, взаимодействие которых определяет общественное развитие.
«Уничтожение классов» - это постепенное вытеснение из общественной жизни факторов, раскалывающих общество на враждебные классы, обусловливающее классовый характер господства элиты; уничтожение ведущей роли классовой (биполярной) противоположности в комплексе социальных противоречий. Общество «уничтожающихся» классов - это общество, вытеснившее классовую дихотомию на второй план и на этой основе способное к разрешению конфликтов между социальными группами и к социальной интеграции (а вовсе не обязательно общество без таких групп и противоречий между ними).
Одним из признаков процесса «уничтожения классов», который продемонстрировал советский вариант синтеза консерватизма и либерализма, явилась постепенная утрата классового основания имущественной дифференциации. При классическом капитализме имущественная дифференциация была обусловлена социальным разделением труда -«собственник средств производства - несобственник»; в условиях социального рыночного хозяйства на передний план выходит технологическое разделение труда: «управляющий -управляемый». Если в первом случае главными представителями полюсов шкалы доходов были собственник и несобственник, то во втором - например, менеджер и рабочий, независимо от того, насколько каждый из них привлечен к выполнению функции собственника, т.е. преодолел односторонность своего положения в рамках отношений собственности [1, с. 23-37].
Самый парадоксальный вывод (в рамках предлагаемой «ортодоксальной ревизии» социалистической идеологии) состоит в следующем: именно нео-консервативная волна в ряде развитых западных стран ознаменовала окончание переходного периода к социализму. Если «антисоциалистические» лозунги становятся идеологическим прикрытием не отказа от социалистического по сути движения к «бесклассовости», а перехода к более эффективным (по сравнению с традиционной социал-демократией, кейнсианством и т.п.) методам той же социалистической политики, то это показывает необратимость возникновения синтеза двух основных идейных течений - консерватизма и либерализма.
Попытка соединения государственных и общественных интересов в условиях социалистического строя привела к подмене целей общественного развития государственными приоритетами, сознательно суженными до интересов господствующей элиты - коммунистической партии. Этот синтез оказался неудачным уже в силу неправомочности исходных оснований. Для Б.Н. Чичерина основанием общества является неотъемлемость свободы отдельного индивида, в то время как государство принимает на себя обязанность гаранта сохранения прав и свобод индивида, а для социализма, построенного в советском обществе, главным действующим субъектом является именно государство, соответственно, приоритет интересов государства над правами и свободами граждан оказывается определенным однозначно и бесповоротно. Но подобная подмена понятий приводит, по сути, к отказу от консенсуса консерватизма и либерализма в построении гражданского общества, а также способствует усилению тоталитарных, радикально консервативных тенденций общественного развития.
Фактически мир демонстрирует два типа движения к бесклассовости, соответствующих двум типам «социального хозяйства» - рыночному и промышленно-феодальному. В странах с «социальным рыночным хозяйством» достигается консенсус, согласование интересов сложно дифференцированной социальной структуры на основе преодоления ее классовой биполярности. В государствах с «социальным промышленно-феодальным хозяйством» согласие достигается благодаря устранению всякой (по крайней мере, легальной) социальной дифференциации граждан, но только по отношению к правящей элите (номенклатуре). Если первый тип означает социальную интеграцию реальной дифференцированной структуры, то второй - видимость устранения всякой дифференциации. В первом случае классовая биполярность (дихотомия) действительно «уничтожается» (как главный элемент социальной структуры), в то время как во втором - фактически воспроизводится в виде острейшего (хотя и не вполне классового и не всегда явного) противоречия «номенклатура - трудящиеся».
Таким образом, предлагаемая в рамках социализма попытка консенсуса общественных и государственных интересов продемонстрировала две противоположные тенденции: с одной стороны, свойственность сильной роли государства в решении общественных проблем всей истории российского социума, а с другой - неудовлетворительность достижения подобного консенсуса на основе приоритета государства по отношению к гражданам. Победа либерализма потому и стала возможной, что фактически он уже существовал в латентном виде и в странах с плановой экономикой. Можно сказать, что речь идет не о безоговорочном приоритете одной мировоззренческой (а вместе с тем и политической) системы над ее идеологическим оппонентом, а о временном преимуществе, полученном одной («экономической») формой либерального мировоззрения над другой («консервативной»), причем спорна уже сама постановка вопроса о том, что именно данная форма либерализма является наиболее универсальной.
Наоборот, последующая история существования постсоциалистических государств демонстрирует постепенный отказ от классического либерализма в пользу его консервативной ипостаси [5, с. 82-94; 10, с. 60-71]. Существенным преимуществом синтеза консерватизма и либерализма по сравнению с «классическим» либерализмом может являться то, что первый сумел сознательно поставить те теоретические проблемы, которые второй решал бессознательно, в качестве вынужденных, но допустимых отступлений от «чистого» либерализма.
Подводя итоги рассмотренной проблемы либерально-консервативного консенсуса в условиях советской политико-правовой мысли и определив перспективы достижения подобного консенсуса в современном российском обществе, важно обра-тить внимание на следующие принципиальные положения:
- специфику сложившегося в советском обществе неклассического варианта либеральной политико-правовой мысли можно охарактеризовать как вариант консервативного либерализма и обозначить его сущность как признание примата государства в качестве гаранта общественного развития. Права отдельного человека оказываются подчинены тем социальным нормам, которые обеспечивают свободу остальных людей;
- предпочтительность консервативного либерализма, по сравнению с официально провозглашаемым социализмом радикального коллективистского толка, была обусловлена тремя основными параметрами: рыночные формы обеспечивали более быстрый рост производительных сил; рыночные отношения позволяли активнее задействовать личностный фактор в процессе производства; рыночная экономика давала возможность найти компромисс между социальной справедливостью и экономической эффективностью;
- вариант синтеза консерватизма и либерализма, сложившийся в советском обществе, оказался неэффективным в силу ошибочности исходных положений: вместо свободы личности в классическом либерализме социализм провозгласил свободу государства в выборе
путей общественного развития, что знаменовало собой подмену фундаментальных оснований политической и правовой культуры. Но подобная подмена понятий приводит, по сути, к отказу от консенсуса консерватизма и либерализма в построении гражданского общества, а также способствует усилению тоталитарных, радикально консервативных тенденций общественного развития;
- в отличие от «охранительного» либерализма Б.Н. Чичерина, сформулированный в советской политико-правовой мысли вариант соединения общественных и государственных интересов проигнорировал приоритет личности над государством. Государство, являвшееся в концепции философа источником соблюдения неотъемлемых прав индивида, получило в рамках советской правовой системы функцию ограничения индивидуальной свободы и подчинения интересов отдельных личностей и общественных союзов интересам политической общности - самого государства;
- вместе с тем непрерывность существования либеральной традиции в России стала важным фактором, позволившим значительно облегчить процесс перестраивания государственной плановой экономики и общественного сознания в соответствии с принципами современного мирового экономического и политического устройства. Это обстоятельство позволяет воспринимать консенсус консерватизма и либерализма как естественный для российского социума вариант политического и правового инструментария, что и делает идею «охранительного» консерватизма Б.Н. Чичерина основой формирования современной неолиберальной концепции гражданского общества.
Литература
1. Капустин Б. Г. Начало российского либерализма как проблема политической философии // Политические исследования. 1994. № 5.
2. Капустин Б.Г., Клямкин И.М. Либеральные ценности в сознании россиян // Политические исследования. 1994. № 1.
3. Кара-Мурза А. А. Либерализм против хаоса // Политические исследования. 1994. № 3.
4. Кузьмин М.Н. Переход от традиционного общества к гражданскому: изменение человека // Вопросы философии. 1997. № 2.
5. Левкин А. Либерализм без либералов // Логос. 2004. № 6.
6. Морохова Е.И. Человек в трансформируемом социальном пространстве России // Философия, человек, цивилизация: Новые горизонты ХХ1 века. Саратов, 2004. Ч. 2.
7. Согрин В.В. Либерализм в России: перипетии и перспективы // Общественные науки и современность. 1997. № 1.
8. Чичерин Б.Н. О народном представительстве. М., 1866.
9. Штраусс Л. Введение в политическую философию. М., 2000.
10. Шушарин Д. Социальный либерализм как идентификационно-коммуникативная проблема // Логос. 2004. № 6.
