CC BY
183
4. GAAK. F. 3. Op. 1. D. 1472.
5. Razgon, V.N. Stolihpinskaya agrarnaya reforma i Altayj: monografiya / V.N. Razgon, A.A. Khramkov, K.A. Pozharskaya. - Barnaul, 2010.
6. Materialih po issledovaniyu arendnogo khozyayjstva v Altayjskom okruge. - Barnaul, 1896. - T. I.
7. Kustarnihe promihslih Tomskoyj gubernii. Sost. chlenami stat. seminariya pod red. prof. M.N. Soboleva. - SPb., 1909.
8. Tufanov, I.I. Otchet specialista inzhenera-tekhnologa I.I. Tufanova po obsledovaniyu kustarnihkh goncharnihkh promihslov v Barnauljskom i Biyjskom uezdakh Tomskoyj gubernii // Otchetih po obsledovaniyu goncharnogo, tkackogo i kozhevennogo kustarnogo promihslov, proizvedennomu v 1912 g. v otdeljnihkh rayjonakh Tomskoyj gubernii. - Tomsk, 1913.
9. GAAK. F. 170. Op. 1. D. 267.
10. GAAK. F. 3. Op. 1. D. 492.
11. GAAK. F. 174. Op. 1. D. 460.
12. GAAK. F. 56. Op.1. D. 1.
13. GAAK. F. 170. Op. 1. D. 412.
14. GAAK. F. 170. Op. 1. D. 69.
15. Razgon, V.N. Promihslovihe zanyatiya seljskogo naseleniya Altaya po materialam seljskokhozyayjstvennoyj perepisi 1917 g. // Istoricheskoe professiovedenie / pod red. V.N. Vladimirova. - Barnaul, 2004.
16. Seljskokhozyayjstvennihyj obzor Tomskoyj gubernii za 1913 god. - Tomsk, 1914.
17. GAAK. F. 233. Op. 1b. D. 277.
18. GAAK. F. 233. Op. 1. D. 120.
19. GAAK. F. 233. Op. 1. D. 328.
20. GAAK. F. 233. Op. 1b. D. 276.
21. GAAK. F. 233. Op. 1b. D. 278.
22. Bochanova, G.A. Obrabatihvayuthaya promihshlennostj Zapadnoyj Sibiri. Konec XIX - nachalo KhKh v. - Novosibirsk, 1978.
23. N.F. Kustarno-remeslennaya promihshlennostj v Tomskoyj gubernii // Sibirskoe seljskoe khozyayjstvo. - 1914. - № 23.
24. Podschitano po: GAAK. F. 233. Op. 1b. D. 166. L. 94; D. 171. L. 4; D. 172. L. 88; D. 276. L. 28, 72, 74; D. 277. L. 39; D. 278. L. 11, 133; D. 493. L. 29.
Статья поступила в редакцию 12.04.12
УДК 94 (571.1) «1861-1905»
Churkin M.K. RESETTELMENT MOVEMENT IN WESTERN SIBERIA ESTIMATES AND DECISIONS OF THE RUSSIAN GOVERNMENT (1861-1905 gg.). This paper examines the key approaches the power structures of the Russian Empire to the organization and regulation of the migrant movement in Siberia in the second half of the nineteenth - early twentieth centuries. An attempt is made periodization resettlement policy, the identification of meaningful aspects of migration depending on the mood, the specific implementation in the post-reform period.
Key words: immigration policy, resettlement movement, colonization, the migration legislation, the central and regional government, agrarian crisis, loan practices.
М.К. Чуркин, д-р ист. наук, доц., проф. каф. отеч. истории Омского гос. педагогического университета,
г. Омск, E-mail: [email protected]
ПЕРЕСЕЛЕНЧЕСКОЕ ДВИЖЕНИЕ В ЗАПАДНУЮ СИБИРЬ В ОЦЕНКАХ И РЕШЕНИЯХ РОССИЙСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА (1861-1905 ГГ.)
В работе рассматриваются ключевые подходы властных структур Российской империи к организации и регламентации переселенческого движения в Сибирь во второй половине XIX - начале ХХ вв. Производится попытка периодизации переселенческой политики, выявления её содержательных аспектов, зависимости от миграционных настроений, специфики реализации в пореформенный период.
Ключевые слова: переселенческая политика, переселенческое движение, колонизация, переселенческое законодательство, центральная и региональная власть, аграрный кризис, ссудная практика.
Проблема переселенческой политики российского правительства - одна из наиболее актуальных тем в современном сибиреведении и отечественной историографии. В разные периоды к данной проблематике обращались такие исследователи, как М.С. Симонова, Е.М. Брусникин, Е.Д. Фёдорова,
В.Н. Худяков, И.В. Островский и др. [1] Результатом научных изысканий стало определение основных направлений государственной политики в сфере аграрных миграций, выявление отношения государства к переселенческому вопросу, характеристика государственных мероприятий и законодательства по вопросам регулирования крестьянских переселений.
В границах настоящей работы предпринимается попытка выявления роли политических мероприятий российского правительства в организации переселенческого движения. При этом автор, априори склонен считать, что в рассматриваемый период правительство лишь фиксировало в своих программах переселенческую активность населения, что, в конечном счете, находило выражение в конкретных (запретительно-разрешительных) политических мероприятиях государства на восточных окраинах страны. Безусловно, политический фактор оказывал определенное влияние на переселенческое движение, но только в качестве корректирующего крестьянские миграции элемента. Другими словами, те или иные правительственные инициативы в переселенческом вопросе, выраженные законодательно или циркулярно, могли искусственно ограничить численность мигрантов, переориентировать направ-
ление движения переселенческих потоков, но были совершенно бессильны в области принятия и осуществления решений о переселении самими крестьянами.
Очевидно, что утверждение в сознании населения России в ходе колонизационного движения на новые земли миграционной парадигмы явилось первичным условием, вызвавшим к жизни принятие государством комплекса стабилизационных решений, которыми оно сообразно конкретно-историческим условиям закрепляло, направляло и контролировало миграционные процессы.
Задачи колонизации сибирских пространств со второй половины XIX в. перестали рассматриваться центральной властью исключительно с точки зрения пополнения государственной казны или места концентрации политических и уголовных элементов. Период с 1861 по 1905 г. стал первым опытом организации массовых народных миграций, не связанных с непосредственной военной угрозой или исправительно-карательными нуждами. В соответствии с ситуацией, правительственные органы объективно оказались поставлены в условия разработки такого варианта переселенческой политики, который был бы более или менее свободен от репрессивных способов её реализации.
В рамках указанного периода отношение правительства к переселенческому движению неоднократно менялось, что было связано с отсутствием чёткой политической программы и ясных представлений власти о задачах и формах колониза-
ционного освоения Сибири. Можно предположить, что до начала 1880-х гг. государство не рассматривало задачу земледельческой колонизации Зауралья в качестве первоочередной. Косвенным подтверждением того, что российское правительство первоначально не связывало вопросы аграрной политики с колонизационными перспективами, служит отсутствие до 1885 г. каких бы то ни было статистических изысканий о различных сторонах переселенческого движения: численном и половозрастном составе, районах выхода и водворения, материальной обеспеченности переселенцев.
Непосредственно характеризуя правительственные усилия по организации переселенческого дела, отметим, что отправной точкой для государственно-политических мероприятий в этом вопросе стало решение властей об отмене крепостного состояния, отраженное в Манифесте 19 февраля 1861 г. Объективно после 1861 г. в России начала складываться принципиально новая модель социума, в которой государство оказалось лицом к лицу со всеми сословиями, в том числе и самым многочисленным - крестьянским. После отмены крепостного права центральная власть оказалась в непривычном для себя положении, так как возникла необходимость установления непосредственной обратной связи с крестьянством. Отсутствие такого опыта «общения» предопределило всю непоследовательность, колебания, несвоевременные уступки, жёсткие и зачастую бессмысленные ограничения со стороны властей, связанные на протяжении второй половины XIX - начала XX вв. с теми или иными действиями в сфере аграрных отношений.
Для первого пореформенного двадцатилетия в целом была характерна политика сдерживания переселений за Урал. Политическое кредо центральной власти по вопросу оттока земледельческого населения страны на окраины империи Я.Ф. Став-ровским и В.В. Алексеевым было охарактеризовано как «отри-цательно-сдерживательное» [2, с. 2]. В отношении государственных крестьян Положение 19 февраля 1861 г. предусматривало только единичные случаи переселения по собственному их усмотрению, и для такого переселения не требовалось чьего-либо разрешения. Законодательство настаивало только на соблюдении общих условий для выхода из общества. Исполнение всех формальностей по перечислению возлагалось на самих переселяющихся. Согласно статье 147 Общего положения, от крестьян принявших решение о переселении требовалось предоставить приёмный приговор нового общества и увольнительное свидетельство старого общества [3, л.15-16 об.]. В создавшихся условиях, возможности легитимного переселения для крестьян были ограничены, поскольку находились в зависимости не только от наличия приемного приговора нового общества, но и разрешения местных органов управления, которое крестьянам, учитывая размеры платежных недоимок разного рода, получить было очень сложно. На протяжении 1860-1870-х гг. предоставление крестьянам Европейской России разрешения переселяться являлось скорее исключением, нежели правилом. Так, в 1872 г. Воронежская казённая палата отказала Томской казённой палате в вопросе об исключении 146 душ крестьян Острогожского уезда Воронежской губернии ввиду неуплаты денежных недоимок по месту жительства [4, л. 1]. Губернские по крестьянским делам присутствия, ссылаясь на правительственные директивы, пачками отклоняли крестьянские прошения о переселении в другие губернии с универсальной мотивировкой: «Общество согласно уволить крестьянина (имярек) только при условии внесения недоимок» [4, л. 2]. В 1876 г. государство издало «Правила об увольнении крестьян из сельских обществ и о приписке к обществам», ужесточившие требования к увольняющимся крестьянам. Согласно утвержденным правилам, намеревающимся переселяться сельским обывателям необходимо было: сдать участок земли в общину, ликвидировать казённые, земские, мирские недоимки, не иметь частных взысканий и обязательств, не состоять под судом, получить согласие родителей [5, л. 29]. Правила об увольнении крестьян уточняли правительственные циркуляры, выработанные в предшествующий период, в частности, циркуляр МВД от 4 мая 1868 г. за № 7 запрещал крестьянам продажу имущества до окончательного перечисления по новому месту жительства [4, л. 5]. Переселение было обставлено и другими формальностями: разрешение на переселение нужно было получать от двух министров (внутренних дел и государственных имуществ). В гораздо более затруднительном положении находились бывшие владельческие крестьяне. Их право на переселение косвенно оговаривалось в статье 169 Положения о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, в соответствии с которым участки, приобретенные отдельными крестьянами в личную собственность, могли быть отчуждены только с соблюдением ряда условий и со-
блюдений 9-летнего срока, в течении которого продажа участка посторонним лицам была запрещена [3, л. 16 об.].
Таким образом, основной контингент переселявшихся в 1861-1881 гг. составили: во-первых, государственные крестьяне, не связанные выкупными платежами; во-вторых, переселялись в Сибирь преимущественно крестьяне лесных районов, наиболее стесненные в земельных угодьях (Пермская, Вятская губернии). Участие в переселенческом движении крестьян чернозёмных губерний России было крайне незначительным. Например, Тамбовская губерния в 1860-1870-х гг. делегировала в Сибирь около 5 тыс. [6, с. 82]; Курская - в пределах 4 тыс.; Орловская - не более 3 тыс. душ обоего пола [7, с. 11]. Столь малый отток земледельческого населения из Центрально-Чернозёмного региона в Сибирь объяснялся не только ограничительными мероприятиями правительства по отношению к потенциальным мигрантам за Урал, но и иными колонизационными предпочтениями этой группы крестьянства. По данным курских статистиков, практически до середины 1880-х гг. 41,5 % выходцев из Курской губернии направлялись в Предкавказский регион, 17,4 % - в Заволжский край, 16 % - в Таврическую губернию и область войска Донского и лишь 13,8 % собственно в Сибирь [7, с. 19].
Некоторые трансформации государственно-административной политики в области переселений пришлись на начало 1880х гг. и были связаны с ростом миграционной активности крестьян центрально-чернозёмного региона России, вызванного эскалацией кризисных явлений в сельском хозяйстве. И.А. Гурвич, оперируя материалами систематического опроса переселенческих партий, проведённого им в 1882-1883 гг., на основе сопоставления экономического положения крестьянских хозяйств на родине и в местах водворения, пришёл к выводу, что именно в этот хронологический период в крестьянской среде «произошёл общий переворот во взглядах на условия окружающей жизни, связанный с нерешённым в России аграрным вопросом» [8. с. 56-69]. Согласно изысканиям И. Вернера, только Курская губерния с 1870 по 1880 гг. выделила из своей среды 571 семью переселенцев в Сибирь против 153 семей за 1860-1870 гг. [7, с. 19]. Характерно, что всплеск переселенческой активности в указанном районе был связан и с неудачными попытками водворения крестьян переселенцев в конце 60-х и в 70-х гг. XIX в. в Кубанской области и Новороссии.
Значительное изменение пропорций в переселениях, с точки зрения районов выхода, вызвало серьёзную озабоченность в правительственных кругах и стимулировало ряд законодательных инициатив. Косвенным подтверждением адекватной реакции властей на рост переселенческого движения явилась попытка организации правительственного наблюдения за аграрным переселением на восточные окраины империи. В 1881 г., по инициативе членов Совещания сведущих людей в селе Батраки (в окрестностях Сызрани), была образована переселенческая контора, занимавщаяся информированием мигрантов о маршрутах переселения, участках для водворения, ценах на землю и т. д. А годом ранее последовало высочайшее повеление об учреждении при МВД особой комиссии для выработки переселенческого закона и издания предваряющих его временных правил. Отличительной чертой «Временных правил о переселении крестьян в Сибирь» стало освобождение земледельцев от предоставления властям приёмного приговора нового общества и обязательной уплаты всех казённых и земельных недоимок и податей по 1 января следующего года, что определённо свидетельствовало о признании центральной властью существования переселенческой проблемы в государственном масштабе. Особая «переселенческая комиссия», созданная в этот период, в процессе консультаций с видными общественными деятелями пришла к выводу, «что государство должно считаться с фактом переселения, не пытаясь подчинить его каким-либо нормам и своей опеке...» [9, с. 113]. Однако проект был отклонён, а «Временные правила» 1881 г., вобравшие в себя лишь некоторые пожелания «сведущих людей», из-за боязни в правительственных сферах активизации переселенческого движения не опубликованы. Тем самым государство сформулировало своё общее отношение к крестьянским переселениям за Урал, ставшее фундаментальным принципом государственной политики в 1890-е гг.: «Предоставление освобождённому крестьянству широкой возможности переселения в Сибирь разовьёт среди них вредную подвижность и бродяжничество, с одной стороны, и предъявление «непомерных требований относительно пособий и ссуд» - с другой. Правительство признаёт это движение, допускает его при известных условиях, но не вызывает крестьян на переселение и, оказывая переселенцам лишь некоторое содействие, в то же время предоставляет им действовать за собственный их страх и риск» [10, л. 201].
В 1886 г. по представлению гр. Д.А. Толстого были утверждены правила, положенные впоследствии в основу окончательно утвержденного в 1889 г. переселенческого закона. С 1889 г. льготные условия переселения и водворения в колонизуемом регионе распространялись исключительно в отношении тех представителей крестьянства, которые направлялись в Сибирь легитимно. Согласно переселенческому закону, легальные переселенцы освобождались в Сибири от уплаты недоимок по казённым податям и повинностям в местах выхода на три года; в последующие три года платили их в половинном размере; получали трёхлетнюю отсрочку от армии [9, с. 115]. Правительственные опасения, не столь явственно обозначенные в переселенческом законе 1889 г., но открыто провозглашаемые циркулярами МВД, на местах понимались как обязательные предписания, руководство к действию (точнее сказать, к бездействию по отношению к крестьянским ходатайствам о переселении). В связи с данным обстоятельством, выдача разрешений на переселение либо под различными предлогами не производилась, либо затягивалась на неопределенные сроки. Основными причинами отказа губернскими по крестьянским делам присутствиями были: недостаточное количество средств, которыми располагала крестьянская семья и недоимки по месту жительства.
Двойственность правительственной политики в переселенческом деле содержала потенциальную опасность, особенно на фоне резкого усиления миграционной активности крестьянства в неурожайные и голодные годы. В преддверии возможных катастрофических последствий от надвигающегося неурожая, с согласия Министерства финансов, на втором общем тарифном съезде представителей русских железных дорог был разработан и введён в действие льготный железнодорожный тариф, способствовавший значительному притоку переселенцев из голодающих губерний. Динамика переселенческого движения в неурожайные 1891-1892 гг., тем не менее, абсолютно не соответствовала ожидаемым в правительственных сферах масштабам крестьянских миграций в зауральские губернии: в 1891 г. при 17 626 разрешений на основании закона 13 июля 1889 г. реально в сибирские губернии проследовало 84 200 переселенцев; в 1892 г., когда правительство, обеспокоенное размахом крестьянских переселений, прекратило выдачу разрешений вовсе, за Урал прошло 61 435 душ обоего пола [11, л. 7]. В этой связи становится очевидным, что ведомства, отвечающие за переселенческий процесс, убаюканные стабильно низкими в предыдущие годы показателями крестьянских миграций в зауральскую часть Российской империи (1860-1884 гг.
- около 300 000 душ и примерно столько же в следующие
7 лет), оказались не подготовлены к практически четырёхкратному росту переселенческой волны.
Новый период правительственной переселенческой политики был связан со строительством Транссибирской магистрали. Для координации комплекса вопросов, связанного с Транссибом, 10 октября 1892 г. был образован Комитет Сибирской железной дороги (КСЖД). В состав Комитета вошли министры внутренних дел, государственных имуществ, финансов, путей сообщения и государственный контролёр. Впоследствии к ним присоединились военный министр и управляющий Морским министерством. Председателем КСЖД был назначен цесаревич Николай Александрович. Вновь созданный Комитет Сибирской железной дороги, помимо непосредственных проблем магистрального строительства, призван был решать и стратегические вопросы освоения Сибири. По рассуждениям одного из инициаторов создания КСЖД, С.Ю. Витте, железная дорога должна была обеспечить Сибири «главнейшие условия для развития сельскохозяйственной производительности, именно рынки сбыта и приток рабочей силы, открывая вместе с тем спокойный и верный путь государству к разрешению одной из наиболее трудных задач - к прочному устройству экономического быта малоземельного крестьянского населения внутренних губерний Европейской России» [12]. Спустя три года, в ходе заседания КСЖД
8 марта 1895 г., высказанная С.Ю. Витте концептуальная идея получила окончательную поддержку и трансформировалась в универсальный принцип деятельности организаторов переселенческого дела, сообразно с которым «к крестьянским переселениям следует относиться без особых опасений».
Вопросами, связанными с освоением и заселением территорий, располагавшихся вдоль линии Сибирской железной дороги, занималась Подготовительная комиссия, учрежденная в 1892 году при Комитете с участием представителей от различных ведомств, возглавляемая статс-секретарём А.Н. Куломзи-ным. Уже в марте-апреле 1893 г. Подготовительная комиссия предложила к утверждению «Инструкцию для ограничения свободных казённых земель и для образования переселенческих
участков по линии Сибирской железной дороги», а вскоре - «Временные правила» от 13 июня 1893 г., «для образования переселенческих и запасных участков в районе Сибирской железной дороги». Под эти участки должна была отводиться неиспользуемая местным населением казённая земля, из расчёта не более 15 десятин удобной площади на каждого переселенца мужского пола.
В вопросе о том, какой контингент крестьянства должен получать преимущество при переселении, между центральной и региональными властями сразу же возникли принципиальные разногласия: некоторые представители чернозёмного центра, в частности, орловский, тамбовский и воронежский губернаторы, сочли переселение состоятельных крестьян из Европейской России нежелательным, полагая, что наиболее благоразумным было бы предоставить возможность переселяться в сибирские территории малоземельным крестьянам [13, л. 1 об]. Показательно, что мнение региональных властей о предпочтении малоимущих переселенцев зажиточным также было неоднозначным. Представители Усманского, Шацкого, Липецкого и Кирсановского уездных комитетов Тамбовской губернии находили нежелательным оказание вспомоществования малоземельным крестьянам, шедшим на восточные окраины империи, при этом положительно оценивая потребность выселения за пределы губернии, а Бобровский и Острогожский комитеты Воронежской губернии выступили против привлечения средств сельских обществ к расходам на переселенческие нужды [14, с. 17-18]. Особую позицию заняли оба сибирских губернатора (томский и тобольский), выразившие опасение, что условия жизни и ведения хозяйства в Сибири недостаточно «заманчивы» для зажиточных крестьян, а «количество удобных для культуры земель в Сибири значительно меньше, чем вообще полагают, что требует бережливости в расходовании имеющегося запаса на случай более настоятельных государственных потребностей в земле при дальнейшем устройстве быта малоземельных и безземельных крестьян» [13, л. 1-2 об]. Работавшее в феврале-марте 1894 г. при МВД Особое совещание для обсуждения некоторых вопросов переселенческого дела в составе: товарища министра внутренних дел Сипягина, управляющего земским отделом Стишинского, его помощника Гиппиуса, а также двух чиновников особых поручений и шести губернаторов, в конечном итоге, решило, что заселение района Сибирской железной дороги исключительно состоятельными крестьянами невозможно, что переселение может быть разрешено, но отнюдь не поощряемо правительством [15, с. 112]. В данном контексте, в 1894 г. КСЖД при содействии МВД был принят ряд постановлений, имеющих силу закона: выработаны правила, согласно которым разрешения на переселения предоставлялись только тем крестьянским хозяйствам, которые располагали достаточным количеством средств (300-500 рублей); разработан льготный переселенческий тариф, введённый в действие 1 марта 1894 г.
Таким образом, КСЖД, организованный первоначально с целью координации строительства Транссибирской магистрали, на деле стал инструментом осуществления правительственной политики по освоению сибирских земель. Признавая положительную роль работы КСЖД по приданию переселенческому движению в 1892-1896 гг. более или менее стройной, системной организации, стоит отметить и то, что успешную деятельность Комитета обеспечивала благоприятная конъюнктурная ситуация, сложившаяся в рассматриваемый период: Сибирь оставалась малонаселённой восточной окраиной, где имелось достаточное количество незанятых земель, пригодных для хлебопашества и скотоводства; интенсивное вовлечение в экономический оборот земельных угодий, лежащих вдоль прокладываемого железнодорожного полотна, не противоречило общегосударственным идеологическим принципам осуществления тотального контроля над всеми элементами социально-экономической жизни империи, включая миграции населения. Наконец, общеизвестно, что затраты на строительство Сибирской железной дороги были колоссальны. Сибирская магистраль строилась на средства казны и к 1914 г. на нужды железнодорожного строительства была израсходовано около 1,5 млрд. рублей. Железные дороги Сибири фактически до 1908 г. работали с убытком, являлись нерентабельными, и, чтобы добиться окупаемости огромных затрат, власти были прямо заинтересованы в скорейшем заселении вновь осваиваемых местностей и включении их в сферу экономического влияния Российской империи.
В декабре 1896 г. с правами департамента Министерства внутренних дел было образовано Главное Переселенческое управление. Неопределённая сфера влияния КСЖД ограничивалась, а также косвенно признавалась его недостаточная компетентность в переселенческом деле и выдвигалась - в каче-
стве первоочередной - задача исправления допущенных им ошибок, приведших к росту неконтролируемых переселений [15, с. 117]. 20 января 1897 г. в спешном порядке был издан циркуляр № 1, предписывавший губернаторам возобновить борьбу с самовольным переселением. В феврале 1897 г. министр внутренних дел командировал чиновников министерства в Центрально-Чернозёмные губернии (Воронежскую, Курскую, Тамбовскую, Орловскую и др.) с целью разъяснения местной администрации циркуляра № 1 и максимального сокращения переселенческого движения [13]. Результатом подобной политики явилось сокращение масштабов переселенческого движения до 86 500 человек в 1897 г., при заметном росте обратного движения более чем вдвое, по сравнению с предыдущим годом. По данным А.А. Кауфмана, число обратных переселенцев в период с 1895 по 1897 г. динамично увеличивалось: в 1895 г. - 10,1 %, в 1896 г.
- 13,9 %, в 1897 г. - 35,6 % относительно прямого движения. Примечательно и то, что подавляющую массу возвращающихся (69,0 %) составляли в 1897 г. самовольные переселенцы Центральночернозёмных губерний России [16, с. 95]. Несмотря на предпринятые меры по сдерживанию переселенческого движения, в 1898 и 1899 г. произошёл новый количественный скачок в выселении крестьян из пределов европейской части России. За два указанных года в Сибирь ушло 205 645 и 223 981 душ обоего пола соответственно [17, с. 366-367]. Ответом правительства на небывалый переселенческий подъём стала серия действий откровенно запретительного характера: в 1899 г. Кабинет закрыл для переселенцев Алтайский горный округ Томской губернии, а МВД циркуляром от 29 января того же года потребовало от местных властей прекратить водворение самовольных переселенцев на переселенческих участках Тобольской губернии [18, с. 40].
Начало XX столетия ознаменовалось ослаблением переселенческого движения в Сибирь, в связи с возникшим в 1900 г. внешнеполитическим осложнением отношений с Китаем, что повлекло за собой временное приостановление переселенческого потока и действие льготного железнодорожного тарифа. Последовавшие в 1900-1901 гг. неурожаи в Сибири, а также волнения крестьян Европейской России в 1902 г. поспособствовали естественному сокращению земледельческих миграций (в период с 1901 по 1903 г. за Урал переселилось 120 000 душ, тогда как в 1900 г. - 219 000) [19, с. 131]. Столь «благоприятная» ситуация открыла перед властными структурами объективные возможности для всестороннего анализа обозримого прошлого в истории переселенческого вопроса и дальнейшего планирования политических мероприятий в области переселенческого дела. Уже в первые годы XX в. правительство создаёт различные межведомственные организации, призванные выявить причины застойных явлений в сельском хозяйстве и определить пути их преодоления. В ноябре 1901 г., на основании доклада министра финансов, была учреждена Комиссия по исследованию причин оскудения земледельческого центра страны под председательством В.Н. Коковцова, а с 30 марта 1902 г. началось обсуждение крестьянского вопроса в рамках деятельности Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности. Необходимо признать, что в период функционирования этих организаций, к работе которых привлекались выдающиеся теоретики и практики сельского хозяйства, были выработаны важные методологические решения, касающиеся принципиальных сторон переселенческого дела. Санкционированное властными структурами широкое обсуждение крестьянского вопроса, объединение усилий различных ведомств, имеющих отношение к сельскому хозяйству, и придание аграрному вопросу статуса «общегосударственного» означало признание кризисных явлений в сфере сельскохозяйственного производства европейской части России и, в особенности, земледельческого центра империи. В русле нового видения переселенческой проблемы министром внутренних дел в 1903 г. были даны соответствующие указания губернаторам, где, в частности, говорилось, что «разрешение на переселение предоставляется Губернским присутствиям с тем, чтобы право на переселение распространялось только на тех лиц, которые обладают средствами в размере не менее 300 руб. на семейство, за покрытием расходов по переезду и продовольствию.» [14, с. 372]. Опасения властей относительно непригодности малоимущей части крестьянства в качестве переселенческого элемента подтверждались частыми случаями массового разорения этой категории крестьянства и их «непомерными требованиями пособий и ссуд» [20. л. 67-68]. Так, в 1903 г. крестьянский начальник Каинского уезда Вознесенской волости Томской губернии в сообщении губернскому начальству об урожае хлебов и трав во вверенной ему местности отмечал, что «запаса сена почти нет, вследствие крайнего обеднения крестьян, ожидающих пособия от казны» [21, л. 13].
Совершенно иной позиции в вопросе о контингенте переселяющихся придерживались представители местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности в районах выхода переселенцев. В частности, представители Елецкого комитета Орловской губернии в обобщающем докладе о крестьянских переселениях настаивали на том, что выселяться на окраины страны должны не более состоятельные, а, наоборот, самые малоземельные, неимущие семьи, всецело за счёт государства, которое обязано предоставлять все необходимые средства как на само переселение, так и на обустройство крестьян на новых местах [22, с. 372]. Аналогичной точки зрения по данному вопросу придерживались и местные комитеты Тамбовской, Курской, Воронежской губерний, активное давление со стороны которых привело уже в 1903 г. к изменению общего вектора переселенческой политики. Немаловажным фактором, определившим эти трансформации, стало противоборство министерства финансов, возглавляемого
С.Ю. Витте, продолжавшего настаивать на принципах переселенческой политики, провозглашенных КСЖД, и министерства внутренних дел под руководством В.К. Плеве, требовавшим увеличения размера ссуд, чтобы привлечь к переселению «неимущих лиц, не могущих пристроиться на родине» [20, л. 132]. В конечном итоге, победила линия Плеве, что на практике означало: переселенцы должны отбираться преимущественно из безземельного, малоземельного и экономически слабого крестьянства; главным территориальным источником переселенческого движения признавался Центрально-Чернозёмный регион, где концентрировалась наибольшая часть неимущего земледельческого элемента. Подобный подход к решению переселенческого вопроса в полной мере воплотился в Правилах 6 июня 1904 г., которыми была отменена обязанность иметь разрешение на переселение от местных властей.
Целенаправленной реализации правительственных планов в области крестьянских переселений помешали обстоятельства объективного порядка. Начавшаяся в 1904 г. русско-японская война существенно ограничила возможности переселенческого движения. В сентябре 1905 г. Переселенческое управление было передано из ведомства МВД в компетенцию Главного управления землеустройства и земледелия, сосредоточившего своё внимание на проблемах упорядочения землепользования сибирских крестьян и создания специального колонизационного фонда для привлечения в дальнейшем к переселению широких крестьянских масс из европейских губерний России.
Одним из важных показателей отношения властных структур к переселенческому движению в различные его периоды являлась практика оказания ссудной помощи мигрантам из европейских губерний России. Опыт ссудных вспомоществований крестьянам, переселяющимся в Сибирь, своими корнями уходит в 1840-1850-е гг., когда началась осуществляться выдача безвозвратных пособий переселенцам, на основании «Устава о благоустройстве в казенных селениях» [21, л. 3 об].
Однако после реформы 1861 г., в контексте политики сдерживания переселений за Урал, правительство сначала ограничило выдачу вспомоществований мигрантам, а с 1866 г. вообще прекратило предоставление всех видов пособий, оговоренных законодательством для крестьян, направляющихся в Сибирь, из средств государственного казначейства [1, с. 100].
В начале 1880-х гг. с усилением переселенческого потока необходимость материальной помощи мигрантам, направлявшимся в Сибирь, становилась все очевидней. Ярким свидетельством, характеризующим общий взгляд властей на организацию переселенческого движения, стали размеры кредитов, выделяемых МВД на оказание помощи переселенцам. Так, в 1884 г. на переселение было отпущено 40 тысяч рублей, а в период с 1885 по 1889 г. кредит был сокращен до 20 тысяч рублей в год [17, с. 250]. Сокращение кредитов на переселенческое дело преследовало вполне определённую цель: в условиях геометрически прогрессирующего роста несанкционированных переселений (1885 г. - 1 277 семей; 1886 г. - 5 490; 1887 г. - 9 094; 1888 г. -13 109) [5, л. 26] обеспечить ссудами только ту часть крестьянства, которая направлялась в Сибирь, имея проходные свидетельства, продемонстрировав тем самым самовольным переселенцам пагубность и бесперспективность их намерений. Подобное отношение властных структур к ссудной практике в полной мере отразилось и в Переселенческом законе 1889 г., из опубликованного варианта которого статьи, касающиеся ссуд, были извлечены.
Оказание ссудной помощи переселявшемуся в Сибирь крестьянству приобрело регулярный характер в 1890-х гг. В 1891 г. циркуляром Министерства внутренних дел была определена предельная норма ссуды на первоначальное обзаведение, при-
обретение рабочего скота и земледельческих орудий: 200 рублей [17, с. 251]. Наконец, на рубеже 1891/1892 гг., правительство ввело ссуды на путевые нужды переселенцев (от 20 до 30 рублей на семью), а также продовольствие и обсеменение полей (25-30 рублей), выдаваемых из фондов губернского продовольственного капитала [23, л. 10 об.-11 ].
С учреждением Комитета по строительству Сибирской железной дороги и аккумуляции им дополнительных средств ежегодные ассигнования на переселенческие нужды постоянно увеличивались: в 1894 г. они составляли 300 000 рублей; в 1895 г. - 546 000 рублей, а к 1900 г. достигли 1 400 000 рублей [24. с. 21-25].
В дальнейшем политика ссудной поддержки крестьян, выселявшихся из Европейской России, сохраняя определившиеся в первой половине 1890-х гг. контуры, переживала стадию систематизации и уточнения, с учётом колебаний в размерах переселенческого движения, а также включения в колонизационный фонд новых районов Сибири, что нашло воплощение в правилах 1896, 1899 и 1903 гг.
Подводя общий итог, необходимо отметить, что переселенческая политика правительства в рассматриваемый хронологический промежуток 1861-1905 гг. включала в себя последовательно четыре периода: 1861-1881; 1881-1892; 1892-1896 и 1896-1905 гг.
Деятельность центральных властей в первый период не отличалась организационной стройностью. Не поддающиеся утилитарной логике колебания в переселенческом движении ставили перед центральными и региональными органами власти трудновыполнимую задачу осуществления контроля за переселениями в условиях отдалённости и инфраструктурной нео-своенности колонизуемого региона. В соответствии с данным подходом, законодательная деятельность центральной власти по вопросам, касающимся переселенческого движения, ограничивалась установлениями общего характера, отражёнными в Манифесте 19 февраля 1861 г. и указах 1870-х гг., признававших переселения крестьян постфактум.
Начало второго периода ознаменовалось активизацией крестьянских переселений на общем фоне проявившихся кризисных явлений в аграрном секторе Европейской России. В условиях нового контекста изменились и некоторые правительственные подходы к оценке переселенческого движения, проявившиеся в попытках определения наиболее адекватного контингента переселяющихся и организации статистических обследований крестьянских хозяйств, водворившихся в Зауралье. Разработка Временных правил о переселении в 1881 г. и принятие Переселенческого закона в 1889 г. свидетельствовали о политической готовности правительственных органов взять переселенческое движение под контроль, признав тем самым задачу колонизации общегосударственной.
Строительство Транссибирской магистрали и учреждение КСЖД привело к дальнейшему развитию наметившихся в предшествующий период принципов реализации государственной переселенческой политики. Однако деятельность КСЖД не была лишена противоречий. Провозглашенный ещё в 1893 г. тезис о необходимости привлечения к переселению преимущественно лиц земледельческого сословия, достигших на родине прочного имущественного положения, в практической плоскости опровергался материальной неподготовленностью переселенцев к скорейшему обустройству и адаптации в Сибири. Попытки урегулирования данной проблемы путём ссудных мероприятий в условиях продолжающегося строительства железной дороги и расходов, связанных с ним, оказались тщетными.
Подходы к осуществлению переселенческих мероприятий вновь изменились в период с 1896 по 1905 г. В деятельности
Библиографический список
правительства, осуществляемой через Главное переселенческое управление, достаточно чётко начала прослеживаться общая тенденция: подчинение переселенческого движения потребностям решения аграрного вопроса в европейской части страны и, в особенности, в её Центрально-Чернозёмном регионе. В оценке правительством вариантов возможного урегулирования аграрного кризиса, таких как интенсификация сельского хозяйства, привлечение крестьянства к участию в местных и отхожих промыслах, аренда частновладельческих и надельных земель и, наконец, переселение на восточные окраины страны, возобладало убеждение, что наиболее эффективным способом преодоления кризиса в сельском хозяйстве может стать только легальное переселение в Сибирь неимущего земледельческого элемента при материальной поддержке и опеке со стороны государства. Волнения крестьян Европейской России в 1902 г., а также активное лоббирование в местах выхода переселенцев губернскими по крестьянским делам присутствиями идеи о выселении на окраины малоземельного и безземельного крестьянства, поддержанной МВД, ещё более укрепили правительство в правильности выбранного курса, составившего впоследствии основу столыпинской переселенческой политики.
Эффективным средством поддержки переселенческого движения в Сибирь в 1861-1905 гг., особенно на стадии водворения и обустройства, явилась практика ссудной помощи мигрантам. Своевременно полученная крестьянским хозяйством ссуда позволяла, соединив привезённые деньги с пособием, «дотянуть» до первого урожая, не прибегая к частным кредитам. Вместе с тем частые колебания во взглядах и решениях правительства по вопросу переселенческого движения от запретительных к разрешительным мероприятиям лишали ссудную политику цельности, а традиционно низкая пластичность региональной бюрократии, потенциально не способной к быстрому восприятию решений центральной власти, касающихся ссудной помощи, снижала действенность мер по экономической поддержке переселенцев.
Характеризуя в целом роль Российского государства в организации переселенческого движения в Сибирь в пореформенный период (1861-1905 гг.), можно выделить ряд фундаментальных особенностей данного процесса.
Сложившийся в России в течение продолжительного исторического отрезка опыт внутренней колонизации, с присущей данному процессу высокой степенью миграционной мобильности крестьянства, предопределил регулярное участие центральной власти в переселенческом деле.
Решение властными структурами комплекса аграрных проблем общероссийского масштаба исторически характеризовалось неопределённостью и непоследовательностью, что наложило отпечаток и на реализацию переселенческой политики. В отношении зауральских пространств осуществление отдельных элементов аграрной политики (в частности, реализации программы крестьянских переселений) значительно корректировалось объективными обстоятельствами: территориальной отдалённостью региона и отсутствием отработанных навыков взаимодействия центральной и региональной властей.
Изменения переселенческой политики правительства находились в тесной связи с текущими аграрными проблемами в Европейской России, что, безусловно, было следствием долговременной традиции отечественной государственности. В конечном итоге политические решения правительственных органов, ответственных за переселенческий процесс, оказались направлены в сторону урегулирования сиюминутного вопроса - преодоления крестьянского малоземелья в европейской части страны в ущерб экономическому освоению колонизуемого региона.
1. Симонова, М.С. Переселенческий вопрос в аграрной политике самодержавия в конце XIX - начале ХХ вв. // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. - М., 1970; Брусникин, Е.М. Переселенческая политика царизма в конце Х!Х века // Вопросы истории. -1965 - № 1; Фёдорова, Е.Д. Переселенческая политика царизма в конце Х!Х - начале ХХ вв. // Политика царизма в Сибири в Х!Х -начале ХХ вв.: сб. науч. статей. - Иркутск, 1987; Худяков, В.Н. Аграрная политика царизма в Сибири в пореформенный период. -Новосибирск, 1988; Островский, И.В. Аграрная политика царизма в Сибири периода империализма. - Новосибирск, 1991.
2. Ставровский, Я.Ф. Переселения в Сибирь / Я.Ф. Ставровский, В.В. Алексеев. - СПб., 1906.
3. Государственный архив Тамбовской области. Ф. 26. Оп. 5. Д. 1-а.
4. Государственный архив Воронежской области. Ф. 26. Оп. 16. Д. 167.
5. Российский государственный исторический архив. Ф.1273. Оп.1.Д.394.
6. Серповский, Н.А. Переселения в России в древнейшее и новое время и их значения в хозяйстве страны. - Ярославль, 1885.
7. Вернер, И. Курская губерния. Итоги статистического исследования. - Курск, 1887.
8. Гурвич, И.А. Переселения крестьян в Сибирь. - СПб., 1888.
9. Пешехонов, А.В. Земельные нужды деревни // Русское богатство. - 1903. - № 11.
10. Российский государственный исторический архив. Ф. 1233. Оп. 1. Д. 10.
11. Российский государственный исторический архив. Ф.1149. Оп.12, Д.31.
12. Витте, С.Ю. Конспект лекций о народном и государственном хозяйстве, читанных Его императорскому Высочеству великому князю Михаилу Александровичу в 1900 - 1902 гг. - СПб., 1912.
13. Российский государственный исторический архив. Ф. 391. Оп. 1. Д. 1011.
14. Воронежская губерния. Труды местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности. - СПб., 1903.
15. Тихонов, Б.В. Переселенческая политика царского правительства в 1892-1897 гг. // История СССР - 1977. - № 1.
16. Кауфман, А.А. Сибирские переселения на исходе XIX века. - СПб., 1901.
17. Колонизация Сибири в связи с общим переселенческим вопросом. Приложение: Диаграмма движения переселенцев из Европейской России в Сибирь. - СПб., 1900.
18. Пронин, В.И. Роль государства в развитии производительных сил Сибири конца XIX - начале ХХ вв. // Моя Сибирь: вопросы региональной истории и исторического образования / под. ред. В.А. Зверева. - Новосибирск, 2002.
19. Огановский, Н.П. Народное хозяйство Сибири. - Б.м.., 1922.
20. Российский государственный исторический архив. Ф. 1642. Оп. 1. Д. 59.
21. Государственный архив г. Тобольска. Ф. 580. Оп. 1. Д. 327.
22. Орловская губерния. Труды местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности. - СПб., 1903.
23. Государственный архив г. Тобольска. Ф.332. Оп.1. Д.153.
24. Кауфман, А.А. Переселение и колонизация. - СПб., 1905.
Bibliography
1. Simonova, M.S. Pereselencheskiyj vopros v agrarnoyj politike samoderzhaviya v konce KhIKh - nachale KhKh vv. // Ezhegodnik po agrarnoyj istorii Vostochnoyj Evropih. - M., 1970; Brusnikin, E.M. Pereselencheskaya politika carizma v konce KhIKh veka // Voprosih istorii. - 1965 -№ 1; Fyodorova, E.D. Pereselencheskaya politika carizma v konce KhIKh - nachale KhKh vv. // Politika carizma v Sibiri v KhIKh - nachale KhKh vv.: sb. nauch. stateyj. - Irkutsk, 1987; Khudyakov, V.N. Agrarnaya politika carizma v Sibiri v poreformennihyj period. - Novosibirsk, 1988; Ostrovskiyj, I.V. Agrarnaya politika carizma v Sibiri perioda imperializma. - Novosibirsk, 1991.
2. Stavrovskiyj, Ya.F. Pereseleniya v Sibirj / Ya.F. Stavrovskiyj, V.V. Alekseev. - SPb., 1906.
3. Gosudarstvennihyj arkhiv Tambovskoyj oblasti. F. 26. Op. 5. D. 1-a.
4. Gosudarstvennihyj arkhiv Voronezhskoyj oblasti. F. 26. Op. 16. D. 167.
5. Rossiyjskiyj gosudarstvennihyj istoricheskiyj arkhiv. F.1273. Op.1.D.394.
6. Serpovskiyj, N.A. Pereseleniya v Rossii v drevneyjshee i novoe vremya i ikh znacheniya v khozyayjstve stranih. - Yaroslavlj, 1885.
7. Verner, I. Kurskaya guberniya. Itogi statisticheskogo issledovaniya. - Kursk, 1887.
8. Gurvich, I.A. Pereseleniya krestjyan v Sibirj. - SPb., 1888.
9. Peshekhonov, A.V. Zemeljnihe nuzhdih derevni // Russkoe bogatstvo. - 1903. - № 11.
10. Rossiyjskiyj gosudarstvennihyj istoricheskiyj arkhiv. F. 1233. Op. 1. D. 10.
11. Rossiyjskiyj gosudarstvennihyj istoricheskiyj arkhiv. F.1149. Op.12, D.31.
12. Vitte, S.Yu. Konspekt lekciyj o narodnom i gosudarstvennom khozyayjstve, chitannihkh Ego imperatorskomu Vihsochestvu velikomu knyazyu Mikhailu Aleksandrovichu v 1900 - 1902 gg. - SPb., 1912.
13. Rossiyjskiyj gosudarstvennihyj istoricheskiyj arkhiv. F. 391. Op. 1. D. 1011.
14. Voronezhskaya guberniya. Trudih mestnihkh komitetov o nuzhdakh seljskokhozyayjstvennoyj promihshlennosti. - SPb., 1903.
15. Tikhonov, B.V. Pereselencheskaya politika carskogo praviteljstva v 1892-1897 gg. // Istoriya SSSR. - 1977. - № 1.
16. Kaufman, A.A. Sibirskie pereseleniya na iskhode XIX veka. - SPb., 1901.
17. Kolonizaciya Sibiri v svyazi s obthim pereselencheskim voprosom. Prilozhenie: Diagramma dvizheniya pereselencev iz Evropeyjskoyj Rossii v Sibirj. - SPb., 1900.
18. Pronin, V.I. Rolj gosudarstva v razvitii proizvoditeljnihkh sil Sibiri konca KhIKh - nachale KhKh vv. // Moya Sibirj: voprosih regionaljnoyj istorii i istoricheskogo obrazovaniya / pod. red. V.A. Zvereva. - Novosibirsk, 2002.
19. Oganovskiyj, N.P. Narodnoe khozyayjstvo Sibiri. - B.m.., 1922.
20. Rossiyjskiyj gosudarstvennihyj istoricheskiyj arkhiv. F. 1642. Op. 1. D. 59.
21. Gosudarstvennihyj arkhiv g. Toboljska. F. 580. Op. 1. D. 327.
22. Orlovskaya guberniya. Trudih mestnihkh komitetov o nuzhdakh seljskokhozyayjstvennoyj promihshlennosti. - SPb., 1903.
23. Gosudarstvennihyj arkhiv g. Toboljska. F.332. Op.1. D.153.
24. Kaufman, A.A. Pereselenie i kolonizaciya. - SPb., 1905.
Статья поступила в редакцию 14.03.12
УДК 947
Kuprianova I.V. OLD BELIEVERS OF ALTAI IN THE COURSE OF LIBERALISATION OF THE RELIGIOUSE LEGISLATION AND ADMINISTRATIVE PRACTICE OF THE END BY XIX - THE BEGINNINGS OF THE XX CENTURIES. In work processes of change of a legal status of Old Believers of Altai in connection with adoption of law of 1883 «About the rights of Old Believers» are described; practical application of the new legislation in the relation civil the rights and religious life of Old Believers is considered; the role of provincial administration and diocesan management of Russian Orthodox Church in these processes reveals.
Key words: Old Believers of Altai, the legislation on Old Believerst, the Edinovery, the compelled transition of Old Believers in Edinovery, the law on May 3, 1883 and its interpretations, the civil rights of Old Believers, relationship of Old Believers with dominating church.
И.В. Куприянова, канд. ист. наук, доц. АлтГАКИ, г. Барнаул, E-mail: [email protected]
СТАРООБРЯДЧЕСТВО АЛТАЯ В ПРОЦЕССЕ ЛИБЕРАЛИЗАЦИИ РЕЛИГИОЗНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА И АДМИНИСТРАТИВНОЙ ПРАКТИКИ КОНЦА XIX - НАЧАЛА XX ВВ.
В работе описаны процессы изменения правового положения старообрядцев Алтая в связи с принятием закона 1883 года «О правах старообрядцев»; рассматривается практическое применение нового законодательства в отношении гражданский прав и религиозной жизни старообрядцев; раскрывается роль губернской администрации и епархиального управления Русской Православной церкви в этих процессах.
Ключевые слова: законодательство о расколе, старообрядцы, Единоверие, вынужденный переход старообрядцев в единоверие, закон 3 мая 1883 года и его интерпретации, гражданские права старообрядцев, взаимоотношения старообрядцев с господствующей церковью.
