CC BY
76
УДК 81.255.2 (=811.511.131)
В. Г. Пантелеева
ПЕРЕВОДЧЕСКАЯ ПРАКТИКА В УСЛОВИЯХ ГЛОБАЛИЗАЦИИ: ПРОБЛЕМЫ ЭТНОКУЛЬТУРНОЙ РЕЦЕПЦИИ
Рассматриваются причины актуализации переводческой практики. Акцентируется внимание на творческой индивидуальности и языковой ментальности переводчика как посредника между двумя культурами. Констатируется, что в системе «оригинал - перевод» одним из важнейших факторов перевода становятся сегодня межкультурные и этнопсихологические осложнения.
Ключевые слова: художественный перевод, межлитературная коммуникация, этнокультурная рецепция, интерпретационный потенциал подлинника.
Предложенная тема требует некоего историко-теоретического экскурса в прошлое с тем, чтобы понять и осознать принципиальные тенденции современной практики художественного перевода в сравнении, скажем, с 1950-70-ми гг. Это первый момент. Второй - связан с объектом исследования: учитывая то, что конференция проходит в УР и большинство ее участников билингвальны в рамках удмуртско-русской языковой ситуации, наши иллюстрации будут изъяты из контекста удмуртско-русской языковой пары и мы будем аргументировать свое видение проблемы отдельными образцами переводов удмуртской поэзии на русский язык.
В развитии национальных финно-угорских литератур прослеживаются разные по интенсивности и востребованности этапы переводческой деятельности. Отчасти они изучены и осмыслены литературной критикой (К. Васин, Н. Бас-сель, Ф. Ермаков, П. Домокош), но нельзя не прислушаться к мнению П. Домо-коша о том, что «по существу, с точки зрения рецепции, это еще не открытая, совершенно незнакомая область» [5, 203].
В научной литературе по переводоведению ХХ век многие именуют «веком перевода» [10, 4]. И это реально обоснованный знак времени. В мире в целом и в бывшем Советском Союзе с середины ХХ в. мощно развивались обе сферы переводческой деятельности - практическая и теоретическая. «Одной из главных причин этих изменений оказалась Вторая мировая война и прямо или косвенно связанные с ней политические события» [3, 171]. Речь идет конечно о миграционных потоках, охвативших всю Европу, о трансформации геополитической карты мира, в связи с чем в культурной среде активизировался интерес к переводческой деятельности.
Что касается нашей страны, такое поликультурное явление, как «многонациональная советская литература», не могло развиваться без художественного перевода. Приоритетным являлось "русско-местное" двуязычие, что было характерным для переводческой практики, реализовавшейся преимущественно в сфере удмуртско-русской (и наоборот!) языковой пары, и весьма скупо - в сфере «удмуртский - финно-угорские языки». Так, почти за пятьдесят лет (с 1938 по 1985) было издано 19 антологий удмуртской поэзии на русском языке (для сравнения с 1985 г. по настоящее время) - лишь три подобных антологии: «Песни солнечного леса». М., 1989; «Мир женской души». Ижевск, 1992; «Антология литературы финно-угорских народов». (В 2 т. Екатеринбург, 2006). Другой пример связан с переводами с русского языка на удмуртский. Так, удмуртский писатель Михаил Петров за десять послевоенных лет издал на удмуртском языке 9 книг с произведениями советских писателей (еще 6 книг он перевел и издал до войны, в период 1934-1941 гг.).
В удмуртской литературе в целом и в переводческой практике послевоенных десятилетий актуальным оставался призыв К. Герда 1920-х гг.: «Заявить миру о себе». Через перевод мы заявляли о себе и претендовали быть услышанными, чтобы занять свою нишу в многонациональной советской литературе. И чрезвычайно гордились тем, что в биобиблиографических справочниках, учебниках по удмуртской литературе, литературоведческих статьях по персоналиям писателей сообщалось о том, на какие языки переведены произведения удмуртских авторов: «чем больше, тем лучше». Но мало кого интересовало, что переводчики чаще всего не владели языком оригинала, а работали с подстрочниками. В 1950-70-е гг. такое положение было общепринято в профессиональной среде. В результате многие ключевые вопросы теории перевода («переводи-мость-непереводимость», «адекватность-неадекватность») даже не ставились, а переводные тексты, приукрашенные, литературно отшлифованные, были «скроены» по единым советским лекалам.
Из реалий современной действительности можно констатировать, что для удмуртской литературы этап «заявить миру о себе» остался в прошлом. Сегодня речь идет о том, чтобы не раствориться и не потеряться в чужом пространстве. Глобализм бросает вызов национально-культурной идентичности. Притом надо заметить, что, с точки зрения историко-культурных, социально-общественных парадигм, многие явления послевоенной эпохи и современности чрезвычайно схожи: и масштабы миграционных процессов, и неустойчивость геополитической ситуации, и обострение национально-этнических проблем. В условиях глобализации значение переводческой практики актуализируется, художественный перевод для современного мира (в том числе финно-угорского) становится целе-установкой, одним из реальных механизмов реализации интеграционной политики в области культуры. «Это связано прежде всего с тем, что художественный перевод является одним из наиболее наглядных проявлений межлитературного взаимодействия. В этом состоит его онтологическая сущность: будучи продуктом межлитературной коммуникации, он в то же время во многом обусловливает и определяет саму межлитературную коммуникацию» [8, 28].
В этой ситуации возрастают требования к творческой индивидуальности и языковой ментальности переводчика - посредника между двумя культурами. Проблемы этнокультурной рецепции в сфере переводоведения сегодня имеют
не столько узко лингвистическую, сколько экстралингвистическую природу. Литературное сотрудничество и партнерство предполагают разговор «на равных», и сегодня это осознается в профессиональной среде. Специалисты все чаще говорят о том, что переводу подлежат не «тексты, а культуры» [3, 178], и в условиях глобализации одним из важнейших факторов перевода становятся, например, межкультурные и этнопсихологические осложнения в системе «оригинал-перевод». Они становятся самостоятельно значимым элементом переводного текста наравне с образами, звукописью, системой героев, характеров и т.д. Семантическое поле переводного слова, вбирая контекстуальные наращивания, потенциально претендует быть «богаче и ярче» семантического поля слова оригинального текста. Слово в переводе однозначно воспринимается как индикатор национально маркированной картины мира писателя.
Современный опыт удмуртско-русских переводов показывает, что возросли требования не только к отбору литературного материала для перевода, но и к качеству переводов. Сегодня, например уже не удовлетворяет качество переводов стихотворений Ашальчи Оки на русский язык, включаемых в антологии и сборники. То, что отвечало требованиям эпохи 1920-х гг. (перевод К. Герда) и было естественным - для 1960-70-х (перевод О. Олендера), с современных позиций представляется, по нашему мнению, недостаточным и неточным. Проиллюстрируем это на примере одного текста. Ашальчи Оки
Чияпуэд сяськаяське...
Чияпуэд сяськаяське... Чигошур ву чиль-чиль бызе... Сьод дуринчи сяська сюпсе, Чияпуэд сяськаяське...
Вишня твоя расцветает.
Вишня твоя расцветает. Вода Чигошур-реки бежит-сверкает... Черная оса цветок сосет, Вишня твоя расцветает.
Чебер нылмурт туж яратэ, Чебер пилы туж синмаське -Тодьы бамыз чыж чыжектэ. Чияпуэд сяськаяське... 1925
Красивая девушка очень любит, В красивого парня очень влюбляется ■ Ее белая щека красно краснеет. Вишня твоя расцветает.
(Подстрочный перевод наш - В.П.)
Перевод К. Герда Вишня белая цветет
Вишня белая цветет, Речка Чиго струйки льет, Пчелка мед цветов сосет, Вишня белая цветет.
Перевод О. Олендера Вишня цветет
Как ясен, как хорош рассвет! Как Чигошур-река сверкает! Пчела свой нектар собирает, И нежен вишни белый цвет.
Любит девушка с весны Молодца и слезы льет. Любит, любит. Видит сны. Вишня белая цветет.
Красавица стоит и ждет, -Ее тревожно ожиданье, Она - все краше, все румяней. А вишня. та в саду цветет!
Представленное стихотворение - один из лирических шедевров Ашальчи Оки. Здесь тот случай, который мы именуем поэзией гениальной простоты. Казалось бы, что может быть проще: весна, цветущая вишня, молодость, влюбленность - сколько таких «вечных» образов и мотивов существует в фольклоре и поэзии народов мира. Но стихотворение Ашальчи Оки уникально и неповтори-
мо в контексте национальной (да и мировой) поэзии, поскольку в восемь строк она вместила философию женской судьбы, участи, «бабьей доли» сквозь собственное - удмуртское - поэтическое мироощущение. В восприятии удмуртской поэтессы "доля" эта изначально если не трагична, то драматична: на это указывают многочисленные многоточия - признак недоговоренности; психологический параллелизм двух строф, контраст мужского-женского начал, так лаконично сформулированный в ключевых фразах, образах стихотворения (черная оса сосет белый цветок; щеки героини красным-красно краснеют). Последняя деталь совсем не случайна: по мнению этнографов, антропологов и медицины кровеносная система финно-угров имеет некоторые особенности, поэтому финно-угры (в том числе удмурты) при смущении, волнении или тревожном состоянии тотчас краснеют (то есть кровь приливает к лицу и это становится заметным для окружающих). Видимо, именно это тревожно-драматическое состояние переживает героиня-удмуртка в стихотворении Ашальчи Оки.
Вышеизложенное составляет интерпретационный потенциал подлинника, который включает как лежащие на поверхности элементы поэтической выразительности, так и скрытые элементы этнопсихологического, инокультурного кода, которые должен почувствовать переводчик. Именно интерпретационная позиция переводчика и интерпретационный диапазон подлинника, на наш взгляд, являются компонентами регулирования межъязыковых и межкультурных осложнений в системе «оригинал - перевод». При совпадении этих потенциалов максимально полно воссоздаются элементы культурного кода - и вероятность создания подлинно художественного перевода, по нашему мнению, возрастает. Это крайне важно в современной практике художественного перевода, когда любая национальная литература стремится сохранить свою самобытность и быть узнаваемой.
Мы не будем сравнивать между собой переводы К. Герда и О. Олендера. «...Переводы стареют, как правило, много быстрее оригинальных произведений. Причина заключена, прежде всего, в их вторичности. Подлинник нельзя изъять из литературного употребления, ибо он уникален; перевод всегда может быть заменен новым переводом, ибо он потенциально всегда множественен» [10, 31]. Новый переводной текст стихотворения Ашальчи Оки должен быть максимально приближен к самобытности лирической системы поэтессы, отражать нюансы этнопсихологии ее героини, то национальное начало, которое, как известно, заключается не «в описании сарафана» [4, 60] или в изображении «верблюдов и арыков» [9, 27], а в иных компонентах национального: в самом духе, в поведенческом стереотипе, в психологии восприятия себя и окружающего мира и т. д. Речь должна идти о поиске «надсарафанности» маркированного национальной семантикой образа, системы образов или текста. В нашем случае, если лицо героини «красно краснеет», это не означает, что она становится «все краше, все румяней», речь здесь не о «красавице», которая «стоит и ждет», а о том, что героиня чем-то встревожена, возможно, ожиданием первого свидания.
Переводы К. Герда и О. Олендера, конечно же, остаются интереснейшим материалом в рамках истории, теории и практики перевода с удмуртского на русский язык, с одной стороны, а с другой - для сопоставительной стилистики, то есть представляют научный интерес. Но для современного массового читателя, с точки зрения рецепции, они не дают полного представления о мире души первой удмуртской поэтессы Ашальчи Оки.
Мы бы не стали бы акцентировать внимание на этой проблеме, если бы она носила единично-частный характер. Но, к сожалению, большинство стихотворений Ашальчи Оки, а каждое из них - на вес золота, переведено на русский язык, как мы полагаем, неадекватно («Кык гожтэт», «Шунды кадь ик», «Нюлэскы вет-лыкум», «Кин-о тон?» и другие). Это первое.
Вторая проблема заключается в том, что классические произведения удмуртской литературы (в том числе поэзия Ашальчи Оки) сегодня все чаще переводятся на родственные финно-угорские или иные языки не с языка оригинала, а с уже существующих русских переводов как посреднике между оригиналом и переводом на новый язык. Вполне возможно, что, например, перевод О. Оленде-ра кто-то переведет на итальянский или японский язык, полагая, что это и есть настоящая поэзия удмуртской поэтессы. Очевидно, что такие переводы далеки от национально-культурной идентичности. Культурная адаптация в сфере художественного перевода успешна лишь тогда, когда переводчик владеет языком оригинала. Смеем надеяться, что это станет нормой для нового поколения переводчиков удмуртской литературы.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Бассель Н. Типологические связи эстонской советской литературы с литературами
других народов. - Таллин, 1980. - 390 с.
2. Васин К. Творческие взаимосвязи марийской литературы. Историко-литературный
очерк. - Йошкар-Ола, 1969. - 214 с.
3. Гарбовский Н. К. Теория перевода. - М., 2004. - 521 с.
4. Гоголь Н. В. Собр. соч.: В 8 т. - М., 1984. Т. 7.
5. Домокош П. Формирование литератур малых уральских народов. - Йошкар-Ола,
1993. - 288 с.
6. Ермаков Ф. Творческие связи удмуртской литературы с русской и другими литерату-
рами. - Ижевск, 1981. - 244 с.
7. Казакова Т. А. Художественный перевод: в поисках истины. - СПб., 2006. - 224 с.
8. Проблемы особых межлитературных общностей/Под ред. Д. Дюришина. - М., 1993. -
432 с.
9. Султанов К. К. Национальная идея и национальная литература // Нация. Личность.
Литература. - М., 1996. С. 27-28.
10. Топер П. М. Перевод в системе сравнительного литературоведения. - М., 2000. -257 с.
Поступила в редакцию 18.02.2010 г.
V. G. Panteleeva
Reasons of importance actualization of translation practice in the modern conditions are considered. Attention to the creative individuality and language mentality of a translator as a mediator between two cultures is accentuated. It is stated that in the "original - translation" system intercultural and ethnopsychologic complications are one of the main factors of translation in the conditions of globalization.
Key words: literary translation, interliterary communication, ethnocultural reception, interpre-tating potential of the original.
Пантелеева Вера Григорьевна,
кандидат филологических наук, доцент НИИ национального образования УР
г. Ижевск ул. Советская, 1
