CC BY
122
БУРЯТОВЕДЕНИЕ
УДК (811.111+811.512.31)'25
© П. П. Дашинимаева, Ц. Л. Будаева
ПЕРЕВОД КОНЦЕПТА «ТЩЕСЛАВИЕ» С АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА НА БУРЯТСКИЙ: К СТЕПЕНИ ПЕРЕВОДИМОСТИ КОНЦЕПТА
Постулируется идея о низкой степени переводимости концептуальных ориентиров мышления. Для обоснования данного убеждения привлекается концепт «тщеславие» и приемы его перевода с английского на бурятский язык.
Ключевые слова: концепт, ментальный, ценность, тщеславие, ассоциация, респондент, признак, пере-вод(имость), исходная и целевая культуры.
P. P. Dashinimaeva, Ts. L. Budaeva
TRANSLATION OF "VANITY" CONCEPT FROM ENGLISH INTO BURYAT: ON A CONCEPT TRANSLATABILITY
The article reviews an idea of low translatability of conceptual entities which are mind guides. To verify this belief the authors refers to the concept "Vanity" and to the way it is translated from English into Buryat.
Keywords: concept, cognitive, value, vanity, association, respondent, characteristic, translation and translatability, source and target culture.
То, что в научной литературе XXI в. рассматривается возможность представления концептов в качестве единиц перевода, вне сомнения, является прорывом в переводоведении (А.Г. Минченков, Т.Г. Пшенкина, Н.В. Александрович и др.). Мы считаем, что основным методологическим обоснованием данной позиции является ментальная природа концепта и опосредованная связь с языковым знаком: старт в речи начинается с довербального - концептуального - старта, когда говорящий активирует понятийно-смысловую субстанцию, формирующуюся на основе ассоциаций, образов-представлений, аксиологических ориентиров. Этнокультурный характер последних, как правило, в определенной степени в речи модифицируется или вовсе корректируется индивидуально-личностным когнитивным опытом.
Сказанное подтверждается пониманием концепта как формы «схватывания» смысла, представленным не только французскими постструктуралистами и постмодернистами, но и средневековым (!) философом и теологом Пьером Абеляром, который выделяет в концепте такие признаки, как связь души и ума, мысль к Богу, индивидуальность представления [Абеляр, 1995]. Однако в связи с многогранностью природы концепта, с одной стороны, и с трехэтапностью переводческой коммуникации, диктующей, в свою очередь, трехразовость концептуально-смыслового трансфера, с другой - изучение степени переводимости концептов будет оставаться чрезвычайно актуальной научной проблемой, думается, еще в течение ряда десятков лет.
Попробуем подойти к проблеме изучения степени переводимости концепта на примере перевода бурятского и английского концепта «тщеславие», «примирив» основные подходы к рассмотрению концепта, используемые в лингвокультурологии, психонейро- и когнитивной лингвистике. Так, исходной точкой нашего изыскания является следующая идея: поскольку каждая культура по-своему формирует тот или иной концепт, основываясь на своей системе образов, ценностей и ориентиров, что означает, что содержание и объем концептов уникальны, постольку переводчик должен обладать компетенцией концептуальной трансформации. Важно здесь подчеркнуть, что последняя подразумевает актуализацию трансформации прежде всего на ментальном уровне.
В ходе нашего исследования мы попытались выявить мировоззренческие различия между английской и бурятской культурами, опираясь главным образом на личный интроспективный опыт и ряд научных изысканий - работу С.И. Жимбеевой «Компаративистский подход к единству и разнообразию научного и традиционного мировоззрений» (2013), Н.Р. Розенбергер «Диалектическое равнове-
сие в полярной модели «Self»: пример Японии» (2001), Д. Мюррей «Что такое западная концепция "Self'?» (2001) и др. В результате мы подтвердили, что различия в мировоззрениях исходят главным образом из отношения человека к природе и понятию «Self». Так, английской культуре как культуре Запада свойствен антропоцентризм и эгоцентрический полюс «Self», для бурятской культуры как культуры Востока характерен природоцентризм и социоцентрический полюс «Self». Ценностные ориентации бурятского народа исходят из понимания природы как жизненного начала.
В качестве следующего шага мы попытались рассмотреть проявление концепта «тщеславие» в английской и бурятской культурах, основываясь на их базовых ценностях. Лексикографические сведения, включающие ассоциативную информацию, говорят о том, что в восприятии носителей английского языка концепт «тщеславие» трактуется негативно, поскольку он соотносится с отрицательными понятиями и явлениями и даже считается одним из смертных грехов. В бурятской культуре, как мы выяснили, вербальной номинации концепта «тщеславие» вообще не существовало и не существует. Несмотря на это ограничение, конечно, существует понимание данного ментального состояния, ре-зультирующегося в определенном поведении. Согласно буддийскому учению, тщеславие является проявлением гордыни - одного из пяти ядов ума. Это означает, что буряты понимают рассматриваемую сущность в рамках понятия «гордость». Таким образом, приходим к выводу о том, что в обеих культурах концепт «тщеславие» имеет отрицательную интерпретацию.
Для того, чтобы ближе подойти к теме степени переводимости концепта, мы проводим свободный ассоциативный эксперимент (далее САЭ), который считается одним из проверенных методов экспериментальной психологии, открывающих доступ к ментальному миру представителя культуры. Более того, используем такой эксперимент для экспликации вариантов языковой номинации, которые покрывают признаки концепта. Здесь мы идем традиционным путем, а именно: формируем ассоциативное поле слова-стимула, выявляем общие и специфические черты концепта в сознании представителей заданной лингвокультуры, которые представляем как ядро, состоящее из наиболее частотных слов-реакций (общее) и периферию, где представлены единичные реакции (специфическое).
В связи с тем, что в бурятском языке нет лексической фиксации концепта «тщеславие», представляем испытуемым слово-стимул на русском языке, однако ограничиваем дачу ответа/реакции бурятским языком. Здесь понятно, что основным критерием отбора участников эксперимента было владение бурятским языком. В эксперименте приняло участие 50 жителей г. Улан-Удэ в возрасте от 35-75 лет.
Проанализируем результаты. Из 50 испытуемых 37 (74%) (!) оставили стимул без реакции. Это может означать: 1) концепт «тщеславие» имеет слабую актуализацию у ряда опрошенных, 2) когнитивная операция по сведению русского слова к бурятско-ориентированной семантике, затем к ее манифестации на бурятском языке оказалась либо невозможной как интеллектуальное усилие, либо затрудненной, что в силу неких индивидуальных волевых качеств вызвала решение прекратить дальнейшую деятельность.
У 13 респондентов слово-стимул вызвало разнообразные ассоциации: бардам зан (горделивость/гордыня в стиле жизни/поведении) - 3, бардам (горделивый) - 2, haüpxyy (хвастливый, в бахвальстве) - 2, бэерхуу (эгоистичный в гордыне) - 2, муу зан (плохой нрав, плохая душа) - 1, будуун зан (грубость) - 1, дээгуур hанаxа (высокомерно думать) - 1, муу (злой, плохой) - 1.
Таким образом, мы видим, что наиболее частотным словосочетанием и словом являются «бардам зан» и «бардам», и что ядерным значением концепта «тщеславие» в бурятской культуре выступает признак «горделивость/гордыня». Этот результат, во-первых, подтверждает отсутствие в бурятском языке номинации пребывания человека в состоянии тщеславия; во-вторых, еще раз доказывает метонимичность речемышления: причинное внутреннее тщеславие результируется во внешнем горделивом виде/поведении субъекта.
С точки зрения классификации А.А. Залевской [Залевская, с. 31], констатируем, что тип формальных реакций (формально-звуковое сходство между словом-стимулом и словом-реакцией) не наблюдается, поскольку слово-стимул давалось на русском языке, а ответы звучали на бурятском. В нашем случае ассоциации наших респондентов относим только к типу семантических реакций, т.е. реакций, обусловленных непосредственной связью со значением слова-стимула. При этом выявленная семантика отражает не только признаковую корреляцию, но и аксиологический компонент: реакции «муу зан» (плохой нрав, плохая душа), «муу» (злой, плохой) и «бYДYYн зан» (грубость) являются реакция-ми-оценкой, т.к. в них отражается отношение респондента к предъявленному стимулу-концепту. Так, становится понятно, что данный концепт вызывает негативные ассоциации у наших респондентов.
Остальные реакции выражают смежно-понятийный компонент, поскольку они устанавливают семантические соотношения между словом-стимулом и словом-реакцией. Что касается реакций «Ьайрхуу» (хвастливый, пребывающий в бахвальстве), бэерхуу (эгоистичный в гордыне) и «дээгуур Ьанаха» (букв. высокомерно думать), они также, наряду с базовым признаком «горделивость», отражают метонимические отношения причины и следствия.
Итак, результаты проведённого нами анализа экспериментальных данных позволили построить ассоциативное поле концепта «тщеславие» в следующем виде: ядро поля представляет признак «горделивость/гордыня в стиле жизни/поведении», ближнюю периферию составляют смежно-понятийные признаки «хвастливость», «эгоистичность в гордыне», «высокомерие», поскольку они находятся наиболее близко по семантике к ядерному значению слова-стимула. Что касается дальней периферии, то к ней относим единичные реакции с негативными оценочными коннотациями «муу зан» (плохой нрав, плохая душа), «муу» (злой, плохой) и зан» (грубость).
Достижение задачи эксперимента - построения ассоциативного поля слова-стимула «тщеславие» респондентами-носителями бурятского языка - диктует этап поиска корреляции признаков культуры-1 и культуры-2 (вхождение в непосредственно межъязыковое/межкультурное пространство), требующий приложения знания переводческих трансформаций и видения способов перевода концепта. Так, нас в первую очередь интересуют имеющиеся классификации лексических трансформаций (Л.С. Бархударов, Я.И. Рецкер, Ж.П. Вине и Ж. Дарбельне, В.Н. Комиссаров, Т.А. Казакова), поскольку в теории перевода слабо изучено и не кодифицировано понятие «концептуальная трансформация». При этом напомним, что в восприятии мира бурятами заданный концепт «тщеславие» как таковой не существовал, соответственно, и отсутствовала его лексическая манифестация.
Таким образом, резонно встает принципиальный вопрос: «В условиях отсутствия языкового коррелята обоснованно ли передавать на бурятском языке английское концептуальное слово «vanity» словами, обозначающими признаки концепта?». Вспомним, что лексику, в том числе безэквивалентную, рекомендуют переводить наряду с нахождением закономерных соответствий (чего в нашем случае нет) следующими способами: 1) модуляцией (изменение точки зрения, отправной точки, смысловое развитие); 2) описательным переводом; 3) текстовой нейтрализацией, обычно не включаемым в классификации переводческих трансформаций - именно он заслуживает особого внимания.
Термин «нейтрализация» заимствован нами из области лингвистики: «Нейтрализация - обусловленное позицией устранение противопоставления элементов языковой структуры (языковых единиц)» [Языкознание, с. 367]. Мы рассматриваем явление устранения в качестве переводческого приема, который можно рассматривать как некую разновидность трансформации, традиционно называемой «опущением» (в наших исследованиях мы исходим из убеждения в том, что не следует называть «опущения», «добавления», «замены» и «перестановки» переводческими трансформациями, поскольку эти речевые явления закономерно имеют место быть как результат асимметрий языковых систем). Однако данный способ подразумевается нами не как опущение перевода, а как передачу в целевом тексте исходной семантики не как целостной слитной сущности, а как дистрибутивного распределения признаков в виде близких и смежных по значению и коннотации слов. Таким образом, здесь происходит нейтрализация признаков, отличающих понятие исходного языка от смежного ему понятия в языке перевода. Отсутствующее в языке перевода слово никак не звучит (поскольку его не существует в языковой системе): оно просачивается в другие слова.
Для передачи на другом языке описанных выше метонимических перипетий наиболее удобно использовать модуляцию, т.е. на основе смыслового развития исходить из другой отправной точки, например, из признака, входящего в концептуально-семантическое поле. Так, мы рекомендуем подобрать к слову «vanity» такую метонимическую замену, как «бардам ехэрхэг зан» (горделивое, надменное поведение). Здесь метонимия заключается в том, что английское «vanity» отстраненно от контекста выражает внутреннее состояние тщеславия, а в сочетании «бардам ехэрхэг зан» отражается уже внешнее проявление человека, испытывающего тщеславие. Наше решение произвести такого рода метонимическую замену исходит из того факта, что в восприятии бурят концепт «тщеславие» трактуется негативно и данное сочетание перекрывает или включает такие признаки, как «эгоизм», «хвастовство» и «высокомерие»:
Vanity grows with age. - Бардам ехэрхэг зан накантай хамта ехэ болодог юм (С возрастом горделивость и надменность в поведении усиливаются).
Однако мы видим, что значения «суета», «бессмысленность», которые включены в английский контекст и также составляют важную часть понятийной основы концепта «тщеславие», не передаются в тексте перевода. Если дополнительно вводить эти признаки в бурятский текст, у бурят данное высказывание-толкование может вызвать так называемый когнитивный диссонанс - противоречие между устоявшимся представлением и новой информацией. Ведь в сознании бурят человек с возрастом становится только мудрее и спокойнее.
Согласно теории-скопос К. Райс и Х. Фермеера, главная задача переводчика заключается в том, чтобы достичь поставленной цели, которая определяется целевой аудиторией [Reiss, p. 169]. Так, следуя данной теории, переводчику необходимо адаптировать культурно-обусловленные конвенции-1 согласно нормам целевой культуры, т. е. превратить их в конвенции-2, чтобы не вызвать когнитивное недоумение у реципиентов. Это значит, что нам следует адаптировать исходный концептуальный смысл под конвенции носителей бурятской культуры или добавить пространный переводческий комментарий, что, однако, приведет к нарушению жанровой аутентичности.
По мнению исследователей, если необходимо выразить какой-нибудь концепт в речи, пробелы (лакуны) можно компенсировать «временными» средствами языка - свободными сочетаниями, развернутыми объяснениями и т.д. Соответствующее выражение впоследствии может стать устойчивой лексической фиксацией концепта, если оно будет часто использоваться [Стернин и др, с. 223]. В этом смысле можно сказать, что регулярное использование определенного выражения для обозначения концепта «тщеславие» в бурятском языке, возможно, приведет к такому же результату.
Перейдем к примеру использования описательного перевода. Для того, чтобы передать английское «vanity» на бурятский язык, здесь предлагается описать концептуальную семантику, подобрав максимум слов, покрывающих весь ее объем. На наш взгляд, «бардам» (горделивый), «бэерхуу» (надменный), «Лайрхуу» (хвастливый) вкупе наиболее полно отражают понятийную основу данного концепта. Насколько эффективен и всегда ли эффективен данный способ перевода, очевидно, покажет следующий случай: Virtue would not go far, if a little vanity walked not with it. - Олон ham юумэнуудые хэхын тулвв, нэгэ бага бардам, hайрхуу ба бэерхуу байха хэрэгтэй юм (Для того, чтобы сделать добро, следует подкрепить поведение гордыней, бахвальством и надменностью).
Из перевода видно, что нам не только не удалось добиться логической целостности целевого текста, но и не удалось избежать когнитивного диссонанса. Отметим, что в переводе применена стратегия одомашнивания в связи с требованием достижения равного (при восприятии оригинала и целевого текста) коммуникативного эффекта. Вспомним слова В.Н. Комиссарова о том, что оригинал и текст перевода должны быть коммуникативно равноценными, т.е. способными выполнять одну и ту же функцию в разных условиях коммуникации [Комиссаров, с. 210]. В описываемом случае разными условиями коммуникации являются концептуальные проявления тщеславного поведения как «честолюбие», «корысть», «настойчивость», которые в английском тексте не рассматриваются строго по шкале «отрицательная оценка»; а в бурятском мировоззрении - рассматриваются. С одной стороны, бурятскому мировидению присущ коллективизм, т.е. убеждение в том, что добрые дела совершаются только при условии отсутствия корысти и личных интересов. С другой стороны, за концептом «тщеславие», как выше отмечено, стоят признаки-ассоциации «бардам» (горделивый), «бэерхуу» (надменный), «Лайрхуу» (хвастливый), которые в переводе мы и привлекаем. В итоге имеем концептуально-культурную асимметрию: перевод представляется коммуникативно неравноценным.
Наконец, перейдем к примеру, где использован такой способ перевода, как текстовая нейтрализация: The offspring of riches: pride, vanity, ostentation, arrogance, tyranny. - Омогорхол, шэруун, хуниие гамнадаггуй ябадал, «бииб» гэhэн зан аша баялигай уринэр болоно (Материальные богатства порождают гордость, жесткость, отсутствие жалости, самолюбование).
Любопытно, что в данном тексте слова «pride» (гордость), «ostentation» (выставление напоказ, хвастовство) и «arrogance» (высокомерие), выражающие синонимичные и смежные признаки концепта «тщеславие», находятся в одном ряду с номинацией самого концепта - vanity, т.е. видовые значения стоят вместе с типовым. Для английского языка характерно использование близких по значению слов в одном контексте (переводчику в таких случаях можно опустить одно из слов, чтобы избежать семантической избыточности). В нашем случае концепт «тщеславие» в переводе выражается имплицитно: набор видовых признаков обеспечит целевую аудиторию пониманием исходного смысла.
Напомним, что концепт содержит в себе не только понятийную основу, но также и ассоциации, оценки, национальные образы, присущие данной культуре. Здесь уместно вспомнить определение
В.И. Карасика, которое звучит следующим образом: «...концепты - это кванты переживаемого знания, совокупность которых является концентрированным опытом человечества, этноса, социальной группы и личности» [Карасик, с. 361]. Так, наша цель тоже заключалась в том, чтобы передать не только понятийную основу данного концепта, но и его коннотативную часть, т.е. ту часть концепта, которая может ассоциироваться с чем-то бесполезным для общества, при этом эгоцентричным. То есть быть тщеславным не только значит быть просто горделивым, надменным или хвастливым, хотя особых поводов для этого, возможно, нет, но и быть эгоцентрированным и бесполезным. Думается, признак «эгоцентричность» покрывается в этих трех проявлениях, однако, что касается последнего, то в бурятском сознании он очевидно не актуализируется. В понимании бурят испытывать тщеславие значит очень гордиться тем, чем в принципе можно гордиться, однако делать это нежелательно, поскольку не принято из-за нравственных соображений. Отметим, что в данной статье мы не берем случаи современного понимания данного концепта, обусловленного аспектом «тщеславие и конкуренция на рынке труда», «тщеславие и богатство», «тщеславие и выражение индивидуальности», хотя вербального оформления на бурятском языке это понимание пока не получило.
Подытожим сказанное. В условиях, когда разные культуры по-разному интерпретируют тот или иной концепт, в переводе многое зависит от дистанции между этими культурами, а также от выбора стратегии перевода - ориентации на исходную культуру или на культуру читателя перевода. В рамках стратегии одомашнивания переводчик попытается представить концепт в том виде, в котором он существует в сознании читателей перевода, и все культурно-обусловленные конвенции станет адаптировать согласно принятым стандартам целевой культуры. Если же переводчик придерживается стратегии максимальной приверженности к оригиналу, то он попытается сохранить то представление об этом концепте, которое существует в восприятии носителей исходной культуры, и не будет пытаться его «подогнать» под вторую культуру.
Исходя из всего этого, приходим к мысли о том, что даже при использовании описательного перевода невозможно передать все те образы, оценки и ассоциации, которые включают в себя идиоэтни-ческие концепты. Отметим при этом, что применение описательного перевода в значительной степени повышает степень переводимости концепта. Не может существовать некий «волшебный» способ перевода, который предоставит полную экспликацию всей исходной семантики подобного концепта.
Все три способа перевода оказались недостаточно релевантными и для передачи концепта «тщеславие». Учитывая тот факт, что большая часть респондентов вовсе отказалась от ассоциативного эксперимента, степень переводимости концепта «тщеславие» с английского языка на бурятский априорно является достаточно низкой.
В целом степень переводимости концепта носит относительный характер. Здесь, учитывая взаимозависимость между пониманием концепта и длиной культурологической дистанции между контактирующими культурами, можно вывести правило прямой пропорции: чем больше совпадают концепты в двух языках / культурах в плане содержания, коннотаций и образов, тем выше степень их переводимости.
Литература
1. Абеляр П. Теологические трактаты. - М.: Прогресс; М.: Гнозис,1995.
2. Жимбеева С.И. Компаративистский подход к единству и разнообразию научного и традиционного мировоззрений (по материалам культуры Запада и Востока). - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2013.
3. Залевская А.А. Введение в психолингвистику. - М.: РГГУ, 2010.
4. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепт, дискурс. - Волгоград: Перемена, 2009.
5. Клименко А.П. Лексическая системность и её психолингвистическое изучение. - Минск: Изд-во гос. пед. ин-та иностр. яз., 2008.
6. Комиссаров В.Н. Теория перевода (лингвистические аспекты): учеб. пособие. - М.: Высшая школа, 2011.
7. Корпус английского языка [Электронный ресурс]. - URL: http://ruscorpora.ru/search-para-en.html
8. Маслова В.А. Когнитивная лингвистика. - Минск: ТетраСистемс, 2008.
9. Мюррей Д. Что такое западная концепция «Self»? Вспоминая Д. Юма // Личность, культура, этнос: современная психологическая антропология / под общ. ред. A.A. Велика. - М.: Смысл, 2001.
10. Неретина С.С. Слово и текст в средневековой культуре. Концептуализм Абеляра. - М., 1994.
11. Розенберг Н. Диалектическое равновесие в полярной модели «Self»: пример Японии // Личность, культура, этнос: современная психологическая антропология / под общ. ред. А.А. Велика. - М.: Смысл, 2001.
12. Стернин И.А., Попова З.Д., Стернина М.А. Лакуны и концепты // Лакуны в языке и речи: сб. науч. тр. -Благовещенск: Изд-во БГПУ, 2010.
13. Широкова И.А. Особенности структуры эмоционального концепта и его изучение в аспекте перевода // Актуальные вопросы филологических наук: материалы междунар. науч. конф. - Чита: Молодой ученый, 2011.
14. Reiss K. Type, Kind and Individuality of Text: Decision Making in Translation / K. Reiss // Translation Studies Reader. - NY: Routledge, 2011.
15. Языкознание. Большой энциклопедический словарь / отв. ред. В.Н. Ярцева. - М.: Большая Российская энциклопедия, 2011.
Дашинимаева Полина Пурбуевна, профессор кафедры перевода и межкультурной коммуникации Бурятского государственного университета, доктор филологических наук.
Тел.: +7-9146349821; е-mail: [email protected]
Dashinimaeva, Polina Purbuevna, professor, department of translation and intercultural communication, Buryat State University, doctor of philological sciences.
Будаева Цындыма Львовна, учитель английского языка Иволгинской средней школы Республики Бурятия.
Тел.: +7-9503817598; е-mail: [email protected]
Budaeva Tsyndyma Lvovna, English teacher of Ivolga high school, Republic of Buryatia.
УДК 811.612.36
© Д. Ш. Харанутова
К ПРОБЛЕМЕ ИНТЕРФИКСОВ БУРЯТСКОГО ЯЗЫКА
(на примере -лтай и -аатай)
На материале бурятского языка исследуются процессы интерфиксации. Представлена точка зрения, что интерфиксы относятся к значимым частям слова.
Ключевые слова: словообразование, морфема, интерфиксы, дериватор.
D. Sh. Kharanutova
ON THE PROBLEM OF INTERFIXATION IN BURYAT LANGUAGE (based on -ltay and -aatay)
The article reviews interfixation processes on the material of Buryat language. The paper presents a point of view that interfixes are significant parts of speech.
Keywords: word formation, morpheme, interfixation, derivateur.
В современном бурятском языке выделяется массив производных слов, членение которых представляет особую трудность. Данные дериваты содержат в своей структуре элементы, имеющие в теории словообразования различные дефиниции: производный аффикс, «вторичный аффикс» (В.В. Виноградов, В.В. Лопатин), интерфиксы, пустые морфы, «вставки», «осложненный аффикс», асемантическая «прокладка» (Е.А. Земская), «наращенный аффикс», «двуморфемный аффикс» (М.Д. Степанова), «составной аффикс» (Н.М. Шанский, А.Н. Тихонов), структемы (А.Н. Тихонов), асеман-тема (В.Г. Гимпелевич), наращение основы (В.В. Лопатин), «сложный аффикс» (В.В. Виноградов, З.А. Потиха, Г.А. Пастушенков), интерфиксальный аффикс (А.Д. Зверев), «слитный аффикс» (В.И. Кодухов), «двойной аффикс» (В.И. Максимов), «протяженный аффикс» (И.А. Ширшов).
Наиболее распространенным является термин «интерфикс» (от лат. inter - «между» и fixus -«прикрепленный»), введенный М.А. Сухотиным, используемый Е.А. Земской. В бурятском языке интерфиксы как особый структурный элемент не выделяются, соответственно, нет и наименования данному факту языка.
Наряду с часто употребляемым термином морфемэ морфема' в бурятском языке существует терминудха даакан YZbrn хэсэг 'морфема', букв. значимая часть слова' [Шагдаров, Черемисов, с. 369], соответственно можно образовать холболгын Yгын хэсэг 'часть слова, выполняющая соединительную функцию', тем более что функционирует термин холболгын аялган 'соединительные гласные'. Со-
