CC BY
243
Вестник Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2016. № 4
МЕТОДОЛОГИЯ ПЕРЕВОДА В.Е. Горшкова,
доктор филологических наук, профессор кафедры перевода и переводоведения. Иркутский государственный университет, Институт филологии, иностранных языков и медиакоммуникации; e-mail: gorchkova_v@mail.ru; prof.gorchkova@yahoo.fr
В.В. Лиханова,
магистр лингвистики; e-mail: victoria_likhanova@mail.ru
ПЕРЕВОД СЕМИОТИЧЕСКИ ОСЛОЖНЁННОГО ТЕКСТА: «ЦВЕТЫ ДЛЯ ЭЛДЖЕРНОНА» ДЭНИЕЛА КИЗА В РОМАНЕ И НА ЭКРАНЕ
В рамках парадигмы системной трансдисциплинарности рассматривается специфика передачи в художественном произведении речи человека с ограниченными умственными способностями. Означенная специфика, обозначаемая как интрасемиотический перевод, анализируется на материале перевода романа американского писателя Д. Киза «Цветы для Элджернона» на русский язык в сопоставлении с интерсемиотическим переводом — одноимённой экранизацией на английском, французском и японском языках.
Ключевые слова: системная трансдисциплинарность, интрасемиотический перевод, интерсемиотический перевод, экранизация.
Vera Ye. Gorshkova,
Dr. Sc. (Philology), Professor at the Department of Translation and Translatology, Irkutsk State University, Institute of Philology, Foreign Languages and Media Communication, Irkutsk, Russia; e-mail: gorchkova_v@mail.ru; prof.gorchkova@yahoo.fr
Victoria V. Likhanova,
Master of Linguistics; e-mail: victoria_likhanova@mail.ru
TRANSLATING SEMIOTICALLY COMPLICATED TEXTS: "FLOWERS FOR ALGERNON" BY DANIEL KEYES AS THE NOVEL AND SCREEN ADAPTATIONS
Peculiar ways the speech of a person with a mental disorder is translated in a literary text are studied within the systemic transdisciplinary paradigm. The above mentioned peculiarities referred to as intrasemiotic translation are analyzed in the Russian translation of the novel "Flowers for Algernon" by Daniel Keyes as compared to the intersemiotic translation, viz. screen adaptations of the novel in English, French and Japanese.
Key words: systemic transdisciplinarity, intrasemiotic translation, intersemiotic translation, screen adaptation.
Я не знаю што такое наука но я знаю што памагаю ей этим кспириментом1
[Киз, 2014: 40]
Вопросы междисциплинарного взаимодействия наук всё больше волнуют умы современных учёных. Именно этот аспект научных исследований с изумительной точностью подтверждается и развивается в романе «Цветы для Элджернона» Дэниела Киза, анализу которого и посвящено настоящее исследование.
Несколько слов о содержании романа. Герой-повествователь, Чарли Гордон, оказывается первым человеком с ограниченными умственными способностями, на котором путём хирургического вмешательства испытывается новая медицинская технология искусственного повышения уровня интеллекта. Повествование, ведущееся от первого лица, представляет собой своеобразный дневник, содержащий письменные отчёты героя об его физическом и душевном состоянии и всех происходящих с ним событиях до и после операции. Хотя роман характеризуется как относящийся к жанру научной фантастики, клинические проявления заболевания главного героя вполне соотносимы с реальными.
Выбор означенного произведения в контексте повышения значимости междисциплинарных связей как вектора развития современной науки не случаен. Сравните, к примеру, совет героини романа Алисы, который она даёт своему ученику Чарли: «Скоро ты начнёшь находить связи между отдельными явлениями и поймёшь, что разные на первый взгляд области знания на самом деле составляют единое целое. Ты как бы взбираешься по огромной лестнице всё выше и выше и видишь вокруг всё больше» [Киз, 2014: 103]. Вспомните и свидетельство самого Чарли, ^ которого стремительно, почти молниеносно, за какие-то четыре-пять месяцев после операции достигает отметки 190: «Просто удивительно — между несопоставимыми на первый взгляд понятиями существуют, оказывается, глубокие связи. Я вышел на следующий уровень, и потоки из разных областей знания сблизились, словно текут из одного источника» [там же: 125]. Чем не подтверждение слов великого Рене Декарта, утверждавшего, что «все науки настолько связаны между собою, что легче изучать их все сразу, нежели какую-либо одну из них в отдельности от всех прочих»?! Чем не иллюстрация парадигмы системной трансдисциплинарности, разрабатываемой Н.К. Гар-бовским [Гарбовский, 2015; Горшкова, 2015, 2016]?!
1 Орфография и пунктуация Дэниела Киза в интерпретации переводчика С. Шарова (прим. — В.Г.).
В названии нашего сообщения заявлен перевод семиотически осложнённого текста. Полагаем, что роман Д. Киза сам по себе является таковым, учитывая эволюцию главного героя, которая показана, главным образом, на примере отчётов, которые Чарли, человек с ограниченными умственными способностями, пишет во время эксперимента по компенсации своего отставания. Семиотическая сложность первых таких отчётов заключается, прежде всего, в практически полном отсутствии соблюдения правил орфографии и пунктуации. И если при устном воспроизведении его высказываний, несмотря на их семантическую примитивность, прослеживаются достаточно сложные структурные элементы, письменная фиксация последних показывает, что Чарли использует своего рода фонетическое письмо, расшифровка которого требует определённых усилий со стороны потенциального читателя. Сравните устную и письменную формы воспроизведения:
— «Док Штраус сказал што у меня есть то што очень харашо. Он сказал у меня есть мативацыя. Ни когда в жызни не знал што она у меня есть. Мне стало преятно когда он сказал што не у каждово у каво ки 68 есть такая штука. Я не знаю што это такое и от куда она взелась но он сказал што у Элджернона она тоже есть. У нево ма-тивация от сыра каторый ложут ему в ящик. Но она не может быть только от этово патамушто я на этой неделе не ел сыра» (с. 18—19).
Соответственно, по мере прочтения романа внимательный читатель констатирует значительный прогресс, находящий отражение в уменьшении очевидных ошибок, что способствует облегчению восприятия текста:
— Если я стану умным вот будет ему серприс (с. 12).
— Если ты умный, то у тебя много друзей с ними можно разговаривать и ты ни когда не будеш один (с. 27).
— Признаюсь, поначалу зрелище сотен учёных и мыслителей, собравшихся в одном месте в одно время, чтобы обменяться идеями, вызывало у меня благоговение (с. 193).
Следует воздать должное переводчику, приложившему немалые усилия, чтобы передать все эти внутренние изменения умственно отсталого человека, происходящие у последнего на ментальном уровне, на уровне «чёрного ящика», недоступного непосредственному наблюдению. Очевидно, означенный интрасемиотический перевод по умолчанию требует обращения к основам психиатрии, без знания которых невозможно воспроизвести текст столь пронзительного психологизма (см. подробнее [Лиханова, 2015]).
Всесторонним изучением патологических текстов, в число которых входят тексты, порождённые лицами с ограниченными умственными способностями (в том числе олигофренами), занимается
психиатрическая лингвистика [Пашковский, 2013]. Однако интерес к самому феномену умственной отсталости наблюдается не только со стороны науки, но и со стороны искусства. Воплощение образа олигофрена в искусстве представляет широкие возможности как для интерпретации самого явления, так и для выбора приёмов его воплощения. В этом отношении особым преимуществом среди других видов искусства пользуется литература как предоставляющая возможность словесного изображения речевых и неречевых проявлений анализируемого психического расстройства. Воссоздание речи такого человека в тексте литературного произведения играет очень важную роль, поскольку речь в её взаимосвязи с мышлением выступает в качестве одного из главных показателей психического развития человека в целом.
Каковы же авторские и переводческие приёмы имитации речевого поведения человека с ограниченными умственными способностями, используемые в оригинале и переводе романа Д. Киза «Цветы для Элджернона»?
Для иллюстрации речевых особенностей персонажа проанализируем отдельные отчёты Чарли (3 марта — 8 апреля и 2 ноября — 21 ноября). Наш выбор обусловлен, прежде всего, развитием сюжета: первая часть отчётов относится к периоду до и нескольким неделям после операции (время до и после начала прогресса интеллекта героя), вторая — к началу и прогрессивному ухудшению интеллектуального состояния героя. Несмотря на небольшую долю данных частей в общем объёме текста, они крайне насыщены информационно и позволяют отследить приёмы авторской стилизации для имитации речи олигофрена [Keyes, 2011: 1—28, 211—216; Киз, 2014: 6-57, 371-380].
а) Фонолексические особенности
— Фонетическое письмо — тип 1 (воссоздание графической формы слова на основе его фонетической формы при очевидном наличии представления о примерной графической форме слова и применения (не всегда верного) правил орфографии для его написания — перестановка, опущение, добавление, замена графем) (evrey, importint, mabye, yeres, munth, brithday, tolld, lern, evrything, anymor, yrs, secertery, littel, onley, hert, collidge, chares, spilld, rilax, wanted, picturs, glassis, somthing, reeding, bottel, frist, peice, sereus, werk, animils, rimember, derty, serprised, difrence, persinality, angrey, puzzels, derections, monkys, tabel, coud, nervus, squeeking, alredy, haf/way, progris, riports, sergery, thum, werse, tremendus, mentel, bin, horshoe, magizenes, bandiges, memary, glovs, tempertur, presedint, Eev, appels, matirnity, fayth, resterant и др.);
— Фонетическое письмо — тип 2 (воссоздание графической формы слова на основе его фонетической формы при отсутствии представления о примерной графической форме слова) (shud, faled, tite (tight), pepul (people), raw shok test (Rorshach test), laffd, spearamints (experiments), operashun, motor-vation (motivation), intelijence, fisical, contribyushun, brot (brought), superstishus, chokilat, bandijis, discushen, branes, agenst, temperchure, thot (thought), pashent, stoopid, cuple, enuf и др.);
— Орфографические ошибки (wite (white), tryed, rote, skared, pritty, ded (dead), bred (bread), rong (wrong), meens, frend, beleeve, chooing (chowing), withowt, skreen, skratched, rekemmended, eeger, pleese, exakly, aktually, leeve, sience, luk, hevy, weels (wheels), headakes и др.).
Приведённые выше примеры — лишь малая часть того, что в действительности наличествует в тексте. Указанные речевые особенности сигнализируют об отсутствии у персонажа дифференцирования письменной и устной речи, демонстрируют патологическую безграмотность его письменной речи и, как следствие, делают текст крайне трудным для восприятия. Говоря о частных моментах, можно указать трудность различения героем фонем [э] и [i], сочетания графем, передающих одну и ту же фонему [э:] (er, ir, or, ur), воссоздания графической формы окончаний, содержащих шипящие фонемы (-tion, -ture, -tient, -tious, -sion), неразличение на письме графем c и к и т.д. Читатель с первых строк романа погружается в мир человека явно страдающего от своей неполноценности, но не боящегося рискнуть жизнью ради возможного выздоровления: все отображаемые на письме сложности способствуют персонификации героя, приближая его к читателю. Соответственно, описанные выше приёмы несут эстетико-стилистическую нагрузку эмоционально-интеллектуального воздействия на читателя.
б) Структурно-грамматические особенности:
— неразграничение прямой и косвенной речи
He sed sit down Charlie and make yourself cunfortible and relax.
So Burt sed Charlie what do you see on this card.
...I said now let me see the card agan I bet I find it now.
Dr Strauss askd me how come you went to the Beekman School all by yourself Charlie.
How did you find out about it. I said I dont remember.
He said theres nothing to be skared about Charlie he said youll just go to sleep.
Он сказал садись Чярли устраивайся паудобней и успакойся.
Барт сказал Чярли што ты видиш на этом листке.
...Я сказал дай пасматреть спорим я сичас их найду.
Док Штраус спрасил как случилось што ты сам пришол в школу Бекмана Чярли.
Как ты узнал про неё. Я сказал я не помню.
Он сказал не надо бояца Чярли ты сичас уснеш.
Данная особенность речи Чарли Гордона, а также практически полное отсутствие пунктуации (кроме точки) придают тексту патологический характер, максимально «оживляют» героя, но в то же время, не дают читателю забыть о заболевании, которым страдает последний.
б) нарушение норм слитного и раздельного написания слов
— потомушто, ни каких, можетбыть, такойже, штонибуть, от куда, ни когда, харашобы, этоже, с начала, томже, от туда, не куда, чютьчють, не много, почемуто, воимено, на учился, ни чево, всеравно, нужноли, с разу, с нова, по этому, не навижу, не правду, ни каких, ни кому, на зад, на всегда, не кому, в месте, в ряд ли, за чем, по среди, с лишком, по середине, на верх, во круг, на конец и др.).
Применение данного приёма создаёт у читателя ощущение абсолютной орфографической неграмотности персонажа, а обозначенный в самом начале романа факт, что герою на момент повествования 32 года, способствует осознанию его умственной отсталости. Такая манера письма, как и сама форма представления записей — медицинский отчёт, превращают абстрактного персонажа в яркую индивидуальность. Соответственно, речевая характеристика Чарли Гордона заставляет читателя поверить в реальность героя, а значит — активно сопереживать ему.
Как видим, приёмы воссоздания в переводе авторской модели речевого поведения человека с ограниченными умственными способностями зависят как от системы переводящего языка, так и от стратегии переводчика. Выбор таковой подчиняется не только личным предпочтениям, вкусам и субъективной интерпретации последнего, но, прежде всего, свойствам самого оригинального текста. В противном случае переводчик рискует в корне изменить «звучание» текста, его тональность, что неминуемо может привести к деформации эстетической функции текста.
Проведённый анализ показывает тесное переплетение интра-и интерсемиотического аспектов перевода, учитывая, что сами означающие по своей природе поливалентны: будучи означающими, воспринимаемыми визуально, слова написанные могут предстать как означающие аудитивные в речи при их произнесении вслух, как означающие жестовые в языке жестов, превратиться в означающие тактильные при использовании рельефно-точечного тактильного шрифта Брайля для слепых и слабовидящих реципиентов.
Соответственно, семиотическая сложность текста в значительной степени возрастает при его экранизации, то есть при «переводе» письменного текста в аудиовизуальную форму (интерсемиотическом переводе или трансмутации [Эко, 2006; Раздобудько-Чович, 2010]), с необходимостью подчиняющуюся определённым прави-
лам, обусловленным языком кино. И снова мы находим подтверждение этому положению в романе Д. Киза: «даже в выдуманном мире должны существовать свои правила. Отдельные части должны складываться в единое целое» (с. 102).
Вопрос, как средствами кино реализовать означенные составляющие, каким образом осуществить перевод конкретного семиотически осложнённого текста? На наш взгляд, перевод его из области уже и без того непростой письменной формы представления в экранную его форму, ещё более сложную, требующую обращения к языку кино, можно рассмотреть путём сопоставления трёх одноимённых экранизаций романа Д. Киза на французском, английском и японском языках.
Начнём с французской киноверсии романа «Цветы для Элджернона», поставленной режиссёром Давидом Дельриё в 2006 году ("Des fleurs pour Algernon", David Delrieux, 2006)2.
Констатируем, прежде всего, что по воле режиссёра в экранной версии оперативное вмешательство заменено внутривенными инъекциями, которые делают нашему герою по понедельникам; вместо рабочего в пекарне Шарль (французский Чарли) становится уборщиком в лицее, что позволяет ему быть ближе к знанию в широком смысле этого слова: он слышит разговоры подростков об учёбе, листает книги, видит на доске надписи, стирать которые вменено ему в обязанность и пр. При первом знакомстве с Шарлем мы наблюдаем у него значительное нарушение координации движений, что находит выражение в непроизвольных подёргиваниях тела и неконтролируемом гримасничанье. Чтобы не заблудиться и попасть на работу вовремя, он всё время носит в кармане схему, нарисованную на листе бумаги, с указанием опорных точек: цветочная лавка, парикмахерская и т.д. Динамика умственных способностей Шарля раскрывается в постепенном улучшении его общего физического состояния: в начале фильма он ходит в очках, затем зрение начинает улучшаться (20-я мин. фильма), что в итоге позволяет отказаться от очков (32-я мин.). На 37-й мин. фильма Шарль отказывается ехать в клинику на такси и выражает желание пойти туда пешком. Его походка становится упругой, уверенной и лёгкой.
В отличие от оригинала, где всё происходящее с Чарли находит отражение в Слове, во французском фильме режиссёр сводит к минимуму собственно лингвистическую составляющую в её письменном представлении. Лишь один раз мы видим бесплодные попытки Чарли записать на доске своё имя и возраст под руководством тьютора:
2 Оригинальная версия на французском языке.
Je mapele Charles
Je mappelle Charles [Je m'appelle Charles = Меня зовут Шарль]
Je 35 an [J'ai 35 ans]
Любопытно, что одним из первых «материальных» свидетельств положительной динамики в состоянии Шарля через шесть недель лечения становятся стремление задавать вопросы школьникам (C'est quoi, la mousson?), а также решение алгебраического уравнения, оставшегося нестёртым на доске:
15х - 10 = 9х - 4 15х - 9х = 10 - 4 6х = 6 х = 1
Успех столь велик, что Шарль начинает выполнять задания по математике за учеников, которые в благодарность моют за него пол.
Но особенно интересен режиссёрский ход, посвящённый обучению Шарля музыке. В романе этому виду деятельности Чарли уделено буквально три лаконичных фрагмента:
- Квартира на четвёртом этаже, четыре комнаты и пианино. Хозяйка сказала, что на днях его унесут, но я постараюсь научиться играть на нём (с. 213).
- Я говорю на двадцати живых и мёртвых языках, я — гениальный математик, сочиняю фортепианный концерт, который навеки оставит моё имя в памяти человечества (с. 231).
- Посвятил Фэй свой Первый концерт для фортепиано с оркестром. Она потрясена тем, что ей может быть что-то посвящено, но концерт Фэй не понравился. Что ж, нельзя иметь всё сразу в одной женщине. Весомый аргумент в пользу полигамии (с. 258).
Что касается экранной версии, именно обучение музыке становится главным показателем роста IQ Шарля. Другими словами, одни знаки (буквы алфавита) символично уступают место другим знакам — нотам. Наш герой приобретает рояль и в считанные дни не только овладевает виртуозной фортепианной техникой, но и начинает в уме сочинять музыку. Этому событию в фильме уделено два достаточно продолжительных фрагмента: 32.00-40.00 и 55.5058.00. Обучение музыке приобретает весьма символическое значение: с возрастанием техничности исполнения из звучащей музыки уходит душа, что повергает в шок его учительницу музыки Алису. (Вспомним достаточно категоричное суждение французского поэта переводчика А. Мешоника о герменевтическом подходе к переводу поэзии: «L'herméneutique appliquée à la traduction ne transporte qu'un
cadavre. Ou plutôt son esprit. Le corps est resté sur l'autre rive. Et l'esprit seul est sans voix3»).
Соответственно, в обучении музыке находит отражение искусственность проводимого эксперимента: неуклонное повышение интеллекта испытуемого за счёт овладения целым рядом научных дисциплин в такой же прогрессии тормозит его эмоциональную сферу. Шарль превращается в бездушную машину, заботящуюся только о повышении своих интеллектуальных способностей и их сопоставлении с интеллектом окружающих (вспомним сцену его разговора с медсестрой, безаппеляционность высказываний в отношении Алисы или доктора Немюра). Как следствие, в моменты сильного эмоционального напряжения (свидание с Алисой, посещение матери в сумасшедшем доме) он теряет приобретённый дар гения и снова превращается в прежнего Шарля, с трудом подбирающего слова, чтобы выразить свою мысль.
Рассмотрим теперь американо-канадскую экранизацию "The Flowers for Algernon" режиссёра Джеффа Блекнера (Jeff Blackner, USA, 2000)4. Важно подчеркнуть, что в числе сценаристов к этой киноверсии фигурирует сам автор романа Д. Киз, что обусловило, очевидно, сохранение места действия (пекарня Доннера).
Чарли в фильме Джеффа Блекнера прекрасно развит физически, может одной ногой поднять с пола поддон, держа одновременно на плечах четыре мешка с мукой, у него нет проблем с координацией движений, и, главное, он всем доволен, всё время улыбается и готов оказать услугу любому работнику пекарни, чем и пользуются его сотоварищи, чтобы развлечься в течение рабочего дня.
Собственно лингвистически его ментальные «отклонения» показаны лишь в двух высказываниях:
— Я не хочу стать известным, я хочу стать гей-нием!
— Это ларибинт? — Нет, лабиринт!
Примитивность мышления и речи приводит иногда к неосознанному использованию игры слов по типу детской этимологии:
— Вы почините мне гены и я стану гением?
Неуклонный рост интеллектуальных способностей Чарли иллюстрируется работой на компьютере, где он строит модель лабиринта по типу того, на котором тренируют лабораторную мышь по имени Элджернон5, послужившую прототипом для проведения эксперимента над человеком.
3 Герменевтика в приложении к переводу передаёт лишь труп. Или скорее его дух. Тело остаётся на другом берегу. А у духа нет голоса.
4 Одноголосый закадровый перевод и субтитры (перевод с английского Дениса Земляникина).
5 Имя мыши образовано от названия используемого препарата: ALG — сокращённое название альфалипоевой кислоты (в терминах фильма).
Важно отметить, что в американской киноверсии значительно усилена эмоциональная составляющая. Так, в романе Чарли пишет в своём отчёте № 11 о посещении кинотеатра, где он со своей учительницей мисс Кинниан (Элис) посмотрел несколько фильмов, названия которых не упоминаются. В фильме ситуация переведена в плоскость визуального ряда: непосредственно на фронтоне кинотеатра показана большая растяжка «Анна Каренина». Это избавляет режиссёра от необходимости пересказывать действие в расчёте на когнитивный багаж зрителей и делает более предметными комментарии Чарли по поводу отношений героини фильма с её возлюбленным. Именно просмотр этого фильма становится толчком к пробуждению чувств Чарли: мы видим в его руках книгу с эротическими стихами Сапфо. Пробуждению его чувств способствуют и разъяснения Элис: «Надо понимать людей и сердцем, и разумом». Эту фразу позже практически буквально повторит сам Чарли: «Вы цените только ум, но голова ничего не стоит без сердца». Символичным оказывается и факт захоронения вместе с Элджерноном пустого медальона, доставшегося ему от матери: «Кулон мне больше не нужен, у меня есть ты».
И, наконец, третья версия интерсемиотического перевода — десятисерийный японский телефильм "Algernon Ni Hanataba Wo" (реж. Такеши Ёсида, Япония, студия TBS, 2015).
Главный герой, Сако (Ширатори Сакуто), молодой человек 28 лет, с 15-ти лет работает в фирме "Dream Flower Service" по доставке цветов на дом. Он живёт в общежитии вместе с проходящими социальную реабилитацию правонарушителями. Сакуто очень хорош собой и этим обстоятельством беззастенчиво пользуются его товарищи, используя его как приманку, чтобы «закадрить» молоденьких девушек в свободное от работы время. Главная отличительная особенность Сакуто — его неотразимая улыбка. Он всё время следует наставлению умирающего отца: «Если тебе хочется плакать — улыбайся». Именно открытостью, добротой и искренностью Сакуто объясняется тот факт, что начальник всё время подселяет к нему в комнату только что вышедших из тюрьмы правонарушителей: «Они очень недоверчивы. Ты открывал двери в их сердца».
В речевом и поведенческом плане Сако остался на уровне шестилетнего ребёнка и полностью соответствует характеристикам человека с ограниченными умственными способностями: повторяет за говорящими произнесённые слова, выражает свою мысль односложными предложениями и предикативами (машина бип-бип, цветы чик-чик, пистолет пиф-паф), реагирует на блестящие предметы (Блестит-блестит!), отличается неустойчивостью походки, при общении шевелит пальцами, как бы помогая себе думать,
иногда впадает в ступор, что характерно для некоторых форм проявления шизофрении, не может совладать за столом с ножом и вилкой. Осознавая свою отсталость (Дураком нельзя; Я хочу стать умным; Я хочу стать умным — равным — другом), по вечерам Сакуто прилежно занимается: раскладывает на столе карточки с буквами алфавита и изображениями предметов и животных, повторяет слова, но быстро их забывает и всё начинается с начала. В роли смысловой опоры в фильме выступает фраза, усвоенная с детства и сопровождающаяся соответствующими жестами (Камень, ножницы, бумага!6), символизирующая стабильность ситуации, снимающая напряжение, приводящая нашего героя в спокойное состояние.
При общем сохранении основной сюжетной линии (превращение умственно отсталого человека в гения) режиссёр Такеши Ёсида вносит значительные изменения и добавления, обусловленные законами жанра сериала. Помимо прочего, в фильме появляется ещё одна героиня, Рио-тян, прогрессирующая неизлечимая болезнь которой должна необратимо привести её в вегетативное состояние. Как говорит её отец, крупный бизнесмен, на средства которого в целях спасения дочери проводится эксперимент над Сакуто, называемым в Центре физиологии мозга «объектом № 1», «она превратится в цветок, у которого постепенно опадут все лепестки».
В анализируемой версии развитие интеллектуальных способностей японского Чарли проиллюстрировано игрой в любительский бейсбол, когда Сакуто со скамейки запасных выходит на поле и своей игрой спасает команду от проигрыша, а также реализацией его мечты водить машину: Сакуто получает права, сдав экзамен на вождение машины с первой попытки, чем потрясает своих товарищей, затем доказывает навыки вождения, обыгрывая их всех на тренажёрах в игровом клубе.
Важным в контексте наших размышлений полагаем тот факт, что режиссёр поднимает проблему нормы:
— Что для тебя значит «нормальные»? (разговор подружек).
— Элджернон незаинтересован в романах как в общепринятой норме (слова руководителя эксперимента).
— Действительно, удивительные люди — это похожие на тебя. Ты и так хорош. <...> Умным быть — прекрасно. Благородным — замечательно. Потому что окружающие ожидают, чтобы ты таким был. В нашем мире так принято. Но я думаю, может, мир просто убеждён в этом? Или я неправ? Наивно, да? (слова начальника Сакуто).
6 Игра для детей раннего возраста, известная во всём мире, позволяющая развить быстроту реакции и степень владения руками.
Соответственно, само понятие нормы зависит от точки зрения. Парадоксально, но по мере роста интеллекта CàKyro его товарищи ностальгически вспоминают о прежнем Чарли, полном доброты и искренности.
Обобщая сказанное выше, хотелось бы привести ещё одно весьма важное замечание Анри Мешоника: "il n'y a qu'une source, c'est ce que fait un texte; il n'y a qu'une cible, faire dans l'autre langue ce qu'il fait"7 [Meschonnic 1999: 23] (курсив наш. — В.Г. ). Обратим внимание на глагол делать в данном контексте. Полагаем, что наши размышления доказывают реальную возможность такого интерсемиотического действия при переводе литературного произведения в экранную форму. Название труда А. Мешоника «Поэтика перевода» ("Poétique du traduire") выдвигает на первый план неразрывную связь переводоведения и литературы, что вполне логично, учитывая научные и творческие интересы автора. Проведённое исследование даёт нам право в аналитическом плане говорить о некоем триединстве переводоведения, философии и кино, которое можно было бы обозначить как кинофилософию перевода, включающую как лингвистическую, так и эстетическую, и семиотическую её составляющие.
Вышеизложенное с очевидностью свидетельствует о бесконечности интерпретаций романа Д. Киза «Цветы для Элджернона». Рамки сообщения не позволили рассказать о первом опыте интерсемиотического перевода данного произведения, адаптированного для радио Мишелем Витольдом 6 марта 1966 года, где актёру удалось благодаря голосовым модуляциям и изменению дикции показать прогресс/регресс интеллекта Чарли, что являет собой реализацию эстетической составляющей интерсемиотического перевода [Горшкова, 2015]. Не рассказали мы и об одноимённом телефильме режиссёра Ива Анжело с Грегори Гадбуа в главной роли, поставленного в 2013 году и собравшем целый ряд престижных премий и наград.
Для нас важно, что вне зависимости от клинических проявлений умственной отсталости героя, способа представления эволюции его интеллектуальной активности (совершенствование фортепианной техники, овладение навыками игры в бейсбол, фантастическое увеличение скорости чтения литературы), режиссёрам приведённых фильмов удалось в той или иной степени осуществить перевод семиотически осложнённого текста и адекватно передать Слово «романное» в других знаках — знаках «экранных», харак-
7 «есть только один источник, это то, что делает текст; есть только одна цель — передать это на другом языке» (перевод наш. — В.Г.).
терных для языка кино, совместив при этом целый ряд достаточно разнородных дисциплин — литературу, кино, философию и психиатрию.
И нам хочется повторить, вслед за удивительным героем анализируемых произведений: «Я не знаю што такое наука но я знаю што памагаю ей этим кспириментом» (с. 40).
Список литературы
Гарбовский Н.К. Системологическая модель науки о переводе. Трансдис-циплинарность и система научных знаний // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 22. Теория перевода. 2015. № 1. С. 3—20. Garbovsky, N.K. Sistemologicheskaja model' nauki o perevode. Transdisciplinar-nost' i sistema nauchnyh znanij [Systemological Model of Translatology: Transdisciplinarity and the System of Scientific Knowledge], N.K. Garbovsky, Vestn. Mosk. un-ta. Ser. 22. Teorijaperevoda, 2015. No 1, pp. 3—20 (in Russian). Gorshkova, V.E. Audiovisual Translation in the Light of the Main Dialectic Principles, YE. Gorshkova, Journal of Siberian Federal University. Humanities and Social Sciences, 2016(9), No 3, pp. 528—535. Горшкова В.Е. Эстетика аудиовизуального перевода Жана-Франсуа Корню в парадигме системной трансдисциплинарности // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 22. Теория перевода. 2015. № 3. С. 22—37. Gorshkova, V.E. Estetika audiovizual'nogo perevoda Zhana-Fransua Kornju v paradigme sistemnoj transdisciplinarnosti [Aesthetics of Audiovisual Translation by Jean-François Cornu within the Paradigm of Systemic Transdisciplinarity], YE. Gorshkova, Vestn. Mosk. un-ta. Ser. 22. Teorija perevoda, 2015. No 3, pp. 22—37 (in Russian). Лиханова В.В. Олигофрения как феномен психиатрии в контексте художественного перевода // Древо познания и дерево знания. Магистерские исследования: сб. науч. ст., Иркутск: МГЛУ ЕАЛИ, 2015. С. 298—319. Likhanova, V.V. Oligofrenija kak fenomen psikhiatrii v kontekste khudozhest-vennogo perevoda [Psychiatric phenomenon of oligophrenia in the context of literary translation], YY Likhanova, Drevo poznanija i derevo znanija. Magisterskije issledovanija: sb. nauch. st., Irkutsk: MGLU EALI. 2015. pp. 298-319 (in Russian). Пашковский В.Э., Пиотровская В.Р., Пиотровский Р.Г. Психиатрическая
лингвистика. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2013. 168 с. Pashkovskij, V.E., Piotrovskaja, V.R., Piotrovskij, R.G. Psikhiatricheskaja lingvis-tika [Psychiatric Linguistics], YE. Pashkovskij, YR. Piotrovskaja, R.G. Piotrovskij, Moscow: Knijnij dom "LIBROKOM", 2013, 168 pp. (in Russian). Раздобудько-Чович, Л.И., Чович Б. Об интеръязыковом и интерсемиотическом переводах как предпосылках для интермедиальных реализаций пьесы: от объекта словесно-эстетического к сценическому и к кинематографическому искусствам (на материале пьесы «Дядя Ваня» А.П. Чехова и её перевода на сербский язык) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 22. Теория перевода. 2010. № 3. С. 27-40.
Razdobudko-Chovich, L.I., Chovich, B. Ob inter'jazikovom i intersemiotiches-kom perevodakh kak predposilkakh dlja intermedial'nikh realizatcij pjesi: ot objekta slovesno-esteticheskogo k scenicheskomu i k kinematografiches-komu iskustvam (na materiale pjesi "Djadja Vanja" A.P. Chekhova i ejo perevoda na serbskij jazik) [On Interlingual and Intersemiotic Translation as a Prerequisite for Intermedial Realization of Theatre Plays: From the Literary-Aesthetic to Stage and Cinematographic Arts (Based on the Play Uncle Vanya by Anton Chekhov and its Translation into Serbian)], L.I. Razdobudko-Chovich, B. Chovich, Vestn. Mosk. un-ta. Ser. 22. Teorija perevoda, 2010, No 3. pp. 27-40 (in Russian).
Эко У. Сказать почти то же самое. Опыты о переводе / Пер. с ит. А.Н. Коваля. СПб.: Symposium, 2006. 574 с.
Eco, U. Skazat' pochti to zhe samoje. Opiti o perevode [To say almost the same], perevod s it. A.N. Kovalja, U. Eco. Saint-Petersburg: Symposium, 2006, 574 pp. (in Russian).
Список источников примеров
Keyes, D. Flowers for Algernon, D. Keyes. London: Orion, 2011. 256 p.
Киз, Д. Цветы для Элджернона / пер. с англ. С. Шарова. М.: Эксмо; Санкт-Петербург: Домино, 2014. 384 с.
Keyes, D. Tsvety dlya Ehldzhernona [Flowers for Algernon], per. s angl. S. Sha-rova, D. Kiz. Moscow: Ehksmo; Sankt-Peterburg: Domino, 2014. 384 p.
