CC BY
118
ИСТОРИЯ
УДК 94(470)
ПЕРЛЮСТРАЦИЯ КАК МЕТОД ПОЛИТИЧЕСКОГО СЫСКА в конце XIX - начале XX веков
В деле охраны государственного строя и борьбы с революционным движением политическая полиция опиралась на обширный арсенал методов и средств розыска. События 1 марта 1881 г., с одной стороны, указали на серьезный потенциал революционного лагеря, а с другой - вскрыли серьезные недостатки существующей розыскной системы. Признавая, что враг силен, организован и опытен, политическая полиция в начале 80-х гг. вступила в полосу масштабного реформирования. Перлюстрация (тайный досмотр частной корреспонденции), наряду с секретной агентурой и на -ружным наблюдением, рассматривалась как важнейший источник осведомления политического сыска.
Наличие в империи перлюстрации обосновывали два документа - доклады императору о деле перлюстрации, датированные 1882 г. и 1895 г. В докладе 1882 г. говорилось: «Учреждение перлюстрации (...) имеет целью предоставление государю Императору таких сведений о происшествиях, таких заявлений общественного мнения относительно хода дел в империи и такой оценки действий влиятельных лиц, какие официальным путем не могли бы дойти до Его Величества»1. Доклад «О перлюстрации» 1895 г., представленный министром внутренних дел И.Н. Дурново Николаю II, во многом повторял документ 1882 г. Новым моментом, отражающим ключевые изменения в жизни империи, стало уточнение, что «на обязанности перлюстрационной части лежит также задержание пересылаемых по почте прокламаций и листков противоправительственного и революционного содержания, а равно старание раскрывать деятельность и замыслы революционеров и других подозрител ьных в пол итическом отношении личностей и вообще доставление Департаменту полиции сведений, дающих ему возможность успешно бороться с революционным движением в России»2.
Перлюстрационные пункты («черные кабинеты», или «секретные отде -ления») создавались на почтамтах при отделах цензуры иностранных газет и журналов. До 1886 г. общее руководство перлюстрацией возлагалось на почт-директора Санкт-Петербургского почтамта, а затем на старшего цензора Санкт-Петербургской цензуры иностранных газет и журналов, который формально именовался помощником начальника Главного управления почт и телеграфов и напрямую подчинялся министру внутренних дел. На протяжении рассматриваемого периода должность старшего цензора занимали тайные советники К.К. Вейсман (с 1886 по 1891 гг.) и А.Д. Фомин (с 1 891 по 1914 гг.). С Департаментом полиции старший цензор переписывался под псевдонимом. Направляемые ему письма шли на имя «Его
М.А. Араке ляп,
аспирантка кафедры истории России, СГУ
ВЕСТНИК. 2007. № 19(5)
превосходительства С. В. Соколо ва», и это означало, что переписка предназначена для отдела цензуры.
Самые крупные перлюстрационные пункты находились в Петербурге, Москве, Киеве, Харькове, Одессе, Тифлисе, Варшаве, Вильно, Казани. С нарастанием революционной волны происходило резкое увеличение масштабов пересылки по почте нелегальной литературы. И если до начала XX в. чиновники службы перлюстрации сами вели всю работу с корреспонденцией, то затем к перлюстрации стали привлекать почтово-теле-графных служащих. Там, где «черных кабинетов» не было, но досмотр корреспонденции был необходим, перлюстрацию осуществляли местные охранные учреждения (которые договаривались с почтовыми служащими) или командированные из Петербурга чиновники3. По распоряжению министра внутренних дел В .К. Плеве с 1903 г. почтовое ведомство стало выдавать некоторым местным учреждениям политического сыска так назы -ваемые «открытые листы» о праве осмотра и выемки почтово-телеграфной корреспонденции. Открытые листы выдавались начальникам Бессарабского, Варшавского, Виленского, Волынского, Выборгского, Донского, Екатеринославского, Казанского, Киевского, Московского, Нижегородского, Одесского, Пермского, Полтавского, Санкт-Петербургского, Саратовского, Таврического, Тифлисского, Харьковского и Уфимского охранных отделений. Шаблон открытого листа был следующим:
«Открытый лист Начальника Главного Управления почт и телеграфов.
Предъявителю сего Начальнику ................................
Жандармского Охранного Отделения ....................
предоставляется право производить осмотр и в случае надобности выемку подлинных телеграмм, отправленных из почтово-телеграфных и телеграфных учреждений, причем если произведена выемка, то должен быть составлен о сем акт за подписью Начальника учреждения и.........»4.
Нужно отметить, что замысел с открытыми листами был недостаточно разработан и случаи неправильного использования открытых листов учащались чуть ли не в геометрической прогрессии. Однако внимание на это стали обращать уже после 1905 г., когда окончательно определили суть недоработок: во-первых, не все понимали, что в открытых листах речь шла о разрешении на осмотр и выемку только корреспонденции отдельных лиц, дела о которых вели охранные отделения, а не всей корреспонденции, находящейся в данном учреждении вообще; во-вторых, в открытых листах были прямо упомянуты только телеграммы, но, очевидно, подразумевались и прочие разновидности почтово -телеграфных отправлений (письма, бандероли и пр.), в силу чего они также осматривались. Таким образом, открытые листы явно нуждались в доработке, поскольку, в отсутствии необходимых разъяснений и корректив, стычки работников охранки с почтово-телеграфными учреждениями становились обычным явлением5.
За границей перлюстрацией писем политическихэмиг-рантов в основном занимались филеры. Они прибегали к краже писем или покупке их у почтальонов и консьержек, вскрывали, фотографировали или снимали на кальку, после чего возвращали или прилагали к рапорту6. Никакие трудности осуществления перлюстрации за рубежом
не мешали полиции активно использовать этот метод сыска. В 1886 г. полицейский чиновник С.Э. Зволянский, вернувшийся из инспекционной поездки, писал: «... Нашей агентуре ... приходится встречаться при исполнении своих обязанностей с крайними затруднениями, ... глав -ное внимание обращает на себя опасность, с которой сопряжено . вскрытие, при посредстве подкупа, писем частных лиц. Между тем перлюстрация частной корреспонденции является одним из непременных условий аген -турных наблюдений и ... способствует ... открытию фактов первостепенной важности »7.
Численность всего перлюстративного аппарата была нев ели ка. Штат перлюстрационных пунктов состоял из нескольких человек. По всей России, по данным З. И. Перегудовой, перлюстрацией занималось от 40 до 50 человек. В связи с резким ростом потока корреспонденции к отбору писем было привлечено еще около 30 человек из особо надежных почтовых работников8.
Производство перлюстрации поручалось только тем чиновникам, которых отличали такие качества, как: «1) безграничная преданность Особе Государя; 2) безусловное сочувствие и повиновение установленному образу правления; 3) полное беспристрастие к родственным или общественным связям; 4) постоянная готовность к труду и к совершенному отчуждению себя не только от светских развлечений, но и даже от всякого [ общения], если служба того требует; 5) скромность, необходимая для ограждения перлюстрации от всякого оглашения лицами, не посвященными в тайну ее существо -вания ...; 6) нравственность, умственное развитие и образование, соответственные важной обязанности освещать перед монархом те случаи и обстоятельства, которые, по каким-либо соображениям государственных властей и отдельных лиц, могли были быть затемнены или скрыты от Его Величества»9. В целом, решающую роль для кандидата в перлюстраторы играли политическая благонадежность, образование, знание иностранных языков. Все цензоры имели высшее образование и в общей сложности «владели всеми европейскими и азиатскими языками »10. Большинство знало до 8 иностранных языков; встречались и полиглоты, свободно говорившие на 15 - 20 и более языках11.
Отбор писем производился по двум спискам. В первом списке, который составлялся в Особом отделе, указы ва -лись фамилии и адреса лиц, всю переписку которых сле -довало вскрывать и копии с писем отправлять в Департамент полиции. Иногда в списке делались пометки: «особо строгое наблюдение», «точные копии», «фотографии», «представлять в подлиннике». По второму списку, который составлял министр внутренних дел, перлюстрировались письма общественных деятелей, сановников и даже некоторых членов царской семьи. Не подлежали досмотру пись -ма императора и министра внутренних дел (пока он занимал эту должность)12. Кроме того, цензоры не должны были просматривать филерскую переписку, для чего из дальних поездок агенты наружного наблюдения посылали специальные заказные письма в двойных конвертах с сургучной печатью. В верхнем конверте на месте печати делалась прорезь, чтобы сургуч при запечатывании проник до внутреннего конверта и приклеил его к наружному13. Такой внешний вид письма если не оповещал цензоров о принадлежности корреспонденции, то во всяком случае как-то гарантировал ее от перлюстрации.
Цензоры также производили случайный отбор писем из общего потока корреспонденции (выборку «по подо -зрению»), при которой учитывались наружный вид письма (размер, вес, цвет, почерк и т.п.) и место его подачи или назначения. В ходе многолетней практики у цензо -ров вырабатывался специальный навык, доходящий без малого до чутья, и они по внешнему виду определяли, что содержание письма может представлять интерес для розыска. Будучи отличными графологами, они по почерку могли определить духовный облик человека14.
Отобранные (профильтрованные) письма вскрывались при помощи отпаривания, специального костяного ножа или булавки. Если письмо было запечатано большой печатью, то сначала изготавливалась печатка. Зашифрованные и написанные химическими чернилами письма в подлиннике отправлялись в Департамент по -лиции. Остальные письма копировались, калькировались, фотографировались и затем запечатывались, а с обратной стороны, в одном из уголков, ставилась точка (мушка), чтобы письма не подвергались вторичной пер -люстрации. Обычно письма задерживались в «черном кабинете» на 1 - 2 часа. Уровень мастерства россий-ских перлюстраторов был настолько высоким, что на письмах не оставалось ни малейшего следа вскрытия и никакие ухищрения (царапины, нитки, бумажки, заделка в сургуч волоса и т.п.) не спасали корреспонденцию от просмотра и подделки15.
Каждое письмо при просмотре получало свой номер. Простые и химические письма регистрировались отдельно : простым присваивался просто номер, а к химиче-ским добавлялась буква «х». Копии или выписки делались в двух экземплярах. Один экземпляр по списку Департамента полиции шел директору Департамента, а второй и оба экземпляра по списку министерства внут -ренних дел отправлялись министру.
Старший цензор ежедневно представлял министру копии перлюстрированных писем, а министр еженедельно (если было необходимо - и чаще) передавал пакет с перлюстрацией императору. Бывший цензор Майский вспоминал о том, что Александр III относительно пер -люстрации заявил, что этого ему не нужно, и отказывал -ся читать вы писки из писем, а Николай II, напротив, очень интересовался подобной информацией16 (хотя имеются и обратные утверждения: по словам некоторых сановников, Николай не любил перлюстрацию17). Так или иначе, но по материалам перлюстрации для императора регулярно (ежемесячно и ежегодно) составлялись отчеты и обзоры по важнейшим событиям и явлениям госу -дарственной и общественной жизни18.
Перлюстраторы получали негласное жалованье из секретных сумм. До 1882 г. на содержание «черных каби -нетов» министру внутренних дел отпускалось 92 тыс. руб. в год, а затем Александр III утвердил секретный бюджет в 107 тыс. руб. С 1894 г. «на известное Государю Императору употребление» было выделено еще 8 тыс. руб.19. За свою полезную деятельность цензоры получали ценные подарки и награды.
Досмотр корреспонденции расценивался как преступное деяние. Неприкосновенность переписки гарантировалась законом: умышленная передача корреспонденции в чужие руки без дозволения адресата наказы -валась лишением «всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, прав и преимуществ». За вскрытие
чужого письма почтовый служащий подвергался удалению от должности, а за сообщение содержания письма кому-либо закон карал тюремным заключением от 4 до 8 месяцев20. Тайна переписки охранялась также и правилами Всемирного почтового союза, членом которого состояла Россия21. Перлюстрация являлась важной государственной тайной, и не было издано никаких циркуляров и правил, регламентирующих эту деятельность. На случай народных волнений существовало негласное распоряжение об уничтожении всей переписки и всех материалов перлюстрационных пунктов22. Процедура выемки писем была довольно сложной и допускалась законом в том случае, если речь шла о лицах, против которых было возбуждено уголовное дело23. Добытыми противозаконно сведениями в полиции пользовались с особой осторожностью; полученная путем перлюстрации информация использовалась ли шь в ходе следствия (проходила как «агентурные данные») и никогда не при -менялась в качестве обвинительного материала в судебных процессах.
В целом, перлюстрация выполняла чисто информативную функцию. Будучи абсолютно незаконным делом, она оказалась малопригодной для мероприятий обвинительного и карательного характера, но совершенно незаменимой для установления наиболее полной картины революционного движения. Как метод политического сыска перлюстрацию сумели освоить лишь в самых крупных городах. Несмотря на то что перлюстра-тивный аппарат с каждым годом все острее ощущал нехватку кадров и все чаще сталкивался с внедряемыми революционерами сложностями переписки, уровень досмотра корреспонденции по-прежнему оставался высоким и приемы перлюстрации по своему развитию не уступали подпольным ухищрениям.
1 Цит по: Измозик В. «Черные кабинеты» в России (XVIII -начало XX вв.) // Жандармы России. СПб.; М., С. 345 - 346.
2 Из доклада «О перлюстрации» от 5 января 1 895 г. // Жан -дармы России. С. 582.
3 См.: Перегудова З.И. Политический сыск России. М., 2000. С. 276, 277.
4 См.: ГАРФ. Ф. 102. Оп. 267. Д. 36. Л. 1- 2, 3 об., 7.
5 См.: Там же. Л. 3, 5.
6 См.: Борисов А.Н. Особый отдел Империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб. СПб.; М., 2001. С. 145.
7 ГАРФ. Ф. 102. Оп. 255. Д. 1 0а. Л. 192 об. - 193.
8 См.: Перегудова З.И. Указ. соч. С. 277.
9 Цит по: Измозик В. Черный кабинет // Родина. 2000. № 10. С. 52.
10 Майский С. «Черный кабинет»: из воспоминаний бывшего цензора // Былое. 1 918. № 7 (13). С. 183 - 185.
11 См.: Заварзин П.П. Работа Тайной полиции. Париж, 1924. С. 42.; Майский С. Указ. соч. С. 186.
12 См.: Майский С. Указ. соч. С. 189 - 190; Перегудова З.И. Указ. соч. С. 277.
13 См.: Чукарев А .Г. Методы и средства политического ро-зыска царской России // Вопросы истории, философии, географии и экономики Дальнего Востока. Владивосток, 1968. С. 200 - 201.
14 См.: Майский С. Указ. соч. С. 190.
15 См.: Майский С. Указ. соч. С. 187 - 188; С. 194.; Перегу-
дова З.И .Указ. соч. С. 280; С. 287.
16 См.: Майский С. Черный кабинет: Из воспоминаний бывшего цензора. Пг., 1922. С. 23.
17 См.: Падение царского режима: Стеногр. отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной Следственной Комиссии Временного Правительства. Т. IV.; Записки А. Д. Протопопова и С.П. Белецкого. Л., 1925. С. 111.
18 См., например: Обзор результатов перлюстрации писем по важнейшим событиям и явлениям государственной и общественной жизни России в 1903 году // Былое. 1918. № 2 (30). Февраль. С. 190 - 222.
19 См.: Измозик В. «Черные кабинеты» в России (XVIII -начало XX вв.). С. 346.
20 Свод Законов Российской Империи. Книга пятая. (Т. XIII -XVI). Т. XV. Изд. 1885 г. № 1102; № 1104.
21 См.: Лурье Ф. «Черные кабинеты» // Родина. 1991. № 9 - 10. С. 106 - 108.
22 Перегудова З.И. Указ. соч. С. 276.
23 Рууд Ч., Степанов С. Фонтанка, 16. Политический сыск при царях. М., 1993. С. 109.
УДК 94(470)
АГРАРНО-ПРОАОВОДЬСТВЕННАЯ ПОАИТИКА НЭПОВСКОГО ПЕРИОДА И СОВРЕМЕННОСТЬ
A.A. Васильев,
кандидат исторических наук, доцент кафедры экономической и политической истории России, СГСЭУ
ВЕСТНИК. 2007. № 19(5)
Современная аграрно-продовольственная политика Российской Федерации во многом напоминает нэп в плане возрождения рыночных отношений. Однако в аграрно-продовольственной сфере, как и в других сферах экономики и политики, во времена нэпа и в постперестроечный период решались совершенно разные задачи.
На заре горбачевской перестройки было особенно популярным про -водить параллели и искать оправдание осуществляемым мероприятиям в государственной аграрной стратегии нэпа. Наблюдения и размышления приводят к умозаключению, что ложное представление о событиях 20-х гг. XX в. явилось одной из причин неоправдавшихся надежд и разочарований в аграрно-продовольственной политике государства и ее неэффект ивнос ти .
В 1921 г., особенно весной и осенью, лидеру ВКП(б) и председателю правительства В.И. Ленину пришлось приложить немало усилий, чтобы добиться утверждения курса новой экономической политики и принятия ряда основополагающих законов. Известно, что большинство коммунистов разного уровня воспринимало отказ от политики «военного коммунизма» как отступление от принципов социалистического строительства. Многие не могли понять кардинального изменения взглядов Ленина на торговлю и экономику в целом. Такие видные члены партии и правительства, как Ю. Ларин (член ВЦИК и ВСНХ), Л. Крицман (член президиума Госплана и председатель Комиссии использования материальных ресурсов при СТО), в своих выступлениях и в печати заявляли, что нэп является «неизбежной бедой» и что он не должен затронуть основ государственного распределе-ния1. Большинство представителей партийно-чиновничьего аппарата, негативно воспринявших нэп, руководствовались интересами сохранения в своих руках огромной власти над обществом. Со стороны принадлежавших к этой категории функционеров нэпу оказывалось упорное противодействие. На заседании X Саратовской губернской партийной конференции, проходившей 7 - 8 июня 1921 г., делегат Мартынов в своем докладе говорил: «Экономическая политика, которая была еще только намечена X съездом... будет с большими переменами всей нашей работы. Оказалось, что на местах курс новой экономической политики применялся в разных видах, одни понимали, что это шутка, что это так, крестьян пока ловят на удочку и что весной опять будет разверстка, когда крестьяне успокоятся ...»2. Ленину удалось преодолеть сопротивление идейных противников и армии бюрократов. Нэп стал воплощаться в жизнь. Но в обществе вновь произошел раскол. Одни восторженно воспринимали рыночные преобразования как выход России на новый этап развития, другие в нэпе видели возвращение к старым порядкам, а жертвы революции и Гражданской войны - напрасны ми.
В 1990-х гг. перед Россией вновь возникла жизненно важная проблема выбора стратегического курса в аграрно-продовольственной политике. Но принципиальным отличием от 1921 г. является то, что попытки
